Агент

Глава 21 СТАВКИ СДЕЛАНЫ

Товарищ Сталин сразу упылил в Москву, а Конармия ещё неделю моталась по степи, разыскивая белоказаков. Вот только Мамонтов почему-то не стал дожидаться будённовцев — ушёл за линию фронта. Тогда Ворошилов вернулся и отомстил как следует жителям Тамбова. Всё им припомнил — и хлеб-соль, и «братиков», и тех горожан, что ушли с белыми, сбив Офицерский полк, и слободских, составивших полк Крестьянский. Да только тамбовцы были уже не те, нынче у них был сильный защитник — Токмаков, ночная власть в городе, а по губернии и вовсе круглосуточная.

В Тамбове, Борисоглебске, Кирсанове спешно окручивали колючей проволокой концлагеря на пятнадцать тысяч душ. Днём Ворошилов и вернувшийся предгубисполкома бросят людей в лагеря, а ночью повстанцы придут, вертухаев перережут и всех выпустят.

На свету некий ярый «снегирь»,[142] начальник милиции, расстреляет спекулянта, менявшего на хлеб часы-«кукушку», а по темноте его самого повесят на Частной улице.[143] Виси, мол, качайся в назидание!

Авинову пришлось туго. Крестьяне-повстанцы не складывали оружия, они продолжали бороться против Советской власти — и за свою жизнь. Кремль объявил их бандитами, подлежащими истреблению за разбои и грабежи. Четыре бронепоезда утюжили пути, обстреливая леса химическими снарядами, аэропланы бомбили сёла и деревни, чоновцы расстреливали всех подряд, «от старца до сущего младенца».[144]

И антоновцы, то бишь токмаковцы, приспособились — они развинчивали рельсы, цепляли их концы упряжками лошадей — и разводили «усами». Уложить обратно рельсы, согнутые в дугу, было нельзя — и пару дней в округе стояла тишина, «бепо» пройти не могли. Однако и пассажирские составы тоже простаивали.

На перекладных, то и дело пересаживаясь с поезда на подводу, с подводы на грузовик-попутку, Авинов добрался-таки до Белокаменной.

Голодный, злой, невыспавшийся, Кирилл первым делом позвонил Сталину из какого-то большевистского присутствия и доложился:

— Товарищ Сталин, Юрковский прибыл.

— Очэнь хорошо, товарищ Юрковский, — ответил глуховатый голос наркомнаца. — Ви в Москве?

— Только что с вокзала.

— Хорошо, товарищ Юрковский, отдыхайте. Вечером ви мнэ понадобитесь.

Послушав гудки и скорчив рожу, Авинов тут же дозвонился до «Буки 02»:

— Дядь Петь, картошки я накопал («Задание выполнено»).

— Гнилой много? — поинтересовался «Буки 02» («Без происшествий?»).

— Да не…

— Ну это дело надо обмыть! Выпивка за мой счёт. Первачок! («Встречаемся на Патриарших прудах. Есть задание. Это важно!»)

Честно говоря, Авинов был разочарован. Обычно Буки говорил не «обмыть», а «отметить» — и встреча проходила в «Подполье», где можно было хоть поесть по-человечески. И на тебе…

Выйдя на бульвар Патриаршего пруда,[145] Кирилл сбавил шаг, ступая неторопливо и чинно. Умаялся комиссар, решил воздухом подышать. Имеет право.

Стогова ждать долго не пришлось — генерал догнал Авинова и зашагал рядом.

— Всё хорошо? — спросил он.

— Всё хорошо, и даже лучше!

Кирилл в нескольких словах обрисовал положение дел с «токмаковщиной».

— Отменно поработали, — похвалил его «Буки 02», — отчётливо! Хвалю.

— Премного благодарны. А что там насчёт «первака»?

— Вам поручается максимально ослабить большевистскую оборону Петрограда, — понизил голос Стогов, — дабы взять город с минимальными потерями.

— Делов-то! — фыркнул Авинов. — Всего лишь организовать взятие Питера!

На лице генерала появилось виноватое выражение.

— Безусловно, задание очень непростое… — запыхтел он.

— Не то слово… — буркнул Кирилл.

Он задумался. Цель, которую ставил перед ним Центр, была пугающе огромна, она казалась неохватной и непосильной. Задача во много-много действий…

— Развалить оборону — это же не только «военки» касается, — недовольно проговорил Авинов. — А рабочие? А начальство? — Помолчав, он сказал: — Ладно, попробуем… Именно «попробуем»! Во множественном числе. Связи с питерским подпольем у вас налажены?

— Знамо дело, — браво ответил Буки, — на том стоим.

