Апокриф Блокады

Глава 15. Оазис культуры

Первым делом — познакомились. Как-то странно, что раньше времени не хватило. Морских пехотинцев зовут Сергей и Андрей. Солдата — Игорь. "Научника" — Роберт Николаевич. Не знаю, откуда Елена нахваталась сноровки, но, с точки зрения организации, наше ток-шоу выглядело вполне безукоризненно. Бумажные бирки с именами, правильно закрепленные микрофоны (оказывается, очень важно прицепить его как можно ближе ко рту оратора и при этом не дать возможности говорить туда прямо, ужасно портится качество звука, называется "жевать микрофон") и даже служба приема телефонных звонков. Елена — всё взяла на себя. Передача покатилась, как по рельсам. Вот только содержание… Некоторые — жгли напалмом! Володя такой идейной диверсии точно бы не одобрил.

— Дорогие, Сергей и Андрей! — Ахинеев взял с места в карьер, — Как вы думаете, почему для участия в ток-шоу выбрали именно вас? — тоже мне, нашел, о чем спрашивать. Мало ли, что начальству в голову придет? Каприз…

— Не знаем… — вяло отзываются, похоже, тонизирующий чай — служивых не берет. Не та крепость, или не та доза.

— Мы откроем вам эту тайну! — ему бы на детском утреннике изображать Деда Мороза. Сходная манера. Тут не маленькие ребятишки, а взрослые парни. Зачем сюсюканьем заниматься? Да и слушают нас взрослые люди.

— Какие тайны? — хорошо поставленным голосом телеведущей-профи удивляется Ленка, продолжая что-то записывать на лежащей перед нею бумажке, — Ребята впервые попали в "аномалию" буквально несколько дней назад. У них самый свежий взгляд на происходящее. А у нас — давно глаз замылился. Не замечаем очевидного.

— О! — делано восхищается Ахинеев, — Верно замечено! — а, на мой взгляд, заранее подстроено. Утренник, блин, — Тогда расскажите нам, пожалуйста, что показалось самым удивительным, когда вы следили за нами с горы?

— Нормальная жизнь… — неожиданно признается любитель орехов кедрового стланика. Ночью — свет горит, лесопилка гудит, грузы по канатам ездят, люди работают… — помолчал, — Мир. Как будто мы никуда и не уплывали…

— А вы чего ожидали? — оп-паньки, парень покраснел, словно его поймали на чем-то постыдном.

— Не такого, — и замолк. Зато у "научника" снова сделалось лицо, как тогда в лесу. Вот-вот плюнет на пол.

— Спрошу иначе, — тон Ахинеева напоминает повадку рыбака, осторожно делающего подсечку, — Что вы сообщали о нас по радио основной группе? — ого, с этой точки зрения я ситуацию не рассматривала… Логично! Если у разведчиков сели аккумуляторы (основные и запасные!), это значит, что они много трепались по радио.

— Да то же самое и сообщали, — подключается второй морпех, — Всё спокойно. Никаких признаков паники.

— Тогда, откуда вам стало известно про "антиконституционный переворот"?

— Так красный флаг! И динамики, на столбах… Когда ветер в нашу сторону дул — хорошо было слышно.

— И что решило ваше командование? Почему вы не присоединились к основной группе штурмующих?

— Потому что в рации аккумулятор сел! — ответили хором и красные оба. Дети… Складно врать не умеют.

— Прямо сразу? — голос Ахинеева полон яда, — Вам даже не успели сказать, почему решили возвращаться?

— Почему-почему, — бурчит под нос парень с биркой "Андрей", — Они решили, что "аномалия" заработала. Ну, может, открылась не в полный размер… Только кабель просунуть или шланг с горючкой. Иначе, откуда бы ночью электричество? — после молчания, — Никто с вами не собирался воевать, просто парни домой захотели…

— А вы что подумали? — припер ребят в угол, — Согласитесь, или красный флаг, или "аномалия заработала".

— А мы подумали, что три ночевки натощак — это слишком дофига… Пускай сам Дятел так службу тащит…

— Другими словами — связь у вас была, но на вызовы вы не отвечали? — не то спрашивает, не то утверждает Ахинеев, — Решили тихонько выждать в лесу, пока дело прояснится и потом присоединиться к победителям?

— Решили узнать, где полковник Ибрагимов, — быстрый взгляд в мою сторону, — этот нигде не пропадет… — видимо, парочка из тех, кого Володя лично отбирал для путешествия на Запад. Выяснять подробности глупо…

— Узнали? — тон изменился, Ахинеев добродушно сложил руки на животе и наконец-то отхлебнул отвара.

— Угу… — снова смотрят на меня, словно ища поддержки. Извините, ребята, я была о вас лучшего мнения.

