Абиссинец

Глава 8. «Казнить нельзя помиловать»

Поскольку все уже слегка набрались, смог незаметно улизнуть с царской попойки. Единственная ценная информация, кроме того, что мне подарили целую провинцию, это то, что завтра — смотр войск, парад, «наказание невиновных и награждение непричастных»[1], а также «раздача слонов и материализация духов»[2]. У шатра меня ждал казак с лошадками, одна предназначалась мне. Спросил его, где Семиряга и что он делает с ранеными. Оказывается, госпиталь стоит рядом в паре верст и все раненые уже там. Наш лагерь был не в центре городка, а на окраине, так что мы вернулись к станции. По дороге смотрел, как загадили мою столицу, все-таки Асмэра — не постоялый двор для восьмидесятитысячного войска. Кругом грязь, объедки, туча мух. На станции нас ждали артиллеристы, пришлось вернуть их обратно, все же смотр войск. Авось завтра не придут итальянские линкоры громить порт, до Европы только сегодня могли дойти известия о его захвате, так что пара-тройка суток нас есть. Попросил завтра быть свеженькими насколько это возможно, кто изорвался — пусть возьмут запасные шаровары и рубахи у интенданта Титова. С телеграфа продиктовал открытым текстом заметку военного корреспондента газеты «Неделя» Павлова о взятии порта Массауа, захвате пехотой на пяти лодках четырех боевых кораблей и транспорта, а также об уничтожении крейсера. Эфиопия полностью освобождена от итальянских войск.

Доехали до нашего лагеря, вокруг него стихийно кучкуются пленные, чувствуя в казаках единственную защиту против произвола эфиопского воинства, чуть зазеваешься — мигом разденут, а то и в рабство продадут. Поэтому, наши палатки стояли в центре условного круга, а вокруг, кроме пары пакгаузов, где расположились офицеры и унтера, теснились какие-то лачуги из подручных материалов, где жили рядовые пленные и, если появлялись галласы или еще какие-нибудь мутные личности, кто-то мигом бежал к русским с просьбой о защите (никакого забора или ограждения не было из-за отсутствия материалов). По сравнению с местами стоянок войск Негуса, лагерь военнопленных выглядел даже лучше, если бы были нормальные палатки. Люди не гадили там, где они спят, отойдя на метр, питьевая вода была в баках и никто не лез туда зачерпывать сверху своей кружкой, а воду наливали из крана, мусор складывали в кучи и закапывали. Но, все же надо быстрее привлекать пленных к работе — пусть выравнивают и подсыпают дорогу, а затем кладут рельсы декавильки.

Через час после моего приезда появился рас Микаэл и передал мешочек золота семье убитого его людьми казака, а мне, как пострадавшему господину, у которого убили слугу, вручил золотой перстень с рубином. Микаэл сказал, что завтра после парада они уходят домой и он зашел попрощаться. Когда рас ушел, сунул кольцо в мешок с золотом, все равно носить я его не буду, скорее всего, галласы его с покойника сняли. А так кольцо казачка-вдова продаст, будет на что казачат растить.

С телеграфа продиктовал открытым текстом заметку военного корреспондента газеты «Неделя» Павлова о взятии порта Массауа, захвате пехотой на пяти лодках четырех боевых кораблей и транспорта, а также об уничтожении крейсера. Эфиопия полностью освобождена от итальянских войск. Потом то же самое в виде шифровки отправил в Петербург на имя генерала Обручева, с подробностями, то есть, о применении гранат при захвате кораблей и подрыва крейсера миной с ТНТ, а также с указанием потерь.

Вернувшись с телеграфа, узнал, что меня ищут Ильг и Мэконнын. По их просьбе рассказал все подробно, упомянул о трофеях и попросил рассчитаться с казаками, поскольку сейчас оплата за трофеи делится на весь отряд пропорционально участию каждого, как издревле положено у казаков. Особенно подчеркнул то, что побережье сейчас не защищено: если придет такая же или даже более слабая эскадра с пятью-шестью транспортами хорошо подготовленных солдат, то война продолжится с новой силой. Можно укрепить побережье при помощи орудий, снятых с захваченных судов, но таких мощных кранов у нас нет. Потом орудия надо куда-то ставить, то есть нужны бетонированные площадки и капониры, а у нас даже мешка цемента нет, не говоря уж об опыте таких работ. Конечно, у меня есть кое-какие соображения…

— И что же ты можешь предложить Негусу. Александр?

