Эпилог

Очнулся я от тряски. Не такая, чтобы сильная, но тем не менее, когда тряхнуло на колдобине, я сразу пришел в себя. Судя по мерно покачивающейся постели и общем сумраке — я ехал в фургоне. А так как пахло духами, полынью, нафталином и гримом — это был фургон Клары.

Не знаю, радоваться или огорчаться этому обстоятельству.

Судя по тому, как противно ноет и болит нога — я всё ещё жив и это точно не ад, а лишь расплата за мои грехи.

Фургон подпрыгнул опять, ногу прострелило болью, и я не сдержал стон.

— Очнулся, Чингисхан? — донесся ехидный голос Клары.

— Угу, — буркнул я.

— Вечно ты во всякие передряги попадаешь, — ядовито заметила она.

— А что случилось?

— Тебя без сознания нашли, раненого. Сектант тот на тебя напал, Митрофан, или как там его… Но ты его тоже здорово ранил. Поэтому нашим удалось его связать.

— А где он?

— Он уже в тюрьме умер.

— А поп?

— Какой поп? Ты опять бредишь, Генка? — Клара потрогала мне лоб холодной рукой, — да вроде нет.

Дальше ехали молча.

Фургон опять тряхнуло, я опять застонал, и Клара не удержалась:

— А знаешь, Генка, всё-таки хорошо, что ты не успел Зубатова мне приворожить…

— Почему? — сквозь зубы спросил я, пытаясь сдержать рвущийся от боли стон.

— Да он такой скотиной оказался… — расстроенно вздохнула Клара.

— А что он сделал?

— Ты представляешь, Анну и ее коммунарок НКВД арестовало по его обвинению в контрреволюционной деятельности, — свистящим шепотом горячо заговорила Клара, — Там сразу и суд прошел, и всех их приговорили к заключению.

— И много дали?

— Всем сроки от трёх до пяти лет. Теперь их отправят в лагеря, говорят, куда-то аж за Урал.

— А Зубатов причем?

— Дык он же на эту Анну глаз положил, а она оказалась тайной монашкой, ну и отказала ему. А он, когда понял, что там тайный монастырь, вместо коммуны этой — ужас как разозлился и сразу НКВД вызвал. И вот скажи, Генка, что он в ней нашел, а?

Я промолчал. А в голове билась единственная мысль — что теперь делать?

Загрузка...