– Эй, с дороги! У нас тут серебро из Имидоры!
– И что с того? Мы первые пришли, так что нечего тут соваться!
Речники переругивались, стоя в своих лодках; вода яростно плескалась вокруг. Ренозский порт напоминал рассерженный улей. Злые вопли перемежались звуками падения чего-то в реку. Поверхность воды, обычно спокойная, казалась почти штормовой.
Даже маленькие лодки, которыми мог править лишь один гребец, были наняты для скорости. Ведь первые лодки, добравшиеся до ближайшего порта, соберут самые большие доходы.
Лоуренс смотрел на всю эту суматоху холодными глазами.
Первой, несомненно, к месту назначения прибудет некая падшая аристократка с грузом мехов на несколько тысяч серебряных монет.
– Ты, нет времени глазеть. Нам нужна лодка!
– Это просто нелепо… Ты серьезно настаиваешь, что мы должны плыть?
Чтобы найти лодку, которая согласится взять на борт проезжих, понадобится немалая удача. Все лодки поспешно выстраивались в очередь к выходу из порта, как пчелы перед летком улья.
– Ты же сам говорил, что повозкой будет очень долго.
– Ну да, этого я не отрицаю, но…
Трудно было сказать точно, что происходит, но оттуда, где порт выходил в открытую реку, то и дело доносились взрывы ярости. Видимо, вмешивались те, кто не желал вывоза шкур из города.
– …
– Ну что?
– У тебя такой вид, будто ты собираешься передумать.
– Неправда.
Даже ребенок понял бы, что Лоуренс лжет. Хоро, одарив его холодным взглядом, произнесла:
– Тогда почему бы тебе не вынуть голову из облаков и не найти наконец лодку?
Взять лошадь сейчас, разумеется, ни один лодочник не согласится, так что Лоуренс своего жеребца одолжил городской конюшне. И, если глаза его не обманывали, все до единой лошади в городе сейчас были заняты в порту – они перевозили грузы. Повозку свою Лоуренс тоже сдал внаем через знакомого на конюшне. Даже если он передумает, отправиться в погоню на колесах будет совершенно невозможно.
Кроме того, они ведь направлялись в портовый город Кербе, где зимой скапливается множество торговцев. Так что, возможно, там удастся провернуть какую-нибудь сделку.
– Ладно, ладно. Пойду поищу лодку. А ты возьми вот эти деньги и купи нам еду вон в тех палатках… нужно еды на три дня. Если захочешь купить спиртного – бери чистый спирт.
Лоуренс запустил руку в кошель и достал оттуда две блестящих серебряных монетки.
– А как же белый хлеб?
Хоро достаточно хорошо знала цены на еду, чтобы понять, что еще и на белый хлеб этих денег не хватит.
– Чтобы белый хлеб поднялся, нужна магия, и такая же магия нужна нам, чтобы позволить его себе.
– …
Мольба Лоуренса на постоялом дворе, похоже, была достаточно убедительна: больше Хоро о белом хлебе не заговаривала.
То есть она бы еще поспорила, но сейчас ее интерес привлекло кое-что другое. Она озадаченно подняла голову.
– А почему ты хочешь спирт?
Лоуренс действительно предпочитал более мягкие напитки, такие как вино. И, зная всю наблюдательность Хоро, при мысли, что она спросила из заботы о нем, он был даже немножко рад.
Разумеется, он проглотил свою гордость, прежде чем эти его мысли успели отразиться на лице, и ответил туманно:
– Скоро узнаешь.
Похоже, Хоро не знала, что на это сказать, и потому стукнула его по руке.
– Я их уболтаю на хорошую скидку и накуплю много всего!
– Особо много нам не надо.
– Мм. Ладно, встречаемся здесь же?
– Отлично. Оййй!..
Лоуренс замер на середине кивка: щека, распухшая от удара Ив, дала о себе знать. Она приобрела зелено-фиолетовый оттенок, и Лоуренс подумал, не купить ли заодно какое-нибудь лекарство… но при виде участливого выражения лица Хоро передумал. Похоже, быть раненым имело свои достоинства.
– Ты такой честный, что твое лицо можно читать, как открытую книгу.
– В детстве меня учили, что честность – это добродетель.
– И твое взрослое сердце в это верит?
Хоро склонила голову набок и насмешливо ухмыльнулась.
– Нет… мой наставник учил, что честность – это дурость.
Хоро ответила, с трудом сдерживая смех:
– Хмм… вот поэтому я и не могу над тобой не подшучивать.
Затем она крутанулась на месте, точно танцовщица, и исчезла в толпе. Лоуренс пожал плечами и, вздохнув, почесал в затылке. Невольно он ухмыльнулся при мысли, как же он наслаждается ее легкомысленностью. Однако подумать приходилось и о другом…
– Неужели мне уже никогда не вернуть обратно поводья моей жизни?
Добро бы он просто передал Хоро расписку – тогда бы он мог безнаказанно отнять ее обратно… даже если бы это означало его полную никчемность. Но…
«Я люблю тебя».
С тех пор, как он сказал Хоро эти слова, как будто уже годы прошли. Ему недоставало искусства обращения со словами, чтобы выразить свои чувства каким-либо иным способом. Он и дышать-то мог с трудом, и щеки казались так туго натянутыми, что он едва говорил.
Результат, конечно, никак нельзя было назвать плохим. У Лоуренса точно тяжесть с груди свалилась. Только было чуть-чуть… да нет, страшно неловко было. Единственное, о чем он сожалел, – что никак не мог стряхнуть с себя ощущение, что в том противостоянии он все равно проиграл.
– В общем, я всего лишь проиграл очередной бой, э? – простонал Лоуренс, самоуничижительно улыбнувшись, и посмотрел туда, куда направилась Хоро. Потом пожал плечами, снова вздохнул и поплелся к причалам.
***
Лоуренсу повезло сильнее, чем он ожидал: лодка нашлась довольно быстро.
Порт был битком набит лодками, пытающимися выбраться побыстрее, но наблюдательный человек вполне мог углядеть и те, что грузились без спешки своими привычными товарами. Лоуренс поговорил с одним из таких речников, и удача улыбнулась ему. Он ожидал, что плата за проезд будет сильно задрана. Но, как ни странно, лодочник запросил вполне разумные деньги.
Когда Лоуренс упомянул, что путешествует с девушкой, лодочник ухмыльнулся. Лоуренс сделал вид, что не заметил этого, но реакция лодочника лишний раз показала, насколько права была Ив, что притворялась мужчиной.
– Зачем тебе в Кербе? Посреди зимы обратных лодок оттуда не будет.
Звали лодочника Иван Рагуса – непростое для произношения имя. Лоуренс решил, что, судя по имени, он родом откуда-то с северо-западного побережья… возможно, из какой-нибудь нищей деревушки.
