Глава 3
КАК ИМ СМОТРЕТЬ В ГЛАЗА!

В этот вечер Вячеслав Акимович Пичуев долго не уходил из лаборатории.

Надя Колокольчикова бесшумно ходила по лаборатории, стараясь не попадаться на глаза инженеру. Иногда она взглядывала на него и видела склоненную русую голову с непокорным клоком волос на затылке. Эта приподнятая прядь всегда придавала внешнему облику Вячеслава Акимовича выражение чего-то мальчишески-трогательного и в то же время никак не вязалась с солидной внешностью ученого в очках, с дымящейся трубкой, крепко зажатой в левом углу рта.

Больше всего нравились Наде те немногие минуты, когда он снимал очки, отбрасывал трубку и смотрел перед собой изумленно-обиженными глазами, будто видит мир вовсе не таким, каким он ему представлялся до этого.

- Куда исчезли ваши друзья? - неожиданно спросил Пичуев.

Надя заморгала непонимающе:

- Какие друзья?

- Будто я и не знаю! - инженер скупо улыбнулся. - После меня вы с этими «изобретателями» два часа беседовали. Я, конечно, не любопытен, но бывают случайности… Сегодня утром волей-неволей заинтересовался одним телефонным разговором… - Он помолчал, заметил пепел на колене, небрежно стряхнул его. Извините, но я оказался в соседней комнате. Короче говоря, когда они должны позвонить?

- Обещали вечером, после испытаний, - Надя смущенно теребила поясок халата. - Сегодня проверка на дальность.

- Это мне и нужно. Понимаете, Надюша? Хотелось бы договориться с третьей лабораторией, чтобы проверить одну занятную комбинацию насчет дальности… Больше того - я хочу кое-что поручить этим студентам. Как их зовут?

Надя наморщила лоб. Нет, невозможно вспомнить.

- Одного зовут Женя… Женя… - повторяла она.

- Довольно! Обязательно перепутаете… Они хотели взять передатчик в горы или куда там, на Каспий, что ли?

- Все еще спорят между собой. Куда поедут, неизвестно.

- Мы им подскажем.

На соседнем столе задребезжал телефон. Казалось, он подскакивает от нетерпения.

Надя сняла трубку.

- Усиков? - удивленно переспросила она. - Простите, не знаю… Ах, да, теперь вспомнила… Вы что? Шутите?… Не нашли? Это ужасно! - Она растерянно опустила трубку. - Вячеслав Акимович… Аппарат пропал.

- Опять фокусы?

- Да нет… честное слово, - лепетала Надя… - Ребята не знают, что делать. Целый год работали… Вас просят…

Пичуев подошел к телефону.

- Что вы там натворили, изобретатели? - Он слушал, нервно поправляя очки, недовольно морщился. - Включается каждый час?

- Помогите им, Вячеслав Акимович, - упрашивала Надя, беспокойно бегая пальцами по столу, зачем-то искала тряпку и не находила ее. - Пусть сюда приедут… Вы же сами хотели…

Инженер нетерпеливо махнул рукой.

- Хорошо, только мигом! - Он бросил трубку на рычаг и, вытащив из кармана счетную линейку, застучал ею по спинке кресла. - Мальчишки, молокососы… А туда же, в исследователи лезут… Скажите на милость, аппарат потеряли… Девчонке и то непростительно. - Быстро взглянул на лаборантку, смущенно крякнул и затих.

- Что же делать, Вячеслав Акимович?

Ни о чем не могла сейчас думать Надя, кроме страшного несчастья, постигшего ее новых товарищей. Казалось, случись с ней такое, она умерла бы тут же. Разве можно после этого жить? Ужасно!

- Ахать нечего! - пробурчал Пичуев. - Быстро закажите пропуска.

Он досадовал на ребят и больше всего на себя. Какое ему дело до них? Глупейшая история! В то же время инженер не мог оставаться безучастным, он чувствовал это и злился… Может быть, потому, что хотел предложить студентам интересные испытания?… Нет, испытания здесь ни при чем. Просто инженер Пичуев искренне встревожен. Телепередатчик, построенный студентами, довольно ценная конструкция, но ее можно повторить… Страшно другое: доверие коллектива не восстанавливается так скоро. Они могут навсегда потерять его, потерять так же, как и свою счастливую звезду «Альтаир».

