90-е: Шоу должно продолжаться 7

Глава 19

— Это же… — Кирилл коснулся кончиками пальцев глянцево поблескивающей гитары. Как будто проверяя, реальна ли она. Провел по струнам, потрогал колки. Глаза блестели почти религиозным благоговением. Какие-то похожие отношения связывают Бельфегора и его поливокс. Сам я в подобных вещах чурбан-чурбаном. Не хватает в моей, простой, в сущности, душевной организации каких-то винтиков-болтиков, отвечающих за творческий экстаз или… Ну, фиг знает, как это называется. Может я поэтому и любил находиться рядом с репетирующими «ангелочками». Вот этот вот «священный огонь» то и дело мелькал в их глазах. Они не просто так дергали струны или, нажимали на клавиши и фигачили барабанными палочками. А с каким-то… исступлением или страстью, которые я замечал раньше только у очень увлеченных людей. Мои «ангелочки» правда любили музыку.

— В каком смысле — для меня? — Кирюха оторвался от созерцания инструмента его мечты и посмотрел на меня. И мне понравилось его лицо в этот момент. На нем не было детского восторга, жадности или, там, готовности облизывать мои ботинки и обещания служить мне до скончания времен, душой, телом и всем, что случится рядом. Нет. Это был умный взгляд умного человека, которому только что вручили непомерно ценный подарок. Капелька недоверия и немой вопрос. И отблески восторга, с которым он только что рассматривал этот самый фендер-стратокастер.

— В прямом, — сказал я. — Чтобы ты на нем играл.

— В смысле это в аренду? Или подарок? Или… — голос Кирюхи звучал то уверенно, то срывался. Он снова коснулся гитары, словно инструмент придавал ему сил.

— Подарок, хм… — я сморщил нос и почесал подбородок. Гримасу скорчил, чтобы накал пафоса чуток снизить. — Это какое-то сложное слово. Подарки по какому-то поводу дарят. И потом еще отдаривать нужно… Короче, у меня есть фендер. И я хочу, чтобы играл на нем ты. И не в аренду, нет. Хочу, чтобы ты забрал гитару насовсем. Потому что гитара в аренду и своя гитара — это очень разные вещи, так?

— Но он же… — Кирюха вздохнул. — Он очень дорогой. Я не могу даже представить, когда я бы мог тебе хоть как-то…

— Так, я понял! — усмехнулся я. — Так, закорой чехол, чтобы гитара тебя не отвлекала и садись обратно. Давай я тебе расскажу, как мне этот фендер достался. Ну, чтобы ты не комплексовал, что я где-то на него потратил стотыщ миллионов, и тебя нозит, что отдаривать будет нечем.

Я в красках рассказа про Василия и его внезапный порыв спонтанного добра. Акценты расставил чуть иначе, не уточняя, что как я как раз этот фендер-стратокастер и пытался выторговать. В моей версии изначально в наших с Василием делах не фигурировали музыкальные инструменты. И гитара случилась рядом просто потому что дело происходило на складе. Зато в красках расписал, как и что сказал Василий, когда его перекрыло от несправедливости.

— Так что гитара досталась мне бесплатно, — сказал я. — И будет как-то глупо, если она будет просто лежать. Сам я на ней играть все равно не смогу…

— Слушай, а это точно? — Кирюха с трудом оторвал взгляд от гитары и с неохотой закрыл чехол. — Ну… Твоя рука вроде выглядит нормально. А раньше ты хорошо играл.

«Это хорошо, что „хорошо“, а не превосходно, — подумал я. — Был бы Вова-Велиал реально крутым гитаристом, слово было бы точно другое».

— Точно, — кивнул я, выставил вперед левую руку и пошевелил пальцами, будто я их сжимаю, а они до конца в кулак не сходятся. — Был у доктора. Она сказала, что сухожилия повреждены, исправить это в Новокиневске возьмется разве что один хирург, лучше, типа, в Москву ехать. И, знаешь, я бы, наверное, заморочился, если бы была хоть какая-то гарантия.

— Типа, операцию сделают, но играть все равно не сможешь? — покивал Кирюха.

— Ахха, — криво усмехнулся я. — Полгода с забинтованной рукой, потом еще год реабилитации, и только потом, может быть…

— Но ведь если бы ты продал гитару, то тогда мог бы поехать в Москву, заплатить хорошему врачу, и… — Кирюха смотрел на меня исподлобья.

