Аргонавты Вселенной (илл. Г.Малакова)

ГЛАВА ТРЕТЬЯ,

…Последовала короткая пауза. И только после нее Николай Петрович услышал несколько озадаченный голос Сокола, отвечавшего ему:

— Не так-то легко вылезти из гамака, Николай Петрович. Ремни здорово затянулись…

— Сейчас, сейчас, я помогу вам, — откликнулся Рындин.

Перед тем как покинуть навигаторскую рубку, академик внимательно просмотрел показания приборов. Стрелка указателя скорости уже. начала медленно подвигаться назад от отметки «11,5», все остальные индикаторы говорили о правильной работе автоматов, обслуживавших корабль. В эту секунду вспыхнула зеленая лампочка радиотелефона. Рындин быстро повернул выключатель радиоустановки: это был сигнал Земли!

— «Венера-1», «Венера-1», слышите ли меня? Я — Земля, я — Земля! — четко донеслось из репродуктора.

— Прекрасно слышу, — ответил дрогнувшим от волнения голосом Рындин.

— Как чувствуете себя? Все ли у вас в порядке? — продолжал голос Земли.

— Все в порядке. Осваиваемся с невесомостью. Приборы и аппаратура действуют безупречно. Хотел бы знать ваши данные.

— Мы держим вас в поле зрения ультракоротковолновых радиолокаторов. Сейчас работают посты Индии, Владивостока и плавучий пост Тихого океана. Сообщаем вам: по неизвестной еще причине астроплан при вылете с Земли немного уклонился от намеченного курса…

— Но как это могло случиться? Ведь все расчеты…

— Причины еще не установлены, но, так или иначе, астроплан уклонился. Пока что предполагаем, что это связано с какой-то неточностью в расчетах мощности двигателей ракетной тележки, которая не достигла нужного разгона. Иначе пришлось бы прийти к выводу, что астроплан оказался тяжелее расчетного веса. Как только выясним все это, сообщим вам. А пока нам пришлось форсировать работу атомитных ракетных двигателей самого корабля, чтобы выправить курс. Осталось только одно опасение: не вызвала ли эта форсированная работа ваших ракетных двигателей перерасхода горючего? Просим проверить. Хотя вы располагаете значительным резервным запасом атомита, все-таки лучше иметь точные сведения.

Академик Рындин снова удивленно пожал плечами: странно, как могла произойти подобная неточность? Мощность ракетных двигателей тележки проверялась не раз. И астроплан никак не мог оказаться тяжелее расчетного веса…

Он громко ответил в микрофон:

— Будет сделано. Проверим.

— Земля шлет вам горячий привет и пожелания успеха. Будем вызывать вас через наши мощные передатчики и дальше. До свидания, товарищи. До свидания, «Венера-1»!

— До свидания, Земля!

Зеленая лампочка погасла. Да, удивительно… «Тяжелее расчетного веса…» Почему?.. Впрочем, сейчас надо помочь Ван Луну и Соколу…

Николай Петрович начал передвигаться к центральной каюте. Все еще держась одной рукой за кожаную петлю в стене, он подтянулся к следующей, ухватился за нее и снова подтянулся дальше. Это было похоже на движения пловца, который плывет вдоль берега, перехватывая руками прибрежные камни и подтягиваясь к ним.

Оказавшись около раскрывшейся перед ним двери, Рындин выпустил из рук последнюю петлю и выплыл по воздуху в центральную каюту, держась в упругом воздухе так же свободно, как человек, плывущий под водой.

— А знаете, Николай Петрович, это очень забавно! — воскликнул Сокол. — Вы успели здорово освоиться. Ну, я не отстану от вас, вот увидите!

Он лежал на гамаке — именно на гамаке, а не в нем. Казалось, что эластичный гамак отталкивал от себя тело геолога. Николай Петрович усмехнулся, обратив на это внимание:

— Вполне понятное явление. Точно так же и меня выталкивало мое кресло. Ну, можете расстегнуть ремни, или помочь вам?

— Да смог бы и сам. Ведь я тоже осваиваюсь, — ответил уверенно Сокол. — Погодите, Ван, давайте по очереди. Я уже приготовился, а вы учтете мой опыт.

— Ладно, ладно, подожду, — откликнулся Ван Лун.