Давно погасла трубка, затихли голоса за дверью. Давно уже все ушли из института, только Надя и Пичуев остались в лаборатории, ожидая студентов. И думал Пичуев не о проблеме дальности, а совсем о другом, не связанном ни с интересами Института электроники и телевидения, ни с личными интересами самого инженера, и думы эти были неотвязны, тревожны.

Чтобы освободиться от них, Вячеслав Акимович снова вспоминал о проектах дальней передачи телевидения, о высокочастотных кабелях, которые предполагалось тянуть из - Москвы в другие города, чтобы по этим кабелям передавать московскую телевизионную программу местным телецентрам. Инженер прикидывал, сколь дорого это может стоить, вспоминал еще об одном способе, с применением ретрансляционных точек, когда по цепочке радиостанций, будто эстафетой, бежит волна из Москвы… Он думал и о других возможностях дальней передачи, все они были ему давно известны, но ни один способ его как следует не удовлетворял… Мысли вновь и вновь возвращались к маленькому автоматическому передатчику, который сейчас путешествует в чужой машине и подает сигналы о помощи: «Верните меня, верните!»

Пичуев не заметил, как в лабораторию вошли Усиков и Гораздый, растерянные хозяева пропавшего аппарата.

- Вот они, - чуть слышно сказала Надя.

Друзья стояли потупившись, намокшие, молчаливые. С опущенных рук, с рукавов, набухших от стекавшей воды, падали капли, с громким стуком, как горох, ударяясь о пол. Только они нарушали застывшую тишину.

- Что было в ящике, который остался у вас? - наконец спросил инженер.

Внимательно рассматривая пряжку на ремне, Митяй ответил:

- Лопаты.

- На ящике табличка с надписью: «Светлогорский завод сельскохозяйственных машин. Цех ширпотреба», - добавил Лева, машинально поправляя мокрую тюбетейку.

Гораздый с шумом вздохнул.

- Других данных нет. Ничего не известно.

Потом он высказал робкое предположение: вероятно, машина ехала именно с этого Светлогорского завода, где человек, которого называют Толь Толичём, получал груз, в том числе и ящик с лопатами.

Инженер согласился с этим. Митяй печально продолжал свой рассказ. Оказывается, он и Лева звонили по междугородному телефону на Светлогорский завод, где узнали, что за последние дни отдел сбыта никаких лопат не отгружал. Возможно, они были получены с завода давно и лежали где-нибудь на складе.

Оборвалась единственная нить… Конечно, студенты не запомнили номера машины Толь Толича, где остался «Альтаир», ничего не знали о ней, даже не представляли ее маршрута. Отчаявшиеся друзья пытались спрашивать у постовых милиционеров: может, те видели машину с ящиками? Постовые сочувственно отвечали, что за сегодняшний вечер не раз встречали такой груз. Обыкновенная упаковка - ящики.

- Уравнение со многими неизвестными, - заключил Вячеслав Акимович, выслушав горестное повествование Митяя. - Я бы сказал - со всеми неизвестными… Математика тут не поможет. Видно, и опытность разведчика здесь тоже не пригодится. Искать в Москве случайно продавший ящик - все равно что иголку в сене. Вот если бы ящик у вас украли, то органы милиции постарались бы его найти… А тут, как говорится… - Пичуев развел руками. - Плоды преступной небрежности! Ну, ну, не кваситься! - пригрозил он, заметив, как при последних его словах Лева Усиков закусил губу и отвернулся. - Сами натворили, сами и расхлебывайте.

- Да ведь они… - пыталась было вступиться Надя, но инженер не дал ей договорить:

- Знаю, что они, а не кто другой. Лежит сейчас ваш ящик где-нибудь на складе и ждет, пока его не отправят в подсобное хозяйство. Год может лежать ящик с лопатами у нерадивого завхоза. Никто и знать не будет, что погибает на складе единственный в своем роде и, я бы сказал, довольно любопытный аппарат.