— Хотите что-то спросить? Не стесняйтесь, не на допросе! — ещё неизвестно, что хуже. Парочка ни на миг не забывает, что их слова сейчас разносятся по всему лагерю.

— Почему эта сухопутная гнида нам в лесу сразу правду не сказала?! — надо понимать, оратор имеет в виду третьего солдата "срочника", по имени Игорь, отделенного от возмущенного морпеха фигурой "научника"…

— Я им сказал! — не менее возмущенно отзывается тот, и в свою очередь косится на меня в поисках поддержки (похоже, что я здесь популярная личность), — Только они оба ни хрена не поняли! — а вот это уже интересно. Оказывается, был спор. Солдата, кстати, я смутно помню, что-то растительное он в первые дни на анализ приносил…

— Что?! — не выдерживает до того момента невозмутимая Ленка (вспомнила, она здесь корреспондентом, от какого-то крутого информационного агентства, вероятно оттуда и характерные навыки).

— Сказал, — чуть тише повторяет солдатик, — что пока… некоторые дятлы… собирались в прошлое, лизать жопу московскому царю, другие, — взгляд в мою сторону, — без дураков, готовились к высадке на другую планету, — снова косится на меня, потом на "научника" и добавляет совсем тихо, — Они плевать хотели на перебои в снабжении и всех царей, вместе взятых… — круто. Тесное общение с инженерно-техническим персоналом не прошло даром. Анархизм косит наши ряды…

— Это… правда? — теперь вся компания, кроме Ахинеева, смотрит на меня, выпучив глаза.

— Да… Тема моей докторской диссертации — "Экстремальное самообеспечение пищей малых коллективов на планетах земного типа", — гори она огнем, эта секретность. Зато, как звучит! Гордо звучит, черт побери…

— Слышал?! — судя по звуку и исказившейся физиономии, один морпех пнул другого под столом ногой.

— Перерыв пять минут! — "телевизионным голосом" подбивает итог Елена. Неужели, по инерции, она сейчас объявит рекламную паузу? — Ждем телефонных звонков от наших слушателей.

Сидим… Вот же, влипла! Тихонечко кошусь на Соколова. У того, на лице, написан аналогичный вывод… Каждый занят своими мыслями. Морпехи — увлеченно пытаются достать друг друга под столом ногами, Ленка что-то строчит на разбросанных перед нею бумажках, "научник" и "срочник" тихонько спорят между собой. По табло электронных часов скачут секунды… Где-то попадалось выражение, что минута молчания, в прямом эфире, длится вечность. Совершенная правда! А каково ждать пять минут? Тоска…

— Начинаем отвечать на вопросы радиослушателей! — говоря в микрофон Ленка лихо сортирует записки, — Большинство адресовано руководству экспедиции, — Соколов вздрагивает, как будто он спал сидя, — Если выразить основную суть, там одна и та же тема — Что с нами будет, как дальше жить? Вам слово, Вячеслав Андреевич!

— Ничего с нами не будет, — севшим голосом бурчит Соколов, — Выжили! Будем жить дальше. На митинге я уже всё сказал. Сколько можно повторяться? — оказывается, у них митинг был… А мы в лесу, как дикие звери.

— Людям хочется подробностей, — подает голос с торца стола Ахинеев, — Им кажется, что у нас катастрофа.

— Не видели они катастроф, — ещё более меланхолично бурчит МЧСник, — у нас вполне штатная ситуация.

— Э-э-э… тогда что вы называете "нештатной ситуацией"? — Елена впервые выразила эмоции, — Нам грозят голод, холод и внутренние распри… Связи с Большой Землей — нет… Официальное руководство — отстранено от власти… Мы едва предотвратили вооруженный конфликт… Надвигается сибирская зима… — Соколов лениво поворачивается в её сторону всем телом. Кожаное кресло жалобно пищит… Меланхолично успокаивает:

— Повторяю, ситуация штатная, — Ленка замолкает на полуслове, — Мы, по крайней мере, не в Антарктиде.

— Причем тут Антарктида? — вырывается у сидящего напротив меня морпеха. Кресло опять скрипит…

— Да было уже, похожее ЧП… В апреле 1982 года. Полярная станция "Восток"… День космонавтики… В канун наступления полярной ночи у них сгорела дизельная электростанция… Основная и резервная… Двадцать человек остались без света и тепла в самом холодном месте планеты… Полностью оторванные от мира… Там, в это время, морозы — под минус 80 по Цельсию… Авиация и наземный транспорт, для эвакуации не пригодны… Хуже чем в космосе… С орбиты, хотя бы в спускаемом аппарате — удрать можно, а с Полюса Холода — никак…

— Их спасли? — выдыхает Елена.

— Их нельзя было спасти, — Соколов слегка оживился, словно вопросы кажутся ему смешными, — Нет в это время года, по всей Антарктиде, никакого сообщения по земле или по воздуху. Полная "автономка". Как у нас.

