Арфист на ветру

2

На Хед они прибыли спустя четыре дня и четыре ночи. Шесть кораблей повернули на запад, в пролив, чтобы дожидаться в Кэйтнарде, а Бри повел свое судно к Толу. Моргон, утомленный постоянным ожиданием неведомой беды, пробудился от короткой дремоты, когда корпус корабля стукнулся о пристань. Он вздрогнул и сел, услышав, как Бри кого-то дружески ругнул. Люк открылся, и Моргон сощурился от яркого света факела. В ноздри ворвался запах земли Хеда.

Сердце внезапно заухало. Рэдерле, сидящая рядом с ним, почти зарывшись в меха, сонно приподняла голову.

– Вот ты и дома, – сказал Бри, улыбаясь в свете факела, и Моргон вскочил на ноги и быстро вскарабкался по лесенке на палубу. Тол представлял собой горсточку строений, рассеянных в тени, которую отбрасывали под луной крутые скалы. Теплый неподвижный воздух знакомо пах коровами и зерном.

Едва ли Моргон понимал, что заговорил, пока Бри, опустив фонарь, не ответил:

– С подветренной стороны на полночь. Мы попали сюда быстрее, чем я предполагал.

Волна лениво наползла на песок и, откатываясь, развила кудрявый гребень в тонкое серебряное кружево. Бледная, словно кость, прибрежная дорога бежала, петляя, прочь от гавани и пропадала в тени. Моргон высмотрел едва заметную линию над скалами, там, где дорога появлялась вновь и тянулась, отделяя пастбища от полей, пока не заканчивалась у акренского крыльца. Руки его вцепились в поручень. Моргон слепо озирал изгибы и петли другой дороги, той, что привела его на Хед на корабле, полном мертвецов, и береговая дорога к Акрену показалась ему внезапно не более чем еще одним крутым витком во тьме.

Рэдерле произнесла его имя, и его руки обмякли. Он услышал, как падают на причал сходни, и сказал Бри:

– Я вернусь до рассвета.

Коснулся плеча старого моряка и добавил:

– Спасибо тебе.

Он вел Рэдерле мимо погруженных в сон рыбачьих домишек и вытащенных на песок потрепанных лодок, на которых дремали чайки. Шаг за шагом он вспоминал во тьме дорогу на вершину скалы. Поля плавно тянулись в лунном свете, заворачиваясь вокруг холмиков и впадин, со всех сторон сбегаясь к Акрену. Ночь была беззвучна; вслушиваясь, он уловил медленное и мирное дыхание коров и слабое поскуливание задремавшего пса. В акренских окнах мерцал свет. Моргон решил было, что свет горит на крыльце, но, когда они приблизились, понял: нет, в доме кто-то не спит. Рэдерле молча шагала рядом с ним, поглядывая на полевые изгороди, посадки бобов, созревающие хлеба. Наконец, когда они подошли к Акрену достаточно близко для того, чтобы разглядеть его очертания на фоне звезд, дочь Мэтома нарушила молчание.

– Какой маленький дом, – сказала она с удивлением в голосе.

Моргон кивнул.

– Меньше, чем казался...

В горле у него пересохло, все мышцы тела напряглись в ожидании. Он заметил движение в одном из окон, неясное в отблесках свечей, и подумал: кто бы это мог так поздно бодрствовать в их доме? Затем на него неожиданно обрушился запах влажной земли, оплетенной корнями; воспоминание за воспоминанием пускало побеги, и тоненькие корешки землезакона начали пронизывать Моргона, пока на какую-то долю секунды он не перестал ощущать свое тело и разум его не охватил всю хедскую землю. Он замер, жадно глотая воздух. Человек за окном пошевелился. Загородив собой свет, он всматривался в ночь – крупный, широкоплечий, безликий. Внезапно он повернулся и промелькнул в другом, потом в третьем окне. Двери Акрена распахнулись настежь; коротко гавкнула собака, послышались шаги на крыльце. Кто-то пересек двор и остановился под угловатой тенью крыши.

– Моргон? – Это имя прозвучало вопросом в неподвижном воздухе. Затем оно повторилось, взлетев криком, переполошившим всех собак, по мере того как эхо все дальше и дальше катилось по полям. – Моргон!

Элиард подбежал к нему прежде, чем Моргон успел пошевелиться. Волосы у его брата были цвета масла, на плечах вздулись крутые узлы мускулов, лицо, освещенное луной, поразительно напоминало отцовское. Элиард едва не задушил Моргона в объятиях, истово лупя его кулаком по лопаткам.

