Тот, кто утопил мир

19

Интянь

Чжу, стоявшая рядом со своими командирами в тронной зале Интяня, не надела траурного белого платья. Незачем: горе было написано у нее на лице. Да и у остальных лица осунулись от горя и утраты. Генерала любили многие, не только Чжу. Комната, полная знакомых лиц, казалась без него пустой. Каждый раз, замечая его отсутствие, она невольно думала, что Сюй Да просто вышел на минутку. Засел в какой-нибудь из своих любимых берлог — а когда она его отыщет, он встретит ее приветливой улыбкой…

Затем Чжу вспоминала. И Сюй Да умирал заново. Перед глазами стояла картина: вот он вытирает кровь с подбородка, отделывается очередной отговоркой, а она верит. Порезал губу, прикусил язык… Стоило ей задуматься, и все бы стало ясно. Но верить в плохое Чжу не хотелось.

Сюй Да по доброй воле последовал за ней в тот затопленный туннель на верную смерть. И смерть настигла его, пусть даже месяцы спустя. «Я его убила, — с отчаянием подумала Чжу. — Пожертвовала будущим Сюй Да ради собственных желаний. Лишила его радости бытия». Боль Сюй Да до сих пор звучала в Чжу, словно вид его предсмертных страданий впечатался в ткань ее существа. Это новое тяжелое чувство было совершенно несравнимо с ноющими ребрами и рукой. Чжу трясло и бросало в пот. Сердце билось быстро и неровно.

Так вот что чувствовал Оюан все это время. Вот какую боль, вот какое отчаяние. Ей казалось, что она все понимает, но разве можно представить невообразимое? Чжу вспомнила, как впервые увидела призраков. В тот момент ей открылось новое, ужасное знание, которым ни с кем нельзя поделиться. Она как будто шагнула на темную изнанку мироздания, которая отбрасывает тень на реальность. Оттуда нет возврата. Чжу осмелилась пожелать целого мира. Но как человеку заплатить за мечту такой болью и не погибнуть?

Вот мое истинное испытание, поняла Чжу. Проявлять безжалостность нетрудно, а попробуй вынести это. Она и не подозревала, что способна на столь сильные чувства. Ей было невдомек, что однажды придется терпеть такую боль, без конца сдерживать ее.

Надо. Иначе все зря.

Юйчунь сказал:

— Согласно последним донесениям с севера, десять дней назад этот зверюга в человечьей шкуре, — он имел в виду Оюана, чье предательство, видимо, не смог бы простить и в следующей жизни, — находился в ста ли от Даду. Лазутчики сказали, он пошел в наступление и теснит юаньскую центральную армию, неся при этом существенные потери.

Неожиданные успехи Оюана удивляют, учитывая, как все отзывались о полководческих талантах Главного Советника. На это Юйчунь ответил Чжу:

— Главного Советника среди юаньцев не видели. Но у наших источников нет точных данных, командует ли он еще армией.

Странно. Неужели с Главным Советником что-то приключилось? Чжу сразу пришла на ум другая новость, которую ей сообщили при возвращении в Интянь: против всех ожиданий, тот не выступил против Мадам Чжан. Эта отсрочка в исполнении приговора была весьма на руку Чжанам.

А тут еще то, что сказал Чэнь в их последнюю встречу: он служит не Мадам Чжан. Но кому? Незримой руке, двигающей фигуры в тени? Она причастна к исчезновению Главного Советника? Чжу даже мысль об этом не нравилась. Ее не покидало тревожное, смутное чувство, что она не видит всей картины. С другой стороны, сюда, на юг, доходят лишь обрывки старых новостей. Чжу подумала с отчаянием: «Не вижу».

Юйчунь произнес:

— Предположим, евнух не сбавил темпа. Тогда, возможно, юаньцы проиграли ему на поле боя. Есть вероятность, что Даду уже осажден.

— Но в донесениях сказано, что он несет большие потери. Если так, ему не хватит людей на полноценную атаку, — заметила Чжу. — А если он засел снаружи, пытаясь уморить Даду голодом, чтобы город сдался, Юань призовет на помощь союзников и прорвет осаду.

— Кого им звать? Никого не осталось. Принца Хэнани нет, прочие их сторонники разобщены.

— Это у них в собственных землях союзников не осталось, — возразила Чжу. — А по ту сторону границы очень даже есть. Вассальные царства. Юань призовет на помощь Корё.