Рындин с усилием отстегнул тугой замок ремней, прикреплявших Сокола к гамаку. Замок щелкнул, ремень отлетел в сторону. Упругий гамак словно только и ждал этого. Он буквально отшвырнул от себя Сокола, который пролетел через всю каюту, беспомощно болтая руками и ногами, и ударился о противоположную стену под самым потолком.

— Ох, чорт возьми! — вскрикнул он.

— Хватайтесь за петли, за петли! — подбодрил его Рындин, едва сдерживая смех. — И не делайте резких движений!

Но было уже поздно. Энергичному Соколу трудно было сразу перейти к замедленным, плавным движениям. Ударившись о стену, он немедленно отлетел от нее в обратную сторону, не успев ухватиться за петли. А резкое движение, которым он хотел достичь ближайшей петли, заставило его тело перевернуться в воздухе, и он полетел обратно к гамаку.

С трудом он успел схватиться за его край и задержаться.

Вадим Сокол уже не улыбался. На его худощавом лице с большими, светлыми, чуть выпуклыми, близорукими глазами, казавшимися еще больше под круглыми очками, было заметно явное раздражение. Всегда непослушные белокурые кудрявые волосы были взлохмачены. Николай Петрович, вспоминая свое первое путешествие по навигаторской рубке, мог только посочувствовать геологу. Зато Ван Лун широко улыбался, наблюдая за нетерпеливым товарищем.

— Очень интересное зрелище, — добродушно приговаривал он. — Известный геолог Вадим Сергеевич Сокол овладевает новой стихией! Как это надо сказать… борьба с невесомостью, или что такое равновесие? Вадим, держитесь крепче. Это очень-очень историческое мгновение!

— Ладно, ладно, — пробормотал в ответ Сокол. — Вылезайте сами, уважаемый товарищ, посмотрим, как это выйдет у вас.

— Учтем ваш опыт, дорогой друг, учтем!

Действительно, Ван Лун не повторил ошибок своего товарища. Он, отстегивая ремни, крепко держался за гамак. Затем нарочито замедленным движением протянул руку к ближайшей кожаной петле на стене каюты, подтянулся к ней и, улыбаясь, взглянул на все еще сердившегося Сокола:

— Делаю заключение, или вывод. В таких делах избыток энергии — не первый помощник. Это хорошо, очень хорошо, когда много энергии. Только не тут. Думаю, тут лучше немного аналитического мышления. А также делать правильные выводы из явлений. Да, Вадим?

— Приберегите шуточки до лучшего случая, — огрызнулся Сокол. — Посмотрел бы я на вас, если бы вы вылезли из гамака первым!

— Юпитер, ты сердишься — значит ты неправ! — все так же добродушно отозвался Ван Лун.

— Ничего, ничего, Вадим, — утешительно заметил Рындин, — я испытывал нечто похожее, когда отстегнул ремни своего кресла. Ничего, потом привыкнете, освоитесь. Я тоже все время присматриваюсь и подмечаю правильные и неправильные движения у вас. И это помогает. Главное, как я вижу, — это плавность движений.

Николай Петрович протянул руку и взялся за тонкую стойку. Легко подтянувшись, Рындин оказался почти у стены. Вдоль нее, как и вдоль других стен, тянулись перила. Держась за них, можно было легко передвигаться в нужном направлении. Стоя у стены, Рындин сказал:

— Видите, в конце концов все это очень просто! Теперь, друзья мои, привыкайте, а я снова отбываю в навигаторскую. Взгляну еще раз на приборы. С Земли сообщили, что им пришлось форсировать работу ракетных двигателей. Надо проверить, в чем тут дело. А вы подумайте о завтраке. Да повкуснее: такое знаменательное событие, как первый час в межпланетном пространстве и потеря веса, можно и отпраздновать!

— Правильно, Николай Петрович, завтракать! Потеряв вес, следует пополнить хотя бы массу, — уже весело подхватил Сокол. Врожденное чувство юмора победило его раздражение, да и вообще геолог не умел долго сердиться. — А как думает наш шеф-повар?

— Шеф-повар думает: первый завтрак в астроплане — это тоже историческое событие, — многозначительно изрек Ван Лун в ответ.

Продвигаясь вдоль перил, Николай Петрович перешел в навигаторскую рубку. Сокол глянул на Ван Луна:

— Ну, Ван, давайте практиковаться в передвижении. Держу пари, что вы останетесь в хвосте! А пока можете острить сколько вам угодно. Все равно я беру на себя первые пробы, а вы лишь повторяете сделанное мною. Ага, уязвил?