– Давненько ты не показывался дома, – вырвалось у него, и, сказав это, Элиард заплакал.

Моргон попытался заговорить, но в горле было слишком сухо; он прижался лбом к плечу брата.

– Ты человек-гора, – прошептал он. – Уймись наконец...

Элиард оттолкнул его и принялся трясти за плечи.

– Я, знаешь, прямо только что ощутил твой разум внутри моего, точно так же, как и прежде, во сне – когда ты был в этой горе... – Слезы струились по его лицу. – Моргон, прости меня, прости, прости...

– Элиард...

– Я знал, что ты в беде, знал и ничего не сделал... Но я не представлял себе, что я могу сделать, а потом ты умер и землеправление перешло ко мне... Ну а теперь ты вернулся – а у меня все то, что по праву принадлежит тебе. Моргон, клянусь, если бы это было возможно, я бы вырвал из себя это землеправление и опять отдал тебе...

Моргон стиснул брата что было сил, и тот умолк.

– Не говори мне этого больше. Никогда.

Элиард без слов воззрился на него, и Моргон почувствовал, что держит в своих объятиях не просто брата, а всю силу и невинность Хеда. Он сказал уже спокойнее, обняв эту невинность своими руками:

– Ты – плоть от плоти этой земли. И мне нужно, чтобы ты оставался здесь и заботился о Хеде. Мне нужно это так, как ничто другое.

– Но, Моргон, ты тоже плоть от плоти этой земли. Это твой дом, ты пришел домой...

– Да. До рассвета.

– Нет! – Пальцы Элиарда снова стиснули плечи Моргона. – Не знаю, от чего ты бежишь, но я не потерплю, чтобы ты опять исчез. Ты останешься дома. Мы можем биться за тебя. Хотя бы вилами и косами. Или я попрошу у кого-нибудь войска...

– Элиард...

– Заткнись! Может быть, у тебя лапы, как у медведя, но больше ты не зашвырнешь меня в розовые кусты Тристан. Ты останешься здесь, ты родом отсюда...

– Элиард, да прекрати ты орать!

Он легонько встряхнул брата за плечи, и тот умолк от удивления. Затем вокруг них взметнулся небольшой смерч – это примчалась Тристан, а за ней собаки – с веселым лаем, который смешивался с радостными возгласами сестры Моргона. Тристан, не останавливаясь, налетела на Моргона и кинулась ему на шею, уткнулась лбом в его ключицу и замерла. Он целовал ее в голову, в плечи и в руки, куда только могли добраться его губы, затем отодвинул от себя и, взяв обеими руками ее лицо, поднял так, чтобы видеть глаза.

Сейчас он едва узнавал ее – что-то в его взгляде побудило ее опустить глаза, и она снова молча обвила брата руками. Затем она увидела Рэдерле, потянулась к ней, а собаки лаяли и становились лапами ему на грудь, пытаясь лизнуть в щеку. В окнах дальних домиков начали зажигаться огоньки.

На какой-то миг Моргон ощутил прилив глубочайшего отчаяния, а затем просто-напросто успокоился – подобно тому как спокойно бежит под ногами дорога, а с неба льется лунный свет. Собаки отступили. Тристан и Рэдерле прекратили щебетать и снова обратили свои взгляды к князю Хеда. Элиард стоял как вкопанный, невольно заражаясь его молчанием.

– Что-нибудь неладно? – наконец спросил он уже совсем невесело.

Моргон подошел к нему и устало положил руки на плечи брата.

– Слишком многое, – сказал он. – Элиард, я навлекаю на тебя опасность просто тем, что стою здесь и говорю с тобой. Давай хотя бы войдем в дом.

– Давай, – сказал Элиард, не двигаясь с места.

Лицо его обратилось теперь к Рэдерле – она стояла, точно пятно из теней и туманных линий, с огнисто посверкивающими самоцветами шпилек в растрепанных волосах. Рэдерле улыбнулась, и Моргон услышал, как Элиард закашлялся.

– Рэдерле Анская? – спросил он на всякий случай, и девушка кивнула в ответ, произнеся одновременно:

– Да.

Она протянула руку, и Элиард пожал ее так, как если бы рука эта была из мякины и могла в любой момент развеяться. Неловкость связала его язык.

– Мы проплыли всю дорогу до Исига и обратно, ища тебя, Моргон, – похвасталась Тристан. – Где ты был? Откуда ты... – Голос ее осекся. – Откуда ты приплыл?