— В качестве сиюминутного решения: завтра я отправлю своих артиллеристов посмотреть, что за орудия на захваченных кораблях и могут ли они с ними обращаться. Тогда мы можем использовать корабли в качестве плавучих батарей, прежде всего это относится к канонерским лодкам с орудиями крупного калибра, но небольшой дальности стрельбы (а большая нам и не понадобится) если противник попытается пройти к пирсу, то получит выстрел практически в упор. Конечно, отойдя на безопасное расстояние, никто не помешает расстрелять наши корабли, но тогда их можно затопить так, что порт будет заблокирован.

— Но, Александр, тогда и мы не сможем воспользоваться портом.

— Та абсолютно прав, Альфред, но пока мы не можем себе позволить держать флот. Это слишком дорого, ведь всех специалистов придется нанимать за границей и платить им жалованье и немалое жалованье. Корабли потребуют уголь и его тоже надо закупать, наконец, за кораблями надо ухаживать, иначе они превратятся в ржавые лоханки.

— Да, а ведь Негус даже не думал над этим…

— Знаешь, Альфред, не помню, кто сказал, но это звучало как: «Хочешь разорить маленькую страну — подари ей крейсер!».

— И что, нет никакой возможности удержать порт?

— Еще можно его заминировать так, что никто не пройдет, помнишь, я говорил тебе об этом. Но пока у нас нет минных специалистов. Но есть еще один способ… Скажи, пожалуйста, рас может сдавать в концессию иностранцам принадлежащие ему земли?

— Думаю, что да, может. Просто еще никто из расов не додумался до этого, а так они вольны делать на своей земле все, что им заблагорассудится.

— А что, если я договорюсь с Россией об организации военно-морской базы в Массауа и сдам под эту базу землю в аренду, скажем, на 25 лет. Гражданский порт будет рядом, но мы так составим соглашение, что Россия будет обязана (если она захочет иметь базу в Африке), защищать от вторжения с моря союзные ей земли. Земля остается нашей и через четверть века мы можем не продлевать договор аренды. Но, это уже вопросы внешней политики и я должен согласовать их с тобой и Негусом.

— Хорошо, завтра после парада и награждения я поговорю с Менеликом.

— Тогда поговори с ним и по другому поводу. Помнишь, как много мы говорили про железную дорогу, о том что без нее невозможно экономическое развитие? Теперь у нас есть порт и участок железной дороги до Асмэры. Пора поднять вопрос об использовании пленных для скорейшего строительства железной дороги. Я обещаю проложить железную дорогу до Мэкеле, расы тех земель, через которые пройдет железная дорога и которые заинтересованы в торговом развитии своих городов, должны присоединиться к строительству. Например, уверен, что доблестный дэджазмач, рас Шоа и Харара Мэконнын поддержит своими деньгами строительство железной дороги от Мэкеле до Харара, а могущественный Негус выделит золото для работ по прокладке путей до Аддис-Абебы. Если еще кто-то хочет войти, то его доля будет пропорциональной участку пути, который он будет финансировать. Тогда дорогу можно завершить за один-два года, так как одновременно будет строиться несколько участков и потом останется только соединить узловые станции, от которых в будущем можно тоже пустить свои линии железной дороги.

— Звучит заманчиво, я бы тоже поучаствовал на пути к Аддис-Абебе, ведь там мой дом.

В разговор вклинился рас Мэконнын и сказал, что он проведет за свой счет дорогу от Мэкеле до Харара. Только где взять паровозы и вагоны?

— Отец, два состава у нас есть, для однопутной узкоколейной дороги на первое время будет достаточно. Кроме того вдоль дороги сразу же будем вкапывать столбы для телеграфа. Организуем две компании: железнодорожную и телеграфно-телефонную, прибыль будем делить по долям участия в строительстве. Послезавтра приглашаю проехать на поезде по моей провинции и посмотреть на порт — дорога в один конец — 5–6 часов. 180 километров проехать при средней скорости 30 километров в час не составит проблемы, назад будет чуть медленнее, так как Асмэра на высоте полутора тысяч метров над уровнем моря, но подъем идет достаточно полого.