— Они погибли?

— Один человек — сразу… Сгорел при пожаре. Все остальные — выжили и перезимовали… своими силами.

Ну что же — аналогия самая, что ни на есть прозрачная. По сравнению с космическим безлюдьем ледяного континента — у нас тут курорт. Рыба, звери, птица, лес, грибы. Даже люди попадаются. Живем, товарищи! Нет, до чего подлая скотина человек? Стоило узнать, что кому-то пришлось ещё хуже — все сразу приободрились.

— Все должны были погибнуть, но выкрутились? — заинтересованно подался вперед солдат.

— А то! — снисходительно продолжает Соколов, — Наших "научников" с инженерами уморить трудно. Для начала, на ветру и полярном морозе, они за считанные часы восстановили и запустили старый движок с генератором… Получили самое первое электричество и свет… Потом, электросваркой, наделали из бочек и всякого хлама печек-буржуек… Наладили производство свечей из "научного" парафина… Сумели спасти часть продуктов… Организовали баню… Смастерили самодельную печь для выпечки хлеба… Возобновили нормальное ведение метеорологических наблюдений… Начали отсылать сводки по радио… Завели трактор… Притащили и отремонтировали выброшенный на свалку большой дизель-генератор… Постепенно жизнь наладилась.

— Почти как мы? Ну, кроме вооруженной смены власти…

— В точности как мы, — Соколов вздыхает, — Я же говорю — здесь штатная ситуация. По другому не бывает. В момент катастрофы власть меняется всегда, — особо выделил последнее слово голосом, — На станции "Восток" обязанности официального начальника, в экстремальной обстановке, принял на себя обычный инженер-буровик Борис Моисеев. Точными и грамотными действиями, в том числе личным примером, он буквально спас всю экспедицию. Правда потом, за "преступное самозванство и самоуправство", ему навсегда испортили карьеру…

— Но, хоть пища них была в достатке?

— С этим — отдельная песня, — Соколов грустно усмехается, — всю полярную ночь из Ленинграда станцию "Восток" бомбардировали грозными телеграммами, что полярники переедают (!), что им следует экономить еду, за перерасход продуктов питания у всех участников экстремальной зимовки будет высчитано, из зарплаты, а непосредственные виновники "разбазаривания" — пойдут под суд…

— Они там сдурели? — это я спросила?

— Никто в руководстве не хотел брать на себя ответственность, — сразу отозвался Ахинеев, — А у официального начальника станции хватило ума довести это "мнение" до участников зимовки. Типа — "я тут не причем, это всё они!" Представляете, как им в итоге зимовалось? Сначала, попробуйте выжить… А если кто уцелеет — тот дома сядет в тюрьму…

— Практически, как у нас? — главное экспедиционное начальство болезненно морщится.

— По-другому — не бывает… Господа, мы в России!

И тут в дверь забарабанили… У них настоящие деревянные двери! Ну, фанерные… Во всяком случае — не клапан из ткани, на застежках, как в обычных " модулях". Елена на секунду вышла и вернулась обратно уже с ворохом исписанных бумажек. Держа их, не как обычный человек — двумя пальцами, а как-то "по цирковому", каждую кучку между пальцами отдельно. Не к добру! Двинулась к столу и принялась выкладывать эти кучки перед собравшимися. Мне досталось штук пять… Морпехам — по парочке… Соколову — натуральный ворох.

— Внимание! Телефонный коммутатор захлебнулся от перегрузки… Порядок сбора вопросов изменен. Теперь на нас работает выделенный радиоканал, там сидит доброволец и принимает их в порядке живой очереди. Товарищи, не галдите в эфире! Большинство тем повторяются, а время — не резиновое… Вопросы объемом больше 7-10 слов — не принимаются! — ничего себе! Хотя, мне такой порядок нравится…

— С кого начнем? — Ахинеев взял вожжи в руки, — Галина? Вам, как даме, предоставляется первое слово, — Сначала — читаете вопрос. Потом — на него отвечаете. По возможности, кратко.

Лихорадочно перебираю карточки. Все написаны от руки печатными буквами (кажется, это "чертежный шрифт", употреблявшийся для оформления техдокументации в докомпьютерную эру). Кто-то из "научников" взял на себя труд упорядочить прием заявок. Оно и к лучшему. Быстрее… Так, начнем, пожалуй, с вот этой…

— "Вы, по работе, изучали катастрофу на станции Восток?" — не в бровь, а в глаз.

— Да, эти материалы мне знакомы. Они считаются классическими. Зимовщики реально балансировали на грани авитаминоза, так как на складе замерзли все свежие продукты.

— "Что мешало командованию с Большой земли оставить выживающих полярников в покое?"

