Умереть за любовь, убить за любовь…

Глава 15. Небо окрасилось в черный

Прохладный утренний воздух будоражил и окончательно прогонял остатки сна. Мышцы забились слишком сильно – долгий был перерыв, и тело быстро отвыкло от ежедневных пробежек – и теперь казались каменными. Растирая бедра прямо на бегу, чем сбивала ритм дыхания, Лиана Лэнг продолжала бежать. Она знала, что надо было остановить, сократить привычные пять километров до более щадящей дистанции, но с самого детства ее можно было описать лишь тремя словами: дисциплина, правила, вызов.

Ближе к морю ветер усилился. Тонкая кофта, обычно хорошо держащая тепло тела, намокла от пота и уже не справлялась. От этого бежать стало легче – жар постепенно уходил, и кровь уже не пульсировала в висках. Выбежав на узкую, выстеленную мягким покрытием дорожку, девушка чуть ускорила темп в надежде быстрее закончить эту пытку, и вскоре была вознаграждена.

Заветные пять километров.

Останавливаться нельзя. Перейдя на быстрый шаг, Лиана какое-то время еще активно помогала себе руками, размахивая ими взад и вперед, а потом замедлилась и, застонав, разрешила себе присесть на корточки, чтобы немного отдышаться.

Полегчало. Оглядевшись по сторонам, она увидела знакомую фигуру и не спеша пошла к кромке воды. Теперь торопиться было некуда, и хотелось, чтобы время также замедлилось и остановилось.

– Эй, – весело закричала она, когда ее и молодого человека, сидящего прямо на песке рядом с желтой доской для серфинга, разделяли всего пара шагов.

Он оглянулся, улыбнулся и помахал рукой. Его оливкового цвета глаза казались темно-зелеными в лучах рассветного солнца.

– Встречаешь рассвет? – Лиана опустилась рядом, посмотрела на едва показавшееся над уровнем горизонта солнце, а потом, развернувшись к парню всем телом, взяла его лицо в ладони и начала целовать.

Он смеялся и пытался увернуться, убрать ее руки. Но она не воспринимала это всерьез – если бы действительно хотел, он бы точно смог с ней справиться.

– Прекрати, ненормальная, – смеялся Габриэль. Ему было щекотно и не очень приятно от ощущения влажных губ по всему лицу, просоленному морской водой и обветренному.

– Да, ненормальная. Ну и что ж? – улыбнулась девушка и, наконец, отпустила его. – Я искала тебя.

– Искала? Мы видимся тут каждый день.

– Не каждый. Тебя не было пару недель. – Лиана вытянула ноги и закрыла глаза. Ей было хорошо.

– Да… Были проблемы, – отмахнулся Габриэль. – Ты, наверное, слышала…

– Про суд? Слышала. И считаю, что ты должен подать на них иск – за моральный ущерб. – Она приоткрыла один глаз и ухмыльнулась.

– Да ну их. Отпустили, и хорошо.

– Я слышала, у тебя был хороший адвокат. Сама Сандра Джонсон, – не унималась девушка.

– Хороший, – буркнул молодой человек.

Ему было неприятно вспоминать ни то время, что он провел вместе с женщиной, годящейся ему в матери, ни то, что он нашел на своей подушке пару недель назад. После этого он решил уехать. Без цели, без конечной точки. Просто в то же самое утро прыгнул в машину и уже к обеду был далеко от ставшего уже ненавистным города. Он убегал. Но в глубине души понимал, что от себя не убежишь.

Он подхватил свою доску и пошел вдоль берега к парковке. Лиана брела следом, отставая на пару шагов, но даже спиной можно было почувствовать, что она не сводит с него глаз. Любопытные, но пугливые чайки разбегались в разные стороны от их приближения, смешно семеня ножками, а потом взлетали бело-черным облаком в небо, окрашенное розовым в лучах восходящего солнца.

– Ненавижу чаек, – буркнул Габриэль себе под нос, но девушка его не слышала. Как завороженная она смотрела на пестрящих в воздухе птиц.

