Глава 27 ОН МЕНЯ НЕ ЛЮБИТ

В гостиницу «Простой ночлег» пришли уже под утро. На лицо Молли вернулось немного краски, но с изнеможением она не справилась. Ксавье выглядел не менее усталым и явно нуждался в отдыхе. Только мои брат с сестрой оставались, как всегда, собранными. Если бы не помятая одежда — никаких признаков перенесенного испытания. Айви за время обратного пути вроде бы полностью восстановила силы; только я знала, что ночь и для нее выдалась тяжелая. Должно быть, ей досадно, думала я. В Царствии ее сила и власть не имели границ, но, как я заметила, пребывание на земле со временем исчерпывает наши резервы.

Ксавье при первой возможности, ни слова никому не сказав, скрылся в своем номере. Мне хотелось последовать за ним. Лечь рядом и положить ему голову на грудь, собрать все остатки сил, чтобы показать ему, что я здесь. Дать ему утешение, сколько сумела бы, и самой утешиться… Но Айви с Габриелем решили обдумать дальнейшие шаги, и мне пришлось остаться, чтобы быть в курсе.

— Что это с ним? — буркнула Молли, как только за Ксавье закрылась дверь.

— Должно быть, встревожен последними событиями, — суховато ответила Айви, поворачивая ключ в замке. — Ему нужно время, чтобы все обдумать.

Я чувствовала, что наивность Молли порой раздражает сестру. Девочка как нарочно вертелась вокруг. У моих родных хватило великодушия не спрашивать, что ей надо. Может, она хотела бросить это дело. Может, почувствовала, что для нее все это слишком, и решила вернуться домой.

Дверь спальни была выкрашена в тускло зеленый цвет. Габриель толчком отворил ее и щелкнул выключателем. Комната озарилась резким янтарным светом, над головой засвистел вентилятор. На двуспальной кровати лежал тонкий цветастый плед. Ковер был розовым, как форель, занавески, висевшие на металлическом стержне, прикрывали единственное прямоугольное окно.

— Тут есть свой шарм, — иронически улыбнулась Айви. Брат с сестрой привыкли к роскоши дома на Байрон, но, в сущности, обстановка их не интересовала. Этот номер или «Уолдорф Астория» — все равно.

— Приму душ, — сказала Айви и, подхватив сумочку с туалетными принадлежностями, скрылась в ванной. Молли проводила ее взглядом, прикусила губу и беспокойно переступила с ноги на ногу.

Глаза Габриеля напоминали снежную бурю — чистые, светлые и такие глубокие, что в них легко потеряться. Сняв куртку, брат повесил ее на спинку стула. Белая футболка в обтяжку подчеркивала его совершенное сложение. Молли не сводила взгляда с перекатывающихся мускулов, с ткани футболки, натянувшейся на выпуклой груди. Габриель выглядел сверхчеловеком; казалось, он без труда мог бы вскинуть на плечо автомобиль. Собственно, он и мог, если бы понадобилось.

Из ванной донесся шум воды, текущей по старым трубам, и Молли нашла повод завязать разговор.

— Так Айви поправится? — Ясно было, что говорить ей хочется не об Айви, просто она не придумала другой завязки.

— Айви — серафим, — ответил Габриель, словно это все объясняло.

— Да, — протянула Молли, — я помню. Это довольно круто, да?

— Да, — согласился Габриель, — это круто.

Ободренная его согласием, Молли бочком прошла в спальню, присела на кровать и притворилась, будто разглядывает свои ногти. Габриель стоял перед ней, прислонившись к дверному косяку. Ни малейшего смущения или неловкости, он полностью владел собой. Мой брат в любой обстановке держался уверенно, словно всю жизнь в ней провел. Он стоял, скрестив руки за спиной и чуть склонив голову к плечу, как будто вслушиваясь в неуловимую внутреннюю мелодию. Казалось, он забыл о Молли, но я понимала — ждет продолжения. Наверняка он отмечал, как колотится сердце у нее в груди, как пахнет пот, проступивший на ладонях… он мог бы и мысли прочитать, если бы захотел.

