Агрессор

АЛИКА ЮРЬИНА

Я снова увидела Власова, который твердо стоял посреди каюты, и сердце мое оборвалось. Я опасалась, что Слепой заметит мое состояние, села без спроса, приосанилась, закурила с независимым видом и пошире расставила локти, чтобы занять в каюте врага как можно больше пространства. В этот раз я уже была в состоянии рассмотреть каюту владельца линкора как следует. Собственно, смотреть было не на что. Стол, несколько компактных кресел; встроенный шкаф, стеллаж во всю стену с закрепленными книгами, привинченный к полу, книги — в основном техническая литература; несколько видеофонов внутренней связи и один — внешней; биоэлектронный компьютер; голый зеленоватый пол, как в коридорах, вход во второе помещение каюты; летучая мышь на лампе, дремавшая вниз головой, красивая и безобразная одновременно. В каюте по-прежнему царил полумрак, хозяин берлоги не включал верхний свет из-за мыши. Я уже привыкла к неоправданной роскоши убранства "Феникса", разница между ним и каютой Власова каждый раз меня ошеломляла.

Интересно, Слепой пират действительно слепой или нет? Он не производил впечатления слепого. Власов стоял посреди каюты, и мне казалось, будто он занимает в ней все свободное пространство. Габариты ему создавал явно не жир, впечатление мешковатости было обманчивым.

— Как вы перенесли качку? — мирно спросил Власов.

— Ваш профессор дал мне какое-то зелье от качки. Вот, — для пущей убедительности я продемонстрировала флакон, который дал мне Качин.

— Вам он пригодится, — сказал Власов и уселся за стол напротив меня. — Вы еще раз убедили меня в своей способности терять ориентацию в самых неподходящих местах.

Я порозовела. Знает!

— Куда вы держали путь на "Фениксе", пока не заблудились?

— Теперь это уже неважно.

Власов проигнорировал мое замечание.

— Такое впечатление, что никуда, — констатировал он. — Вы имели хоть малейшее представление, где вы находитесь? С астронавигацией незнакомы, а лезете в дальний космос. А вы знаете, что люди, которые не знают своих координат в космосе, назад не возвращаются? Их не могут найти.

От его вопросов я чувствовала себя неловко, как нашкодившая школьница, и это чувство вытеснило остатки страха. Я решила отвлечь его от моей персоны.

— Отчего была качка? — светским тоном спросила я.

— На самом деле линкор не качало, — охотно ответил Власов. — Когда судно долго перемещается в подпространстве, гравитаторы начинают "пошаливать". Гравитационное поле "гуляет" и создает иллюзию качки.

— До чего же она реальна, — пожаловалась я. — Как и вибрация, кстати.

— Привыкайте.

— Значит, я здесь надолго?

У меня упало сердце. Власов смотрел на меня сквозь черные очки, как мне казалось, задумчиво. Я беспокойно заерзала в кресле.

— Вы и вправду слепой?

— Я прекрасно вижу.

— Зачем вам тогда черные очки?

— Мой взгляд смертоносен.

Я недоверчиво усмехнулась. Он сказал:

— Через час "Стремительный" войдет в подпространство. Надолго. Будет качка. И вибрация тоже.

— Надолго? Мы летим куда-то далеко?

У меня до слез защемило в груди. Мне казалось, что чем дольше я в пути, тем больше я отдаляюсь от Земли, от детей. Зачем, почему я их бросила там, на Земле?

— Мы направляемся к Зарбаю. Будет бой, и я прошу вас не покидать пределов "Феникса".

Неужели он пригласил меня только для этого? Я состроила брезгливую мину.

— Я желаю только одного — вернуться домой. Мне до ваших мелких войн нет никакого дела.

— На Земле вас ждут. Для вас приготовлено место в камере, куда вас и водворят.

— Почему вы так решили? — оскорбилась я. — Откуда вы знаете, что меня ждет?

— Я мог бы знать и больше, если бы вы были разговорчивее. Я до сих пор не знаю, что вы из себя представляете. Но мне сейчас тоже не до ваших проблем. О них мы поговорим позже. Сидите пока на "Фениксе". Во время боя вам нечего делать на "Стремительном". Я не желаю садить вас под замок и поэтому надеюсь на ваше благоразумие. Еду вам принесут, когда механики включат гравитаторы.

Я сразу поняла, к чему Власов упомянул гравитаторы.

— На "Фениксе" мне никакая невесомость не грозит, — с тоном превосходства заявила я. Мне было приятно сознавать, что я не во всем завишу от Власова с его линкором.

— Печальное заблуждение, — ответил на это бандюга.

— Почему же?

— Потому что гравитаторы на "Фениксе" отключены.

— Я их не отключала. А если их отключили без моего ведома люди из вашей команды…

— Мои люди только обыскали яхту на предмет оружия, и все. Ваши гравитаторы отключились автоматически под воздействием гравитационного поля "Стремительного".

— Они включатся снова, — поморщилась я, желая закончить разговор. Власов снисходительно улыбнулся и сказал:

— На "Стремительном" мощные глушители, милая Алика. Вместе с гравитаторами линкора они подавят и гравитаторы яхты. Так что будьте готовы к походной жизни.

Я расстроилась окончательно. Только вот капризничать было не перед кем.

— Почему вы не позволили мне обедать на яхте? Я не хочу ходить в столовую.

— Почему?

— Да потому что на меня пялятся! — разозлилась я. — Я вовсе не желаю быть объектом внимания. Я могу только догадываться, что тут обо мне думают.