— Откуда я знаю? Вероятно, сам факт работы радио…

— "Почему столичное начальство так издевалось над полярниками?" — они меня принимают за Ахинеева?

— Можно, я за вас отвечу? — "научник", словно примерный ученик, тянет руку вверх.

— Да, пожалуйста… Роберт Николаевич, — с радостью сую ему через стол провокационные бумажки.

— Они не издевались! Продукты — предлог. В момент катастрофы официальный руководитель станции показал себя никчемным типом. А люди не захотели умирать и тупо перестали ему подчиняться. Произошла автоматическая смена лидера… в условиях экстремального выживания. Без мордобоя и стрельбы, — как внимательно его слушают, — но, тем не менее… Данный факт восприняли в Союзе, как бунт. Однако, применить силовые меры не вышло. Центральные районы Антарктиды, во время полярной ночи, недоступнее, чем космос. В итоге, единственным каналом воздействия на "мятежников" стало радио. Ленинград слал грозные телеграммы и низвергнутый начальник, с их помощью, как мог, капал на мозги своим номинальным подчиненным… Вздумай он качать права сильнее — мигом очутился бы на морозе. А так — вроде бы имел законное право "информировать". Обычные бюрократические игры.

— Сталкивались? — сочувственно басит Соколов. Морпехи и солдат синхронно разинули рты… Да и я тоже.

— Приходилось быть в подобной ситуации, правда, не столь драматичной, — "научник" чешет подбородок, — Галина, верно сказала про радио. Далеким начальством оно воспринималось как рычаг давления. Раз имеется "канал воздействия" — надо слать на станцию "Восток" руководящие указания… И требовать строгого отчета в их исполнении… Уверяю вас, останься "аномалия" открытой для связи — нас бы уже задолбили инструкциями и распоряжениями. Независимо от реальной обстановки… Даже, если бы мы все сейчас гибли лютой смертью.

— Согласен, — подключился Соколов, — чем круче ахтунг, тем настырнее тебя достают всякой фигней. Несколько лет назад был начальником участка. Вводная: Зима, тайфун, снег, дороги замело (высота снежного покрова выше 2 м), до ближайшего населенного пункта 118 километров. Нас 47 человек. Еды на три дня и топлива на пять, но связь работает. Как вы думаете, какое было первое требование "Большой Земли" после получения текущего доклада? Правильно! Предоставить план-график выполнения строительно-монтажных работ.

— И чем закончилась эпопея? — такое впечатление, что на производственном совещании.

— Извернулись, естественно. План был подготовлен и отправлен по Интернету. Красиво в "Экселе", с графиком (умненькая девочка технолог наваяла за полдня), а людям соврал, что о нас помнят и приложат все усилия для помощи. По факту — выручили погранцы. Спирт после этого списывал еще квартал… С тех пор принципиально не доверяю начальству в больших кабинетах (хотя нормальные люди среди них, изредка, есть).

— Так вот, — воодушевился "научник", — на "Востоке" тоже закрутилась уже даже не политика, а психология. Злой моральный конфликт… Полярники, с риском для жизни, восстановили радиосвязь, что бы передавать метеосводки и наблюдения. В этом они видели свой долг и жизненное предназначение. За этим, собственно, ехали в Антарктиду. "Длинного рубля", вопреки слухам, там давно не было. Оклады зимовщиков не изменялись с 1956 года, — тут он слегка замялся, — Оно и наши-то — гроши… если прикинуть покупательную способность… и мировой уровень… — осторожно скосился на Ахинеева (полагаю, что "космонавтов" нанимали уже совсем не за космические деньги).

— Я в курсе, — подбодрил тот оратора.

— Короче, нормальная государственная власть воспринимает людей работающих "за идею", как опасных неадекватов. Хорошие, денежные контракты, с ними никогда не заключает. Или кидает… "Ничего личного, только бизнес" Кандидатов в зимовщики на зарубежной территории, при Союзе, строго проверяли на лояльность. Искали зацепки, всякие слабости, пороки… Ну, вы понимаете, — трое взрослых мужчин разной судьбы понимающе переглянулись.

— Хотите сказать, что простой бунт, ради жратвы, им бы простили? — подхватил мысль Соколов, — Высокие начальники взбесились, обнаружив, что экспедиция, вопреки всем рекомендациям, почти поголовно состоит из "упертых и идейных"? Работающих в гибельных условиях "не за деньги"?

— В некотором роде… — пожал плечами "научник", — Прокол кадровиков. А что тем было делать? "Застой"!

— Поиссяк, при идеократии, трудовой энтузиазм? — непонятно, Ахинеев иронизирует или констатирует?