Молли подняла глаза.

— Вы сегодня были изумительны.

Габриель озадаченно взглянул на нее.

— Я делал свою работу, — ответил он низким, пробирающим душу голосом.

Я по лицу Молли видела, какое действие оказал на нее этот голос. Она чуть вздрогнула и обхватила себя руками за плечи.

— Замерзла? — спросил мой брат и, не дожидаясь ответа, галантно снял со стула куртку, накинул ей на плечи.

От его заботы Молли едва не прослезилась.

— Нет, правда. Я всегда знала, что ты изумительный, но сегодня было другое. Ты был созданием другого мира.

— Я и есть создание другого мира, — спокойно ответил Габриель.

— Но все же ты связан и с этим, верно? — настаивала Молли. — Я хочу сказать, с людьми. С Ксавье, со мной?

— Мое дело — защищать людей, подобных тебе и Ксавье. Я желаю вам только здоровья и счастья…

— Я не о том, — перебила Молли.

— О чем же? — Мой брат устремил на нее пронзительный взгляд, пытаясь понять чуждый ему ход мысли.

— Я просто подумала, может, тебе нужно большее. В последние дни мне казалось… может быть… может, ты чувствуешь…

Я вскочила на кровать, встала на колени рядом с Молли. Я пыталась предостеречь ее, но она была слишком поглощена Габриелем, чтобы уловить мое послание.

Нет, Молли, не надо. Ты же умница. Рассуди сама. Габриель — не такой, каким ты хочешь его видеть. Ты делаешь огромную ошибку. Ты вообразила, что понимаешь его. Ты навыдумывала себе того, чего нет. Если выскажешься сейчас, станет хуже. Поговори прежде с Ксавье. Выжди. Ты устала. Молли, послушай меня!

Габриель медленно повернул к ней голову. Тусклые лампы оставляли его лицо в тени, но волосы, падающие на скулы, светились золотыми нитями, а глаза сияли вечным светом ледяного серебра.

— Что чувствую? — с любопытством спросил он.

Молли в изнеможении вздохнула, и я поняла, что она устала говорить намеками. Молли встала, повернулась к нему лицом. Кудри русалки, большие голубые глаза, свежая, словно умытая росой кожа… она выглядела соблазнительной как никогда. Вряд ли кто из мужчин сумел бы устоять перед ней.

— Ты делаешь вид, что ничего не чувствуешь, но я знаю — это не так! — уверенно сказала она. — Я думаю, ты просто не показываешь своих чувств. Я думаю, ты способен любить, даже влюбиться в кого-то, если дашь себе волю.

— Я не совсем понимаю тебя, Молли. Я ценю человеческую жизнь, — отозвался Габриель. — Я стремлюсь защищать и оберегать чад моего Отца. Однако любовь, о которой ты говоришь… она мне неведома.

— Не лги себе! Я вижу тебя насквозь!

— И что же именно ты видишь?

Габриель поднял бровь, очевидно, угадав, к чему клонится разговор.

— Такого же, как я! — вскричала Молли. — Того, кто способен, но боится любви! Ты думаешь обо мне, Габриель, — признайся!

— Я никогда не отрицал, что думаю о тебе, — мягко ответил Габриель. — Твое благополучие для меня важно.

— Не только это, — настаивала Молли. — Наверняка не только! Я чувствую, между нами что-то невероятное, и знаю, что ты тоже чувствуешь.

Габриель нагнулся к ней.

— Выслушай меня внимательно, — сказал он. — Ты во мне ошиблась. Я здесь не для того…

Он не успел закончить. Молли прыгнула к нему, обхватила за пояс, вцепилась пальцами в футболку. Привстала на цыпочки, потянулась к губам и в экстазе закрыла глаза. Опьяненная им, она целовала пылко и страстно, ее тело требовало прикосновения, и она прижималась к Габриелю и дрожала, напрягаясь каждой жилкой. Воздух зарядился странной энергией, на миг мне почудилось, что стены номера воспламенятся. Потом я увидела лицо брата.

