Апелляция кибер аутсайдера - 4

Глава 4

Или это у меня в голове работают предыдущие комплексы? Следствия психических травм Вити Седькова?

— Бред на вашей должности никого до добра не доводил, — вздыхаю и, оглядевшись по сторонам, придвигаю ближайший стул к нему практически вплотную.

Затем сажусь на расстоянии метра.

Пока "отвлекаюсь" на мотивированные механические действия, на самом деле очень внимательно слежу за его интерфейсом.

"Достоверность … 90+ процентов".

Ну ещё бы, если я и сам абсолютно искренне верю в то, что говорю.

— Я не знаю, какой смысл в натурала вкладываете лично вы. — Ловлю его внимательный взгляд без эмоций и уже не отпускаю. — По мне, натурал — это человек без импланта. Я и есть он, потому ваши многозначительные намёки мне не то чтобы непонятны…

— Я уловил, — торопится перебить он, впадая в некоторую растерянность, но старательно её скрывая от меня.

— Что до патриотизма. Как это ни парадоксально, но для меня это тоже не пустые слова — именно поэтому мы с вами сейчас мирно разговариваем.

— Могло быть и иначе? — насмешливо спрашивает он.

— Поверьте, да. Ваше мнение о недееспособности моей опеки, к-хм, здорово ошибочно, — отзеркаливаю ему его собственную улыбку.

"Достоверность … 90+ процентов".

Его лицо не меняется, но мажор из эмоционального фона куда-то здорово убегает.

Тика Хамасаки и Дальхис Эскобар половину ночи бухали на этаж ниже нас не просто так. Итогом их посиделок стало не только какое-то виртуальное соглашение (дочерям деталей не довели), но и целый ряд практических процедур прямо с утра. Например, мы теперь какое-то время будем ездить исключительно под сопровождением, хотя и негласным.

Касается меня, Миру и Айи; Эрнандес идёт паровозом.

— Сергей Борисович, знаете, чем я отличаюсь от титульных? Кроме дворняги?

— Я уже не считаю тебя дворнягой, — серьёзно отвечает он. — Твой статус твоими же усилиями изменился. Надо быть идиотом, чтобы этого не понимать — а я не идиот.

— И тем не менее. Это не помешало вам, достаточно цинично попирая справедливость, сыграть вчера за совсем другую команду.

— Так чем ты от титульных, по-твоему, отличаешься?

— У них за спиной не одно поколение аристократов, это даже из их манер сквозит. А я не такой чопорный: если у меня есть возможность восстановить справедливость, как я её понимаю, этикетом заморачиваться не буду.

— Ты сейчас угрожаешь?

— Скорее, излагаю вводные перед тем, как сформулировать условия нашего с вами потенциального договора.

— А ты изменился. — Завуч прикручивает свой мониторинг вполовину и, поколебавшись, запускает аналитическое расширение.

— Так ведь и вы тоже с каждым днём раскрываетесь всё больше и больше! Причём с таких сторон, что хоть святых выноси. Сергей Борисович, а давайте попробуем договориться? На всякий случай, для вашего наверняка работающего приложения на достоверность скажу прямо, — указываю взглядом на его концентратор. — Я не желаю, никогда не желал и, надеюсь, никогда не захочу прямого зла вам лично либо кому-то третьему. Всё, что мне на данном этапе интересно — это исключительно самопрокачка.

"Достоверность … 80%+…".

Ну да, пару раз хотелось треснуть его, тем более что было за что. Даже уже и мне в этом теле.

— Эмоциональные всплески на фоне вашей регулярной необъективности — не в счёт, — продолжаю. — Я всё-таки ещё ребёнок, а детям порой очень трудно поверить в отсутствие справедливости, особенно со стороны педагогов.

— По каким направлениям прокачка? — интересуется он на первый взгляд нейтрально, повторно пропуская упрёки мимо ушей.

Если бы меня кто-то попросил сейчас изобразить индикатор его фокуса картинкой, это была бы кошка, которая готовится прыгнуть на мышь, вылезающую из норы.

— Кибер, — пожимаю плечами. — Ещё разные математические олимпиады — хочу в универ на грант. Бабки. Порядок произвольный.

Правда, только правда, чистая правда.

— А зачем тебе деньги? — его удивление неподдельно. — Ты же своего бога поймал за бороду? Даже вон, и мамашу свою на опекуншу успешно подвесил?

— Ничего себе, у вас источники. Могу поинтересоваться, откуда вы настолько в курсе?