— Там другое… Самоотверженное поведение зимовщиков было воспринято, — он пожевал губами, — как вызов системе. Главных фигурантов потом едва отмазали. Ведь одно заявление по радио, и… "Политику" им шили вполне конкретно… В тот момент история с "революцией на станции Восток" могла обрести крайне нежелательный международный резонанс. Особенно, подробности о добровольно-принудительном свержении официального начальника (назначенного сверху) на "нижестоящую должность" — выполнять неквалифицированные хозработы и чистить снег. В Союзе с самовольным подбором кадров на руководящие должности не шутили. Мужиков едва не объявили "бандитами". А они — молча мерзли и голодали на нейтральной территории, не рискуя обратиться за помощью к зимовщикам из других стран и международным организациям. Тогда начальство вообще бы с цепи сорвалось, — снова почесал заросший подбородок, — Государство всегда ревниво и неблагодарно к героям.

Сидящий рядом со мною морской пехотинец невоспитанно хрюкнул. Зажал себе рот руками и продолжил извиваться всем телом, в приступе из последних сил сдерживаемого хохота. По столу покатился пустой стакан.

— Ой! Гы-ы-ы, — в нормальном телешоу это называют "смех в студии", — Гы-ы! — что его так разобрало?

— Водички, молодой человек? — Пока Ахинеев собирался — напарник морпеха принял меры. Поймал стакан и, разбрызгивая, булькает туда воду из графина.

— Ы-ы-ы-ы! — стонет пострадавший, — Я щас помру! Вы забыли? А если бы "Лунтика" тут с нами заперло? Прикиньте, такой прикол?! Вы бы и его отправили грибы собирать? Или землю копать? — неполиткорректно…

Инцидент, парадоксальным образом, снял внутреннее напряжение. В тоненьких книжечках со штампами, которые Володя таскал мне "для самообразования", утверждалось, что спонтанные реакции организма лучше всего вызывают чувство доверия. Смех — далеко не самая однозначная. Люди любят и умеют притворяться. Но, в данной ситуации пацан ржал от души. Трудно плохо относиться к искренне смеющемуся. На сердце отлегло, а жизнь незамедлительно подсунула очередную какашку. Совсем маленькую… Записку. Одну… "Научник" её отодвинул обратно, выделив из подаренной ему кучки.

— Извините, Галочка, это ваша компетенция, — я стала Галочка… Ладно, бывало, отзывалась и не на такое…

— "Почему в Антарктиде, до сих пор, нет ветряков и теплиц?" — надо же, ровно десять слов. Понятненько…

— Потому, — раз уж плевать на секретность, то плевать до конца, — что с 1959 года, между ведущими державами планеты, действует негласное соглашение о полном запрете проектов и разработок, направленных на достижение полной автономии от окружающей среды. Учтите, Антарктида — последнее место на планете, где не действуют национальные законы. Ещё сто лет назад это не имело особого значения. Даже полвека назад — не имело. Но, теперь мы точно знаем, что там есть полезные ископаемые, уголь, возможно — нефть и газ. Нельзя, что бы на ничейной земле завелось что-то не подконтрольное правительствам. А тем более, способное само развиваться в жутком климате ледового континента, где невозможно вести боевые действия и половину года с трудом можно жить. С тех пор и по сей день вся еда и все предметы быта в Антарктиде — привозные, а своего производства там нет и никогда не будет, — поймала себя на мысли, что сложное лучше всего понимается, когда объясняешь его другим и добавила, — Если хотите, узнать всю правду — то точно такой же режим принудительного ограничения автономности экспедиций действует в отношении Луны и других небесных тел. По той же самой причине. Никому не нужно зарождение вне Земли отдельной и трудноуязвимой для земного оружия самостоятельной цивилизации.

— А как же ядерные реакторы? — не удержался солдат, — есть же маленькие. Поставь и освещай, отапливай. Как-то глупо всё получается.

— На американской станции Марк-Мердо, в конце 60-х и начале 70-х годов, работала небольшая атомная электростанция. Потом, — очень мутный момент, кстати, — американцы, словно чего-то испугались, вывезли её целиком. С той поры, уж дольше 30 лет, никаких ядерных реакторов ни в Антарктиде, ни поблизости — нет. Даже простая длительная автономия, для антарктических поселений, признана неприемлемой. Какие уж там теплицы… Тут не техника, тут — идеология… А вдруг, кто-то объявит себя независимым? А вдруг, эту независимость, злонамеренно пользуясь дикой удаленностью и фантастической недоступностью ледового континента, гипотетическим негодяям, мятежникам и беглецам от цивилизации, удастся отстоять? Власти всех стран Земли, как видите, сурово бдят…

— Да-с, — словно про себя пробормотал Соколов, — того, кто выживет и приживется в Антарктиде — воевать трудно… Скорее — невозможно. А легче ли уничтожить — большой вопрос.

— И поэтому на складе был только месячный запас продуктов? — морпех Сергей провел аналогию между "аномалией" и Антарктидой быстро.