Стараясь не делать ни одного резкого движения, Сокол начал путешествие по каюте. Теперь и ему представлялась полная возможность убедиться в том, как остроумно была оборудована каюта, как хорошо поработали конструкторы внутренних помещений корабля. Перила, протянувшиеся вдоль стен, кожаные петли в стенах и потолке, плоские металлические держатели, поставленные в самых разнообразных местах, стояки, соединявшие пол и потолок каюты, — все это давало возможность легко двигаться во всех направлениях, переходя от одной надежной опоры к другой.

Чтобы проверить себя, Сокол попробовал ни за что не держаться и встать, на ноги. Тотчас же он почувствовал, как каюта медленно поворачивается вокруг него. Она качнулась в одну сторону, в другую, остановилась и снова поплыла, пока не оказалась в явно перевернутом положении. Глупая картина! И Ван Лун почему-то стоит вниз головой и, кажется, усмехается лукавыми узкими глазами…

Сокол снова схватился за перила. Казалось, что он с огромной силой повернул вокруг себя всю каюту — и так же решительно остановил ее, когда увидел, что Ван Лун принял нормальное положение, вниз ногами. Так, все правильно!

— Похоже на цирк, — отозвался Ван Лун. — Однако очень печально видеть, как твой товарищ постоянно становится вверх ногами…

— Только с вашей точки зрения, Ван. А с моей — вы ведете себя просто непристойно. Стоит мне на минуту отвести от вас глаза, как вы сразу пользуетесь этим и становитесь на голову или принимаете еще какую-нибудь нелепую балаганную позу. Ученый, серьезный взрослый человек, профессор с мировым именем, — и вдруг такие трюки! Да, кстати, будьте добры, сложите гамаки, вы находитесь ближе к ним.

— Есть сложить гамаки. И даже, полагаю, не буду невежливо острить. Такой ваш плохой опыт использовать не собираюсь.

Ван Лун, все время внимательно следивший за движениями Сокола, видимо делал выводы. Уверенно двигаясь вдоль стены, он добрался до рычажного устройства около гамаков и, не выпуская из левой руки перил, правой с силой отвел рычаг вниз. Оба гамака послушно поползли вверх. Система тросов и амортизаторов подтянула их к потолку. В каюте сразу стало просторнее.

Вадим заглянул в иллюминатор. Ничего не видно… Ах, да! Он забыл, что перед стартом все иллюминаторы были закрыты внутренними металлическими заслонками. С какой стороны Солнце? Конечно, с правой, ведь они вылетали на восток. Значит, с этой, левой, можно открыть ставню.

— Ван, выключите свет!

Раздался характерный щелчок выключателя. В каюте стало совершенно темно. Сокол опустил заслонку иллюминатора.

— Великолепно! — воскликнул за его спиной Ван Лун.

Они прильнули к стеклу. Перед путешественниками открылась изумительная в своей величественности картина Большой Вселенной. Это была глубокая ночь — и вместе с тем ночь, сияющая блеском бесчисленных далеких огней, холодных и в то же время пылающих. Неизмеримо отдаленный небосвод будто был застлан черным бархатом. И на нем, разбросанные в прихотливых и сложных узорах, сверкали мириады ярких звезд — белых, оранжевых, красных, зеленоватых, голубых. Никогда никто из жителей Земли не видел подобного зрелища! Поражала не только необычайная ясность, с которой глаз без труда различал любую звезду — от крупной и слепящей до самой маленькой, казавшейся крохотной искоркой, выглядывавшей робко из глубокой складки небесного черного бархатного занавеса. Самым поразительным было то, что ни одна из звезд не мерцала, не переливалась, то притухая, то снова делаясь ярче, как это было привычным для жителей Земли, — нет, каждая звезда, крупная или мелкая, излучала неослабевающий далекий, но ровный свет.

И Сокол и Ван Лун были изумлены видом знакомых им с детства созвездий. Да и в самом деле, разве перед ними сейчас были те несложные комбинации из нескольких звезд, к которым привыкло человечество, всегда наглухо отделенное от чудесных картин Вселенной толстой пеленой земной атмосферы, безжалостно гасящей краски и яркие цвета! Те редкие мерцавшие звезды были лишь грубой канвой созвездий Большого Космоса. Только теперь Ван Лун и Сокол видели по-настоящему, с каким неисчерпаемым богатством фантазии вышивала природа эти сверкающие небесные узоры. Они отличались от видимых с Земли созвездий не меньше, чем многокрасочная талантливая картина от сухого и вялого рисунка карандашом. Вот выразительный крест Лебедя, вот недалеко от него неправильный четырехугольник Лиры. Еще дальше — выгнутый, словно приготовившийся к прыжку, Дракон, а около него, почти в сгибе его тела, начинается такая знакомая еще с детства вытянутая кастрюлька Малой Медведицы…

Вадим Сокол воскликнул:

— Ради одного этого чудесного зрелища я готов перенести любую перегрузку! Да неужели вы не ощущаете поэтичности этой несравненной картины?

