Влюблённый домовой

Глава 2

— Ты соврала.

Павел недовольно дёргает хвостом, наблюдая за тем, как Лина застёгивает ботинки.

Обещанное «будущее» плавно, но быстро превращается в «сейчас», потому что, поднявшись после разговора в номер, Лина тут же принялась собираться.

— Соврала. Хочу посмотреть, что там с этой статуей. Вернее, что за «тушки» пока их не убрали.

«Уела» — вздыхает Павел, но вслух говорит совершенно иное.

— Шапку не забудь. И шарф. На улице мерзко.

— Можешь посидеть здесь, пока меня не будет.

Павел от такого предложения аж подскакивает на лапы, разве что шерсть на загривке дыбом не встаёт.

— Поняла, — смеётся Лина, будто в его обиде есть что-то весёлое. Однако этот смех ничуть не раздражает, а наоборот, даже успокаивает. — Идём?

— Ещё раз… — начинает Павел, пока они идут по пустому коридору к лестнице, но не договаривает, потому что Лина заканчивает за него смешливым:

— И в глаз?

— За пятку кусь, — деловито поправляет её Павел. — Ночью, как только выставишь эту самую пятку из-под одеяла. А ты выставишь…

«Уж я-то тебя знаю» — заканчивает Павел уже мысленно, потому что со стороны лестницы выныривает худенькая невысокая девушка в тёмно-зелёном шерстяном платье и устремляется в их сторону.

Они едва не сталкиваются. Павел в последний момент успевает отскочить с дороги, пропуская девушку мимо себя. Носа касается свежий, морозный запах с ноткой вяжущей сладости. Что-то знакомое, но Павел никак не может вспомнить, что именно тот ему напоминает.

— Мышка бежала, хвостиком махнула… — Долетает до Павла тихий напев. Он будто шлейф тянется от маленькой девушки, затихая по мере её удаления. Будто и вовсе послышалось.

— Паш, идём? — тихо зовёт Лина заставляя отвлечься.

Павел отворачивается, тем более что девушка уже скрывается в одном из номеров почти в самом конце коридора.

Улица встречает их лёгким снегопадом и морозцем.

— Ух, — выдыхает Лина, зябко ёжась и пряча скованные тонкими перчатками ладони в карманы. — Похолодало.

Павел встряхивается, распушаясь, и делает первый шаг на снежное полотно. Он готов согласиться с Линой, на улице действительно стало холоднее. И будто бы темнее, хотя до заката должно быть ещё несколько часов.

— Кажется сюда, — неуверенно шепчет Лина указывая ладонью в сторону и Павел следует за ней, осторожно стараясь ступать след в след и не оставлять таких уж явных следов за собой. Хотя сыплющий с неба снег всё равно быстро всё скроет.

— Может тебя понести?

— Может тебя укусить? Я домовой, а не домашний котик.

— Но выглядишь, как он.

Выскочив из-под прикрытия Лининых следов и принимаясь прокладывать путь самостоятельно, Павел недобро косится на неё, встречаясь взглядом с весёлым прищуром.

— Мы тут не просто так, — напоминает он и едва не тыкает сам себя мордой в снег. В наказание, потому что ему совсем не нравится, как меняется лицо Лины от этих слов. Как она поджимает губы, сосредотачиваясь и переставая отвлекаться.

— Вон там, — замечает Павел спустя какое-то время.

Заснеженный холмик совсем не похож на статую жирафа, но это единственное, что хоть как-то подходит.

— Может быть… — неуверенно шепчет Лина, тогда как Павел уже во всю скачен к высокому, неправильно тонкому сугробу порой увязая в снегу по грудь, а порой и по шею.

— Паш, не торопись! — забывшись, кричит Лина, когда он, оказавшись рядом с сугробом, стряхивает лапами с него снег.

«Действительно…»

Под снегом оказывается бронзовая нога и Павел задирает морду вверх.

Кажется, они нашли жирафа.

— Чувствуешь что-нибудь? — спрашивает он, оборачиваясь к Лине, и та послушно закрывает глаза, даже не спрашивая то ли это место или нет.

— Холод, — начинает она, хмурясь и на мгновение прикусывая губу. — Темнота. Земля… мёртвая…

Он слышит, как шумно сглатывает Лина, но уже не смотрит. Лапы осторожно ощупывают рыхлый снег, а потом и вовсе начинают копать.