— Хорошо, я бы поехал посмотреть, сын. Никогда не ездил на поезде и не видел моря и больших кораблей.

Ильг отказался, так как поездов и кораблей он уже немало видел, а здесь у него много дел.

— Альфред, тогда я попрошу подумать еще над одним очень важным вопросом. Мы тут строим всякие планы, а ведь формально война не закончена, мирного договора нет и в любой момент война может начаться с новой силой. Италия сама не предложит переговоры, тогда мы должны это сделать, но выступать как победители, с позиции силы.

Я предложил начать процесс сейчас, так как на днях газеты должны опубликовать снимки разгрома госпиталя, кроме того, я отправил в Петербург, в одну из газет, где меня знают, сообщение о победе при Адуа и бесчеловечном убийстве русских врачей итальянцами. Сейчас начнется волна протестов в России и ведущих странах Западной Европы и нам надо, чтобы ни один итальянский солдат не захотел ехать на эту войну, и ни один рабочий не согласился грузить военный груз в трюмы транспортов, отправляющихся в Эфиопию.

— Александр, я отправил вчера телеграмму Пьетро Антониелли, но ответа пока нет. Я повторю ее завтра и пусть он напишет, что снимки сделаны военным корреспондентом газеты «Неделя» господином Павловым. Это будет честно и не принесет неприятностей самому Антониелли, он мне еще понадобится. Сначала надо заключить соглашение о перемирии, а для этого ситуация с разгромом госпиталя будет как нельзя кстати.

Все-таки Ильг не только инженер, но и большой дипломат, недаром продержался здесь более десяти лет и сейчас — лучший друг Негуса.

— И еще, Александр, хочу тебя обрадовать, — продолжил Альфред, — твои идеи с образованием получили полную поддержку у Негуса. Уже работают около сотни начальных школ светского образования, идет поиск подходящих учителей для следующих школ. В Аддис-Абебе создано что-то вроде министерства образования, которое этим и занимается.

Как мне уже объяснили до этого, начальное, среднее и высшее образование в Эфиопии уже есть и было всегда. Только оно было исключительно духовным и опиралось на монастыри. Дети обучались письму, чтению, четырем действиям арифметики (но не более, даже на продвинутых ступенях), пению и музыке (исключительно религиозного содержания). Выпускались из этих школ священники разного уровня, высшее образование было богословским и позволяло вести бесконечные диспуты религиозного характера. А общем, по характеру образования: мусульманское медресе и Славяно-Греко-Латинская Академия допетровских времен.

Почему теперь и дальше я буду говорить об Эфиопии: потому что к Абиссинии теперь полностью присоединена провинция Тигре, большая (и лучшая!) часть которой при итальянцах была Эритреей.[3]

На следующий день с утра в поле была выстроена вся армия Менелика. Я ни разу не видел восьмидесяти тысяч воинов в одном месте, зрелище внушало уважение. Справа под охраной толпились пленные итальянцы вместе с воинами туземных эритрейских батальонов — они тоже взирали на невиданное зрелище: кто с деланным безразличием (особенно, офицеры, мол, видали мы толпы дикарей), кто угрюмо, вспоминая что-то неприятное, что со страхом (это черные воины). Наша небольшая группа стояла недалеко от гвардии Негуса, разряженной «в пух и прах» — в пестрых лемптах, в перьях всех сортов от страуса до павлина, все с новенькими итальянскими многозарядками в руках. В плане вооружения от них не отставали только «драгуны» Мэконнына — тоже, все как один, с многозарядными винтовками. Букин был в свите Негуса, слышал, что он тоже теперь фитаурари. Вообще его стараниями в армии Негуса при ее экстренном сборе после самовольного драпа у Мэкеле произошли кардинальные изменения в структуре и воинских званиях.