Ван Лун покосился на своего экспансивного друга. Он лукаво прищурился:

— Спорить не могу, поэзия — очень хорошо и космическое небо — тоже. Но Николай Петрович придет и спросит: где завтрак? Вам можно заниматься поэзией. Шеф-повар должен подумать о прозе. А чтобы готовить завтрак, нужен свет. Значит, и вам придется сделать поэтическую паузу…

— Сухарь! Безнадежный сухарь!

— Очень приятно. Но небо, думаю, не изменится, пока мы позавтракаем, — кротко утешил Вадима Ван Лун, включая свет в каюте. — А как будет действовать невесомая автоматика?

Он уже успел благополучно перейти — или, может быть, правильнее сказать, «переплыть» — к противоположной стене каюты. Оторвавшись от зрелища космического неба, Сокол наблюдал за действиями друга.

Ван Лун повернул рукоятку в стене. Вслед за этим от стены отделилась небольшая квадратная панель и плавно опустилась вниз на коленчатых подставках, превратившись в стол. В открывшемся за ней проеме стены оказались полки вместительного буфета, уставленные посудой необычной формы, консервными банками, странными стеклянными бутылками — сплюснутыми, как фляжки; плоские стороны этих бутылок были резиновыми. Ван Лун уверенными движениями снимал с полок посуду, зажатую пружинными зажимами, и устанавливал ее на столе в такие же зажимы, каждый из которых соответствовал той или иной форме посуды. Расставив все на столе, Ван Лун удовлетворенно присвистнул:

— Совсем как в образцовом ресторане! Теперь еще салфетки. И можно приступать к еде.

— Без чаю, без горячего? — разочарованно отметил Сокол.

— Очень-очень сожалею. Зато получите стакан вина, хорошего вина, — утешил его Ван Лун. — Если, конечно, Николай Петрович разрешит…

— А почему бы ему не разрешить? — раздался веселый голос Рындина, показавшегося в дверях каюты. — Наоборот, он целиком поддерживает вашу идею, Ван. Сегодня — особый день. Стакан вина сегодня — это хорошо!

— Только странно как-то, что нет стульев. Кажется, что все не так, — посетовал Сокол, приближаясь к столу.

— Обойдемся, Вадим! А потом, поверьте мне, что воздух в наших условиях лучше самого удобного стула. Не забудьте только закрепиться пружинами у стола. Начнем, друзья!

Рындин первый «сел» у стола, приняв обычную позу сидящего человека. Этому помогло и то, что он защелкнул вокруг каждой ноги под столом пружинные кольца, вделанные под квадратной панелью. Его примеру последовали остальные. Теперь не приходилось опасаться, что неосторожное, резкое движение оттолкнет человека от стола и вынесет его на середину каюты.

Они «сидели» вокруг стола и, улыбаясь, поглядывали друг на друга. Действительно, вид человека, по сути ни на чем не сидящего, несмотря на схожую позу, а просто висящего в воздухе, был достаточно забавным.

Николай Петрович взял одну из бутылок, вынул из нее пробку и перевернул бутылку горлышком вниз. Как и следовало ожидать, из нее не вылилось ни капли. Тогда Рындин поднес бутылку к своей чашке — тоже необычной формы, суживавшейся кверху. Он вставил горлышко бутылки в верхнюю часть чашки и слегка нажал на резиновые стенки. Из горлышка медленно выползла большая красная капля вина. Она тоже явно не хотела отделяться от горлышка; несмотря на довольно большой объем, эта капля тотчас пряталась обратно в бутылку, стоило лишь слегка уменьшить давление на резиновые стенки. Рындин слегка встряхнул бутылку:

— Ну, отделяйся!

Крупная капля вина оторвалась от горлышка и осталась в чашке.

— Первый бокал готов!

Таким же образом Рындин наполнил остальные чашки и вставил бутылку обратно в зажим на столе.

