Моя спальня располагалась в господском крыле, на почтительном удалении от хозяйских покоев и черной лестницы. Из окон виднелась притихшая бухта и серебряная полоса лунного света на беспокойных волнах; даже далёкие костры в лагере на берегу пригибались к земле, будто старались не шуметь. Ветер пах йодом, солью и гниением — за долгие недели на острове я настолько привыкла к этому, что почти перестала замечать.
А сегодня вот впервые задумалась о том, что окна все-таки нужно закрывать чем-нибудь понадежнее полога от насекомых. Кровососов крупнее комара они не останавливали.
— Слуга не хотел меня впускать, — пожал плечами Нил, когда я остановилась на пороге, с усталой обреченностью изучая разорванную ткань. — Тебе правда показалось хорошей идеей оставить здесь людей, служивших Лисбет?
— Остался только Иниго, — ответила я. — Остальные предпочли уйти после того, как пришлось повесить кухарку. Она пыталась отравить меня.
Нил одарил меня внимательным взглядом и покосился на застеленную кровать, но остался сидеть в единственном кресле, расслабленно откинувшись на спинку.
— Слышу нотки сожаления в твоем голосе, — с намеком протянул он. — Хотелось бы верить, из-за того, что ты не соизволила объясниться со мной и потеряла… сколько? Три месяца? Но…
Четырнадцать чудовищно долгих недель. И хорошо еще, что я так и не позволила себе разрыдаться в холле, не то предстала бы перед Нилом во всей красе!
— Она была умна, — ответила я и, сочтя, что убегать не только бесполезно, но и смешно, присела на краешек кровати. — Остальные слуги винили во всем Родриго или Бузура. Но ей хватило наблюдательности, чтобы разобраться, кто стоял за бунтом, и верности и решительности, чтобы попытаться отомстить за хозяйку. Таких людей гораздо выгоднее держать на своей стороне, нежели вешать, но оставить ее безнаказанной означало создать весьма неудобный прецедент.
Нил молчал так выразительно, как умел только он. И я сдалась.
— Кроме того, мне совершенно не нужно, чтобы слухи об угрожавшей мне опасности покинули пределы острова, — призналась я.
Надеюсь, в тот момент я продумала все несколько лучше, чем когда велела Ампаро не рассказывать господину Датри о судьбе Анхеля Круса. Потому что Ампаро-то я велела, но экипажу «Бродяги» было совершенно не обязательно знать о содержимом письма от Доротео, чтобы разболтать всему острову, как закончил свои дни прежний губернатор. И я совершенно не ожидала, что среди членов команды отыщется кто-нибудь настолько сердобольный, чтобы сразу же после возвращения из рейда лично сплавать до Исла-де-лас-Пальмерас и доложить бывшему капитану о махинациях беглой королевы!
А уж Нилу хватало смекалки, чтобы сообразить, зачем я отослала Анхеля с Фриайленда. И почему так опасалась, что история о попытке отравления беглой королевы достигнет берегов Яфта, — тоже.
— Значит, на жалость у королевы времени нет, — не то сердито, не то насмешливо протянул Нил, — а вот на идиотскую гордость все-таки нашлось?!
Кто бы говорил.
— Королева и есть гордость, — отстраненно отозвалась я. — Мое лицо — лицо моей страны.
— Пожалуй, твоей стране не помешало бы выспаться.
Я метнула на него уничижительный взгляд, но добилась только того, что Нил бессовестно расхохотался.
— А ты, конечно, здесь исключительно ради того, чтобы позаботиться о том, чтобы я выспалась, — проворчала я.
— Нет, — отозвался он и выдержал такую многозначительную паузу, что я невольно сжала колени. Нил издевательски ухмыльнулся, давая понять, что от него не ускользнула перемена моего настроения, и только тогда подался вперед, ближе ко мне, и проникновенно сообщил: — Я пришел, чтобы спросить: какого дьявола, Марисоль?
Я удрученно потерла виски.
— Ты пришел слишком рано. Я ждала тебя дня через три-четыре, после того, как вернется «Грешница» с письмами из Яфта…
Взгляд Нила потяжелел так резко и выразительно, что я сочла за лучшее замолчать.
— То есть ты все-таки планировала мое возвращение, — протянул он и поднялся на ноги.
Я ощутила непреодолимое желание отползти от него подальше, но не успела поддаться, как внезапно обнаружила себя лежащей на постели, а руки — крепко прижатыми к изголовью кровати. Поцелуй вышел, как всегда, слишком глубоким, чтобы клыки не задевали мои губы, рассылая по всему телу волны мурашек; и снова не понять, от предвкушения они или от острого, почти панического осознания, что стоит ему чуть-чуть надавить — и я пропала.
Но Нил, как обычно, умело прошелся по самой грани — и отстранился. А потом, убедившись, что никакого сопротивления не последует, выпустил мои запястья и с нажимом провел ладонью по талии, постепенно спускаясь на бедро.
— Если это был не первый и последний раз, когда ты с какого-то перепугу решила защищать вампира и пирата ценой собственного шанса на нормальную семью, то твое пушечное мясо в губернаторском кресле останется без советника, — понизив голос, пообещал Нил и принялся медленно — мучительно медленно! — закатывать подол платья. А потом — еще медленнее скользить кончиками пальцев по моей ноге. — Потому что я украду тебя и запру к дьяволу.
