Алхимические хроники

Рассказ 6. О ЛОГИКЕ И ПРЕКРАСНЫХ ДАМАХ, или ЗАЩИТА МЭТРА ФРИОЛАРА

За то время, пока Далия стояла под дождем на площади Созвездий, ей предложили горячие пирожки — одиннадцать раз; свежие газеты — восемнадцать; отправиться телепортом в солнечную Лалету или Аль-Миридо, недорого, со скидкой — сорок один; и переспать — трижды. Это, собственно, не считая навязчивых домогательств коллеги из Королевского Музея, уговаривавшего ее пожертвовать для истории предмет галантереи, которым Далия оборонялась от моросившей надоедливой стихии — дескать, потомки желают знать. Сооружение, закрывавшее мэтрессу и часть окружающей мостовой, было сделано кланом Кордсдейл и для лучших друзей клана Кордсдейл. Другими словами, оно было железным, из промасленной тюленьей шкуры, весило как молодой барашек, и, о боги, в довершении всего оно складывалось, стоило нажать на неприметную кнопочку на ручке.

— Что это? — спросил радостно улыбающийся Фриолар, появляясь из дверей телепортационной станции.

— Угадай, — мрачно предложила мэтресса, складывая огромный железно-кожаный зонтище. Размашистое движение едва не пришибло коллегу из Музея, и тот счёл за благо ретироваться. — Почему так долго? Ты что, не получил моего письма? Я тебя уже два дня дожидаюсь!!! — сердито напустилась Далия на Фриолара.

Отчитывая своего спутника и не собираясь слушать его ответы, ученая дама подобрала полы мантии, на последок метнула злой взгляд в очередного мага-телепортиста, зазывавшего совершить приятное путешествие подальше от кавладорской осени в теплое солнечное королевство Иберра, и пошлёпала по лужам. Маг на полуслове позабыл заклинание и сподобился поджечь полы собственной лиловой мантии, тем самым дополнив список пострадавших от мэтрессы — два предыдущих мага-телепортиста уже удалились. Ведущий специалист по межпространственным перемещениям, мэтр Лотринаэн — пить микстуры от расшатанных общением с мэтрессой нервов, а специалист в магии Четвертого шага, мэтресса Хлоя, рискнувшая поспорить с Далией о природе человеческого разума — корректировать свежеприобретенное заикание.

На честном, открытом лице Фриолара отразилось некоторое недоумение. Потом молодой человек легко вздохнул, философски пожал плечами, подхватил сумку с вещами и поспешил за своей расстроенной спутницей. Радость от внеочередного отпуска и возвращения на родину предков ни одно женское рычание омрачить не могло.

Те месяцы, которые Фриолар провёл в Башне мэтра Вига, молодой алхимик был склонен расценивать как а) весьма познавательные, б) насыщенные интересными событиями и знакомствами и в) проведенные с толком и большой пользой. Книг Фриолар прочел море, нарасшифровывался старинных пергаментов и таинственных свитков по макушку, вкусил радость первооткрывателя Истины и вообще, лицом разрумянился, стал еще шире в плечах и поправился на целый фунт. Пребывание на свежем воздухе, среди целебного лесного разнотравья и хорошо отмеренная доза физических упражнений, которыми сопровождался труд алхимика на благо мага-исследователя, имели лишь один недостаток.

Нет, это были вовсе бытовые хлопоты. И не однообразие пищи. Собственно, мэтр Виг, он же — работодатель, всячески поощрял своего секретаря к исследованиям трудов под названием «Попробуй его испечь», «1000 и один простой рецепт Брахманджи из Йодля», «Супы и похлёбки», «Утехи старого обжоры», «Хочешь стать толстяком? Спроси меня, как!» и тому подобных трактатов о вкусной и здоровой еде. Давясь опостылевшей яичницей, Фриолар взял за правило листать что-то с картинками повеселее, типа «Семи Гурманов». Готовить он даже не пытался — догадывался, что, стоит мэтру Вигу хоть раз убедиться в том, что секретарь обучаем кулинарии, так не найти Фриолару выхода из Чудурского леса еще лет триста.

И вовсе не изобилие обитателей Башни нервировало вдохновленного научно-магическими изысканиями алхимика. Ко всем, кроме Черно-Белого Кота, Фриолар в пять минут научился относиться вежливо и спокойно. Кота, правда, за шесть минут захотел пришибить, но эта пушистая сволочь оказалась увертливой, так что… И к привычке мэтра Вига время от времени переспрашивать, не знает ли собеседник того, о чем почтенный волшебник забыл, Фриолар постепенно притерпелся.

Короче, единственным недостатком обитания в Башне мэтра в глуши Чудурского леса был дефицит общения с дамами.

Да, где-то поблизости водились женщины — во Флосвилле, куда доставлялась часть Виговой корреспонденции, и куда мэтр отсылал секретаря за необходимыми покупками, Фриолару все приветливо улыбались, мило приглашали попить чайку, поболтать о чем-нибудь. О литературе, скажем, театре, о времени, о пространстве (например: «Ой, господин хороший, я ж совсем как есть неграмотная. Может, вы мне объясните, чавой-то кукольники представляли, пока муж уехал, меня на целую неделю одну оставил…»); обсудить животрепещущую проблему добрачного поведения молодёжи и отношения к ней родственников, которые так никогда ничего и не узнают… Но Фриолару, воспитанному в столице, в какой-то момент вдруг захотелось того, чем он был окружен практически с самого момента своего рождения. Щебета женских голосов (Фриолар пробовал слушать соек — не-а, эффект не тот. Да и помёта много…), мельтешения платьев с пышными оборками (жительницы Флосвилля тоже неплохо одевались — по позапрошлогодней моде, в основном), разговоров о том, что кузина Маргарет поссорилась с душечкой Лоттой из-за ее разрыва с Седриком, который повздорил с Изабеллой, которая дуется — и совершенно зря — на Йонни, в то время как Фаина виновата сама в том, что случилось с Кейти! — и вечного вопроса: «А за кого бы сходить замуж?»

Удивленный тоской по тому, от чего он, собственно, и сбежал в лесную глушь, Фриолар попробовал забыться. Зарылся в книги. Увеличил время тренировок с мечом и копьем. Не постеснялся попросить у работодателя лошадь. Мэтр предложил осваивать искусство верховой езды на медведе, потом что-то бормотал о каких-то рогатых змеях и новых горизонтах исследования, но на коняшку в итоге расщедрился. В качестве средства от тоски по дамскому обществу Фриолар сподобился даже вывести точное число живности в Башне. Сидел ведь, кому сказать — не поверят; и фиксировал всех рабочих пчёлок, трутней, муравьиных солдат и головастиков…Фиксировал и фиксировал…

Когда черный пернатый Корвин принёс Фриолару письмо, написанное знакомым мелким почерком, алхимик возрадовался, бросился к работодателю, навис над ним румяной широкоплечей статуей Скорби по Проходящей Молодости, и упросил-умолил отпустить его на недельку для «устройства личных дел».

Личное дело, как понял Фриолар гораздо позже, когда нашлось время прочитать письмо в двадцатый раз, было сверхважным и сверхответственным. Ибо неровные строчки рун, вышедших из-под пера Далии, гласили: «Возвращайся немедленно. С Напой беда».

Далия резво и рьяно вышагивала по лужам, толкая прохожих ручкой гномьего подарочка. Фриолар поспевал за ней, продолжая радостно скалиться, смотреть по сторонам и раскланиваясь со всеми встречными.

Не был бы этот перекормыш-недоучка так важен для планов Далии, пришибла б его на месте, честное слово.

— Так что случилось с Напой? — задал вопрос Фриолар. — Далия? Постой, да куда ж ты так несешься!

В качестве ответа Далия грозно свела к переносице брови и резко затормозила. От какого-то из движений мэтрессы предательская кнопочка гномьего изобретения сработала; огромное кожаное полотнище, растянутое на стальных спицах, с негромким хлопком трансформировалось. Проходивший мимо полицейский отпрыгнул от этого саморазворачивающегося передвижного шатра, и почти совсем уже начал советовать молодой госпоже и ее спутнику прочистить мозги или сходить к какой-нибудь бабушке, но встретился взглядом с Далией, позеленел и счел за лучшее промолчать и удалиться.

— Далия, что с Напой? — посмотрев на эту сценку, обеспокоился Фриолар. Свою коллегу по ученому призванию он знал, как ему казалось, достаточно, чтобы понять — вывести ее из привычного нейтрально-отстраненного настроения может только экстраординарное событие.

— Неужели Напа заболела? — испуганно проговорил Фриолар.

— Фри-Фри, она же гномка.

— Поранилась? Упала с высоты и сломала себе что-нибудь? Обожглась, когда метала сковороды по кухне? И не называй меня Фри-Фри, знаешь же, как я это прозвище ненавижу.

— Она гномка, Фриолар. Всё, что ты перечислил, способно создать гномам некоторые неприятности… На пару деньков, чтобы был повод глушить пиво кувшинами, воспитывать в себе «стойкость духа», «умение преодолевать препятствия»… — Далия сморщила носик, явно цитируя чьи-то слова. Покачала головой. Посмотрела на зонтище у себя в руках, протянула его Фриолару. Тот машинально взял. — Всё гораздо хуже. Наша Напа влюбилась.

— Ну и что? — не понял этот здоровый лоб, прикидывающийся алхимиком. — Это ж здорово!

— Фриолар! — укоризненно проговорила Далия. — Она же гномка!!!

Прекрасному и возвышенному чувству любви покорны все. Кого-то любовь настигает внезапно, как южный шторм; к кому-то приходит в виде ллойярдского дождичка — мелкими капельками, зато навсегда. Кого-то сражает, как воровской нож, прямо в сердце, к кому-то приходит через желудок и прочие части организма. Кого-то любовь уволакивает в пучину страстей, кто-то чинно и степенно доходит до ближайшей часовенки и следует далее по жизненной тропинке к двуспальной могилке с надписью: «Они жили счастливо и умерли в один день». Любовь — универсальное чувство, которое испытывают все существа в макроэргической вселенной, как недавно доказала мэтресса Далия в своем трактате «О предпочтениях», и не стоит с этой ненормальной алхимичкой спорить.

Проблема, собственно, в том, что каждый тип существ на пришествие или, как вариант, внезапное исчезновение этого прекрасного чувства, реагируют по-разному.

Простейшие амёбы, встречая свою пару, выпускают наружу псевдоподии и кружат в плавном танце. Тритоны в любовную пору поднимают хвосты и меняют окраску. Насекомые выделяют ферменты и шевелят усиками. Драконы ревут и поднимаются в полёт. Человеки совершают глупости. Кентавры меланхолично бродят по лужайкам, собирая лютики и полевые колокольчики, вздрагивают копытами и мелодично ржут. Эльфы творят, как справедливо отмечает буренавский любвевед мэтр Лаврентий в своей монографии, после, во время и, иногда, если успевают, непосредственно перед тем, что составляет биологическую основу этого великого чувства.

Гномы, влюбившись, работают.

— … Я сначала даже не поняла, что произошло. Подумала — вот какая у нас Напа молодчина, рецепты новые изобретает; достигает мастерства на нелёгком кулинарном поприще. Готовит и готовит, жарит и парит… — рассказывала Далия, перешагивая лужи. — Добро бы всё это добро съедалось. Нет… Когда Напа наготовила столько, что закончился погреб и всё пространство внутри «Алой розы», только тогда она прекратила свои опыты у плиты. И начала кормить всех голодных. Прямо с рассветом выходила из дома, изыскивала голодных и кормила их, кормила… Мэтра Никанта помнишь? Противный такой старик, погруженный в древнейшую историю. Он, видите ли, вегетарианец, и изволит сердиться, когда его отвлекают от учёных занятий. Бедняжке Напе приходится залезать к нему по приставной лестнице в окно и самой тихонько расставлять кастрюльки с вареной спаржей и судки с тушеным сельдереем, чтоб только не отвлечь старого маразматика. А ты же знаешь, как она боится высоты… А у Никанта этаж хоть и первый, а все равно, цоколь высокий… — Далия шмыгнула носом. Фриолар сочувственно нахмурился. — Потом, уже после того, как она починила всю свою коллекцию старинного оружия, Напа ремонт в «Алой розе» затеяла. Говорит, что это за дом, в котором не пахнет настоящим гномьим жилищем. Для аромату она принесла побольше железа, этой, как ее, бронзы, олова, чугунные чушки, порошков всяких, и пробовала варить сталь по семейному рецепту Кордсдейлов на своей кухне… — Далия утёрла предательскую слезу. — Так что, Фриолар, ты, главное, не пугайся нашего нового этнического колорита. И не ругайся, что она твои запасы реактивов ополовинила… Напа думает, что об этом никто не знает.

— Хорошо…

— Потом Напа затеяла ремонт мостовой в квартале… Я как-то раз вечерком из Университета возвращаюсь, а она тут как тут… Сидит на обочине, рядом фонарь чуть теплится, стоят вёдра с гравием, горка песочка, а она булыжнички обтёсывает и напевает… Тихонечко так, грустно…

Фриолар против воли своей тоже почувствовал, как начало пощипывать в глазах.

— Я к ней: «Напочка, да что с тобой?» А она: «Оставь меня, мэтресса, я в печали…» Я и так, и этак… Потом наконец, поняла. Когда она новый вид печенья изобрела. Недели две Напа сидела и гнула что-то из жести, какие-то формочки отливала. Потом этими формочками наделала печенюшек из сладкого теста, а как из духовки достала, начала всем печёным профилям кремовые бороды рисовать. Смотрю, а профиль-то я где-то видела…

— И кто он? — заинтересовался Фриолар.

— Понятия не имею. Помню, что видела какую-то очень похожую бороду здесь, в Талерине, в конце лета. Заходила к нам эта борода, ела Напину стряпню и очень нахваливала… А кто, откуда… не знаю. Улетела эта бородатая пташка, как будто и не было ее. Я, как просекла ситуацию, попробовала воззвать к Напиному Высшему Разуму.

Здесь мэтресса Далия приостановилась, примолкла. Фриолар, частично знакомый с тем уровнем энтузиазма, которого достигает в подобных воззваниях коллега-сапиенсолог, уважительно склонил голову.

— И что?

— Да, собственно, ничего… Она мне призналась, я ее простила, по-сестрински отчитала, сказала, что надо уважать себя, ценить собственное достоинство…

— А она?

— Напа глазами погрустнела, носик у нее покраснел, морщинками пошёл… Я и заплакала.

Мэтресса и сейчас, при одном воспоминании о событиях минувших дней, пустила скупую алхимическую слезу.

— Ты-то почему заплакала? — удивился толстокожий представитель противоположного пола.

— Ах, я уж и не знаю… Это всё так волнительно, так волнительно…

Фриолар попытался понять логику последних фраз Далии. Зашел в глубокую лужу; и только промочив сапоги, понял, что логика была абсолютно дамская.

Глубоко-глубоко в душе Фриолара это нехитрое открытие расцвело цинским фейерверком. Ура. Вот то, чего ему так не хватало в тишине Виговой Башни. Вот оно, настоящее дамское общество!

Теперь надо подумать, как от него избавиться.

— И что? То есть, — спохватился Фриолар. — Я, конечно, очень вам сочувствую, я вас так понимаю, так понимаю…

— Да что может понимать в чувствах женщины эгоистичный, избалованный жизнью, маскулинизированный алхимик, да еще и без научной степени в придачу!! — горестно повысила голос мэтресса Далия. Услышав этот вопль души, все наличные на улице дамы, включая лошадей извозчиков, укоризненно и сурово посмотрели на Фриолара. Фриолар споткнулся и поспешил закрыться от женской общественности шторм-шатром на железном каркасе. — Тем более, — продолжала между тем Далия всё более и более истерически-экстатическим голосом, не снижая, впрочем, темпа продвижения в направлении ресторации «Алая роза», — попробовал бы ты понять хоть что-нибудь в чувствах юной гномки, не бреющей бороды!!!

На этот вопль половина мужской составляющей встречных жителей дружно посмотрела на изящный округлый подбородок Далии, другая — на ее явно не гномью стать.

— Ну, я собственно, и не претендую на то, чтобы меня считали разбирающимся в чувствах… И, между прочим, собственную степень ты получила, когда была старше, чем я сейчас, в двадцать д…

Далия резко и очень удачно остановилась: ее локоть вонзился под дых Фриолару; тот коротко охнул и замолчал.

— Что ты там говорил о цифрах, маленький Фри-Фри? — медовым голоском осведомилась милая дама.

— Я молчу о цифрах, молчу… Я о том говорю, что, если ты вызвала меня за тем, чтобы помочь Напе — которую, как и тебя, очень ценю, уважаю и бесконечно люблю, — разобраться в чувствах… ох… Ну и локти у тебя, коллега… То, собственно, зря. Категорически не представляю, что можно сделать. Ты бы с какими-нибудь святыми братьями, монахами посоветовалась, с астрологами или с поэтами — они тоже неплохо разбираются в тонких материях девичьих душ… А у меня совершенно другая тематика исследований… Другая, так сказать, плоскость.

Далия, справившаяся с приступом сострадания и соучастия, смерила Фриолара взглядом торжествующей укротительницы тигров (или, к примеру, налогового инспектора, которому принесли обещанные налоги с пеней за прошедшие десять лет).

— Ну, раз ты спрашиваешь… Отвечаю по порядку. Первое. С монахами и жрецами советовалась, сказали, что само пройдёт. Конечно, если уговорить Напу наведаться еще раз в обитель Святого Париса, пройдет быстрее…

— А что, она там уже разок была? — учитывая, что Святой Парис благоволил блудницам, куртизанкам и просто неверным женам, Фриолара сама мысль о том, о чем может беседовать священник указанной обители со стыдливой гномкой, впечатлила до глубины простой алхимической души. — Далия, а ты не врёшь? Гномка — и…

— Оставь свои улыбочки и приструни воображение. Да, Напа туда сходила. Починила им дверь на воротах, петли смазала, чтоб не скрипели… Фри-Фри, не отвлекай меня. Так, дальше у нас пункт «во-вторых». Астрологи от меня почему-то сбежали.

— Почему? — удивился Фриолар. Далия пожала плечами:

— Сама не знаю. Я всего лишь попросила их подробнее обосновать, откуда они берут свои выводы и рекомендации, предъявить мне статистику правдивых и ошибочных предсказаний, а они вдруг взяли, да и сбежали, будто я в них шаровыми молниями кидаться принялась… Тогда я принялась за сочинителей. Трубадуры и менестрели тоже сказали что-то вроде того, что душа Напы сама успокоится, как только любовное возмущение схлынет или найдет соответствующий объект восхищения. Только с цитатами из стихов собственного сочинения. Так что у меня остался только один запасной вариант. Ты. Так что, как это ни печально, господин Фриолар, придётся вам на время переменить вашу тематику. Так сказать, — передразнила Далия. — переложить плоскость.

— Далия… Извини, я, наверное, поглупел…

— Нет, уж, что уродилось, то уродилось, — поджала губы мэтресса.

Фриолар с терпением истинного дворянина пропустил мимо ушей колкость дамы:

— Но я никак не могу понять, что я-то могу сделать в этой ситуации? Подержать Напу, когда она лезет по лестнице на первый этаж? Съесть всё, что она готовит? Сидеть рядом с вами и, рыдая, раскрашивать печенье ванильным кремом?

— Крем апельсиновый, — поправила Далия. — Ну, я надеялась… Слабо надеялась, что у тебя как у человека честного, и… честного… и… — алхимичка бросила косой взгляд на румяного широкоплечего верзилу, которым был Фри-Фри и попыталась сказать что-нибудь колкое о его характере, привычках или научных достижениях. Фриолар же, как назло, выглядел настолько обычным, «своим», алхимическим бравым парнем, что на ум Далии не шло ничего оригинального: — И опять-таки, не побоюсь этого слова, честного, и совсем немного заинтересованного человека, будут какие-то свежие идеи…

— Это в чем я «немного заинтересован»? — с подозрением спросил Фриолар.

Далия притормозила, чтобы невинно захлопать длиннющими ресницами, глядя прямо в глаза собрата по научному призванию:

— Ну, если ты мне не поможешь, я напишу твоей матери. Вдруг госпожа Фиона не знает, что ты тут творишь без надлежащего присмотра?

— Мама и так знает, что я нашёл подработку у почтенного волшебника, помогаю ему оформлять научные труды.

— А то, что волшебник — маразматик, маньяк и некромант?

— Он не некромант! — возмутился Фриолар. — Он всего лишь практикующий криптозоолог! Ну да, ему свойственна некоторая забывчивость и настойчивость в проведении экспериментов, но пока никто не жаловался…

Далия упёрла кулачки в крутые изгибы талии.

— Ты хочешь сказать, что я вру? или что я заблуждаюсь? Или, может, тебя устроит третий вариант ответа?

Фриолар за секунду сообразил, как приблизительно этот третий вариант должен звучать.

— «Не надо писать маме лишнего, дорогая Далия»?

— Может быть, Фри-Фри, может быть, я и не буду. Значит, уговор? Ты делаешь всё, чтобы отвлечь Напу от ее влюбленности, а я, так и быть, не жалуюсь на тебя твоей дорогой матушке.

— Уговор, — со вздохом согласился Фриолар.

Они пошли дальше. Минуту Фриолар был грустен. Потом открытое, и, аналогично Далии, не побоимся повторить это слово, честное лицо магова секретаря просветлело:

— Далия! Ты же только что меня успешно прошантажировала!

— Фри-Фри… — опешила мэтресса.

— Я мечтал об этом три недели! Я так соскучился по старому доброму дамскому шантажу… У Вига он никогда не получается столь изящным, старик предпочитает сильнодействующие средства… Далия! Подумать только! Ты в свои годы — не надо локтей, я имел в виду, крайне молодые годы, — превзошла этого старого маразматика!.. Далия! Ты гений!..

Как и все дамы, у которых Фриолар долго учился искусству выживания со слабейшим из полов, падкая на лесть и похвалу Далия зарделась.

— Ну… Я стараюсь…

— Только я всё-таки не понимаю, чем могу помочь. Ну, влюбленная Напа тихо страдает не известно по кому; работает себе и работает… Держу пари, на кафедре невероятной статистки она такие результаты выдает — закачаешься!

— Вот тут ты не угадал. С недавних пор у Напы какие-то досадные оплошности в вычислениях. То запятую не там поставит, то цифры перепутает… Любовь и математика редко совместимы, я давно это заметила; и Напа пала жертвой этой закономерности макроэргической реальности.

Фриолар довольно ухмыльнулся.

— Ах, вот оно что! Напа делает ошибки в вычислениях, а у тебя наверняка из-за этого какая-нибудь статейка пропадает.

— Я не настолько корыстна, — обиделась Далия, уязвленная тем, как легко разгадал этот «перекормыш-недоучка» ее коварные замыслы. — Я, между прочим, боюсь, что Напа сейчас, в состоянии эмоционального возбуждения натворит что-то, что потом вовек не расхлебать.

— Далия, — голосом демона-искусителя промурлыкал Фриолар, — скажи честно. Тебе просто нужно кого-то шпынять и пинать, пока Напа не успокоится, а все остальные мужчины вдруг оказались вне зоны досягаемости твоих сапиенсологических ловушек. Ну, что, ради всех богов, может натворить Напа? Отремонтировать мостовую? Испечь фигурное печенье? Побить в очередной раз мэтрессу Долли? Выковать кнопку, чтоб опять подложить ее на стул госпоже Гиранди? Поспорить с кем-то из ученой братии? Переложить перцу в спаржу мэтра Никанта? Напа — безобиднейшее существо, — говорил Фриолар, выворачивая на знакомую улицу и уже созерцая огромный ярко-алый щит в виде розы, поскрипывающий над входом в одноименную ресторацию. — Я уверен, что с ней ничего страшного произойти не может, и никакие коварства, беды и тревоги ее светлое чувство омрачать не будут.

Фриолар вежливо открыл дверь ресторации перед Далией; мэтресса натянуто улыбнулась и жестом предложила войти первым. Молодой человек, учтиво повинуясь своей спутнице, переступил порог. Нога его попала в какую-то пропасть, а тело, усиленное моментом инерции железно-тюленьего происхождения, продолжая начатое уверенное движение, перегнулось в коварную пустоту… Мгновением позже Фриолар всей своей алхимической массой впечатался в грубо обработанный каменный пол.

А еще гномы, влюбившись, печалятся, сделал тонкое наблюдение Фриолар. Он сел, придерживая пострадавшей рукой аналогичную челюсть; обрадованная посетителю и испуганная его падением, Напа подбежала, и теперь алхимик мог хорошенько ее рассмотреть.

Кольчуга на плечах гномки, по-домашнему легкая, сияла, начищенная до блеска и немного пахла колёсным маслом — самую чуточку, и этот запах мигом вернул Фриолара в золотую пору детства. Кованые цветочки по вороту кольчуги по-прежнему алели яркой сочной эмалью, нос Напы всё также возвышался мощным морским утёсом между упрямым лбом под каштановой вьющейся челкой и время от времени шишковатым подбородком. Вот только глаза… Большие голубые глаза юной гномки были полны печали и в глубине их чистых омутов таились грустные слёзы…

Внутренний зал ресторации, впрочем, тоже разительно изменился. До отъезда Фриолара это было уютное помещение с невысоким потолком, чисто выбеленное, сияющее золотом пролаченного дерева, светлое благодаря осветительным шарам, постоянно теплящемуся камину и наичистейшему стеклу окон. Теперь, после ремонта, (спасибо Далии, что пыталась предупредить) «Алая роза» приобрела незыблемый гномий колорит.

Пол опустился на три-четыре локтя и покрылся, как успел ощутить Фриолар некоторыми частями тела, неровным камнем. Ранее отсутствовавшая за ненадобностью парадная лестница была сделана в лучших шахтных традициях: то есть состояла из узких перекладин, вбитых в стену. Освещение стало тусклым: шары заменились коптилками, размещенными под самым потолком. Чуть живое желтоватое пламя слабо отсвечивало от полированных поверхностей коллекции фамильного оружия, — предмета гордости Напы Леоне Фью из клана Кордсдейл — по-прежнему развешенной на стенах. Количество столиков осталось неизменным, вот только качество посетителей… О да, такого Фриолар действительно не ожидал увидеть.

Пока упавший спутник приходил в себя, Далия как раз успела чинно, придерживая юбки, справиться со ступеньками. Посмотрела, кто сидит за единственным занятым столиком, кошмарным усилием воли сдержалась и заставила себя улыбнуться.

— Всем привет и доброго дня! Мэтресса Долли, госпожа Гиранди… Как хорошо, что вы зашли… опять… А я вот совершенно случайно встретила Фриолара. Он приехал, главу диссертации привёз, на Ученом совете выступать собирается с докладом о проделанной работе…

Фриолар, опекаемый Напой, сердито на Далию посмотрел, но, как и рассчитывала коварная алхимичка, спорить не стал.

— Он, похоже, сильно ушибся, — проворковала госпожа Гиранди. — Ему срочно нужно приложить к синякам серебряную монету.

— Лучше ложку, — внесла свою лепту мэтресса Долли.

И Напа Леоне Фью из славного гордого клана Кордсдейл, о боги и демоны, их обеих послушалась.

Далия, с трудом удерживая каменную гримасу улыбающейся горгульи, подняла зонтище и направилась на второй этаж. Поскрипела по ступенькам. Наверху сбросила туфельки, на цыпочках прокралась поближе и принялась подслушивать, что ж будет происходить дальше.

— Он, наверное, жутко голоден после путешествия, — не оставляла своих поучений госпожа секретарь господина ректора Университета королевства Кавладор.

— Да, Напочка, его срочно необходимо накормить, — вторила ей госпожа Ученый секретарь Университета королевства Кавладор.