Северяне обычно отличаются крепким телосложением и смуглыми лицами; кроме того, они малоразговорчивы и обладают острым взглядом. Но этот лодочник оказался толстяком с громовым голосом и красным – словно он перепил вина – лицом.
– Затем же, зачем все туда хотят: меха.
– О?
Лодочник смерил Лоуренса взглядом, потом склонил голову; шеи между мощными плечами почти не было видно.
– Без груза?
– Мой деловой партнер уже отбыл, у него и груз, – насмешливо обронил Лоуренс и указал на свою распухшую щеку. Лодочник расхохотался, став при этом изрядно похожим на раздувшуюся рыбину. Затем, похлопав Лоуренса по плечу, сказал:
– Что ж, такое случается… Так где эта твоя спутница?
– Отошла, покупает еду.
Лоуренс собрался было обшарить взглядом палатки в поисках Хоро, когда ощутил совсем рядом что-то странное в воздухе. Он обернулся… и увидел Хоро, которая словно всегда там и стояла.
– Легка на помине.
– Ой-ой, да она красотка!
Увидев Хоро, речник захлопал в ладоши. Он выкрикнул свои слова так громко, что застал врасплох даже саму Хоро.
У речников часто бывает зычный голос. Для ушей Хоро, которые слышат, даже когда человек хмурит бровь, это, похоже, было чересчур.
– А как ее зовут?..
Он нарочно спросил Лоуренса, предполагая, видимо, что они с Хоро муж и жена. Как непохоже на прямолинейные манеры менялы, который при первой же встрече с Хоро попытался ее соблазнить.
Через плечо Хоро перекинула большой мешок – скорее всего, с хлебом и прочей пищей, – а в руке держала бочонок. Выглядела она точь-в-точь как монахиня, которую попросили сходить за покупками.
Как обычно, на публике она изображала скромницу, демонстрируя полную покорность и почтение к Лоуренсу. Впрочем, даже зная, что про себя она потешается над Лоуренсом все это время, он не мог на нее сердиться.
– Хоро.
– И имя такое прекрасное! Ну а этот просолившийся старик – повелитель реки Ром Рагуса.
Любой мужчина захотел бы порисоваться перед столь миловидной юной девой.
Рагуса говорил таким тоном, будто путешествие такой девушки вместе с Лоуренсом – дело совершенно обыденное; при этом он протянул Хоро свою мощную, мозолистую руку.
– Ну, во всяком случае, безопасность в этой поездке нам обеспечена.
– Почему?
Рагуса ухмыльнулся и хлопнул Хоро по плечу.
– Как же нам может что-то угрожать, когда такая красотка за нас молится?
На носу морских кораблей часто располагаются резные человеческие фигуры, призванные защищать судно от напастей. Иногда это бюсты богинь, иногда изображения знаменитых королев или русалок – но всегда женщин. Это ограничение распространяется даже на имена, даваемые кораблям.
Когда речь заходит о молитвах за безопасность путешествия, едва ли, по мысли Лоуренса, на эту роль кто-либо подходит лучше Хоро… во всяком случае, на суше. Но, коли она волчица, к водным путешествиям это явно не относится. Лоуренс с трудом подавил смех, представив себе, как царственная Хоро плывет по-собачьи.
– Ну что, вы готовы? Меня время из-за мехов не давит, но у меня есть и другие товары, которые тоже надо бы побыстрее доставить.
– Хмм, думаю, готовы. Как у нас с едой, порядок? – уточнил Лоуренс у Хоро; та кивнула. Волчица, безупречно играющая роль невинной овечки.
– Ну, тогда прошу на борт. Расплатитесь позже.
Лодочники обычно не стремятся взять плату за проезд заранее: когда лодка выйдет на открытую воду, улизнуть от оплаты при всем желании будет не так-то просто.
– Считайте, что вы на большом корабле, – закончил Рагуса и расхохотался. Похоже, у речников своеобразное чувство юмора.
***
Лодка Рагусы по сравнению с прочими была невелика. Плоскодонка без паруса, корпус такой узкий, что в руках неопытного гребца она вполне и опрокинуться могла.
В средней части лодки грудой до пояса высотой громоздились мешки, в каждом из которых Хоро бы уместилась с легкостью. Похоже, в мешках были зерно и бобы. В задней части лодки стояли еще несколько деревянных ящиков.
Пытаться их открыть явно было неуместно, так что об их содержимом можно было лишь догадываться. Судя по клеймам на ящиках, в них хранилось что-то ценное… видимо, как раз те самые «другие товары, которые тоже надо бы побыстрее доставить». Лоуренсу, как и любому нормальному торговцу на его месте, было любопытно, что же там.
Поскольку груз шел откуда-то с верховьев реки, где почти наверное были серебряные или медные рудники, в ящиках, вполне возможно, перевозились монеты. Олово и железо держать в таких хороших ящиках не было бы нужды, а драгоценные камни везли бы под охраной.
Так или иначе, а для лодки такого размера грузов было немного. Возможно, из-за того, что река обмелела.
Зимой, когда дождей мало, а снега много, горные ручьи, питающие реки, замерзают. Из-за этого реки мелеют. Чересчур загруженная лодка может засесть в речном иле – точно так же, как колеса повозки увязают в грязи. В таком случае, возможно, придется выбрасывать груз за борт, возможно, это происшествие задержит движение других судов по реке – словом, репутация команды изрядно пострадает.
Говорилось, однако, что опытные речники, много лет плавающие по одной и той же реке, могут править лодкой даже с закрытыми глазами, одним чутьем, причем в любую погоду.
Что насчет Рагусы?
Рассеянно размышляя на эту тему, Лоуренс уселся в носовой части лодки и закутался в одеяло, которое нес с собой.
Лодка качалась на волнах. Давненько Лоуренс не испытывал этого ощущения. Он кисло улыбнулся, вспомнив свое первое путешествие на лодке – как он отчаянно цеплялся за борта в страхе, что его вот-вот вышвырнет в воду.
Теперь он уже не нервничал.
Хоро села рядом с Лоуренсом, держась очень, очень напряженно. Лоуренс расплылся в улыбке. Хоро поставила на дно бочонок и вкусно пахнущий мешок и лишь потом, заметив взгляд Лоуренса, сердито уставилась на него.
– Чему это ты улыбаешься?
Хоро говорила тихо – она не притворялась.
– Просто подумал, что когда-то я нервничал так же, как ты сейчас.
– Пфф… я не очень боюсь воды, но все равно неуютно, когда лодка качается.
Чтобы Хоро признала свой страх – как необычно… При виде удивленного лица Лоуренса она поджала губы и добавила:
– Я показываю свою слабость лишь потому, что доверяю тебе.
– Клыки свои ты показываешь.