– Из Ануйна, – ответил Моргон. Он уловил неуверенность, замелькавшую в ее глазах, и прочел ее мысли. – Ну так давайте-ка пройдем в дом, – сказал он еще раз устало. – Там и наговоримся.

Ладошка сестры скользнула в его руку, и вместе они вступили в Акрен.

Тут же Тристан побежала на кухню собрать что-нибудь на стол, Элиард же тем временем зажег факелы и смахнул с лавки перепутанную сбрую, чтобы им было где расположиться.

Он стоял возле стола, глядя на Моргона, и вдруг угрюмо потребовал:

– Хотя бы объясни мне так, чтобы я мог понять. Почему ты не можешь остаться? Куда тебе прямо сейчас настолько срочно нужно ехать?

– Не знаю. Никуда. Куда-нибудь, где меня нет. Оставаться на одном месте для меня – гибель.

Элиард пнул скамейку носком сапога и взорвался:

– Почему?!

Моргон закрыл лицо руками.

– Я и сам еще не разобрался, – признался он. – Разрешить неразрешимую... – И запнулся, увидев лицо Элиарда. – Знаю, если бы тогда я остался дома, вместо того чтобы уехать учиться в Кэйтнард, я бы теперь не сидел здесь среди ночи, желая руками удержать зарю и боясь сказать тебе, какой груз я привез на Хед.

Элиард медленно опустился на лавку и часто заморгал:

– И какой же?

По лестнице поднялась Тристан, неся в руках огромный поднос, уставленный пивом, молоком, свежим хлебом и фруктами, остывшими кусками жареного гуся, маслом и сыром. Она бережно водрузила поднос на стол между братьями. Моргон подвинулся, и Тристан села возле него и принялась разливать пиво в толстые кружки. Первую кружку она вручила Рэдерле, которая осторожно пригубила напиток. Моргон следил за тем, как ловко управляется за столом Тристан. Она нетерпеливо смотрела на пивную пену, ожидая, пока та осядет, разливала напиток бережно и медленно. Потом она бросила на Моргона беглый взгляд, опустила глаза, и он, не выдержав общего молчаливого ожидания, негромко сказал ей:

– Я встретил Дета в Ануйне. И не убил.

Тристан бесшумно выдохнула, поставила кувшин с пивом на одно колено, а кружку на другое и взглянула на брата.

– Я не хотела спрашивать, – тихо сказала она.

Моргон потянулся к сестре, коснулся ее лица; он видел, что ее глаза прослеживают белые дуги шрамов на его ладони.

– Не мое это дело, – просипел, слегка пошевелившись, Элиард. – Но ты ведь гнался за ним через весь Обитаемый Мир. – Слабая надежда проступила на его лице. – И он... Он объяснил?

– Он ничего не объяснил. – Моргон принял у Тристан пиво и отхлебнул, чувствуя, как кровь скова приливает к его лицу. – Я шел по его следу через Ан и настиг его в Ануйне двенадцать дней назад. Я стоял перед ним в королевском зале и объяснял, что собираюсь его убить. Затем я поднял свой меч обеими руками, а он между тем так и стоял не двигаясь и следил, как поднимается над ним мой клинок.

Моргон умолк. Лицо Элиарда стало суровым.

– И что же случилось?

– Случилось... – Моргон принялся искать нужные слова, шаря в воспоминаниях. – Я не убил его. Есть одна древняя имрисская загадка: кто такие были Байло и Белу и как они были связаны? И он, и она родились одновременно, и смерть их, как было предсказано, случилась в один и тот же час. Чем дальше, тем больше они ненавидели друг друга, но были связаны уже настолько сильно, что один не мог убить другого, не погубив при этом себя.

Элиард разглядывал лицо Моргона со странным интересом.

– Так все дело в загадке? Это она помешала тебе убить его?

Моргон сел на свое место. С минуту он молча потягивал пиво, размышляя: а имело ли хоть что-нибудь, что он делал в жизни, какой-то смысл для Элиарда? Тем временем брат его подался вперед и мягко ухватил Моргона за руку.

– Ты однажды обозвал меня дубовой головой. Возможно, ты и прав. Но я рад, что ты его не убил. Я понял бы почему, если бы это понял ты сам. Но, боюсь, я никогда не буду уверен в том, что ты мог бы, а чего не мог бы сделать. – Он выпустил руку Моргона и протянул ему гусиную ножку. – Поешь.