Он не отстранялся, но и не отвечал на поцелуй. Стоял, опустив руки; губы застыли, отказываясь таять под ее губами. С тем же успехом Молли могла целовать восковую фигуру. Перетерпев минуту, Габриель мягко отстранился. Девочка еще мгновенье цеплялась за него, потом шагнула назад и упала на кровать.

— Нет, Молли, это невозможно.

Столь пылкое проявление любви всего лишь опечалило Габриеля. Он задумчиво хмурился, разглядывая Молли, словно решал моральную дилемму. С тем же выражением он разговаривал с Эрлом на заправочной станции, так же оглядывал заросли перед крыльцом обители. Когда Молли распознала его равнодушие, ее лицо странно изменилось. Наморщив лоб, она пыталась постичь, как может овладевшая ею страсть не встретить никакого отклика. Я точно отметила момент, когда унижение вытеснило страсть. Молли съежилась под любопытствующим взглядом Габриеля.

— Как я могла так ошибиться? — пробормотала она. — Такого со мной еще не бывало!

— Мне очень жаль, — заговорил Габриель. — Прости, если какие-то мои слова или поступки ввели тебя в заблуждение.

— И ты ничего не чувствуешь? — уже сердито спросила она. — Должен же ты чувствовать хоть что-то!

— Я не наделен человеческими чувствами, — сказал Габриель и, подумав, добавил: — Айви тоже.

— Перестань притворяться роботом, — огрызнулась Молли.

— Если ты предпочитаешь так думать обо мне… — Габриель не договорил.

— Нет! — вспылила Молли. — Я предпочитаю думать, что ты настоящий, не какой-то там железный дровосек без сердца!

— Мое сердце — всего лишь жизненно важный орган, который качает кровь по телу. Я не обладаю способностью к любви, о которой ты говоришь.

— А как же Бет? — спросила Молли. — Она любит Ксавье, а ведь она одна из вас.

— Бетани — исключение, — снисходительно проговорил Габриель. — Редкое исключение.

— Почему бы и тебе не стать исключением? — упорствовала Молли.

— Потому что я не таков, как Бетани. Я не так молод и неопытен. В строении Бетани есть некая слабость — или сила, которая позволяет ей испытывать человеческие чувства.

Разговор так захватил меня, что я и не подумала обидеться.

— Но я тебя люблю!

— Если ты думаешь, что любишь меня, значит, ты не знаешь, что такое любовь, — возразил Габриель. — Настоящая любовь не бывает безответной.

— Не понимаю, — сказала Молли. — Я для тебя недостаточно хороша или что?

— Ну вот, ты сама подтвердила мою мысль, — вздохнул Габриель. — Тело — всего лишь машина. Глубочайшие эмоции испытывает душа.

— Значит, моя душа не соответствует твоим стандартам?

— Не говори глупостей.

— Да что с тобой не так? — взорвалась Молли. — Почему ты меня не хочешь?

— Пожалуйста, попробуй понять, что я сказал.

— Ты говоришь, что, сколько бы я ни старалась, что бы ни делала, ты никогда не почувствуешь того, что чувствую я?

— Я говорю, что ты ведешь себя как ребенок, потому что ты и есть ребенок.

— Значит, я для тебя слишком молода, — с последней надеждой проговорила Молли. — Я могу подождать. Дождусь пока ты будешь готов. Я все сделаю…

— Достаточно, — перебил Габриель. — Закончим этот разговор. Я не могу дать ответа, которого ты ждешь.

— Объясни почему! — истерически выкрикнула Молли. — Скажи, что со мной не так, почему ты обо мне даже не думаешь!

— Остановись, — холодно проговорил Габриель. Он уже не пытался утешить девочку.

— Нет! — заорала Молли. — Скажи, что я такого сделала!

— Речь не о том, что ты сделала, — резко отозвался Габриель, — а о том, что ты есть.

— Как это надо понимать? — задохнулась Молли.