— Да! — как тяжело мне далось это короткое слово, — Предполагалось, что на уровень "полной автономии" мы не должны выйти ни при каких обстоятельствах. Простая циничная предосторожность. Вот я и готовилась.

— Гибель первопроходцев предпочтительнее, чем объявление ими независимости от центральной власти? — Ахинеев зрит в корень, — впрочем, так было всегда. Обычная политика нормальной колониальной державы… — А вы, ребята, что по данному поводу думаете? — так, после меня дали слово морским пехотинцам. Видимо, как "самым младшим", по положению в местной иерархии. Словно у нас не ток-шоу, а маленький военный совет.

В дверь ломятся с новыми записками. Что удивительно — мне больше ни одной не перепало. Зато солдатам — добавили. И перед Соколовым — целый ворох бумажек. Он, с невозмутимым видом, методично сортирует их по кучкам. Кремень мужик!

— "Зачем вы согнали обратно на берег своих начальников?" — медленно, шевеля губами, читает Сергей…

— А на хрен они нам сдались, в походе? — удивляется вместо него Андрей. Или это у них работает "боевое слаживание"? — Сразу видно, что паразиты. Шакалы… Балласт… — откровенно. Бедные российские офицеры.

— "Зачем вы вернулись?" — теперь записку читает Андрей… У него дикция (или грамотность) — получше.

— За Ибрагимовым погнались, — точно угадала, отвечает Сергей. — Сначала — хотели убить. Потом поняли, что он первый просек фишку. Потому-то и вверх по течению, мимо нас, через пули, как заговоренный, втопил. Он думал, мы идиоты? — оказывается, иногда животный инстинкт, предупреждающий об опасности, диктует и такое — "поступай, точно как враг". Точнее, как другой человек. Зря его называют "бараньим рефлексом".

— "Вы догадывались, что происходит в лагере?" — оба синхронно пожимают плечами.

— Мы решили, что Ибрагимов знает. Раз он на полном газу обратно рванул, — после молчания, — Дятел тоже так решил, — кто такой "Дятел" я в курсе. Майор, оставшийся там самым старшим, по званию, после Володи.

— "Вы знаете, что почти такое в истории уже было?" — минута молчания… Господи, откуда им это знать?

Похоже, служивые с трудом скрывают замешательство. Ха… Обменялись последними двумя записками и дружно замерли в тяжком недоумении… Елена подстроила? Интересно, что? Ещё более интересно — сама или это заранее согласованный подвох? Не похоже. Да и зачем? Ну, читайте, всё равно ваша очередь "отдуваться у микрофона". Думайте! Это вам не кирпичи об голову ломать… Она природой для другого дела предназначена.

— Парни, не тяните время, оно не резиновое! — Ахинеев пытается подбодрить застеснявшихся ораторов.

— "Что вы теперь собираетесь делать?" — произносит в пространство Андрей.

— "Как нам всем тут дальше жить?" — запинаясь, озвучивает свой текст Сергей.

Молчание говорит лучше всяких слов. В воздухе буквально висит не высказанный вопль — "Это не наши записки! Рядом сидят люди гораздо старше и опытнее нас!"

— Мальчики! — казенно-доверительный тон профессиональной телеведущей удается Ленке изумительно… Но, он настолько не вяжется с обстановкой, что от диссонанса сводит зубы, — Ошибки нет. Это — ваши записки. У всех остальных — почти такие же… Просто первыми, на любом военном совете, всегда высказываются самые младшие, — тут она права, старая норма военной демократии, — Вы приплыли обратно, с оружием в руках, очевидно, оставив своё первоначальное намерение послужить московскому царю и собираясь предпринять что-то новенькое. У вас есть план? Давайте! Излагайте!

— Когда откроется "дыра"? — прямо хором… В торце стола хрюкает, захлебнувшись смехом, Ахинеев. Мне не видно выражение лица Соколова, но зато различима мимика морпеха, что сидит напротив. Разочарование…

— Молодые люди… — Ахинеев отсмеялся, — За точный ответ на этот вопрос профессор Радек готов отдать руку, обе ноги и будущую Нобелевскую премию, — подозрительно насупился, — Вы знаете, профессора Радека?

— Ага! Это тот пафосный старый лох, который сразу в санчасть загремел? — авторитетов для них нет, — Ой!

— Мальчики, фильтуйте базар, — Ленка, в роли ведущей, с задачей не справляется, — У нас же прямой эфир.

— Мы поняли… — хоть кому-то удастся сконфузить эту парочку мордоворотов? Поняли, что их не тронут и на глазах осмелели… Непорядок. Таких персонажей надо держать в постоянном напряжении… Как служебных псов… (господи, злобные мысли в голову лезут). А почему? Правильно, они за Володей гнались. Убить хотели. Несмотря на то, что он лично подбирал состав "группы прорыва". Люди-звери… Нет, я это им так не оставлю!