Моргон посмотрел на брата и мягко произнес:

– У тебя задатки прекрасного отгадчика.

Элиард покраснел и фыркнул:

– Ты бы не загнал меня в тупик в Кэйтнарде. Ну ешь же.

Он нарезал тонкими ломтями хлеб, сыр, мясо и придвинул к Рэдерле. Поймав ее улыбку, он наконец-то смог с ней заговорить.

– Вы с ним... Вы поженились?

Она покачала головой, откусывая от ломтя хлеба с мясом.

– Нет.

– Тогда что же выходит? Ты решила приехать сюда, чтобы ждать его возвращения? – Элиард выглядел настороженно, но голос его потеплел. – Мы рады принять тебя.

– Нет. – Рэдерле говорила с Элиардом, но Моргону казалось, что она отвечает ему. – Я больше не стану ждать.

– Тогда что же ты собираешься делать? – спросил Элиард. – Где ты будешь жить? – Взгляд его обратился к Моргону. – А что собираешься делать ты? После того, как покинешь нас на заре? У тебя есть об этом хоть какое-то представление?

Моргон кивнул:

– Есть. Правда, довольно смутное. Мне нужна помощь. И нужны ответы. По слухам, последние из волшебников собираются в Лунголде, чтобы бросить вызов Гистеслухлому. Волшебники могут оказать мне помощь. А Основатель может дать кое-какие ответы.

Элиард посмотрел на него с удивлением, вздохнул и тяжело поднялся на ноги.

– Почему ты просто-напросто не задал свои вопросы, пока был на горе Эрленстар? Это избавило бы тебя от лишних хлопот. Что ты собираешься делать, Моргон? Кого расспрашивать? Клянусь, у пробки в пивном бочонке больше здравого смысла, чем у тебя. Что он, по-твоему, сделает? Вытянется по струнке и ответит?

– Чего ты от меня хочешь? – Моргон вскочил, разрываясь от гнева и муки, пытаясь понять, спорит ли он с Элиардом или с косностью и упрямством родного острова, где для него вдруг больше не оказалось места. – Ты хочешь, чтобы я сидел здесь, пока он не постучит в твою дверь, явившись за мной? Может быть, ты откроешь глаза и увидишь меня вместо призрака, который живет в твоих воспоминаниях? Я заклеймен звездами во лбу и роговидными шрамами на руках. Я могу принять почти любой облик, который имеет хоть какое-то название. Я сражался, я убивал, я намерен убивать еще и еще. У меня есть имя, которое древнее Обитаемого Мира, и нет дома, разве что в воспоминаниях. Я загадал загадку два года назад и теперь заблудился в лабиринте новых загадок, едва ли я знаю, как начать искать выход. Сердце этого лабиринта – война. Хотя бы раз в жизни взгляни за пределы Хеда. Или ты не чуешь, какой кругом ужас? Весь Обитаемый Мир на грани войны. И нет защиты для Хеда.

– Война? О чем ты говоришь? Идут бои в Имрисе, но в Имрисе всегда идет война. Она была, есть и будет.

– А ты знаешь, с кем сражается Хьюриу?

– Нет.

– И он тоже. Элиард, я видел мятежное войско, когда проходил через Имрис. Там есть люди, которые уже умерли, но по-прежнему бьются, и тела их одержимы чем-то нечеловеческим. Если им вздумается напасть на Хед, чем ты будешь защищаться?

Элиард издал невнятный звук.

– Высший защитит, – откашлявшись, ответил он. Кровь отхлынула от его лица. – Брат, – прошептал он, и Моргон снова сжал кулаки.

– Да. Мертвые дети называли меня человеком мира, но, боюсь, я не принес ничего, кроме хаоса. Элиард, в Ануйне я говорил с Дуаком о том, как защитить Хед. Он предложил послать людей и корабли.

– И они с тобой?

– Корабль, который стоит в Толе, – тот, на котором мы прибыли сюда, – наконец решившись, сказал Моргон, – кроме обычного груза привез королей и владетелей, великих воинов трех уделов...

Элиард схватил брата за руку.

– Что это за короли?..

– Они понимают, что такое любовь к родной земле, и знают, что такое война. Они не поймут Хеда, но они будут биться за него. Они...

– Ты привел на Хед призраков из Ана? – прошептал Элиард. – И они сейчас в Толе?

– Еще шесть кораблей ждут меня в Кэйтнарде.

– Моргон Хедский, в своем ли ты уме?!

