13-й отдел НКВД. Книга 2

Глава 16

Момент для воспоминаний, тем более какого-то глубокого осмысления был, конечно, не подходящий. Того и гляди голову открутят.

С другой стороны, упорно всплывали в сознании слова Натальи Никаноровны. Должно случится какое-то чудо. Плохо представляю, какое, ибо ещё хуже представляю, чем можно угомонить этого мудака в фашистской форме, который настойчиво хотел знать все, при том, что я не знал ничего.

Марта закончила свои переговоры с фрицем, тот вынул кожаные перчатки, а затем принялся натягивать их на руки, сильно напоминая своими действиями маньяка, планирующего разделать несговорчивого пленного на части. Прямо реально фильм ужасов про садиста. Причем, подозреваю, таков и был его план.

— Иван, у тебя последний шанс, — девка снова переключила внимание на меня. — Я хочу помочь тебе избежать очень неприятных моментов Ты мне симпатичен. Хороший парень. Хороший человек. Видно же.

— Солнышко, я тебя прошу, давай оставим вот эту игру «плохой — хороший полицейский». Не заходит оно мне. Я симпатичен вам обоим так же, как свинья бегающая по деревенскому двору, которую надо заколоть. Но дело даже не в этом. Ничего не могу сказать. Если бы захотел, тоже не мог бы. Но и не хочется, честно говоря.

— Дурак, — бросила переводчица, а потом отошла в сторону. Видимо, чтоб не испачкать одежду.

Я внутренне приготовился к самому худшему. Как назло в голову снова полезли обрывки воспоминаний про Зою Космодемьянскую и «Молодую гвардию». Читали в школе. Так вот им, например, мало помогло то, что все они были хорошими людьми. Сказал бы свои умозаключения Марте, но боюсь, ее это вряд ли проймет.

На самом деле, страшнее боли — ожидание. Так всегда. Уже началось бы, что ли. Пытки, значит пытки.

Однако, узнать степень крепости своего духа мне не пришлось. К счастью, наверное. Не знаю, как потом жить в случае, если этой крепостью и не пахло бы.

Дверь помещения, где мы находились, а это была какая-то комната с голыми стенами и полом, застланным соломой, распахнулась, чуть не слетев с петель, а затем наша компания стала больше на одного человека.

— Генрих Эдуардович… Вот это внезапный поворот, — не удержался, высказался вслух. Потому как реально офигел от того, что это и вправду был Мацкевич собственной персоной. Увидеть его я ожидал в самую последнюю очередь.

Тот же, пробежав по мне жадным, оценивающим взглядом, похоже, примерялся, как сильно покалечили Иваныча, сразу метнулся к Фрицу и быстро залопотал что-то на немецком языке. Мой здоровый относительно вид, не смотря на синяки и сломанную челюсть, Генриха явно успокоил.

Фашисту, в свою очередь, вторжение явно не пришлось по душе. Он отрывисто гавкнул несколько фраз, однако, Мацкевич настаивал на своем, повторяя одно и тоже, как попугай.

Переводчица пару раз посмотрела в мою сторону с выражением крайнего удивления на лице, будто не верила, что речь идёт обо мне. Интересно, чего они там обсуждают, сволочи?

Появление Генриха вело к разным последствиям. С одной стороны, может, он прибежал лично участвовать в пытках. Все же мы с ним, мягко говоря, совсем не друзья. Вдруг мужик решил отыграться за свой детский сон и разбитые надежды, когда бабуля вытащила Иваныча у него из-под носа. С другой стороны, с данным индивидом мы виделись полгода назад при определенных обстоятельствах. Интересовала его книга. И ведь он не знает, что та уже давно у чекистов. Это огромный плюс. Если Мацкевич надеется все-таки заполучить желаемое, вполне может посодействовать моему, хотя бы временному, благополучию.