Армия теперь делилась на корпуса, дивизии, бригады, полки, батальоны, роты, взводы, отделения. Была введена разветвленная система воинских званий: выше всех стоял дэджазмач, пока это звание носил лишь Мэконнын и оно равнялось генералу армии (полному генералу), корпусом — кеньязмач: здесь могла быть «вилка», зависящая от величины корпуса в две или три дивизии, то есть европейский аналог генерал-лейтенант или генерал-полковник, из знакомых мне им был рас Микаэл, кроме него это звание носило еще 3 или 4 военачальника, дивизией командовал фитаурари — генерал-лейтенант, их было еще больше, бригадой командовал геразмач и звание это было равно генерал-майору. Полком командовал туркбаши (полковник), батальоном — младший туркбаши (подполковник), ротой или сотней — баламбарас, полуротой или полусотней — баши (он же субалтерн-офицер в роте), взводный командир получил древнее звание «баляге» — что означало мелкий дворянин-однодворец, наделенный за службу наделом земли[4]. Унтер-офицеры, отсутствовавшие в старой армии Негуса, стали называться: яамбель-туки — фельдфебель, старшина роты; яамса-туки — старший унтер-офицер, помощник командира взвода; туки — младший унтер-офицер, командир отделения.

Рассказывая о новых званиях и реформах управления армией, Букин посетовал на проблему со знаками различия: погоны с шитьем вводить дорого, металлическую фурнитуру (те же звездочки) не достать, да и тоже дорого. Пользуясь своим «послезнанием» подсказал ввести суконные нашивки в виде геометрических знаков — ромбы для азмачей: от одного у геразмача и далее; прямоугольники — «шпалы» у полковника (две «шпалы») и подполковника (одна «шпала»); обер-офицеры носят «кубари» — от одного у баляге до трех у баламбараса; унтера — треугольники-«семечки» — все как в РККА, знаки красного цвета в пехоте, синего в кавалерии, черного — в артиллерии и технических войсках (если таковые в ближайшее время случатся). Вопрос о размещении знаков — можно на воротнике рубахи или на ее рукаве, на шаму их, вроде, пришить некуда, не на спину же… Обрадованный Букин тут же ускакал, не иначе, отправился обрадовать Негуса, что проблема знаков различия решена и решение очень дешевое — клочки ткани.

Теперь же, рассматривая войска, ни на одном воине, даже гвардейцах, никаких нашивок я пока не видел; идея должна «отлежаться», созреть и прийти гениальным озарением в голову самого Менелика, а не какого-то там Букина. Размышляя подобным образом, чуть не пропустил момента награждения. Ко мне прибежал посыльный от Менелика исказал, что Негус требует меня «пред светлые очи». Оказалось, что я произведен в чин кеньязмача и на плечи мне был нацеплен золотой воротник, чуть поменьше, чем у Мэконнына. На голову водрузили затейливый головной убор вроде «клумбы» из перьев: страусиные перья шапкой вокруг головы, а из них торчит пук павлиньих перьев. Потом мне прикрепили на одну сторону рубахи золотую восьмиконечную звезду ордена печати Соломона первой степени, через плечо одели зеленую муаровую ленту с шестиконечной звездой Давида с наложенным на нее христианским крестом [5], а на другую — орден «Звезда Эфиопии» также первой степени — с красивой филигранной многолучевой звездой и круглым военным щитом с орнаментом, таким же как и на реальном щите высших военачальников, как я понял все это — за разнообразные боевые заслуги. За пояс запихнули кривую саблю с золотой рукояткой и рубином, в золотых ножнах и в руки дали золотой круглый щит (это по воинскому званию). В таком виде меня представили Негусу, я отдал честь на европейский манер и отвесил низкий поклон. Негус вручил мне грамоты на пергаменте на все ордена и звание и владетельную грамоту на новые земли Тигре. Все грамоты были на толстом пергаменте с письменами на амхарском, выполненные чернилами разного цвета и большими висячими сургучными печатями. Рядом поставили ларец, как объяснил переводчик — там награды всем моим людям, внутри — список с переводом, так что разберусь. Потом еще вызывали военачальников: Мэконнын получил те же ордена первой степени, что и я, второй степени были удостоены расы и азмачи поменьше: из знакомых — рас Микаэл и Букин. Третьими и последующими степенями орденов награждали непосредственные начальники (вот для чего мне принесли шкатулку), еще более существенные по размерам сундуки поставили возле каждого раса. Из гражданских лиц — Альфред Ильг получил ордена первой степени и портрет Негуса, окруженный бриллиантами (дизайн скопировали с портрета Александра III, что я вручил Негусу). Спросил Ильга:

— Наверно, орденские знаки заказывали в Европе?

