Апраксин двор (СИ)

Глава 13

— Ничего себе хоромы. Прямо барские.

Фурсов сделал еще несколько шагов. Медленно и даже осторожно — будто почему-то опасался, что его пустили сюда по ошибке и непременно выгонят взашей из квартиры. Не такой уж и роскошной по моим представлениям: всего на три комнаты, две из которых были толком и не нужны. Но вряд ли в Петербурге тысяча девятьсот девятого года хоть в каком-то из миров получится отыскать жилье, оснащенное плитой и полноценным собственным санузлом — но при этом не рассчитанное или на целое семейство, или на одинокого любителя устроиться с размахом.

Столовая, а уж тем более отдельная кухня в квартирах для простого люда были той еще редкостью, а уборная с ванной и прочими благами цивилизации и вовсе полагалась только «барским» апартаментам, среди которых моя новая обитель в доходном доме на набережной Екатерининского канала выделялась бы уж точно не богатством, роскошной обстановкой, площадью или запредельной даже для весьма состоятельного гимназиста арендной платой.

Но — простор, нормальная спальня вместо узкой кровати в углу, кофейня в двух шагах от парадной лестницы, чистота, тепло и приятный вид из окон на третьем этаже. И, конечно же, комфорт. Не то, чтобы я отчаянно нуждался в кране с водой и возможности повозиться у чугунной плиты вместо крохотного примуса — однако прожитые в двадцать первом столетии годы неизбежно наложили бы свой отпечаток даже на самую аскетичную натуру.

И я не стал исключением. Поэтому еще вчера забрался в горячую ванну и отмокал там часа три — пока не почувствовал, как грязь, пыль и прочие сомнительные приобретения последних недель отлипают, наконец, от кожи. А потом яростно тер себя мочалкой — со всей силы, докрасна, будто собирался чуть ли соскрести эпителий, к которому намертво пристали запахи подвалов, леса и уродцев из Прорывов. Конечно, у меня и раньше имелась возможность сходить в баню или ополоснуться из ведра, и я уж точно не запускал себя, но все это даже рядом не стояло с…

Удивительно, как сильно человек может радоваться тому, что еще совсем недавно считал обыденным и не стоящим внимания.

Отдельный «плюсик» квартира заслужила за расположение. Что-то похожее на Васильевском острове наверняка стоило бы в месяц рублей на десять меньше, а может, и не все пятнадцать — зато здесь было рукой подать и до Кудеяровского «Медвежьего угла», и до Апраксина двора, куда мне порой приходилось наведываться, и до родимой шестой гимназии.

И до Петропавловского, который как раз шагал следом за Фурсовым, на ходу стряхивая с ног ботинки. Помощь от обоих товарищей была скорее символическая: никаких особых богатств от Володи Волкова я не унаследовал, так что часть вещей перевез еще вчера, а оставшиеся без труда поместились в один-единственный чемодан. Но товарищи вызвались подсобить в нелегком деле переселения, и задорно тащили его по очереди. Сначала от трамвая по переулку до набережной, потом на третий этаж, в прихожую и, наконец, сюда — прямо в гостиную.

Которую им обоим, похоже, очень хотелось посмотреть.

— Ну, брат, вот она — жизнь. — Петропавловский громыхнул чемоданом об пол и огляделся. — Дворец, самый настоящий. Как и положено солидному господину… Ты же нас теперь из богатых.

— Не я, а мы, — усмехнулся я. — Какие-никакие капиталы имеются.

— Ну, я тех капиталов даже в глаза не видел. По пятьдесят рублей на нос — и гуляй, — скорбно протянул Петропавловский. — Уж какие тут барские апартаменты.

— Так, подожди, братец! — Я развернулся на каблуках. — Был же разговор… Или ты в обиде, что я и вашими средствами распорядился?

— Да нет, какие обиды. — Петропавловский махнул рукой. — Мы с почтенным Дмитрием Александровичем только рады — все равно он в этих ваших вложениях и финансах разбирается примерно как свинья в апельсинах. И большие деньги малого ума человеку иметь вредно: как начнут карман жечь — враз на девок румяных потратит, а то и в карты продуется, голова садовая.