Надя хотела утешить студентов:

- Может, еще найдется?

- Вещь неодушевленная, сама не прибежит, - заявил Пичуев. - Искать надо, ребятишки. Вот что! Позабудьте о следопытах и разведчиках, их приемы вам не помогут. Надо вспомнить… - он помедлил и проговорил, отчеканивая каждый слог: - радио-тех-ни-ку… С этими знаниями, наблюдательностью и, разумеется, настойчивостью вы должны найти «Альтаир». Итак, вы говорите, - обратился он к Усикову, - что аппарат включен, но последнюю передачу было видно плохо?

- Потом мы и вовсе ничего не увидели, - с грустью уточнил Митяй. - Если он далеко, разве примешь!

Инженер напомнил, что на хорошую, высоко поднятую антенну можно попробовать принять работу «Альтаира», и тут же спросил, когда он снова включится. Усиков взглянул на часы.

- Через три минуты.

- Надюша, а ну, быстренько подготовьте второй телевизор.

Вячеслав Акимович заторопился и сам побежал отдергивать штору на экране. Сейчас его увлекал новый, неожиданный эксперимент. Впервые инженер будет принимать работу телепередатчика, место расположения которого неизвестно. А главное - этот опыт связан не только с наукой, но и с практической помощью ребятам в поисках исчезнувшего аппарата. Кто знает, что сейчас он будет показывать?

Лева Усиков с тоской смотрел на все эти приготовления и ни во что уже не верил. Абсолютное невезение! Несколько раз звонил Журавлихину, а он, оказывается, уехал на вокзал за билетом. Ночью отходит поезд, о чем Лева узнал от сестры Журавлихина. Пришлось попросить ее сказать о несчастье; когда брат заедет домой, пусть позвонит в комитет комсомола - сегодня в одиннадцать срочное заседание курсового бюро. Об этом Леве даже страшно подумать. Поджилки трясутся. Он и Митяй скоро встретятся со своими товарищами. Как им смотреть в глаза?…

- Надеюсь, вы меня поняли? - спросил Пичуев, вполоборота повернувшись к Леве и одновременно наблюдая за бегающими линиями на экране. - Аппарат сам подсказывает метод, как его искать.

Из репродуктора, что находился под телевизионным экраном, послышалось гудение останавливающейся машины, затем звонок трамвая и наконец медовый голос Толь Толича:

- Опять, золотко, то же самое. Машина не желает слушаться шофера… Спасибо, хоть до трамвая добрались.

На экране косые, бегущие линии стали выпрямляться. Вырисовывалась картинка, пока еще неясная, мутная. Пичуев подправил фокусировку, но «Альтаир», видно, находился далеко, мощность его была слабой, поэтому трудно различались контуры.

Машина стояла возле какого-то ларька. Светилось решетчатое окно, мокрый прилавок и круглое лицо продавщицы - она переставляла пивные кружки.

Лева вцепился в штору возле экрана и, казалось, готов был прорваться сквозь него навстречу Толь Толичу. Да, это он плывет к ларьку, семеня коротенькими ножками.

- А ну, хозяюшка, - послышался добродушный голосок, - не откажите в любезности - кружечку… От этого проклятого дождя у меня в горле сохнет. Ну и погодка! Скажу откровенно, всем она досаждает. Торговля скверная. Наверное, и у вас, золотко, план не выполняется… Сочувствую, глубоко сочувствую. Вот что, красавица, - весело говорил он, прихлебывая пиво, - мне кадры нужны, в отъезд… Женщина вы, как я вижу, положительная, хозяйственная. Плюньте на все. Беру вас буфетчицей в южную экспедицию. Ни дождя тебе, ни сырости, солнышко печет, персики зреют, виноград разный. Соглашайтесь, хозяюшка.

В лаборатории, где на экране телевизора была видна вся эта сцена, так и не узнали о том, согласилась ли «хозяюшка» на лестное, а может быть, и шутливое предложение Толь Толича. Передатчик выключился, экран потемнел, и все смолкло.

