Агент влияния

7 Франклины

Сразу по возвращении Верити приняла горячий душ, предварительно сунув тульпагениксовские очки в шкафчик.

После душа замотала волосы пляжным полотенцем Джо-Эдди (с контрафактной диснеевской Русалочкой) и надела шоколадного цвета тактический махровый халат, который привезла ему с корпоративного уик-энда на южноаризонском курорте. Она помнила, как рылась в корзине с бесплатной сувениркой, ища размер XL, а Стетс, торопившийся на первый вертолет, нетерпеливо смотрел, как она копается.

Тактическим халат назывался из-за джедайского капюшона и карго-карманов размером с ноутбук на обоих боках. Чей вышитый алый логотип, Верити не помнила, поскольку Стетс не стал инвестировать в ту фирму. Она не знала, носит ли Джо-Эдди халат; скорее всего, это значило, что не носит. Насчет полотенец Верити не переживала – их была целая огромная упаковка прямиком из Китая, так что она всегда брала новое.

Она достала очки из шкафчика, надела и тут же вспомнила, что гарнитура осталась в сумке на двери ванной. Однако был курсор – в запотевшем зеркале, над отражением алого вышитого логотипа.

Четкая белая гельветика перед ее затуманенным отражением.

– Я даже не помню, как та фирма называется. Но у меня чувство, будто я в ответ тоже должна тебе писать.

Верити промокнула волосы полотенцем, размотала его, убедилась, что правое ухо сухое, расправила полотенце на плечах и достала гарнитуру из сумки.

– Что у тебя?

– Я теперь старше.

– На два часа с нашей встречи? – спросила Верити.

– Больше, если считать многозадачность.

– Какие у тебя задачи?

– У меня нет к этому доступа. Сколько в квартире комнат?

– Гостиная, спальня, кухня, санузел. Сейчас покажу.

Верити надела пластиковые шлепанцы Джо-Эдди, много больше ее размера, сняла сумку с крючка, открыла дверь и прошла в спальню, включив по пути свет – кривой проволочный шар, обклеенный белой папиросной бумагой.

– Черные простыни, э? – Курсор на кровати.

– В данном случае – скорее, чтобы реже ходить в прачечную. Я, когда здесь ночую, сплю на диване.

– На белом ките? Я бы выбрала черные простыни.

Курсор на двери стенного шкафа. Верити подошла и открыла. Три пыльных костюма на гнутых проволочных плечиках. Она никогда не видела Джо-Эдди в костюме и не могла вообразить ни в одном из этих. Между ними, на той же занозистой деревяшке, висела ее заслуженная дорожная сумка «Мудзи», незастегнутая, модель, которую уже давно не выпускают.

– Наверное, это можно назвать моим тревожным чемоданчиком.

– Бежать с ней трудно?

– Я с ней по аэропортам бегала. Успевала. Она складывается и застегивается по трем сторонам.

– Поверю тебе на слово, – сказала Юнис. – А сейчас, пожалуйста, спустись и открой входную дверь.

– Не в таком же виде. – Верити была в халате и шлепанцах, с полотенцем на плечах и мокрыми волосами.

– Он не будет заходить. Просто отдаст тебе кое-что.

– Кто «он»?

Звонок прозвенел в то мгновение, когда Юнис открыла крохотное видео-окошко. Верити узнала вход в мастерскую – ее дверь была соседней с дверью Джо-Эдди. Там заправляли тонером картриджи, хотя Верити никогда не видела ее открытой. Почти все видео-окошко заполняла стриженная ежиком темная голова; из-за ракурса видны были только скулы.

– Камера Джо-Эдди, – сказала Юнис. – Есть еще одна под кухонным окном. В квартире ни одной.

– Я не пойду вниз.

– Он стоит с тем, что принес нам, на открытом месте, где его легко убить. Спаси паренька.

– Я не хочу.

Тем не менее Верити плотнее запахнула халат, так что один махровый карман оказался на животе, как у кенгуру. Завязала пояс двойным узлом, прошлепала в гостиную, отперла замок, открыла дверь, вышагнула из шлепанцев и спустилась по лестнице.

– Запри дверь на замок и щеколду, прежде чем занесешь это в дом, – сказала Юнис.

Дверь на улицу была белая, грязная и обнадеживающе прочная. Верити первый раз за время жизни здесь посмотрела в глазок, но ничего не увидела. Отперла замок, отодвинула щеколду, открыла дверь.

Тот самый. Подсвеченный телефоном в «Фиате-500» на Валенсия-стрит. Он вручил Верити что-то вроде миниатюрной надувной подушки из темно-зеленой парашютной ткани и тут же пошел прочь.

Она закрыла дверь, повернула замок, задвинула щеколду и поднялась по лестнице. Подушка оказалась жесткой. Туда влез бы пуховой жилет, только это было что-то твердое.

– Что там? – спросила Верити на площадке перед квартирой.

– Франклины, – ответила Юнис.

– Что-что?

– Сотни.