— Нет, Александр, это работа армянского ювелира из Аддис-Абебы.

После награждения перед Менеликом и военачальниками довольно нестройно протопали колонны войск, подымая клубы пыли, конные упряжки провезли 4 батареи маленьких орудий Гочкиса, за которыми бегом пробежали артиллеристы в красных курточках и фесках, похожие на Маленького Мука, ухитрившись при этом не потерять свои тапки. Проскакала галласская конница, потрясая пиками и мультуками, издавая разнообразные воинственные выкрики.

Я уже подумал, что это все и пора зрителям, поаплодировав, разойтись, однако я ошибался. К нескольким столбам, вкопанным у задней части площадки напротив Менелика и высокопоставленных гостей, люди в красных колпаках притащили несколько упирающихся человек, что-то кричащих Менелику. По жалобному тону я понял, что они умоляют о пощаде. Среди несчастных был рас Мэгеша, бывший сепаратист, и, как поговаривали, любовник Таиту[6], бывший дэджазмач, еще несколько членов старого Военного Совета. Их привязали к столбам, появились гвардейцы, раздался залп и люди в красных шапках отвязали трупы, привязав на их место других приговоренных к смерти, как было сказано, предателей. Еще залп и еще… Мне всегда неприятно убийство беззащитных людей, как бы оно не называлось, тем более публичное, поэтому я отвернулся в сторону, откуда доносились дикие крики. К моему ужасу, на другой край поля согнали черных стрелков туземных батальонов и теперь люди в колпаках с деловитостью мясников отсекали у каждого их них правую кисть и левую стопу. Я спросил у Альфреда, что это происходит, он ответил, что таков обычай в отношении солдат-предателей, — им отсекают конечности. Но ведь они же не виноваты, они только подчинялись приказам офицеров, а итальянцев как я понял вообще наказывать не будут, они в статусе наблюдателей действа — вот мол мы какие — бей своих, чтобы чужие боялись… Уронив щит, я кинулся на колени перед Негусом.

— Что случилось, рас Александр, первый раз вижу, чтобы ты стоял на коленях!

— Великий Негус негешти! Яви милость, не вели казнить тигринья, отсекая им руки и ноги!

— Но таков наш военный обычай. Поэтому у нас не предают!

— Они не предатели, так как подчинялись приказам итальянцев. И это кровавый обычай, у всех народов они когда-то были, но от них отказались. Пощади несчастных, мне не надо наград, только помилуй их!

— Встань, рас и мой кеньязмач, не годится тебе стоять на коленях ради каких-то тигринья. От наград Негуса не отказываются, ты награжден ими по праву. Хорошо, я милую их.

Рас махнул рукой и к месту казни помчался всадник. Видимо, Негус понял это так, что я не хочу править калеками, стариками и женщинами. И так провинция Тигре пострадала больше остальных, погибло очень много молодых мужчин, которых забрали в армию и они погибли на полях сражений, а теперь еще умрут после казни. После этой экзекуции обычно выживали трое из двадцати, остальные умирали от потери крови[7].

Когда стало возможным уехать, за мной приехали два казака забрать тяжелую шкатулку. Скинув перья, воротник и ордена, я, взяв фельдшера, поспешил к месту казни. Успели искалечить три десятка человек, один умер от шока, другим товарищи пытались остановить кровь, зажимая раны тряпками. Фельдшер наложил жгуты и посадив на мулов, повез несчастных в госпиталь Красного Креста. Меня обступили тигринья, избежавшие казни, многие встали на колени, пытались поцеловать руку. Все говорили что-то благодарственное, но я не понимал языка, пока не пришел уже довольно пожилой тигринья в ношеном мундире с унтерскими нашивками и на ломаном французском сказал, что они благодарят меня и будут молиться за мое здоровье:

— Теперь все тигринья — твои должники, рас Александр. Многие видели как ты стоял на коленях перед Менеликом, умоляя пощадить нас.