Даже Вячеслав Акимович забеспокоился. Он рассчитывал, что примерно в течение месяца, то есть до тех пор, пока «Альтаир» способен посылать свои сигналы, можно его найти в пределах Москвы или пригородов. Однако сейчас выясняются весьма неприятные обстоятельства. Ящик может быть отправлен в «южную экспедицию». Искать ультракоротковолновый аппарат с ограниченным радиусом действия по всему югу страны - задача фантастическая и невыполнимая.

- Будем надеяться, что ваш знакомый любят побалагурить. Выдумал, наверное, южную экспедицию, - успокаивал Вячеслав Акимович совсем уже отчаявшихся ребят.

Митяй пока еще держался в норме, а Левка часто моргал, вот-вот заплачет, как девчонка. Так казалось Митяю, но он ошибался. Лева чувствовал себя, конечно, скверно, но в присутствии Нади должен был крепиться, - ничего не поделаешь, мужчина.

- Надо все-таки узнать, чем закончился разговор, - вслух размышлял Митяй, задумчиво поглаживая мокрые волосы. - Может, этот «начальник кадров» оставил женщине телефон или адрес…

Вячеслав Акимович заинтересовался его предположением.

- А вы сможете ларек найти? В Москве их достаточно.

- Мимо проходил трамвай. Да, да, конечно… Виден был с правой стороны от ларька, - как бы вспоминая, рассказывал Митяй. - Фонарь отражался в луже опять с этой же стороны. Значит, еще одна примета. Потом Толь Толич сказал, что машина наконец-то добралась до трамвая. Вы слышали? Мне кажется, надо объехать все конечные трамвайные остановки на окраинах и попробовать найти ларек.

- А пожалуй, это идея! Надюша, вызови машину, - приказал Вячеслав Акимович. - Поезжайте немедленно. Может быть, встретите еще там этого говоруна!… Через час мы включим телевизор… Возможно, еще новые признаки появятся на экране.

Провожая ребят, он сказал в шутку, что, вероятно, ему удастся увидеть вывеску организации, где работает Толь Толич.

…Не повезло ни ему, ни бедным испытателям. После долгих мытарств Лева и Митяй наконец нашли ларек, справа от которого проходила трамвайная линия. С этой же правой стороны светил фонарь. Узнали они и большую лужу под ним. Узнали мокрый прилавок и круглолицую хозяйку с кружевной повязкой на пышных волосах. Закрывая ларек, она убирала кружки, сердилась на маленькую выручку и не хотела отвечать на вопросы каких-то любопытных ребят, но в конце концов покорилась их отменной вежливости и рассказала, что действительно всего лишь час назад ее сманивал в другую организацию какой-то веселый начальник, но она наотрез отказалась. Ее, как лучшую работницу, здесь ценят и уважают, пишут про нее в стенгазете, и она, конечно, не будет подводить свое начальство - ведь они тоже отвечают за план… Персиками да виноградом ее не купишь, когда из-за дождей план не выполняется. «До ночи приходится в ларьке торчать, чтобы в нашем торговом деле прорыва не было», - призналась она, предложила студентам пива, но те поблагодарили ее и, понурившись, направились к машине.

В лаборатории тоже неудача. Ни через час, ни через два вовремя работы «Альтаира» нельзя было увидеть не только вывеску, о которой мечтал инженер, но и вообще ничего. Измерительные приборы показывали, что передача есть, но сигналы очень слабы, а потому даже при максимальной чувствительности телевизионного приемника принять изображение невозможно.

- Радиотехника тоже подводит, - печально заметил Вячеслав Акимович и посмотрел на часы. - Не думаю, чтобы ящик с аппаратом возили всю ночь по городу. Он сейчас отдыхает на каком-нибудь складе, причем довольно далеко от нас. Придется завтра утром продолжить поиски.

- А как же искать, если нет никакого изображения? - растерянно пробормотал Лева.