— Наш первый тост — за великую советскую Родину, за советский народ! — торжественно произнес он, поднимая свою чашку.

Каждый взял по тонкой стеклянной трубочке и через нее выпил вино. Первым оторвался от чашки Сокол.

— Чудесное вино, — сказал он. — Никогда не пил такого!

— Скажу: все-таки космическое, — откликнулся Ван Лун.

— Но трубочка чертовски мешает, — продолжал Сокол. — Куда приятнее было бы пить без нее, прямо из чашки.

— А вы попробуйте, если для вас мало хорошо известных всем нам теоретических данных, — хитро подмигнул Ван Луну Рындин.

— Да нет, я понимаю, что это необходимо. А все-таки интересно попробовать. Неужто не справлюсь, даже если буду очень осторожным? — ответил Сокол.

Геолог выпустил трубочку из пальцев; она не осталась висеть в воздухе, а медленно поплыла к столу. Ван Лун с интересом следил за Соколом, который поднес чашку ко рту, попробовав потянуть из нее вино.

— Так, так, неугомонный вы экспериментатор, — шутливо подзадорил его Рындин. — Энергичнее!

Рука Вадима Сокола неожиданно вздрогнула, чашка качнулась. В ту же секунду из чашки вылетела шарообразная капля вина величиной с небольшое яблоко. Покачиваясь в воздухе и блестя круглыми боками, она пролетела мимо головы Сокола и понеслась дальше по каюте.

— Лови, лови! — воскликнул Ван Лун. — Вино улетает!

Капля плыла в воздухе дальше и дальше.

— Придется вам, действительно, ловить эту каплю: иначе она растечется по первому же предмету, с которым столкнется, — преодолевая смех, сказал Николай Петрович.

Сконфуженный Сокол выдернул ноги из пружинных колец и бросился вдогонку за каплей. Но поймать ее было нелегким делом. От малейшего колебания воздуха круглая капля сейчас же отклонялась в сторону, изменяя свое направление. Сокол настойчиво преследовал ее, но капля, словно живое существо, каждый раз уклонялась от него, подталкиваемая колебаниями воздуха, которые невольно производил своими движениями Сокол.

— Наверно, придется ловить прямо в рот! Руки очень сильно заняты, — невозмутимо заметил Ван Лун, наблюдая за стараниями Вадима.

Сокол, видимо, растерялся. Резким движением вытянутой вперед руки он попытался настичь каплю и схватить ее, забыв, что это жидкость. Ему посчастливилось зацепить каплю рукой — и тотчас она исчезла. Красное вино мгновенно облепило руку Сокола, быстро растеклось по пальцам и дальше под рукав. На манжете рубашки Вадима появилось ярко-красное пятно. И вся кисть будто оделась в красную перчатку — вино тонким слоем покрыло ее.

Рындин и Ван Лун дружно смеялись, пока Сокол, вернувшись к столу, смущенно вытирал руку салфеткой.

— Ну, жертва любопытства, убедились теперь, что с трубочкой удобнее? И что вообще, пожалуй, не стоит ревизовать данные нашей подготовки? — дружески осведомился Николай Петрович.

Сокол молча кивнул головой. Да, очевидно этот эксперимент был лишним…

Ван Лун вскрыл банку консервов и разложил содержимое по тарелкам. Здесь неожиданностей не было. Каждый хорошо помнил подготовку к условиям жизни без веса и ел осторожными, замедленными движениями. Сокол отметил про себя, что самым трудным было освоиться с полным отсутствием веса у кусочков пищи. Всякий раз рука, подчиняясь многолетней привычке к земным условиям, будто сама пыталась с соответствующим усилием приподнять кусок пищи. И если бы постоянным контролем не удавалось ее удерживать, всякий раз пища отлетала бы к потолку каюты.

Наконец завтрак был закончен. Ван Лун вынул из кармана свою трубку и набил ее табаком. Взяв трубку в рот, он вынул спички…

— Ван, дорогой, а вы помните наш уговор? — остановил его Рындин. — Не больше двух трубок в сутки. Мы не можем тратить драгоценный воздух на вашу дурную привычку!

— Николай Петрович, — жалобно взмолился Ван Лун, — позволю себе защититься. Это всего только первая! По крайней мере, в астроплане!

— Ну ладно, — махнул рукой Рындин. — И все-таки куда лучше бы вам вовсе бросить курить… А, да разве вас убедишь, этакого заядлого курильщика!