Как бы то ни было, эта троица, Фриц, красотка Марта и психованный Генрих Эдуардович, который, кстати, стал выглядеть ещё более странно, сильно напоминая сумасшедшего ученого, волосы дыбом, глаза навыкате, очень активно препирались друг с другом минут пять. Потом Мацкевич потряс пальцем перед лицом обер-фельдфебеля и выскочил из комнаты, громко хлопнув дверью. Не понял? Все? Чуда не будет?

Однако, фашист больше не рвался в бой со своими маниакальными желаниями. Наоборот, он принялся расхаживать по комнате, словно выжидая чего-то. Периодически останавливался, смотрел на меня, бормотал по немецки себе под нос, а затем снова принимался мерить шагами комнату.

— Марта, душа моя, можно немного конкретики? Вопросы откладываются? — конечно, я был исключительно рад паузе, но не совсем понял, куда ускакал Генрих Эдуардович.

— Интересный ты человек, Иван, — красотка даже тон немного сменила на более приятный. — Вроде бы молодой парень, чекист, а ведёшь себя как-то странно. Будто и лет тебе больше, и в голове совсем не то, что у твоих товарищей.

— Много видела их? — конечно, я понимал, о чем говорит дамочка, но не было ни сил, ни желания разыгрывать из себя коммуниста, который мыслит только о партии и советском народе. Что там ей кажется или мерещится, сейчас волновало мало. К тому же, состояние было удручающее. Голова вот-вот рассыпется на части, предварительно потеряв челюсть, которая вполне способна просто отвалиться.

— Достаточно насмотрелась. Ты не похож ни на кого. И это вызывает у меня ряд сомнений.

— Бывает. Я — особенный.

— Заметила. Раз уж ты внезапно оказался нужен генерал-фельдмаршалу. Интересно, зачем?

— Ну, это лучше тебе у него спросить, — очень интересно. Речь идёт о генерале. Не тот ли это самый фон Бок.

Дверь снова отворилась и в комнату решительно вошёл Мацкевич. В руке у него была бумага, которую он чуть ли не сунул под нос фрицу. Тот ее внимательно изучил, раздражённо прищелкнул языком, а потом подошёл ко мне и принялся развязывать руки.

Я тут же заткнулся. Совершать столь благое дело не мешал.

Фриц снял верёвку, раздражённо откинул ее в сторону, посмотрел на меня, а потом что-то отрывисто сказал на своем родном языке. Что-то сильно смахивающее на мат, и покинул комнату.

— Есть у меня предчувствие, мы не прощаемся. Иван, — Марта произнесла мое имя с каким-то многозначительным ударением. Оно ей будто ужасно нравилось, именно по ощущениям на языке.

— Возможно. Надеюсь, следующая встреча произойдет при гораздо более приятных обстоятельствах, — в свете изменившейся ситуации можно побыть даже милым парнем.

Красотка покачала головой с улыбкой, не знаю уж, что она имела ввиду и чему тут можно радоваться, а потом вышла вслед за удалившиеся немцем.

— Так… что дальше? — Мы остались вдвоем с Мацкевичем, соответственно, кроме него мне больше и спросить-то некого.

— Идём, — Генрих Эдуардович направился было к двери, но я, поднявшись со стула, крякнул, а потом плюхнулся обратно. Ноги затекли, да и общее состояние оставляло желать лучшего.

Мацкевич оглянулся, а затем вернулся обратно ко мне. Подставил плечо, помогая встать. Далее мы двигались, как настоящие боевые товарищи. Он шел рядом, закинув себе на шею мою руку. Очень хотелось пошутить, что жизнь крайне неожиданная штука. Кто бы мог подумать, будто мы окажемся в ситуации, когда этот человек практически потащит меня на себе. Но промолчал. Пока ещё не понятно что, к чему. А то, как освободили из этой милой комнаты, так и обратно могут засунуть.