- Значит, надо выбрать место, где оно обязательно должно появиться. Поэтому иногда не вредно вспомнить законы распространения ультракоротких волн. Короче говоря, я сейчас позвоню одному из наших инженеров. Он живет в высотном здании и проведет вас на верхнюю площадку. Оттуда Москва как на ладони.

Пичуев быстро зашагал к телефону. Опять неудача. Инженер уехал в театр.

Лева невольно подумал, что есть на свете счастливые люди - в театры ездят, развлекаются, совесть у них спокойна. А ему и Митяю сейчас надо ехать на расправу. «Как смотреть ребятам в глаза? Как смотреть?»

В жизни Левы Усикова особых потрясений не бывало. Отец и мать никогда с ним не расставались, даже во время войны. Химический завод, где работал механиком отец Левы, был эвакуирован за Волгу. Только к концу войны вся семья Усиковых - потомственных москвичей - возвратилась к себе домой, в тихий переулок по имени Сивцев Вражек. Лева здесь родился, учился неподалеку в школе, куда и сейчас его тянет по привычке, его - студента радиоинститута. Было множество счастливых дней. Как не вспомнить день, когда ранним сентябрьским утром ты впервые переступил школьный порог, стал пионером, получил комсомольский билет, наконец аттестат зрелости!

Счастье давалось не легко, с горькой приправой. Так, например, Леву долго не принимали в пионеры - поведение не позволяло.

Он не дрался на школьном дворе, не разбивал окон футбольным мячом, не лгал, не вывертывался, не дерзил старшим. Сидел на уроках спокойно, смирно, как подобает каждому школьнику. Но в чем же так провинился Усиков Лева, коли пришлось ему надеть красный галстук позже всех одноклассников? На этот вопрос Митяй ответил бы немногословно: «Потому что Левка шкода». Подобное определение следует понимать как шалун, проказник, но это не совсем точно. Как правило, Лева был жертвой разных увлечений, особенно техникой, а кроме того, страдал от пылкой любви к краскам. Разве можно винить Леву, если все неприятности получались помимо его воли?

Он приносил в класс разные смешные модели, занятные игрушки, которые выдумывал и строил сам. Кому же их еще показывать, как не ребятам! Иначе неинтересно! Во время перемен и после уроков к Леве приходили даже десятиклассники. Пощипывая верхнюю губу с ожидаемыми усами, кто-нибудь важно цедил: «Ну, хвастайся, Тушканчик. Опять изобрел будильник?»

На «Тушканчика» Лева не обижался, прозвище ласковое, а вот насчет будильника нехорошо. Вовсе он никогда не изобретал ничего подобного, а просто использовал механизм от будильника для разной автоматики.

Он проверил, сколько нужно минут, чтобы прочитать книжную страницу, а потом приспособил часовой механизм для перелистывания. Каждые три минуты механический палец, вернее - тончайший стерженек, сдвигался в сторону и отпускал очередную страницу, тут же она подхватывалась зубчатым колесиком и переворачивалась.

Потом Лева мастерил пожарную машину, где опять-таки механизм от будильника поднимал вверх составную жестяную лестницу. Машина была выкрашена не в красную краску, как обычно, а в оранжевую, колеса были зеленые, а лестница небесно-голубая. Такой пестрый колорит нравился Леве, ради него он мог погрешить и против действительности.

Вместе с книгами и тетрадями модели прекрасно уживались в парте. Но бывали неприятности, когда, доставая книжку во время урока, Лева случайно сдвигал стопорный рычажок «автоперелистывателя», и он начинал щелкать. Так же случайно из парты выползала пожарная лестница.

Автоматы не слушались конструктора, и часто совсем не к месту - скажем, на уроке грамматики - в парте Усикова вспыхивал красный свет и гудела сигнальная сирена. Напрасно Лева доказывал, что он тут ни при чем - виноваты плохие контакты или заедание шестеренок, - в школу вызывали маму.

Дома происходил разговор вежливый, но вполне категорический. Мама требовала, чтобы Левины игрушки никогда не появлялись в классе, достаточно с нее домашних неприятностей. Каждый день перегорают пробки, в кухню войти нельзя - жестянки, щепки. В ногах путаются какие-то колючие проволоки, чулки рвут. Разорение в хозяйстве!