Пальцы Элиарда впились в руку Моргона со всей силой могучего земледельца и землеправителя. Еще через секунду, отпустив брата, Элиард поднял кулак, который молотом упал на поднос – по комнате разлетелась еда и глиняная посуда, лишь кувшин с молоком остался невредим, поскольку его успела подхватить Тристан. Она сидела на лавке, белая, как это молоко, несколько капель которого все-таки упали на стол, прижимала к груди кувшин и слушала, как кричал взбешенный Элиард.

– Моргон, – кричал он, – я слышал молву о хаосе в Ане! Я слышал о том, как там находят по утрам загнанных насмерть животных, как гниют в полях хлеба, ибо никто не решается выйти на жатву. И ты хочешь, чтобы все это свалилось на наш остров? Да как ты можешь просить меня об этом?!

– Элиард, мне не нужно просить!

Братья не отводили друг от друга яростных глаз. Моргон безжалостно продолжал, чувствуя, как меняется его образ в мыслях Элиарда, как нечто дорогое, неуловимое ускользает все дальше и дальше.

– Если бы мне понадобилось замлеправление на Хеде, я бы смог его вернуть. Когда Гистеслухлом отбирал его у меня по кусочку, я осознал, что сила землезакона имеет строение и четкие границы, и я знаю до последнего усика на побеге хмеля строение хедского землезакона. Если бы я пожелал отнять его у тебя силой, я бы сделал это с легкостью. Точно так же благодаря этому знанию я заставил явиться сюда древних мертвецов трех уделов...

Элиард, отступивший от брата почти к очагу, содрогнулся.

– Что ты такое?..

– Не знаю. – Голос Моргона задрожал. – Наконец-то ты спросил о самом главном.

С минуту в комнате царило молчание, не нарушающее мирный, ровно льющийся голос хедской ночи. Элиард сделал шаг вперед, поддал ногой подвернувшиеся черепки, положил на стол ладони и, склонив голову, сказал глухо, словно звук его голоса проходил через толстую подушку:

– Моргон, они же мертвые.

– Значит, у них есть преимущество в бою перед живыми.

– А ты не мог привезти просто живое войско? Мне кажется, это было бы проще.

– Привезти на остров вооруженных людей – это все равно что пригласить сюда тех, кто желает напасть. И они напали бы, не сомневайся...

– Ты уверен? Ты уверен, что кто-то посмеет напасть на Хед? Наверное, брат, ты потерял рассудок.

– Наверное. – Это слово, казалось, пропало среди истертых камней. – Я больше ни в чем не уверен. Я просто боюсь, я страшно боюсь за все, что люблю. А знаешь, какой простой и важной вещи я так и не смог научиться у Гистеслухлома в недрах горы Эрленстар? Я не научился видеть в темноте.

Элиард повернулся, и Моргон увидел, как слезы текут по его лицу.

– Прости меня, брат, я ору на тебя, но даже если бы ты силой вырвал у меня землеправление, я бы по-прежнему слепо доверял тебе. Может быть, ты все-таки останешься здесь? Прошу тебя, останься, а? Пусть волшебники придут к тебе. Пусть придет Гистеслухлом. Тебя, как пить дать, убьют, если ты снова покинешь Хед.

– Нет. Я не умру.

Моргон обнял Элиарда за шею и крепко прижал к себе.

– Я слишком любознателен. Мертвые не будут тревожить земледельцев Хеда, клянусь тебе. Едва ли вы их вообще заметите. Они подчиняются только мне. Я показал им кое-что из истории нашего мирного Хеда, и они принесли присягу, что защитят здешний мир.

– Ты подчинил их.

– Мэтом перестал держать их под надзором, вот они и распоясались – иначе бы я о таком и не подумал.

– Как ты добился повиновения мертвых из Ана?

– Я способен смотреть на мир их глазами. Я понимаю их. Пожалуй, даже слишком хорошо понижаю.

Взгляд Элиарда пронзил Моргона.

– Ты чародей, – ахнул он, но Моргон только покачал головой.

– Ни один чародей, кроме Гистеслухлома, никогда не касался землезакона. Я просто могуществен в отчаянии.

Он оглянулся на Рэдерле. Привыкшая к неожиданным взрывам чувств в доме своего отца, она сидела, не поднимая глаз. Тристан безмолвно смотрела на молоко в кувшине. Моргон коснулся ее темных волос; лицо ее поднялось к нему – бесцветное, как будто замерзшее.