— А я не желаю, чтобы вы замыкались в полном одиночестве на своей яхте. У вас должна быть возможность общаться, иначе вы одичаете и разучитесь говорить. Смею заверить, что мои люди ничего плохого о вас не думают.

Я снова не могла понять, шутит он или говорит всерьез. В том состоянии, в котором я находилась в последнее время, я почти не воспринимала шуток, и его заявление о том, что я могу одичать от одиночества, я восприняла на полном серьезе. Оно повергло меня в уныние.

— Сколько еще вы намерены меня здесь держать? Неужели так долго, что я успею одичать? У вас нет возможности отправить меня домой? Извините, но в это я не верю.

— У меня есть возможность отправить вас домой, но не сейчас. Я не собираюсь лишать вас надежды. А еще я не собираюсь нарушать ваши права, можете мне о них не говорить. Не желаю слушать банальности. Останетесь ли вы в моей команде на "Тихой гавани" или отправитесь домой, зависит в первую очередь от вас. В данный момент я никуда вас не отправлю, потому что, повторяю, мой флот готовится к бою. Возможно, вы еще долго не покинете "Стремительный".

Власов говорил мне о том, что его флот готовится к какому-то мифическому бою, а сам, расслабившись, развалился на своем крепком стуле. Я ему не поверила. Он явно хотел поговорить со мной еще, но я не собиралась поддерживать разговор, загасила сигарету и встала. Привычка командовать взяла верх, и он сказал:

— Можете идти.

Как будто я не могла уйти без его команды! Это рассмешило меня, и я сказала:

— Вам надо готовиться к бою. Не буду отнимать у вас драгоценное время.

Пожалуй, в моем положении хамить не стоит, хотя схамила я сквозь искренний смех, который тщетно пыталась подавить. Я не ожидала, что мне станет смешно. Нервы расшатались вконец. Я поспешно убралась восвояси. В прошлый раз я тряслась от страха, в этот раз от смеха. Как ни странно, Власов мне симпатизировал. Было в нем что-то подкупающее. И еще: я перестала его бояться. Больше он не казался мне страшным.

Когда я покинула каюту Власова, я ощутила небольшую качку. Видимо, во время разговора со Слепым мне было не до нее, раз я ее не заметила.

С профессорским зельем я переносила псевдокачку гораздо легче. Вибрация оставалась такой же мучительной. Лисьенская люстра — сильно уменьшенная копия люстры в гостиной — непрерывно дребезжала. Качка загнала меня в кровать, потому что оставаться на ногах стало невозможно. Невозможно стало даже передвигаться на четвереньках. И главное, невозможно было предсказать, в какую сторону "провалится" линкор в следующий раз. На душе длились сумерки. Я строила всевозможные варианты, как узнать о здоровье мужа и детей. Выздоравливают ли они или, возможно, умерли?

Затяжные провалы прекратились вместе с вибрацией, зато наступила невесомость. Я медленно воспарила над кроватью вместе с одеялом. К такому обороту я не готовилась даже несмотря на предупреждение Власова, которому я не очень-то поверила. Я бестолково потолкалась между зеленоватыми переборками каюты, не зная, куда девать собственные конечности. Одеяло предательски покинуло меня. По инерции я медленно дрейфовала к потолку, где мне пришлось уворачиваться от люстры, выполняя бестолковый акробатический номер. Никаких ламп в люстре не было и в помине. Лисьенские камешки, получив энергию, светились сами. "Слезы" теперь брызгали с люстры в разные стороны. Очень красиво. Мне удалось укрепиться на потолочных выступах, служивших украшением, я повисла "вниз головой" и возомнила себя летучей мышью, как раз такой, какую я видела у Власова в каюте. Убивая время, я баловалась с люстрой, подставляя ладони под непрерывный "светопад" с лисьенских камешков.

Эта пытка продолжалась почти всю корабельную ночь, во время которой я не сомкнула глаз. Гравитаторы разгонялись постепенно, так же постепенно приходило приятное ощущение тяжести столь любимого тела. Наконец не качало, не вибрировало, не тряслось, не дребезжало, и наконец я нахожусь на палубе! Нос был заложен. Ползком я подтащилась к зеркалу и одурело уставилась на свое одутловатое лицо. Оно мне не понравилось. Я капризно отвернулась от собственного отражения, подобрала вероломное одеяло и сонно зевнула. Больше невесомости я не хотела.

Завтрак мне принесла узкокостная, огненно-рыжая девушка лет восемнадцати. Ее пламенные волосы озарили гостиную яхты. Ее лицо и руки были сплошь усыпаны веснушками, светло-карие глаза обрамляли рыжие пушистые ресницы. Она улыбалась куда-то внутрь себя и имела несколько отстраненный вид, будто этот человек жил в своем собственном замкнутом мире, не особенно высовываясь наружу. Она была настолько притягательна, что я не удержалась и расплылась в улыбке. Она передала мне контейнер с завтраком.

— В десять утра принесу ланч, — сказала она.

— Разве нельзя поесть в столовой?

— Идет бой. Меня во время боя отстраняют от дежурств, потому что я, видите ли, женщина.

Я недоверчиво пожала плечами. Какой бой? Было тихо.

Рыжая повернулась, чтобы уйти, но тут сильный толчок поверг нас обеих наземь. Я тут же вскочила на ноги, паникуя.

— Что это? Что? Что это было?

— В нас попали торпедой.

Рыжая очутилась на ногах быстрей меня. Она склонила голову, будто прислушивалась. — В причал угодили.

Она быстро, почти бегом, покинула яхту. Почему она решила, что угодили именно в причал? Я осталась одна наедине со своими страхами, чувствуя себя почти погребенной заживо.