Мама - старший бухгалтер. Как-то она подвела годовой баланс и припомнила Леве все убытки. Перегоревшие пробки - пустяк. Левка их чинит сам по всем требованиям пожарной безопасности - легкоплавкой проволокой. Чулки чинить не умеет, так же как и свои штаны, прожженные кислотой. Этот убыток надо списать. В истории с кислотой опять подвела техника.

А дело было так. Посудите сами, разве мог Лева мириться с явным. несовершенством карманного фонаря! Вот уж где разорение - батарейки. Недели не пройдет - покупай новую. Мама ворчала: «Ужасный расход, по смете не предусмотренный, на одних батарейках прогоришь». А так как Лева использовал их не только в фонарике, но и для всяких опытов, то вполне были понятны опасения матери. В тонких волосках малюсеньких лампочек, в моторчиках и фарах движущихся моделей сгорали не копейки, а многие рубли.

Изобретатель Усиков подсчитал экономию от замены батареек аккумулятором, в последний раз попросил у мамы некоторую сумму «на капитальные вложения», то есть: на приобретение маленького аккумулятора, сделал выпрямитель для его зарядки - и был счастлив. Отныне опыты Левы никак не будут отражаться на домашнем бюджете.

Конечно, прежде всего, надо заменить батарейку в карманном фонаре. Для него Лева сделал из жести другой корпус, побольше, выкрасил бронзовой краской, подобрал к аккумулятору плотную резиновую пробку… ну, в общем, предусмотрел все, обеспечил абсолютную надежность своего нехитрого предприятия.

Направляясь в школу, Лева чувствовал в кармане приятную тяжесть новой конструкции, экономичной и совершенной. На улице встретился с ребятами, но фонарик не показывал, предвкушая удовольствие продемонстрировать его в классе. Разговор шел о разных вещах, но только не о нем. Лева даже позабыл о фонаре, вспомнив лишь в раздевалке. Сунул руку в карман, и она скользнула до самого колена. Фонарик исчез, провалился сквозь дыру, прожженную кислотой. На втором уроке дыра обнаружилась не только в кармане, но и в самих брюках, суконных, праздничных.

После чистосердечного признания родителям Лева на некоторое время охладел к технике и отдал все свои помыслы искусству живописи. Правда, это высокое искусство он понимал весьма своеобразно. Отдавая дань школьной стенгазете, где был главным рисовальщиком карикатур и писал красочные заголовки, Лева тяготел, если так можно выразиться, к монументальным формам.

Большое счастье - орудовать кистью маляра, закрашивать в свои любимые цвета огромные поверхности, а не заниматься мелкой графикой - рисуночками и виньетками. В квартире семьи Усиковых был ремонт. Лева ходил по пятам за малярами, до тонкости изучил всю их технологию, а потом, когда через два года встал вопрос о побелке и покраске квартиры, Лева упросил родителей доверить это дело ему.

Родители уехали в санаторий, а по их возращении пришлось перекрашивать всю квартиру. Нет, не потому, что молодой маляр не сумел как следует положить клеевую краску. Стены были покрашены мастерски, без подтеков и грязных разводов. Дело в том, что его художественный вкус резко отличался от общепринятого. Представьте себе комнату ядовито-зеленого цвета, с желтым потолком. Или спальню фиолетово-черного тона, на стенах которой золотом выписаны пионерские горны. Лева объяснял этот декоративный мотив символикой: горн напоминает, что скоро вставать. А вообще, прекрасное сочетание: лиловое с золотом.

За время отпуска родителей Лева выкрасил, в самые яркие цвета табуретки, кухонный стол, полки, оконные рамы. Квартира напоминала внутренность калейдоскопа, если бы его увеличить во много раз. Единственно, с чем примирилась мама, так это с окраской кухни. Странно, но стены все же оказались белыми, а наверху вместо бордюра Лева серебряной краской изобразил танцующие ложки, вилки и ножи, что-то вроде хоровода.