И Напа второй раз бросилась на кухню, чтоб загреметь там тарелками, половниками и сковородками.

Фриолар встал, поклонился обеим дамам, вежливо, сволочь, поцеловал руку одной и другой, завел какую-то шарманку на тему, как приятно видеть их обеих… Несколько раз покосился в сторону лестницы. Далия на всякий случай отступила дальше в тень.

Напа, приседая от усердия, принесла громадный поднос с полудюжиной тарелок. Госпожа Гиранди придирчиво осмотрела, и выразила сомнение, что в середине дня молодому человеку необходим настолько плотный перекус. Ему лучше подойдёт что-нибудь легкое, например, омлет. Мэтресса Долли, потряхивая рыжими буклями парика, проблеяла, что и для вина время еще не пришло. Юному Фриолару лучше ограничится чаем. Или ячменным отваром. Крайне полезно для пищеварения. Крайне полезно, согласилась госпожа Гиранди, и обе дамы скоординировано, как будто год репетировали, закивали головами.

Юный, по выражению Долли, Фриолар — и это было хорошо видно Далии, притаившейся наверху лестницы, оторопел, когда Напа, не успев донести до пределов досягаемости поднос, поспешила унести его обратно. Насторожился. А когда с кухни донесся однозначный аромат, откланялся и поспешил наверх.

Далия бросилась в свою каморку, и уже почти закрыла дверь, когда Фриолар оказался на ее пороге. Некоторое время алхимики перетягивали дверь — причем Далия бессовестно жульничала; в итоге Фриолар ворвался в комнату мэтрессы с несколько большим шумом, чем планировал.

— ЧТО это…

— ТИШЕ! — прошипела Далия.

— Что это значит? — шепотом закричал Фриолар. — Как ты позволила этим двум…

— Фриолар, — холодно напомнила Далия. — Я, в конце концов, женщина, выбирай выражения.

— Выбираю! — вспылил Фриолар. — Я просто не знаю адекватных! Далия! Как ты позволила этим двум особам командовать Напой??!!! Что здесь происходит??!!!

— И не смей на меня кричать! — возмутилась Далия. На всякий случай, шепотом.

Прошлась, села на кровать.

— Всё как-то само собой получилось… Я и оглянуться не успела, как эти две… Особы, как ты говоришь, осели в нашей «Розочке». Сначала они просто ели. Дважды в день завтракали, трижды обедали… А потом начали Напе давать советы.

— А ты что при этом делала? — обвиняюще спросил Фриолар, и присел рядом.

— А что — я? Чуть что, так сразу Далия, — передернула плечиками мэтресса. — Я, между прочим, работаю. Лекции провожу, семинары, исследования… И советы сначала были — ну, адекватные, что ли… И проблема вовсе не в том, что эти две дуры дают советы Напе. Проблема в Напе! Я ж говорила тебе! Напа их слушается!

— Напа очень грустная, — заметил Фриолар. Помолчал, обдумывая всё, что успел за короткое время увидеть в «Алой розе». Потёр подбородок. — А что Питбуль говорит по этому поводу?

— Мерзкий Пит умотал в мерзкий Уинс-Таун мокнуть под мерзким ллойярдским дождем, — ответила Далия. Выражение ее лица стало каким-то странным, что побудило Фриолара задать вопрос, уж не поссорились ли Далия и ее вечный научный оппонент в очередной раз. Из-за кого? снова разумные гоблины?

— Нет. Он повез домой очередной псевдонаучный компилятивный субклинический бред, чтоб посвятить его королю Тотсмиту I. Хочет, чтоб его простили за наши летние похождения… Ну, ты помнишь, я рассказывала…

— Мельком. Я так и не знаю подробности.

— Подробности… — Далия печально подперла нежный подбородок перепачканным в чернилах кулачком и устремила грустный взгляд на стену и вершину платьевого шкафа. — Подробности будут, когда Тотсмит рассердится и прикажет посадить Пита в тюрьму… Палачам отдаст… Или извращенцам-исследователям…

— Ну, не плачь. Может, оно как-то обойдется? — принялся утешать мэтрессу алхимик. Далия представила, как на мэтре Питбуле ставит алхимические эксперименты кто-нибудь другой, а не она — допустим, какая-нибудь красноглазая ллойярдская вампиресса с плотоядной ухмылочкой и в стильно-алой обтягивающей мантии, всхлипнула и пристроила переполненную тягостными размышлениями голову на крепкое плечо собрата по научной школе.

Дверь мрачно исполнила долгий, томительный скрип. Далия и Фриолар обернулись. В дверном проеме возвышались две фигуры.

— Разврат, — с торжеством в голосе выдала мэтресса Долли.

— Полный разврат, — поддержала ее госпожа Гиранди. — Напа, ты не должна допускать подобное поведение в своем доме, — повелительным тоном обратилась госпожа секретарша к своей юбке.

— Не должна, — добавила Долли, потрясая указательным перстом в тот же адрес.

Дамы неспешно развернулись, и, скрипя половицами и корсетами, удалились.

На пороге осталась грустная маленькая Напа.

— Ребята, вы чего? — спросила она. Фриолар подскочил, поднял Напу на руки, усадил рядом с Далией — от возмущения та потеряла дар речи, что было к лучшему; сам сел на полу, напротив.

— Напа, — сочувственно и напористо начал Фриолар. — Я вижу, что с тобой что-то случилось. Ты хорошо себя чувствуешь? Может, у тебя что-нибудь болит?

Напа покачала буйной каштановой шевелюрой. Понурилась. Сложила ручки на коленочках.

— Напа, я тебя не узнаю. И Далию, если уж на то пошло, тоже. Вы же умные девочки! А ведете себя, как… как… Как две взбалмошные курицы! Вы же алхимики!

— Я только учусь, — ответила Напа. И в гномьих глазах еще явственней заблестела влага.

Далия вспомнила свой последний научный спор, в ходе которого она, используя мэтрессу Долли и Изольду в качестве наглядного материала, доказала мэтру Питбулю, что разум должно считать относительной величиной кумулятивной множественности, обратно пропорциональной индексу численности (1), и всхлипнула еще натуральнее, чем прежде.

— Почему бы вам не оценить ситуацию и не наметить перспективы изменений рационально, разумно и взвешенно?! — удивился представитель противоположного пола. — Вы же сапиенсологи! — не спотыкнувшись на трудном слове, выговорил Фриолар.

— Не надо комплиментов, Фри-Фри… — отмахнулась мэтресса. — Не надо пошлых комплиментов…

— Вы же такие замечательные! — продолжал агитационно-гипнотическое воздействие Фриолар.

— Мы несчастные, — в голос зарыдала Далия.

— Очень несчастные… — обняла подругу Напа. И тоже, наконец, расплакалась.

Далия уткнула нос в макушке гномке, заливаясь горькими слезами. Напа вторила ей, растекаясь сопельками по экватору мантии мэтрессы и икая после особенно громких рыданий.

«Надо что-то с этим делать,» — решил Фриолар, с тихим ужасом наблюдая такое не свойственное ни одной, ни другой даме поведение. — «Вот только что?»

Потребовалось немало рассказов о взбалмошном работодателе и буднях на службе в Башне — иногда смешных, иногда лирически-познавательных, иногда откровенно скептических, а также целая бутылка тривернского вина, чтобы девочки немного успокоились и прекратили лить слёзы. За это время обе особы из Университета потихоньку удалились по своим делам. Убедившись, что в «Алой розе» хотя бы на некоторое время воцарились тишина, спокойствие и относительная гармония в функционировании гормональной сферы ее обитательниц, Фриолар отправился искать совета у специалистов.

Собственно, повидать хотя бы одного — вернее, одну, — из означенных «специалистов», ему все равно бы пришлось. Ибо госпожа Фиона, истосковавшаяся по контролю за сыном, каждую неделю неукоснительно присылала почтовых вОронов с далеких Риттландских островов, бомбардируя своих сестер письмами с требованиями отчетов о состоянии Фриолара. Матери, они все такие. Считают, что если не указывать своим детям, что делать, они нос расшибут, когда попытаются порог перешагнуть.

Фриолар направил свои стопы к тетушке Пионе. Из трех наличных теток эта была самой жизнерадостной.

— Мальчик мой! — счастливо обняла Пиона племянника и расцеловала в обе щеки. — Как ты возмужал! Как похудел! — тут же нахмурилась она. — Тебя плохо кормят? Сейчас же велю подать обед. Садись, рассказывай. Как ты? Как твоя работа? Как диссертация? Мама очень беспокоится о тебе. Спрашивает, может быть, тебе нужна помощь? — озабоченно спросила тетушка. Фриолар поспешил успокоить родственницу.

— Нет-нет, у меня все просто отлично. А как вы? Как поживает дядя, тетушки, кузины, ваши внучки? — задал алхимик встречный вопрос, зная, что серьезный разговор не начнется до тех пор, пока тетя Пиона не перескажет все столичные сплетни.

Тетя Пиона и расстаралась. Блестя глазами и румяными щечками, активно жестикулируя локотками и смачно колыхаясь покрытым кружевами корпусом, она поведала о нелегкой жизни своей, сестер и прочего населения кавладорской столицы.

В Министерстве Золота, где служил супруг тети Пионы — господин Джиобарди, шепчутся, что его величество король Гудеран намерен назначить свою сестру, принцессу Ангелику, патронессой Министерства Чудес. Поэтому в Министерстве Чудес — тетя Пиона знает доподлинно, ибо ей на днях составлял гороскоп тамошний председатель Астрологического комитета, — принялись колдовать и составлять сложнейшие заклинания, чтобы отвести от себя нависшую угрозу.

— Конечно, — поспешила дипломатично прибавить Пиона, — ничего кошмарного в принцессе Ангелике нет, меня ей представили на прошлом приеме в Королевском Дворце, она очень милая дама… Только увлекающаяся натура, как и все наши короли, — глубокомысленно заключила верная подданная Короны. — Что принц Роскар — увидит чудовище, так не успокоится, пока не победит, что король Гудеран — взялся переделывать законы, так пока всё в демонам в преисподнюю не спустит… я хотела сказать, — спохватилась тетушка Пио, — пока всё не исправит, роздыху себе не даст. Так и принцесса Ангелика наверняка за священников, магов, колдунов и астрологов примется всерьез…

К обеду в столовую спустились три барышни — то ли младшие из пяти дочерей тети Пионы, то ее же подросшие внучки (Фриолар точно помнил, что одна из племянниц младше его всего лишь на четыре года). Пришлось и им задать вопрос о том, как они поживают. Уютное журчание голосов слилось в единый шум, наподобие рокота небольшого водопада, перебиваемого звоном тарелок и стуком столовых приборов.

— А еще лекари Обители Премудрой Прасковьи обнаружили у твоей тети Дионы эротический гастрит, — понизив голос, сообщила Пиона. Фриолар мигом вообразил композицию из тощей подозрительной Дионы, гастрита и эротики, поперхнулся и закашлялся в салфетку.

— Может быть, эрозивный? — переспросил Фриолар, мысленно пролистав свои небогатые медицинские познания. — В смысле — эрозия, как у камней или металлов, то есть разрушение под воздействием кислот, щелочи или другой агрессивной среды? — задал он вопрос, не подумав и, как на грех, смотря при этом на самую унылую из кузин Пионовой ветви. Кузина, разумеется, приняла высказывание на собственный счет, мгновенно обиделась и сказала, что у Фри-Фри голова металлическая. Пришлось вспомнить наставления папеньки о том, что истинный дворянин никогда не позволит себе спорить с дамой и промолчать.

— Может, и эрозивный, — легко согласилась Пиона. — Просто я думала, что наконец-то у Дионы хоть что-то эротического появилось…

Сестры периодически ссорились. Тем слаще было потом сестринское примирение и тем крепче клятвы в вечной любви и преданности.

После сладкого и пересказа в подробностях, как долго и мучительно резался первый зуб у кого-то из тетушкиных крестников, Фриолар, наконец, приступил к делу.

— Тетя, скажите, а что бы вы делали в случае несчастной любви?

Пиона, пышная и розовая после сытного обеда, с подозрением уставилась на племянника.

— Говори, Фри-Фри. Я сильная женщина, я всё выдержу.

— Тетя, я же просил не звать меня Фри-Фри.

— Не отвлекайся, милый. Говори, что такого наделал мой муж. Я должна знать.

— Господин Джиобарди? — удивился Фриолар. — А причем здесь он?

— Ты ж спрашиваешь о несчастной любви. Говори, что натворил этот подлец, негодяй, чудовище… Что он натворил такого, что разобьет мне сердце? — и ее выразительные зеленовато-карие глаза наполнились слезами.

— Тетя! — ужаснулся Фриолар. — Я не имел в виду вашего мужа!..

— Да? — удивилась Пиона. Пощелкала веером. Подсела поближе к племяннику и таинственно понизила голос. — А как ты узнал о… нем? И он тоже решил разбить мое бедное маленькое сердечко?

«Мда, — скептически подумал Фриолар, спешно моделируя в уме ход ближайшей беседы. — Тетя Пиона действительно умеет радоваться жизни…» Против воли алхимически тренированный мозг Фри-Фри занялся математическими подсчетами: если принять как данность, что Пиона — старшая из четырех сестер, младшей из которых, Фионе, недавно исполнился сорок один год… Тише, Фри-Фри, успокойся! Будь мужчиной, и, пока имеешь дело с женщинами, забудь о математике и логике!

— Дорогая тетушка, — Фриолар сжал пухленькую ладошку своей родственницы и начал говорить медленно и убедительно. — Понимаете, несчастная любовь у одной девушки, которая мой хороший друг.

— Да? — тетя немного запнулась. Обмахнулась веером. — Изольда, что ли?

— Нет, не Изольда, — поспешил откреститься Фриолар. — Совершенно другая девушка. Вот, чтобы вы ей посоветовали, если бы она обратилась к вам по поводу того, как вылечить разбитое сердце?

Пиона подумала буквально треть секунды.

— Ну, я бы ей посоветовала утешиться с другим человеком.

— А еще?

— Что, этого разве мало? Ну, в театр сходить, в музей… Заняться благотворительностью или домашними хлопотами… Можно почитать что-нибудь умное… И скучное… Пообщаться с родственниками, на худой конец… Или сходить, потратить немножко денежек на какие-нибудь милые пустячки…

Фриолар кивнул, соглашаясь. Значит, ход мыслей Напы и Далии не сильно отличается от среднестатистического. Пиона меж тем, наконец, сформулировала самый действенный, на ее взгляд, способ борьбы с несчастной любовью:

— В конце концов, если не отстанет, всегда можно написать Фионе.

— Зачем? — рефлекторно подскочил Фриолар.

— Ну, она приедет. И разберется с твоей воздыхательницей раз и навсегда.

— Тетя! — возмутился, забыв о привычной осторожности в общении с родственницами, Фриолар. — Речь не о моей воздыхательнице, а о Напе!

Тетя изумилась так, что чуть не выпала из корсета.

— Она так увлеклась своими чувствами к какому-то неизвестному гному, что… — Фриолар запнулся, придумывая достойную ложь. Она должна быть а) правдоподобной, б) объясняющей его беспокойство и в) такой, чтоб не подхлёстывать эрозивые… тьфу ты, эротические комплексы тетушки. — Перестала готовить, и я сегодня не позавтракал.

— Что, она снова взялась за свои художества? Говорила же я сестрице Фи — сколько художника не ставь к плите, он и там найдет повод для творческого самовыражения… — проворчала Пиона. На этот раз она задумалась по-настоящему. — Ну, она же гномка… Надо воззвать к ее чувству долга.

— То есть, объяснить ей логически, что она должна собраться и вести себя разумно?

— Нет, напомнить ей, что она должна Фионе… сколько, не помню, но должна точно. И если эта сумасшедшая гномка будет плохо за тобой присматривать, Фиона ее на корку вместо паштета намажет.

— Напа не сумасшедшая, — обиделся Фриолар.

— Ну, попросить в долг у твоей матушки мог только сумасшедший, дурак или какая-нибудь витающая в облаках творческая личность, — степенно, со знанием жизни, рассудила Пиона. Фриолар надулся от такого нелицеприятного определения Напы Леоне Фью, и взгляд его скользнул на беломраморную отделку камина. У молодого алхимика шевельнулось смутное воспоминание… Но как раз в этот момент в гостиную явились две кузины с шелками для вышивки и атаковали умную мужскую голову замечательным вопросом, какой тон лучше: палевый иль оранжОвый, кремоватенький или сливоватенький, фуксиевый или фиалковый, цвет засохшей розы или свежей лососевой икры?

Этот художественный кошмар преследовал вернувшегося из гостеприимного дома тетушки Пионы Фриолара всю ночь. Свежий лосось гонялся за ним по кустам засохших роз, и голый палево-оранжевый алхимик, перемазанный кремом и взбитыми сливками, спасался от него в огромной мраморной вазе, полной фуксий и персиков. В ужасе проснувшись, молодой человек долго лежал с открытыми глазами, вслушиваясь в шепот дождя за окнами «Алой розы». Где-то далеко стучала гномья кирка, где-то еще дальше глухо мяукали коты, по-осеннему вяло отстаивая право на размножение, процокал копытами одинокий всадник по только что отремонтированной мостовой Университетского квартала… В итоге Фриолар всё-таки уснул.

А утром начались неприятности.

Строго говоря, начались неприятности еще вечером, когда возвратившийся от тетушки Фриолар обратил внимание, что половина посетителей «Алой розы» не расплачивается за ужин. Далия, которая на правах лучшей подруги никогда не вмешивалась в дела Напы, если они не касались сапиенсологии, статистики или теории невероятности, сначала равнодушно пожала плечами. Потом задумалась. И полночи проворочалась без сна, пытаясь вычислить, а давно ли в ресторации завелись нахлебники, и сколько ж добросердечная Напа теряет на их кормёжке. Результат получился неутешительным.

— Ну как я могу требовать с них плату? — захлопала глазами Напа. — Они ж голодные… Ты же сама предложила, чтоб еда не продала даром, кого-нибудь накормить… — И честно-честно посмотрела снизу вверх на Далию.

Далия немного смутилась. Действительно, предлагала. Думала, что таким образом справится с кризисом кухонного перепроизводства, а теперь оказалась на грани кризиса неплатежеспособности.

— Я предложила сделать это один раз, а не круглый год… И кто, позволь спросить, были вчерашние посетители? На голодающих они не похожи. Этот, который… ну, ты помнишь, так вообще… Щёки по ширине плеч; если он голодает, то я цинская императрица в риттландской сауне…

— Он сочиняет для Оперы. Они все немного поэты, музыканты… У них такие жизненные обстоятельства, такие обстоятельства… — горестно запричитала гномка, заламывая бровки. — Мой долг им помочь.

— А твой долг родителям? И матушке нашего «милого Фри-Фри»? Хочешь сказать, что ты его выплатила?

Напа смутилась. Денежные вопросы были самыми ужасными кошмарами ее безупречного существования.

Госпожа Кордсдейл-старшая, с которой Далия пару лет назад познакомилась, высказывала недовольство, что ее младшая своевольная дочь влезла в долги к людям. Дескать, любящие гномы-родители были готовы оплатить дочкину блажь, то есть ресторанчик, целиком и полностью сами. Но Напа оказалась истинной представительницей клана Кордсдейл. Другими словами, о ее гордость можно было порезаться так же, как о боевой топор.

Далия не застала те времена, когда Напа Леоне только-только начинала своё обустройство на землях кавладорского королевства, и знала историю основания «Алой розы» только по рассказам Фриолара, самой Напы и некоторых старожилов Университетского квартала. Гномка утверждала, что госпожа Фиона была милой и очень сердечной дамой. Собственно, таковой она и осталась, только покинула пределы Кавладора ради второго замужества. И, якобы, эта самая милая дама помогла отставной мастерице по мрамору из благих побуждений в обмен на обещание заботиться о «малыше», пока Фиона отсутствует.

Фриолар над такой версией посмеялся, но сам, паршивец этакий, не сказал ничего нового. Далии пришлось долго и муторно вытрясать крупицы информации из его тупоголовых кузин. Все они сходились во мнении, что Напа должна Фионе кошмарную сумму денег. Но никто не смог ответить на три логически оправданных вопроса: а) какую именно сумму? б) как рассудительная и достаточно подкованная в арифметике гномка решилась задолжать так много постороннему человеку? и в) где ж взяла эту сумму вдова небогатого дворянина?

Далия отвлеклась от размышлений о хитрой подпольной экономике, которую тщательно оберегала от постороннего вмешательства ее низкорослая подруга. Посмотрела на грустную поникшую Напу, и в голове мэтрессы родился План.

— Знаешь, что? А давай Я скажу им всем, — Далия сделала широкий жест, обводя щедрым кругом весь Талерин и предместья, — что они должны тебе деньги. А еще лучше… — и глаза исследователя-сапиенсолога зажглись двумя яркими звездочками. — Давай, я пробегусь по твоим «голодающим» и принесу тебе их долг!

Сказано — и, как это свойственно мэтрессе Далии, сделано.

Получасом позже, когда осеннее утро только-только начинало золотить задержавшиеся на деревьях листья и пригревать оставшиеся после вчерашнего дождя лужицы, у дома мэтра Никанта скрипнула приставная лестница.

Мэтр Никант был очень неуважаемым профессором кафедры истории. Связываться с ним боялись и коллеги, и половина студентов, и, что уж совсем ни в какие ворота не лезло, ночные университетские сторожа. Ибо мэтр был злопамятен, велеречив и зануден, как скрипучая телега. Другая половина студентов, кичившаяся своим бесстрашием перед первой, испуганной половиной, обзывала его Желтым Ослом — и это было самое приличное из прозвищ, которыми обладал этот худой, морщинистый старикан.

О нем ходило много слухов. Например, что в молодости он участвовал в каких-то войнах — именно тех, о которых сейчас кропает монографию за монографией. Вторым по распространенности слухом была сказка-несказка, что Никанта в этих войнах кто-то все-таки убил. Студенты, которым выпала комиссия изучать историю, время от времени скидывались профессору на новый гроб, один раз даже прислали бригаду могильщиков, помочь добраться до кладбища, но мэтр историк никак не унимался.

Шуток, кстати сказать, он не понимал напрочь. И с каждой сессией зверствовал все изощренней и методичнее…

Итак, в это прекрасное свежее осеннее утро мэтр Никант посмотрел на часы, захлопнул книгу, аккуратно положил ее на край стола. Разложил перед собой салфетку, поставил на нее столовый прибор, завернул вторую салфетку за ворот рубашки и приготовился к завтраку.

Ждать пришлось дольше обычного. Мэтр уже трижды посмотрел на часы, и скорбно поджал губы, когда его кормилица-поилица наконец-то показалась за окном.

Мэтр Никант, если б его кто-нибудь об этом спросил, одобрял Напу Леоне Фью. Особенно ее бесплатные обеды. Но позволять ей опаздывать он не собирался. О чем и заявил, как только окно отворилось.

— Вы не пунктуальны, милочка, — так и заявил Никант голове, которая начала проявляться за подоконником. — Из-за вашего опоздания мои научные изыскания прервались на четыре с половиной минуты. Кто вы? — с некоторым оттенком брезгливости спросил профессор у появившейся девушки, которая никак не походила на гномку. — И что, позвольте спросить, делаете в моем доме?

— Прошу прощения, — с оттенком коварства и, как сказали бы Странники-Из-Других-Миров, «иезуитски» улыбнулась Далия, перелезая через подоконник. Процесс протекал неспешно, ибо мэтрессу в данный конкретный момент времени очень заботило соблюдение приличий, и она старалась преодолеть подоконник так, чтобы не повредить отрепетированную изысканность платья и наброшенной поверх мантии. И вообще, мэтресса Далия ведь не какая-нибудь Изольда, чтобы сверкать лодыжками перед каким-нибудь старым мэтром Никантом! — Я позвонила в дверь, но мне никто не открыл.

— Конечно, — ответил мэтр. — Я не такой дурак, отрываться от дел, чтобы бегать, открывать двери кому ни попадя… Что это такое у вас в руках? — потянул носом воздух профессор.

Девушка подтянула из-за окна веревку с привязанным вегетарианским завтраком. С улыбкой доброй ллойярдской бабушки, долго специализировавшей в Магии Смерти, объяснила:

— Кастрюля, мэтр Никант. Тушеная тыква с изюмом и мёдом; картофельные оладышки с подливкой из яблочного варенья… — Далия сняла крышку и по мрачной, заставленной стеллажами и заваленной научными историческими трудами комнате поплыл дивный аромат. У Никанта, который подошел поближе к завтраконосице и вожделенной посудине, потекли слюнки. Сухие — и в самом деле, немного желтоватые, руки потянулись и схватили кастрюльку.

Далия держала крепко. К тому же хитроумная мэтресса позаботилась натянуть толстые стеганые рукавицы, а мэтр — нет.

Никант отдернул руки и поплевал на обожженные пальцы. Далия продолжала спокойно стоять и наблюдать за мучениями господина алхимика.

— Ну, чего вам? — недовольно осведомился он у наглой девицы, забравшейся к нему в дом.

Далия, предусмотрительно отодвинув кастрюльку, извлекла из недр мантии бумажку и развернула ее перед профессором.

Тот всмотрелся в длинные ряды цифр и недовольно скривился.

— Что это?

— Это? Счёт. За ваши завтраки, обеды…

— Чушь! — коротко фыркнул Никант. — Эта ненормальная гномка сказала, что еда — бесплатно.

— Конечно, с этим уж не поспоришь… А вот доставка — нет. Бедной Напе приходилось каждый день подниматься по лестнице, перелезать через окно, а она так высоты боится… Ваш долг — оплатить ее душевные страдания и лечение от агорафобии…

— Бред! — возмутился Никант.

— Ей приходилось таскать эту клятую лестницу трижды в день! Это ж тяжело!

— Ересь! Во-первых, гномы выносливые, а во-вторых — только дважды в день! Я, знаете ли, путем долгосрочных наблюдений установил, что если вечером не поесть, как раз к утру концентрация желудочного сока достигает оптимальной для переваривания пищи величины…

Тушеная тыковка манила, и одна мысль о том, что оладышки могут остыть, вызвали у сухого старика бурное слюноотделение. А девица и не думала сдаваться:

— Мэтр, при всем моем уважении к вам, я вынуждена настаивать, чтобы вы заплатили за свой завтрак. Понимаете, Напа — очень добрая гномка, и пользоваться ее добрым сердцем недостойно настоящего алхимика, да и просто уважающего себя человека. Понимаете?

— Нет, — немного грубо, зато кратко ответил Никант. — Вы что, пришли сюда басни рассказывать? А ну пошла вон! — закричал профессор на наглую девицу.

Девица оскорбилась, подбоченилась и вспыхнула глазами.

— Не смейте так со мной разговаривать!

— Я с тобой еще и не так поговорю! Пришла тут… несушка… Я сейчас полицию вызову! — пригрозил историк. — Пошла, говорю, вон!

Далия была вынуждена проглотить пару-тройку рвущихся с языка выражений, гордо хмыкнула и ответила:

— Ну и уйду, — и, метнув подолом черной алхимической мантии, развернулась в сторону окна и приставной лестницы, — надеюсь, мэтр, полиция принесет вам завтракать.

Но мэтр Никант, которого Далия посчитала побежденным, отнюдь таковым не являлся. С какой-то демонской сноровкой он хитрым финтом извернулся, и выхватил из рук замешкавшейся при переходе через препятствие «несушки» вожделенную кастрюльку.

Далия взвизгнула, спрыгнула обратно в кабинет мэтра и попыталась отобрать Напино имущество.