— Поговори мне тут! — Фурсов показал здоровенный кулак — и обратился уже ко мне: — Ты не подумай, Вовка, что мы не рады, что ты за все это взялся… Тут другое дело!

— Это какое же?

— Да парни из наших складских тоже просятся — в артель вроде как, под твое начало. Говорят — хотим с Владимиром Петровичем, — отозвался Фурсов. — Чтобы вместе товарищество какое организовать, или еще чего.

— Видать, поняли, что с таким генералом нигде не пропадешь. — Петропавловский с размаху плюхнулся на диван. — Доверие у людей к тебе, брат, имеется.

— Вот прямо у всех, что ли? — проворчал я. — Тоже мне, нашли атамана без усов.

— Ну, у всех, не у всех. — Фурсов стащил с плеч куртку и пристроил на крючок на стене. — Из тех, кто с нами на Апрашку ходил каторжан бить, тоже люди разные. Кто-то свои рублики тут же в кабак и понес, кто-то в семью — это мужики, что постарше, у кого уже дети есть… А те, что потолковее — они с нами просятся капиталы в дело пускать.

Не такая уж и дурная затея. Не то, чтобы разграбленный воровской общак сделал всех участников побоища на рынке богачами, но в руки простым работягам попали деньги, которые не заработаешь честным трудом… или заработаешь за год, если не полтора. Неудивительно, что кто-то вошел во вкус и решил приумножить доходы.

Сам я не собирался глубоко закапываться в финансовые дела, но если уж появилась возможность…

— Ну, в дело пускать — это дело хорошее, — неуклюже скаламбурил я. — А мысли то какие имеются у народа? В смысле — конкретные?

— А как же, ваше высокоблагородие! — Петропавловский улегся на диван и закинул левую ногу на спинку. — Так уж вышло, что за последние пару недель места на Апраксином дворе не в большой цене. Даже те, что в господских павильонах, а на улице так и вовсе. Кто-то из купчишек удрать думает, кто-то весь товар продает по дешевке, а кто-то и вовсе лавочку прикрыл, покуда не стихнет.

— Что стихнет? — уточнил я. — Вроде как каторжан прогнали — на рынке должна быть тишь да гладь. Разве карманники какие заглянут или цыгане меж собой подерутся, а чтобы хулиганье или эти…

— Так там и есть тишь да гладь. Боится народ — им-то откуда знать, что Прошкина братия вся разбежалась? Может, думают, что вернутся еще каторжане. Или ждут, что сибиряки из «Медвежьего угла» на их место придут и еще хуже задавят.

— Думаешь, не придут? — усмехнулся Фурсов.

— Да кто их знает, братец? — Петропавловский развел руками. — Придут, не придут — но у нас Владимир Петрович человек серьезный, со всеми Кудеяровыми дружбу водит. Его вотчину, стало быть, уже никто и не тронет.

— Так ты предлагаешь?.. — я понемногу начинал догадываться.

— Именно то и предлагаю. Пока торгаши тише воды и ниже травы сидят, можно на свободные капиталы у них лавки хоть со всеми товарами выкупить. Считай, готовое дело! — Петропавловский алчно заулыбался. — Денег, конечно, прилично надо — не одна тысяча и не две. Зато и отобьешь за два месяца, и в плюсе будешь.

— Угу, отобьешь, — кивнул я. — А за прилавком сам стоять будешь?

— Ну… Я, может, и не буду. И Фурсову такое доверять нельзя, он у нас в математиках… не силен! — Петропавловский едва успел вскочить с дивана, спасаясь от праведного гнева товарища. — Но охотники найдутся. А охранять, если надо, сами сможем, и карманников переловим, у тебя глаз-алмаз.

— Дурак ты, Костя, и шутки у тебя дурацкие, — сердито буркнул Фурсов. — Но дело говоришь: народ у нас хороший, проверенный, и денежки имеются. Может и выгорит чего.

— Может, и выгорит, — я не стал спорить. — И затея хороша. Завтра же съезжу к уважаемому Соломону Рувимовичу. Попробую добыть капиталов под ваши… авантюры.