Есть в жизни такие дни, которые кажутся самыми обычными. Начинаются с семейного завтрака, стакана свежевыжатого апельсинового сока, утащенной из коробки конфеты с ликером и маленькой сморщенной вишенкой внутри, пока мама отвернулась и не видит, шелеста газет, с которыми отец идет в туалет, лишь бы отдохнуть ненадолго – уже устал от возни детей и ворчания жены, хотя на часах только одиннадцать. Завтрак плавно перетекает в обед, потому что больше нечем занять себя в дождливое воскресенье – слишком дождливое, чтобы ехать в парк или хотя бы в торговый центр. Да и покупать там особо нечего. Вроде, все есть. После обеда можно отдохнуть друг от друга, разбрестись по своим комнатам и почитать, засыпая уже на второй странице, и проснуться от умопомрачительного запаха запекаемой в духовке курицы на подушке из соли – мама уже опять у плиты. И как она не устает? Ужин проходит за разговорами ни о чем и заканчивается еще теплой яблочной шарлоткой. Нежной, воздушной, с хрустящей корочкой сверху, а снизу – целая гора запеченных яблок вперемешку с кислыми ягодами брусники. Хочется съесть еще кусочек, но уже не лезет, и ты – также украдкой, как утром утащила конфету – отламываешь еще чуть-чуть хрустящей корочки и бежишь поскорее наверх. Пока мама не увидела и не отругала.

Такие часто и заканчиваются обычно. Вы вместе смотрите юмористическую передачу, сидя перед единственным телевизором в доме, а потом разбредаетесь по своим комнатам. И мама приходит, чтобы подоткнуть одеяло. А папа лишь заглядывает в дверной проем и желает спокойной ночи – он только что с улицы, где выкурил сразу две сигареты, чтобы накуриться перед сном. И не хочет, чтобы ты морщила нос и отворачивалась. Или говорила свое коронное: «Фуууу, папааааа!».

Но иногда все идет не так. И мама почему-то не приходит, а папа почему-то громко кричит, и слышится звук возни, грохот, слезы.

На следующий день ты узнаешь, что у мамы был нервный срыв. Она пыталась повеситься прямо на кухне, но папа успел ее спасти и все обошлось. И тебе бы надо думать о маме и о том, как хочется скорее увидеть ее. Но ты думаешь только о маленьком кусочке оторванной хрустящей корочки с яблочной шарлотки и о том, что это и была та последняя капля, толкнувшая маму в петлю.

Лиана не видела мать несколько недель. Сначала она была в больнице, и отец не хотел, чтобы дочки видели ее такой – замученной, уставшей, с темным синяком через все горло. А потом ее забрали в другую клинику. Туда, где лечат не тело, а душу. Так сказал папа. И теперь надо еще подождать, чтобы ей стало легче.

Но легче не стало. Прошло около шести месяцев с момента попытки самоубийства матери, а она все так же была на содержании в психиатрической лечебнице.

– Лиана, хочешь навестить маму? – в комнату заглянула голова отца. – Твоя сестренка приболела и останется дома. Но мы можем поехать. Я попросил соседку посидеть с ней. Да?

– Да, папочка, – прошептала девочка и спрыгнула с кровати.

Эти полгода дались Лиане нелегко, и сейчас, сидя в низкой красной спортивной машине, слишком молодежной и непригодной для семьи из четырех человек – каприз мужчины среднего возраста, – она прокручивала одну и ту же мысль: что, если последней каплей был оторванный кусочек хрустящей корочки с яблочной шарлотки?

– Папа, а почему мама сделала это? – она впервые задала этот вопрос, и отец растерялся.

– Она… просто устала, дочь, – чуть замешкавшись, наконец ответил он.

– Я хочу тебе кое в чем признаться. Но обещай, что не будешь меня ругать?

– Конечно, – отец нахмурился и быстро посмотрел на девочку, стараясь не спускать глаз с дороги.

– В тот день, помнишь, мы ели шарлотку?

– Что? – «Какую, к черту, шарлотку?»

– Мы ели шарлотку с яблоками и брусникой.

– Я не помню, – честно признался отец.

Лиана помолчала. Она вдруг передумала все рассказывать отцу – испугалась.

Остаток пути они проделали молча. Хорошо, что ехать было недолго.