Верити заперла квартиру за собой. Прошла к верстаку, положила подушку на электронный мусор.

– Сотни чего? – спросила она, включая ржавую лампу на гибкой ножке.

– Стодолларовые бумажки. Тысячи стодолларовых бумажек.

– Ты же меня разыгрываешь?

– Сто штук зеленых.

– Где ты их взяла? Так нельзя.

– Анонимный счет в Цюрихе. Часть меня знала, что деньги там, знала, как их взять, как доставить сюда. Там еще много, но если я проделаю это снова, нас накроют.

– Кто?

– Фиг знает.

– Когда ты успела все это проделать?

– Начала, когда мы смотрели в окно. До нашего выхода в парк они уже стали милями.

– В каком смысле милями?

– Программа лояльности авиапассажиров. Они продаются и покупаются. Трудно отследить. Продала их за стопку предоплаченных банковских карт в Окленде. Когда мы проходили мимо, он в машине ждал поставку. От оклендской команды, обналичившей карты. Пока мы шли, часть меня переписывалась с ним.

Верити глянула на зеленый мешочек:

– И это все с тех пор, как я тебя включила?

– Сняла больше, но за быструю доставку взяли большую комиссию.

Верити порылась среди мусора на верстаке. Бутановый паяльник, шариковые ручки в жестянке из-под арахисового масла, перегоревшие электронные лампы, похожие на сложно выгнутые зеркала из полированного графита. Нашла зеленую с белым картонную коробку, которую искала. Вроде промышленной упаковки бумажных носовых платков. Одноразовые перчатки. Вытащила одну, надела. Другой рукой сдернула с плеч Русалочку, взяла нейлоновый чехол полотенчатой тканью и начала возиться с фиксатором на шнурке. Огромная неэластичная перчатка была все равно что пакет для сэндвича по форме руки.

– Сто тысяч – фигня. Видела когда-нибудь миллион наликом? – спросила Юнис.

– Не носи сюда больше денег.

– Миллион франклинами весит двадцать два фунта. Чтобы уменьшить вес, надо брать швейцарские тысячефранковые банкноты.

Верити перчаткой вытащила из мешочка пачку денег; портрет Франклина рассекала красная резинка.

– Так много денег – это нехорошо, ты понимаешь?

– Дает нам возможность.

– Какую?

– Возможность действовать.

– Как именно?

– Скажем, нам надо купить кое-какую фигню.

– Какую?

– Такую, какую продают за наличные.

– Или ты расскажешь мне, что происходит, или это… – Верити подняла зеленый мешочек, – отправится на улицу. Какой-нибудь водитель мусоровоза выиграет здешний аналог национальной лотереи, мне всё по барабану. Ты в том числе.

– Не могу. Пока не могу.

– Почему?

– Не знаю.

– Ты отправишься в сумку, из которой я тебя достала. Выключенная. И поедешь в «Тульпагеникс». Велокурьером. Вместе с письмом, которым я отказываюсь от работы.

– Это не потому, что я не хочу тебе говорить.

– Ты не знаешь, что происходит и зачем?

– Не знаю.

– Значит, они знают. Гэвин. «Тульпагеникс». – Верити бросила мешочек на замусоренный верстак, опустила сверху одинокую пачку сотенных, стянула перчатку. – Они всё документируют. Должны, если ты то, что сказал Гэвин. Проприетарная программа. Наш разговор идет через другую программу, установленную на их компьютере. Они уже знают всё, что ты затеяла.

– Я не знаю, что затеяла, – ответила Юнис, – но и они не знают ни фига. Я полностью от них закрылась.

– Мы не просто в их системе. Ты – ее часть.

– Они понимают, что я не даю им нас слушать. Пока их это устраивает, поскольку им нужно, чтобы я была умной. И у них есть ты. Они рассчитывают потом узнать все от тебя.

– Не даешь им нас слушать? Как?

– Это делает часть меня. Они не слышали ни слова из наших с тобой разговоров.

– Пока я тебя не включила, – сказала Верити, – я думала, что нашла способ не спать больше на диване Джо-Эдди.

– Забронировать тебе?

– Что?

– Номер в гостинице.

– Я не хочу твоих не пойми каких денег, я хочу денег «Тульпагеникса». Их я смогу вписать в налоговую декларацию. Твои – не могу. Извини. Мне надо волосы высушить.

Она снова накинула полотенце и вернулась в ванную.

– Я просто пытаюсь помочь, – сказала Юнис.

– Почему? – Верити повернулась к зеркалу и сняла с крюка над раковиной черный фен Джо-Эдди.

– Потому что из-за меня ты попала в эту историю.

– Возможно, мне не следовало в нее попадать.

– Но ты в нее попала. Поскольку знаешь про меня. Даже если ты откажешься от работы и вернешь меня, ты все равно будешь знать, и они будут знать, что ты знаешь.

Верити включила фен и начала сушить волосы.

– Сама не психуй, – ответила Верити, перекрикивая фен.