— Генрих Эдуардович, Вы-то какими судьбами здесь? — мне на самом деле было интересно. А ещё вспомнились слова Натальи Никаноровны о том, что Мацкевичу ещё предстоит сыграть важную роль во всей этой истории. И вот как выходит, бабуля снова попала в точку. Несомненно, сейчас этому гражданину я обязан сменой дислокации. Если бы тогда, в старом доме, мне все же удалось избавиться от него, не понятно, как все сложилось бы в данный момент.

Генрих ничего не ответил. Хотя, пока мы шли, еле слышно бормотал себе под нос что-то невнятное, наподобие детской считалочки. Слов разобрать не получалось, даже несмотря на нашу удивительную близость. Но по ритмичности этих бормотаний, можно было понять, он будто стишок читает.

Вообще, конечно, мужик выглядел не вполне адекватным, это факт. Видимо то безумие, о котором говорила Наталья Никаноровна, прогрессировало все время. Вот тебе и книжечка. А что получил Генрих взамен? Да ни черта.

Мы вышли из здания на улицу. Вечерело, и учитывая время года, уже было темно. По двору сновали немцы, чуть в стороне от входа стояли несколько мотоциклов с люлькой. Чудно видеть этот транспорт. Последний раз встречал нечто подобное в деревне. Лет двадцать назад. Само строение, в котором меня держали, напоминало какое-то казённое заведение, типа отдела милиции или в таком роде.

Наше появление особо ажиотажа не вызвало. Пара фрицев глянули мельком, но, похоже, просто так никто левый тут бродить не может. Да и Мацкевича они будто знали, потому как на лицах отчётливо читалось узнавание. Генрих Эдуардович, выходит, личность тут популярная.

— Не то, чтоб капризничаю, но один вопрос. Далеко нам? Сами-то Вы в теплом, а на мне только форма.

На улице и правда было холодно. Ощутимо холодно.

— Сейчас уже придем, — ответил коротко Мацкевич и свернул за угол здания, из которого мы вышли. Я, естественно, продолжая телепаться на его плече, двигался по той же траектории.

Прямо перед нами оказался высокий дом. Этаж в нем наблюдался один, но само по себе строение напоминало этакий боярский терем. Даже ставни на окнах были резные. Мацкевич направился ко входу в это жилище. Открыл дверь, впихнул меня внутрь, через порог в обнимку мы бы не прошли, а потом снова взял под опеку.

Честно говоря, совсем не удивился, когда из дальней комнаты появилась Наталья Никаноровна. Вид она имела очень даже бодрый и довольный. На старушке имелся в наличие очередной костюм, пиджачок с карманами и длинная юбка, но зато теперь на ее шее висела лиса. Реально. Шкура лисы с лапами и мордой.

— А вот и Иван, — бабуля отреагировала так, словно мы только недавно расстались и я не в казематах каких-то был, а чисто за хлебушком отлучился. — Видишь, даже за один день управились. Веди его сюда, Генрих Эдуардович.

Мой сопровождающий послушно направился в сторону, куда указывала Наталья Никаноровна. В итоге, мы оказались в комнате, сильно напоминающий люкс отеля в антураже древней Руси.

Посередине стояла огромная, королевских размеров кровать со столбиками и балдахином. Серьезно. В углу помещения виднелось не менее громоздкое трюмо с зеркалом в резной оправе. Рядом — шкаф, который можно использовать, как однокомнатную квартиру. Заходи — живи. Не представляю, сколько вещей туда можно впихнуть. Ещё дальше — два кресла с изогнутыми, украшенными львиными головами ручками. На полу — ковер. Здоровенный, ворсистый, темного цвета. Как апофеоз — высокая складная ширма, из-за которой торчал кусок ванной. Причем, судя по всему, размеры этой громадины соответствовали двум современным.

— Смотрю, Вы нигде не пропадете. В Москве апартаменты захапали. И здесь тоже не бедствуете.