Хоро поспешно прикрыла рот руками, потом застенчиво рассмеялась над шуткой Лоуренса. Она и впрямь казалась напуганной, но то, что она честно это признала, лишь разожгло его подозрения. Искренна ли она сейчас? Лишь ей одной ведомо.
Вдруг она выпрямилась.
– Нет… я не должна так сближаться с тобой.
Она с печальным видом отвернулась. Как бы радостно они ни проводили время вместе, со временем эта радость неминуемо притупится. Хоро уже говорила, что очень боится этого, но Лоуренс все равно был поражен ее теперешним поведением.
И все же он понял: Хоро сказала это без какой-либо задней мысли. Они сознательно избегали говорить на эту тему; оба понимали, что о некоторых вещах лучше молчать. Человек ходит в страхе, когда не знает, где именно ловушка; но если он видит край обрыва, ходить рядом с ним не так уж трудно.
Хоро произнесла эти слова не в качестве предупреждения самой себе, не в поисках внимания со стороны Лоуренса. Скорее всего, ее намерение было прямо противоположным. Их путешествию суждено завершиться с улыбками; в этом Лоуренс был уверен. Так что бояться было нечего. И потому Лоуренс ответил спокойно:
– Наш разговор как будто из театральной пьесы.
Из пьесы о запретной любви, разумеется, но эти слова произносить было нельзя. Желая, видимо, погрызться с Лоуренсом, но не найдя тревоги на его лице, Хоро быстро потеряла интерес. Повернувшись к нему, она произнесла:
– В разговоре должны участвовать двое.
– Может, я и поучаствовал бы, если только ты снимешь эту маску.
Хоро, на лице которой было написано одиночество, внезапно рассмеялась, потом поджала губы. Она действительно носит выражения лица, как театральные маски, подумалось Лоуренсу. Он улыбнулся ей в ответ.
Почти сразу же на причале рядом с лодкой раздались громкие шаги, затем Рагуса своим зычным голосом объявил:
– Ну что ж, скоро отбываем!
Он проворно отвязал трос и забросил его в лодку, потом запрыгнул сам. Выглядело это так, словно ребенок прыгает в речку, чтобы поплавать; но, поскольку худым Рагусу нельзя было назвать даже из вежливости, зрелище получилось устрашающее.
Лодка отчаянно затряслась и едва не черпнула бортом. Даже у Лоуренса сжалось сердце от страха. На лице Хоро отобразилась такая тревога, какой на нем не было никогда прежде; все ее тело застыло. Она изо всех сил вцепилась Лоуренсу в одежду… она явно не притворялась.
– Пора увидеть в деле настоящего гребца! Обещаю, лучшего вы в целом мире не сыщете!
Нахваставшись, Рагуса опустил весло в воду. Его красное лицо дышало силой. Впрочем, несмотря на это, лодка сдвинулась с места не сразу. Корма постепенно отходила все дальше от причала. Рагуса поднял весло и, чуть изменив угол наклона, вновь опустил.
Чтобы перевезти такое количество груза по суше, требовались четыре лошади, а на реке для этого хватало силы одного человека. Речники частенько хвастались этим, но Лоуренс и сам видел: Рагуса в одиночку управлялся с отнюдь не пустой лодкой.
Отойдя от причала, Рагуса направил лодку к очереди на выход из порта. Несмотря на огромное количество лодок, между ними не было ни одного столкновения – невероятно. Лодки с легкостью проскальзывали друг мимо друга по бурлящей воде. Все лодочники словно чувствовали друг друга; над водой неслись приветствия, иногда ругательства, но весла непрерывно и безошибочно вели лодки к месту их назначения.
Постепенно набрав скорость, лодка Рагусы перестала наконец раскачиваться. Наконец-то она добралась до выхода из порта. Там, на береговой полосе, стояла сторожевая башня. Похоже, те, кто не хотели выпускать меха из города, пробились мимо защитников башни и вломились внутрь. Они собрались на верхней площадке башни и оттуда сыпали ругательствами и проклятиями на проплывающие под ними лодки.
Сейчас к входу в башню приближались люди в доспехах и шлемах – скорее всего, отряд башенных стражей во главе с капитаном. Ворвавшись в башню, они принялись хватать смутьянов как раз тогда, когда лодка Рагусы обогнула башню и вышла на открытую воду. Лоуренс никак не мог сочувствовать бунтовщикам, но все же надеялся, что там никого не убьют.
При виде открывавшихся перед ним картин мысли Лоуренса вернулись к ситуации в городе, однако ненадолго. В конце концов, Лоуренс и сам был в непростом положении. Он по-прежнему не оправился от потрясения – даже не столько из-за слов Хоро о ее желании прекратить путешествовать вместе, сколько от причин этого желания. Но сильнее всего его потрясло то, как себялюбиво он с ней обошелся, пусть даже он знал, что где-то в глубине души она этого ждала.
В результате всего произошедшего ему сейчас приходилось обращаться с Хоро нежнее – особенно с учетом того, что она была совсем непривычна к водным путешествиям. Но, как обычно, его стремление выказывать доброту пропало втуне. Хоро полностью восстановила самообладание, когда Лоуренс еще сидел, погруженный в раздумья. Она по-прежнему цеплялась за одежду Лоуренса, но при этом уже спокойно смотрела вперед. Она озирала открывающуюся перед ней картину с любопытством, подобающим предприимчивому юнцу.
– Мм?
Ощутив на себе взгляд Лоуренса, Хоро склонила голову набок и посмотрела на него. Похоже, она всегда прекрасно знала, как выглядит в глазах окружающих.
Лоуренс, мгновенно лишившись всей своей храбрости, отвернулся и принялся смотреть на проплывающий мимо Реноз.
Раздался приглушенный смех.
Рука Хоро, державшаяся за Лоуренса, разжалась, и Хоро весело произнесла:
– Твоя доброта просто страшно страшная.
Она опустила голову и рассмеялась вслух; изо рта вырвалось облачко белого дыхания. Глядя на это существо, похожее на маленького дьяволенка, никто бы не осудил Лоуренса за возникшее вдруг желание повыдергивать у Хоро весь мех из хвоста.
Но на реке было холодно. Лоуренс не мог себе позволить лишиться хвоста Хоро.
Поэтому он медленно проговорил в ответ:
– Это мне страшно глядеть на твою улыбку.
– Дурень.
Лицо Хоро под капюшоном сияло.
***
Река Ром катила свои воды мимо Реноза с востока на запад – самая обычная река среди самых обычных лугов. Весной и ранним летом, когда уровень воды был высок, можно было насладиться великолепным зрелищем колоссальных плотов из срубленного леса, сплавляемых вниз по течению. Нынче, однако, глаз радовали лишь лодки, выстроившиеся одна за другой.
Больше смотреть было особо не на что, разве что на овец и других зверей, пьющих из реки, путников, шагающих вдоль берега, да белые облака, медленно проплывающие высоко над головой.
