Американская готика

Глава 16

Вскоре Кристэль обнаружила, что ощущение уюта не вечно. Ужин в ближайшем ресторане прошел в тот вечер прекрасно, но позже, когда Грэгг покинул ее у бокового входа в здание на Уоллес-авеню и ей пришлось в одиночку подниматься в свою комнату на втором этаже, сомнения вновь вернулись.

Игра с Грэггом оказалась совсем несложной; она все продумала и действовала безупречно. Но теперь разговор закончен, и она уже не в силах не думать о положении, в котором очутилась, и о его возможных последствиях. Приятно было насладиться первым триумфом, но Грэгг уже вел собственную игру.

Кристэль покачала головой. Если бы она могла поговорить с Джимом! Но он не должен знать, где она находится и почему. Этого не знал никто, кроме Чарли Хогана. По сути, он был единственным, на чью помощь она сейчас могла рассчитывать. Джим не поймет ее, рассердится. Чарли Хоган тоже рассердился, но все же решился кое-что сделать. Наверное, сейчас он расстроен, потому что Кристэль не отчиталась по телефону, но она сделает это при ближайшей возможности. Сегодня вечером связаться с ним совершенно невозможно: слишком поздно. Все, что ей остается – это запереть свою дверь.

В коридоре послышались шаги. Кристэль прижалась к двери; шаги приблизились и удалились. Конечно, в соседних комнатах живут гости, посетители Ярмарки. Ей придется привыкнуть к посторонним звукам.

Но позже, уже лежа в постели, она снова прислушалась, и то, что она слышала, действовало хуже любых звуков; тишина. Она заснула лишь на рассвете, и сон был прерывистым и коротким. Вот уже пора вставать. Надо смело встретить утро.

Распорядок Грэгга оказался простым: утренние часы он посвящал диктовке, а днем занимался медицинской практикой. В этом она не участвовала, потому что приходилось печатать данный им материал: письма на оптовые базы лекарств и переписка с другими фирмами. На вид все было вполне законно, наряду с заказами и запросами. Разумеется, поступающей корреспонденцией он занимался сам и не показывал ей всего, что получал. Некоторые частные письма он не вскрывал при ней, а позже убирал в стол и запирал на ключ. Содержимое этих посланий оставалось тайной, как и его частные консультации в верхнем кабинете, подслушать которые у Кристэль не было возможности. Кроме того, приходилось выполнять свои обязанности так, чтобы Грэгг был доволен. Это оказалось несложным. Время их совместной работы летело быстро, а вечерами они обычно ужинали вместе в ресторане на улице.

В основном, распорядок устраивал Кристэль: они могли познакомиться поближе. Но дело ограничивалось только родственными отношениями. Замок Грэгга вряд ли был обычным жилищем: через несколько дней Кристэль уже познакомилась с потайной лестницей на втором этаже, за дверью под номером семнадцать. Но оснований не доверять его объяснениям о желании иметь потайной ход в верхние апартаменты не было. Что касается самих апартаментов, то на первый взгляд, они не таили в себе секретов, а возможности осмотреть их повнимательнее не представлялось. Она знала, что в спальне стоял запертый шкаф, но это еще ничего не значило. Нелепо представлять себе спрятанный в нем труп. Через некоторое время она узнала о другой лестнице, ведущей с первого этажа прямо в личный кабинет, но здесь тоже не было ничего странного: этим путем часто провожали наверх пациентов. Только личный кабинет таил в себе загадки – например, нишу возле анатомической таблицы и шкафчик с медкартами. Но практикующий врач где-то же должен хранить истории болезни и свои наличные деньги.

Кристэль понимала, что под замком находится погреб, но не знала, как туда попасть, и никогда не видела, чтобы туда спускался Грэгт, – впрочем, пока еще не было нужды этим заниматься. Она поняла, что в замке есть недоступные ей помещения, пути к которым предстояло отыскать. Но сложней было понять, что скрывалось за вежливой и дружелюбной улыбкой Гордона. Во время общих ужинов в конце дня она узнавала о «дяде» довольно много. Он родился и получил образование где-то в восточных штатах, был музыкантом-любителем и знатоком кулинарии и вин. Гардероб его оказался внушительным и дорогим, а его владелец, видимо, очень гордился собственной внешностью. Но подобные качества вряд ли могли бросить на него тень.