— Люблю жить хорошо. Что поделаешь, — бабуля указала Мацкевичу на одно из кресел, куда меня торжественно водрузили. Кстати, оно тоже значительно отличалось от стандартов, и в него, при желании, село бы ещё двое таких же, как я. Сам Генрих Эдуардович остался на ногах, только отошёл в сторону, ближе к окну, закрытому тяжёлыми гардинами с золоченым рисунком по темно-бордовому полю.

— Ну. Он цел, как видите, — его слова предназначались бабуле, которая теперь стояла прямо напротив меня, изучая следы на моём же лице.

— Вижу. Цел. Но прийти в себя парню нужно. Иван… Так вышло… Совершенно случайно, оказавшись в гостях у господина фон Бока…

— Генерал-фельдмаршала… — на автомате поправил старушку.

— Ну, тебе он, может, и генерал, а для меня — господин. Пожилой женщине можно допускать вольности. Так вот. Сразу же встретились с Генрихом Эдуардовичем. Совершенно случайно. Нам, видишь ли, доводилось видеться в Москве пару раз.

Судя по словам бабули, Мацкевич ни сном, ни духом, что его драгоценный демон, которого он так хотел найти, сидит в Наталье Никаноровне. Потому как взгляд этого товарища был совершенно потерянный и на старушку с лисицей на шее, он смотрел исключительно, как на знакомого человека. Правда, не могу представить, где они встречались. И по какому поводу. В столице Никаноровна уже была сотрудником 13-го отдела. А Генрих бегал по городу в поисках книги и Иваныча.

— Совесть меня, знаешь ли, замучила, — выдала бабка-демон. На эту фразу отреагировали мы оба, и я, и Мацкевич. У меня вырвался смешок, у Генриха просто глаза стали ещё круглее, хотя казалось бы, куда уж больше.

— А что такое, Наталья Никаноровна? С чего бы подобные странности? — я даже не пытался скрывать сарказм.

— Ну, ты же понимаешь, нам нужно было прорваться сюда, к освободительной армии великого Вермахта. — Бабуля на долю секунды покосилась в сторону Генриха Эдуардовича, намекая мне, что данная пафосная фраза для него же, собственно говоря, и предназначена. Видимо, чтоб я ничего лишнего не ляпнул. — Пришлось воспользоваться твоей доверчивостью. Мы с Елизаветой очень благодарны, что ты подобрал нас на дороге. Помог. Даже удивительно было встретить такого парня в такой форме. Неиспорченного ещё.

Наталья Никаноровна несла полную ахинею, но так понимаю, это была официальная версия нашего знакомства. Выходит, я типа ехал в Калинин с секретными пакетом и посадил к себе в машину двух малознакомых женщин. Да уж. Выполнение секретного задания — уровень «бог». Хотя, если сделать скидку на возраст, малый опыт, то, может, и прокатывает.

— Ты уж извини, что мы в качестве благодарности так с тобой поступили, — бабуля скромно опустила взгляд, всем своим видом демонстрируя раскаяние.

— То есть, вот это, — я сделал жест, обведя рукой вокруг лица и намекая на его состояние, — ваша заслуга?

— Ну, ты пойми. Нам же надо было тебя как-то сделать недееспособным, — Наталья Никаноровна прижала ладони к груди, отчего лисица, висевшая на ее шее будто приподняла свою голову, уставившись на меня крупными бусинами, которые заменяли глаза.

— Ничего себе… Вы подошли к этому вопросу ответственно, — вот к месту вспомнишь поговорку, с такими друзьями врагов не надо.

— Давайте ближе к делу, — подал голос Мацкевич. Он нервничал и переминался с ноги на ногу.

— Хорошо. Так вот. Когда тебя уже тут из машины-то вытащили, Генрих Эдуардович случайно увидел и узнал. Расспросил меня, откуда ты взялся. И вот что выходит, Иван, наш добрый друг… — бабуля посмотрела на Мацкевича. Я тоже. Выражение его лица быстрее ассоциировалось с любым другим словом, но уж точно не с тем, какое использовала Наталья Никаноровна. Дружбой там и не пахло. Однако, бабуля продолжила. — Ты должен что-то Генриху Эдуардовичу. Говорит, какая-то важная вещь, принадлежащая ему, оказалась у тебя. Так вот он согласился помочь в обмен на эту вещь. Даже фон Бока уговорил. Уж не знаю как.