— Вообще не секрет. Твой probation по решению суда, — ухмыляется он. — Как участник процесса со стороны образовательного учреждения, имею на весь период доступ и к твоему семейному положению. Или ты думаешь, трудно выяснить, кому принадлежит клиника, в которой сейчас выходит из запоя твоя мамаша?

— Звучит как обесценивание и далеко не в первый раз, кстати. Зачем вы сознательно делаете так, чтобы я вас ненавидел? Можем же как минимум соблюдать взаимный нейтралитет?

— А я тебе уже говорил и могу повторить, — возражает он. — Если ты хотел, чтобы я подбирал слова, так и держал бы её в том развесёлом состоянии дома! А не когда она, спотыкаясь, не вяжет лыка и рвётся в мой кабинет — пообщаться о твоей успеваемости!

— М-да уж. С логикой не поспоришь, как говорит одна моя одноклассница.

— Я не обязан быть тактичным или человеколюбивым, — пожимает плечами светило педагогики. — Скажи спасибо, что разговариваем. После всего.

— Могу повторить. Ни я, ни мои близкие не имеем отношения ко вчерашней ракете.

Всё то время, пока мы общаемся, он достаточно активно меняет у себя в интерфейсе иконки работающих приложений. Похоже на калейдоскоп.

Насколько понимаю, он ищет какие-то ответы на свои вопросы и я даже предполагаю, на какие именно.

— Конкретно, чего ты от меня хочешь?

— Сергей Борисович, меня очень удручает, что вы любой разговор со мной воспринимаете как игру с нулевой суммой. Давайте один раз в жизни, для разнообразия, попробуем договориться нормально?

— Ты даже такие слова знаешь? — задумчиво веселится завуч. — Спешу успокоить: не принимай на свой счёт. Это не только с тобой. Весь этот мир — одна сплошная игра с нулевой суммой, просто кое-кто по молодости этого ещё не понимает.

— Слушайте, как вас только учителем наняли, с таким-то мировоззрением! — возмущаюсь абсолютно искренне. — Вас же самого лечить надо! Психотерапия по вам плачет как минимум. И это если ещё не патология, а пограничное состояние.

— Не наглей. О чём ты хотел договориться?

— На какой-то ограниченный период давайте затеем совместную задачу?

— Совсем тронулся? Мне это зачем? — он даже подаётся назад в неподдельным изумлении.

— Сергей Борисович, а какая у вас мечта?

Спрашиваю абсолютно искренне, без двойного подтекста. Возможно, именно поэтому светило педагогики словно с разбегу натыкается на стену и замолкает.

— Смотрите. Вам за сорок, — начинаю загибать пальцы. — Я бы сказал, хорошо за сорок, о-очень хорошо. Жены, детей — нет, по крайней мере рядом.

— СТОП! Если ты такой умный и тоже информированный, должен знать, что предложить. Не вздумай воспринять, как автоматическую готовность! Чисто теоретически, чем бы ты был готов меня заинтересовать?

Судя по обилию приложений в его интерфейсе, разговор идёт без дураков. Это хорошо, потому что я боялся, что он меня всерьёз не воспринимает.

Видимо, ракетный удар в исполнении Хадзимэ Хамасаки неплохо меняет приоритеты.

— Включите, пожалуйста, ваше приложение на достоверность, — я и так вижу, что оно вовсю работает. — Я не считаю вас личным врагом. Плохим учителем, не очень хорошим человеком — считаю. Достаточно мутным гражданином федерации, работающим на другую страну и откровенно представляющим здесь её структу…

— СТОП! Я УЛОВИЛ КОНЦЕПЦИЮ! Что ты хочешь сказать в итоге?

— Первое. Пожалуйста, выбросьте на время из головы весь свой предыдущий негативный опыт и игры с нулевой суммой — в первую очередь. Второе. Насколько я понимаю жизнь, люди вашего типа стараются поставить на всех лошадей сразу: ну это просто инструмент выживания, ни хорошо, ни плохо. У меня конечно есть своя точка зрения на тему морали, но договариваться следует мозгами, а не психикой.

— Можешь ближе к делу.

— Мозгами я вас врагом не считаю: у вас просто нет интересов, которые бы противоречили моим.

— Не лей воду. Говори конкретнее.

— Я не прошу вас мне ни помогать, ни даже сочувствовать. Подскажите, как более старшей и однозначно более опытный.