Пользуясь случаем, решил прояснить их дальнейшую судьбу. Сказал, что они будут искупать свою вину трудом, а потом вернутся домой. Работа будет заключаться в постройке дороге и уборке трупов и мусора после войны. Все они будут разбиты на сотни и каждая сотня будет выполнять свою работу. Те кто хорошо работает, будут лучше питаться и быстрее попадут домой. Лодыри и лентяи мне не нужны, я их лучше в Судан продам, в рабство — пусть там на рудниках работают под плетьми суданцев. А хорошие работники мне самому нужны и они вместе со своими семьями будут хорошо жить в новой Тигре, где их никто зря не обидит.

Закончив свою речь, поехал к итальянцам. Там также рассказал про фронт работ и перспективы возвращения домой. Сказал, что лучше будут жить специалисты, особенно инженеры и техники, я им еще и платить буду. Из военных специалистов — артиллеристы, готовые служить лично у меня, в итальянцев они стрелять не будут. Приоритет будет отдан лицам, знающим тигринья, французский или немецкий язык. Это относится и к офицерам, служившим в туземных батальонах. Набралось довольно много желающих и я попросил старших по званию в каждой группе подготовить списки, желающих служить. Уже собрался уезжать, когда ко мне подошел майор Роса, один из трех старших офицеров бывших парламентерами при обсуждении условий сдачи в плен. У майора все еще была перевязана рука, но, на этот раз она была аккуратно перевязана, видимо, в госпитале.

— Хочу вас поблагодарить, ваше превосходительство, за препарат в виде белого порошка, в госпитале мне сказали, что это ваше изобретение и оно прошло клиническую апробацию и рекомендовано для лечения ран. Я уже думал, что потеряю руку и психологически подготавливал себя к ампутации, но ваш порошок сотворил чудо, рана очистилась от гноя и идет быстрое заживление. Поэтому я хочу помочь вам своими знаниями, я артиллерист и неплохой военный инженер.

— Синьор Роса, а знакомы ли вы с морскими орудиями крупного калибра, видимо, не очень современными?

— Ваше превосходительство, если не очень современными, то разберусь.

— Тогда я вас приглашаю послзавтра в поездку к морю, мне будет интересно услышать ваше мнение как специалиста.

Вечером в лагере был пир по случаю награждений. Во-первых, все были награждены серебряной медалью за битву при Адуа с изображением льва и датой 1892 г. (солдаты негуса получали бронзовый вариант, офицеры-серебряный, генералы — золотые медали). У нас золотые медали получили я, Букин, Нечипоренко, Стрельцов и Бяков. Трое казачьих офицеров были награждены еще и рыцарской степенью ордена печати Соломона в виде нагрудного знака с тем же дизайном — то есть шестиконечная звезда с наложенным христианским и под короной на колодке из зеленой муаровой ленты. А Нечипоренко к тому же стал офицером рыцарей звезды Эфиопии (4 степень ордена) — тоже нагрудный знак в виде пятиконечной звезды под короной на колодочке с лентой цветов государственного флага. Он же получил золотое шитье геразмача на воротник, став «эфиопским превосходительством», Стрельцов стал туркбаши, а Бяков — младшим туркбаши. Всем произведенным в очередное звание за заслуги и награжденных орденами вручил соответствующие грамоты Негуса.