— Заткнись, — без выражения сказал я. — Давай будем честны, как гитаристу мне до тебя как до Шанхая на ушах. Ни один хирург не поправит мне руку так, чтобы я вот эдак вот научился с нифига. Так что это стопудово твоей фендер. Ну, типа судьба такая.

— Судьба… — эхом повторил Кирилл, и рука его снова потянулась к чехлу на соседнем столике. Он замер в сантиметре от замка. — Обалдеть, конечно… Можно, да?

— Твоя гитара, у себя и спрашивай, — заржал я и откинулся на спинку стула.

Получилось.

Недоверие и прочие неприятные оттенки с лица пропали. Остался блеск в глазах профессионала, который видит перед собой отличный инструмент. Ну и да, детский восторг, не без того. У детей такой бывает, когда они в первый раз в жизни видят, скажем, Деда Мороза. Или когда им первую в жизни железную дорогу подарили…

— Как думаешь, можно сегодня на репетицию ее взять? — Кирюха посмотрел на меня.

— Погоди, а ты собирался повесить его на стену и играть только по праздникам? — прищурился я. — Что значит можно? НУЖНО! Нужно его взять. Играть, чтобы пальцы привыкли, что у тебя под ними совершенство, а полено в форме гитары.

— Полено, хи-хи… — Кирюха снова погладил кончиками пальцев поблескивающий бок фендера. — А ребятам что сказать? Откуда я его взял вдруг? Они же знают, что я не могу себе такое позволить…

— Правду и скажи, — я пожал плечами. — Что Василий под добрый стих подарил.

— Он же тебе подарил, — уточнил Кирилл.

— Слушай, Кирюха, — я хлопнул его по плечу. — Мне не хотелось отдавать тебе гитару при всех, чтобы это не казалось чем-то… ну, типа приза. Или что я тебя пытаюсь как-то подкупить. И не хочу, чтобы здесь казалось так же. Это гитара. Она тебе была нужна, и она появилась. Как там цыганки говорят? «Бог послал, со мной переслал», кажется? Я сказал все, как было. Ну и все, собственно…

Кирюха слушал меня внимательно, но одним глазом все равно смотрел на гитару. Кивал. И как будто расслаблялся, что ли.

— Я тебя один на один позвал не чтобы заговор устроить, — усмехнувшись, сказал я. — Просто тут гитара, интимный момент. Как гитарист гитариста ты ведь меня понимаешь.

— Я понял, — сказал Кирюха. — Это все так круто, ты даже не представляешь… Тогда я буду теперь только на ней играть. А дома скажу, что… Да неважно. Дома даже не заметит никто!

Кирюха чуть суетливо щелкнул замками. Сжал гитарный кейс в объятиях, словно до сих пор не мог поверить, что это все не сон. Несколько секунд простоял, прикрыв глаза, потом шумно выдохнул,

— Мне уже бежать пора, — сказал он. — Чтобы до репетиции успеть переодеться… ну и… в общем….

— Беги-беги, — кивнул я. — Увидимся!

Он чуток замешкался, будто пытаясь прикинуть, как бы ему так натянуть пальто, чтобы гитару из рук не выпускать. Но придумать не получилось, так что он с видимым сожалением положил чехол обратно на стол. Торопливо натянул пальто и тут же схватил обратно. Прижал к себе одной рукой, в другую взял дипломат, неловко махнул им и помчал к выходу. У самой двери повернулся еще раз ко мне.

— Это… Спасибище огромное! — почти прокричал он.

Некоторое время я смотрел сквозь стеклянные двери как он быстро и неловко идет, сжимая под мышкой свою драгоценную гитару.

— Эх рок, говно-рок, фендер-стратокастер, — себе под нос пропел я строчку их песни группы «Ноль». Генка, когда напивался, любил ее орать, безжалостно терзая струны. — Я и песни петь могу, и… все остальное… Лариса! Принеси-ка мне бокал шампанского что ли…

Перед мысленным взором на соседнем столе появился Генка. «Вот ты дурак доверчивый! — сказал он мне в своей всегдашней манере. — И что помешает этому недомерку крутнуть хвостом и сбежать вместе с твоим фендером в другую группу, а? Молчишь? Эх, лопух ты идеалистичный! Он же юрист! Надо было чин-чинарем договор составить! Мол, продаю свою душу и тело группе „Ангелы С“ на стол лет вперед, обязуюсь делать пункт А, пункт Б, и так далее».