На стороне мэтра Никанта был эффект неожиданности. На стороне Далии — вся женская хитрость и непредсказуемость. В первый момент ее предали стеганые перчатки; кастрюлька выскользнула… Мэтр тоже повизжал, когда в его ладонях оказалось горячее металлическое тулово; к счастью или несчастью, но очень быстро и один, и другая алхимики сообразили, что держаться лучше за деревянные руки кастрюльки, и, уцепившись, потянули каждый на себя.

Мэтр был, возможно, сильнее. Мэтресса моложе и азартнее. Никант — голоднее. Далия — упорнее. И ноги у нее были длиннее, а каблуки острее…

Перетягивание добычи сопровождалось пыхтением и крушением башен из книг и тетрадок, по которым Далия топталась с плохо скрываемым удовольствием, а Никант с возрастающей яростью. Наконец, мэтресса с боевым кличем отпустила свою часть спорного предмета; Никант, не удержавшись, рухнул на пол, и в ту же секунду оскорбленная подруга владелицы ресторации подскочила и вывалила тушеную тыковку, изюм, мед, оладьи и подливу на побежденного врага.

После чего, убедившись в его моральном изничтожении, с гордо поднятой головой удалилась из негостеприимного дома.

Приблизительно в то же самое время Фриолар посчитал своим долгом заняться человеколюбивым делом. Он сбегал на Большую Базарную площадь, нашел у торговцев необходимые ингредиенты, и, вернувшись в «Алую розу» приступил к изготовлению большого ударопрочного сооружения.

Только алхимик расправил на полу ресторации широкий соломенный мат и прикрыл его немного покусанным, но вполне еще цивильным ковром, как объявилась первая испытательница. Яркая иберийка, правда, в платье, выдающим симпатии к кавладорской моде, с горячим национальным энтузиазмом рванула дверь «Алой розы», перешагнула порог и шлепнулась прямёхонько в центр коврика. Именно туда, куда вчера довелось упасть и Фриолару.

Надо заметить, что женщина оправилась быстрее, чем давеча алхимик. Поднявшись… да что там, буквально взвившись на ноги, как стартующий дракон, иберрийка выхватила из-за корсажа тонкий длинный стилет и с воплем — опять же, пылким и еще более национальным, — бросилась в атаку.

Фриолар еле успел отскочить в сторону; женщина пронеслась внутрь, на кухню, откуда послышались ее крики, тихое блеяние помощницы Напы — девицы по имени Полин, звон посуды и стук переворачиваемой мебели. Напа, убиравшаяся в комнатах наверху, спустилась с ведущей на второй этаж лестницы, встала рядом с Фриоларом и спросила, что за ураган пришёл по их души. Алхимик только и успел, что пожать плечами, как вооруженная посетительница появилась на пороге кухни, увидела маленькую квадратную фигуру гномки и торжествующе заверещала, перехватив стилет жестом профессионального горлореза.

Далее события сопровождались крайне экспрессивными иберрскими идиомами.

— Ты, [непереводимо], подлая коротконогая совратительница! Иди сюда и объясни, что такая [непереводимо] имеет [непереводимо, но явно глагол] быть [непереводимо], где [непереводимо] и [непереводимо]!!!!!!!!!!!

Напа на секунду опешила, но опомнилась и тоже ответила — по-иберрски, хотя и с твердым гранитоподобным ллойярдским акцентом, неотторжимым, как борода у большинства гномов. Иберрийка завизжала и бросилась на гномку. Напа, пережив первый выпад стилета за широкой спиной Фриолара, шустро бросилась под стол. Спустя секунду острый граненый клинок пропорол дюймовую дубовую столешницу.

Напа выскочила из-под стола и попробовала отбиваться черенком метлы. Иберрийка визжала, что теперь-то она всё знает (?), теперь-то она его (?) выследила и уж теперь-то она не допустит попрания своих прав…

Длинные руки разгневанной южной дамы и хищное острие стилета тянулись к шее Напы; гномка защищалась, но Фриолар видел, что с каждой секундой ее движения становятся все быстрее, жёстче и агрессивнее…

— Прошу прощения, — кашлянул за спиной кто-то Фриолара. Он обернулся.

— О, мэтр Мартин! Как я рад вас видеть!

— Взаимно, молодой человек, взаимно… Вы случайно не знаете, можно ли как-то остановить эти прелестные создания… — кругленький уютный мэтр Мартин указал кончиком пальца на фехтующих дам. — Я в такой растерянности, коллега… Понимаете, я должен им кое-что объяснить, но, боюсь, сейчас они меня не услышат.

— А вы, случайно, не знаете, кто это? — указал Фриолар на черноволосую даму.

— Моя жена. Донья Долорес.

— Позвольте поздравить вас с бракосочетанием…

Оба алхимика внимательно пронаблюдали особенно захватывающую серию ударов доньи, которую гномка, тем не менее, блокировала, а потом, извернувшись, перешла в ответную атаку. Прутья метлы свистели и летали со скоростью трепетания крылышек рассерженного шершня.

Фриолар решил, что пора вмешаться. Он подскочил к супруге коллеги-алхимика, обхватил ее сзади, крепко зафиксировав руки. Сверкнув белой молнией, стилет отлетел и вонзился глубоко в стену. Донья Долорес брыкалась и выдавала такие лингвистические редкости, которые в словаре не найдешь. Напа же, успев раскрутить вокруг метлы свою увесистую тушку до скорости падающего метеорита, потеряла равновесие и врезалась в боковину камина.

Фриолар оттащил бешено вырывающуюся иберрийку на кухню, где впихнул ее в один из шкафов. Несколько коротких вскриков, странный шум — и в «Алой розе» наступило затишье.

Полин, прятавшаяся от иберрского стихийного бедствия под крышкой от кастрюли, уронила свой «щит», и он громко задребезжал, покатившись по каменному полу кухни.

Последовавший за молодым коллегой на кухню мэтр Мартин обеспокоено спросил:

— Фриолар, дружище, а в том шкафу…

— Мука, мэтр, — поспешил успокоить коллегу алхимик, — пшеничная, высший сорт…

В доказательство своих слов Фриолар открыл дверцу.

Донья Долорес степенно выдвинула свою усыпанную белым мучным сугробом персону из шкафа. Выплюнула ком, попавший в рот. Струйки белой пыли стекали с вершины на плечи и грудь алхимической супруги маленькими лавинами…

Мэтр Мартин, явно спеша воспользоваться мгновением тишины, приступил к объяснениям:

— Дорогая, прости меня. Это моя и только моя вина. Напа Леоне, — обратился степенный алхимик к подошедшей слегка качающейся гномке. — Прости. Дорогая Долорес, не надо оружия, я сейчас всё объясню.

Утром к нам заглянула Далия и, к стыду моему, напомнила, как давно я не оплачивал кредит в твоём замечательном ресторанчике, — услышав эти слова, донья Долорес издала звук, с которым в ином мире поезд проходит через ледяные перевалы. — Спокойно, дорогая. Если я иногда — очень, очень редко перекусываю в «Розочке», это не значит, что я не люблю твою готовку.

— О, любимый! — пылко ответила ревнивая донья, колыхая мучные горы. — Скажи, скажи мне правду! Ты ведь любишь мои колбасы, фаршированные шуттберийской капустой кабачки, варенье из томатов, салат из зеленых апельсинов и сушеных кузнечиков?!

— Люблю, дорогая, — с искренним чувством ответил Мартин.

Фриолар, которого собственный работодатель как-то раз подначил на дегустацию саранчи в меду, на всякий случай промолчал.

Убедившись в признании своих кулинарных талантов, донья Долорес игриво передёрнула плечиками и окатила маленькую плотную фигуру Напы взглядом победительницы.

— Ха! Так и быть… Я тебя прощаю, — заявила донья Долорес мужу и походкой тигрицы прошлась по кухне. Остановилась, нависнув над Напой как Шан-Тяйские горы высоким, но рассеивающимся айсбергом.

— А если дашь мне рецепт твоего гуся с семью начинками, так и быть, тебя, маленькая гномка, я тоже прощу.

— Мой фирменный? — начала возмущаться гномка. — Гусь? С семью начинками? С подливой?

— Напа, — на всякий случай подал голос Фриолар.

Напа покачала головой и неохотно согласилась.

Мартин и Фриолар, чтоб не смущать обменивающихся тайными кулинарными знаниями дам, перешли в обеденный зал.

— Фриолар, я, конечно, не хочу вмешиваться… Но вы бы попробовали приструнить Далию? нет, я понимаю, она прекрасный человек и действует из лучших побуждений… Но ее энтузиазм, он, несколько… — мэтр покрутил воздух пальцами, пытаясь родить нужное слово.

— Драконообразен? — подсказал Фриолар.

— Именно! Замечательный термин, коллега. Да, кстати, как поживает ваша диссертация? Когда можно будет провозгласить тост в честь защиты вашей ученой степени? — и разговор между гастрономически неверным супругом и маговым секретарём в отгуле плавно скользнул на мирные алхимические темы.

Вторым испытателем противоударной Фриоларовой системы стал мэтр Гийом. Ему повезло меньше, чем донье Долорес, приземлился он боком, господин алхимик кувыркнулся, и его занесло в обеденный стол.

Мартин и Фриолар только-только распечатали вторую бутылку, чтоб лучше пошла дискуссия на очередную актуальную проблему макроэргической реальности, поэтому на появление мэтра Гийома отреагировали излишне спокойно. Что упавшему пришельцу не понравилось.

В Университете мэтра Гийома любили немногим больше, чем мэтра Никанта и уж всяко больше, чем чумную заразу. Но не все. Честно говоря, Фриолар мэтра Гийома практически не знал — уж больно разной была тематика их научных интересов. К тому же господин Гийом считал студентов и тех, кто еще не защитился хотя бы на бакалавра, слишком мелкими объектами, чтоб тратить душевные и алхимические силы на их обнаружение и контакт. Здороваться он начинал с уже подтвердившими свою научную квалификацию, разговаривать — с магистрами, а приветливости своей гийомской удостаивал только избранных. Начальство, в основном.

Так что Фриолар очень удивился, когда увидел в стенах «Алой розы» этого высокоонаученного субъекта.

— Хай, Ги! — приветствовал коллегу мэтр Мартин. И пока Гийом вставал и потирал ушибленные места, Мартин наклонился и шепнул Фриолару: — В годы нашего студенчества мы его звали Гиги-Кабанчик.

— Кабанчик?

— Он нам постоянно рассказывал, как хорошо живется его папашке в собственном имении и как они по осени кабанов в лесу гоняют… Привет, Кабанятина! Пришёл попробовать своих сородичей? — весело спросил Мартин у подошедшего мэтра. — Их здесь классно готовят на раскаленной решетке, с винным соусом, завернув в листья шалфея и посыпав рубленым чесночком…

Мэтр Гийом презрительно раздул ноздри и не удостоил бывшего однокашника ответом.

— Мне нужна Напа Леоне Фью из клана Кордсдейл. В личном деле указан этот адрес, — холодным тоном ответил господин Гийом. Фриолар поднялся и пообещал пригласить Напу.

Мартин, настроенный гедонистически и альруистично, пригласил «Гиги» садиться и выпить. Тот еще презрительнее поджал тонкие губы и отказался.

На приблизившуюся Напу он посмотрел, как пекарь на плесень.

— Сударыня, извольте объяснить, почему вас не было сегодня на рабочем месте.

Напа смутилась, опустила голову, начала ковырять пол сапожком.

— Не слышу, — мерзким голосом проскрипел бывший Гиги-Кабанчик.

Напа, собрав в кулак всю волю истинной представительницы клана Кордсдейл, прошептала, что не пришла на работу потому как, во-первых, если верить часам, идти туда еще рано, а во-вторых, ей надо было прийти в себя после попытки убийства.

— Вы убили кого-то? — холодно осведомился мэтр Гийом.

Прижав руки к выразительной груди, донья Долорес, хотя ее никто не спрашивал, страстно объяснила, что убивать — это ее призвание, а Напа всего лишь невинная жертва. Фриолар же, не теряя времени, отыскал часы, которые до появления в «Алой розе» ревнивой иберрийки спокойно стояли на полке камина, и поспешил предъявить мэтру Гийому.

— Смотрите, мэтр, вот эти часы. — Фриолар потряс механизм и вслушался. — Похоже, они разбились, когда упали…

— Я спрашивал не вас, юноша, — Гийом смерил неприязненным взглядом Фриолара и вернулся к Напе. — Сударыня. Университет оказал вам честь, предоставив работу — важную и ответственную. Если вы не желаете ее выполнять — Университет, представителем коего я являюсь, не желает вас видеть.

— Но я… — начала Напа.

— Но она… — дружно начали все остальные.

Мэтр Гийом сверху вниз посмотрел на поникшую гномку. На бюст доньи Долорес.

— Я согласен признать, что сегодня вас отвлекли чрезвычайные обстоятельства. Поэтому ограничусь первым предупреждением — с занесением вашей провинности в личное дело, разумеется. Помните, — и мэтр Гийом многозначительно покосился на Мартина, — что первое предупреждение — оно же последнее. Больше провинностей я не допущу. Всего хорошего.

И мэтр Гийом, отвесив общий поклон, поспешил к выходу.

Фриолар посмотрел ему в след. Напа же подошла к стене и несколько раз громко стукнулась об нее головой. Долорес и Мартин дружно бросились ее утешать.

Хорошо еще, что стены в «Алой розе» ныне уходят в глубь и сложены из камня, подумал Фриолар. были б, как прежде, обычные, проломила бы Напа их своей горестной гномьей головой, чинить бы пришлось. Хотя, может это и к лучшему: физический труд отвлекает от душевных переживаний…

На выходе мэтр Гийом задержался, чтобы смерить холодным абстрактно-неприязненным взглядом мэтрессу Далию.

Мэтрессу сопровождали два полицейских с алебардами наперевес; вид у охранников столичного спокойствия и порядка был суровый и солидный. А у благотворительницы от алхимии — как у кошки, объевшейся дармовых сливок.

Один из полицейских официальным тоном попросил подтвердить личность задержанной. Оба алхимика и их дамы нестройным хором удостоверили требуемое. Видимо, удовлетворенные таким научным доказательством, стражники расслабились, погрозили мэтрессе Далии пальцем и велели ей вести себя осмотрительнее, иначе в следующий раз не миновать ей знакомства с их начальством…

Мэтр Гийом просмотрел эту сцену, еще плотнее сомкнув зубы, и Фриолару, пока дверь за непрошенными гостями не закрылась, казалось, что он слышит какой-то подозрительный скрип.

— Далия?

Радужно сияющая мэтресса жестом фокусника достала из рукава огромный тугой кошелек:

— Вуаля! Ах, какой сегодня замечательный день! — провозгласила она, располагаясь в центре обеденной залы, пристраивая ножки на краешке стола и откровенно наслаждаясь собой и макроэргической вселенной вокруг.

«Кажется, с терапией домашними делами и благотворительностью вышел перебор», — решил Фриолар, наблюдая за поведением мэтрессы. «Надо пробовать другую методу…»

Перед мысленным взором алхимички тем временем проплывало самое замечательное приключение за последние недели.

… Они встретились в узком переулке. Одна из них должна была отступить, чтоб позволить пройти другой.

— Далия, — констатировала Изольда.

— Изольда, — прищурилась Далия.

Ветер донёс печальный гитарный перебор и флейтой стёк по водосточной трубе.

Звонко высекая из брусчатки искры подкованными каблучками, они неторопливо сошлись. Смерили друг друга гордыми взглядами. Сравнили белизну лебединых шей и изящество осанки. Изольда осмелилась хмыкнуть на мэтрессину мантию, распрямила спину, выставляя грудь и обтягивающее ее модное платье вперед. А Далия, не теряя инициативы, ка-а-ак зафондючит ей…

— Далия, очнись! — потряс мэтрессу Фриолар. — Очнись! Очнись, ты уже два часа с идиотским видом улыбаешься, молчишь, ничего не ешь и ни с кем не споришь! Не пугай меня…

— Не беспокойся, в канаве ее быстро найдут. Столько раз спасали, что уж сегодня-то помогут обязательно, — вальяжно отмахнулась алхимичка.

— Ты это о ком? — с подозрением спросил Фриолар.

Мэтресса спохватилась. Признаваться в уголовно-наказуемом деянии — свалке бытовых отходов в общественном месте — она не собиралась. Проморгалась и с подозрением уставилась на Фри-Фри.

— А ты о чем?

— Боги, да о концерте же! Ну как, ты пойдешь с Напой и со мной? Решайся, будет здорово. Отвлечетесь, успокоитесь…

— Концерт? Какой концерт?

— Далия, я тебе полчаса уже объясняю: тетя Ниона пригласила моих друзей и меня послушать орган в христианской церкви…

— Всё, больше ни слова. Если там будет твоя тетя Ниона и ее знакомые, то, конечно же, я иду. А Напа? Она сможет пойти?

— Да, я ее уговорил.

Напа по случаю культурного мероприятия дала выходной Полин, и скоро она, Далия и Фриолар, подперев дверь «Алой розы» поленцем и повесив табличку: «Приходите завтра», отправились приобщаться к прекрасному.

Для разбитого сердца, как утверждала тётя Пиона, самое то — воспарить над миром на крыльях какого-нибудь Искусства. Только от предвкушения концерта у Напы нос перестал нависать над подбородком, а Далия прекратила пялиться в стену с видом счастливо и результативно потрудившегося маньяка…

Обе девушки принарядились. Напа блистала надвинутой на лоб серебряной каскеткой с алыми эмалевыми розочками по краю, новой парадной кольчугой; топор ее сиял, начищенные сапоги на звонких каблучках гордились новыми пряжками. Свою девичью шейку по случаю выхода в свет гномка украсила ожерельем: серебро и гранаты сплетались в алые розаны самым причудливым образом. Далия тоже долго любовалась своим отражением в зеркале. Посчитала, что и так хороша, накинула старую добрую мантию, повесила на шею длинную цепочку, удерживающую большую лупу, забрала волосы наверх, используя карандаш вместо шпильки, и позволила сопроводить себя на концерт.

Тетушка Ниона, в отличие от своей жизнерадостной сестры, славилась долгими и упорными попытками кому-нибудь покровительствовать. Вторая из четырех сестер, она считала своим долгом покровительствовать младшим — Дионе и Фионе; в какой-то момент немного поменяла приоритеты своей жизни, и начала покровительствовать своим мужьям, потом — их и своим детям (из пасынков и падчериц Нионы можно было собрать небольшой полк), потом знакомым, потом знакомым знакомых… Так, постепенно, Ниона добралась до покровительства современным искусствам. Тетя ни в коей мере не была пристрастна — она покровительствовала всем.

В своем трактате «О предпочтениях» Далия всласть порассуждала о том, что странной закономерностью макроэргической реальности является часто встречающаяся последовательность: А предпочитает Б, но Б предпочитает В, который, в свою очередь, хотел бы А, но довольствуется Г. Так вот, Фриолар давно подозревал, что многие искусства предпочли бы, чтобы им покровительствовал кто-нибудь другой, а не тётя Ниона, но оказались бессильны пред ее — тоже достаточно драконообразным — энтузиазмом.

Ниона встретила своего племянника и его дам умильно и приторно. Одета она была в какой то серый балахон с огромными накладными карманами, опушенный по вороту мехом риттландского лемминга, и не успели Далия и Напа с госпожой Нионой поздороваться, как им сообщили, что этот балахон — последний писк моды. Разработан буренавским дизайнером, и, если барышни хотят себе такой же, пусть обращаются вон к тому молодому человеку на первом ряду.

Далия храбро пообещала и потащила Напу в противоположный угол.

Фриолар остался с тетей.

— Фри-Фри, я, кажется, говорила тебе, что не хочу больше видеть эту ненормальную девицу, — прошипела Ниона, продолжая удерживать на лице приторную улыбку и просто прожигая насквозь огненным разъяренным взглядом спину удаляющейся алхимички.

— Тетя, я устал повторять: Напа совершенно нормальна, просто она — гномка. И прекрати, ради всех богов, которым ты молишься, называть меня Фри-Фри!

— Будь тактичен, Фри-Фри — христиане считают, что многобожие есть ересь и язычество, — наставительно произнесла Ниона. — Я, собственно, не о гномке, а об этой девице… Она совершенно не умеет вести себя в приличном обществе! Прошлый раз, когда я пригласила ее на поэтический вечер — между прочим, это ведь ты привел ее в мой дом! — твоя приятельница назвала моих друзей и меня «контрольной выборкой», а ты, непослушный мальчик, до сих пор не объяснил, что это значит. И раз уж зашла речь о недостатке манер: тебе следовало приехать на свадьбу Лики.

— Лики? — наморщился, припоминая, Фриолар. Ниона помогла:

— Крестница троюродной сестры мужа побочной племянницы первого свекра четвертой супруги моего пятого мужа.

— О… Мне нет прощенья, — покаялся Фриолар.

— Да ладно, — отмахнулась тетя. Достала из кармана зеркальце и принялась изучать свое лицо — тоже, кстати сказать, представляющее шедевр очередного, на этот раз — Декоративно-Пластического искусства. — Ничего особенного. Вышла замуж за какого-то писаку из газеты. У мужа — я всегда говорила это своим девочкам, — должна быть перспектива. Деньги тоже не помешают, но перспектива важнее, — наставительно произнесла Ниона.

Ну, тетя явно знает, о чем говорит, подумал Фри-Фри: Ниона схоронила шесть из семи мужей (седьмой сбежал сам, чтоб поучаствовать в организованном королем Иберры очередном, шестьдесят шестом по счету, исследовании Великого Западного Океана, и до трупа его заботливая бывшая жена добраться так и не сумела). И покорно пошёл здороваться с новым родственником.

Предоставленная для светского мероприятия христианская церквушка была небольшой и очень уютной. Ровные ряды деревянных скамей были украшены осенними — кленовыми, каштановыми, дубовыми и рябиновыми — листьями. Свечи в огромных, в рост тролля, светильниках, отражались в цветных витражах, создавая непередаваемую атмосферу уюта, спокойствия и всеобщего миролюбия. Напа и Далия уселись у самой стеночки, подальше от дизайнера. С этого места был виден практически весь зал (если проявить достаточно невоспитанности и покрутить головой, чтобы рассмотреть то, что позади), стальные трубы органа, алтарь, выход…

Напа поёрзала, усаживаясь поудобнее. Она облокотилась на спинку скамьи, и коротенькие гномьи ножки теперь болтались высоко над полом. Топор Напа приставила к спинке предыдущего ряда, где он и ухмылялся полированным хищным оскалом.

На специальный помост взошел органист, раскланялся в ответ на жидкие аплодисменты. Изящная в дизайнерском балахоне Ниона объявила имена сочинителя и исполнителя, музыкант занял место за инструментом, и концерт начался.

Далия вытащила из потайного кармашка на рукаве затычки для ушей, элегантным жестом использовала их по назначению. Достала из прически карандаш; скромным жестом задрав подол мантии, извлекла из кармана юбки блокнот и приготовилась вести протокол наблюдения.

На втором аккорде глазки Напы начали потихоньку закрываться. На четвертом — голова, увенчанная веночком эмалевых роз, клониться долу. К десятому аккорду заявил о себе фамильный кордсдейловский нос.

— Хр… хр… хряхряхря… хрррррррррр, — подпевала Напа Леоне органисту. — Мрря… пхпхспсс… буфрррр… хр… хррррррррр…

На Далию начали оборачиваться недоумевающие зрители — Напу видели только ближайшие соседи. А вот слышали все, кроме музыканта, с упоением давящего педали и клавиши, да, может быть, первого ряда.

— Хррр… Уик-уик… хсссссссс… — раздавалось из глубины зала. — Умн… фр… хмфыссссспрбыррррр…

Христианский священник, сидевший на другом конце той же скамьи, что и алхимичка с гномкой, перекрестился.

— Хр… хррр… мммряффффффф… Уик-уик-уик… хрррссссссссррррр… умн-уик-уипсссссс…

Разграфленный блокнот Далии заполнялся заметками, схемами и диаграммами. При этом мэтресса успевала очаровательно улыбаться всем подряд, кто подозревал ее в создании помех музыкальному произведению. Кто-то просто скользил глазами по храпящему углу зала, кто-то рассматривал личико мэтрессы, а кто-то уже начал смежать веки и приобщаться к новому виду искусства…

— Хххрррр… бнбррбм… хря… уик-уик-уик… хсспсхрррр…бурфрфы… хр…хырыффффффрррррр…

Фриолар, оторвавшийся от занимательной беседы с новым родственником-журналистом, Бронном, тоже оглянулся на сочный храп. Встретился взглядом с тетушкой, прикинулся невинным младенцем.

«Зря я все-таки не позволил Далии эксперимент с ослом, — подумалось Фриолару. — Ну, привела бы она в музыкальную гостиную Нионы ослика — готов поспорить, осёл бы выдохнулся раньше, чем гном проспится… Правда, животное жалко… И пришлось бы объяснять Нионе, что значит „экспериментально смоделированная среда“, а этого бы ни я, ни Далия не пережили бы…» Пользуясь тем, что всё внимание присутствующих поделено между звуками стальных и носовых труб, Фриолар достал из кармана платок, разорвал его на части, скатал затычки для ушей; вежливо предложил оставшуюся ткань Бронну. И продолжил наслаждаться органным концертом.

— Хрррррр… уик… бррхрмрьмрьмссяяяяяяяуии…Хпсфхррррррррррррр… Фрфхр… пуикпрпрххрсспбфыфрхррррррррр… Хр… хр… хряяуипсссспххрсрсссспппппппхххрррррр…

Домой Фриолар вернулся за полночь. Концерт давно закончился, но после того, как он отвёз Далию и Напу в «Алую розу», Фриолар испытывал настоятельное желание побыть в месте, где его не сможет отыскать и потребовать объяснений тётя Ниона. Фри-Фри, надо это признать, трусливо сбежал и скрылся в редакции газеты, в которой служил Бронн. Конечно, библиотека Университета подошла бы лучше, но она была закрыта ночью, а Фриолару не терпелось почитать отчеты о праздновании Дня Рождения Императора в Нан-Пине. Уж больно интересное описание пламени и температурных характеристик взрывчатых веществ… А еще Бронн поведал Фриолару о нашумевшем ограблении хранилища Тривернского банка — преступники сумели обойти магическую охранную систему с помощью некоего алхимического устройства, украденного у мэтра Фомы. Фриолар год назад, будучи студентом, имел счастливую возможность прослушать курс лекций этого именитого ученого, члена Буренавского Круга Толкователей и Объяснителей, и охотно потратил несколько часов, чтобы просветить нового родственника по поводу экспериментов с природным магнетизмом, прославивших мэтра Фому на весь алхимически подкованный континент.

В ночной тишине Фриолар приоткрыл черный ход «Алой розы», пробрался в кухню. Не зажигая свечи, открыл дверцу буфета, достал остатки чего-то остывшего, но, тем не менее, вкусного и принялся за поздний ужин.

Далия объявилась внезапно. Только что ее не было, и вот — шваркнула молния осветительного шара, и алхимичка в мантии, накинутой поверх ночной сорочки, стоит на кухонном пороге.

Без слов прошла, села за разделочный стол напротив Фриолара и потянула на себя остатки гусятины.

Некоторое время в кухне был слышен только звук неторопливого, достойного шевеления алхимических челюстей.

— С твоей стороны, — проворчал Фри-Фри, догладывая крылышко, — это просто тиранство — такую козу подставлять Нионе.

Далия наколола на вилку кусочек редиски.

— Будь ты, дружок, порасторопнее, — поучительно произнесла она, прожевав. — Ты бы на своих родственницах давно уж диссертацию защитил. И не одну… Там только Диона на целый учебник по психиатрии тянет…

Алхимики — Далия с видом бывалого экспериментатора, которой нашел то самое колено, по которому можно мерить море, Фриолар — нехотя признавая ее правоту, помолчали.

