90-е: Шоу должно продолжаться – 12

Глава 4

— Это мыши, — прошептала Ева и захихикала. — Наверное, выводок пищит.

— Ррромантика! — прошептал я в ответ и тоже тихо засмеялся.

Мы сбежали на сеновал почти сразу же, как объевшиеся гости решили, что настало время танцев. Деревенской экзотики типа «дядя Коля с баяном» в это раз не подвезли, музыкальное сопровождение было вполне современным — на всю улицу голосил кассетный магнитофон с большими колонками. И зрелище отплясывающих под попсу рокеров мы решили пропустить. И сбежать вдвоем с Евой в место нашей ночевки. Спальники были разложены на деревянном помосте. Но мы решили хлебнуть сельской романтики по полной. И перетащили свои спальники на сено. Его уже было не то, чтобы очень много, большую часть живность уже подъела. Но осталось еще достаточно, чтобы в нем поваляться. И не то, чтобы это было прямо очень уж удобно, конечно. Колючая сухая трава тыкалась в спину сквозь тощие спальники, травинки лезли в лицо, и в темноте было чертовски трудно от них избавиться. Но в этом всем был какой-то удивительный шарм. Когда мы перестали возиться и устроились более или менее удобно, раздался тот самый многоголосый писк. Видимо, мы растревожили семейство местных обитателей. И они высказывали нам свое возмущение.

— Хорошо, что ты меня убедил поехать тоже, — сказала Ева. Уже не особо шепча. На самом деле, мы могли даже орать во всю глотку, народ на свадьбе точно ничего бы не услышал. Там все азартно и хором подпевали «Ласковому маю» из колонок. — Такое удивительное приключение получилось. Только прохладно как-то…

Ева повозилась, прижимаясь ко мне поближе.

— Без тебя мне пришлось бы труднее, — сказал я, смахивая с руки что-то щекочущее. Может быть, соломинку. А может и насекомое. Ну да, сеновал — та еще экосистема. Живности здесь было полно… всякой. Романтика — она такая. В душе — прилив нежности и восторга. Снаружи — колючие сухие травинки, мыши и тараканы. Но все равно здорово было лежать вот так вот, крепко обнявшись, утопая в хрустком сене. И слушать приглушенные дощатыми стенами звуки деревенской свадьбы. Пьяные выкрики, нестройный хор голосов, хохот, взвизги девушек…

— Знаешь, о чем думаю? — спросила Ева. — О театральных актерах. Они же каждый вечер выходят на сцену. И играют там одно и то же. Это для нас, зрителей, спектакль — это праздник. Мы видим это все только один раз. А они? Каждый вечер они выходят, изображают все эти эмоции… Для них это рутина. Типа как зубы почистить. Эти зрители с их аплодисментами. Эти страсти… гм… шекспировские.

— Какие у тебя философские мысли для сеновала, однако, — усмехнулся я.

— Нет, ну правда! — Ева приподнялась на локте. — Я сейчас смотрю на наших. Это же в первый раз, когда у них столько концертов подряд. Еще и с дорогой. И вот этим всем. Как они… Они же должны очень уставать, наверное.

— Пока не знаю, милая, — отозвался я. — Но я тоже за этим слежу. Из моего небольшого опыта общения с публикой, могу сказать только, что…

Я задумался. Представил себе зал «Фазенды». Почему-то именно этот образ настойчиво лез в голову в качестве примера. А вовсе не то памятное награждение в Питере, когда пришлось импровизировать и придумывать на ходу… всякое. А вот публичная рутина…

— Наверное, нужно просто примириться с мыслью, что это каждый раз как первый, — сказал я. Вспомнил медитативный танец Наташи в волчайском клубе. — Нельзя привыкнуть. Во всяком случае, это не быстро происходит.

— Тогда это должно быть ужасно утомительно, — сказала Ева.

— Так и есть, — сказал я. — Но не только. Наверное это… как секс.

Ева чуть смущенно захихикала и уткнулась носом в мое плечо.

— Да, точно, — я прижал ее к себе покрепче. — Технически каждый раз происходит одно и то же, так ведь? Весь процесс обеим сторонам известен. Но привыкнуть все равно не получится.

— Каждый раз, как первый… — эхом повторила Ева. — Но некоторые же привыкают, да? Ну, там, семейные пары, которые много лет в браке.