Лева не мог ограничиться ролью домашнего живописца. Его душа требовала простора, широкой деятельности. В школе стенгазета выходила редко, праздников в году, когда требовалось Левине искусство, тоже не очень много. Он заведовал художественным оформлением школы: рисовал плакаты, писал лозунги на кумаче и вместе с ребятами украшал елками или цветами (смотря по сезону) школьный зал и сцену.

И вот однажды, после того как очередная стенгазета была разрисована и в ней не осталось ни кусочка белого поля, Лева сдал ее редактору, а сам, оставшись в классе, занялся украшением своей парты. На черном глянцевом поле чудесно ложились масляные краски. Расцвели на парте ромашки и колокольчики. Возле чернильницы полыхал мак, а место для ручек и карандашей украсилось нежными ландышами и полевой гвоздикой. Лева был твердо убежден, что, во-первых, это красиво, а во-вторых, полезно при изучении ботаники: тут тебе и сложноцветные, и лилейные, гвоздичные.

Из-за этих гвоздичных Леве не поздоровилось. Порча школьного имущества! Правда, керосин и тряпка сделали свое дело - бесследно исчезли с Усиковой парты и ромашки и васильки. Однако спустя несколько месяцев эта история вспомнилась, когда Усикова принимали в комсомол.

С аттестатом зрелости у Левы тоже не все оказалось гладко. Аттестат был подпорчен тройкой по химии. Серебряная медаль, о которой Лева подумывал всерьез, осталась только на рисунке в его альбоме. Отец расстраивался. Сам он работал на химзаводе - и вдруг у сына тройка по химии!

Все лето Усиков готовился к конкурсным экзаменам в радиоинститут. Выдержал если не с блеском, то во всяком случае как полагается. Получил только на два очка меньше возможного. Он уже чувствовал себя студентом, но на него совсем неожиданно обрушилось несчастье. Претендентов оказалось невероятно много, а потому были приняты лишь те, кто выдержал экзамены на круглые пятерки.

Собственно говоря, за всю свою восемнадцатилетнюю жизнь Лева не испытывал большего горя, чем этот отказ. Он не хотел идти ни в какой другой вуз, потому что, начиная с седьмого класса, его влекла к себе радиотехника. В энергетическом институте, институте связи, где тоже готовили радиоспециалистов, все вакантные места уже были заполнены, и Лева Усиков остался не у дел.

Вот когда он помучился. Ежедневно ездил в радиоинститут, где бесцельно бродил по двору, с завистью смотрел на счастливчиков, оформляющих свои документы, и ждал чуда.

Чуда не было. В конце концов Леву зачислили на заочное отделение, а вскоре - когда он показал свои знания и незаурядные радиолюбительские способности, получил премию на городской радиовыставке и его, в порядке исключения, приняли в научное общество - Усиков Лева был переведен на основное отделение.

Так бы и жить: сдавать экзамены на пятерки, хоть это и трудно ему было, работать в комсомоле, строить телевизоры, понемножку рисовать, ходить на выставки и в театры, болеть за «Спартака»… Все было бы прекрасно, но «Альтаир»…

Если Лева его не найдет, жить невозможно, совесть замучает.


* * *

После собрания в радиоинституте состоялось заседание комсомольского бюро первого курса. Присутствовали даже члены комитета комсомола. Вопрос - был важный и не совсем обычный: как найти ценный аппарат, потерянный в результате преступной небрежности студентов-комсомольцев Гораздого и Усикова?

Именно - как найти? Это было самым главным и неотложным. Об ответственности виновников перед коллективом разговор пойдет несколько позже, когда «Альтаир» будет возвращен в институт.

На бюро явились специально приглашенные члены научного общества: создатели аппарата, директор института - пожилой спокойный человек - и инженер Пичуев.

Он вызвался помочь комсомольцам в поисках «Альтаира», причем твердо держался мнения, что найти его должны сами конструкторы… Пусть докажут, на что они способны в трудную минуту. Не только за лабораторным столом решаются научные проблемы. Нам нужны молодые специалисты, готовые к любым жизненным испытаниям, они должны уметь применять свои знания на практике.