Интонации речи Грэгга менялись с настроением; иногда он был чересчур педантичен, особенно когда диктовал письма или разговаривал с клерками и пациентами. Но оставаясь с ней наедине, он говорил небрежнее, не считая зазорным щегольнуть модными словечками. Опять-таки, это казалось вполне нормальным: он хотел разграничить свою индивидуальность и профессиональный имидж. Если Грэгг и был подвержен страсти к скачкам, то этот интерес разделяли с ним тысячи прочих уважаемых граждан. Что же касается ночных визитов в Квартал красных фонарей, то стоило вспомнить список общественных деятелей и знаменитостей, не лишенных той же слабости, – все они устремлялись, к попугаю Кэрри Уотсон отнюдь не из интереса к орнитологии.

Наконец Кристэль решила попытаться найти иные подходы. Когда помощник Грэгга Хикей спускался в нижнюю контору, а хозяин находился наверху, она нарочито дружелюбно принималась осыпать его невинными вопросами. Тот отвечал легкими отговорками. Хикей имел диплом фармацевта: он собственноручно изготавливал большую часть обычных лекарств как для пациентов, так и для посетителей, проводя все свободное от надзора за клерками время в рецептурной с пестиком и ступкой. Грэгг нанял его сразу после открытия аптеки, но между ними не было ни родственных отношений, ни намека на дружбу. Фармацевт казался абсолютно довольным своим делом и тем, что Грэгг доверяет ему управление аптекой. Он не задавал своему обожаемому нанимателю вопросов и поэтому не знал ответов. Оба молодых клерка, Дэн и Перри, гораздо больше интересовались женщинами-покупательницами, нежели собственной работой. Кристэль пыталась расспрашивать их, но, очевидно, они не знали о том, что происходит «за кулисами», да и не интересовались этим. Грэгг был для них недосягаемой личностью, живущей в далеком мире, о котором они читали в бульварной прессе, мире, населенном внушающими страх и почтение знаменитостями, вроде могущественного Сэндоу. Они не интересовались появлениями и исчезновениями хозяина и верили, что Грэгг ужинает с «Алмазным» Джимом Брэди.

Кристэль беспокоило также и то, что она не могла связаться с Джимом почти неделю. Дважды она звонила ему днем, когда Грэгг принимал пациентов наверху, и не смогла застать. По вечерам улизнуть не представлялось возможности. Она осторожно намекнула Грэггу, что хотела бы посетить Ярмарку. Его реакция оказалась обескураживающей.

– Я ни за что на свете не отпущу вас одну, тем более вечером, – заявил он ей. – Потерпите, и мы сходим туда в ближайший уик-энд, обещаю.

Это означало, что она не может рассчитывать на свободу. Наконец, в пятницу, ближе к вечеру, она дозвонилась до Джима в его пансион на Харпер-авеню.

– Кристэль! Где ты, черт побери, пропадаешь?

– Погоди, не волнуйся.

– Я чуть с ума не сошел. Я заходил к тебе, и мне сказали, что ты переехала в прошлый понедельник и не оставила нового адреса. Я позвонил в газету, но мистер Хоган сказал, что ты больше там не работаешь.

– Пожалуйста, выслушай меня. Я не могла связаться с тобой раньше.

– Но где ты находишься?

– На работе. Я говорила тебе, что получила новую работу.

– Что это за работа?

– Сейчас я не могу рассказывать. Подожди, пока мы увидимся.

– Завтра?

– Нет. Может быть, в следующий уик-энд.

– Следующий уик-энд?

– Джим, извини меня.

– Извинить? Это все, что ты можешь сказать? – В его сердитом голосе послышалась озабоченность. – А ты уверена, что с тобой все в порядке?

– Конечно уверена. Все чудесно. Если ты будешь я смогу все объяснить.

– Лучше объясни немедленно. – Его гнев вернулся. – Ты снова что-то задумала, да?

– Я сказала, что не могу сейчас говорить.

– Не можешь говорить, не можешь встретиться со мной в ближайший уикенд. Может, ты вообще не хочешь меня видеть?

– Это неправда. Я позвоню тебе в следующую среду.

– Критсэль, в последний раз…

– В среду.

И она повесила трубку, обрывая последнюю нить. Это было подло, но ей ничего не оставалось делать. К тому же, через несколько дней все прояснится – как только она найдет то, что ищет. Если оно вообще существует.

Но дни бежали, не принося никаких событий. Выполняя свое обещание, Грэгг сводил ее на Ярмарку в субботу и еще раз в воскресенье. Они осмотрели панорамы бернских Альп и вулкана Кихауэа, поужинали в китайском «Чайном Домике», посетили «Индийский базар» и прочие достопримечательности Мидуэя, куда достойному дядюшке пристало сопровождать впечатлительную племянницу. Гуляющие толпы пробивались у площадками с аттракционами, но дядя Гордон посчитал более полезным осмотреть павильон «Садоводство» и полюбоваться орхидеями. В воскресный вечер они дождались фейерверка, но иллюминация не помогла ей хоть сколько-нибудь, продвинуться к своей цели.