Оюану повезло избежать прямого столкновения с Главным Советником, поэтому он и продвинулся дальше, чем ожидалось. Но удача его закончится, как только в игру вступит Корё. Юйчунь, подумавший о том же самом, сказал без всякого сожаления:

— Ну тогда ему конец.

— Нет, — возразила Чжу. — Не конец. Оюану поможем мы.

Повисла пауза.

— Поможем этому ублюдку, — уточнил Юйчунь, — который предал нас и бросил подыхать?

Не самая вдохновляющая идея. Своим предательским уходом Оюан больно ранил Чжу. Но эта боль, как и всякая другая, может быть оправдана только одним способом. Нельзя позволить Оюану проиграть.

— Он оставил нас в критический момент, да. Пусть это дорого нам обошлось, мои планы не изменились. Вот почему мы должны помочь ему с осадой Даду. Мы поступим так в любом случае, признает он нас или нет. Пусть хоть предков моих проклинает, хоть меня оплевывает, мне без разницы. Главное — чтобы он вошел в Даду, зачистил его от остатков защитников, не спалив при этом весь город, и убил Великого Хана. А тогда, — Чжу вложила в эти слова всю свою яростную решимость, — тогда я добьюсь цели.

По лицам присутствующих было видно, что они готовы следовать за ней. Впрочем, командир Линь неуверенно возразил:

— Так, но Корё нельзя сбрасывать со счетов. Если Юань призовет их на помощь сейчас, к Даду они подойдут одновременно с нами. Даже если мы договоримся с генералом Оюаном, победить будет непросто. У нас ведь тоже потери после Чэня Юляна.

— С Корё сложностей не возникнет. — Чжу повернулась к Юйчуню. — Возьми на себя пополнение запасов. И еще, на север войско поведешь ты.

Юйчунь помрачнел и вдруг словно стал старше. Оба понимали, что означает эта просьба. Он должен заменить Сюй Да.

— А ты где будешь?

Со вспышкой боли Чжу вспомнила, как сидела на лошади за спиной у Сюй Да, любуясь золотой равниной, раскинувшейся у них под ногами до самого восточного моря. Где-то за горизонтом лежало островное царство Корё; Чжу тогда подумала: «Настанет день — и все это станет моим». Теперь ей было непонятно, как она могла черпать такую тщеславную радость в своих амбициях. Они не угасли, но пылали отныне с оттенком отчаяния. Теперь ей нужно воплотить их в жизнь даже больше, чем в те времена, когда она мечтала об этом для себя. Чжу необходима победа, потому что за нее отдал жизнь Сюй Да. Нельзя, чтобы его смерть оказалась напрасной.

Ма вошла в спальню и обнаружила, что Чжу сидит на кровати. Было непривычно и тревожно видеть ее целиком погруженной в свои мысли. Раньше она никогда не сидела без дела.

Ма угнездилась рядом, расплескав свои белые траурные юбки по золотому одеянию, и взяла Чжу за руку. Нежно, ибо знала, что синяки между пальцев еще не сошли.

— Пришла весть. Твой корабль готов. Можно отправляться в Корё завтра утром.

Чжу изменилась, потеряв Сюй Да. Она, которая столько горя причинила другим и, кажется, никогда не задумывалась, что подобное может случиться с ней, теперь открыто несла свою ношу. Под глазами залегли тени, словно сила разрушения наконец одолела ее неунывающую юность. Теперь Чжу выглядела старше и замкнутей. Было больно видеть ее такой. Ма подумала: наверное, надо радоваться, что Чжу все-таки способна испытывать обычные человеческие чувства. Горе, например. Но пока для нее было сущей мукой смотреть, как тоскует любимое существо, и не иметь возможности облегчить эту боль.

— Инзцы, — поприветствовала ее Чжу. Она не могла стиснуть руку Ма, как обычно, но переплела с ней пальцы. Поцелуй двух маленьких ладоней. — Мы в шаге от победы. Чувствуешь? Представь: после того, как я разберусь с Корё, останется только один поход. Одна атака. А потом больше никаких жертв. Никакой боли и страданий. Начнется новая эпоха, моя. Наши испытания будут не напрасны.

Чжу всегда говорила о грядущем с радостью, но сейчас в ее голосе звенело неприятно знакомое отчаяние. Спустя миг Ма поняла, кого ей это напоминает. Генерала Оюана.

— Ты пойдешь со мной, Инцзы? Ты тоже страдала ради этого. Завершив дела в Корё, мы отправимся прямо в Даду и встретим войско там. Я хочу, чтобы ты была со мной, когда я взойду на трон. — Чжу подняла взгляд и одарила Ма тенью своей былой улыбки. — Моя императрица.