Месяц светил в оконце, мерцало воображаемыми струнами созвездие Лютни, где-то лаяла собака, ходили ночные сторожа, выкрикивая «Всё спокойно!», стучали припозднившиеся топора и одинокая гномья кирка…

Алхимики подумали еще немного, и Далия достала из буфета половину огромного торта со взбитыми сливками.

Съели.

Крепко задумавшийся Фриолар подливал вина Далии, и мысленно пробегал снова и снова по событиям сегодняшнего и вчерашнего дня. Что-то такое вчера тетя Пиона сказала о Напе…

— Напа спит? — спросил Фриолар. — Обычно она выскакивает, чтоб отчитать меня за опоздания.

— На самом деле — чтоб удостовериться, что ты пришел и один, а не с какой-нибудь Изольдой… И как это Напа согласилась за тобой приглядывать? Знаешь, вот что мне интересно на самом деле — так это поизучать твою матушку. Я ведь так и не знаю подробностей ее договора с нашей отважной Кордсдейл. Может, она ее шантажировала?

— Кто — кого? — устало спросил Фриолар. Успокаивающе тикали отремонтированные часы на шкафчике, где-то ухала кирка…

— Фиона — нашу Напочку. Понимаю, что это предположение может тебя оскорбить, поэтому заранее прошу прощения… И нет ведь ничего такого плохого, что Напа сделала, и чем ее можно шантажировать — не просто играть на нервах, а по-настоящему, так ведь? — спросила, позевывая, мэтресса.

Фриолар вслушался. Стук кирки был совсем рядом…

— Далия… — пробормотал он, таинственно понизив голос. — Ты ничего не слышишь?

Тук… тук… тук…

— Кто-то что-то копает где-то… — неуверенно ответила Далия.

Стук не прекращался, ровный и мерный, как поступь Судьбы. Тук… тук… тук…

— По-моему, это где-то рядом. В доме, — сказал Фриолар. Поднялся, на всякий случай взял кочергу. Далия, запаниковав, схватила кухонный нож, уронила его, схватилась за магический шар, уронила его с подставки…

— Погаси, — велел Фри-Фри. — Держись за мной… Это там, за чуланом.

Алхимики двинулись в сторону чуланчика. Фриолар, ухватив кочергу удобнее, резко отворил дверцу — и за ней обнаружилась огромная черная дыра.

— Потайной ход, — пролепетала Далия.

Стук стал еще громче. Акустика, над которой поиздевалась Далия сегодня вечером, спешила отомстить, выкидывая из черного провала одну за другой порции страха.

— Иди, разбуди Напу и бегите на угол Чернильной улицы, к Ницшу, пусть он вызовет наряд полиции, — шепотом велел Фриолар. Но Далия, вдруг открыв, наконец, зачем нужен мужчина в доме, всхлипнула, запищала, что одна она с места не тронется, вцепилась ему в рукав мертвой хваткой.

И тут стук прекратился.

У Далии остановилось сердце и подкосились ноги.

Спустя целую вечность, а может, и две, в потайном ходе раздались шаркающие неровные шаги. Фриолар подхватил пребывающую в полуобморочном состоянии Далию, отволок ее в сторону, чтоб не мешалась, а сам спрятался за дверью чуланчика, занеся кочергу, чтоб оглушить неведомого гостя. Далия, у которой сердце торопливо выбивало неистовую дробь о все наличные ребра, съёжилась за углом плиты, и наблюдала, как в глубине потайного хода вдруг стал виден бледный зеленый отблеск… И шаги… Они все приближались и приближались… Потом свет померк, и из двери показалось что-то страшное — угольно-черное, квадратное, трехногое, горбатое, топорщащееся рогами и тонкими длинными щупальцами… Зеленоватый лучик маленького фонарика выхватил страшенную в своей нелепости демонскую маску с огромным, под стать гигантскому кракену, клювом… Тут Далия не выдержала и завизжала.

Черное страшное существо уронило свой фонарик, он вспыхнул ярче и…

— Напа? — с ужасом признал Фриолар.

Маленькая гномка сделала еще один шаг из подземелья и оказалась в пятне лунного света. Да, это была она — перепачканная землей и пылью, с непонятным мешком за плечами, опирающаяся на кирку, прижимающая к груди другой рукой лопату… Да, это была Напа Леоне Фью из клана Кордсдейл.

Далия спешно кромсала ножом колбасу и, практически не жуя, отправляла в рот кусок за куском. Напа сидела за столом, магический осветительный шар прогонял ночной сумрак, Фриолар нервно хмурил выразительные брови.

— Я не сделала ничего плохого… Правда… Я просто хотела забрать свои инструменты…

— Какие инструменты? — спросила Далия в кратком промежутке между последним кусочком колбасы и первым — голубого сыра.

— Которые у меня отобрали… — прошептала гномка. Вид у нее был наинесчастнейший.

— Кто? Зачем? — не унималась Далия. Сыр как-то быстро исчез, алхимичка пошарила вокруг в поисках съестного, нашла какой-то сухарик и вгрызлась в него.

— Далия, уймись! — не выдержал Фриолар.

— У меня стресс! — объявила мэтресса. Схрумкав сухарик, она бросилась к ларю, достала картофелину, наскоро обрубила кожуру и начала грызть ее сырую. — Боги, какая гадость… Напа, ну что ты молчишь?!!

Фриолар тяжело вздохнул, и, на правах самого разумного из присутствующих, выдал порцию пояснений.

— У Напы были некоторые неприятности, сначала в Иберре, потом в Ллойярде из-за ее творческого самовыражения.

— Слышала. — Мэтресса, давясь, справилась с картофелиной. Начала шарить по полочкам и занорикам в поисках чего-то повкуснее.

— И когда Напа добралась до Кавладора, ее взяли в Университет только при условии, что она сделает перерыв в карьере резчика по мрамору на период обучения, — продолжил Фри-Фри. Далия скривилась:

— Немного странно, но вполне в духе нашего господина ректора. Не ценит старый крендель современного искусства. И что? — ручки алхимички добрались до какого-то пакета, и зубки спустя пару секунд начали с хрустом разжевывать его содержимое.

— Он потребовал, чтобы я сдала свои инструменты, — прошептала Напа. — Все молоточки, набор стеков, зубила, долото, шлифовальные круги — всё…

— И что? — удивилась Далия. — В чем проблема?

— Мне было так грустно, так грустно… — вздохнула Напа, и вдруг решившись облегчить совесть признанием вины, затараторила, спеша выговориться и тем самым сбросить груз со своей чистой гномьей души. — Что я решила нарушить свое слово и сотворить что-нибудь… Я даже кусок мрамора купила по дешевке…

— А, так вот зачем во дворе появилась эта каменная глыба! — прозрела алхимичка. — Ну, и резала бы его тайком по ночам, или что там с мрамором делают, — Далия, хрустя, всё ещё не понимала сути происходящего. — Чего ради ты начала делать подкоп под Университет?

— Потому, что мои инструменты хранятся в сейфе господина ректора!

— Так взяла б другие…

От возмущения Напа подросла на ладонь.

— Другие?!!!

— Далия, у настоящего гнома, — занудливо пояснил Фри-Фри, спокойно наблюдавший за разборками между приятельницами. — может быть только один комплект инструментов в течение всей жизни.

— Мне их дедушка подарил! На день рождения! — пояснила Напа. — Папа сам для них сталь сварил!

— Какая, однако, сложность… — пробормотала Далия.

— И перестань, пожалуйста, есть тараканов, которых я заготовил для мэтра Вига, — попросил Фриолар. Далия с яростью уставилась на опустошенный пакет.

Тем временем Напа каялась:

— Я не хотела нарушать свое слово! Не хотела, правда! Думала всего-навсего расширю чулан, чтоб там больше места было… А потом копаю себе, и вдруг думаю — а ведь Университет-то совсем рядом! пятнадцать минут ходьбы… И если сделать тайный ход в кабинет господина ректора, то никто ничего не узнает…

— А то, что кабинет — на втором этаже, это, право слово, мелочи, — с иронией заметил Фриолар. Напа как-то уж очень резко засмущалась. Фриолара пронзило страшное подозрение: — Уж не собиралась ли ты взорвать крыло Университета, чтоб добраться до своего сокровища?

— Нет, ты ж никаких взрывателей не оставил, всё с собой в Чудурский лес увез… — отмахнулась гномка. Догадавшись, что ей не верят, решила сознаться: — Университет же мои прабабушка с прадедушкой строили… Они тут, на его строительстве, и познакомились, поженились… У нас в семье до сих пор хранятся чертежи потайных ходов, которые дедуля рисовал, когда за бабулей ухаживал…

Фриолар мысленно представил эту картину: солидный бородатый гном (с фамильным носом Кордсдейлов) ждёт под валуном юную, с короткой девической щетинкой на щеках, гномку. А дождавшись, бухает боевой молот, или с чем он там любил на ташунов, гидр, зомби или прочую условно живую и очень агрессивную живность охотится, на землю, сам падает на колени, вдохновенно протягивает ей свернутую кальку чертежей и каким-нибудь спотыкательным сложным стихом вещает, сколько тонн какой руды напоминает ему ее, гномки, блестящие глаза; сколько шахт он готов прорубить, чтоб украсть ее поцелуй; сколько часов он готов отстоять у раскаленного горнила, чтоб только доказать свою любовь… Бедная Напа, ей ведь никто даже собственноручно сделанной подковы не подарил… Как, должно быть, страдает ее гномье сердечко!

— Напа, умоляю, не совершай необдуманных поступков, — Фриолар встал перед Напой на одно колено, чтоб их глаза оказались на одном уровне. — Мне очень хотелось бы сказать, что я знаю средство, чтоб сделать тебя счастливой, но не могу лгать. Поэтому прошу — как твой старый друг, прошу: Напа, ты ж умная девочка! Опомнись! Успокойся! Займись другими делами!

— Какими?! — с надрывом вопросила Напа. — Мрамор — это ж… это… Он же розовый и прозрачный… как копченая грудинка…

В желудке у Далии что-то из съеденного забурлило.

— Он такой белый, как лёд, вкусный, как мороженое… Прохладный, как вода в подземных озерах, и такой же чистый… Он сам по себе искусство! А в нем, к тому же, — от восторга у Напы спёрло дыхание. — Столько вкраплений…

— Напа! — сжал ручки гномки Фри-Фри. — Не мучай себя. Успокойся. Прими ванну, наруби дров, отремонтируй что-нибудь, вычисти коллекцию фамильного оружия…

— Оружие! — блеснули глаза Напы, и Фриолар мигом поспешил исправиться и увести разговор прочь от опасной темы:

— Намели кофе с запасом на семь недель, посади кусты роз под окном…

— У кофе аромат выветрится, а розы всё равно не вырастут, — отмахнулась гномка.

— И хорошо! Ты посадишь их еще раз!

— Я задумала такую прекрасную композицию, — вздохнула Напа. По всему было видно, что она уже смирилась с мыслью о том, что до окончания вуза ей не придётся подержать зубило в кулачке. И сейчас гномка просто пересказывает своим друзьям потаенные мысли и желания, с тихой надеждой, что когда-то им суждено сбыться. — В натуральную величину: его величество король Гудеран X на фоне Университетского фасада. И в руках у него — как у тебя, Далия — лупа и новейшее издание Свода Законов и Уголовного Кодекса…

Стоило больших усилий успокоить и убедить Напу, что ей есть чем заняться. Ночь к тому времени повернула к рассвету. Фриолар и гномка отправились по комнатам, спеша урвать несколько часов сна. А Далия, чувствуя себя на удивление бодрствующей и полной сил, осталась на кухне.

Во-первых, стресс никак не желал униматься. Был бы рядом старый добрый мэтр Питбуль, Далия или побила его сковородкой, или поспорила о несчастных разумных гоблинах, — впрочем, можно было бы сначала поспорить, а потом воспользоваться сковородкой в качестве весомого аргумента. Не будь Фри-Фри столь обременен родственниками, а вернее, того хуже, родственницами, можно было бы его попробовать соблазнить. Но, как на грех, один в Ллойярде, а у другого тёти…

Во-вторых, съеденные тараканы в желудке мэтрессы еще не определились, куда им поворачивать, вверх или вниз. На редкость хреновое ощущение.

А в-третьих… Далия побродила по кухне. Подняла Напино землеройное снаряжение. Прикинула кирку себе по руке… Никогда не знаешь, что ждать от этих гномов. Далия ковырнула кусочек суглинка на стеночке черной дыры.

Потом подняла фонарик, кирку, лопату и смело шагнула в темноту потайного хода.

Проснулся Фриолар от неистового стука в дверь.

— Что случилось? — пробормотал он, не спеша открывать глаза.

— Фри-Фри, к тебе пришли! — ответила Напа. — Вставай, поторопись! Не заставляй мэтрессу Долли ждать! Просыпайся, соня!

Пришлось вставать, приводить себя в приемлемый вид и спускаться, позевывая, на нижний этаж. За одним из столиков Фриолара уже поджидали мэтресса Долли и госпожа Гиранди. Увидев эту парочку, алхимик скривился, поморщился — всячески демонстрируя неведомым богам, насколько ему общение с этими особами неприятно; склеил фальшиво-учтивую физиономию и приветствовал дам вежливым поклоном.

Не было в Университете проблемы более занимательной, чем насущный вопрос: кто кого переживет. Мэтресса Долли госпожу Гиранди или госпожа Гиранди мэтрессу Долли. Фриолар знал — тому было с полтысячи доказательств, что друг дружку они ненавидят и используют малейшую возможность, чтобы досадить сопернице. Поэтому видеть их вместе было странноватенько… Ну, например, всё равно, что увидеть, как не тает кусок льда в пламени, или как мышки доят кошку, или как гном — настоящий гном, в кольчужных штанах, панцире, стальных сапогах, с крепкой головой, утяжеленной стальным шлемом — тренируется в прыжках в воду с офигительно высокой вышки…

Госпожа Долли гордится званием мэтрессы лет тридцать, если не больше. Когда-то она была самой рыжей, самой кудрявой и самой застенчивой студенткой на курсе. Теперь это степенная добропорядочная дама в морщинах, рюшечках и фальшивых локонах, всем сердцем преданная Науке и тем, кто ее олицетворяет.

Госпожа Гиранди совсем другая. Это глубоко замужняя дама, украшающая педагогический коллектив Университета, как свежие сливки — только что заваренный крепкий чай. Это идеал, по которому темными ночами скучает любой алхимик степенного возраста. Среднего роста, приятно округлая, с ровным розовым личиком и широко распахнутыми голубыми глазами эта милая блондинка неторопливой плавностью движений и бархатным изысканно-протяжным произношением сложных дифтонгов скрашивает суровые будни доблестных служителей науки, и, в частности, лично господина ректора. То принесет чашечку чая, то булочку с апельсиновым джемом, проследит за тем, чтобы вытерли пыль и вовремя выкинули мусор, чтобы не терялись важные документы, чтобы папки на полках стояли ровненько и в алфавитном порядке, напомнит ответить на входящую корреспонденцию и вежливо намекнет, чтО мэтр забыл одеть сегодня: шляпу, башмаки или мантию. У госпожи Гиранди есть еще одно немаловажное качество, высоко ценимое руководством Университета. Она женщина. Нет, вы не поняли: она женщина в том смысле, что ей можно войти в дамскую комнату и строго отчитать студенток за курение в неподобающих местах.

Мэтресса Долли руководит сектором пропаганды научных знаний. Она ходит по приходским школам, рассказывает деткам, как весело учиться в Университете и дарит им тощие брошюрки, отпечатанные на серой бумаге. Госпожа Гиранди гордится своей орфографией: ее супруг (никто в глаза его никогда не видел, но все догадываются, что он есть) якобы близкий родственник всемогущих герцогов Тирандье; лишь две шальные руны отделяют его от претензий на наследство и высокое положение в обществе. Но госпоже Гиранди это и даром не надо: она и все ее семейство есть пример того, что самый последний нищий может возвыситься на службе Короне, благодаря усердию и старательности.

Короче, госпожа Гиранди считала, как думал Фриолар и как подтверждалось многочисленными университетскими сплетнями, что мэтресса Долли выжившая из ума старая овца, а мэтресса Долли, придавленная привычкой подвергать свои и чужие высказывания политкорректной цензуре, называла госпожу Гиранди всего лишь куртизанкой.

Более того, занимались дамы практически одним и тем же. Госпожа Гиранди вела документацию Университета — всякие там служебные записки о расходовании средств, выделении дополнительных партий дров для отопления в зимний период и прочее. А мэтресса Долли вела записи относительно Ученых советов, на которых решалась судьба оригинальных научных исследований и сравнительных изысканий. Каждая считала, что другая Университету не важна. И обе использовали малейший повод, чтоб подставить конкурентку.

Так что видеть их вдвоем, согласными друг с дружкой, было все равно, как наблюдать за мирными переговорами между Добром и Злом о взаимном делегировании полномочий.

— Я все устроила, — живенько сообщила мэтресса Долли, как только Фриолар оказался перед ними. — Тебя включили в повестку дня.

Фриолар подавился зевком.

— Простите, мэтресса Долли, я не понял, куда меня включили?

— В повестку дня, — терпеливо объяснила мэтресса. Госпожа Гиранди улыбнулась, явив милые ямочки на слегка увядших щеках, и пояснила:

— Сегодня вас, сударь, выслушают на Большом Ученом Совете.

— А-а… что я должен докладывать? — с подозрением спросил Фриолар.

Мэтресса Долли фыркнула и затрясла буклями, показывая, что оценила шутку молодого человека:

— Конечно же, свою диссертацию!

— Но у меня еще ничего не готово! — схватился за голову Фриолар.

Госпожа Гиранди с материнской заботой потрепала его по руке.

— Не расстраивайтесь, это всего лишь ежегодный отчет о проделанной работе. Вы же не теряли времени даром, результаты какие-то есть? Вот о них и расскажете новому начальству…

— Новому начальству? — переспросила Напа, принёсшая посетительницам завтрак. Мэтресса Долли — торопливо, а госпожа Гиранди — с элегантной истомой, но обе с ястребиным блеском в глазах, набросились на еду. — А господин ректор что же?

— Господин ректор изволили отбыть с визитом в Химериаду. Программа государственной важности, — с достоинством пояснила госпожа секретарь ректора.

— Наш долг, — добавила, подхватывая блёклыми губами блинчик, госпожа Ученый секретарь, — помочь фносским коллегам преодолеть многолетний кризис в тамошней науке. Зря они позволили прокентаврийски настроенному населению сосредоточиться на ботанике и упустить развитие прочих наук… Думаю, господин ректор с задачей реорганизации фносских исследований справится, — верноподданно высказалась мэтресса.

— Справится обязательно, — не менее лояльно высказалась секретарша.

И обе дамы согласно и гармонично закивали головами.

— А кто ж его замещает? — поинтересовалась Напа.

— Мэтр Гийом, — с охотой пояснила мэтресса Долли.

У Фриолара это сообщение почему-то вызвало неприятное ощущение во рту. Хотя дело, вероятно, было в том, что он не успел почистить зубы…

Вежливо откланявшись, алхимик поспешил наверх, готовится к выступлению на Ученом Совете. Когда он уже поднимался по лестнице на второй этаж, мэтресса Долли сделала перерыв в поглощении вкусностей, и прошамкала, что Далии то же неплохо бы появиться с очередным отчётом о проделанной работе. Кстати, где Далия? Чем занимается?

Далия была в северо-западном угле фундамента Университета. И с охотой бы поведала, чем она здесь занимается. увы, во-первых, таких слов она не знала, во-вторых, не было подходящей аудитории для прослушивания, и в-третьих, спасите кто-нибудь Далию оттуда!!!!!!!!!

Копать землю мэтрессе понравилось, потому как не пришлось. Трудолюбивая Напа остановилась прямо у фундамента, и Далии оставалось лишь ткнуть киркой камень основания Университета. Повезло, подумала Далия, несказанно: камень услужливо скрипнул, поворачиваясь вместе со своими соседями вокруг скрытой оси. Алхимичка протиснулась в узкий проход, сделала пару шагов…

Потом за ее спиной произошло событие А — камни повернулись и встали на место, и событие Б — поверх них выдвинулись крепкие железные прутья. Мэтресса взялась за решётку, потрясла ее. Производила это действие в течение пятнадцати минут, последовательно увеличивая амплитуду движений и громкость сопровождавших движения высказываний. Ничего.

Пришлось идти вперед. На первой же развилке мэтресса, руководствуясь своей алхимической интуицией, двинула туда, где был свежее воздух. Долезла до вентиляционной шахты. Скорбно и долго вопила еле различимому в вышине лоскутку голубого неба, но только спугнула голубей, которые по-своему, по-голубиному отомстили мэтрессе. Плюясь и ругаясь, Далия отправилась знакомиться с родным Университетом изнутри.

Поминая на каждом шагу Напиного прадедушку, Далия протискивалась по узкому лазу. Кляла мелкое гномье телосложение, пылкое воображение влюбленных и добросовестность строителей, которые не поскупились, возводя Университет. Загадка, как же Напа собиралась ориентироваться в хитросплетении потайных ходов и вентиляционных каналов, была Далией решена в полсекунды: конечно же, именно за картой Напа и вернулась. С чего бы ей ночь терять, прерывая незавершенное дело на полпути? Она ж так хорошо выспалась на концерте…

Одно было хорошо, успокаивала себя мэтресса в краткие минуты отдыха: ее отсутствие наверняка заметят. И Фриолар может догадаться, куда ее понесло. Скорее всего, догадается. Он парень умный. Иногда. И они пойдут ее искать. И обнаружат ссохшийся скелет в ночной сорочке и потрепанной, перемазанной голубиным пометом, мантии…

Не хнычь, велела себе мэтресса. Ты же прекрасно поужинала прежде, чем отправится на поиски новых горизонтов исследования! [Не думать, не думать, не думать о том, белкИ каких животных она съела!] Так поужинала, что в некоторые повороты еле протискиваешься. Не расслабляйся! Вперед! И Далия двигалась дальше.

Сволочные строители, как догадалась алхимичка, были представителями воинствующего подвида гномов (есть среди этих коротышек такие, которых камнем по голове не бей, дай подраться), потому как в подземном ходе время от времени встречались ловушки, явно подготовленные для врагов. Например, одна плита, на которую ступила Далия, подпрыгнула и едва не вдавила несчастную заблудшую алхимичку в потолок. А может, это был гномий вариант защиты интеллектуальной собственности?

В любом случае, пришлось очень долго собирать силу воли в кулак, чтобы сделать следующий шаг. Поразмыслив, как могут рассуждать гномы, Далия опустилась на четвереньки и продолжила путь, ощупывая трясущимися от страха руками пол и стены.

Спокойствие, Далия, только спокойствие. Выбрось из головы эту паранойю насчет ведения в храме науки военных действий и глупые идеи, чью интеллектуальную собственность кому-то захочется своровать. Эти потайные ходы должны быть совершенно безопасны, ведь их создал всего-навсего тихий, мирный, влюбленный гном, у которого под рукой оказалась большая куча оплаченных щедрой кавладорской короной строительных материалов…

В довершение счастья фонарик погас, и наступила кромешная тьма. Блин! подумала мэтресса. Напа! И прадедушка ее! мать его, мать его, мать его…

Страдания Далии усугубились бы, знай она подробности происходящего в одной университетской аудитории. Хотя, может, и наоборот: не страдала бы алхимичка, а перешла бы в последний градус ярости и порвала б Университет с его потайными лазами, как волкодав овечку. Говоря по существу, в одной из аудиторий первого этажа величественного здания Университета Изольда в то же самое время пересдавала очередной зачёт.

Такие барышни, как Изольда, встречаются везде, и, теоретически, сердиться на них — все равно, что на моль, проедающую ваши любимые шерстяные носочки. Но злостная Изольда покусилась на святое — она осмелилась мэтра Питбуля отвлечь от изучения разума троллей и гоблинов на свою тощезадую персону, и Далия ей этого не простила.

Училась Изольда с перерывами. Отчисляли ее за неуспеваемость раз двадцать, восстанавливали из человеколюбия, и вот намечался двадцать первый казус.

Слушала неуспевающую (хотя кое-где и кое в чем Изольда успевала, уж поверьте, лучше многих других) студентку комиссия из трех профессоров кафедры истории. Мэтр Никант, Желтый Осел, глотал голодную слюну. Рядом сидел мэтр Филипп, что-то грушевидное в традициях старой научной школы. Такие, как мэтр Филипп, умудряются экономить немалые деньги, довольствуясь одной мантией в год, подштанниками под ней, и питаясь большим количеством манной каши. Кашка-размазня, просвечивая под рыхлой кожей, должно быть, и придавала Филиппу цвет новорожденного шампиньона. Еще присутствовал мэтр Люмус — представитель еще более старой школы. Говорили, что в молодости он жил в библиотеке, занюхивал книжную пыль и общался с призраками, поэтому знает так много подробностей из истории королевства Кавладор. Хотя, может быть, он и сейчас беседует с призраками: они явно принимают его за своего. Люмус такой же прозрачный и отрешенный от действительности.

И вот такому припорошенному пылью веков триумвирату пришлось Изольде пересдавать зачёт. А тут, как на грех, вчерашняя встреча с Далией в узком переулке, после которой немного ломит в костях, болит филей и сияет фингал под левым глазом.

Изольда почти профессиональным жестом спустила рукавчик с левого — гладкого, беленького — плечика, и томно продолжила свой ответ:

— А еще его величество Лорад Восьмой Завоеватель завоевал многие земли.

— Какие именно? — задал наводящий вопрос мэтр Филипп. Мэтр Люмус слабо покачивался на сквознячке.

— Большие, — уверенно ответила Изольда, обнажая и правое плечико. Поняла, что надо отвечать подробнее. — Они зелёные и… и… с травкой.

При упоминании такого простого, знакомого и полезного стимулятора интеллектуальной деятельности Люмус (хоть и был поклонником высушенного и хорошо перемолотого) оживился:

— Может быть, милая барышня перечислит некоторые самые знаменитые сражения новой истории Кавладора? И побыстрее, а то мы можем опоздать на заседание Ученого Совета.

И троица алхимиков с нетерпением воззрилась на барышню в ожидании повествования о Луазской кампании, когда была отвоевана часть исконно кавладорских земель у жадного герцога Пелаверино, или о боевых буднях тривернских партизанов, или, на худой конец, о недопустимой халатности короля Ранна Четвертого Сонного, проигравшего город Луаз со всеми деревеньками, хуторами и фермами в «Короля и Звездочета» своему ушлому соседу?

Изольда припомнила, что ей рассказывали ее спасатели о своих подвигах. Вспомнила.

— Прошлый год был очень урожайным на ташунов, и жители южных провинций Брабанса объявили рыцарский турнир, победитель которого был делегирован в провинцию Илюм, чтобы очистить берега Алера от…

— Не прошлый год, — мрачно поправил Никант. — Поближе к королю Лораду Восьмому, пожалуйста.

Страдая, Изольда посмотрела на трех профессоров. И начала увеличивать зону декольте.

В этот момент потолок хряснул, и из образовавшейся дыры на стол членов экзаменационной комиссии вывалилась Далия.

Изольда завизжала, отпрыгнула. Мэтр Люмус ушел в астрал. Мэтр Филипп удивился. Мэтр Никант строго потребовал объяснений.

Далия — перепачканная, в пыли, паутине, помёте, взъерошенная, счастливая, — запрыгнула мэтру Никанту на руки и завизжала, как она рада его видеть. Никант возмутился. Изольда не переставала визжать, чем обратила на себя внимание мэтрессы:

— Изольда! — возопила Далия, без всякого, впрочем, злого умысла. А студентка в ответ панически заметалась по аудитории. С криком: «Убивают! Спасите! Убивают! Режут! Давят! Спасите! Насилуют! Убивают!!» Изольда выскочила и понеслась по коридорам.