Одна. Вторая… Третья…

Теперь приходит черёд Павла сглатывать.

Он откопал всего три тельца, но готов поспорить, что их здесь больше. Земля в этом месте действительно мёртвая. Будто выжженная смертью.

Павел готов поспорить, что даже на кладбищах земля живее будет, живут же на ней кладбищенские стражи, а тут… будто полоса отчуждения какая.

— Она не касается статуи, — севшим голосом шепчет Лина и Павел кивает, снова задирая морду.

— Похоже, они пришли сюда сами.

Павел отступает от находок и садится, подобно манулу ставя лапы на хвост. Подушечки с непривычки мёрзнут.

— Чтобы умереть?

— Чтобы быть высосаными. Подранки, Лин. Они все были ослаблены.

Они оба замолкают, и Павел какое-то время смотрит на находки, вслушиваясь в себя и пытаясь найти хоть какую-то зацепку. У них меньше двух суток на то чтобы разобраться с этим. Если они не разберутся, то Лине придётся докладывать. В конце концов, она просто ученица, а он и вовсе… домовой. Не их это дело и информацией с ними уж точно делиться не будут.

Задумавшись, Павел не сразу замечает поползновение мёртвой пустоты в их сторону. Та успевает протянуть своё эфемерное щупальце почти к самому носку Лининого ботинка, прежде чем он вскакивает, вздыбливая шерсть. Шипение вырывается помимо воли, а в следующий момент Павел прыгает, отгоняя пустоту от Лины и оттесняя ту подальше.

— Идём. Живо.

— Да что… — начинает Лина, но замолкает, то ли почувствовав эту гадость и сама, то ли просто подчинившись.

— Живо в санаторррий, — шипит он, косясь в сторону находок.

Убедившись, что пустота втянула в себя все щупальца, Павел устремляется за успевшей уже достаточно далеко отойти Линой, а потом и вовсе прыгает, снова взбираясь на плечи.

Так будет быстрее.

Павел испытывает дежавю, когда спускается с плеч Лины на пол номера. Снова.

Дёрнув хвостом, он отступает. Хочется спрятаться и подумать, но небольшой шкаф занят, а на нём, скорее всего столько же пыли, сколько и под кроватью. Не в ванную же в самом деле забираться.

— Паш, — тихо зовёт Лина, когда он всё-таки определяется и запрыгивает на кровать, приминая лапами простенькое серенькое покрывало. — Что это было?..

Сев и укрыв хвостом передние лапы, Павел задумывается, пытаясь сопоставить свои знания с тем, что они узнали. Выходит негусто и грустно.

— А на что это похоже, по-твоему? — вопросом на вопрос отвечает Павел, продолжая в уме собирать сразу несколько пазлов, подставляя кусочки информации в картинки и смотря, где они покажутся гармоничней.

— На ритуал, — задумчиво отзывается Лина, закончив с верхней одеждой и присев на кровать рядом. — Только странный… Ритуал обычно сопровождается либо жертвоприношением, либо подношением, но… Ты сказал, что они пришли туда сами и их никто не убивал.

Павел чувствует, как в шерсть на загривке зарываются успевшие согреться пальцы, как они добираются до основания ушей, чтобы почесать там, и жмурится. Когда думает, Лина всегда перебирает что-то в руках или вот, чешет его, будто простого домашнего кота. Впрочем, Павел никогда не был против. Ни когда она была маленькой и приезжала к бабушке в гости, ни сейчас.

— Это детский сад, — тихо откликается Павел и сглатывает в попытке подавить рвущееся из груди кошачье мурчание. А вот пальцам поддаётся и дальше, поворачивая голову так, чтобы те почесали под подбородком.

— Что?

Пальцы замирают, едва добравшись до горлышка, и Павел открывает глаза, встречаясь с Линой взглядом.

— Детский сад, говорю, — Павел отстраняется, убирая голову от тёплых пальцев, да и Лина убрав руку, забирается на кровать с ногами. — Что-то вроде полосы отчуждения. Ты, наверное, знаешь про реку Смородину и Калинов мост?

Лина хмурится, но кивает, давая понять, что знает и не только то, что в сказках могло вскользь промелькнуть.

— Но причем тут это?..

— Пройти в Навь можно по мосту, через дом Яги и с проводником. Выйти, если удастся договориться с Горынычем, Ягой или проводником так же. А можно сделать проход самому.

— Кто-то пытается пройти в Навь?..