Мы оба снова обратили свое внимание на Мацкевича. Тот от столь пристальных взглядов начал ещё активнее топтаться на месте. Очевидно, пояснять нам свою тактику с генералом этот тип не собирался. Хотя, предполагаю, все опять же сходится книге. Не вижу других причин, чтоб немецкий полководец, имеющий целью разгром советских войск, вдруг внезапно проявил душевную доброту и лояльность. Должна быть весомая причина, по которой он бы разрешил Генриху забрать меня из рук маньяка в перчатках.

— Так что, Иван? — Наталья Никаноповна буквально буравила меня взглядом. Она весьма красноречиво намекала на какой-то определенный ответ.

— Есть одна штука. Только ее оставил в Москве. Не таскать же с собой по полям, — я постарался, чтоб голос звучал правдоподобно.

Мацкевич буквально расцвел, услышав желаемое. Даже волосы вроде прилегли обратно, а безумный блеск глаз стал чуть тише.

— Где она? — Он до ужаса напоминал мне в этот момент человека, который очень долго шел по пустыне, лишенный какой-либо влаги, а теперь ему сообщили, в каком направлении колодец. Такое чувство, что рванет в сторону столицы прямо сейчас. Пешком.

— Говорю же. Оставил в Москве. Припрятал надёжно. Чтоб вытащить из тайника, надо вернуться самому. Объяснять местонахождение и не могу, и не хочу. Расскажу, а меня он, — я кивнул на Генриха, — опять фашистам сдаст. Поэтому, не обессудьте, но расклад такой. Я возвращаюсь в город, достаю необходимую вам, Генрих Эдуардович, вещь. Ну и все. На этом история заканчивается обоюдным счастьем.

— Хитришь?! — Мацкевич вдруг резко сорвался с места и подскочил прямо ко мне, наклонившись при этом так, чтоб наши лица оказались на одном уровне. Настолько близко, что я мог рассмотреть, как пульсируют его зрачки. Честное слово. Они будто жили своей, самостоятельной жизнью, отдельно от всего организма. Я, конечно, не врач и даже не патологоанатом, но однозначно у старины Генриха очень большие проблемы со здоровьем.

— Нет. И… отойдите подальше. Вы меня нервируете. Своим странным поведением. — Мацкевич пару минут смотрел мне в глаза, а потом все же вернулся на исходную позицию. — Хочу гарантий. Поэтому, договор такой. Мне нужно неделю хотя бы, дабы прийти в норму, в таком виде не могу появиться. А афишировать свои каникулы в гостях у немецкого генерала вообще не планирую. Так понимаю, Калинин взяли целиком? Могу сослаться на то, что попал в мясорубку и так далее. Добирался пешком, туда-сюда. Обратно на машине с ветерком не явишься. К стенке тоже, знаете ли, не хочется. Вот уже на месте, в Москве, все отдам. Тайник только мне известен. Больше никому. Вам, Генрих Эдуардович нужна эта… вещь, — не стал называть вслух, что именно за вещь. По легенде бабуля о ней не знает. — А мне нужна сохранность и целостность дорогого сердцу организма. Вот давайте договоримся. Я свои условия озвучил.

Мацкевич задумчиво принялся жевать губы. Книгу ему хотелось безумно, но и мне он, похоже, не сильно верил. А вот Наталья Никаноровна прямо посветлела лицом. Видимо, я все сказал верно.

— Хорошо, — выдал, наконец, Мацкевич. — Тогда сделаем так. Несколько дней проведешь здесь. Пока немного части красной армии отойдут. Точнее, их остатки. Потом в Москву отправимся вместе. Я знаю, как пройти, не привлекая внимания.