Лечебница находилась на берегу моря, и это был первый раз, когда Лиана увидела желтый песок, уходящую в бесконечность морскую гладь и безумно красивых бело-черных птиц, копошащихся на берегу, кружащих над водой, парящих, взлетающих выше и потом бросающихся камнем в волны. Девочка пошла к высокому железному забору, отделяющему территорию больницы от пляжа, и, вцепившись в решетку, как завороженная смотрела за чайками, словно ничто другое не имело значения.

Мама выглядела как обычно, только немного заторможено. И этот темный спортивный костюм был ей совсем не к лицу. Они сидели в большой, покрашенной в светло-зеленый цвет комнате, заставленной круглыми столами и мягкими креслами. Во всю стену были встроены окна с решетками, и пляж, и чайки были как на ладони. Здесь пациенты встречались со своими родными и друзьями, общались между собой, смотрели большой, почти во всю стену, телевизор, читали. Тихая музыка лилась, казалось, отовсюду, окутывая и успокаивая присутствующих, как и свет, приглушенный и теплый. Им принесли чай в больших кружках и тарелку овсяного печенья. Мать отламывала его по кусочкам, окунала и смотрела, как осыпаются на дно размоченные горячей водой хлопья.

– Нравятся чайки? – голос матери звучал бледно и безжизненно. Они сидели у самого окна, и Лиана не могла оторвать взгляд от великолепных птиц.

– Да. Это самое красивое, что я видела, – прошептала девочка.

– Их тут много.

Отец явно нервничал. Он не находил себе место и постоянно оглядывался по сторонам, а когда зазвонил телефон в кармане, сразу подорвался и поспешил выйти. Лиана осталась наедине с матерью.

– Мамочка, – тихо позвала она застывшую над кружкой чая женщину.

– Да? – мать подняла на нее глаза и вымученно улыбнулась. Так, словно ей было больно это делать.

– Ты помнишь, мы в тот день ели шарлотку… – начала было девочка, но осеклась.

– Шарлотку, – утвердительно кивнула женщина. – С яблоками и брусникой. И хрустящей корочкой сверху.

Лиане показалось, что взгляд матери изменился. Стал жестче. А черты лица – грубее. Мысль, терзающая ее все полгода, исказила ее восприятие и вылезла наружу, загораживая собой все остальные мысли.

– Ты… это сделала, потому что я…

Внезапно небо окрасилось в черный – чайки, сидевшие целой огромной стаей на берегу, взвились в воздух и заполонили собой все вокруг. Они кружили, кричали, бросались вниз и взмывали вверх, закручивая воздух вокруг себя.

– Иногда достаточно одной мелочи, – вдруг ответила мать на незаданный вопрос и подняла безжизненный взгляд.

Габриэль познакомился с Лианой во время своего визита в отделение травматологии после того несчастного случая на пляже, когда он разодрал себе спину в кровь и Оливии Портер пришлось накладывать швы. Они с Лонни уже шли к машине, когда на парковке к нему подошла девушка и попросила угостить сигаретой.

Много позже он узнал, что Лиана Лэнг никогда не курила. Кроме того единственного случая.

– Вы удивительно похожи на мою знакомую. – Габриэль достал пачку сигарет, щелкнул зажигалкой и, прищурившись, рассматривал девушку.

У нее тогда была короткая стрижка и темные очки, но сходство было удивительным.

– Вы со всеми девушками так знакомитесь? – жеманно ответила Лиана.

– Вообще-то, это вы ко мне подошли, – засмеялся молодой человек и пожалел, что у него совсем нет времени, чтобы поговорить с незнакомкой, – Лонни нетерпеливо переминался с ноги на ногу, а болеутоляющее начала снова отпускать, поэтому надо было срочно вернуться домой и залиться чем-нибудь покрепче. – Может, вы оставите мне свой номер?

Его улыбка обезоруживала и окрыляла. Засмеявшись, девушка достала из сумочки ручку и листок бумаги.

– Лиана, – прочитал Габриэль. – Очень приятно. Я Габриэль. А это Лонни. Но его имя можете не запоминать.

Молодой человек все смотрел и смотрел на нее, пытаясь разглядеть что-то за темными стеклами очков. Она курила, явно не затягиваясь, и молча улыбалась.

– Мне жутко хочется увидеть ваши глаза, – признался он.

– У вас еще будет такая возможность. Габриэль.