Впрочем, кое-что из откровений Грэгга определенно приободрило Крнстзль. Грэгг завел разговор о ее бедной дорогой маме.

– Она еще не дала о себе знать? – осведомился он в тот вечер, когда они, покинув территорию Ярмарки, направились на поиски экипажа.

Девушка покачала головой:

– Слишком рано. Я не писала ей до вторника, и она вряд ли получила это первое письмо. Но мама будет рада, узнав, что я работаю у вас.

– Я беспокоюсь, – нахмурился Грэгг. – Вы говорите, она одинока, и некому присмотреть за ней?

– Там мистер Пилкрист.

– Кто он такой?

– Поверенный. Я рассказывала вам о нем.

– Ах, да. Поверенный. – В полутьме движущегося экипажа ладонь Грэгга пробежала по нафабренным кончикам усов. – Мы еще вернемся к этому, не так ли? И поговорим насчет сбережений и возможных капиталовложений. Будущее вашей матери необходимо обеспечить надлежащим образом. И ваше будущее. Сейчас я очень занят, но намерен обдумать это.

– Не стоит беспокоиться.

– Я не могу не беспокоиться. – Они вышли из экипажа у входа на Уоллес-авеню, ведущего в верхние комнаты. – Должен сказать, вы произвели на меня хорошее впечатление, дорогая. Для девушки, не имеющей опыта секретарской работы, вы делаете замечательные успехи. Но, разумеется, вы не намерены тратить оставшуюся жизнь на деловую карьеру.

– Это очень интересно, дядя Грэгг.

– Да. Так же интересны экспонаты на Ярмарке. И они не имеют ничего общего с реальными вещами. Разве вы не мечтали о путешествиях и о настоящих диковинах вместо подделок? Вам никогда не хотелось посетить египетские пирамиды, Тадж-Махал, собор Нотр-Дам? Мир широк и полон наслаждений, а самое время узнать их – сейчас, пока вы еще молоды.

– Боюсь, что эти вещи слишком дороги для таких, как я.

– На свете нет ничего недосягаемого. – Грэгг пристально посмотрел на нее сбоку. – Сколько, по-вашему, может выручить мать от продажи дома?

– Право, я не знаю. По-моему, этого может хватить на то, чтобы она прожила в достатке.

– В хороших руках ее капитал может принести гораздо больше, чем просто достаток. Да и вам должно хватить с избытком. С годами вы привыкнете к роскоши. – Грэгг подошел к двери и открыл ее. – Но мы продолжим наш разговор в другой раз.

Они пожелали друг Другу спокойной ночи, и по лестнице она поднималась одна. Готовясь ко сну, Кристэль погрузилась в размышления. Грэгг проявил интерес к деньгам ее матери, но не более того, И все же, неделя, проведенная с ним, не была полностью потеряна. Она сумела произвести впечатление, как задумала, и пока он верит, что в семье есть деньги, он будет с ней терпелив.

Но что если она ошибается? Что если здесь нет настоящей тайны, и Грэгг – лишь мелкий мошенник, которому нравятся женщины и который потакает своим мелким слабостям, весело шагая к новым победам и утешаясь между делом в салоне Кэрри Уотсон?

Нет, что-то говорило ей, что все не так просто. Его глаза – глубокие, темные глаза, приковывающие к себе намеком на скрытую силу. Тайна крылась в этих глазах, в этом жилище.

В следующие несколько дней Кристэль показалось, что она знает способ раскрыть ее. Все это время разгадка была здесь, у нее под носом. Каждый день в коридоре – съежившись, на коленях – с упрямой прилежностью мыла пол Мэгги – горничная, она же уборщица и заведующая постельным бельем во всех сдаваемых внаем комнатах. Завязать разговор с ней было несложно: монотонная работа заставляла ее радоваться любой возможности хоть немного поболтать.

– Да, уж работенки здесь хватает, и не удивительно – как подумаешь о том, что миштер Грэгг принимает на ночлег столько посетителей. Тут и впрямь надорвешься, бегая за всеми, принося им лишние подушки и наполняя графины водой, не говоря уж о выносе гончарных изделий из-под кроватей – юная леди поймет, о чем я говорю…

Кристэль поняла и потребовала продолжения. Она осторожно осведомилась о верхних апартаментах.

– Одно могу сказать вам – миштер содержит их в аккурате, – поделилась Мэгги. – У него в комнатах мне и делать-то почти нечего. Все, что ему нужно, – это вы-трать пыль, об остальном он заботится сам.