Цокая, к столу приблизились каблуки Ларисы.

— Ничего ты не понимаешь, Генка, — пробормотал я. — На черта мне сдалась эта договорная преданность? Если он захочет крутнуть хвостом и сбежать, то никакой договор его не удержит. А фендер… Да и хрен с ним. Новый заработаю. А этот парень его уже заслужил. Точно не отберу, рука не поднимется.

— Что? — спросила Лариса, качнув своей начесанной челкой. Как какаду хохолком.

— Ничего, милая, — усмехнулся я. Бросил взгляд в сторону ревниво наблюдающих за ней двух подружек. Незаметно сунул ей в кармашек фартука купюру и подмигнул. Понятно же, что те три, что на столе лежат, ей не достанутся. — Сделай счет, пожалуйста.

В фойе ДК профсоюзов было оживленно. Столики кафе оккупировали наши «почтенные старцы», а вдоль стен терлись патлатые юнцы с инструментами. Возле колонны толклись «ботаны» из «Логарифмической линейки, рядом с дверью в зал вообще, кажется, ученики шестого класса „Б“… Один даже со стиральной доской почему-то. Атмосфера была деловитой и чутка напряженной. Какой-то движ тут сегодня? Так-то я планировал поболтать с Женей на тему устроить для моих „ангелочков“ прессуху пополам с вечером воспоминаний, чтобы они рассказали, как сгоняли на питерский фест, показть видосиков и вообще всячески покрасоваться. Не факт, конечно, что Банкин был бы рад такому повороту событий, и вообще моему появлению. Отношения у нас сейчас были далеко не самые радужные. Но он пока что рок-клубовский босс, а орднунг есть орднунг. В конце концов, рок-клуб — это не Женя, а про питерский фест нас все „коллеги по цеху“ тормошить начали еще до того, как мы на него уехали. Интернета, где они могли бы посмотреть с него фотки и почитать отзывы, еще даже в проекте не было, мы были единственным достоверным источником информации. Так что…

— Что за движняк сегодня? — спросил я, подсаживаясь на подоконник рядом с одним из столиков.

— Так отборочный концерт сегодня, — ухмыльнулся щербатой улыбкой Корзина. Вадик Коржов, один из старых новокиневских рокеров, который сам уже давно не играет, но все мероприятия рок-клуба посещает неизменно. — Свежее мясо! Расписание смотреть надо, демонюга пархатый!

— О, а вы же только из Питера вернулись, да? — оживился мужик, имя которого я все никак не мог запомнить. — И что, как там Новокиневск отжег?

— Кстати об этом, — сказал я. — Банкин на месте?

— Нет его, — покачал головой Корзина. — Говорят, уже дней пять не появлялся, даже лекцию вместо него вчера я читал.

— А отборочный как без него? — спросил я.

— Так расписание уже давно составлено, на черта он нам тут? — пожал плечами Корзина. — Чай мы не валенком деланные, разберемся, кто рок жарит, а кто лажу.

— Справедливо, — кивнул я.

И быстро ретировался от этого столика, пока меня не втянули в игру в вопросы-ответы про наш питерский трип. Так-то это я сюда пришел, чтобы новости рок-тусовки узнать, а не свои впечатления расписывать каждому встречному.

— …а тот перец заходит в «Петушок», пальцы веером раскрывает и говорит: «Ну чо, в натуре, кто тут на меня?!»

— …думаю, сейчас как дам жару, медиатор сжимаю, и тут электричество вырубается! Такой облом, вы не представляете!

— …в Италии? А как он вообще попал в Италию-то?!

— …а он его еще в сборник хотел позвать, прикиньте? Крыса какая, да? Втерся ужом, а сам телку у него увел!

— …это тот, которому Ширли глаз подбила?

— …да не, Корзина бы не стал, он не из таких, точно тебе говрю!

Совершив променад по фойе, я выделил три основных темы для сегодняшнего трепа — три. Ну, кроме, собственно, главного повода, по которому сегодня все пришли.