— Андрюша! Сережа! — тон поласковее, мужики его любят, — Вы плохо понимаете обстановку. Допустим, "аномалия" откроется прямо сейчас, — это жестоко, у ребятишек надежда лица осветила, — Предположим, вас в неё выпустят самыми первыми, — улыбки гаснут, заподозрили подвох. Действительно, как собаки, — Что будет?

Над столом словно дунул холодный ветерок. У всех посерьезнели лица. Кажется, служивые задумались…

— Вы публично признались, что гнались за полковником Ибрагимовым, собираясь его убить, — Ахинеев в моем замысле разобрался моментально и подыграл, — Статья 317 УК РФ… Посягательство на жизнь сотрудника правоохранительных органов… От двенадцати до двадцати лет строгого режима, либо смертная казнь, либо — пожизненное заключение, — в импровизированной студии мертвая тишина, — Без паники! Нам всем, — обвел нас взглядом, — "на той стороне", скопом, только одна дорога — по зонам котелками греметь. Вы готовы?

— П-почему? — у парня по имени Сергей определенно нарушение дикции, — Это же он нас всех подставил…

— П-потому! — передразнивает его Ахинеев, — Самим намерением не подохнуть, в сложившейся заварухе, мы автоматически оказались государственными преступниками. Зато если вымрем — нам памятник поставят…

— А чего тогда они все?! — у Андрея определенные задатки артистизма, он буквально парой жестов очень узнаваемо изобразил давку при посадке на плоты "господ командиров", — Это ведь… попытка дезертирства? — солдат и "научник" хмыкнули одновременно. Не иначе, вспомнили бегство начальников при первом закрытии.

— "Что позволено Юпитеру, то не позволено быку", — веско утешил Соколов, — Галина, подтверди! — мысли читает? Только рот раскрыла. Аналогии сами на язык просится. Много аналогий…

— Спешный вывоз остатков продовольствия из региона, которому угрожает эпидемия голода — это вполне нормально… — граждане, пора повзрослеть, — Единственным исключением являются тоталитарные диктатуры и так называемые солидарные общества. Там, наоборот, в страдающие от голода районы продовольствие спешно завозится. Вопреки рыночной и политической коньюктуре, — морпехи слушают, — Бегство руководства из мест, подверженных стихийному бедствию или которые готов захватить враг — самое обычное явление. Государство в первую очередь спасает само себя. Сначала — самые крупные чиновники… Потом — мелочь… Капитализм!

— Не всегда! — поправляет Соколов, — Из затопленного Нового Орлеана самой первой сбежала полиция…

— Ребята, спокойно, — сжалился Ахинеев, — государство всегда изображает себя вечным и нерушимым. Вы стали свидетелями редкого явления природы — власть сама показала народу своё истинное лицо. Такого она не прощает… Церемониться с мерзавцами, ждать, когда они опомнятся и опять начнут качать права — глупо. Не?

— А как же тогда вы? — прозвучало по-детски беспомощно, — Кто тут, вообще, теперь самый главный?

— Я подойду? — Соколов монументален и убедителен.

— Тогда, кто он? — стоило потерявшимся во времени псам почуять чью-то твердую руку, как немедленно вылезла враждебность к опасно паясничающему Ахинееву. Другой культурный тип. Псы умников не любят…

— Его заместитель по техническим вопросам, — две головы поворачиваются к Соколову. Он кивает.

— Парни, я же вас честно предупреждал! Они тут, — солдат крутит кистью, обозначая присутствующих, — действительно такие… — оборвал себя на полуслове.

— Пофигисты, молодой человек, пофигисты… Правильно вы нас обозвали, — Ахинеев в своем репертуаре.

— А полковник Смирнов? — морпехи полны решимости выяснить обстановку до конца.

— Наш начальник обороны.

— Он живой? — поразительно, как мало надо некоторым людям для восстановления душевного равновесия. Точно выяснить своё место в стае и текущую "табель о рангах". Видно, как складывается "вертикаль власти"…

— Мальчики, — вмешивается Елена, — что вас так удивляет? Мы все, пока — с ударением на слове, — живы.

— Серега говорил — "Если сейчас не оплошаем, то и здесь сможем жить… как бояре в старые времена. На хрен нам тогда сдался президент и тем более — какой-то царь…" — не впопад отвечает Андрей, — Это возможно? — вот так "псы режима"… Публичная демонстрация лояльности новой власти. А всего-то, покормили и обогрели после пары дней "лесного сидения".

Опять повисла звенящая тишина. Только свист ветра, разгулявшегося к ночи и скрип растяжек штабного "модуля".