Хоро обладала живым любопытством, но сейчас она откровенно скучала. Она сидела, примостив подбородок на борт лодки; время от времени она опускала руку в воду и вздыхала. Лоуренс мог только посочувствовать.
– Никаких забот, эх… – пробормотала она между вздохами. Лоуренс, завернувшийся во все то же одеяло и клевавший носом, поднял голову, потянулся и зевнул.
– Угг… Так приятно, когда не нужно держать поводья.
Действительно, так хорошо было в кои веки ни о чем не заботиться: ни о бессчетных выбоинах на дороге, ни о коршунах и соколах, норовящих напасть на груз. Не нужно было тереть глаза и встряхиваться всякий раз, когда нападала сонливость. И когда кто-то храпел рядом, это не раздражало.
Лоуренс уже наполовину решил, что отныне будет путешествовать только лодкой, но Хоро, которая и в повозке-то не знала, куда девать свободное время, явно была недовольна. Подняв руку, только что разрезавшую водную гладь, она внезапно плеснула на Лоуренса.
Зимняя вода была ледяной.
Лоуренс сердито взглянул на Хоро; та отвернулась и откинулась спиной на борт лодки, затем убрала хвост с лоуренсовых ног и взяла в руки. Рагуса спал позади грузов, так что Хоро могла хвост не прятать.
– Почему бы тебе не посчитать овец? Быстро заснешь.
– Я считала… после семьдесят второй мне надоело.
Хоро принялась привычными движениями вычесывать из хвоста грязь и вылезшую шерсть. Блох тоже, но из-за этого едва ли стоило терять сон… хотя для Хоро, возможно, блохи шумели достаточно громко, чтобы действительно мешать спать.
– …И пока я их считала, я проголодалась.
– Хорошо тогда, что перестала.
Хоро щелчком отправила в сторону Лоуренса очередную блоху. Ну, разумеется, поскольку они все равно пользовались одним одеялом, это особого значения не имело.
– Вот интересно…
Хоро остановилась на полуфразе, чтобы выкусить что-то из своего меха.
– …Когда мы отомстим лисе, что будет потом?
Хоро была большой мастерицей ухаживать за хвостом с помощью рта, но все равно у нее на губах налипла шерсть. Когда наступит весна, ей будет, видимо, еще неудобнее. Такая мысль мелькнула у Лоуренса, пока он помогал Хоро избавиться от волосков, которые она не могла стряхнуть сама.
– Ох… сиди тихо… потом, да?
– Да. Потом.
Наслаждаясь услужливостью Лоуренса, она зажмурилась, точно избалованный ребенок, и задала Лоуренсу этот вопрос. Не исключено, что она просто дурачилась, но, с другой стороны, может, она и впрямь надеялась, что они с Лоуренсом сумеют решить эту трудную задачку. В конце концов, они ведь посетили Реноз в поисках сведений о родном городе Хоро – и нашли его точное местоположение. Однако вовсе не завершение путешествия подразумевалось под этим «потом».
– Ну, еды и развлечений достаточно, так что мы вполне можем подождать до весны, когда снега растают… Но если хочешь, мы можем нанять лошадей и сразу вернуться в Реноз, а потом двинуться дальше на север.
– В горы Роеф, да?
Родина Хоро лежала где-то в тех горах. Добраться туда можно за месяц, не больше. И если уже там они не будут тратить время впустую, то управятся в несколько дней.
Хоро суетилась по-девичьи, ковыряясь с мехом на своем хвосте. Лоуренс без труда догадался, чего она хочет: чтобы он придумал какой-то повод оттянуть расставание.
– Но ты ведь знаешь, горы и люди там могли сильно измениться за все эти годы. Даже если мы отправимся в горы вдоль реки Роеф, мы вполне можем заплутать.
– Хмммм?
Что за хитрая волчица, подумал Лоуренс, помогая ей убрать бурые шерстинки, налипшие на губах.
– Пожалуй, мы могли бы сперва отправиться в Ньоххиру… ты ведь была там, если я правильно помню? В это время года туда от Реноза десять дней пути; зимой для безопасности нужно идти через города и деревни. Так что у нас будет еще двадцать дней.
Говоря, Лоуренс отсчитывал дни на пальцах. По привычке он исходил из того, что они будут двигаться как можно быстрее, почти не тратя времени на отдых. Для бродячего торговца «время» означало только время в дороге.
Крюк через Ньоххиру сам по себе был уступкой с точки зрения разума торговца. Чистая прибыль торговца составляла обычно лишь пятую долю от его выручки – половина уходила на пошлины, остальное на дорожные траты. Так что неспешное путешествие между исходным пунктом и местом назначения шло вразрез со здравым смыслом торговца. Но, конечно, Лоуренс знал, что будет жалеть, если сократит время, проводимое с Хоро.
Он застыл, глядя на руки; последний палец остался не отсчитанным.
«Неужели это все время, какое я могу для нас выискать?»
– Нам еще десять дней понадобится, чтобы понаслаждаться горячими источниками в Ньоххире.
Хоро отогнула за Лоуренса последний палец, потом добавила свои пальцы; теперь она и Лоуренс со стороны смотрелись супружеской парочкой, старающейся согреть друг другу ладони. И Лоуренс тут же ощутил волну тепла, поднимающуюся к сердцу.
Хоро подняла голову и просияла. Ее улыбка пугала.
Десять дней в Ньоххире. Если что и могло принести тепло в сердце Лоуренса и улыбку на его губы, то именно это.
Однако десять дней на горячих источниках – дорогое удовольствие. Цены на тамошних постоялых дворах – просто разбой на большой дороге, особенно если учесть ужасную еду. Они даже за питьевую воду берут деньги, а местное вино дурно пахнет и почти безвкусное.
И вдобавок надо платить за право попользоваться горячими источниками. А поскольку вода обладает могучей «целебной силой», приходится еще дважды в день навещать лекаря. Тамошние заправилы деньги буквально загребают.
Но Лоуренс просто не мог сказать «нет». До чего коварная волчица.
Не будь он честен со своими чувствами – мог бы тоже улыбнуться и махнуть на проблемы рукой.
– На твоем лице прямо-таки читается, что ты трясешься по поводу денег, – неприятным голосом произнесла Хоро и поднесла руки к лицу. Хвост заманчиво качался у Лоуренса перед глазами. Невольно Лоуренсу захотелось ухватить его и прижать к щеке.
– Я знаю, что там дорого; я же Хоро, мудрая волчица из Йойтсу. Я наблюдала за другими, когда была там последний раз. Поэтому я найду для нас горячий источник, который не охраняют, если только ты будешь чуть-чуть больше тратить на еду. Этого ведь достаточно, правда?
Звучало, конечно, заманчиво. Однако посетители горячих источников стремились каждую свободную минутку проводить в чудодейственных водах. Чем труднее было добраться до источника, тем более могучей считалась его целительная сила. Это была ловушка для посетителей. Будет просто чудом, если Хоро сумеет отыскать неохраняемый источник близ города.