Во-первых, пока мы катались на этот свой фест в Питер, среди рокеров случился довольно большой и знаковый тусич по случаю дня рождения какого-то Гриши-Высочество. Кто это такой, я знал смутно, но вникать не стал, чтобы не забивать себе голову. Знаковые персоны в тусовке появлялись и исчезали. Главных фигурантов я уже более или менее знал, так что постоянно держать нос по ветру было как бы незачем. Так вот, этот Гриша собрал нормальный такой сейшн человек на семьдесят. Всех позвал, до кого дотянулся. Цель тусича, судя по приглашенным, была простой — приподнять группу «Маленький принц», в которой Высочество солировал, по негласному рейтингу. Сейчас группа болталась где-то на уровне «крепкие середняки», даже со своим стилем и некоторым шиком. Но Высочеству хотелось в «высшую лигу». Чтобы «сидеть за одним столом» с «Парком культуры», «Цеппелинами» и прочими ви-ай-пи. Но все пошло по бороде, потому что на вечеринке все радостно накидались и пересношались в самых причудливых комбинациях. А дальше выяснилось, что философия «фри-лав» очень хороша на словах, но когда дело доходит до своей телочки, то как-то не до философии становится. В общем, там случилась пара кротких драк с выяснением. Все друг на друга надулись. И высочество, который эту поляну накрывал, оказался совсем уж в двусмысленной ситуации. Он, вроде как, и не виноват в этих всех делах — конский возбудитель в запивку не подсыпал, баб в чужие постели не подкладывал. Но осадочек остался. Так что Гришу все немного жалели, но над самой ситуацией ржали. И радостно делились подробностями, кого там из-под кого прилюдно вытащили. И шутили насчет рогов и нехватки кальция. Шепотом, разумеется, чтобы от фигуратнов сплетен в дычу не получить ненароком.

Второй важный вопрос, который всех тут занимал, был внутриполитическим. Оказывается, буквально на днях, аккурат в самый последний день зимы, двадцать девятого февраля, в родном нашем государстве отменили и «сухой закон», и государственную монополию на алкогольные напитки. Радовались этому факту очень. С горящими глазами рассуждали, что, мол, наконец-то, вот сейчас и заживем, как нормальные люди! Я этой эйфории не разделял. По факту это означало, что сейчас на рынок хлынет поток некачественного шмурдяка, разлитого в подвалах и на складах. Предвестники волны уже резвились на рынке, самые рисковые и предприимчивые. А сейчас, когда дали высочайшую отмашку, что теперь всем можно, дрянного пойла станет больше. В разы. Или даже в десятки раз. И сколько-то из этих вот самых говнарей, которые сейчас щерятся в счастливых улыбках, благополучно откинет копыта, наглотавшись метанола. Это как с отменой цензуры в литературе. Ожидаешь, что наконец-то ты прочтешь труды гигантов мысли, чье творчество «задвигала» кровавая гэбня. В реальности тебя заваливает горой низкопробной графомани ни о чем. Так что…

Ну и третьей крупной темой для пересудов стал конфликт «Пинкертонов» и «Цеппелинов». По слухам, в мае в Новокиневск собирается приехать «Пикник» с большим концертом. И концертник вкинул в рок-клуб тему, что Шклярский изволит взять на разогрев местную группу. Ян-Цеппелин возбудился на это дело, потому что вроде как была их очередь, но узнал, что в обход него взяли «Пинкертонов». Случилась довольно громкая разборка пару дней назад, квадратный Янчик навис над субтильным «Пинкертоном», потребовал объяснений этого феномена, но как всегда влезла Ширли, все превратилось в безобразную свару, кто-то кому-то даже стукнул по паре мест. Но воз и ныне там — в планах на разогреве у «Пикника» играют «Пинкертоны», а Ян недовольно бурлит и всячески интригует по краям.

«Разогрев у „Пикника“ — это хорошая тема, — мечтательно подумал я и сделал мысленную пометку. — Да и май еще нескоро, так что можно попробовать запрыгнуть на этот паровозик…»

Идея прижать хвост и тем, и другим мне понравилась. И я даже некоторое время ее подумал. Потом глянул на часы и понял, что пора двигать уже в «Буревестник». Тем более, что народ потихоньку потянулся в зал, скоро должен был отборочный начаться.

Я натянул пальто, нахлобучил шапку и двинул к двери. Притормозил у последней компашки, которая пока что не торопилась к залу. Это были «свои», члены рок-клуба, но не из «почтенных старцев», чье решение на отборочные как-то влияет. Просто музыканты, пришли тусануться. Говорил один. И где-то десяток слушали.

— …тут меня, в натуре, перекрыло, я даже в темноте видеть начал. Думаю, крантец, глюки уже. И на других кошусь, а там такое же обалдение, явно не я один это все видел. А препод, такой: «Узреть свет дхармы дано не каждому…»