— Тогда пусть готовятся к решительному выступлению! Пусть организуются в «пятёрки» и собирают оружие. Хорошо бы наладить агитацию на заводах города — дескать, под Корниловым крестьян землёю наделили, а рабочим установили восьмичасовой день, и не голодно им, и зимой тепло будет… Газет бы подкинуть, что-нибудь вроде «Правительственного вестника» или «Русского курьера». Пусть почитают не свою «Правду», в кавычках, а истинную — про ижевцев, воткинцев, сормовцев в армии Каппеля, про наших офицеров-голодранцев… Питерский пролетариат маненько другим стал — разброд там, волнения и шатание.[146] Задача ясна?

— Так точно! — ухмыльнулся генерал. — Разрешите идти?

— Ступайте, — улыбнулся Авинов, — а я с нашим другом Рейли перетолкую…

Шагая переулками Арбата, Кирилл пришёл к выводу, что ничего тёплого к агенту СТ-1[147] не испытывает. Авинова раздражала наглость Рейли, его властное превосходство, основанное не на глубоком знании ситуации, а лишь на самоуверенности, на имперском снобизме англичан. Эти островитяне настолько привыкли к хвастливому: «Солнце не заходит над Британией», — что даже не заметили, как очутились в тени Северо-Американских Соединённых Штатов…

А всё мастерство Рейли заключалось в отменном умении отравить, заколоть, застрелить и задушить. Такой вывернется, тем более что у него всегда под рукой «одиннадцать паспортов и столько же жён»…

А вот и неприметный особнячок, где Рейли свил гнёздышко. Шторы на окне раздёрнуты, герань цветёт…

Авинов замедлил шаг. Парниша, лениво щёлкавший семечки напротив, весь был — особая примета. Он стоял на углу, прислонясь к стене, — в костюме и в сапогах, с чубом, выпущенным из-под картуза… И даже табличку с надписью «МЧК»[148] необязательно было вешать ему на шею — чекист узнавался издалека.

«Обложили-таки!» — подумал Кирилл. Владимир Ильич запретил Феликсу Эдмундовичу форсировать «дело Локкарта», и тот решил действовать по тихой…

Авинов прятаться не стал — оправив кожанку, он решительно двинулся вперёд. Поравнявшись с парнишей, Кирилл глухо спросил:

— Берзин не подходил?

— Утром был! — с готовностью ответил чекист, быстро выбрасывая шелуху. — Потом ушёл.

Авинов кивнул.

— Если со двора выедет машина, — сказал он, — запомнишь водителя.

— Ага!

Минуя парадное, штабс-капитан поднялся на второй этаж и постучался условным стуком. Открыл ему капитан Хилл.

— Хэллоу, товарисч!

— Хэлло, хэлло, — проворчал Авинов, изображая крайнее утомление.

В маленькой квартирке было тепло — пузатая голландская печь в углу гостиной пышела жаром. А вот и временный хозяин…

Сидней Рейли внешне выглядел совершенно спокойным, но некоторые приметы — посвистывание, притоптывание — выдавали, что он нервничал. Хотя нет, это просто возбуждение…

— О, мистер Юрковский! — белозубо улыбнулся агент СТ-1.— Рад, рад… Я уж думал, вы о нас забыли! Ну что? Наши планы остаются в силе?

— Подкуп латышских стрелков? — уточнил Авинов.

Рейли молча осклабился и кивнул.

— А что, — молвил неуверенно Хилл, — разве нельзя дождаться наших из Мурманска? Рота австралийских коммандос просочится незаметно…

— Не доверяешь латышам? — усмехнулся Сидней Джордж.

— Мм… Не совсем.

— Латыши — единственные солдаты в Москве, — отрывисто сказал Сидней Джордж. — Тот, кто контролирует латышских стрелков, контролирует столицу. Латыши не являются большевиками, они служат большевикам, потому что им некуда деться — Лифляндия под немцем. Они — иностранные наёмники. Иностранные же наёмники служат за деньги. Кто больше предложит, за тем они и идут. — Подумав, Рейли ухмыльнулся. — А Ленина с Троцким мы, пожалуй, не станем расстреливать. Они должны стать не мучениками, а посмешищем — снимем с них штаны, да и проведём в одном исподнем по улицам Москвы!

— Вас подставили, Рейли! — резко сказал Кирилл. Это прозвучало как пощёчина. — Оба Яна — и Шмидхен, и Спрогис — провокаторы ЧК! Дзержинский завёл дело Локкарта, в котором вы — главный обвиняемый. Вы и сегодня давали деньги Берзину?