— Наверняка, есть актеры и музыканты, которые тоже привыкают, — засмеялся я. — Но они вряд ли будут великими.

От пафосности этой фразы у меня засвербило в носу. Или я просто соломенной пыли вдохнул. Я громко чихнул. И внизу тут же запищали успокоившиеся вроде бы мыши.

Отличный фон для рассуждения о величии актеров и музыкантов. На сеновале одном из райцентров Новокиневской области. Прямо высокая философия.

Но Ева не засмеялась. Лица ее мне было не видно в темноте. Но почему-то я знал, что оно задумчиво-серьезное.

— Да нет, не совсем так, — сказал я. — К черту величие. Величие в случае актеров и музыкантов — это скорее про деньги, маркетинг и прочие приземленные и насквозь неромантичные вещи. Каждый раз как первый — это про счастье. Видеть восторг публики. Смотреть в глаза тех, кто пришел тебя послушать. Видеть блеск глаз… Это очень заряжает, правда. Устаешь, конечно, но оно того стоит. Даже если это не про деньги.

— Не сказала бы, что вы где-то работали только за восторг публики, — снова захихикала Ева.

— Эй, а как же кафе «Бродяга»? — возмутился я.

— Я видела, что эти шоферюги тебе заплатили, — сказала Ева.

— Но когда я все это затеял, я понятия не имел, что так будет, — пожал плечами я. Ну да, на самом деле, для меня тоже та ситуация была сюрпризом. Парни уже собирали инструменты, когда тот тощий, с которого все началось, отозвал меня в сторонку и сунул незаметно в руку несколько купюр. И сбивчиво объяснил, что они с мужиками скинулись, не побрезгуй, мол. А я и не побрезговал. И даже не сказать, чтобы удивился такому повороту событий.

— Наверное, поэтому… — проговорила Ева и замолчала.

— Что? — я легонько толкнул ее в плечо. — Договаривай.

— Не знаю, как сказать, — продолжила Ева. — У нас на одной сессии зашел разговор про деньги. И там говорили, что хорошо зарабатывать можно только когда к этому стремишься. И что нужно научиться отказывать и говорить нет. И научиться не тратить лишнее. А когда я смотрю на то, как ты действуешь, то мне кажется, что они совершенно не правы. Ты как будто вообще про деньги не думаешь. А они к тебе сами приходят. Ты много тратишь, никогда не жадничаешь. И все равно…

Я молчал, не зная, что ответить. Точнее, знал, конечно. В свое время, когда я только начал свой путь на ниве частного бизнеса, я тоже всячески ломал голову над вопросом «как, блин, зарабатывать⁈» И даже прошел десяток разных тренингов и курсов по этому поводу. Много шишек набил, пока начало получаться. И пока я пришел к своей стратегии в этом вопросе. Просто весь этот опыт был получен в условиях более… суровых что ли. В двухтысячных и конкуренция стала более жестокой, и потребители более грамотными. Разве что не стреляли уже…

— Я тоже хочу вот так, как ты… — прошептала Ева. Уже довольно сонным голосом. — Ты же меня научишь?

— Обязательно, — тихо проговорил я в ответ. Но не уверен, что она услышала. Дыхание ее стало размеренным и глубоким. Она уснула.

Я заботливо прикрыл ее открывшееся плечо спальником. И мысленно засмеялся. Ну вот, сбежали вдвоем на сеновал. И вместо того, чтобы предаться самозабвенному сексу в каноничных, можно сказать, условиях, трепались про работу и деньги. Нормально, да?

Впрочем, романтика сеновала реально на секс как-то не очень настраивала. Душа в ближайшей доступности нет, даже до туалета надо топать… эээ… в общем, я только приблизительно дорогу помнил.

Снаружи раздался взрыв хохота. Громкие пьяные голоса. Магнитофон замолк на какое-то время. Но ненадолго. Кассету перематывали.

От храпа Яна сотрясались стены. Вроде бы, он должен был ночевать в каком-то другом месте, конечно. Например, под свадебным столом… Второй «скрипкой» в утренней симфонии выступал Бегемот. Кажется. Но разбудило меня не это, а вовсе даже вопли петуха. Я посмотрел на часы. Половина восьмого. Чувствовал я себя бодрым и свежим, хотя в носу слегка першило. Надеюсь, это не потому что я простыл. Просто пыли надышался. Ева тоже открыла глаза и сонно улыбнулась.