"Достоверность… 90+%…"

Ну а что, я действительно считаю, что он далеко не дурак. Также, я не исключаю, что мы сможем прийти хоть к сколь-нибудь общему знаменателю.

Он делает нетерпеливое движение бровью.

"Эмоциональная вовлечённость собеседника близка к пику" — а это уже говорит мой концентратор.

Если верить здешней теории, решения, сделанные эмоциями, в семь раз быстрее логики. Сейчас главное не облажаться.

— Моё предложение, если соблюдать теорию учебника, должно быть для вас безопасным, интересным, выгодным и, по возможности, приятным, — ещё четыре моих пальца загибаются к ладони, образуя кулак.

— Откуда мысль?

— Шутите? Хамаса…

— Продолжай, — Трофимов уже неприкрыто сверяется с каким-то индикатором в интерфейсе.

— Давайте на мгновение заглянем, скажем, в точку через пять лет. Если у меня получится хотя бы половина того, что я сейчас задумал, вам с вашей привычкой ставить на всех лошадей лучше иметь со мной если не ровные положительные отношения, то хотя бы — этот самый пресловутый нейтралитет.

— Зачем?

— А чтобы, если вы вот так вот придёте договариваться со мной, могли мне напомнить: Седьков, а ведь мы не стали врагами когда-то, хотя и очень могли.

Завуч хмуро сверлит меня взглядом и барабанит ногтями по крышке стола.

— Сергей Борисович, я вам сейчас задам один вопрос, но вы мне на него не отвечайте.

— Не понял.

— Ответьте себе и мысленно. Вопрос, даже пара. У меня сейчас хорошие шансы, с моей точки зрения, реализовать через пятилетку всё то, что не было сказано вслух сейчас?

— Какой второй вопрос? — он больше не веселится.

Я на всякий случай деактивирую расширение на харизму.

— Если даже я ошибаюсь на девять десятых, тот десятипроцентный эфемерный шанс, который остался, стоит того, чтобы не наживать в моем лице однозначного недоброжелателя? Мне ничего не говорите! — тороплюсь успеть до того, как он откроет рот.

Внезапно приходит сообщение от Тики:

"Спроси, сколько он хочет! Наличными!".

— Кто-то сейчас присутствует с нами здесь? — излишне спокойно и наигранно безразлично интересуется Трофимов.

Похоже, у него тоже есть какая-то программа, фиксирующая чужой информационный обмен.

— Не знаю, — отвечаю абсолютно честно.

Так, как вчера, я сейчас опекуншу не ощущаю. Её появление в канале — для меня неожиданность.

— Но это абсолютно неважно, — продолжаю. — Сенсей, вы же в курсе, что я платил дань Рашиду? А многие и до сих пор платят, и не только ему?

— Дальше.

— Я очень хочу обсудить с вами сумму наличными в месяц, которую буду отдавать лично вам — за своё спокойное в школе обучение. По аналогии. Предвосхищая возможные вопросы; мне ничего от вас не нужно специально, я свои проблемы решаю сам.

— За что тогда платить?

А ведь он гораздо больше заинтересован, чем старается показать.

Если честно, на это и был расчёт. Ощущения сейчас такие, как когда долго готовился к серьёзному турниру, где больше половины соперников гораздо выше тебя уровнем. Сам турнир пролетел на автомате — а ты его выиграл. И вот сейчас стоишь на пьедестале, на самой верхней тумбочке и не можешь поверить, что это всё реальность.

Стряхнув усилием воли остаточный эмоциональный фон после беседы, отвечаю:

— За моё спокойствие.

— ??? — он не играет.

— Сергей Борисович, до этой минуты у меня всегда было стойкое ощущение, что на всех этапах моей жизни в вашей школе в вашем лице я имел недоброжелателя.

— Это абсолютно справедливое ощущение и я тебе не раз объяснял, почему. Да, ты мне никогда не нравился — но я этого от тебя никогда и не скрывал. Как и не скрывал того, что стать человеком моя нелюбовь тебе в принципе не помешает.

— Вот. А я бы хотел в вашем лице видеть не минус, а ноль. Всё. Больше никаких требований, тем более конкретных.

Удерживаюсь и не говорю "Я не Фомичёв и не его родня".

— Поясни? — он задумчиво сводит брови на переносице.