Лина закусывает губу. Павел кивает, соглашаясь, но предлагает и ещё один вариант:

— Или выйти к нам сюда, в Явь. Но у навьих всегда есть свои лазейки и дорожки, так что скорее всё-таки туда. Только, как я уже сказал, это детский сад. Всё слишком наивно сделано.

— Или что-то привело к искажению ритуала… — тихо шепчет Лина.

— Ты хочешь сказать?..

Павел хмурится, перебирая в памяти всё, что они недавно узнали, но добраться до конца мысле-цепочки не успевает, Лина поясняет раньше:

— Жираф. Мёртвая земля была близко к статуе, но…

— Не коснулась её и даже поползновений не делала.

— Поползновений?.. Ты поэтому меня оттуда погнал?

— Пустота выпустила щупальца в твою сторону, я не хотел рисковать.

— Ах ты!..

Лина возмущённо надувается, но просить прощения Павел не намерен. Да он её оберегает, да он не позволит ей лишний раз сталкиваться с бессмысленной опасностью, да…

— Да я. Домовой. И всё, что связано с моим домом находится под моей защитой. Даже ты.

«Особенно ты» — этого вслух Павел говорить не собирается.

— Я не маленькая девочка!

— Ты часть моего дома, — Павел рассерженно дёргает хвостом из стороны в сторону, но видя, как почти сходятся на переносице брови, меняет тему, продолжая уже более мягко и спокойно: — У тебя есть какие книжки на телефоне? Желательно артифакторика.

— Хочешь понять, не магический ли жираф? — понимает Лина и тянется к мобильнику ещё прежде, чем Павел ответит.

На какое-то время повисает тишина, слышно только шуршание со стороны Лины да шорохи за пределами номера.

Павел погружается в себя, пытаясь восстановить в памяти всё, что успел увидеть недавно, но, оказывается, на статую он особо и не обращал внимания.

Жираф был похож на большой неправильный сугроб: широкое основание тянущийся вверх с одного бока. Саму статую за этим наносом было видно едва-едва, только низ морды, куда снег не особо добрался, и ногу с которой Павел этот самый снег смёл лапой.

— Мне надо кое-что проверить! — спрыгнув с кровати, Павел устремляется к двери. — Лин, открой дверь, я скоро.

— Куда?!

Отбросив мобильник на кровать, Лина спешит к двери, забыв даже обувь надеть.

— Поищи пока раздел «Символы на амулетах» или как-то так, — вместо ответа бросает Павел и выскакивает из номера, прежде чем Лина хоть что-то скажет.

«Жираф, жираф, жираф…»

С лестницы он едва не падает, разогнавшись так, что последние ступени просто уходят из-под ног. Если бы не кошачьи способности, то тормозить пришлось бы мордой об пол.

С дверью оказывается тяжелее, но вот кто-то входит и он проскальзывает в образовавшуюся щель, устремляясь на улицу.

Снег так и валит, засыпая всё вокруг и делая дорогу ещё более непроходимой.

«Налево, обойти и прямо вглубь» — вспоминает Павел дорогу прежде чем нырнуть в снежное полотно с нужной стороны.

Рыхлый снег не держит, отчего Павел проваливается по горло, а порой и по самую морду. Чтобы что-то увидеть приходится прыгать, подражая то ли дельфинам, то ли мелким лесным зверькам.

«Так, какая нога?.. — вспоминает Павел, наконец-то оказываясь рядом с «неправильным сугробом». — Левая вроде бы была…»

Он снова поднимается на задние лапы, сбивая снег с нужного месте.

«Есть!»

Ему не привиделось.

На тонкой бронзовой ноге, где-то на уровне глаз крупного кота, клеймом выплавлен символ. И Павлу даже не нужно возвращаться в номер, чтобы узнать, что он означает.

«Защита».

Павел, конечно, не колдун и даже не леший или дворовой, но готов поспорить, что на земле, под слоем снега, есть что-то вроде межевой полосы и здесь она замыкается.

«Не там ты решил провести ритуал, кем бы ты ни был. Не там».

Кончик хвоста щекочет потусторонним холодом, и Павел отскакивает, поздно вспоминая о полосе отчуждения и голодной пустоте.

— Нужно с этим что-то делать… — бормочет Павел, отступая под защиту статуи и идущей от неё границы.

«Интересно, тот кто это сделал всё ещё здесь?»