На крик, как это бывало раньше, тут же откликнулись. Мэтр Гийом уверенными шагами прошёл в аудиторию и потребовал объяснить ему, что здесь происходит.

— Эта женщина меня домогается! — завопил мэтр Никант.

— А меня почему-то нет, — обиделся мэтр Филипп. Далия спрыгнула с рук Никанта и сделала попытку поцеловать Филиппа.

Никант не унимался:

— Эта ненормальная хочет меня убить! Вчера она чуть не разрушила мой дом, сегодня прервала пересдачу!.. Она просто преследует меня, не даёт работать!

— Сударыня! — приказал Гийом, — извольте прекратить целовать всех мэтров подряд и объяснить, кто вы такая и что здесь делаете?!

— Я… — приостановилась выражать восторги по поводу счастливого спасения Далия. Задумалась. — Я здесь, собственно… — никакая ложь не шла в голову. — Что касается меня, то я здесь эксперименты провожу. Алхимические, — на всякий случай уточнила Далия.

Объяснение насчет алхимических экспериментов, как повода совершать всякие глупости, у мэтрессы прокатывало особенно часто.

Мэтр Гийом посмотрел на всклокоченное грязное существо, имеющее наглость пытаться быть похожим на степенного, уважаемого и солидного алхимика, которым, без сомнения, являлся он сам, и ноздри его презрительно раздулись.

— Что касается меня, то никогда больше вы здесь никакие эксперименты проводить не будете.

Зал заседаний Большого Совета Университета был, как это легко догадаться, большим. Просторное помещение украшали уходящие ввысь арки, витражные окна, ряды кресел, кафедра докладчика, стол председателя, конторка секретаря, бесценные гобелены, карты, схемы и прочие учебные пособия на стенах… Мэтры, собравшиеся здесь, ожидали явление начальства, а пока обсуждали свои последние монографии, студентов, детей, жён, и, изредка, мужей. Сосали ментоловые и лимонные леденцы от застарелого лекторского ларингита, глотали пилюли от сердечной недостаточности, жаловались на то, что ученики не такие добросовестные, научные проблемы — не такие заковыристые, и чернила — не такие черные, как в годы их молодости, курили, протирали очки — одним словом, вели себя, как всегда.

— Ну, что тебе сказать, Фри-Фри… — задумался мэтр Мартин, внимательно изучив краткий (на двадцати четырех страницах) конспект речи Фриолара. — Вот этот абзац я бы переформулировал обязательно. Вот здесь, — мэтр ногтем отчертил избранную фразу, — ты говоришь немного непонятно, и противоречишь вышесказанному… где уж тут? а, вот, смотри…

— Так вы думаете, он меня не уволит? — решилась вмешаться Напа. Она беспокойно подпрыгивала на слишком высоком для нее стуле, и каждые две секунды переспрашивала мэтра Мартина, как, на его взгляд, будет относиться к ней заместитель господина ректора после вчерашнего нечаянного прогула.

— Не уволит, Напа, я же тебе сказал. Гиги-Кабанчик, хоть и был в студенческие годы жмотом и врединой, не будет подкладывать себе свинью. В смысле, — спохватился мэтр, поймав себя на мысли, что его высказывание может создать двусмысленный имидж коллеге, пробившемуся на руководящую должность. — Гийом в тебе, в твоих математических талантах очень, зуб даю, заинтересован. У него весьма сложная в доказательной части проблематика, и там столько формул, — я слышал его доклад в прошлом году… Очень солидная статистика, а ты самый лучший спец по вычислениям, которого я знаю, Напа. Успокойся. Гийом тебя не уволит.

Напа подумала, потом гордо произнесла:

— Я самый лучший вычислитель, потому, как у гномов голова каменная. Мы по своему костному содержимому близкие родственники алмазов, графита, угля, силикатов и многих других драгоценных минералов, — Напа оглядела высящиеся вокруг нее спины научной общественности. Фриолар черкал карандашом, правя речь. Далия куда-то пропала. Ожидание было невыносимым. — А чем таким мэтр Гийом занимается?

— Временем, — ответил мэтр Мартин и пояснил: — Я, собственно говоря, в этом полный профан. А у Ги очень интересный взгляд на проблему сжатия, свертываемости и исчисления времени. Периодичности, амплитуды изменчивости, смены фаз, взаимодействия с характеристиками объекта и субъекта… Всё это крайне сложно, я, признаться, в натурфилософии не силён. Тише, Напа, кажется, начинается.

Размашистыми быстрыми шагами в зал заседаний вошёл господин заместитель ректора. Мэтры и мэтрессы, повинуясь выработанному в студенческие годы рефлексу, мигом спрятали под мантии всё, что держали в руках, и по залу поплыл легкий аромат подпаленных недокуренными сигаретами алхимических мантий.

Госпожа Гиранди, наоборот, взяла блокнот и орлиное перо на изготовку, рвясь конспектировать речь начальства.

Начальство было разгневано. Следом за ним, прихрамывая и теряя домашние тапочки, бежала крайне растрепанная девушка в грязной мантии, из-под которой проглядывала не очень новая ночная сорочка.

— Мэтр!.. Мэтр Гийом!.. — пыталась она что-то сказать. Узнав Далию, Фриолар в крайнем изумлении перестал вносить правки в свою речь.

— Хватит!! — вспылил господин и.о. ректора, солидно громыхнув кулаком о стол. — Вон!!!

Мэтресса Далия потупилась, обнаружила вокруг себя коллег, и, вынужденная признать — временно, исключительно временно, — свое поражение, отступила на пару шагов.

— Дамы и господа, — срывающимся злым голосом начал мэтр Гийон, усаживаясь в председательское кресло. — Объявляю заседание Большого Ученого Совета Университета открытым. Первый вопрос повестки дня — увольнение мэтрессы Далии.

Вздох изумления прокатился по залу.

— Но первый вопрос, — подала голосок мэтресса Долли, сверяясь с каракулями в своей тетрадке. — Отчет мэтрессы Розаны по исследованию физиологии гормональной системы кентавров…

Гийом еще сильнее стукнул кулаком по столу, и Долли обиженно заткнулась. Господин заместитель ректора поднялся во весь свой немалый рост. Вид его резко контрастировал с растрепанным чучелообразным нарядом Далии: черная мантия и.о. ректора была новенькой, шелковой, хорошо выглаженной, сияла золотым кантом по воротнику и манжетам, бородка мэтра, в отличие от кос мэтрессы, была ровно подстрижена, лицо умыто…

— Мэтрессу Далию следует уволить из состава научных кадров Университета Королевства Кавладор за систематическое нарушение дисциплины, за…

— Меня — уволить? — не поверила своим ушам Далия.

— За попытку шантажа уважаемого мэтра Никанта, за рукоприкладство, за…

— Уволить Далию? — не верил услышанному Мартин. Напа в волнении подскочила и встала на стул.

— За оскорбление словами и действием, за вашу постоянную ложь, за появление в непристойном виде!.. — ярился мэтр Гийом.

Не стоило ему этого говорить, подумал Фриолар. Еще ни одна дама от сотворения мира не снесет оскорбления, что она, дескать, солгала. Не выносят дамы такой жуткой правды, конституция у них слабенькая…

Хоть и была Далия в неприлично-непристойном виде, но язычок у нее во время лазания внутри стен Университета пострадать не успел, что она тут же, не теряя ни секунды, поспешила продемонстировать:

— Ложь??!! Я — лгу?!!! — закричала оскорбленная мэтресса. — Когда это я лгала?!!! Когда это я хотя бы раз сказала неправду!!!! Клевета!

Мэтр Гийом вышел из-за стола, чтобы встать с недостойной коллегой лицом к лицу.

— То есть, я — и вы, уважаемые дамы и господа, — пригласил он присутствующих быть свидетелями, — должен поверить, что кто-то, будучи в здравом уме и твердой памяти, заберется в вентиляционные шахты Университета, чтобы там исследовать разум?!

— А что в этом такого? — подбоченилась Далия. — Чем плоха экспериментальная установка?! Зато никто не посмеет утверждать, что я эту идею у кого-то украла или воспользовалась чужими результатами…

— И вы… — мэтр Гийом от злости едва не потерял голос. Потряс над всклокоченной головой Далии кулаками. Обернулся к оторопевшим присутствующим, объясняя свое негодование: — Эта девица посмела сказать, что она хочет запустить в печные трубы и вентиляционные шахты мелких животных, чтобы исследовать особенности их разумного поведения в сложных кризисно-безвыходных ситуациях!!

Кто-то из мэтров поконсервативнее тут же нахмурился и начал обсуждать, что такое новаторство до добра не доведет.

— И ЭТО — прорычал мэтр Гийом. — Она называет «Разумом»?!!

— Да что ты в сапиенсологии понимаешь…? — вспылила Далия. Близсидящие расслышали и слово «Кабанчик». Но мэтр Гийом своим командирским голосом заглушил оскорбительное прозвище.

— Вы уволены! Вон из Университета! Своим присутствием вы оскорбляете Науку! Пугало!!!

— Я — «пугало»?!! — взбесилась мэтресса. Она рванула к бородке Гийома, намереваясь выщипать ее по волоску, чтоб уравнять, так сказать, их шансы во внешности, но кто-то решительный обхватил ее сзади и отпихнул в сторону.

— Позвольте высказаться, уважаемый мэтр Гийом. — проговорил непрошенный защитник, появившийся из ниоткуда. — Так уж получилось, что я долго общаюсь с мэтрессой Далией и частично в курсе проблемы.

— Да! — рявкнула из-за спины Фриолара Далия. «Развратница!» — подала было голосок госпожа Гиранди, но мэтресса Долли ткнула ее в ребра, и секретарь ректора отложила оглашение комментариев до начала прений.

— Понимаете, — успокаивающе развёл руками алхимик перед лицами и очками своих собратьев. — Далия еще летом обсуждала вышеупомянутую идею. Мы пытались ее отговорить…

— Да! — подтвердила Далия.

— Но мэтресса жизнь готова отдать ради Науки!

— Да!

— И то, что она, рискуя здоровьем, провела эксперимент на себе — ты же провела, Далия? — уточнил Фриолар, и мэтресса размашисто кивнула. — Это, наоборот, доказывает ее научную квалификацию и… э-э… осмотрительность, потому как теперь мэтресса уверена, что крыс в вентиляцию Университета напускать не стоит.

— Нет! — охотно подтвердила Далия. — Ты прав, коллега.

Автоматически Далия приняла позу опытного лектора: рука полусогнута и ненавязчиво жестикулирует, другая за спиной крутит дули, спина выпрямлена, голова поднята, взгляд устремлен в никуда…

— Когда я стояла на четвереньках над аудиторией 32 «бис»… — начала сообщать научные выводы Далия, но Гийом невежливо ее прервал:

— ВОН!!! Вон из Университета, ты… — он затопал ногами, не в силах подобрать нужной формулировки. Нашел. — ДУРА!!!!

По залу заседаний смертельным вирусом начала распространяться тишина.

— Я — «дура»? — спокойным тоном переспросила Далия. Потом метнулась, как серая потрепанная ворона к лицу мэтра Гийому. Фриолар — на этот раз с большим трудом, — перехватил разъяренную алхимичку на близких подступах к вожделенной вражеской бородке.

— Сам дурак! — ярилась Далия.

— Сударь, извинитесь перед дамой, — степенно и солидно проговорил Фриолар.

— Истеричка!! Истеричка!! Истеричка!! — без особой фантазии, зато громко и часто кричал Гийом.

— Плагиатор! Научный ревизионист! Эссеист от макулатуры!!! — не оставалась в долгу Далия. Фриолар еле успевал сдерживать ее попытки добраться до оппонента когтями и коленками. Кое-кто на галерке принялся свистеть и подбадривать спорщиков. «Ату его!» — кричали аспиранты. «Какая наглость…» — шептались в первых рядах. «Какие ножки!» — шелестело в углах.

— Сударь, я вынужден настаивать, чтоб вы извинились перед дамой за оскорбление, — не унимался Фриолар.

— Это не оскорбление, это констатация факта! — ответил Гийом. Мэтры и мэтрессы, которые помоложе, уловили основную коньцепцию(2) сегодняшнего заседания и начали улюлюкать и закидывать дерущихся жеваной бумагой и огрызками яблок. Мартин и его соседи с большим трудом удерживали Напу, которой не терпелось проверить на практике остроту ее нового топора и посмотреть, какого колера кишки у ректорского зама.

— Она еще и… — Получив по голове надкушенной кочерыжкой, мэтр Гийом в бешенстве бросил в Далию и Фриолара, которых считал виновниками происходящего безобразия, чернильницей.

— Да чтоб ты пукнул! — прокричала Далия, размазывая по лицу чернила. Мэтр Никант оправдывал свое желтое прозвище, регоча на весь зал по поводу утраченного вследствие столкновения с канцтоваром зуба. Наконец, мэтр Гийом не выдержал прицельного пинка домашней дамской тапочкой и попытался Далию придушить.

Пребывающий в центре алхимического урагана Фриолар счел своим долгом не допустить смертоубийства, отшвырнул Далию на мощи мэтрессы Долли, перехватил мэтра Гийома, оттеснил в сторону. Тот увернулся, освободил руки и врезал непрошенному защитнику в солнечное сплетение. Фриолар коротко хекнул, но выдержал удар, и сам в ответ резко отбросил господина заместителя ректора назад, ударив его в плечо — так сильно, что Гийом по инерции отлетел на пару шагов и врезался спиной в кафедру. Дубовая кафедра пошатнулась, треснула, и медленно-ме-еедленно, как крепко выпивший рыцарь, накренилась, драматично заскрипела и рухнула на пол. Из основания выбежала маленькая мышка, и несколько мэтресс тоненько завизжали.

Мэтр Гийом вытер капельку крови, выступившую на прокушенной губе.

Шутки кончились.

Дальнейшие развитие событий сыщики из Министерства Спокойствия потом восстанавливали по записям, сделанным мэтрессой Долли и госпожой Гиранди, хоть и пришло ради этого счищать с конспекта мэтрессы остатки леденца с ментолом, а стенограмму госпожи Гиранди собирать из карманов пяти мэтров, которые планировали пустить документ на самокрутки.

— Ваше поведение недостойно, сударь. Пусть вы не согласны с теоретическими посылами вашего оппонента, это не дает вам права допускать оскорбительные высказывания о ее личности, внешности и модус операнди!

— Да кто ты такой, щенок, чтоб говорить о моих правах!

— Сударь, вы забываетесь.

— Вон отсюда, наглый молокосос!

— Сударь, я требую извинений.

— Хам! Смерд! Щенок! Недоучка!

И, чтоб адресат этих эпитетов доходчивее всё понял, мэтр Гийом коротко размахивается и пытается ударить собеседника в челюсть. Тот перехватывает направленный кулак и резко выворачивает руку напавшего. Гийом впадает в азарт и прёт напролом, как раненный кабан, на обидчика. Тот не желает оставаться в долгу, и охотно участвует в продолжении завязавшейся грубой, вульгарной, совершенно антинаучной драки. Забыв о своих округлых дифтонгах, испуганно верещит госпожа Гиранди. Мэтры посмелее бросаются растаскивать дерущихся. А откуда-то сверху, с потолка, оглушительно свистя, падает и вонзается прямо в председательский (по счастью, пустой) стол огромный гномий топор.

Покосившийся ветхий домик тётушки Дионы прятался на самой окраине Талерина. Под соломенной крышей было всегда темновато; раскрытые ставни поскрипывали ржавыми петлями, наводя тоску. Фриолар ссутулился на колченогом стуле с вдавленным сидением, слушая трескотню тети Дионы.

В отличие от Пионы, пересказывающей столичные сплетни, или Нионы, каждая фраза которой что-то рекламировала, Диона охотно повествовала и рассуждала о своих фантазиях, снах и народных приметах. Сейчас, с высоты своего двадцати одного года, умудренный житейским опытом, Фриолар догадывался, что тете Ди очень не повезло в ранней юности. Ей явно следовало пойти в какой-нибудь Орден, попробовать учиться ведовству или той же самой практической астрологии. Сверхъестественных способностей, конечно, у нее от этого бы не прибавилось (ноль при умножении на любое число дает ноль), но хоть содержание фантазий было б немного более упорядоченное. Вместо этого Диона задумала добиться успеха на том же поприще, что и сестры. Выскочила замуж она лет в семнадцать. Через год муж от нее попытался сбежать, но после долгого задушевного разговора с тестем вернулся к Дионе, чтобы стать примерным отцом и мужем. На памяти Фрилара такие задушевные разговоры дяди Певерила повторялись то с дедушкой, то с папенькой каждые полгода. Певерил рыдал, стоя на коленях, клялся, что ни единого дня больше с этой ненормальной не выдержит. Но до сих пор, уже двадцать пять лет, держался. В основном, конечно же, ради детей.

Точное количество дочерей своих трех теток Фриолар, наверное, знал. На самом деле запись об урожае семейного древа в него была сделана в личном дневнике и время от времени повторялась, как боевая мантра: всего- восемнадцать, пятеро старших кузин у тети Пио, четыре почти ровесницы Фриолара у тети Ди, три родные дочери у тети Нионы, остальные — ее же приемные.

Каждый год, покупая календарь, он ставил пометки, когда кого и с каким количеством прожитых лет надо поздравлять. Но поздравления предпочитал отправлять по почте: имена как-то слабо соотносились с визуальными образами. Кузины менялись платьями, делали друг дружке модные — и одинаковые, — прически… Фриолар пробовал запомнить кузин по алфавитному списку, но они придумывали себе прозвища. Пробовал нумеровать — но тут обязательно прибавится какая-нибудь падчерица хронически вдовой Нионы, и все снова испортит. С кузинами со стороны Дионы было сложнее всего: две из них были близнецами, младшая и старшая сестры были похожи на двух средних, и различить их могли только всезнающие боги. Дядя Певерил, кстати сказать, искренне считал, что дочек у него одна, и дедушка, папенька, а теперь и сам Фриолар считали неоправданной жестокостью сообщать ему правду. Существование Певерила и без того было не сладким. Например, несмотря на уровень доходов от успешной торговли лошадьми, его супруга напрочь отказывалась переехать в более приличный дом. «Соломенная крыша должна дышать свежим воздухом», — объясняла тётя Диона, и прибавляла: — «Ничто так не облагораживает душу, как постоянное преодоление трудностей». Время от времени Ниона устраивала своим друзьям сеанс массового облагораживания, приглашая их понюхать свежий воздух в доме младшей сестры. Бедному Певерилу, на котором попутно испытывались новейшие сорта духов и притираний, только и оставалось, что сбегАть в конюшни и собственноручно чистить стойла…

— Крепкий чай портит цвет лица, — наставительно изрекла очередную истину Диона, — кофе мне врачи из-за гастрита запретили, но он все равно вреден для стенок сосудов, — заботливая тётушка налила племяннику воды. Фриолар повертел чашку, посмотрел, как оседает на донце песочек, сделал вид, что пьет.

— А этот сервиз мне подарил папА на свадьбу, так что надо беречь посуды, надо беречь… — Тетя ревниво проследила за уровнем жидкости в отдельно взятом племянником сосуде: — Фри-Фри, ты мало пьешь. Вода полезна! Вода необходима! Без нее мы зачахнем за каких-то сорок пять суток!

— Полезна? — автоматически переспросил Фриолар.

— Возьмем, к примеру, озеро, — начала объяснять Диона. — Вода в нем застаивается, и ее надо процеживать через тростник, плавунец и кувшинки…

Фриолар мученически прикрыл глаза. Открыл их, когда в комнате послышались новые голоса.

— Привет, Фри-Фри! Ты приехал! Как мы рады тебя видеть! — пропела кузина — белокурая, голубоглазая и в розовом, приветливо целуя кузена.

— Привет, дылда! — пропела вторая кузина, тоже в розовом, белокурая и голубоглазая.

— Здравствуй, алхимятина! — третья кузина (голубоглазая, в розовом и белокурая) клюнула Фриолара в другую щеку. И все три дружно захлопали на него глазками. Фри-Фри поздоровался и отодвинулся подальше в тень.

— Слышали новость? — пропела увертюру первая кузина. И начался совместный концерт. — Кавалер Шантильон опять изменил бедняжке Матильде.

— А его величество опять обещал устроить Министерству Золота проверку фондов.

— А принцессу Ангелику сделали патронессой Министерства Чудес.

— А в Опере репетируют новое сочинение маэстро Даниценто.

— А на выходные астрологи предсказывают дождь из лягушек.

— А у кузины Сью кошка родила шесть котят.

— А в Буренавии водятся оборотни.

— А вода в море особенно мокрая…

— А в Университете двое алхимиков решили драться на дуэли.

— А в Иберре новая мода — носить береты, чтоб закрывали одно ушко. Фри-Фри, тебе, наверное, пойдет.

— А из Нан-Пина в лавку старика Ли привезли целый караван шёлка. Интересно, папенька даст нам денег на новые платья?

Этот вопрос вызвал тектонические возмущения под прическами юных красавиц и минуту торжественного молчания. В воцарившейся тишине проскрипел голос тети Дионы:

— … И выйти из морской пены, подобно вечно юной богине!

— Фри-Фри, как ты думаешь? — спросила кузина номер два.

Фриолар не думал, он и так знал ответ:

— Ты совершенно права, дорогая.

В прихожей старенького домика проскрипели половицы, и Фриолар понял, что он явилось спасение.

— Кажется, дядя Певерил вернулся. Я, с вашего позволения, пойду, обсужу с ним одно дельце… — и, не дожидаясь ответа, покинул тетушкину гостиную. Уходя, он успел услышать, как кузина номер один прочирикала: «Ах, наш Фри-Фри такой милый», номер два ее поддержала: «Он такой хороший», а номер три добавила: «Да, мы правильно его воспитали…»

Дядя Певерил густо захохотал, увидев племянника жены, обнял, похлопал по спине — и тут же присвистнул, разглядывая Фриоларовы синяки на физиономии.

— Только не говори, что какой-то идиот пытался тебя ограбить! Что, он не видел с кем связывается?

— Нет, это в Университете… поспорили о том, о сем… Дядя, ты не продашь ли мне лошадь?

— Да хоть двадцать. Выбирай любую. Знаешь, мне недавно привели из Эль-Джалада настоящего чистокровного скакуна. Стать, копыта, шкура!.. Блеск!

— Да, собственно…

— Не беспокойся, — неправильно истолковал Певерил замешательство Фриолара, — отдам, как родственнику, за полцены.

— Мне что-нибудь более выносливое.

— Найдем. Мне тут из Фносса табун на продажу прислали. Они, конечно, неказистые, невысокие, гриву им от сотворения мира не чесали, но бегают резво. Ты что, в экспедицию собрался?

— Да нет, собственно… Знаешь, дядя, мне бы что-нибудь посолиднее, вроде… вроде боевого скакуна. Обученного, в смысле…

— И это имеется. А зачем тебе? — с подозрением осведомился дядюшка.

Фриолар тяжело вздохнул. Решил сознаться.

— У меня завтра поединок. Вот, рассчитывал, что ты выручишь, подскажешь, где найти коня, упряжь… Оружие есть, а вот коня бы…

— У тебя — поединок? — удивился Певерил, и усы его полезли к лысине. — Врешь, как пить дать, врешь…

— Если хочешь пить, вода в ручье, милый. Если хочешь есть — в огороде полно свежих трав и кореньев… — подала голос из комнаты Диона.

Фриолар и Певерил спохватились, вспомнили об угрозе постоянного подслушивания и ненавязчивого разглашения чужих тайн, и перешли на заговорщицкий шепот.

— Из-за чего дерешься-то, парень? из-за этой своей Изольды, что ли? нашел из-за кого…

— Нет. Собственно, из-за Далии. Ну, ты помнишь, я вас знакомил.

Певерил расплылся в понимающей ухмылке, подмигнул племяннику жены.

— Это я одобряю. Грива, ножки, стать! Хороша кобылка, — и дядя нарисовал в воздухе приблизительный силуэт мэтрессы Далии. — Она, конечно же, стоит того, чтоб разбить из-за нее чей-то лоб. Вот только я уверен, как в том, что солнце встает на востоке, что это твой лоб будет разбит, глупый ты Фри-Фри.

Фриолар мрачно согласился.

— В молодости он служил в Королевской армии. Король ему за отвагу лично пожаловал арбалет с именной гравировкой, — шепотом пересказывала мэтресса Долли слухи о житие исполняющего ректорские обязанности. А госпожа Гиранди вторила ей, сообщая факты, почерпнутые из личного дела мэтра Гийома:

— В восемнадцать лет он выиграл в Ла-Фризе турнир по случаю Нового года, потом служил в армии и получал королевские поощрения, в двадцать четыре получил звание бакалавра натурфилософии, в двадцать семь руководил обороной Снежной Крепости…

— Какой крепости? — не поняла Долли, и госпожа Гиранди терпеливо ей разъяснила:

— Вот, здесь написано. «Год Черного Орла. Стажировался в Буренавии. В Лугарице возвёл Снежную Крепость и руководил ее обороной в течение всей Масленицы.» Что за Масленица такая, не знаю, но наверняка что-то очень важное… — Потом защитил магистерское исследование, выиграл турнир «Звездном Кувшине»…

— Мы метали вишневые косточки в портрет тогдашнего университетского казначея, — припомнила Долли. — Гийом попал четыреста восемь раз и выиграл себе на грант…

— У него есть брат, который уехал в Триверн, — продолжала госпожа Гиранди.

— Была жена, но сбежала с этим самым братом, — добавила мэтресса Долли.

— И он берет уроки фехтования дважды в неделю у мэтра Шевалье на Стальной улице, — закончила свое сообщение секретарша ректора.

— Потому как боится потолстеть: его батюшка получил приз как самый толстый человек в… каком, бишь его, году? — не унималась мэтресса Долли.

От их обеих Далию мутило.

Вымытая, причесанная, переодетая и благоухающая жасминовой водой мэтресса с жалостливой тоской посмотрела в сторону кухни. В дверном проеме было видно, как бегает между ларями, шкафами, разделочным столом и жерлом духовки приземистая коротконогая фигура. Белые тени Полин и двух наемных официантов метались между кухней и обеденным залом, не успевая обслуживать клиентов — сегодня в «Алой розе» было на редкость много посетителей. Напа Леоне рубила, кромсала, резала, потрошила, нашпиговывала, давила, рвала и взбивала. Энергии и ярости, которую гномка сейчас вкладывала в неповинное мясо, птицу, овощи и тесто, хватило бы на десяток подзаборных убийц. А еще Напа Леоне сурово сжала губы и молчала. О боги, она совсем не желала разговаривать с ней, с Далией!

И Далии приходилось терпеть этих двух особ, которые приклеились к ней, как пчелы к варенью…

К столу университетских дам партизанской неслышной походкой приблизилась донья Долорес.

— Приехал, — заговорщицким шепотом оповестила донья. — Верхом пришел.

— Значит, ему удалось раздобыть коня? — на всякий случай переспросила госпожа Гиранди.

— Не на собаке ж ему разъезжать, — отмахнулась мэтресса Долли. — Так. Первый план провалился. Теперь мы пойдем другим путём. Надо украсть его копье.

Донья Долорес пылко покраснела.

— Не получится, — горестно покачала головой Далия. — Оно тяжелое, далеко не унести, а здесь, внизу, он его быстро отыщет…

— Где он вообще оружие взял, — заворчала Долли, и госпожа Гиранди ее поддержала: — Кто ему все эти смертоубийственные штуки продал? Что, не видели, что у нашего малыша Фри-Фри на лбу высшее образование написано?

— От дедушки досталось, — печально уточнила виновница будущей дуэли. Долли и Гиранди дружно принялись охаивать Фриоларова дедушку в частности и привычку некоторых мужчин составлять завещания в пользу внуков вообще.