— Мартинес говорят, что в отношениях может доминировать негатив, нейтралитет или позитив. У нас с вами негатив, минус. Я хочу ноль. На всякий случай повторю: ничего специально мне не нужно. На сделки с совестью идти не прошу. Преступлений покрывать не требуется, как с Лысым, когда его от контрафакта в медсекторе вашей школы сплющило. Ну, платил же я Лысому просто чтоб спокойно учиться?

Это не совсем так, Вите Седькову дань спокойствия не добавила. Но по сути — правда.

— Интересное предложение. Самое смешное, что полностью соответствует этим твоим "безопасно и выгодно". Сам додумался? — светило педагогики с интересом изучает меня с короткой дистанции.

— Миру подсказала. Говорит, что я достаточно серьёзный источник беспокойства сам по себе. Для вас лично. Должна быть какая-то компенсация, чтобы вы…

Он не дослушивает и рисует пальцем на столешнице цифру:

— Я не обещаю, что никогда не попытаюсь тебе что-либо сделать. Но как минимум у тебя всегда будет шанс знать об этом заранее. От меня. Не торгуюсь, не обещаю — излагаю свои условия. Ты сам припёрся.

Молча лезу в карман с намерением перейти от слов к делу и сделать взнос за ближайшую неделю.

— С ума сошёл? — вытаращивается на меня завуч. — Иди отсюда с богом! На счёт частного фонда пожертвований переведёшь!

— Какого? — удивляюсь, не понимая.

Впрочем, с моим амплуа это не расходится.

— Потом узнаешь, какого. Не здесь! Сам или твои, в любое другое время, кроме учебного. Переводом.

ИНТЕРЛЮДИЯ

Грузный человек с корсетом вокруг правой ноги поднялся из кресла. Неловко прохромав до окна, он выругался и вернулся обратно: запрыгивать на подоконник сейчас было не лучшей идеей.

Наблюдая через преподавательский шлюз за вышедшим от него учеником, завуч тихо посмеялся: недотёпа наступил на собственный шнурок в коридоре и форменным образом растянулся, едва успев подставить руки.

После красноречивой тирады о чьей-то матери на родном языке, более молодой соотечественник присел и принялся завязывать ботинок, продолжая бормотать под нос нецензурщину.

Пацан был непрост, ох как непрост. Но говорил он, в принципе, правильные вещи и сейчас, и всегда.

Сидеть на двух стульях, ставить на всех лошадей сразу, не иметь врагов (только интересы и союзников) — очень неплохая стратегия, как ни назови, особенно когда она не противоречит предварительно взятым на себя обязательствам (по иным каналам) и убеждениям (реальным, не декларируемым).

Мужчина подумал — и следующий вызов сделал голосом. По ряду нюансов, этот вид связи был как бы не безопаснее прочих в данный момент:

— Не подтвердилось… Натурал.

— …

— Нет… Да, уверен. Хорошо… Нет, сброшу пакет с беседой, но не отсюда… вы должны понимать…

Он был увлечён разговором. На его памяти абсолютно открыто брать деньги с двух противоборствующих сторон получалось далеко не у всех. Опять же, заноза-соотечественник, по-хорошему, после этого должен расслабиться: если у него и остались какие-то нюансы в нейропродуктах, обязательно всплывёт позже — а он не пропустит.

С какой стороны ни плюнь, везде выгода.

Поговорив, мужчина ненадолго задумался. Утренний сбой имел лишь одно логичное объяснение: видимо, он всё-таки недооценил младшую Хамасаки.

Вмешательство снаружи было, но под силу такое далеко не одному лишь носителю функционального импл…

Стоп, скомандовал он сам себе. Не стоит об этом даже думать ТУТ. Ориентировки от больших людей — это очень хорошо, это здорово. Как и оплата за беспокойство.

Но даже эти большие люди тоже, случается, ошибаются — а жить дальше здесь ему, а не им.

Видимо, папаша Хамасаки подсуропил вчера. Ушедший вот только что ученик не врал: ни он, ни его опекунша, ни (с высокой степенью вероятности) эти Эскобар-Мартинес к удару по площадке перед судом отношения не имели.

У Фомичёвых вполне могли быть и параллельные недоброжелатели, хоть и те же китайцы.

Интересно, подумал он перед тем, как вернуться за стол. А сможет ли натурал как-то сбросить этот настойчивый интерес с родины, раз такой уникальный?

На его памяти, границы иного государства, даже и этого, от тех людей могли и не прикрыть, особенно если от папаши реально осталось, что делить.

Да и гражданства, как ни крути, у этого учащегося нет. Пока.

Спасибо за ваш лайк 🙂