- Вот вам живой пример, - говорил он, рассеянно стряхивая пепел с рукава. - Надо найти решение довольно сложной технической задачи. Под силу она Гораздому и Усикову? Думаю, что да.

- Дорогой Вячеслав Акимович, - мягко обратился к нему директор, отодвигая в сторону толстый портфель, - я охотно соглашаюсь с вами. Но поймите: передатчик, созданный студенческим обществом, - это плод годового труда многих наших студентов. Есть серьезные опасения, что мы навсегда потеряем «Альтаир», если будем надеяться только на Гораздого и Усикова, - он недовольно взглянул на поникших ребят. - Можно ли им доверить поиски? Пусть решает коллектив.

Выступил секретарь комсомольской организации первокурсников. Поминутно ощупывая стриженую голову, он говорил, что впервые за истекший год бюро рассматривает столь сложный и неприятный вопрос. Гораздый и Усиков - примерные комсомольцы, за ними никогда не водились подобные проступки, поэтому подходить к решению этого вопроса надо осторожно.

- Конечно, - доказывал он, глядя на директора, - легче всего наложить взыскание, отстранить от участия в поисках и попросить дирекцию передать это дело своему хозяйственному аппарату. Пусть ищет кто-либо из снабженцев. Но правильным ли будет это решение?

- Нет, абсолютно неправильным! - горячо поддержала его одна из студенток, член комитета. - Ребята серьезно виноваты, и мы им этого не простим. Но коллектив вправе разрешить Гораздому и Усикову исправить свою ошибку и тем самым восстановить наше доверие.

С этим согласились все. Директор предложил «усилить поисковую группу», то есть, кроме Гораздого и Усикова, поручить это дело еще нескольким комсомольцам.

Никто не возражал, но оказалось, что большинство ребят разъехались. Долго перебирали фамилии членов научного общества, но так ни на ком и не остановились. У каждого студента были свои планы, свое задание. Кто направлялся в подшефный колхоз, кто на практику, кто в экспедицию. Три члена комитета с завтрашнего дня должны были ехать на строительство новой радиостанции. Получилось так, что Гораздый и Усиков, члены научного общества, которым еще раньше было поручено испытать «Альтаир», сейчас представляли всю «поисковую группу».

Некоторые из ребят доказывали закономерность такого явления. Задание остается заданием, но значительно более сложным я ответственным. Если бы разговор шел о рядовых членах научного общества, то вряд ли комсомольцы доверили бы им практические испытания телепередатчика. Но кто же из однокурсников не знал Митяя или Леву Усикова, их упорство и настойчивость, изобретательность и, главное, преданность своему делу! Комсомольцы были убеждены, что их друзья справятся с новым заданием, чего бы это им ни стоило, оправдают доверие коллектива.

Далеко за полночь горел свет в окнах комитета комсомола. Составлялся подробный план поисков аппарата.

В третий раз поднимался на крышу продрогший Лева Усиков, сидел там с телевизором в тщетной надежде принять передачу. «Альтаир», видимо, находился далеко.

Потирая руки от холода, Лева сейчас спустился вниз и, чувствуя себя почему-то особенно виноватым, уныло и несвязно пробормотал насчет малой высоты шестиэтажного дома и о справедливости закона распространения радиоволн.

Вячеслав Акимович взглянул на него с доброй усмешкой, потом вновь позвонил знакомому инженеру с двадцать второго этажа, договорился, что тот проведет студентов на верхнюю площадку.

Не успел Пичуев положить трубку, как раздался звонок. Кто-то, несмотря на поздний час, звонил в комитет.

Секретарь с удивлением принял трубку от Вячеслава Акимовича.

- Кто?… Журавлихин? Тебя-то нам и не хватало… Понимаешь, какое дело… Уже известно? Брось ерунду городить! - Секретарь, сердился, из-под насупленных бровей поглядывая на Усикова. - У тебя путевка пропадает… Обойдутся. Мы им уже поручили. - Он долго слушал, вероятно, какие-то возражения, хмурился, наконец решил: - Ладно, приезжай, обсудим.

Загрузка...