– Прости меня, – прошептал он. – Прости. Я не собирался, вернувшись домой, тут же затевать ссору.

– Ничего страшного, – сказала она миг спустя. – Это то единственное, что у тебя выходит так же, как раньше. – Она поставила кувшин с молоком и встала. – Принесу-ка я метлу.

– Я сам.

Лицо ее озарилось улыбкой.

– Прекрасно. Можешь заодно и подмести. А я пока принесу еще еды. – Она, колеблясь, дотронулась до его ладони, покрытой шрамами. – А потом ты расскажешь, как ты превращаешься.

Он рассказал им об этом после того, как подмел пол. И с лица Элиарда, слушавшего его, не сходило недоверчивое изумление, особенно после того, как Моргон рассказал о том, что он чувствует, когда превращается в дерево. Он обшарил свой мозг, чтобы рассказать им как можно больше разных разностей, которые помогли бы им хотя бы ненадолго забыть о самом ужасном в его странствиях. Он описывал им, как мчался через северные пустыни в образе тура, когда в мире для него существовали лишь ветер, снег и звезды. Он поведал о дивных красотах Исигского перевала и дворе короля-волка с дикими зверями, свободно бродившими по тронному залу, о туманах и внезапных бурях, о болотах Херуна. На какое-то время он и сам забыл о своих муках, ибо неожиданно открыл в себе любовь к диким, суровым и прекрасным уголкам Обитаемого Мира. О времени он тоже забыл, пока не заметил, как луна начала спускаться к горизонту и заглядывать сверху в одно из окон. Тогда только он увидел, что в глазах Элиарда улыбка сменяется тревогой, и сказал:

– Я совсем позабыл о мертвых.

– Еще не светает, – заметил Элиард нарочито сдержанно.

– Знаю. Но корабли подойдут к Толу из Кэйтнарда один за другим, лишь только я дам команду. Не беспокойся. Ты не увидишь мертвых, но тебе надлежит быть там, когда они ступят на Хед.

Элиард неохотно поднялся, выдубленное непогодой лицо его было белее мела.

– Ты будешь со мной?

– Да.

Они вышли из дома все вместе и отправились к Толу, вниз по дороге, пустой и бледной, словно лезвие ножа, меж темными хлебами. Шагая рядом с Рэдерле, сплетая ее пальцы со своими, Моргон чувствовал, насколько она все еще напряжена и насколько устала от их долгого и опасного путешествия. Когда они подходили к Толу, она угадала его мысли и улыбнулась.

– Я оставила одну безмозглую семейку ради другой.

Луна, сиявшая в три четверти, уже опустилась, словно желая полюбоваться Толом. За черным проливом виднелись два сощуренных огненных глаза: предупреждающие огни на мысах Кэйтнардской гавани. Сети висели над песком серебряными паутинами, вода с тихим шелестом лизала пришвартованные лодчонки.

Бри Корбетт негромко окликнул их, свесившись через корабельные поручни:

– Пора?

– Пора, – кивнул Моргон.

– Хотел бы я быть уверен, что ты знаешь, что делаешь, – процедил сквозь зубы Элиард.

Тут с пустой палубы соскользнули сходни, и он отступил – да так близко к краю причала, что едва не свалился в воду. Моргон опять попытался войти в его разум.

Упрямство и твердолобость Хеда, казалось, напирали на мысли Моргона, и он одолел их, наполнив разум Элиарда заманчивыми, богатыми и блистательными образами, которые он почерпнул в истории трех уделов, запечатленной в памяти мертвых. Медленно, по мере того как открывался для него разум Элиарда, мертвые покинули корабль и были поглощены Хедом.

Внезапно Элиард произнес в изумлении:

– Они спокойны.

Рука Моргона легла на его плечо.

– Сейчас Бри отплывет в Кэйтнард и пошлет следующий корабль. Там еще шесть. Последний Бри приведет сам, на нем и отплывем мы с Рэдерле.

– Нет.

– Я вернусь.

Элиард молчал. С корабля послышались звуки, сопровождающие отплытие, краткие распоряжения Бри. Наконец корабль медленно отвалил от причала, и темные полотнища его парусов развернулись во всю ширь, чтобы ловить неустойчивый ветер. Судно, огромное, черное, беззвучное, двинулось по усеянной лунными блестками воде в ночь, оставляя за собой мерцающий шлейф.

Элиард, поглощенный величественным зрелищем, промолвил:

– Ты никогда не вернешься насовсем.