— Точно? — в помещении Роберт Николаевич плевать на пол не стал, но выражение лица сделалось на редкость гадливое, — А где наш будущий "боярин" раздобудет себе холопов, он тоже уже придумал? Может и с нами мыслями поделится?

— Дело не в холопах! — похоже, Сергея взяло за живое, его речь стала отрывистой, но связной, — Ясен пень, здесь людей мало. Сколько мы проплыли — ни одного на берегу не видели. Я вообще "про жизнь" говорил!

— Ну, и как мы представляем боярскую жизнь без челяди? — "научник" полон скепсиса и желчи. Быть скандалу…

— Как она есть! — морпех явно что-то для себя решил и теперь рубит правду-матку, — Вы, сидя на месте, ни фига не поняли! Вдоль реки, сколько видно, по обе стороны — ни домика, ни огонька… Мы два дня сырые орехи в лесу жрали! А у вас — ночью свет горит… Музыка играет… Мы домой вернулись!

— Оазис культуры? — "научник", снизу вверх, разглядывает собеседника, — Кусочек цивилизации?

— Можно сказать и так… — парень чуть стушевался, — Вы не думайте… Я по металлу работать могу, сварку знаю, мотор починю…

— Ты им лучше про Ибрагимова расскажи! — от слов Андрея говорящий натурально столбенеет.

— Что рассказать?!

— Зачем он нам, при отплытии, приказал всех "шакалов" обратно на берег выгнать… — ого!

— А разве можно? — Володя, кстати, мне никаких подробностей не объяснял.

— Не только мона, но и нуна! — Ахинеев опять жжет цитатой, на чей раз из бородатого анекдота про врача-логопеда…

— Это, — оказывается, смутить наглого морпеха всё же можно, надо только знать, как, — Ибрагимов при мне проговорился, что пока здесь народа много, "дыра" нипочем не откроется. Какой-то научный эффект… И надо бы толпу сократить.

От неожиданно раздавшихся хлопков в ладоши я буквально на месте подпрыгнула. Ахинеев аплодирует стоя… Ленка, по-моему, перепугалась больше нас всех, вместе взятых. Что на него нашло?

— Замечательно, молодой человек! — рядом тяжело вздыхает Соколов, — Я же вам говорил, Вячеслав, что у этого типа каждое лыко в строку? — Соколов снова выдыхает, почти рычит, с самой ругательной интонацией.

— Вы о чем? — "научник" с солдатом поворачиваются к говорящему. Елена недоуменно разинула глаза…

— Да мы тут спорили, какая нелегкая понесла неформального начальника проекта, его фактического отца-основателя в настолько очевидную авантюру? Теперь понятно, что это был тонкий и трезвый расчет. Понимаете?

— Профессор Радек, — Соколов цедит слова крайне неохотно, — когда на него хорошо надавили — сознался. Прошлый раз, 17 лет назад, "аномалия" тоже открывалась и закрывалась сначала ритмично, а потом — странно. И полностью открылась заново, когда погибли все, кто успел перейти из 1991 года на "нашу" сторону. Понять, как связано существование природного объекта с поведением людей можно, только если предположить, что в каждом случае от наличия людей в чужом времени что-то зависело. Есть вероятность развития новой "линии мировой истории" — она закрывается. Когда вероятность пропала — выходит на свой обычный ритм пульсаций…

— Наше присутствие изменило местный ход времени? — "научник" уже что-то понял. Я — пока не особенно, — Выход экспедиции в автономный режим существования означает, что "аномалия" закрылась навсегда?

— Изменит, если выживем, — радует его Ахинеев, — Если помрем или впадем в первобытную дикость — нет.

— Короче, обратная дорога в XXI век для нас навсегда закрыта? — "научник" убийственно конкретен.

— Полковник Ибрагимов считал, что имеется шанс, — мамочка, как о таком можно говорить спокойно? — Он заложил в коллектив экспедиции внутренний "механизм самоликвидации" — Ахинеев смотрит прямо в лицо Соколову, — Кроме штатного начальника Смирнова, организовал наличие формального и неформального лидеров — нас. А кроме того, буквально в последний момент — из ничего создал "группу конфликта". По его расчетам, немедленно после отплытия, здесь должна была вспыхнуть кровавая резня "всех против всех". А он — появился бы через некоторое время, как "герой" и спас случайно уцелевших от самих себя, "естественным образом" их возглавив. Так делают карьеры в ФСБ…

— А что я с вами сумею поладить мирно, Ибрагимов не ожидал? — Соколов выглядит озадаченным…

— Уже не спросишь, — меня передергивает, — Обратите внимание, сколько случайностей нам помогли. Вот не окажись здесь, например, Галины Олеговны — и всё могло обернуться совершенно иначе… Просто повезло! Больше оптимизма, товарищи… Случившегося — не переменить. Попробуем выжить.