— Ты — человек. — Глаза моего брата сверкнули. — В вашей природе — похоть, алчность, зависть, лживость и гордыня. Вся ваша жизнь — борьба против этих инстинктов. Мой Отец дал вам свободу воли. Он избрал вас, чтобы править Его землей, и посмотри, что вы с ней сделали. Мир лежит в руинах, и я послан, чтобы восстановить Его славу. У меня нет иных целей и иных интересов. Ты думаешь, я так слаб, что соблазнюсь смертной с глазами газели — да еще совсем ребенком? Я отличаюсь от тебя всем, чем возможно отличаться. Мне тяжело понимать вас, а вам и за тысячу лет не приблизиться к постижению меня. Вот почему, Молли, все твои усилия тщетны.

Габриель бесстрастно смотрел, как слезы катятся по лицу Молли, смешиваясь с тушью и пачкая щеки. Она досадливо вытерла лицо ладонью.

— Я… — проговорила Молли сквозь рыдания, — я тебя ненавижу!

Она выглядела такой беззащитной! Мне хотелось как-то показать подруге, что она не одна. И еще, будь я там, с удовольствием лягнула бы своего бесчувственного брата по ляжке.

— Может быть, — равнодушно ответил Габриель, — для тебя ненависть лучше, чем любовь.

— А тебе, значит, все равно? — всхлипнула Молли. — До меня тебе нет дела?

— Неправда, — возразил Габриель. — Если твоя жизнь в опасности — мне не все равно. Если тебе угрожают, если кто-то хочет тебя обидеть, не сомневайся, я тебя не оставлю. Но в сердечных делах я не могу тебе помочь.

— Ты бы хоть попытался! Попробуй отказаться от своей, как ты сказал, «программы», бери пример с Бет, посмотри, что из этого выйдет! Откуда тебе знать, что ты почувствуешь?

Она убеждала так страстно, что я начала надеяться — сердце Габриеля растает. Но он лишь потупил взгляд, словно совершил серьезный грех.

— К твоему сведению, Бог желает, чтобы люди были счастливы! — отчаянно убеждала Молли. — Я видела: она подбирает аргументы, словно на школьном диспуте. — «Плодитесь и размножайтесь», так? Я не забыла уроков воскресной школы!

— Это было сказано человеку, — очень тихо проговорил Габриель.

— Значит, счастье не для тебя? Ты не способен желать счастья?

— Речь не о желании, а о предназначении. — Слова Габриеля сразили Молли. — Я обещаю присматривать за тобой каждый день твоей жизни. — Голос его смягчился. — Я позабочусь, чтобы у тебя все было хорошо.

— Нет, — словно капризный ребенок завопила Молли, — мне не того надо!

Она яростно замотала головой. Вихрь эмоций помешал девочке заметить, как изменилось лицо Габриеля. Я же увидела, как притягивает брата это странное, буйное, непостижимое для него создание. Рука Габриеля медленно поднялась, словно готовилась стереть слезы Молли.

И тут в комнату вошла Айви в купальном халате. Она удивленно взглянула на брата, и тот поспешно уронил руку; его лицо вновь застыло непроницаемой маской. Секунду спустя Молли, заливаясь слезами, выскочила за дверь.

— Я все думала, когда же случится этот разговор.

— Ты знала? А почему не предупредила? Я бы поискал весомые доводы.

— Таких нет, — спокойно промолвила Айви. Если у кого и была надежда понять Габриеля, так только у нее. Для ангелов, как и для людей, он оставался сложным и непостижимым, и лишь Айви каким-то чудом умудрялась читать его мысли.

— Что мне теперь делать?

Габриель редко обращался к другим за советом, но любовь подростка была для него неразрешимой загадкой.

— Ничего, — ответила Айви. — Такое бывает. Она справится.

— Надеюсь, — ответил мой брат таким тоном, что я задумалась, только ли Молли он имеет в виду.

Айви легла и выключила свет. Габриель сел на край своей кровати, уперся подбородком в ладони и уставился в темноту. Айви давно уснула, а он по-прежнему неподвижно сидел.

Загрузка...