Ван Лун зажег спичку, как всегда выжидая, пока сгорит ее головка. Но спичка почти сразу погасла. Ван Лун зажег вторую. Но и эта погасла так же быстро. Сокол вопросительно взглянул на Рындина и заметил на его лице лукавую усмешку.

— В чем тут дело, Николай Петрович? — спросил он.

Рындин рассмеялся:

— Да ни в чем особенном, друг мой. Ван Лун, видимо, тоже экспериментирует или просто забыл одну из деталей нашей предполетной подготовки. А обязан был помнить, особенно если ему так хочется продолжать отравлять себя никотином. Это естественное явление для нашего невесомого мира. Спичка в обычных условиях горит лишь потому, что нагретый ее пламенем воздух поднимается вверх. Он расширяется от нагревания, становится более легким — и его вытесняют окружающие слои воздуха, холодные и потому более тяжелые. Значит, на Земле воздух все время поступает к пламени, поддерживая горение. А тут…

— Понимаю, вспомнил! — прервал его Сокол. — Здесь нет веса, поэтому нагретый воздух не становится легче, он остается около спички и не допускает к пламени свежего кислорода. Спичка гаснет. Все это так. Значит…

— Значит, надо слегка обдувать горящую спичку, чтобы удалять продукты горения и доставлять новый кислород для пламени, что мы сейчас и попробуем сделать для Ван Луна, — закончил Рындин. — Кстати, из всего этого выясняется, Ван, что вы без посторонней помощи не можете зажечь спичку. Великолепно, есть способ строго контролировать ваше курение!

Ван Лун зажег третью спичку, а Сокол осторожно начал помахивать над ней рукой. Пламя разгорелось. Сокол, не переставая, обмахивал огонек. Ван Лун так же осторожно зажег трубку и с наслаждением затянулся. Седые струйки дыма слоями повисли в воздухе около Ван Луна…

И вдруг Сокол закашлялся, глотнув дыма, и даже чихнул. Ван Лун виновато взглянул на него.

— Будьте здоровы, Вадим… — начал он — и сразу остановился: ему показалось, что у противоположной стены тоже чихнул кто-то. Что за чертовщина?.. Ван Лун вынул трубку изо рта и с недоумением спросил: — Думаю, акустические эффекты не могут появляться из-за утраты веса? Откуда такое громкое эхо?

Ему отвечали не менее удивленные взгляды Рындина и Сокола: конечно, потеря веса не имела никакого отношения к эхо!

Ван Лун хотел было положить трубку на стол, но, вспомнив о невесомости, просто оставил ее в воздухе. Затем он выразительно приложил палец к губам и тихо двинулся вдоль стены туда, откуда донеслось странное эхо.

Там, в стене, находилось несколько высоких ниш, скрытых подвижными шторными крышками, какие бывают на конторских столах. В этих нишах хранились усовершенствованные легкие скафандры с аппаратами для дыхания. В астроплане было всего четыре таких скафандра: три — в нишах центральной каюты и один, запасной, — на складе. Они могли очень пригодиться на случай необходимости работать в атмосфере, непригодной для дыхания, или вводе. Если понадобится, в этих скафандрах можно было даже выйти из корабля в межпланетном пространстве: они были достаточно упругими, несмотря на свою легкость, и обогревались электричеством.

Ван Лун приблизился к крайней нише, откуда, как ему казалось, донеслось необычайное эхо. Он снова прислушался. Тишина. Две пары глаз, Рындина и Сокола, внимательно следили за его действиями. Сокол приподнялся от стола:

— Что вы хотите делать, Ван?

Ван Лун остановил его жестом руки. У него были свои соображения. Придерживаясь за кожаную петлю, он нажал кнопку в стене. Шторка скользнула вниз, открывая нишу.

В ней, как и следовало ожидать, стоял прикрепленный к стене зажимами серо-зеленый, покрытый металлической сеткой, резиновый костюм с прозрачным, закругленным сверху цилиндром из прочнейшего органического стекла. Цилиндр-шлем тускло поблескивал, отражая свет из каюты. Кроме скафандра, в нише не было ничего.

Ван Лун нажал еще одну кнопку. Яркий свет внутренней электрической лампочки залил нишу.

И команда астроплана с изумлением увидела в прозрачном цилиндре-шлеме чье-то лицо. На Ван Луна растерянно смотрели широко открытые глаза неизвестного человека, находившегося в скафандре.