— Д-да… — вздрогнул побледневший СТ-1.

— Так вот, Берзин с самого первого дня все ваши деньги передаёт Дзержинскому! Под расписку. Кстати, ваш дом находится под наблюдением.

Теперь побледнел и недалёкий Хилл.

— Вы это точно знаете? — выдавил Сидней Джордж.

— Насчёт наружки?

— Насчёт ЧК!

— Об этом Дзержинский лично докладывал Ленину. Все ваши явки провалены, Рейли. Все ваши агенты взяты на учёт — Голицын, Фриде, Ишевский… Даже Мура, любовница Локкарта, на примете у «чрезвычайки»! Благодарите Белую гвардию, что вас ещё не расстреляли, — наступление на Восточном фронте отвлекло красных вождей от вас, «наёмников англо-французского империализма»!

В гостиной зависло молчание. Изрядно перетрусивший Хилл переводил взгляд с Авинова на Рейли и обратно с точностью метронома.

— Тогда… зачем вы здесь? — выговорил СТ-1.

— Вы мне нужны, Рейли, — холодно ответил Авинов. — А я могу пригодиться вам.

— Вот как? — усмехнулся Сидней Джордж не без сарказма. — Я нужен вам?

— Вы меня правильно поняли, — по-прежнему холодно сказал Кирилл. — Подробности — по дороге.

— По дороге куда?

— Да хоть к чёрту! Я уже побывал в чекистских подвалах и не хочу наведаться туда снова, даже в вашей приятной компании. Едем!

Новенький «Астон-Мартин» покинул старый каретный сарай и с рёвом выкатился на улицу. Чекист на углу резко согнулся, словно кланяясь, — разглядывал водителя.

— Верю!.. — процедил Рейли, укрываясь за шторкой.

Откинувшись на заднее сиденье рядом с Авиновым, Сидней Джордж повернул к нему голову, всмотрелся, словно ощупывая цепким взглядом.

— Так для чего я вам нужен, мистер Юрковский? — осведомился он ровным голосом.

— Москву так просто не взять, мистер Рейли, — криво усмехнулся Кирилл. — Давайте сперва набьём руку на Петрограде.

— Как прикажете вас понимать? — поджал губы СТ-1.

— Буквально! Северная Добровольческая армия перешла в наступление. В Эстляндской губернии чины лейб-гвардии, бежавшие от красных, собрались в Северо-Западную армию. Обе этих силы возьмут в клещи красный Петроград — и займут город. Наша задача — помочь им в этом. Кстати, 1-я британская эскадра лёгких крейсеров под командованием контр-адмирала Уолтера Коуэна тоже призвана на помощь…

— О, я знаю мистера Коуэна! — радостно сообщил капитан Хилл.

Не обращая внимания на агента ИКВ, Рейли внимательно смотрел на Авинова.

— Вам нужны мои агенты в Петрограде? — уточнил он.

— Ваши агенты, ваши связи, ваши деньги! — перечислил Кирилл.

— Я не интересуюсь, кто вы, мистер Юрковский, но вы знаете, кто я. Вот и ответьте мне, зачем это нужно Сиднею Джорджу Рейли и — возьмём шире! — к чему это всё Британской империи?

Авинов подумал.

— Вы в курсе, что между вашим премьером Ллойд Джорджем и военным министром Черчиллем[149] свара? — медленно проговорил он. — Ллойд Джордж лавирует между белыми и красными, открыто ратуя за раздробление России. А вот Черчилль гораздо умнее. Он говорил, что в момент, когда победа над Германией была уже на горизонте, когда награда за безмерные русские жертвы была уже близка, вместо старой, доброй России возникло государство без нации, армия без страны, религия без Бога, правительство, рождённое революцией и питаемое террором, отнявшее у русского народа плоды победы, чувство чести, мир и хлеб. Черчилль, как и вы, кстати, отлично понимает мировую опасность большевизма, но выступает против расчленения России. Он хочет видеть нашу страну федеративной, сильной, единой — и дружески расположенной к Англии. Сказать почему?

— Сказать.

— Черчилль, как и я, кстати, не верит в окончательный разгром Германии. Немцы выдохлись, они, по сути, уже разбиты, но обязательно поднимутся, соберутся с силами — и затеют новую войну! И кто тогда спасёт Британию? Серия мелких и слабых государств на обломках Российской империи? Или враждебный Западу, воинствующий Союз Советских Республик Европы и Азии, как мечтается Ленину? Делайте ставку, Рейли!

Сидней Джордж выдержал долгую паузу.

— Мне всегда нравился сэр Уинстон,[150] — молвил он.