И Лоуренс прекрасно знал, что с Хоро любое «чуть-чуть» окажется совсем не чуть-чуть.
– Всякий раз, как ты тратишь «чуть-чуть» моих денег, моя мечта становится от меня все дальше.
Если он не будет твердо стоять на своем, Хоро неизбежно начнет требовать у него купить ей что-нибудь в каждой палатке. Несмотря на то, что на лице Хоро немедленно отобразилось «Да как ты можешь!», Лоуренс не сдавался. Даже несмотря на то, что признание в любви поставило его в проигрышное положение.
– Я могла бы тысячью слов тебе ответить, но… – Хоро негромко кашлянула, взмахнула хвостом и продолжила. – …Ты сам признал, что отказался от своей мечты открыть лавку, когда вернулся за мной.
Взгляд ее янтарных глаз вперился в Лоуренса сквозь белые облачка дыхания, вырывающиеся между губ.
– Я сказал, что отложил ее, а не отказался.
Хоро вздохнула, всем видом показывая, что разочарована столь слабым оправданием. Лоуренс был не вполне честен, и Хоро, конечно, чувствовала это. Она ведь отлично распознает любую неискренность. Так что, прежде чем она успела ему это высказать, Лоуренс ее опередил.
– Но я признаю, в минуты слабости я действительно подумывал от нее отказаться.
– Пытаешься сбежать через любую дырочку в словах… торговец до мозга костей.
– Ох, ну ладно… я от нее отказался. Довольна?
Лоуренс сдался. Если она делала такой расстроенный вид, победить ее было невозможно.
– Ну, тогда потратить побольше денег совсем не проблема – так я хотела бы сказать; но сперва я хочу услышать, почему ты отказался.
Лоуренс хотел было сказать «просто каприз», но передумал. Изо всех сил стараясь, чтобы его слова прозвучали достойно, он произнес:
– Когда я открою лавку, торговать станет вполовину менее интересно.
– …Мм?
– Когда открою свою лавку, стану ленивым и буду только вспоминать с тоской былые деньки. Но они будут уже позади – конец приключениям.
Конечно, Лоуренса, как и раньше, манили деньги. Но они перестали быть его главной заботой; он не готов был больше гнаться за прибылью через любые бури.
Если он обзаведется лавкой сейчас, это не принесет ему счастья – именно потому, что он так долго и так сосредоточенно гнался за этой мечтой.
– Пфф…
Лицо Хоро из насмешливо-сердитого стало серьезным, и она кивнула. Любое счастье обращается в пепел когда-нибудь. Хоро это знала и боялась.
– Но, знаешь, я так долго об этом мечтал… Надеюсь, ты это оценишь. Все-таки я буду очень рад, когда открою собственную лавку.
Хоро медленно кивала, но вид у нее был озадаченный.
– Хмм… тогда для тебя это должно быть настоящей катастрофой.
– …Катастрофой??
Они с Хоро словно обменялись лицами: теперь Лоуренс смотрел озадаченно, а на лице Хоро было написано: «Ну разумеется».
– Мммхмм. Ты же отказался от своей мечты ради меня. Те, кто придумал поговорку «За двумя зайцами погонишься – ни одного не поймаешь», явно будут расстроены.
У Лоуренса отвисла челюсть; он потерял дар речи. Его мысли скакали, но, как он ни старался найти какой-то другой смысл этих слов, понятен был лишь один: он отказался от погони за одним из зайцев, но все равно ничего не поймал.
От этой мысли Лоуренса едва не стошнило. Он словно очутился совершенно безо всякой прибыли после рискованной торговой сделки. Он отвернулся. Даже если это была шутка – то слишком жестокая.
Повернувшись обратно, он встретил сочувственный взгляд Хоро.
– Ну и что с того? Не трясись, лучше радуйся! Тот, у кого ничего нет, может только приобрести, разве не так?
Следует ли ему выказывать гнев? Печаль? Какое-то другое чувство? Хоро словно на иностранном языке говорила. Уголки ее губ загнулись вверх, изо рта высунулся язычок, как у шута какого-то.
– Хо-хо, и ведь ты до сих пор ничего со мной не сделал. Если ты хочешь хватать вещи, не протягивая за ними руки, тебе придется стать волшебником.
Никогда еще Лоуренсу не хотелось так сильно выбросить кого-то за борт. В который раз он позволил волчице вертеть собой как ей вздумается и еще глубже заглянуть в его сердце.
Хоро прильнула к Лоуренсу, точно волчица к волку, затем подняла голову.
– Хех… но чтобы пометить территорию, недостаточно просто огородить ее веревкой. А как именно пометить – решать тебе.
Лоуренс ощущал на шее мягкое дыхание Хоро. «Если я взгляну на нее, я проиграл», – подумал он.
И, разумеется, он проиграл в тот же миг, когда подумал.
– Конечно, ты не полностью отказался от своей мечты. Во всяком случае, я надеюсь. Просто если ты будешь доволен, когда обзаведешься лавкой, тебе понадобится ученик. И вот тогда наступят слишком трудные времена, чтобы наслаждаться жизнью, не правда ли?
Хоро отвернулась и рассмеялась. Лоуренс чувствовал себя рыбой, которую обглодали до костей. Он может трепыхаться сколько хочет – это все равно ничего не изменит. Он вздохнул, мысленно сказав себе, что хотя бы не должен быть таким уязвимым.
Хоро ухмылялась – она явно получала удовольствие от этой маленькой драмы.
– Я так понимаю, у тебя был собственный ученик? – неестественным тоном спросил Лоуренс; однако Хоро, похоже, надоело его дразнить, и она ответила:
– В некотором роде… я ведь волчица Хоро Мудрая. Многие искали у меня знаний.
– Вот как.
Лоуренс, успевший уже забыть недавний разговор, был искренне впечатлен.
Хоро, однако, явно смутилась.
Может, она пытается как-то возместить то, что слишком уж сильно дразнила Лоуренса только что, и нарочно преувеличивает?
– Пожалуй, называть их «учениками» было бы большой натяжкой, хотя, несомненно, они себя ими и считали. И все-таки именно ко мне, вожаку стаи, всегда стремились новоприбывшие… хотя им приходилось ждать своей очереди, была ведь еще сотня других.
Хоро говорила с гордостью, но Лоуренс не мог просто принять ее слова с улыбкой. Конечно, она была великолепна. Но, судя по опыту их совместного путешествия, едва ли она была настолько почитаема.
Она плакала. Она смеялась. Она сердилась. Она часто вела себя как ребенок. Если бы кто-то сказал, что она выше облаков, это было бы скорее пустое восхваление, нежели настоящая вера.