— В конце концов, тебе не впервой, — поддакнула я изменившимся голосом и уперлась ладонями ему в грудь.
Его рука тотчас остановилась, но убирать ее из-под юбки Нил не спешил — кажется, тоже взвешивал все плюсы и минусы последнего раза, когда он похитил меня и запер.
Я отнюдь не была уверена, что плюсы перевешивали.
Нет, я дала ему, что он хотел, — его собственный остров, где никому не было дела до длины его клыков, шанс на мирную жизнь и спокойную старость — может быть, даже в окружении детей, кто знает? Но взамен отняла у него корабль и свободу выбора. Не говоря уже о том, что переворот на острове был совершен руками его людей и стоил ему десятка человек из экипажа.
А вот остров не стоил мне ничего. Напротив, из торговли сахарным тростником можно было извлечь неплохую выгоду. Но если бы кардинальное изменение статуса Нила Датри хоть на гран расходилось с моими планами, я стала бы для него второй Лисбет, стоящей между ним и его мечтой.
Только избавиться от меня было бы гораздо сложнее.
Но он лежал рядом, и его рука обжигала прикосновением — слишком интимным, слишком уверенным. Слишком желанным.
Мне его не хватало. А отрицать свою неуместную, необдуманную привязанность было глупо уже в тот момент, когда я подстроила победу Родриго в голосовании и отправила Анхеля в путешествие в один конец.
— Давай-ка по порядку, — вкрадчиво предложил господин Датри. Его пальцы соскользнули на внутреннюю сторону бедра, и я подавилась своими возражениями. А милосердия у пирата (и кто сказал, что они бывают бывшими?!) для королевы снова не хватило. — Ты заставила меня поверить, что намерена остаться на Фриайленде, заключить брак с Анхелем и подарить ему семь дочерей, чтобы я убрался с острова, опасаясь прибить этого чертова слишком везучего подкаблучника на месте.
И, кажется, мести за это было не избежать. Пальцы Нила злодейски поднялись выше, до самого края чулок… и замерли, пока я судорожно вспоминала, как дышать.
— Потом три месяца держала меня в неведении, а сама вела оживлённую переписку с Яфтом, Альвеоном и Павосси разом, — продолжил он, мстительно не двигаясь и не отводя от взгляда. — Я не высовывался, поскольку был не настолько уверен в своем самообладании, чтобы гарантировать, что у всех шеи останутся целы… а тут тем временем развернулась стройка века. И это отнюдь не особняк для молодой семьи!
Возразить было нечего. Первое, что я сделала, вернувшись на Фриайленд, — это проинспектировала форт. Увы, передача власти на острове сказалась на стенах не лучшим образом, а слабости мы себе позволить не могли.
А раз уж корабли принялись курсировать через залив, перевозя строительные материалы и рабочих, то отчего бы заодно не послать весточку отцу? Или не сообщить капитану Оздемиру, что, кажется, зря обнадежила его?
Или не составить письмо султану — с заверениями в глубочайшем почтении и обещанием непременно продолжить поиски того самого, предначертанного мне судьбой?..
— А потом, три месяца спустя, когда я уже почти смирился, на Исла-де-лас-Пальмерас вдруг объявляется Чар собственной персоной, пьяный вдрызг, и твердит мне, что ты страшная женщина и тебя нужно обходить стороной. Будто я сам не знаю! — он даже повысил голос от избытка чувств, а его пальцы застыли в таком месте, что я не рискнула раскрывать рот. — А когда он все-таки пришел в себя в достаточной степени, чтобы членораздельно говорить, выяснилось, что Анхеля все это время ты даже на порог не пускала, а теперь он вообще казнен после того, как попытался убить твоего врага. И ты будто бы вовсе ни при чем!
— Я не просила его, — все-таки вставила я. — Даже не рассказывала о…
Нил не стал слушать. А чтобы я не пыталась его перебивать, просто чуть сместил большой палец — и надавил.
Совсем легонько, но мне хватило, чтобы оборвать свои оправдания на полуслове и выгнуться дугой, хватая ртом разом раскалившийся воздух. Ощущения были на грани боли, нестерпимо острыми — и слишком правильными, чтобы я всерьез захотела, чтобы он остановился; кажется, Нил Датри успел изучить меня немногим хуже, чем я его, и теперь нахально этим пользовался.
— Давай-ка договоримся. Сейчас ты честно рассказываешь мне, что собираешься делать с Яфтом, а я заставляю тебя хорошенько подумать еще раз, — предложил он, не дав мне времени прийти в себя, и обрисовал кружок большим пальцем, едва напрочь не лишив меня способности соображать. — А потом, когда мы продеремся через твои клятвенные заверения, что ты неописуемо счастлива в чужом особняке и намерена до глубокой старости направлять Родриго по его губернаторской стезе, ты наконец-то скажешь, что планировала на самом деле.
Я досадливо прикусила губу. Нил навис надо мной, держа руку под юбкой, как на спусковом крючке мушкета.
— У меня встречное предложение, — сообщила я и провела ладонью по его груди, плавно спускаясь к животу и застежке бриджей.
В эту игру можно было играть вдвоем. Я знала правила — хоть больше и не была уверена, что играю лучше него.
Но, в конце концов, если ты королева без королевства, что мешает тебе построить свое?..
Конец.