Из ее уст его имя звучало по-особенному. Но еще более особенным было ее удивительное сходство с человеком, которого он давно и хорошо знал. И его, выросшего с двумя братьями-близнецами, такими непохожими друг на друга, манило попробовать узнать ее получше.

Знакомый запах, успевший забыться, ударил в нос прямо с порога. Кинув в прихожей сумку, Габриэль прошел на кухню и налил себе стакан воды. Он долго ехал в душном автобусе, трясясь на заднем ряду, и просто умирал от жажды и желания сходить в туалет.

– Я дома! – крикнул он, сам не зная, к кому обращается. Отец, скорее всего, был на работе, а братьям все равно было неинтересно, где пропадает их третий близнец.

Габриэль только что вернулся из лагеря по серфингу, все еще переживал смерть матери, и его мало волновал кто-то, кроме себя самого.

Жутко захотелось есть. Открыв холодильник, он усмехнулся, глядя на целую упаковку пива и недоеденный кем-то сэндвич с рыбой, и, прихватив с собой одну из бутылок, поднялся к себе в комнату.

Отец появился ближе к вечеру.

– Эй, Габс! – Он не любил подниматься наверх, поэтому всегда кричал на весь дом.

Габриэль недовольно поморщился, но спустился и сразу пошел на кухню. Ему, конечно, достанется за пропавшую бутылку пива, но кого это волнует? Отец все равно найдет, к чему придраться. Так зачем лишать его этой возможности?

– Вернулся, значит, – Даниэль Хартман за столом с начатой бутылкой пива.

– Ага, – буркнул парень.

– Закажем пиццу? И… можешь взять еще одну. В честь приезда.

Габриэль от удивления открыл рот, чтобы что-то ответить, но не смог. Достав из холодильника бутылку пива, он сел напротив отца. Было жутко неловко и непривычно – впервые в жизни, кажется, он вел себя не как последнее чмо.

– А где остальные? – захотелось прервать неловкое молчание.

– Братья? А кто их знает. Они тут редко появляются.

«Да что тут происходит, мать вашу?!»

– Что так?

– А, сам спроси, – отмахнулся отец и тяжело поднялся со стула – пошел звонить в местную пиццерию.

Ночью Габриэль проснулся от крика. Перепугавшись спросонья, он натянул футболку и начал осторожно спускаться по лестнице. Слабый луч света пробивался через грязные окна второго этажа и разбавлял густую темноту, душившую его острыми тенями растущих у дома деревьев. Крики стихли, но с первого этажа слышалось какое-то бормотание, больше похожее на бред сумасшедшего, – оно то нарастало, то затихало, то текло плавно, то осколками впивалось в мозг.

Подойдя вплотную к приоткрытой двери гостиной, Габриэль заглянул внутрь.

На диване лежал один из его братьев, а рядом с ним, прямо на полу, сидел отец. Было очевидно, что парню плохо. Он бредил. Второго брата видно не было, но со стороны кухни раздавался шум воды.

– Что происходит? – спросил Габриэль, так и стоя в проходе. Мимо пробежал второй брат со стаканом воды и, толкнув его в плечо, выругался.

Никто не проронил больше ни слова. Теперь было слышно лишь жадное глотание и тихие стоны. Подойдя чуть ближе, Габриэль увидел, что из живота брата течет бурая кровь и пропитывает обивку и без того грязного дивана. Но еще страшнее было смотреть в оливкового цвета глаза, точно такие же, как твои собственные, и видеть, как они наполняются ужасом, и капля за каплей из них уходит жизнь.

«Скорая» приехала, когда все было кончено. Отец молча вышел и курил, стоя на крыльце, и только кивнул в сторону гостиной, пропуская врачей внутрь. Габриэль поднялся к себе. Ему не хотелось этого видеть. Ему до смерти было страшно смотреть, как выносят бездыханное тело. Такое же, как его. И до тошноты омерзительно видеть, как бьется в истерике, выставляя себя полным придурком и сосунком, твоя точная копия.

– Габс. – Брат стоял на лестнице, не решаясь поднять глаза.

– Чего тебе? – буркнул успевший завалиться на продавленный матрас Габриэль.

– Можно я останусь с тобой?