Отряхивая промокший под дождем плащ, Фриолар вошёл в обеденный зал. Посмотрел на четыре разномастные дамские головки, обернувшиеся к нему с тайными надеждами. Ушел в кухню. Вернулся с тарелкой бутербродов и молча поднялся на второй этаж.

Далия, госпожа Гиранди, мэтресса Долли и донья Долорес обдумывали создавшуюся ситуацию.

— Выхода нет, — после нескольких минут размышлений веско высказалась мэтресса Долли. — Нам надо убедить его отказаться от поединка.

— Но КАК? — со слезой в голосе спросила Далия. — Я пыталась…

— Надо не пытаться, а сделать задуманное. Если слов недостаточно, соблазни его.

Госпожа Гиранди с доньей Долорес, умудренные жизнью блондинка с брюнеткой, рьяно закивали, утверждая применение этого универсального сильнодействующего средства. И степенные солидные дамы втроем подняли Далию с насиженного места и стали дружно подталкивать ее к лестнице.

— Да не хочу я его соблазнять, — упиралась Далия.

— Это твой долг! — увещевала госпожа Гиранди.

— Как сможешь ты спокойно спать, зная, что этот прекрасный, вежливый, никогда не спорящий молодой человек погиб из-за тебя на поединке?! — страстно вопрошала донья Долорес. Далия задумалась, и дамы, воспользовавшись этим, протащили ее на один пролет вверх.

— Думаю, что смогу, — наконец, решила Далия. — На всякий случай, всегда можно купить снотворное в аптеке, — и попыталась вывернуться.

— Если ты не отговоришь Фри-Фри от поединка с мэтром Гийомом, тебя сгложет чувство вины, — объясняла Долли, пока ее товарки ловили изворачивающуюся молодую алхимчку. Госпожа Гиранди придирчиво осмотрела пойманную Далию и собственноручно расстегнула ей две верхние пуговки на мантии.

— Да нет у меня никакого чувства вины, и никогда не было! — возмутилась Далия, застегивая пуговки.

Мэтресса Долли, госпожа Гиранди и Долорес подталкивали ее к комнате Фри-Фри. В коридоре, ведущем к мансарде Фриолара, Далия вцепилась в косяк чужой двери, категорически отказываясь участвовать в заговоре. Донья Долорес деловито распахнула ей ворот мантии, вытащила карандаш из прически молодой мэтрессы, расправила локоны по плечам.

— Я не стану его соблазнять! — приглушенно — из соображений конспирации — завопила Далия.

— Надо, — твердо и убежденно ответили три дамы. Мэтресса Долли добавила: — Как это — не станешь?! Еще скажи, что ты его не любишь…

— Нет, конечно! Он меня вчера тараканами в анабиозе накормил; практически никогда не спорит… Правда, тети у него занимательные… Но совершенно другая, чем у меня, плоскость исследований! — задумалась Далия, и три университетские гарпии протащили ее по коридору к лестнице на мансарду. — Да поймите же, я люблю не Фри-Фри, а сапиенсологию и Питбуля!.. — всё еще оправдывалась Далия, когда ее подпихивали на последние ступеньки.

Госпожа Гиранди обрызгала Далию духами, донья Долорес торопливо разрисовала ей губы помадой. Долли с истерическим надрывом в голосе напутствовала ее, обняв напоследок:

— Ну, Далия. Вперед. За Короля, Кавладор и Алхимию!

И шесть дамских рук втолкнули Далию в каморку Фриолара.

Фриолар, присев на краешек сундука, разбирался с его содержимым. На Далию он посмотрел неприветливо.

Мэтресса несколько раз — вроде как случайно — толкнула дверь, убедилась, что эти три сговорившиеся грымзы а) ее подпирают, и б) их подслушивают. Выпрямилась и, придав себе самоуверенный и гордый вид, прошлась по комнате.

— Итак, — начала она уверенно. — Вижу, что ты еще не прекратил совершать глупости.

Фриолар достал из сундука сверток, развернул устроенную на длительное хранение в промасленную тряпицу кольчугу и принялся придирчиво рассматривать ее звенья.

— Фри-Фри, ты не должен этого делать.

— Далия, я не собираюсь спорить с тобой, — устало проговорил молодой человек.

— Нет уж, дорогой, поспорь! — вспылила мэтресса. — Поспорь! И я объясню тебе, насколько ты не прав! Это уму не постижимо! Вызывать на дуэль — и кого?! Университетского профессора! Магистра натурфилософии! Это ж удар по всему Университету! Позор! Это погубит нашу — не только твою, но всего высшего учебного заведения — репутацию, когда станет известно, как некоторые профессора обращаются с некоторыми аспирантами! Да к нам никто учиться больше не придет!..

Фриолар достал из сундука меч, прикинул его вес, попробовал, удобно ли лежит рукоять в ладони. Сделал пару круговых движений кистью. Придирчиво оценил остроту лезвия.

— Представь, что скажет его величество, когда узнает об этой истории, — понизила голос Далия. — А ведь он непременно узнает, сыщики министра Ле Пле не даром хлеб жуют, — и что тогда? Думаешь, его величество скажет: «Правильно, господин Гийом, так и надо отсеивать непригодных для дальнейшего обучения», или похвалит тебя, за то, что ты, видите, вступился за честь прекрасной дамы? Конечно, — Далия присела на краешек стула и телячьим скромным взором посмотрела на Фриолара. — Я очень благодарна тебе, что ты вступился, но право, это ж не достойно интеллигентного человека — бить кому-то морду! Можно было словами объяснить, насколько он не прав!

— Смотря какими словами объяснять. И если ты согласна, что тебя надо увольнять, что ж оправдывалась?

Далия пожала плечами и мигом состряпала правдоподобное объяснение:

— Ну, по привычке. Не говорить же, в самом деле, правду! И не рассказывать же всем про Напину несчастную любовь и душевный кризис. Меня-то просто уволили, а ее…

— Во-первых, тебя еще не уволили, — ответил Фриолар. Отвлёкся от ревизии оружия, прошелся по мансарде, опустился на стул, приставленный к непривычно чистому письменному столу, придирчиво выбрал себе бутерброд с наполовину опустошенной тарелки. — Если ты помнишь, Гийом сказал, что тебя «следует уволить», а голосование по этому предложению так и не состоялось. Так что можешь с гордо поднятой головой на следующем заседании Ученого Совета требовать пересмотра вопроса.

Далия похлопала глазами, впечатленная речью молодого коллеги по научному призванию до глубины алхимической души:

— Фри-Фри! Какое коварство! То есть ты спровоцировал его на драку, чтобы… — у мэтрессы резко повысился жизненный тонус. — И все это ради меня?

— А во-вторых, — не обратив внимания на внезапно расцветшую от нежных чувств Далию, продолжил Фриолар. — За то, что он тебя прилюдно оскорбил, ему следовало клыки обломать. Это недостойно мужчины, так презрительно и грубо разговаривать с дамой.

— Ну-ну. Может, нам в Университете ввести вступительный экзамен по этикету? А еще лучше — и по физической подготовке заодно. Слушай, — иронично протянула Далия, как будто эта мысль только что пришла ей в голову. — А может, нам в Университет на профессорские должности сразу рыцарей королевской гвардии записывать?

— Представляю, какой предмет достанется преподавать кавалеру Шантильону, — засмеялся Фриолар.

Далия похихикала, вспомнила очередной пикантный анекдот о похождениях знаменитого на весь Талерин ловеласа, не постеснялась рассказать историю Фриолару — в том числе и для того, чтобы объяснить свое веселье, и протянула руку к чужим бутербродам. За дверью кто-то, убедившийся, что дискуссия развивается в правильном направлении, скрипнул половицами, удаляясь. Но хорошее настроение быстро утекло в щели вместе со сквозняком от раскрытого окна.

— Напа не переживет, если с тобой что-то случится, — мрачно заметила Далия. — Она и так уже со мной перестала разговаривать. Слышал бы ты, как она послала мэтрессу Долли и госпожу Гиранди — рассердилась, что эти две курицы не вмешивались, когда мэтр Гийом пытался тебя побить.

— Послала, говоришь?

— Да. На гномьем, правда, так что они вряд ли поняли подробности. Общее содержание до них дошло, когда Напа срубила с Долли часть парика и покрошила его, подскакивая при каждом ударе…

— То есть больше Напа ни мэтрессу Долли, ни госпожу Гиранди не слушается? — еле сдерживал смех Фриолар. Далия посмотрела на него с подозрением. Потом догадалась:

— Фриолар, ты начинаешь меня пугать. То есть, в твоей драке есть еще и «в-третьих»? Поссорить Напу с этими перьевыми подушками, чтоб вернуть ей вкус к жизни? Оригинальная терапия, ничего не скажешь… Должна тебя разочаровать, теперь Напа общается с доньей Долорес. Хотя иберрийка, конечно же, намного лучше, чем эти две.

— Этот эффект не планировался. Хотя он-то как раз и закономерен…

Последний бутерброд Фриолар благородно уступил даме. Далия отмахнулась.

— Фриолар, не делай этого, — воззвала мэтресса. — Веди себя разумно! Извинись…

— Извиняться должен он. Перед тобой и передо мной. Только он не станет.

— И боги с ним! Прости его. Посочувствуй… Прояви милосердие… Его репутация теперь схизнула, все в Университете знают, что он грубиян, сноб, не любит женщин, сапиенсологию и пренебрегает эмпирикой, доверяя какому-нибудь пошлому невключенному наблюдению! Драться вовсе не обязательно, Фри-Фри, — сказала Далия, положив руку Фриолару на плечо. Она даже рискнула осторожно его погладить.

— Далия, вопрос не в том, у кого какая репутация. Вопрос в том, как дОлжно и не дОлжно поступать. Это недостойно, так вести себя, и неправильно — дважды, трижды, сто раз неправильно! оставлять подобное поведение безнаказанным! — немного вспылил Фриолар.

— Какая глупость, рассуждать о чьей-то правоте, когда тебя завтра могут убить! — рассердилась Далия.

— Убить меня не могут. Оружие — Мартин настоял, — будет турнирным, тупым. Можешь убедиться, — Фриолар протянул ей клинок.

— Извини, — холодно ответила мэтресса Далия, напрочь игнорируя меч. — С тобой может случиться несчастный случай. Помнишь того наследного принца в Брабансе, как бишь его… Которого убило обломком копья? А если ты упадешь с лошади и сломаешь себе что-нибудь? Прости за прямоту, но ты вовсе не принц-герой Роскар, чтоб надеяться на победу!!

— Ну, если подумать, то и Гийом вовсе не Великая Гидра. Хотя, конечно, тоже плеваться умеет…

— Но, Фри-Фри, что скажет мэтр Виг, когда ты явишься к нему из отпуска на костылях?

— Ему много кажется обычным. Говорящие коты, стирающие еноты, предсказывающие статуэтки, ездовые медведи, честные купцы, вскапывающие огород зомби… Кстати, раз уж ты о нем упомянула. Если вдруг что, передай ему мой мозг для опытов. Он очень просил…

— Фриолар! Прекрати немедленно. Выбрось эту дурь о поражении и завещании из головы, иначе я с тобой поссорюсь.

— Я уже сказал, что не собираюсь с тобой спорить. Достаточно, Далия. Решение принято.

— Но ты ведешь себя нелогично!!!

— Зато правильно.

— Фриолар, давай обратимся к Высшему Разуму. Представь, что скажет твоя мама, если — верней, когда — узнает о завтрашней дуэли!

Дверь мансарды отворилась. Захлопнулась.

Сидевшие на верхних ступеньках лестницы мэтресса Долли и госпожа Гиранди вопросительно посмотрели на Далию. Далия попробовала держаться спокойно, но губы ее сами собой разъехались, вывернулись, глазки зажмурились, нос шмыгнул, слёзы полились…

— Он… — Далия несколько раз судорожно всхлипнула, потом все-таки не удержалась в рамках имиджа строгой суровой мэтрессы от Алхимии, и заревела. — Он… не соблазняется…

Многоопытная мэтресса Долли предложила свою персону для осуществления плана по соблазнению, но ее кандидатура большинством голосов — вернее, громкостью голоса одной лишь Далии, была отвергнута. Наличие доньи Долорес, возможно, изменило бы исход голосования, но иберрийка сбежала к хозяйке ресторации, и что-то долго обсуждала с ней. Как смогли уловить из трескотни быстрых иберрских фраз желающие подслушать, речь между достойной гномкой и добропорядочной супругой степенного алхимика шла о сравнительных характеристиках горячих и холодных блюд. Это же самое главное: хорошенько подкрепиться перед тем, как ввязаться в драку…

У Далии от нервных переживаний, наоборот, совсем кусок не лез в горло. Утешилась ученейшая мэтресса чтением подобающей случаю литературы. С целью узнать, как следует вести себя с не в меру доблестным рыцарем, Далия обратилась к трудам Фелиции Белль «Мятежные сердца», «Долг и Розы», «Твоя до гроба». И оказывается, вовсе не так глупа эта брабансская романистка. Сцены соблазнения персонажами Фелиции всяко были выполнены лучше, чем самой Далией. Хотя, конечно, перебарщивает сочинительница с фантазиями на тему некромантов…

В расстроенных чувствах и при полном отсутствии планов, как отменить вызывающе, вопиюще (а также, если угодно, рекуще и глаголяще) несвойственное алхимикам действо, мэтресса Далия встретила хмурый осенний рассвет.

Этажом выше, под самой крышей «Алой розы», Фриолар тоже не спал. Слушал легкое поскрипывание раскачивающегося на ветру щита-вывески, думая, что в Башне мэтра Вига ему не хватало именно этого тихого звука, ненавязчивого символа мирской суеты, стремления к идеалам красоты и важности сиюминутных дел. Подсчитывал, какова вероятность, что его тетушки уже знают о планирующемся безобразии — участии племянника в дуэльном состязании. В дяде Певериле Фриолар был уверен процентов на девяносто, а вот дядя Джиобарди внушал определенное беспокойство — у господина тайного советника иногда возникали совершенно странные идеи насчет того, что есть безопасное поведение для современного молодого человека. Муж тети Нионы… Тут Фриолар нахмурился, припоминая. Ах, как он мог забыть — тетя Ниона пока сохраняет вдовствующее состояние, и на том концерте, помнится, спрашивала мнение Фри-Фри о каком-то мужчине, которого она сама считала вполне перспективным кандидатом на роль очередного супруга. Собственно, вероятность, что тети успеют вмешаться, уменьшалась с каждым часом, а следовательно — успокоил себя Фриолар, — нет никаких поводов волноваться, что они успеют известить маменьку о Фриоларовых очередных экспериментах.

Значит, всё пройдет хорошо…

Фриолар перевернулся на бок, побил подушку, чтобы стало мягче, попытался уснуть.

В голову честного алхимика продолжали лезть непрошенные мысли.

Размышлял Фриолар на тему загадочной двойственности своего характера. С одной стороны — алхимическая трезвость ума, рассудочность, флегматичность, неторопливость и взвешенное отношение к событиям жизни. С другой… совершенно необъяснимая жажда поработать кулаками, особенно когда дело касается восстановления справедливости. Дедушкина наследственность? Или дедушкино воспитание?

Одноименный дед Фриолара, капитан лафризских бомбардиров в отставке, к моменту рождения первого внука окончательно озверел от женского общества. Дряхлая старушка-мать, парочка не менее дряхлых, но весьма живучих тётушек, жена, мать жены, две сестры жены и одна собственная и четверо — о, помилуйте, боги! — четверо дочерей. Надо ли говорить, с каким удовольствием дедушка бросился нянчить и воспитывать внука!

Родители Фри-Фри — Фиона и Альн де Дьюр, поначалу только радовались помощи со стороны Фриолара-старшего и откровенно наслаждались тем, что лишены части родительских забот. Собственно, Альн не возражал и дальше предоставлять тестю возможность учить мальчика драться на кулачках, метать ножички, командовать артиллерийским расчетом и планировать захват крепостей… Во-первых, господин де Дьюр вообще никогда ни с кем не спорил, во-вторых, когда-то в молодости начинал военную карьеру под командованием капитана Фриолара и благоговел перед тестем, как новобранец перед генералом. А в-третьих… собственно, причина, по которой господин де Дьюр был вынужден оставить военную службу и искать место «на гражданке», называлась «контузия средней степени тяжести, сопровождающаяся частичной потерей речи». Папенька Фриолара, каким алхимик запомнил родителя, вообще был очень молчалив…

А вот Фиона, уже в молодости отличавшаяся решительным и немного вздорным нравом, после четырех лет отстраненного удивления по поводу старого и малого Фриоларов, поставила вопрос ребром: чего, старый, в смысле, папенька, ты делаешь с моим сыном? Отставной капитан бомбардиров счастливо принялся рассказывать дочери далеко идущие планы. И юный Фри-Фри несомненные успехи в освоении воинских наук демонстрирует, и Фриолар-старший уже со своими приятелями, ветеранами Луазской Кампании, договорился — мальчика возьмут в качестве оруженосца, на испытательный срок, едва ему исполнится двенадцать, а доживет до совершеннолетия — всё, можете не волноваться, военная карьера Фри-Фри обеспечена! Фиона пришла в ужас. Мало того, что всю свою юность она и сестры провели в дальних пыльных гарнизонах (хотя ни Пиона, ни Ниона, ни Диона, вроде бы не жаловались), мало того, что она, Фиона, сама вышла замуж за военного и теперь вынуждена терпеть его молчание, так еще и сына ее собираются вырастить тупым солдафоном?!!

Фриолар смутно помнил последовавшие за судьбоносным скандалом продолжавшиеся в течение трех месяцев заседания семейного совета, где дедушка и папенька пытались отстоять свою, мужскую точку зрения на воспитание мальчика перед объединенным фронтом четырех сестер, при тактической поддержки бабушки и тетушек. Что бы ни говорили потом родители (говорила, конечно же, Фиона — Альн отмалчивался и философски пожимал плечами), но именно эти вечерние семейные склоки отвратили будущего алхимика от выбора военной карьеры. Впрочем, диверсии, совершаемые кузинами — дочерьми тети Пионы, которым в ту пору было лет двенадцать-четырнадцать, тоже сыграли свою роль. Для начала Фри-Фри потерял молочный зуб, сражаясь за кузину номер один против деревянного кукольного тролля, потом кузина номер два, назначив кузена своим верным рыцарем, отправила его в заросли крапивы, искать ее потерявшуюся сережку; через пару дней кузина номер три уговорила проехаться верхом, после чего Фриолара приревновал его боевой пони и долго потом кусал за пятки, а кузины номер четыре и пять постоянно ссорились между собой и хором требовали, чтобы Фри-Фри сражался на их стороне, и ничьей другой…

Споры о том, какую карьеру стоит избрать мальчику, продолжались почти год — и закончились в канун пятого дня рождения Фриолара. Дед и Альн уже не настаивали на исключительно военном поприще, просто объясняли, что, собственно, кроме армии, порядочному дворянину заняться нечем. Бабушка пребывала в сомнениях — дедушка коварно подбросил ей идею, что из Фри-Фри получится недурной королевский гвардеец. Фиона же превозносила доблесть, настойчивость и верность присяге господ из Министерства Спокойствия… Конечно, еще больше матушку привлекали безопасные для здоровья (ну, почти) и весьма почтенные занятия, и на самом деле она мечтала для Фри-Фри о карьере практикующего волшебника, может быть — даже главы Министерства Чудес Кавладора… Поэтому на свое пятое день рождения Фриолар получил поистине королевский подарок — Фиона отправилась с ним к настоящему магу, чтобы выяснить, нет ли у ребенка магических способностей.

Маг — живчик-толстопузик в лиловой мантии, посмотрел на мальчика, с любопытством разглядывающего его рабочий кабинет, хрустальные шары, кристаллы, инкунабулы и ряды пузырьков с зельями, и сказал, что способности у Фри-Фри немалые. Вырастет весьма недурным алхимиком.

Госпожа Фиона, до того радовавшаяся, как быстро сын освоил руны и выучил таблицу умножения, огорчилась:

— Это что же, он теперь так и будет читать книжки и завоняет дом алхимическими опытами? А других способностей у него нет? — с намеком зазвенела кошельком заботливая мать. — Может быть, из него какой-нибудь казначей или чиновник получится? Или поэт? Пусть и плохой… — незадолго до этого Фиона прочитала сентиментальный роман, в котором поэт своими гениальными стихами спасает мир от злобного колдуна, поэтому считала, что карьера поэта-сочинителя вполне сгодится для Фри-Фри. — А то ведь в школе другие мальчики отличников не любят, они же Фри-Фри обижать будут!

— Так ведь поэтов еще больше бьют, — философски развел пухлыми ручками маг. И добавил, вспомнив увесистый кошёлек, оставленный буквально вчера прытким дедушкой мальчика, — а что б не били, пусть кулаки тренирует.

Госпожа Фиона подумала, прикинула все плюсы и минусы алхимического будущего сына, и неохотно согласилась.

С тех пор Фриолар упорно тренировал мышцы, усердно читал неподъёмные фолианты, уверенно преодолел школу, тяжело пережил кончину обожаемого деда, поплакал на похоронах папеньки, с трудно скрываемым счастьем сплавил матушку во второй брак… С удовольствием прожил пять счастливых лет, будучи студентом Университета королевства Кавладор. Изредка вспоминал дедовы уроки рукопашного боя и папенькины старания сделать из него фехтовальщика — когда требовалось поучаствовать в очень… э-э… как бы сказать деликатнее… Очень активных научных дискуссиях…И вот теперь…

Фриолар поворочался, понял, что сон окончательно ушел. Встал, зажег свечу. Погонял по тарелке одинокие крошки, оставшиеся после бутербродов, посмотрел на дно пустой чашки из-под кофе…

Сел за письменный стол, достал пачку листов бумаги и принялся сочинять текст второй главы своей диссертации — совершенно серьезно понимая, что после сегодняшнего боя с господином Гийомом, занимающим, хоть и временно, высокий пост ректора Университета, не видать ему научной степени магистра, как собственных ушей…

Место для выяснения вопроса о том, имеет ли исполняющий обязанности ректора Королевского Университета Кавладора мэтр Гийом право говорить о господине Фриоларе, соискателе научной степени и ученого звания в том же заведении, всё, что вздумается, выбрали подходящее. Прямо под стенами Университета нашлось относительное ровное поле: время от времени его использовали мэтры с инженерного факультета, чтобы проверить расчеты для создания баллист и прочих метательных, стреляющих и пуляющих орудий. Ямки, оставшиеся после испытаний, спешно засыпали, выпустили на них младшекурсников потоптаться, чтоб стало ровнее, и к утру поле было готово принять дуэлянтов.

Фриолар — хмурый и невыспавшийся — явился за полчаса до назначенного времени и с удивлением обнаружил, что вокруг испытательного полигона собралась небольшая толпа. Он, честно говоря, рассчитывал, что все пройдет тихо, мирно и без лишних свидетелей. Фри-Фри спешился, и, придерживая за уздцы свою лошадь, подошел к мэтру Мартину, чтоб узнать, кто ж проболтался.

— Ах, Фри-Фри, не бери в голову! — отмахнулся кругленький мэтр. — Это ж событие сезона! Студентов и так в аудиторию не затащишь, а тут такой повод не учиться: начальство бьет морду подчиненным!.. В театре не каждый день увидишь. Ой, извини, — смутился мэтр Мартин, когда побитая физиономия Фриолара скривилась. — Слушай, — понизил голос мэтр и потянул Фриолара вниз, чтоб сказать ему на ухо важную информацию. — Я вчера беседовал с секундантом Гиги. Он сказал, что попробует уговорить решить дело кулуарно. Прости мерзкого кабана, а? Фри-Фри, я, конечно, немного циник, но подумай о том, как ты собираешься учиться дальше. Ты прилюдно поссорился — почти что с ректором!! Да тебя уволят через три секунды после финала драки! тьфу ты, дуэли, конечно.

— Мэтр Мартин, я глубоко признателен за вашу помощь и поддержку, — ответил на это Фри-Фри. — Но я не собираюсь идти на подобные сделки с собственной честью.

— Есть и другая причина. Подумай сам, — Мартин огляделся, убедился в отсутствии мэтрессы Далии и продолжил заговорщицким шепотом: — Кого ты защищаешь? Ведь Далия и в самом деле виновата… Когда с ней приключается приступ мании исследования, все благоразумные люди вынуждены скрываться в подземельях, спасая свой разум от ее опытов! А теперь, оказывается, она и в подземельях потайные ходы эксплуатирует на благо науки!..

— Если следовать логике Гийома, Далию следует уволить за то, как она реализует научную инициативу. А что последует дальше? Увольнения за то, что кто-то появился на работе в нетрезвом виде? Придется уволить половину кафедры классической алхимии и три четверти изучающих фармакологию. А как филологам изучать иностранные идиомы, если мэтр Гийом догадается ввести запрет на нецензурные высказывания…

— Послушать тебя, так ты борешься за то, чтоб мы жили и учили счастливо, — скептически хмыкнул мэтр Мартин.

Лошадь всхрапнула, забила копытом, и Фриолар обратил все свое внимание на то, чтоб ее успокоить.

— Нет. Я дерусь, потому что меня прилюдно назвали хамом и недоучкой.

— А это, вроде как, неправда? — раздался рядом насмешливый голос.

Мартин и Фриолар обернулись, чтоб посмотреть на сияющего и довольного собственной персоной мэтра Гийома.

Мэтр сменил мантию на кожаный красный дублет, кольчугу и прочие металлические защитные щитки — как и Фриолар. Шлем мэтр Гийом нес на сгибе руки, поэтому все желающие могли посмотреть ему прямо в лицо и увидеть там приятную светскую улыбку уверенного в себе человека.

— Гийом… — протянул Фриоларов секундант.

— Мэтр Гийом, — повторяя жест мэтра Мартина, наклонил голову Фри-Фри, приветствуя соперника.

— Мэтр Мартин, — слегка качнул упрямым лбом мэтр Гийом. Фриолара и его приветствие он проигнорировал. — Признаться, ожидал, что вы передумаете. Помнится, в студенческие годы вы мечтали о научной карьере. Интересно, где и как вы собираетесь реализовать свою мечту?

Мэтр Мартин поджал губы и промолчал. Мэтр Гийом обратил свою вежливость на подошедшую к мужчинам донью Долорес.

— Вам нелегко придется на чужбине, дорогой коллега. Интересно, как долго ваша прелестная супруга будет терпеть тяготы нищенского существования алхимика-неудачника? — посмотрел ясным теплым взглядом Гийом на донью Долорес. Та выслушала фразу, быстренько по-иберрски переспросила мужа перевод малознакомых слов. Убедившись, что она все поняла правильно, донья зашарила по груди в поисках стилета. Мэтр Мартин поспешил оттеснить жену подальше от соблазна.

Фриолар терпеливо ждал продолжения. Гийом приблизился, протянул руку, чтоб погладить лошадь.

— Не ожидал, что у какого-то недоучки найдется оружие и приличный конь. Наверное, заложил последнюю мантию, чтоб купить такого красавца?

Фриолар промолчал, пока мэтр Гийом соизволил заглянуть коню в зубы. Наконец, и.о. ректора снизошел до того, чтоб посмотреть на своего противника.

— Я готов выслушать твои извинения, парень.

— Мои?! — опешил Фриолар.

— Пожалуй, нам стоит разойтись по-хорошему, — продолжил мэтр Гийом. — Обещаю даже восстановить тебя в Университете. Не сейчас, разумеется — ибо я не потерплю нарушения дисциплины и безответственность при организации алхимических исследований, а когда-нибудь потом, когда ты докажешь, что хорошо подумал над своим поведением и осознал, какую ошибку допустил.