Пока Лоуренс об этом раздумывал, на лице Хоро появилась мягкая улыбка. Волчица взяла его за руку.
– Конечно, ты никогда не искал у меня знаний. Ты из тех редких дурней-самцов, что пытаются вместо этого отобрать у меня поводья… что, разумеется, невозможно, ибо ты даже надеяться не можешь добраться до той горной вершины, с которой я взираю на скуку этого мира.
Быть богиней, получающей одни лишь восхваления… несомненно, это очень одиноко. Когда Лоуренс и Хоро впервые встретились, она сказала ему, что путешествовала по миру, чтобы найти друзей. На лице ее была улыбка, но то была улыбка одиночества.
– И все же ты продолжаешь пытаться, да?
Понять, дразнит его Хоро или нет, всегда было трудно; но сейчас, глядя на ее грустную улыбку, Лоуренс просто представить себе не мог, чтобы она шутила. Едва Хоро заметила его неловкую усмешку, ее выражение лица сменилось на гневное. Лоуренс, однако, положил руку ей на плечо и притянул Хоро к себе. Волчица в его объятиях вздохнула – похоже, это был вздох удовлетворения.
– Но теперь…
Хоро чуть подвинулась; сейчас она смотрела снизу вверх, прямо в глаза Лоуренсу.
– …Я больше счастлива, когда на тебя так вот смотрю.
Красивая девушка смотрела на Лоуренса снизу вверх; но красивую девушку звали Хоро, так что он не мог принять это все за чистую монету.
– Несомненно, потому, что лицо, которое ты оттуда видишь, – лицо дурня.
При виде его сердито нахмуренных бровей Хоро, похоже, осталась довольна. Она прижалась к Лоуренсу еще крепче.
С каждым взмахом хвоста Хоро из него вылетали блохи – так много их там было. Лоуренс вдруг ощутил, как в груди у него затеплело от нежности. Хоро, по-прежнему прижимавшаяся к нему, захихикала.
Лоуренс тоже рассмеялся. Да, услышав их с Хоро глупые пикировки, даже самый ретивый школяр постесняется назвать ее «учителем».
Но раз Хоро этого хотела, то ничего не попишешь.
По крайней мере так подумалось Лоуренсу.
***
На другом краю лодки послышалось внезапное шевеление. Рагуса медленно поднялся на ноги; на лице его были странные отметины – похоже, оттого, что он спал, положив голову на руку. Он потянулся; увидев Лоуренса и Хоро, ухмыльнулся, потом зевнул.
Лоуренс повернул голову в ту сторону, куда они плыли. Там, впереди, по обеим сторонам реки виднелись причалы. Здесь располагались сборщики пошлин – такие же, как на горных и равнинных дорогах. Избежать их было невозможно.
До причалов было еще далеко, но Рагуса мог определить их приближение совершенно уверенно, каким бы сонным он ни был, – ему помогал жизненный опыт. Говаривали, что моряки могут понимать, что вокруг них происходит, просто по запаху морской воды. Интересно, к речникам вроде Рагусы это тоже относилось?
Пока Лоуренс размышлял, Рагуса опустил весло в воду и прогремел, выбив Хоро из спящего состояния:
– Подходим к сборщикам пошлин нового герцога, Диджина. В вашу плату за проезд эта пошлина уже включена. Я слышал, он любит охотиться на оленей, так что берет слегка многовато.
Лоуренсу не удалось углядеть связь между одним и другим, так что он переспросил. Рагуса улыбнулся и ответил:
– Герцог никогда не был в бою, но считает себя лучшим лучником в мире. Он думает, что может любого оленя положить одной стрелой.
Лоуренс мысленно посочувствовал слугам, которые должны были сопровождать герцога на охоте. Но другим охотникам под его правлением, должно быть, жилось привольно.
В воображении Лоуренса встала картина толстого, неуклюжего правителя, над которым смеются горожане.
– Понятно. Должно быть, его слугам приходится работать до полусмерти.
– Ходят слухи, что он пытается привлечь внимание какой-то принцессы… так что, думаю, он еще только начинает понимать, кто он есть на самом деле.
Подобные правители могут обладать огромным количеством недостатков, но при этом оставаться любимыми за их чудачества. Гордых аристократов-невежд презирают, но тех, кто своими поступками вызывает оживленные разговоры, любят.
Правитель может прислушиваться к своим подданным, он может стараться на благо своих владений – и все равно дела его могут идти вкривь и вкось.
Рагуса, конечно, насмешливо говорил о герцоге, но деньги подготовил сразу, и у Лоуренса сложилось впечатление, что он вовсе не против заплатить пошлину.
В дни, когда его стране угрожает опасность, даже такой дурень, как Диджин, может стать лучшим воеводой, чем многие, если возьмет в руки меч и призовет под свои знамена людей. Когда люди чувствуют, что присоединиться – их долг, они идут воевать охотнее, чем когда им приказывают с высокого помоста. Лоуренс вдруг осознал, что в одной лодке с ним сидит прекрасный пример этого, и невольно кинул взгляд на Хоро.
– Ты хочешь что-то сказать?
– Нет, вовсе нет…
Лодка Рагусы постепенно замедляла ход и приближалась к причалу – прямо за еще одной лодкой.
И без подсказки Рагусы, который здесь, похоже, даже рыб всех знал, Лоуренсу стало ясно, что на причале происходит что-то необычное.
Стражи, вооруженные копьями, с кем-то спорили.
О чем именно шел спор, Лоуренс разобрать не мог, но спорящие кричали.
Речник в лодке перед ними тоже встал и, вытянув шею, вглядывался в происходящее на причале.
– Такое здесь редко, – пробормотал Рагуса, держа руку козырьком над глазами.
– Может, кто-то жалуется, что пошлина слишком высокая?
– Нет… по-настоящему сердятся только те, кто идет с моря, вверх по течению. Сперва им приходится платить за лошадей, которые тянут их лодки, потом они добираются сюда, и им опять приходится платить…
Лоуренс покосился на Хоро; та зевала, стараясь не показывать клыки. Потом вдруг он осознал, что кое-что в словах Рагусы звучало странно.
– Но разве это так только для тех, кто идет с моря? Для речников же должно быть то же самое.
Хоро вытерла слезящиеся глаза об одежду Лоуренса; тот легонько щелкнул ее по голове. Рагуса рассмеялся и поднял весло.
– Для нас, речников, река – это наш дом, мы просто платим за жилье… не на что сердиться. А для тех, кто с моря, река – просто дорога. Ясно, что они злятся, – любой будет злиться, если его заставят платить просто за то, что он идет по дороге.
Лоуренс кивнул, показывая, что понял. Он был впечатлен тем, как по-разному можно воспринимать одно и то же.
Происходящее на причале постепенно становилось все более разборчивым. Тот, кто только что кричал, оказался мальчиком; и он по-прежнему спорил со стражами. Он тяжело дышал, облачка белого тумана вырывались изо рта. Своим еще детским голосом он выкрикнул:
– Но это печать герцогской семьи!
