Сукин сын! Мажор недоделанный! Грёбаный леденец!
Да все оскорбления по отношению к Ричарду звучат, как комплимент.
Посмотрите на него, я недостаточно хороша, чтобы разбавить его голубую кровь.
Кипя негодованием, я, наконец-то, добираюсь до своей старой комнаты. Сейчас до полного счастья только не хватает разборок с Карин. Замираю возле двери.
Пожалуй, сначала не мешает сходить за вещами и ключами от комнаты, чтобы не зависеть от того, пустит меня Карин или нет. А уже потом объяснять ей, почему отменили приказ на отчисление. Да и надо ли? Карин фактически выгнала меня из академии, а я буду перед ней объясняться. Да ни в жизнь. Перебьётся!
— Ну ладно, прости, — обрушивается на меня шквал обаяния Ричарда, который с чего-то решил идти вслед за такой недостойной простолюдинкой как я. — Ляпнул, не подумав. А ты сразу обижаться. Давай, прощай быстрее и пойдём в столовую.
Меня аж трясёт от такой наглости парня.
— Ты, между прочим, ударила меня и при Стюарте, — продолжает Ричард и голос его с каждым словом покрывается коркой льда. — Никогда. Слышишь, никогда больше не смей поднимать на меня руку.
— Послушай, Ричард, — медленно и как можно спокойнее говорю я. — Я тебе дрессированная не собачка, чтобы прибегать по каждому твоему требованию.
Захлёбываюсь от такой дикой уверенности в своей правоте. Вот они аристократы, которым наплевать на мнение тех, кто ниже их. Пусть даже это истинная.
— Я так и не говорил,— беззаботно отмахивается от моих слов леденец. — Ты всё придумываешь, а потом обижаешься.
Опа! А это что-то новенькое. Он, что, обвиняет меня?
— ТЫ оскорбил мою семью, — от злости на него тычу пальцем в его ледяное сердце. Как бы я хотела проткнуть его мускулистую грудь и действительно добраться до куска льда, которое он по ошибке именует сердцем.
— Да, я тебя умоляю. Никого я не оскорблял. Просто сказал правду, которая тебе не понравилась.
— А тебе бы понравилась правда, оскорбляющая твою семью?
— Правда, она и есть правда. Оскорбительна или нет, уже не важно, — напыщенно произносит Ричард. — Хватит пререкаться, пошли лучше прогуляемся.
Он тянет меня за руку к выходу. Я чувствую, как одна часть меня буквально тянется за ледяным, повизгивая от удовольствия. Так вот, ты какая истинность во всей красе. Прав или не прав, тебя всё равно тянет к нему.
Та часть меня, которая отвечает за разум, тормозит радость от предложения Ричарда.
— Насколько я знаю своего отца, — не обращая на мои сомнения внимания, произносит Ричард, уверенно шагая к выходу. — Он может появиться здесь, чтобы лично убедиться в том, что я обрёл истинную.
— Вряд ли увиденное ему понравится, — холодно отвечаю я. — Ричард, я считаю, что декан был прав и мы действительно не пара. Слишком разное отношение к жизни. На одной истинности семью не построить.
Ричард так резко поворачивается, что я утыкаюсь ему в грудь.
— Семья? Не рано ли нам сковывать себя узами брака?
Я тяжело вздыхаю. Прав был декан, когда говорил, что Ричард играет в истинность, а мне его игры могут дорого обойтись.
— Прости, но у меня мало времени, — говорю я холодно, высвобождая руку и отстраняясь от него.
— И чем это ты так занята стала? — бешено сверкая глаза, сжимает мою руку Ричард.
У него настроение меняется по щелчку пальцев от нежного, понимающего до холодного и циничного.
— Мне нужно у комендантши взять ключи от комнаты, забрать свои вещи и отнести обратно в комнату к Карин, потом…
— Не утомляй меня нудным списком своих дел. Присаживайся, — он силой усаживает меня в кресло под кадкой с пальмой, стоящих в просветах стены через каждые пять комнат. — Я за тебя всё решу, так и знай, не переживай.
Я недоверчиво кошусь на него. Настроение опять поменялось, и он милый до невозможности. У меня сердце разрывается от нежности к такому Ричарду.
— Сиди и думай над своим поведением, а я сейчас вернусь.
И он исчез, я даже не успела ничего ответить.
Не хочу я думать над своим поведением. Потому что всё равно ничего путного не придумаю. Я, конечно, могу вступить в схватку с самой собой и триумфально проиграть её. От Ричарда я не отвяжусь никогда, как бы ни думал декан Гэлэван.
— Ты чего тут делаешь? Разве тебя не вышвырнули из академии? — шипит Карин. Я всё-таки задумалась и пропустила её появление.
— К твоему сожалению, не вышибли, напротив, я её закончу, — получаю я запретное удовольствие, видя, как искажается от ярости лицо бывшей подруги. — И, кстати, я возвращаюсь в свою комнату.
У Карин руки сжимаются в кулаки, а губы в тонкую полоску.
— Не радуйся раньше времени, — наклоняется она ко мне так близко, что я физически ощущаю исходящую от неё ненависть. — Из комнаты я тебя выселю…
— Сделай такое одолжение, а то на мои просьбы поселяться в другую комнату отвечают отказом.
Я мило улыбаюсь своему злейшему врагу, тогда как ладони жжёт от желания заехать по её самодовольной морде.
— Не думай, что тебе удалось отвертеться, — злится Карин. — Я всё равно это так не оставлю.
— Ну я же оставила, — с трудом, сохраняя спокойствие, говорю я. — Я не стала настаивать на расследовании.
— На каком ещё расследовании? — она чуть снижает градус недовольства.
— Расследовании откуда взялся запрещённый артефакт в нашей комнате.
— Это и так всем ясно, — больно хватает меня за плечо Карин. — Это ты принесла с отработки.
— Ты забываешь о том, что это элементарно проверить.
Карин сжимает челюсти так, что слышно скрежет зубов. Она раздумывает чем бы ещё побольнее меня ударить.
— Меня назначили куратором студентов из Академии Льда, — торжествует Карин.