Фриолар непроизвольно сжал кулак. Заставил себя подумать о том, что зрители, рассаживавшиеся на жухлую травку по краю поля, не поймут, если дуэлянты опять пойдут в рукопашную.

— К барьеру, сударь.

— Отказываешься? — удивленно приподнял брови Гийом. — Ну, дело твое… Молодо-зелено. Наверное, рассчитываешь, что прекрасная дама поможет забыть позор поражения? — Гийом посмотрел куда-то за спину Фриолара, тот обернулся и увидел спешащую к ним Далию. — Могу тебя заверить: она бросит тебя, как только ты проиграешь. Никто из этих глупых баб не любит неудачников…

— У вас, конечно же, была масса времени, чтоб исследовать эту закономерность, — съязвила Далия.

Мэтр Гийом ядовито улыбнулся, надел шлем и удалился с гордо поднятой головой.

Далия, сгибаясь под тяжестью перекинутой через плечо сумки и чего-то, укрытого мантией, подошла к Фриолару поближе.

— Фри-Фри…

— Далия, не надо.

— Да не отговариваю я тебя, глупый… Вот, смотри, — мэтресса достала из-под полы мантии огромный том. Обложка фолианта, размерами не уступавшего гному, была усеяна бронзовыми фигурными заклепками. Фриолар взял тяжеленную «книгу» и пролистал пару страниц.

— Да не время сейчас читать, Фри-Фри! — возмутилась мэтресса Далия. — Бери его вместо щита. А вот это и это, — алхимичка достала из сумки пару чуть меньших по величине, но весьма упитанных книжек. — Можно использовать вместо панциря…

— Далия…

— Я провела эксперимент! — чуть не плача, возмутилась мэтресса. — Я попробовала разрубить эти книжки Напиным топором, и у меня ничего не вышло! Я их в нашей университетской библиотеке украла! Я…

— Спасибо, — ответил Фриолар и поцеловал Далию в щеку.

Зрители прокомментировали это выражение признательности за заботу бодрым свистом. Фриолар хотел было сдать литературу и сесть в седло, но Далия сделала последнюю попытку удержать его, вцепившись в стремя.

— Фри-Фри! Погоди! Я ж тебе инструкции составила, как выиграть рыцарский поединок, а ты еще их не прочитал!..

Фриолар взял из трепещущих рук Далии смятый листочек, вчитался в неровные строчки. Захихикал. Краем глаза заметил, как начала хмуриться мэтресса, и сделал вид, что у него была истерика:

— Что, действительно, я должен все это выполнить?

— В романах мадам Белль это делают все рыцари. Доспехи из моих рук ты уже не принял, — проворчала Далия. — Оружие… — мэтресса пошарила в карманах мантии. Достала орлиное перо и протянула его своему рыцарю. Фриолар скептически посмотрел на пижонски вызолоченный острый кончик перышка. Далия, шипя сквозь зубы о чьей-то тупоголовой упертости, поискала, куда бы это оружие пристроить. В надрыве безысходности воткнула перо у ворота Фриолара в одно из кольчужных звеньев.

Фриолар увидел, как соперник и его секунданты покатываются со смеху от этой сцены, и решительно отстранил Далию, порывавшуюся завязать ему на шее какой-то шарф (подозрительно смахивающий на кусок кружевной занавески). Вскочил в седло, взял из рук подоспевшего Мартина копье, отдал ему составленные Далией инструкции, и, решительно выдохнув, отправился в угол импровизированного ристалища.

Стоящую в первых рядах зрителей Напу Леоне не отпускало чувство, что кто-то кого-то хочет обдурить. И демонски настойчивое подозрение, что обдурить хотят ее. Все. И Фриолар, который всё утро вдохновенно и долго доказывал, что на людские народные собрания, как то: поединки, ярмарки, театральные представления, Ученые советы, массовые казни и прочая, гномам не принято приходить тяжело вооруженными (Напе в итоге пришлось оставить боевой топор, моргенштерн, дубину и набор кусачек дома). И Далия, которая горячо поддержала идею гномьего разоружения, предлагая заменить режуще-дробящие орудия зонтиком. И Мартин, который заявился в половине шестого утра, чтоб учредить кухонный обыск: вроде как Долорес пыталась в очередной раз отравить его каким-то экзотическим блюдом. О мэтрессе Долли и госпоже Гиранди хозяйка «Алой розы» тоже думала как возможных кандидатах на участие в заговоре против спокойного существования ее, Напы Леоне. Исключительно нецензурно.

Ах, как иногда страдала Напа Леоне Фью из клана Кордсдейл от человеческого фактора! Какими бессердечными, непредсказуемыми и черствыми бывают люди! Чего стоит, например, вывод мэтра Мартина, что Напино печенье в виде таинственного апельсинобородого профиля, не вкусное! Он же его даже не пробовал! Сгрыз куски мела, которые оставались после ремонтных работ в доме и прилегающей мостовой, а не доволен печеньем! Воистину, логика трезвомыслящих гномов не справляется с анализом поведения прочих существ…

И вот не доверяющая никому и ничему маленькая гномка стояла на краю поля, опираясь на сложенный зонт и в напряжении покусывая краешек его стальной спицы.

Наконец, Далия прекратила что-то втолковывать Фриолару, мальчик пришпорил коня и отъехал в сторону. Далия, понурив голову, подошла поближе к Напе.

Напа прикусила стальной прут зонта покрепче. Она еще не решила, когда именно выселит Далию из «Алой розы», потому как не знала, как сказать своей бывшей подруге и научной предводительнице (тоже, вероятно, бывшей), что та может складывать вещички и убираться, куда ее провокаторской душеньке угодно. Надо же, ну надо же — спровоцировать маленького мальчика на драку с нехорошим дядей! Бессовестная Далия! Фу ей!

Далия остановилась рядом с Напой. Заговорить с хмурой гномкой так и не решилась. Через минуту подошла и донья Долорес.

— Мартин говорит, что видел на трибуне королевского шута, — сообщила она и Напе, и Далии. — Говорит, что его появление не к добру. Я опять что-то неправильно поняла? Или это у вас в Кавладоре примета такая народная? Или у здешнего шута такие плохие шутки?

— Нет, это не примета, — нервно буркнула Напа. Она достала из висящего на шее футляра подарок старшего брата — сдвоенные подзорные окуляры, и начала пристально рассматривать главных действующих лиц. Фриолара, Гийома, Мартина, прочих секундантов, мэтра Люмуса, вызвавшегося быть глашатаем состязания… Над гномьей головой дамы продолжали обмен информацией.

— Это не примета, — пояснила Далия. — И шутки у него ничего… Вот только он явно здесь не просто так, а как королевский шпион.

— Шпион?! — брезгливо поморщилась Долорес. И начала засучивать кружевные рукава. — Сейчас я его…

— Нет!!! — хором вскрикнули и Далия, и Напа, хватая пылкую правдолюбивую иберрийку за руки. Далия мигом подобрала нужное объяснение: — Он шпионит исключительно за неблагонадежными придворными, а здесь, скорее всего, из-за девушки. Да-да, он ухаживает за кем-то с медицинского факультета.

— С факультета искусств, — поправила Напа.

Мэтр Филипп, который с мэтром Никантом, стояли в двух шагах от спорящих дам, поспешили сообщить, что девушка королевского шута вроде как при университетской библиотеке состоит. Или на историческом факультете обретается, но точно не медичка.

— Не верю я этим шпионам, — презрительно сощурилась донья Долорес, смотря при этом не на пригорочек, где, по слухам, обосновался королевский шут, а на художественную композицию из мэтрессы Долли, госпожи Гиранди, двух блокнотов, трех чернильниц и семи перьев. — Я так считаю, что хороший шпион — это шпион с отравленным яблоком в зубах, простреленной башкой, перерезанным горлом, осиновым колом в сердце, похороненный по всем обрядам; законсервированный в святой воде и сброшенный в бурный океан с высокой-высокой скалы.

Далия и Напа переглянулись. Подумали каждая о своем. Потом с крайне добропорядочным видом принялись рассматривать происходящее на поле.

На поле мэтр Люмус толкал речь. Ветер уносил его слова в сторону, где обосновалась особенно веселая группа студентов, которые и взрывались одобрительными возгласами и аплодисментами после каждого напоминания, какие приемы следует считать запрещенными, куда — и главное, почему — бить не следует, как уважать своего противника, и прочую рыцарственную лабуду.

Мэтр Филипп и мэтр Никант, пользуясь случаем, устроили научную дискуссию, у кого из противников больше шансов победить в поединке. Выслушав, что у Гийома, оказывается, преимущество в длине руки, крепости корпуса, посадке, опыте, и вообще, этот аспирант как-то хлипковат, Далия не выдержала, повернулась к спорщикам разъяренной фурией.

— Нет, нет, уважаемая коллега, — поспешил затрястись вместилищем манной кашки мэтр Филипп. — Мы, конечно, уверены, что наш Фри-Фри поступает правильно…

— Но Кабанчик действительно имеет боевой опыт, — проскрипел, немного пришепетывая вследствие отсутствия переднего зуба, мэтр Никант. — Фри-Фри может быть крепким, тренированным, но если у нет практики долгих и частных драк, это всё не стоит и гнутого медяка. Рассуждая объективно, у него шансов один на миллион. Может быть, на полмиллиона.

— К демонам объективность! — прошипела Далия. Напа перехватила сложенный зонтик наподобие дубинки и нехорошо прищурилась, выискивая цель попрестижней. Долорес озвучила что-то по-иберрийски. Мэтр Никант, как это ни удивительно, ее понял и даже щербато улыбнулся (сухая желтоватая кожа почти что треснула, изломанная непривычной мимической активностью):

— Вынужден согласиться с вами, мадам. Гиги-Кабанчик действительно это самое, что вы сейчас сказали. Потому-то, — печально вздохнул Никант. — Я и стал вегетарианцем…

Тем временем мэтр Люмус вещал и вещал. У Далии возникло нехорошее подозрение, что историк, пользуясь случаем, озвучил половину своей последней монографии. Солнышко поднималось, зрители, которые похлипче здоровьем, начали засыпать — кроме госпожи Гиранди и мэтрессы Долли, которые на перегонки строчили листок за листком, стенографируя оратора.

Наконец, мэтр Гийом не выдержал. Он резко рванул на себя удила, отчего его скакун (очень холёная и очень породистая животина) всхрапнул и попытался подняться на дыбы. К и.о. глашатая подошел кто-то из лагеря мэтра Гийома и на ушко объяснил что-то. Почтенный полупрозрачный историк немного опешил, объясняющий повторил. И как-то само собой получилось так, что их беседа ухнула в историю: мэтр Гийом, посчитав молчание глашатая за сигнал к атаке, пришпорил коня и начал разбег.

— Хорошо идёт, — заметил мэтр Филипп, наблюдая, как мэтр Гийом образцово-показательно набирает скорость, как уверенно держит копье. Противники сближались…

Кляммс!! Бряммс! клацнуло соприкоснувшееся оружие.

Фриолар и Гийом — на полном скаку — пронеслись мимо друг друга, едва задев копьями щиты противника. Присутствующие дамы, как одна, ахнули. Студенты заулюлюкали.

— Королевские гвардейцы бы уписались, — мрачно заметил мэтр Никант. И пояснил, хотя его о том не просили: — Они ж должны съезжаться грудь в грудь, плечо к плечу, а между ними добрых три локтя расстояния.

— Послушай, ты!!! — подскочила, с оборотом на 180 градусов, Далия. Волнение за жизнь и научную карьеру Фриолара мешало мэтрессе отыскать нужное слово в богатом языковом запасе. — Ты!.. Тыковка!!..

— Чего обзываешься? — обиженно прогундосил мэтр Никант.

— Я, — прищурилась Далия, нацелив в глаз историку указательный палец и медленно, но неуклонно приближаясь: — Искренне советую вам, «уважаемый» мэтр Никант, заткнуться!

— Да! — рявкнула снизу Напа. — Тут гномки и… и… — Напа осмотрела попавшие в зрительное поле гневные части мэтрессы Далии и смилостивилась. — и люди за маленького Фри-Фри переживают, а ты туда же, со своими… своими…

— Чем — «своими»? — не понял Никант.

— Чем-чем!! — вмешалась донья Долорес. — Еще одно слово против нашего доблестного рыцаря, и тебя в Университетском квартале ни в одной кормушке ни разу в жизни не накормят!!!

— Чего сразу шантажируете? — пошел на попятный мэтр Никант. Мэтр Филипп его поддержал: — Мы как раз хотели сказать, что если они так издалека будут друг друга доставать, больше шансов, что кто-нибудь покалечится. А вы что подумали?

В этот момент трибуны болельщиков взревели, и Долорес, Далия и Напа бросили тиранить двух мэтров и вернулись к нелегкому труду переживания за своего героя.

— Что-то он бледненький… — проговорила Далия.

— На щите две царапины, — сообщила Напа, рассмотревшая подробности в оптическое приспособление.

— Я ж говорила, бери труд по металлургии!! — охнула Далия. Оглянулась на валявшийся под ногами огромный фолиант. Вслух озвучила сомнение, что сейчас ее вмешательство пройдет незамеченным.

— О!! — закричала Долорес после очередного разбега Гийома и Фриолара. — Он покачнулся! Надо было его веревкой к седлу привязать!!

— Что ж он моим подарком не пользуется! — переживала Далия. — Метнул бы этому Кабану в забрало, выколол бы глаз, и всех проблем…

Напа еще сильнее прижалась к окулярам, нервно стуча зубами и подпрыгивая от переживаний.

— Что ж они не дерутся как мужчины, в кругу, на ножах, как в Иберре? — спрашивала донья Долорес.

— Во-первых, у Гиги нет ножа, во-вторых, не нашлось нужного круга, не обсерваторию ж ради одной драки разбирать, — пояснил мэтр Филипп супруге коллеги. — А в третьих, как это ни печально…

— Здесь не Иберра? — догадалась Далия, на секунду отвлекшись от сгрызания ногтей.

— Нет. После вчерашнего у меня большие сомнения, что Гийом мужчина, — ответил Никант. Пожал плечами и сказал: — Это мое личное мнение, и тушеная тыковка здесь совершенно ни при чем.

В груди Далии (у Напы тоже, но у нее грудь намного меньше. Ээ-э… размер «гном», стандартный…) шевельнулось слабое чувство симпатии к упрямому Желтому Ослу.

— Это ж уму не постижимо, — продолжал скрипеть мэтр Никант. — устроить публичный скандал из-за какого-то стандартного увольнения! Я бы вас, мэтресса Далия, просто придушил где-нибудь в уголочке, а не устраивал шоу с прецедентами…

Чувство симпатии свернулось и умерло. Далия промолчала. Потом, как бы невзначай, сделала пару шажков назад и вонзила каблучок туфельки в ногу коллеги. Более обстоятельная, чем порывистая мэтресса, Напа представила, как она замуровывает мэтра Никанта в сыром, обросшим селитрой подвале наедине с бараньей ногой… Занесла в мысленный список неотложных дел купить селитру, выкопать подвал и подвести к нему течение Алера, и продолжила переживание за Фри-Фри.

Прочие зрители изрядно волновались:

— Бей его, бей! — кричали обоим противникам развеселые школяры.

— Надо было уговорить их сражаться в зале заседаний, там хоть кресла для зрителей есть, — шелестело из угла, где собралась географическая элита. — Расстелили бы контурные карты, переставляли флажки, сочиняли бы стратегию… А тут парят, как лошадей…

— Фи, как некультурно! Какая вульгарная, варварская, дикая драка! А раздеваться они будут? Как это — зачем? Говорят, среди викингов Риттландских островов есть такая привычка — идти на смертный бой полуголыми, закусив край щита и устрашая противника всеми доступными средствами… Уж я-то точно знаю, как раз диссертацию про дикие народы заканчиваю…

— Не забудьте сдать книги в библиотеку по истечении указанного срока… Не забудьте сдать книги в библиотеку по истечении указанного срока… И не смейте кидаться тухлыми яйцами, мне сероводород вреден… Не забудьте сдать книги в библиотеку по истечении указанного срока… Не забудьте сдать книги в библиотеку по истечении указанного срока… Не забудьте сдать книги в библиотеку по истечении указанного срока… Не забудьте сдать книги в библиотеку по истечении указанного срока…

— Пирожки! Пирожки!

— Покупайте газету! Читайте в новом номере: изгнание демонов на оргАнном концерте в христианской церкви! Последние новости! Комментарии специалистов! Загадки и конкурсы! Суперприз — обед на две персоны в лучшем заведении Университетского квартала!!

— Красное Гийому не к лицу, — раздавался откуда-то издалека голосок, похожий на Изольдин. — Я его попросила примерить что-то фиолетовое или черное с золотом, чтобы выглядеть солиднее, но новую мантию ему жалко, а в старой у него пузико не помещается…

— Когда это ты занималась гардеробом исполняющего обязанности ректора? — спросил какой-то незнакомый голос. Изольда ответила с тихой ностальгией:

— Да что там за исполнение обязанностей… Ах, как бы я сейчас хотела снять с Фри-Фри кольчугу и этот ужасный серый камзол! Без них он выглядит намного мужественнее!..

— Поставлю зачет по всем предметам… Недорого… Оптовикам скидка…

— Левой его! Левой! Правой! Да не правой, а левой! Ты вообще стороны различаешь, или нет? Нет?! а туда же, в алхимика метишь…

— Мечи его! Мечи! Да не туда ж ты мечишь!!

— Лошадью ступай, лошадью!!! Шевели копытами! Кто так разворачивается? Кто так ходит?! Ты лошадь оседлал или слона? Кто-нибудь, приведите с зоологического тигра!

— Твою досаду мать, мы сегодня труп для анатомички получим, или день прошел впустую, пора на кладбище шкандыбать?..

— … Берешь его нежненько, бережно, дышишь через раз и исключительно в сторону… Обращаешься аккуратно, с заботой, любовью, наполняя душу млеком незлобивости…и с-с-с… СКАЗАЛИ ЖЕ, БЕЙ!!!! бей его!!! Этот лошадиный топот так отвлекает от научных изысканий… Так вот, берёшь в руки…

— … логарифм…

— КлЕщи?

— … и осторожненько вынимаешь содержимое из черепной коробки…

Шлушай, штихи какие-то корявые получилишя… Пошли, выпьем, штудент! Помянем шпоршшиков…

— Офсайда не было! — кричал какой-то настойчивый голос после каждого второго удара. — Судью на мыло! Не было офсайда!

— Что такое «офсайд»? — автоматически переспросили, почти одновременно, и Долорес, и Напа.

— Какая разница… Его все равно не было, — ответила Далия. И тут…

Они снова были в противоположных углах поля. Фриолар решительно подтянул ремешок шлема, закусил губу. Сжал покрепче оружие, и, полный решимости, направил коня на противника. Гулкая, все убыстряющаяся дробь копыт горячила кровь рыцаря от алхимии.

Еще чуть-чуть. Чуть-чуть. На этот раз фокус Гийома — в последний момент дернуть поводья и вильнуть в сторону, фокус, который этот хитрец проделывал сегодня трижды, ему не удастся. Фриолар был твердо уверен в победе. Сейчас… Десять локтей… Девять… Восемь…

Похоже, на этот раз Гийом не будет убегать от драки. Он мчится прямо навстречу. Копье его наклонено под неправильным углом, что к лучшему…

Пять локтей до столкновения. Четыре…

Чувствуя своего четвероногого помощника как самое себя, в этот самый миг Фриолар услышал, как у коня остановилось сердце. Услышал, почувствовал, как будто это случилось с ним самим. Но вот сделать что-либо…

Три локтя… Два…

У Фриоларова коня подкосились ноги, и он, отчаянно и почти по-человечески закричав, рухнул в пыль. Копьё Гийома очень резко, больно и сильно ударило в грудь Фриолара, выбивая того из седла.

Крик всполошенной гномки и мэтрессы Далии потонул в море возгласов, наполнивших экспериментальный университетский полигон.

Мэтр Гийом так и не узнал, как близок он был к смерти в момент своего триумфа. Если бы не Долорес и Далия, рванувшие каждая на себя Напин бинокуляр (в результате гномка на несколько секунд повисла в воздухе, приподнятая за прочный ремешок своего оптического прибора), и, как ни печально это признавать, Изольда. Изольда так картинно упала в обморок, что к ней рвануло штук сорок студентов, притоптавших тщившуюся пробраться на поле гномку. В ярости Напа Леоне начала крушить всех и всё зонтиком. Далия спешно толкнула к эпицентру железно-тюленье-гномьего ураганчика мэтра Никанта, обезопасив себя и ближайших соседей. А там и Фриолар подал признаки жизни, зашевелился, встал… И надобность убивать мэтра Гийома временно исчерпалась. Так что, как потом рассказывала грудным контральто донья Долорес полицейским, явившимся транспортировать тело мэтра Никанта в лечебницу, почтенному историку просто не повезло. Как-то так получилось, что прерывать Напу Леоне было крайне невежливо, а гномы, как известно, всегда доводят начатое до конца…

Для Фриолара мир замер, став похожим на полотно маэстро Брюля, с нечеловеческой дотошностью рисуя реальность алыми, пахнущими кровью (ошибся дядя Певерил, не нос, а бровь разбили) красками. Вот суматоха на западном фланге, где кого-то радостно и смачно бьют. Вот шлем с оборванным ремешком, валяется в жухлой траве, и никому он теперь не нужен… Вот застывшие стенографическими изваяниями Ученый секретарь и секретарь господина ректора творят отчеты о проделанной дуэлянтами работе… Вот подпрыгивающие от нетерпения, азарта, сочувствия и горечи по проигранным ставкам люди — и как их много… Вот мэтр Люмус, подгоняемый свежим осенним ветерком, подплывает к секундантам мэтра Гийома. Вот мэтр Мартин бежит на помощь, прижав к покатой, плавно переходящей в брюшко, груди Фриоларов меч…

Наверное, Фриолар слишком крепко приложился головушкой о землю, потому что ему почудилось на мгновение, что Мартин споткнулся о серебристую змейку. Фу ты… Это в Башне мэтра Вига на каждом шагу попадаются забытые старым маразматиком хорошо заряженные артефакты, а Мартин просто споткнулся и упал — не привык почтенный коллега к таким экспресс-методам передвижения…

А прямо у ног Фриолара лежит то, что пять минут назад было послушным, быстрым, выносливым и обученным скакуном. Сломал ногу, бедняга; остается утешиться тем, что к этому моменту конь был уже не в состоянии что-либо чувствовать… Фриолар автоматически погладил бедную животину по морде, смахнул с лошадиных губ синеватую пену, провел рукой по крутому изгибу шеи…

Потом начали возвращаться звуки. Первым в уши Фриолара влетел издевательский свист, вторым — яростный стук копыт, который…

Фриолар резко отпрыгнул вправо, не удержал равновесие и упал, только в последний момент сумев превратить падение в очень неловкий перекат, уходя от неожиданной атаки. Мэтр Гийом, видимо, вложил в этот удар все силы, всю душу, — боевитый противник еле удержался в седле…

От эмоциональной встряски в голову Фри-Фри начали возвращаться мысли. Во-первых, ужас, что Далия оказалась права. Во-вторых, еще более паническая мысль, что ему, если он сейчас даст себя убить, придется объяснять Напе Леоне, Далии, тетушкам, матушке и всей армии кузин свое непутёвое поведение. А в-третьих…

«Никогда не давай алхимику времени на раздумье,» — поучал как-то Фриолара его почтенный работодатель. Мэтр Виг однажды задумал навести порядок в своей лаборатории и начал перекладывать с места на место стопки бумаг, колбочки, пробирочки, скляночки, пока не добрался до заначенной полсотни лет назад бутыли буренавской пшеничной водки. Страсть к порядку была злостно утоплена, и мэтр, принимая Фриолара то ли за вызванного демона, то ли за личного биографа, то ли за ново-выведенный вид комнатной собачки, начал его поучать. «Никогда-никогда,» — глубокомысленно изрекал Виг, пока Фриолар выволакивал его, завернутого в нюртанговую сеть, на свежий воздух в Лес, протрезвления ради. «Он, ведь, зараза, что-нибудь придумать успеет…»

Вот и Фриолару хватило всего нескольких секунд, в течение которых Гийом справился с утраченным чувством равновесия, принял из рук подбежавшего, нигде не споткнувшегося, оруженосца, меч, чтобы начать соображать по-алхимически трезво, конструктивно и последовательно.

— Ты! — мэтр Гийом, чтоб его слова дошли до оппонента, открыл забрало, и Фриолар снизу мог видеть его торжествующее лицо. — Признаешь ли ты себя побежденным?

Фриолар совсем неинтеллигентно сплюнул себе под ноги.

— Полагаю, кричать на всё поле о том, что ты отравил моего коня, сейчас бессмысленно? Бледно-синий оттенок пены, характерный запах, сведенные судорогой мышцы… Что-то на основе трицены ползучей, верно? Чтоб действовать начал не сразу, а после выброса адреналина, когда сердце достаточно разогреется? Я угадал?

Гийом, гарцуя на своем великолепном скакуне, широко улыбнулся:

— Угадал, не угадал… Ты рассуждаешь, как ярмарочный предсказатель, а не алхимик. Так что я прав, в Университете тебе не место! Умри, щенок!!

Жестом победителя подняв над головой меч, Гийом пришпорил коня, намереваясь а) затоптать, б) задавить, в) пристукнуть мечом (жаль, что тупым) молодого наглеца, осмелившегося выдавать себя за алхимика. А тот, видимо, обезумев от незнакомого чувства позорного поражения, бросился навстречу своей… ну, не смерти, (мэтр Гийом всегда хотел был «демократичным преподом»), но больничной койке на пару-тройку недель.

А Фри-Фри, наверное, действительно здорово приложился головушкой, потому как воспринимал происходящее с ним с некоторым опозданием. На половинку секунды, не больше, но это было очень странное чувство, что мозг живет отдельной жизнью, а все остальное тело — своей собственной. Мозг хотел бы чего-то прохладного, успокоительного, спокойного (в сознании мелькнула картинка гостеприимно открытой стеклянной банки с раствором и дальний угол холодильника…) А Фриоларовы ноги подскочили к набирающему скорость коню Гийома; правая рука Фри-Фри сама собой вцепилась в поводья, потянула, а левый кулак врезался в лошадиные ноздри…

Конь, теперь уже второго дуэлянта, не выдержал такого бестактного к себе отношения и завалился на бок. Гийом свалился как куль с картошкой, неловко ударившись о собственный меч. Освободившись от лишней тяжести, благородное четвероногое поспешило убраться восвояси. Едва и.о. ректора успел подняться на карачки, как Фриолар пнул его в спину, уронив мэтра еще раз.

— Ты еще пожалеешь об этом… — пообещал мэтр Гийом, выплевывая пыль и ссохшиеся травинки. — Пожалеешь…

Фриолар, не тратя слов и не обращая внимания на рев-свист-стон-гром со стороны зрителей, отошел на пару шагов, поднял свое копьё, одним движением довершил его превращение в обломок простой, деревянный, непритязательный, и, поскольку противник уже встал и занял позицию, приступил к завершающей фазе дискуссии.

— Ой! — против воли вскрикнул Гийом, когда Фриолар выбил из его руки меч. — Ай! — когда вытянул палкой вдоль хребта. — Эй?! — когда удар пришелся по левому плечу. — Э… — это уже после правого плеча? или мэтр Гийом получил травму колена? а, неважно…

Тяжело дыша, Фриолар остановился только тогда, когда поверженный противник прекратил издавать даже невнятные звуки. Обнаружил, что ветер принес мэтра Люмуса, мэтра Филиппа и мэтра Мартина. Последний почесал затылок тупым кончиком Фриоларова меча, и задумчиво спросил:

— Кто объявляет победу? Глашатай или я? Вообще-то и без объявлений все понятно…

— Нет, — наставительно изрёк мэтр Люмус. — Поединок окончен, только если один из соперников мертв, или до первой крови — но мэтр Гийом проигнорировал мой совет и не включил сие событие в условия победы. Значит, нам остается только дождаться, когда один из наших славных рыцарей попросит пощады. Мэтр, а, мэтр, — Люмус осторожненько тронул исполняющего обязанности ректора носком туфли. — Вы просите пощады?