— Много не нужно, Вовка, — пояснил Фурсов. — Несколько палаток выкупить или место в павильоне — уже хорошо будет, для начала. Конторку на Садовой организуем.

— И машину? — с надеждой спросил Петропавловский, ныряя обратно на диван. — И машину, да?

— И машину, куда ж без нее. — Я устроился в кресле напротив. — В тысячу, а то и в две обойдется, если не совсем ржавая — но вещь нужная, в хозяйстве пригодится.

— Ну, тогда по рукам. — Фурсов широко улыбнулся и шагнул вперед, протягивая здоровенную лапищу. — Я тогда своим передам, что…

Договорить он не успел. Помешал шум: в соседней комнате что-то едва слышно скрипнуло. То ли мебель, то ли оконная рама — а может, просто подала голос видавшая виды рассохшаяся половица.

— Ты слышал? — прошипел Фурсов. — Там что, кто-то есть⁈

— Нет. — Я махнул рукой. — Просто сквозняк.

— Да уж, сквозняк. Пойду-ка проверю.

— Не надо! — Я едва успел поймать Фурсова. — Сказано же — нет там никого.

— Не по-о-онял, — протянул Петропавловский, прищуриваясь — и вдруг вытаращился так, что его глаза стали чуть ли не втрое больше. — Понял! Понял, ваше высокоблагородие!

Удивительно, на что способна человеческая мимика — особенно на хитрой подвижной физиономии, напоминающей одновременно семинариста, бандита и даже немного мушкетера из романов Дюма. Петропавловский покраснел, вскочил с дивана и, подхватив Фурсова под локоть, потащил в прихожую.

— Приносим свои извинения, братец, — выпалил он. — Больше не повторится!

— Да чего на тебя нашло, дурья башка?

Фурсов вяло дернулся, но всерьез вырваться не пытался — хоть явно и не успел еще сообразить, почему его так настойчиво тянут к выходу.

— Что нашло? — Петропавловский на ходу ловко засунул ногу в ботинок. — Пойдем, уважаемый, я тебе на улице как раз все и объясню. А его высокоблагородие тревожить не смей — человек занят!

Когда дверь за моими товарищами с грохотом закрылась, я не выдержал и засмеялся. Громко, во весь голос. Так, что стекла и хрустальная посуда в стареньком серванте сердито зазвенели — видимо, квартира еще не успела привыкнуть к молодецкой удали и по привычке ожидала от нового жильца тишины и покоя.

— Ну хватит уже! — Я рукавом стер выступишие от смеха слезы. — Выходи давай — чего прячешься?

Сначала ответом мне была тишина, но через несколько мгновений раздалось негромкое хихиканье, и в гостиной, наконец, появилась Марья. С мокрой головой и облаченная в одно только полотенце — видимо, тоже решила поплескаться в ванне, когда я отправился на учебу. Светлая ткань не закрывала почти ничего — в смысле, и на полную грудь, и на бедра ее явно не хватало, так что Марье приходилось крутиться и перетягивать полотенце туда-сюда, спасаясь от моего чересчур уж внимательного взгляда.

Да уж, таким зрелищем я делиться точно не собирался — даже с лучшими друзьями.

— Да я услыхала, что вы пришли — и сразу в спальню! — Марья уселась на диван и тут же подтянула ноги к груди, старательно изображая стеснение. — Куда мне еще было?..

— Правильно, не за что им такое счастье, — усмехнулся я. — Как тебе тут?

— Ой, Володька — как во дворце, правда. — Марья мечтательно запрокинула голову. — Прямо барыней себя чувствую, или княжной какой — в таких-то апартаментах. Только скучно без тебя — я уже и щей наварила, и хлеба купить сходила — больше то дел никаких нет… Или нужно еще чего?

— Нужно! — Я протянул руку, поймал край полотенца и решительно потянул на себя. — Еще как нужно. А потом — щи.

В княжеских хоромах угощают неплохо, но одними булочками сыт не будешь.

Да и первое блюдо тут явно поинтереснее.