На вид мальчик был лет двенадцати или тринадцати от роду. Его непричесанные волосы были все в грязи и пыли, да и лицо тоже. И он был настолько тощ, что, столкнись он с Хоро, вполне возможно, упал бы он, а не она.
Одеяние его было настолько потрепанным, что, казалось, развалится от любого чиха. На тощих ступнях – изношенные сандалии. Будь он при таком облачении старцем с бородой – его вполне можно было бы принять за почтенного отшельника.
В руке мальчик держал старую бумагу, которую и показывал стражу.
– Что там случилось? – недовольным голосом спросила Хоро, проснувшись окончательно.
– Не очень понятно пока. Но ты ведь слышала, что он кричал?
Хоро зевнула еще раз.
– Даже я не слышу, когда сплю.
– А, ну да, ты не слышишь даже собственный храп.
За свои слова Лоуренс был немедленно вознагражден пинком.
Прежде чем он успел пожаловаться вслух, один из стражей, до того молчавший, поднял копье и произнес:
– Эта бумага – подделка! И я больше повторять не буду! Если продолжишь вякать, получишь по заслугам!
Мальчик закусил губу, точно пытаясь сдержать слезы.
Лодка Рагусы наконец остановилась – прямо позади той, за которой они плыли. Похоже, владелец той лодки и Рагуса были хорошими знакомыми. Поприветствовав друг друга, они зашептались.
– Что за переполох? Это ученик старого Ренона, что ли?
Рагуса подбородком указал на пожилого, седого лодочника, чья лодка стояла впереди.
– Если так, Ренон не сидел бы сейчас в своей лодке.
– Это ты прав, ха-ха! А может, он?..
Мальчик на них даже не смотрел. Он не отводил глаз от листа бумаги у себя в руках; его плечи и ноги тряслись – то ли от холода, то ли от ярости, поди разбери. Сдаваться он, похоже, не хотел, но, когда поднял голову и увидел прямо перед собой острие копья, мог лишь отступить. Он пятился медленно, шаг за шагом, пока не очутился на самом краю причала.
– Так, меня отвлекли. Вы все, продолжаем сдавать деньги…
После объявления стража лодки возобновили движение. Судя по тому, что особого интереса к произошедшему никто не проявил, ситуация была не из редких.
Всклокоченный мальчуган по-прежнему держал в руке свою бумажку. Едва Лоуренс заметил на листе красную печать, как тут же понял, что произошло. Мальчик попался на удочку какому-нибудь жулику.
– Его обманули.
– Мм?
Лодка Ренона отчалила от причала, на ее место подошел приятель Рагусы. Рагуса двигался прямо за ним. Лоуренс сказал на ушко Хоро, качаясь в такт лодке:
– Такое случается время от времени. Поддельная бумага – возможно, свидетельство об оплате от землевладельца. Может, даже поддельное разрешение на сбор пошлин на реке.
– Хмм…
Подобные фальшивки обычно продают намного дешевле, чем тот доход, который они якобы должны принести. Но все равно очень многие принимают их за настоящие.
– Бедняжка…
Лодки на реке уже выстроились в очередь. Подзадержавшиеся стражи лихорадочно собирали деньги и начисто забыли про мальчика. Как и говорила Хоро, мальчик выглядел совершенно нищим. Но если бы он думал головой, то не дал бы себя обвести вокруг пальца.
– Возможно, это будет ему хорошим уроком.
При этих словах Лоуренса взгляд Хоро перешел с мальчика на него.
– Надеюсь, ты не пытаешься мне намекнуть, что я бесчувственная скотина?
– И это говорит тот, кто молил о помощи всех подряд, когда его самого ослепила жадность.
От столь прямого заявления Лоуренс поежился; однако если он сейчас протянет мальчику руку помощи, это будет против его натуры торговца.
– Но я искал помощи своими собственными ногами.
– Хех.
– Я предпочел бы думать, что я не настолько злодей, чтобы отбросить руку того, кто просит о помощи. Но пытаться помочь тому, кто сам не пытается, – это не для торговца. Если этим заниматься, то остается только одеться в рясу и отправиться в церковь.
Хоро погрузилась в раздумья – видимо, несмотря на слова Лоуренса, она все равно сочувствовала бедному мальцу. В конце концов, она же помогала с урожаями деревне много столетий, не видя за это никакой благодарности… просто она такая. Видимо, помогать бедствующим в ее характере.
Но истина в том, что, раз начав такими делами заниматься, уже не остановишься. Людей, отягощенных заботами, в мире много, а богов так мало.
Лоуренс натянул одеяло на лицо и прошептал:
– Может, если он поднимется на ноги и начнет сам что-то делать, тогда…
Хоро, конечно, добрая, но она не может не видеть, как устроен этот мир. «Конечно же, она понимает мои намерения», – подумал Лоуренс.
Мальчика ему было жалко; но, взглянув в его сторону, он не поверил отнюдь не глазам, но ушам своим.
– Учитель! – прозвенел крик.
Все, кто здесь собрались, привыкли быть на рынке. Они могли даже посреди толпы определить, к кому обращен крик. Мальчик вскочил на ноги, не обращая внимания на попытки стражей его остановить. Он бежал вдоль причала, туда же, куда были обращены его слова.
К Лоуренсу.
– Учитель! Это я! Это я!
– Какого…
– Хвала Господу, как же замечательно, что я наконец-то вас нашел! Я уже беспокоился, потому что мне совсем нечего было есть, но наконец-то удача!
Несмотря на радостный тон, по лицу мальчика было видно, что он весь на нервах. Лоуренс вперил в него взгляд и принялся копаться в памяти, где хранил лица всех, кого встречал в прошлом. Да, он не ошибся: этого мальца он видел впервые в жизни.
Но одно Лоуренс понял: мальчик поставил на него все. Это же поняли и стражи, которые тут же прижали его к настилу причала древками копий.
– Ах ты щенок!
Причалы сборщиков пошлин – символ власти правителя. Если подобный фарс допускать, пострадает репутация герцога. В худшем случае мальчика просто утопят в реке; его синие глаза неотрывно смотрели на Лоуренса, точно говоря: «Если я сейчас проиграю – мне конец».
Лоуренс смотрел на мальчика, не отводя глаз. Он даже дышать забыл, пока Хоро не пихнула его в бок. Она не смотрела ни на него, ни на мальчика, но Лоуренс прекрасно понял ее мысль: «Надеюсь, ты не забыл, что сам сказал только что».
Мальчик поднялся на ноги и воззвал к нему о помощи.
– Как ты смеешь пачкать репутацию герцога Диджина?!