Тело промолчало. Мэтры Филипп и Люмус обрадовано потерли ручки и хором велели Фриолару продолжать.

У Фри-Фри тряслись руки, колени, и даже зубы порывались выстучать ритм варварской песни. Так что он просто отбросил в сторону измочаленный обломок и удалился. Мартин что-то говорил ему вслед… Но это уже было не важно.

А студенты, лаборанты, ассистенты, профессора и прочие, еще не успевшие поверить, что зрелище закончено, продолжали свистеть, хлопать, улюлюкать, обсуждать новости научного существования и собственного сообщества — одним словом, представляя собой идеальный случай для опытного сапиенсолога-исследователя. Поэтому никто не удивился, когда ученые мужи, жены и их научные чада обнаружили рядом с собой любопытных личностей с карандашами и блокнотами, задающих вопросы: «Что происходит?», «Кто виноват?», «А вы чем в это время занимались?». Не будь мэтресса Далия так увлечена скандированием фразы «Фри-Фри — чемпион!!!», может быть, именно она задавала бы вопросы присутствующим, а так — пришлось уступить первенство служащим Министерства Спокойствия.

Подтянутый бравый полицейский придирчиво и строго вопросил у очередной группы людей в мантиях, кто здесь главный.

— Он, — дружно ответили мэтры, указывая на постанывающее тело мэтра Гийома.

Полицейский черкнул в блокноте, распорядился оказать медицинскую помощь пострадавшему и предложил присутствующим объяснить, что происходит.

Никогда раньше в истории Кавладорского королевства этот вопрос не находил столь бурного и сочувствующего отклика в душах и голосовых связках опрашиваемых.

Спустя некоторое время (осеннее солнышко укрыло университетский полигон длинными тенями курирующего вуза) полицейский очнулся. Вокруг было тихо: основная масса людей давно разошлась по своим делам, рядом осталось пятеро. Допрашиваемые — две женщины и трое мужчин — внимательно и трепетно смотрели в лицо служителя Закона.

— Кхм, — попытался сказать что-то важное и значительное полицейский. Покосился на свой блокнот, останки которого продолжали находиться в пухлых молочно-белых ручках алхимика степенного возраста. — Не уверен, что понимаю…

— Объясняю еще раз! — восторженно произнес мэтр Филипп, вырвал еще один листок и бойко начал чертить замысловатую схему на следующем.

— Молодой человек, — одновременно и укоризненно произнесла траченная молью ученая дама в плохом рыжем парике, — вам сказано кавладорским языком, что…

— Мэтресса Долли, не беспокойтесь, — уютным кремообразным голосом перебила госпожа Гиранди. — Я дам скопировать господину полицейскому свою стенограмму, — ненавязчиво пообещала госпожа секретарь отсутствовавшего на момент происшествия ректора. И предъявила пухленькую стопку испещренных строчками листов.

Стопка как-то невзначай перешла в руки самого древнего из почтенных мэтров.

— Ах, сколько слов…

Полицейский профессионально ловко вцепился в край вожделенной улики, но мэтр Люмус держал крепко.

— Сколько суеты, сколько переживаний… — руки старого алхимика привычно и сноровисто принялись сворачивать из верхнего листа самокрутку. — Давайте рассуждать логически, господин полицейский.

Чуть хрипловатый голос пожилого человека, словно присыпанный пылью веков, действовал успокаивающе и, как не парадоксально, отрезвляюще.

— Вам нужны не столько наши объяснения, что тут произошло, сколько ваши объяснения вышестоящим органам по поводу того, что им делать дальше. Записывайте. Я буду краток.

Повинуясь повелительному жесту сухого, почти прозрачного, указательного пальца, полицейский начал писать под диктовку:

— «Произошедшее в день»… число напишите прописью… «на участке с западной стороны главного корпуса Университета королевства Кавладор»… Записали? А вы, госпожа Гиранди? Продолжаю. «…Есть следствие экспериментальной проверки гипотезы о необходимости усуровления»… Как это, не существует такого слова? Госпожа Гиранди, вы уверены? Хорошо, не будем отвлекаться на поиск соответствующих цитат. Зачеркивайте, исправляйте. «О необходимости ужесточения отбора кандидатов на соискание научной степени и ученого звания в означенном учебном заведении в связи с выдвинутой мэтром Гийомом, магистром натурфилософии, теории о недопустимости проведения в стенах, подвалах и чердаках нашего храма Науки необдуманных экспериментов и оперирования непроверенными и неподтвержденными документальными источниками фактами». Записали? Дальше. «Гипотеза частично подтвердилась. Науке необходимы обдуманные эксперименты, хотя некоторые факты, как показала тщательная проверка наиболее ответственными лицами научной общественности королевства, могут допускать двоякое, троякое и полиякое толкование». Госпожа Гиранди, тише. Продолжаю. «В связи с тем, что дискуссия между мэтром Гийомом и господином Фриоларом, его научным оппонентом, вызвала всеобщее внимание, экспериментальная проверка проходила в максимально приближенных к боевым условиям, что, с прискорбием отмечаем, повлекло за собой срыв пятнадцати запланированных занятий и один случай глубокого голодного обморока».

— Кто-то упал в обморок? — встрепенулась мэтресса Долли.

— Мэтр Никант, — пояснил мэтр Мартин. — Наша доблестная Напа Леоне пыталась его спасти, но у нее под рукой оказался только зонт и бутерброды с ветчиной, так что…

— Коллеги, своим щебетом вы пугаете мои извилины, а они и сами горазды путаться, — воззвал к тишине мэтр Люмус. И продолжил полицейское просвещение: — «В ходе экспериментальной проверки и реализации необходимых мероприятий пострадало одно» — цифрой и прописью — «животное». Животное с малой руны. «Не смотря на задействованные реанимационные средства, спасти животное не удалось; туша передана медицинскому факультету для дальнейших опытов». Так… — мэтр Люмус откашлялся. Спросил содержимое своей головы. — Что-то еще было… Ах, да. «Дополнительный, незапланированный результат научной дискуссии — одна беременность». Тоже цифрой и прописью…

— Кто беременный? — подскочила от удивления мэтресса Долли.

— Мы с Долорес ждём первенца, — гордо ответил кругленький мэтр Мартин. — Давно собирались, узнали позавчера, вот и…

— Кхм-кхм, — угрожающе прочистил горло от лишней пыли мэтр Люмус, и алхимики притихли. Дальнейшие поздравления будущему отцу семейства озвучивались шепотом. — «В связи с экономической обстановкой в королевстве Кавладор и дружественных королевствах, в частности, с ростом цен на движимое имущество» — в скобках поставьте «лошадь» — «эмпирически достигнутые результаты признаны не желательным прецедентом и не рекомендуются для дальнейшего использования». Далее. «Участникам мероприятия малым составом Ученого совета Университета в лице…» — ну, имена у вас записаны; — «вынесена благодарность. Господину Фриолару за личное мужество, умение применять разнообразные доводы, навыки свободного цитирования и творческого применения логических переменных…» Записали? «Присуждается степень магистра».

— Да? — удивилась мэтресса Долли. — Вот так, сразу? И в какой такой области он теперь магистр?

Мэтр Люмус посмотрел на надоедливую женщину потусторонним, мутным и пронзительным одновременно, взглядом. Ученая дама смутилась и пробормотала, что она за Фри-Фри очень рада…

— В нашей области, коллега. Нашей, алхимической…. Вы еще живы? — спросил алхимик вяло царапающего блокнот полицейского. — Пишите дальше. «…С последующим предоставлением текста любой диссертации в течение ближайших ста лет, начиная с завтрашнего дня. Ученому секретарю и секретарю ректора, которые вели протокол внеочередного заседания Большого Ученого Совета Университета, выдать премию в размере оклада. Мэтру Мартину выдать такую же премию в связи с предстоящими расходами по сопровождению супруги, травмированной эмоционально-насыщенными событиями научной дискуссии, на южном побережье Брабанса. Мэтру Гийому выдать премию…» — спокойно, коллеги, не скрипите зубами, он это заслужил. Продолжаю. «… в размере, соответствующем счету за лечение из больницы…» Вот название больницы я не помню. Придется вам, молодой человек, — и профессор Люмус принялся гипнотически раскачиваться из стороны в стороны под свежеющим вечерним ветерком. — Самому провести расследование, узнать, где ж сейчас этот… Простите, милые дамы… Исполняющий обязанности ректора… Вот, собственно, всё.

— Тогда… я пошёл? — переспросил полицейский.

— Идите, друг мой, — напутствовал слугу закона, порядка и кавладорского спокойствия мэтр Филипп.

Полицейский, не верящий своему счастью, начал откланиваться. Облегчение от переживания предстоящего спасения от этих сосудов словоблудия было настолько сильным, что у бедняги проснулось чувство долга.

— А завтра-послезавтра, я, с вашего разрешения, забегу за расшифрованной стенограммой. А то, в самом деле, наделаю ошибок при переписке… А вы, сударыня, — продолжал размякший мозгом полицейский, обращаясь куда-то выше талии госпожи Гиранди. — Так кругло пишите… в смысле, кругом правильно, грамотно…

— Это кто тут грамотно пишет? — возмутилась мэтресса Долли, оскорбленная тем, что на нее лично смотрят исключительно с деловой точки зрения. — Да я столько раз за ней все документы переписывала! Она ж не в состоянии даже спрягать правильно, а туда же, в учебное заведение подалась, уж лучше бы улицы мести взялась, там сора никто не видит… Пройдет, подолом метнёт…

— Ну, если уважаемая мэтресса соизволит поделиться личным опытом, и показать, как это делается — я попробую научиться, — проворковала госпожа Гиранди.

— Ну что вы, милая госпожа Гиранди! Судя по вашему поведению, вы просто мастер и не мне рисковать давать вам уроки…

— м…м… мэтресса Долли… — мекнул мэтр Филипп.

— Ах, как влияет на некоторые ущербные головы долгое пребывание в тесном, душном помещении, — мило улыбнувшись полицейскому, ответила госпожа Гиранди.

— Госпожа Гиранди…

— Уж кто бы говорил!! — подбоченилась мэтресса Долли.

Далее сработал один из извечных дамских инстинктов. Руки госпожи Гиранди сами собой тоже дернулись и нашли приют на крутых изгибах верхних областей юбки:

— А почему бы мне и не сказать?

— Ну, конечно… Поговорить-то вы, сударыня, любите…

— Да кто бы говорил! Сама говорит, говорит, и только говорит, что говорит, когда не разговаривает!

— Да что ты там болтаешь, балаболка!

— Да что ты мелешь! Мельница!

— Сама мельница!

— Пустозвонка!

— Сударыни!!! — громогласно возопил полицейский, но было уже поздно:

— Сам сударыня!!! — дружно рявкнули на него Ученая и неученая секретарши. Дамы подобрались, поглубже вдохнули, прищурились на противницу, нахохлились, встряхнули крылышками, вытянули шейки, потрясли гузками…

— Кто пролил на контрольный экземпляр моей депонированной статьи ромашковый чай!!! — завизжала мэтресса Долли.

— Кто украл мою косметичку!!! — еще громче завизжала госпожа Гиранди.

— Кто проел плешь ректору, чтоб ей отвели отдельный кабинет!

— А кто курил в подсобке и поджег собачье чучело!!!

— Это не собака, а волк, дура!

— Сама дура!

— ААААА!!! — закричала мэтресса Долли, вцепляясь в волосы госпоже Гиранди.

— ААААА!!! — закричала госпожа Гиранди, вцепляясь во что-то, принадлежащее мэтрессе…

— Знаешь новость? — прощебетала Далия, врываясь в комнату Фри-Фри без стука и без приглашения. — Мэтресса Долли и госпожа Гиранди все-таки помирились. Провели ночь в полицейском участке, довели до кондрашки следователя, избили какого-то несчастного, пытавшегося проповедовать им о вечной любви… Несчастный оказался брачным аферистом, после общения с нашими университетскими дамами сознался во всех преступлениях. Целую ночь девочки сидели в тишине и соломе, раскаялись, подтвердили, что были не правы, омыли друг друга в слезах, и теперь готовы направлять на путь истинный всех, кто не успел спрятаться. Угадай, кто первым попался госпоже Гиранди и мэтрессе Долли навстречу, когда они возвращались в Университет?

Фриолар пожал плечами.

— Изольда! — торжествующе блеснула глазами Далия. — Теперь, когда наши дамы отстали от Напы, они посчитали, что «бедная заблудшая овечка» подходящий объект для перевоспитания. О боги, — Далия молитвенно сложила руки и обратила к горним высям умоляющий взгляд. — Пусть их первая лекция Изольде будет о пользе воздержания!

Фриолар усмехнулся и продолжил занятие, которому так навязчиво мешала жизнерадостная мэтресса.

— Что делаешь? а, пишешь отчет своей матушке… Слушай, Фри-Фри, может, не стоит тебе так быстро уезжать? Может, напишешь мэтру Вигу, что опасно ранен и тебе прописан постельный режим?

Немного поморщившись, Фриолар поправил компресс, призванный исправить синяк на левой брови, и ответил:

— Не рискну. Есть стремящаяся к нулю вероятность, что он решит мне помочь, явится сюда и начнет меня лечить своими излюбленными средствами. А мэтр Виг большой поклонник клизм. Нет, такой риск не оправдан… То есть, — спохватился Фриолар. — Я, конечно же, рад побыть со всеми вами, но…

— Ну-ну, — скептически протянула Далия. — Так рад, что еле дышишь… Два часа тебя уговаривали отпраздновать защиту. «Алхимику не подобает такое поведение», «Это ошибка, я недостоин магистерской степени»… Я так думаю, — сказала алхимичка решительно, исключая всякую возможность для возражений. — Что восшествовать к желаемой научной выси, наступив на исполняющего обязанности ректора, иногда можно. Вот Питбуль говорил…

— Он уже вернулся? — немного невежливо перебил Фриолар Далию. Та нахмурилась:

— А что, должен был? Неужели у этого гоблиноведа пробудилась совесть, и он решил вернуться?

— Насколько я знаю, собирался. Во сколько в Талерин прибывает почтовая карета из Уинс-Тауна?

Оба алхимика посмотрели на часы. Далия резко подскочила и выбежала вон из комнаты. Фриолар дописал последнюю фразу в письме, аккуратно положил перо (орлиное, с позолоченным кончиком), присыпал чернила песочком, свернул послание, перетянул его бечевкой, запечатал и только тогда поспешил вслед за ускакавшей мэтрессой.

Ничего удивительного, что Фри-Фри опоздал. Когда он притормозил на лестнице, Далия уже обрушивала гору упреков на голову мэтра Питбуля.

— Все это случилось из-за тебя! Из-за твоей безответственности! самонадеянности! непоследовательности! Говорила же, не смешивай пиво с виски!!!

Мэтр Питбуль — второй молодости плотный сутулый человек водянистой ллойярдской внешности, близоруко щурился сквозь сильные очки и пытался что-то возражать. Но мэтресса раздраконилась:

— Из-за тебя погибла лошадь! Фри-Фри мается головой и опасается клизм! Кабанчика избили! Изольду изнасиловали…

— Кто на этот раз? — удивился Питбуль.

— Мэтресса Долли и госпожа Гиранди. Не отвлекай меня и не сбивай с мысли! Так вот, господин Питбуль, — изрекла мэтресса Далия, и вдруг обнаружила, что у домашней скандальной сцены есть незапланированной зритель. — Здравствуйте, уважаемый, — перешла она на гномий, приветствуя посетителя.

Гном, пытаясь выглядеть солидно и степенно, кивнул. А мэтр Питбуль, воспользовавшись паузой, поспешил сообщить, что познакомился с мастером Айрой в почтовой карете, привел его сюда в расчете на ее, Далии, чуткое сердце и отзывчивость, потому как молодому гному нужна помощь.

Далия проворчала пару-тройку комментариев, из которых следовало, что у нее помимо вышеуказанных достоинств есть еще и прекрасный словарный запас и некоторая совершенно неожиданная для дамы садистская изобретательность, дежурно улыбнулась и спросила, какой же помощи алчет сей гном. «Если опять придется лазить по потайным ходам, возьму с собой Пита,» — про себя решила мэтресса. — «Пусть настраивается на семейный лад. В конце концов, зачем я издевалась над Фри-Фри? Третировать Питбуля гораздо интереснее…»

— Да вот, — мастер Айра развернул сложенную в несколько раз газету. — Друзья уговорили участвовать в конкурсе, а я так думаю, что это розыгрыш. Потом думаю: все равно в Кавладор собирался, надо дедулю навестить в подземельях…

«О боги», — подумала Далия.

— … Дай-ка заеду, спрошу. Если розыгрыш, — вздохнул Айра, и женское сердце мэтрессы мгновенно сбавило его предполагаемый возраст лет на двадцать. — Что ж, посмеюсь… Я люблю хорошие шутки…

Гном понурил огненно рыжую голову, и Далии какой-то из прячущихся в глубине каждой дамы инстинктов велел утешить этого бородатого ребенка. Погладить его по головке, угостить печеньицем, налить стаканчик пива…

Да, дети требуют внимания и заботы. «Благодари гнома, мерзкий Питбуль, — пронеслось в голове мэтрессы. — На ближайший год свадьба отменяется».

Мэтресса протянула руку к газете, чтобы самой оценить, насколько связаны газетные шуточки с ней, с Университетским кварталом вообще и «Алой розой» в частности.

На серой газетной бумаге крупными рунами значилось, что самый-самый похожий на следующий за объявлением рисунок гном имеет шанс бесплатно пообедать в лучшей ресторации города. Далия посмотрела на рисунок. Жуткая абракадабра. Но название ресторации почему-то «Алая роза». Реклама? Далия пожала плечами.

— Напа! Напа, ты можешь подойти? Тут какой-то розыгрыш! — позвала мэтресса свою подругу (вчера, оттаскивая Напу от полицейских, спасавших от зонта гномки мэтра Никанта, девушки помирились).

Напа, овеянная легким облаком муки и в аромате свежевзбитого лимонного крема, вышла из кухни. Поздоровалась с мэтром Питбулем, с таинственно появившимся в ресторации соплеменником…

Фриолар наблюдал за этой сценой с лестничной площадки. Вот первый взгляд, который Напа бросает на мастера Айру. Подслеповатый — у гномов не самое эльфийское зрение, а этническое освещение, устроенное в «Алой розе», по-гномьи экономное. Вот ответный, любопытный и пытливый взгляд Айры на открытое, добродушное голубоглазое личико Напы. Кажется, начинают щебетать соловьи… Напа Леоне смотрит еще раз, пристальнее и внимательнее. Далия создает музыкальный фон, изобретательно и умело третируя беднягу Питбуля, а оба гнома начинают ковырять носками подкованных сапог каменный пол, заливаясь одинаково алым стыдливым румянцем…

Убедившись, что его, Фриолара, миссия по вселению надежды в переполненные любовью страждущие сердца, выполнена и выполнена успешно, молодой мэтр отправился паковать вещи к отъезду.

Тушеный кролик был недосолен и утоплен в склизком сером веществе, который мэтр Виг обозначил как луковый соус. Фриолар отважился положить кусочек на тарелку, ткнул пару раз вилкой и при первой же возможности скормил кролика Корвину. Тот любил полусырое мясо.

— Любовь — это хорошо, — одобрил мэтр. — Помню, сам когда-то влюблялся… Ни к чему хорошему это не привело, но ведь есть вероятность, что кому-то повезет еще меньше, чем тебе… Так что пусть влюбляются. Ты молодец. Я б до объявления в газете не додумался. Напоил бы обеих отворотным зельем — тоже очень хорошо помогает.

— Конечно, — согласился Фриолар — теперь уже мэтр Фриолар, с работодателем. — Но при использовании отворотного зелья нет никаких гарантий, что через пять минут женщины не влюбятся снова, в кого-то другого.

— Выдавать отворотное зелье каждое утро по столовой ложке? — принялся размышлять мэтр Виг. Фриолар положил себе на тарелку яблоко и стал резать его на дольки. Виг бойко хлебал луковый соус, стараясь не пролить ни капли на бороду. — Ты, алхимия, лучше скажи, зачем этот душегуб животину твою угробил? что, так не верил в собственную победу? Это ж каким надо быть идиотом! Да при первом же вскрытии след яда обнаружили бы…

— Я так думаю, что все дело во времени.

— Чего?

— Во времени, мэтр. Гийом так долго изучал эту переменную, что уже не мог размышлять иначе. Ведь если бы он победил, а я только потом, через час или через день доказал, что Гийом сжульничал, — мне бы не удалось ничего доказать. Время сработало бы на мэтра Гийома. Все, кто присутствовал, были бы уверены, что я пытаюсь спасти лицо, и Гийом бы победил окончательно, и мечом, и секундной, так сказать, стрелкой…

— Хитро придумано… Непоследовательно, несовершенно, но хитро. Получается как бы петля: если мы хотим создать событие А, которое верно, потому как ему предшествует событие Б, нам надо создать именно последнее, хотя оно может и совсем не быть непременным условием события А… Знаешь, если рассуждать логически, из этого следует, что…

И разговор двух мужчин в Башне приняло сугубо алхимическое направление.

А крыша в доме мэтра Гийома поскрипывала, постанывала и сочилась крупными дождевыми каплями. Дымоходы дымили. Половицы шатались. Мебель жаловалась на жизнь. Прикроватная шкура медведя, убитого далеким предком, избрала именно этот год, чтоб полысеть окончательно и каждое утро совершенно мистическим образом отползала на три четверти локтя — так, что Гийом, спуская ноги, попадал на стылый пол. Неприятности в Университете испортили настроение и характер господина алхимика основательно и, кажется, навсегда. Мрачный и меланхоличный, Гийом даже попробовал вести статистический учет своим бедам. Перечитал записи за неделю и нашел, как показалось на первый взгляд, закономерность. Плохой сон и неправильное — с лишним количеством соли и перца — питание.

Решил бороться с осенней затяжной депрессией. Для начала мэтр Гийом ограничил потребление специй. Но еда все равно продолжала быть соленой и ядрено наперченной. Обследовался у лекарей: нет, с вкусовыми ощущениями был полный порядок. Но стоило Гийому сесть на свое любимое место в собственной столовой и нацелиться на хорошо зажаренный кусок мяса — соль и перец словно сыпались с потолка! В отчаянии мэтр Гийом уволил кухарку, перестал питаться дома и с утра уходил из негостеприимного жилища, рыская по тавернам и ресторанчикам.

Возвращался домой, чтобы провалиться в безрадостное забытье. Сон не приносил облегчения. Перина кололась, как будто кто-то насыпал в нее крохотных иголочек, и мэтру Гийому каждую ночь снились сны, что балдахин то снижается к спящему, пытаясь его задушить, то раскачивается из стороны в сторону, и от этих сновидений у алхимика начала развиваться настоящая морская болезнь.

К тому времени, когда на смену Лютне на звездном небе появился Охотник, мэтр Гийом озверел. Однажды утром он очнулся из тяжелого, не приносящего отдыха, кошмара и увидел, как шкура медведя опять уползает в сторону. С нецензурным воплем алхимик не погнушался добежать до ближайшей лавки гномов (как был — в ночной рубашке, колпаке, старой мятой мантии и домашних тапочках), купить гвозди и молоток и лично приколотить наглую лысую сволочь к полу. В процессе осуществления этой процедуры одна доска вывернулась и ударила мэтра снизу в челюсть. Пара секунд дезориентации быстро кончилась, и мэтр с еще более громким, но уже бессвязным воплем начал громить дом. Особенно досталось обеденному столу. Когда старинный предмет мебели пал, рассеченный на сотню кусков фамильным двуручником, откуда-то из пола с серебристым звоном вывернулись подозрительные пружинки, и сверху на Гийома вывалился десяток фунтов соли пополам с мелко молотым черным перцем.

Взбешенный, мэтр Гийом выскочил вон, намереваясь никогда больше не возвращаться в этот сумасшедший дом. На прощание он крепко и зло хлопнул дверью — от удара строение исполнило протяжную секвенцию и рухнуло.

Мэтр Гийом оторопел, не в силах поверить собственным глазам. Но он был умным человеком, с логическим, последовательным, алхимическим складом ума. Когда его собственные руки ощупали груду поломанных досок и трухлявых кирпичей, он понял, что действительно лишился дома. Ну, если повезет, под обломками можно отыскать сундуки с одеждой, книги, домашняя утварь, если металлическая, может быть, еще осталась… Кровать каким-то чудом уцелела…

Бездомный алхимик сбросил пару угрожающих его здоровью кусков и в отчаянии присел на краешек кровати… Его что-то укололо. Мэтр пересел. Там тоже было колко. С финальным воплем Гийом вспорол подлую перину мечом, и оттуда на руины дома весело посыпались стальные горошины. Величиной чуть больше настоящих, с тремя-четырьмя острыми шипами, из прекрасной гномьей стали…

Из частной корреспонденции госпожи Фионы.

Дорогая сестра!

Выполняя твою просьбу, я пригласила на чашечку чая трех влиятельных университетских дам. Госпожа Гиранди съела пончик с сахарной глазурью, госпожа Долорес научила моего повара готовить торт с апельсиновыми цукатами, а госпожа Долли уверила меня, что к Фри-Фри в Университете прекрасно относятся и никаких последствий его мальчишеская шалость иметь не будет. Мэтресса Долли съела пятнадцать пончиков, выпила две пинты тривернского полусладкого красного, и ее обещанию, что Фри-Фри предоставят кафедру, я верю слабо — это было до того, как целитель дал ей содовую…

Напу Леоне я навещала на прошлой неделе. Она, представь себе, влюблена в очаровательного ллойярдца и потрясающе готовит бараньи ребрышки. Знаешь, а ведь я до сих пор не знаю, сколько и чего тебе должна наша гномка. Забавно, правда? Впрочем, ты всегда была самой прагматичной и самой целеустремленной из нас. Приятно, что Фри-Фри унаследовал эти качества.

Поцелуй маленькую Эргунтлию. Привет супругу. С любовью, Пио.

Дорогая сестра!

Ты обязательно должна приехать, потому что в музее открывается выставка художника, которому я покровительствую. Я должна узнать твое мнение, подходит ли он мне в мужья. Помолвка еще не назначена — мне совершенно нечего надеть! Сейчас в моде платья с кружевным высоким воротником, чтобы кончики задорно поднимались, их надо крахмалить, а одна экстравагантная особа предложила усилить кружево позолотой. Что ты об этом думаешь, ответь немедленно.

P. S. Слухи о том, что Фри-Фри дрался на дуэли, я отвергаю. Он хороший мальчик! Не верь всему, что о нем сочиняют.

При первой же оказии пришлю для маленькой Эргунтлии очаровательную амазонку. Пожалуйста, проконтролируй, чтобы девочку хорошенько учили верховой езде. Это понадобится ей, когда мы представим ее ко Двору. И музыке. Музыке обязательно. Я тут на днях видела небольшой клавесин, и… [далее следует текст на 15 страницах о достоинствах клавесинов различных стран и торговых марок].

…С любовью, Ниона.

О, извини. Я почти совсем закончила, когда пришла Ди. Она тоже хочет тебе что-то сообщить.

[приписка рукой госпожи Дионы]

Дорогая сестра!

Суши мышей. Твоя Ди.