— Я бы выпила кофе, — сказала она.

Мы выбрались из сена. Сначала старались не шуметь, но потом забили. Разбудить наших спящих рокеров сейчас можно было, разве что водой их из шланга окатив. Да и то не факт.

— Погода какая хорошая, — Ева потянулась. В ее растрепавшейся косе застряли травинки. Подозреваю, что в моих волосах тоже. — Прямо лето!

У вчерашнего банкетного зала уже царило некоторое оживление.

— Эту страну не победить, — пробормота я, прислушавшись к разговорам. Бодрым таким. И не скажешь, что эти же люди буквально несколько часов назад голосили на все лады, поломали забор… Впрочем, это забор выглядел так, будто его уже не впервый раз завалили…

— Эй, молодежь! — тут же окликнул нас с Евой красномордый мужик, который вчера был за тамаду и вдохновлял гостей на алкогольные подвиги. — А вот уже ушица поспела, давайте-ка к нам!

— Уха на завтрак? — удивился я.

— Ты что ли в первый раз на деревенской свадьбе? — Это традиция, можно сказать.

— Да уж, — фыркнул я. — Хотя я бы сначала предпочел принять ванну, выпить чашечку кофе…

— Ага, и какавы с чаем, — засмеялась Ева.

В целом, агрессивное деревенское дружелюбие меня не смутило. Я немного волновался за Еву, но она из всех моих спутников, за исключением, разве что Шемяки, оказалась ко всем полевым тяготам приспособленной больше, чем даже я. Легко включалась в разговоры с подначками, смеялась грубоватым шуткам, легко шутила в ответ. Городские гости свадьбы еще спали, мои орлы, я уверен, продрыхнут до обеда. Будить их раньше я не собирался. Зато деревенская часть свадьбы сползлась к месту празднования еще до десяти утра. И каждого следующего гостя приветствовали взрывами хохота и рассказами о его вчерашних подвигах.

— О, а вот и Коля! Ха, а помнишь, как ты вчера колоду бодал!

— А Ванятка-то помните, как отплясывал? Что даже штаны потерял!

— Ну ты, Семен Семеныч, и герой у нас! Жена-то тебя не прихлопнет за выкрутасы такие⁈

— Марья Ивановна прямо звезда! Помните, как из-за нее тот городской с завмагом подрались?

— А кто вчера забор-то сломал?

— Какой забор?

— Да у Михалевых же!

— А, да это дед Егор упал! Я думала ты про Ордыновский спрашиваешь…

— Ордыновский тоже сломали?

— Сломали? Да его в щепки разнесли! И убежали, щеглы! Катя, сноха-то Ордыновская, с обрезом на крыльцо выскочила, а те уже шасть…

— А кто хоть был-то?

— Вот и я говорю…

— А Томку видел кто? Она вчера с тем волосатиком целовалась, так ееный хахаль обещал ему рыло начистить.

— Дааа, начистить! Он как завалился спать в курятнике, так и не просыпался пока.

— Димка-то?

— Да нет, Славка же томкин хахаль. С Димкой они еще зимой разбежались…

Традиционную утреннюю уху зачерпывали здоровенным половником прямо из закопченного ведра. Изысканность была на общем местном уровне — то есть, все по-простому. Рыбу выпотрошили и сварили. С небольшим добавлением лука и морковки. Причем жижи было меньше, чем, собственно, самой рыбы.

— Ты ее ешь, а она на тебя смотрит, — пробормотал я, разглядывая содержимое выделенной мне эмалированной миски. Часть рыбех сохранила свою форму, и их белые глаза смотрелись… Ну, в каком-то смысле даже инфернально.

— А где Наташа? — спросил я у Евы тихонько. — Она, кажется, вчера почти сразу со свадьбы сбежала, но я не успел заметить, куда именно.

— Надо в автобусе посмотреть, — прошептала в ответ Ева.

К половине второго я решил, что мои орлы и орлицы уже достаточно наспались и отправился их будить. Растолкал, погнал умываться к колодцу, завтракать и все остальное-прочее. Наташа действительно нашлась в автобусе. Разложила в проходе несколько спальников, закопалась в них, как в гнездо. И читала книжку. Убедившись, что с ней все в порядке, я сбегал к столу и собрал ей в миску всякого разного на завтрак.