На него было противно смотреть. Привыкший к постоянному присутствию более решительного и грубого брата, с которым они делили одну комнату, парень теперь явно чувствовал себя не в своей тарелке. Но было в его бегающем взгляде что-то еще…

– Что там случилось? – вместо ответа задал вопрос Габриэль.

Брат уселся на край матраса, поджав под себя ноги. Его лицо освещала луна, просачиваясь сквозь маленькое окошко. Мертвенно бледная кожа, сумасшедший взгляд, чуть дрожащие губы.

– Это я его… Габс…

– Что? – Габриэль подскочил на месте и отшатнулся подальше, оглядываясь, чтобы в случае чего успеть сбежать. «Какого?!…» – Какого черта?!

– Я… не специально… Он… Он хотел сбежать – встретил какую-то шалаву и… Я пытался его отговорить, а он не слушал. Он сам бросился на меня, а я… Рядом лежал нож – не знаю, зачем я его схватил.

– Что ты несешь, мать твою?! – процедил сквозь зубы Габриэль.

– Он… он хотел уехать. Понимаешь? Бросить меня здесь. Одного, – голос перешел в шепот.

– Одного? Отец и я не в счет, что ли?! – Злость кипела в нем как никогда раньше. Он всегда им тайно завидовал. Тому, насколько они дружны. Как настоящие близнецы. И ему было ужасно обидно не какие-то пару минут, а все пятнадцать лет.

– Ты не понимаешь! – завизжал брат и вылетел с его комнаты, чуть не свалившись с лестницы.

И в ту же ночь он повесился в комнате, которую почти шестнадцать лет делил со своим братом. Он не смог его отпустить. И жить без него тоже не смог.

– Отвезешь меня? – спросила Лиана, когда они вышли на парковку и Габриэль начал устраивать на крыше машины свою потертую желтую доску для серфинга.

– А ты мне что? – ухмыльнулся молодой человек.

– А я… угощу тебя кофе, – она улыбнулась и вызывающе на него посмотрела. Чертовка.

– Мы это уже проходили.

– И что? Это ты тогда ушел. Не я. – Лиана пожала плечами и чуть расстегнула замок на обтягивающей ее идеальную фигуру кофте, лишь слегка обнажая грудь.

– Ты знаешь, почему, – отрезал он. – Отвезу. Садись. А кофе можем выпить как-нибудь потом.

Она недовольно надула губы и забралась на водительское сидение, высунув руку в окно, ожидая, что он отдаст ей ключи.

– Не дури, – засмеялся он.

– А что такого? Как будто в первый раз. – Девушка перебирала пальчиками, прося его поторопиться. – И вообще, ты стал какой-то слишком серьезный. Тебе надо расслабиться.

Он ничего не ответил, отдал ей ключи и сел рядом на переднее сидение. По дороге Лиана щебетала об общих знакомых, своей работе, планах на отпуск и казалась вполне нормальной. Габриэль сидел, смотрел в окно и лишь изредка поворачивал на нее голову и задавался вопросом: может, зря он отказался? Уж слишком хороша была чертовка.

Остановившись у своего подъезда, девушка одним взглядом еще раз спросила, не хочет ли он подняться к ней, а он рассмеялся и только помотал головой.

– Ладно, – скривила губы в ухмылке Лиана. – Я приду сегодня в бар. И буду ждать тебя.

– А если я не приду? – спросил, перепрыгивая на водительское сидение, Габриэль.

– Ты же знаешь, я готова ждать тебя вечно.

Он долго смотрел на нее, пытаясь увидеть в ней ту, на кого Лиана была так похожа. И с кем он по-настоящему всегда хотел быть, но…

Уже отъезжая, он опустил стекло и, пытаясь докричаться до входящей в подъезд девушки, крикнул:

– Я буду в десять!

Еще один труп. Еще одно прекрасное молодое женское тело с руками и ногами, разрезанными вдоль вен и артерий. Грудная клетка раскрыта и вместо сердца – охапка черно-белых перьев, просоленных морской водой.

Он долго смотрел на нее, пытаясь запечатлеть этот образ в памяти. От кончиков ног поднимаясь по бедрам, немного задержавшись в области живота, переведя взгляд на изуродованную грудь. Нежная тонкая шея, красивой формы губы, прямой нос…

И оливкового цвета глаза.