– Так значит, вы никогда не делали там настоящей уборки?

– Само собой, да и когда мне этим заниматься, если у меня полно хлопот и здесь? Сами видите, мисс, – встаю я в шесть и на ногах до ночи. Право же, в сон клонит, когда я захожу перекусить с подругами на Арчер-авеню.

К своему удивлению, Кристэль узнала, что Мэгги начала работать здесь лишь за неделю до ее появления. А в среду она снова исчезла – по-видимому, вернулась на Арчер-авеню. Ее место заняла другая, откликавшаяся на имя Бриджит и обладавшая сильным ирландским акцентом, – но чересчур молчаливая.

В то утро Кристэль спросила об этом у Грэгга, и тот пожал плечами.

– Я к этому привык. Они приходят и уходят каждые несколько недель. Я знаю, что работа тяжелая, но я хорошо плачу. Ну да, таковы ирландцы: дай им несколько долларов – и они тотчас ухватятся за кувшин со спиртным в ближайшем салуне. Как видите, я не доверяю им ответственных дел. Я сам управляюсь с платой за комнаты, А кстати, сегодня нам предстоит подсчитать всю выручку с верхнего этажа. Уже конец месяца, и мне хочется привести в порядок отчетность.

– Но вы уже дали мне напечатать несколько писем.

– В конце месяца много забот. Пациентам следует разослать счета. – Грэгг улыбнулся ей. – Не хотите ли помочь мне сегодня вечером с выручкой?

– Я надеялась, что смогу уйти на несколько часов.

– Снова на Ярмарку? – Грэгг покачал головой. – Путешествовать одной после наступления темноты для вас нежелательно. У Мидуэя ошивается довольно грубый народ. Говорят, полиция там всегда настороже, но нет смысла рисковать. – Он посерьезнел. – Не сердитесь на меня, Кристэль. Мы сможем снова отправиться туда в этот уик-энд.

Итак, она снова лишилась шанса позвонить Джиму. Вместо этого она уселась после ужина в нижней конторе и подсчитала общую сумму выручки, количество платежей было на удивление велико для одного месяца, но, впрочем, комнат у Грэгга также было немало, и вообще, она считала постоянный поток гостей естественным. Они оставались достаточно долго, чтобы посетить Ярмарку, повидать достопримечательности – максимум за несколько дней. Кристэль заметила, что большинство из них – женщины. Видимо, они предпочитали снять жилье поближе к Ярмарке, чем добираться туда из гостиниц в центре города, да и цены там более высокие. А может, причина не в этом?

Кристэль тряхнула головой, прогоняя охватившую ее слабость. Причина не имела значения. Почему бы не признать правду? Она ошибалась. Десять дней – и никаких результатов, совершенно ничего. Можно сказать, она очутилась в еще худшей ситуации, чем раньше. В том есть своеобразная ирония: она появилась здесь, чтобы следить за Грэггом, а вместо этого оказалась у него под надзором. Она рассчитывала поймать его в ловушку, но попалась в нее сама, а теперь сидит здесь, словно узница. Боится даже снять трубку и позвонить Джиму, опасаясь, что Грягг вздумает спуститься вниз и застанет ее врасплох. А что подумает Джим, не дождавшись от нее звонка? О чем он думает сейчас? Ей придется скрыть правду, другого пути нет. А как насчет Чарли Хогана, ожидающего весточки и обещанного очерка?

Весь план казался столь легким и простым – попасть сюда, войти в доверие к Грэггу, наблюдать, дожидаясь, пока он сделает ошибку, и заполучить, доказательства, подтверждающие ее подозрения. Но план не срабатывал. Можно сидеть здесь, дожидаясь неизвестно чего, очень долго.

Так к чему переживать? Если Грэгг узнает, кто она такая, пострадает разве что ее гордость. Но каждая минута ее отсутствия ранит Джима. Он заслуживает того, чтобы узнать правду. Она должна рассказать ему обо всем. Будь что будет – она позвонит ему, и сейчас же.

Кристэль потянулась к телефону. Но раньше, чем она сняла трубку, прозвенел ночной колокольчик.

Должно быть, что-то срочное. Аптека закрыта, свет погашен: никто не придет сюда в столь поздний час, разве что по срочному делу.

Колокольчик снова звякнул. Машинально Кристэль поднялась и прошла по коридору в помещение аптеки. Пока она двигалась к двери, колокольчик звенел непрерывно; ширма на двери была опущена, но девушка различила за ней силуэт человека, ожидавшего снаружи.

Резкий звон колокольчика слился со скрежетом отодвигаемого засова. Кристэль открыла дверь и впустила человека с улицы.