Часикам к трем мы притащились-таки в местный клуб.

Здесь не было даже сцены. Собственно, это была просто большая комната с деревянным полом. Точнее, в самом помещении клуба комнат было две — поменьше, типа вестибюль. И побольше — собственно, наша концертная площадка. Ну и место для танцев. В первой половине клуба на стенах были развешаны фотографии, вырезки из газет, детские рисунки и какие-то выцветшие вымпелы. Имели даже столы и стулья, притиснутые к стенам. А во втором помещении на дальней стене до сих пор висели бумажные пузатые буквы «С новым годом». Причем, неизвестно, с какого года они там висели. И вдоль обеих стен — школьные стулья разной степени обшарпанности.

— Прикинь, они приколочены! — объявил Бельфегор, который попытался один из них сдвинуть.

— Так это с тех пор, как Данике голову проломили, — жизнерадостно объявил Степан. — Там, в общем, ребята расшалились, взялись стулья друг в друга кидать, ну и попали прямо в темечко Данилке-то Смирнову.

— Насмерть? — ахнула побледневшая Кристина.

— Да не, чо сразу насмерть-то? — смутился Степан. — Отлежался два дня. И в армию ушел.

— И его с черепно-мозговой травмой взяли? — удивилась Кристина.

— Так мозга-то нету, откуда травма? — с простецким видом развел руками Степан.

Повисло молчание, наш концертный менеджер обвел всех взглядом и смущенно захихикал. — Да ладно, мужики, вы чего? Шучу же я. Нормально все с Данилкой. Шишка была такенная вот. И все. Но стулья решили прибить к полу, не у всех же башка чугунная, мало ли что…

— Чугунная, ага, — пробурчал Астарот. — Башка прямо раскалывается…

— Так что же ты молчал-то? — всполошился Степан. — Сейчас сообразим, чем полечить!

— У меня цитрамон есть! — быстро заявила Кристина, бросив в сторону Степана недобрый взгляд.

— Химией еще травиться… — вздохнул Степан. — Ну, как знаете… А, да! Володя, пойдем выйдем, разговор есть!

Он ухватил меня за рукав, и мы вышли на улицу. Где у крыльца стояла двухколесная деревянная тачка, заботливо прикрытая сверху дерюжкой.

— В общем, это… — Степан потоптался на месте. — Насчет гонорара вашего. Вот у меня тут часть денежкой… — Он вытащил из внутреннего кармана сверток в газете и протянул мне. — А это вот…

Он приоткрыл дерюжку. В тачке стояли плотными рядками стеклянные банки.

— Тут, значит, соленья всякие, тушенка еще, свининка тушеная, огурчики-помидорчики, варенье смородишное, — начал перечислять Степан, загибая пальцы. — Денег-то, сам понимаешь, не у всех есть, а продукты-то свои, у вас в городе таких и не водится… Галка со мной спорила, говорила, чтобы не выдумывал. Но я подумал, что…

Степан смутился и покраснел.

— Натурпродукт — это прекрасно, — заявил я и хлопнул Степана по плечу. Сразу вспомнил другого Степу, его тезку из деревенских порнозвезд Лео Махно.

— Я бы еще сальца положил, маслица, там, сметанки, — Степан снова покраснел, но теперь уже скорее от удовольствия. — Но я ж не знаю, сколько вы еще в дороге-то будете, испортится же может. Без хлодильника-то.

— Спасибо, Степан, — сказал я и пожал нашему концертному менеджеру руку. — Все ты правильно решил, даже не сомневайся.

Мы с ним вдвоем переставили банки нашего гонорара в пазик под заднее сидение, проложив спальниками, чтобы на тряской дороге не побилось. И вернулись обратно в клуб.

Вадим с Бельфегором колдовали над пультом, Макс дергал струны своей бас-гитары. Да уж, совсем без сцены мы пока что ни разу не выступали. Надо будет тоже зафиксировать на видео сегодняшний концерт. Хотя бы частично.

— Кстати, парни, — сказал я, усаживаясь на подоконник. — А кто из вас тот герой-любовник, что с кем-то из местных девушек ночью целовался?

Бельфегор прыснул. «Цеппелины» зашушукались. Вадим криво ухмыльнулся.