Очередь из лодок становилась все длиннее. Гнев стражей был вполне понятен: их самих накажут, если они не справятся со сбором пошлины. Такого они, естественно, допустить не могли. Один из стражей отвел от мальчика свое копье и занес ногу, чтобы пнуть его в живот.
– Остановитесь!
Лоуренс выкрикнул, когда страж уже начал наносить удар. Нога не успела остановиться вовремя, но, к счастью, лишь слегка пихнула свою жертву. Раздался возглас, похожий на лягушачье кваканье.
– Он действительно кажется мне знакомым.
Страж кинул короткий взгляд на Лоуренса и отвел ногу. Но, похоже, истинное намерение Лоуренса он понял мгновенно. Бросая сердитые взгляды на Лоуренса и мальчика, остальные стражи отвели копья и разом вздохнули.
Игра мальчика была до боли очевидна.
«Добрый ты», – сказал Лоуренсу взгляд стража.
Глаза мальчика сияли от изумления. Похоже, он сам не мог поверить, что его лицедейство сработало, и несколько раз недоуменно моргнул. Впрочем, он тут же вскочил на ноги и впрыгнул в лодку Рагусы.
Рагуса, уплатив пошлину, уже завязывал тесемки своего кошеля, но застыл на месте, глядя на происходящее. В себя он пришел, когда мальчик был уже в лодке. Потом встретился взглядом с Лоуренсом и лишь после этого сумел закрыть рот.
– Много вас тут скопилось! Давайте, давайте! – пролаял страж и взмахом руки позволил Рагусе и его лодке отправиться дальше. Конечно, они были рады избавиться от мальчика, но теперь им действительно придется иметь дело с довольно длинной очередью. Рагуса, глядя на Лоуренса, пожал плечами, затем запрыгнул в лодку и взял весло. Если только ему заплатят, вряд ли он будет жаловаться.
Мальчик, должно быть, совсем вымотался, а может, перепугался до смерти; едва добравшись до носовой части лодки, он свалился без чувств. Хоро недовольно посмотрела на Лоуренса.
– Раз дошло до такого, ничего не попишешь.
При этих словах Лоуренса Хоро наконец улыбнулась и, выбравшись из одеяла, положила руку на свалившегося возле ее ног мальчика.
Хоро никогда не уставала дразнить других; но сейчас, сидя над мальчиком, она смотрелась точь-в-точь как добросердечная монахиня. Выглядело очень мило, но Лоуренсу было совсем не смешно. И дело не в том, что ему пришлось пойти против своих убеждений, – просто по сравнению с Хоро он со стороны казался черствым и грубым человеком.
Убедившись, что мальчик не ранен, Хоро усадила его и оперла спиной на борт лодки. Лоуренс передал ей чашку с водой. Он заметил, что мальчик по-прежнему сжимает в руке поддельную бумагу… вот это решимость.
– Давай-ка попей воды.
Хоро пихнула по-прежнему бессознательного мальчика в плечо краешком чашки. Тот медленно открыл глаза, и его взгляд забегал между Хоро и стоящим за ее спиной Лоуренсом. По лицу расплылась смущенная улыбка. Лоуренс, изначально собиравшийся предоставить мальчика его судьбе, отвернулся.
– Вы… меня спасли…
Лоуренс так и не понял, мальчик благодарил за воду или за их роль в том жалком представлении. Как бы там ни было, он смутился. Он не привык к тому, что его хвалят за поведение, совершенно не подобающее торговцу, – за то, что действовал, не разобравшись предварительно с прибылями-убытками.
Мальчика явно терзала жажда. Выпив всю чашку ледяной воды, он закашлялся, потом удовлетворенно вздохнул. Вряд ли он был из Реноза. Впрочем, поблизости от реки лежало много деревушек, так что, возможно, он добрался сюда откуда-нибудь с севера или с юга.
Что за путешествие привело его сюда?
По старым, изношенным сандалиям ясно было одно – вряд ли это было приятное путешествие.
– Поспи, и тебе станет лучше. Вот это одеяло сгодится?
Помимо того одеяла, которым пользовались Лоуренс и Хоро, они взяли еще запасное.
Получив одеяло, мальчик распахнул глаза от нечаянной радости и закивал.
– Да благословит вас Господь…
Он уснул сразу, как только завернулся в одеяло. Без одеяла едва ли он мог бы спать. Такой тощий, в такой рваной одежде… просто замерз бы насмерть. Хоро следила за ним встревоженно, пока не услышала его ровное дыхание; это явно принесло ей облегчение. Лицо ее стало таким ласковым, какого Лоуренс никогда еще не видел. Мягко проведя рукой по лбу мальчика, Хоро встала и повернулась к Лоуренсу.
– Хочешь, чтобы я и тебя так приласкала?
Лоуренсу показалось, что своим поддразниванием Хоро просто пыталась перекинуть свое смущение на него. Пожав плечами, он ответил:
– Это право есть только у детей.
Хоро улыбнулась.
– Передо мной ты тоже дитя.
Пока они пикировались, лодка, излишне разогнавшаяся, начала замедлять ход. Они догнали идущие впереди лодки, к тому же Рагуса заинтересовался новым попутчиком. Отложив весло, речник посмотрел на Лоуренса с Хоро.
– Так как он, в порядке?
Хоро кивнула. Рагуса поскреб в затылке и вздохнул.
– Похоже, его обманули. Какое-то время здесь было тихо, но обычно по зиме сюда с юга приходит всякий подозрительный сброд. Может, пару лет назад это было – появился один подозрительный тип, очень хорошо умел бумаги подделывать. Даже настоящие торговцы попадались, не только мальцы. Но мы быстро учимся, так что сейчас их почти не осталось. Малец, похоже, наткнулся на одного из последних
Лоуренс осторожно забрал бумагу из руки мальчика, торчащей из-под одеяла, развернул и принялся изучать.
Герцог Херман ди Диджин, разрешение на сбор пошлин на реке Ром.
Одних лишь красивых слов и красивого почерка недостаточно, чтобы якобы официальная бумага выглядела правдоподобно. Даже если там много трудных слов, убедить кого-то, что она настоящая, непросто: любой, кто видел оригинал, сразу скажет, что перед ним подделка.
Но, конечно, самым главным свидетельством были подпись и печать герцога.
– Господин Рагуса, как правильно пишется имя герцога Диджина?
– Ээ… это…
Рагуса проговорил по буквам; по сравнению с печатью на пергаменте одна буква не совпадала.
– И печать тоже поддельная. Если изготавливать с полным совпадением, то это виселица.
Такой вот интересный выверт в законах.
За точную копию настоящей печати полагается виселица; а вот сделать нечто просто похожее – не преступление.
Рагуса пожал плечами. Лоуренс свернул бумагу и сунул под одеяло.
– Но я по-прежнему хочу получить плату за его проезд.
– Это… ну разумеется.
Пусть Хоро это и не нравится, но миром правят деньги.