После этого казаки вытащили здоровенный казан с пловом и гомбу с тэчем — обмывать награды. Я отдал Нечипоренко мешочек с золотом и перстнем, полученным от раса Микаэля за зарубленного галласами казака для передачи его семье. Аристарх Георгиевич сказал, что за трофеи в Асмэре они деньги получили, но казначей Ильга сам захотел посмотреть, что за корабли захвачены и какие там пушки, кроме того, оценить на складах военное имущество — пять тысяч винтовок привезли с поездом, но десять еще осталось и кое-какие боеприпасы. Вообще-то на складах было двадцать тысяч винтовок Манлихера— Каркано, но я приказал Новикову спрятать на складе с продовольствием пять тысяч винтовок с боеприпасами для меня и Мэконнына, иначе все уйдет гвардейцам в Аддис-Абебу — так оно и случилось, на смотре вся гвардия была с новенькими Манлихер-Каркано, а остальным ничего не обломилось. Кроме того, на складе была батарея новеньких горных орудий, которую я тоже отдавать не захотел — а чем я десант буду отбивать, коль таковой случится, из рогаток или местными дротиками? Вот боеприпасами поделюсь, там их чертова туча для 37 мм пушек Гочкиса, пусть на трофеи две трети забирают. Еще на складе был целый паровоз в полуразобранном виде, причем, размерами побольше тех игрушечных, что бегали до Асмэры и обратно. Характерно, что он был тяни-толкаем, то есть будка машиниста в середине, а справа и слева — котлы и две трубы по краям. Я не специалист в древних паровозах, и, когда машинист того «паровозика из Ромашкова» на котором мы поедем, с гордостью сказал, что его машина называется танк-локомотив, невольно посмотрел толщину металла кабины. Вместо броневых плит кабина была деревянной, обшитой жестью. Оказывается танк — это от носилось к тому, что паровоз сам везет дополнительный резервуар с водой-танк (сразу вспомнил почему первые боевые машины стали называть танками — когда англичане клепали здоровенные ромбовидные корпуса первых танков «Марк-1», был пушен слух, что это — резервуары для бензина — «танки»). Больше военных грузов ни на пароходе, ни на складах не было, остальное было продовольствием.

Я похвалил плов, а казаки сказали, что это Павлова благодарить надо — он прислал два мешка морковки и мешок капусты нового урожая (первого русского урожая в Эфиопии!). Казаки и так морковкой похрустели, соскучились по родному овощу после сладких фиников с апельсинами. Морковь привез караванщик из Харара, он завтра назад пойдет с частью имущества раса, так как войска Негуса возвращаются по своим квартирам. Если что отправить — он завтра с утра придет и они мне передали два письма от Маши и письмо от Павлова. К Машиному письму прилагался увесистый пакет — целая посылка. Послание от Маши я в спокойной обстановке почитаю, без лишних глаз. Вскрыл пакет от старосты Иван-ага, может, они там голодают или напали на них? Нет, все нормально, сняли первый урожай, «морква» уродилось хорошая и много, а вот капуста — мелковата, ей воды больше надо, лук и чеснок сеяли семенами, поэтому в следующий урожай снимать будут, а так растут хорошо. Так что зимовать будем с луком-чесноком и квашеной капустой (неужели они думают, что здесь снег выпадет, и не надейтесь на печи полежать, не выйдет). Дальше шло про цены на скот, что он тут дешев, но молочных коровок нет, и так далее… Написал, что рудознатцы привлекли к работам две сотни черных рабов и теперь у них золото потоком идет, уже пытались его отнять, но они отбили грабителей, перебив всю банду и теперь их больше не трогают. Кроме моих приисков, они занялись приисками раса Мэконнына, как я и просил, там тоже все переделали и они стали давать выход золота вчетверо против прежнего. Двое женились на абиссинках, решив здесь остаться навсегда, одна из жен уже непраздна. (Вот, скоро русско-абиссинские ребятишки пойдут!). Рассказал казакам новости хозяйственного Павлова, про золото не упоминал. Спросил, не надумал ли кто остаться здесь, война, вроде закончилась (в моем времени это так и было, но здесь может по-всякому пойти). Казаки засмеялись, сказали, что девок, пока шла война, не смотрели, а теперь, кто холостой, может и женится и стали подначивать холостяков и вдовых. Объяснил, что это земля теперь моя от Мэкеле до самого синего моря и если кто захочет — лучший кусок земли под станицу отрежу. Говорят, на севере здесь апельсиновые рощи, пахнет — как в райском саду. Если есть желающие, могу отправить отделение посмотреть место. Попросил пару казаков сопроводить меня до телеграфа. Телеграф, естественно, закрыт, стал стучать в двери дома мэра. Открыла испуганная служанка. Сказал, что пришел владетельный князь провинции Тигре, рас Александр.

— Ах, ваша светлость, — засуетился показавшийся из спальни в домашнем халате мэр, — прошу меня простить, одну минуту, выпейте пока кофе, пожалуйста, сделайте одолжение.

Служанка принесла кофе, появился мэр в мундире, с припудренным цветущим синяком под глазом.

Спросил, откуда синяк. Оказывается ашкеры, захотев отведать фиников, не долго думая, срубили пальму и уже принялись за вторую, как им помешал мэр.

— А ведь пальма, она десять лет растет[8], прежде чем начнет плодоносить, но солдатам это все равно… Побыстрее бы они уходили отсюда, загрязнили весь город, сломали все, что только можно сломать. А ведь какой город был, вы же помните? Вот ваши солдаты вели себя прилично, никого не трогали и за все платили деньги, жители нарадоваться не могли, а потом вы уехали в Массауа и пришли эти дикари.

Ой, простите, вы же тоже служите генералом у Менелика, — спохватился мэр.

— Ничего, господин мэр, солдаты уйдут в течение двух дней, а я останусь, я теперь владею этой провинцией и обязан о ней заботится и защищать ее.

— Да, ваша светлость, мне уже сказали, как вы уговорили Менелика не казнить несчастных тигринья, они вам так обязаны, и считают святым.

Вот только святым мне пока не доводилось быть, что же когда-то надо начинать… Спросил мэра, останется ли он в Асмэре или хочет уехать?

— Что вы, ваша светлость, куда мне уезжать, меня никто нигде больше не ждет.

— Тогда поступайте ко мне на службу, господин мэр, мне нужен хороший хозяин в городе. Завтра я вам дам сотню тигринья, чтобы наводили порядок, или лучше две?

— А можно три, ваше сиятельство, надо ведь и починить многое…

— Хорошо, берите четыре сотни, только заботьтесь о них и кормите, вернусь через пару дней, проверю. Будьте завтра в моем лагере к девяти утра, а еще лучше — предварительно отберите две сотни тех, кто у вас был в местной милиции и добавим еще две сотни.

На телеграфе меня уже ждал телеграфист, протягивая две пришедших мне телеграммы. Первая — от Обручева, ее надо расшифровывать, заберу с собой. Главное, что шифровки проходят, а что бы им не проходить — линия в бывшей Эритрее контролируется мной на всем протяжении, за саботаж я буду вешать на пальмах, раз они растут аж десять лет. Вторая открытым текстом от редактора «Недели» Гайдебурова: «Кто вы такой? Редакция не посылала корреспондента в Эфиопию». Велел передать на тот же адрес за счет получателя: «Посмотрите внимательно на фамилию, имя и отчество. Мы встречались а аптеке Генриха и ресторане Донон. Информация проверенная, вы ее увидите в иностранных газетах».

[1] Армейская присказка

[2] Фраза из «Золотого теленка» И.Ильфа и Е.Петрова 1931 г.

[3] Так и осталось сейчас, несмотря на то, что есть Эфиопия, осталась и Эритрея, которые воевали друг с другом, истощив экономику обеих стран до предела и теперь отношения между ними, мягко говоря, натянутые.

[4] Сейчас «баляге» стало носить уничижительный смысл — «деревенщина».

[5] Первый орден учрежденный императором Йоханнысом IV

[6] Кто его знает, я как говорится, свечку не держал, люди всегда склонны наговаривать лишнее, но когда Негус в 1902 г заболел и, практически, отошел от дел, Таиту за ним нежно ухаживала еще десять лет, до самой смерти Менелика, и они производили впечатление любящей пары, что, скорее всего, и было на самом деле.

[7] Один из путешественников, бывших на месте битвы при Адуа через год, видел горы гниющих отсеченных конечностей, а у русла пересохшей речки лежал вал из останков тех, кто добрался полком до реки, пытаясь утолить жажду, да так и умер там.

[8] Да, 10–12 лет растет, но потом плодоносит 200 лет, давая с дерева четверть тонны фиников в год.