Ма никогда не сомневалась в победе Чжу. Ее будущее будет чудесным, ведь в новом мире каждый получит право быть собой. Она еще не забыла то отчаянное ощущение ловушки, из которой Чжу за руку вывела ее к свету. Теперь будущее виделось Ма так ясно, словно оно уже наступило: Чжу ведет всех на волю, как когда-то — Ма.

При этом она не могла избавиться от мысли о боли и страданиях, о людях, уже принесенных в жертву мечте Чжу. Не только Сюй Да — бессчетные смерти, которые не тронули сердце Чжу так, как эта. Воины, которых посылали на смерть в бой, мирные люди, убитые и замученные, когда разоряли их города, ребенок, которого Ма однажды держала на руках.

Она поймала себя на том, что снова вспоминает Оюана. То, что генерал сотворил ради достижения цели, ввергло его в бесконечную муку. И все же, с холодком подумала Ма, он не сожалел об этом.

Ма мягко спросила:

— Ты никогда не думала, что трон того не стоит?

Чжу ответила жене удивленным взглядом, словно та преподнесла ей парадоксальный коан.

— Как это возможно? Если император владеет миром, значит, ценность трона бесконечна. Он стоит всего.

Может, и так. Но если каждую смерть рассматривать как конец уникальной вселенной — то и боль бесконечна, не так ли?

Сондо, столица Корё

Когда корабль вошел в гавань, в Сондо шел снег. Чжу и Ма неделю плыли сначала к устью реки Янцзы, затем по Восточному морю. Такого густого снегопада Чжу еще не видала. Снег заметал незатейливые деревянные здания маленького городка, скрадывал окружающий пейзаж. Корё принадлежало монголам в том же смысле, что и родные края Чжу, однако это была иная страна, что безошибочно читалось не только в необычных нарядах торопливых прохожих, но в самом вкусе холодного соснового воздуха. Чжу стало ужасно одиноко. Они с Сюй Да повидали вместе столько дальних краев. А теперь он ушел еще дальше, оставив ее позади. Неуемные желания Чжу наработали ей такую карму, что и через тысячу лет, через множество жизней им не встретиться. Ей осталось только добиваться победы, которая была так близка, что ее вкус практически ощущался на языке. С яростной болью Чжу подумала: «Оно того стоит».

Добравшись до дворца, Чжу призадумалась: чему здание обязано своей простотой — корёскому стилю или аппетитам Великой Юани? Вероятно, и тому и другому. Дворцовые слуги пробегали мимо с охапками дров — в Великой Юани в основном топили углем — и бросали на Чжу любопытные косые взгляды. В своем наряде она казалась чужестранкой не только им, но и самой себе. На ней было одно из королевских платьев Ма из южной парчи, с меховым плащом, наброшенным на плечи. Ма заплела ей волосы, закрутила косы узлом и украсила огромной заколкой. Деревянную руку тщательно задрапировали рукавом. Этот маскарад понадобился Чжу потому, что Сондо кишел соглядатаями Великой Юани. Дойди до них слух о том, что Чжу Юаньчжан заключил договор с королем, — и кто знает, на что они пойдут в попытке вынудить его нарушить слово. Если не удастся сохранить визит в тайне, договор будет расторгнут прежде, чем она покинет страну.

Всего год назад Баянь-Тэмур, как его тогда величали, жил при дворе Императора Великой Юани в качестве принца-заложника. Нынче он — Конмин, Король Корё. В тронный зал Чжу вошла, опустив глаза так, чтобы можно было украдкой осмотреться, и увидела грузного человека в мантии цвета жареного черного перца. На груди и плечах сверкали броские золотые украшения. Полы длинного кафтана собраны в складки, как принято у монголов. Зато вместо монгольских косичек волосы короля были стянуты в тугой узел на макушке, такой же, какой обычно носила Чжу. Изысканный грим делал его грубоватое лицо чуть ли не женственным. Чжу не удержалась от горькой ухмылки. Что за ирония — Оюана так воротит от всего женского, а спасет его парочка немужественных правителей.

Она преклонила колени. Это был, наверное, самый неизящный реверанс, какой когда-либо видели при дворе Конмина — двигаться в необъятных юбках Ма оказалось сложнее, чем можно себе представить.

— Мое почтение Королю Корё, — негромко, с сильным акцентом приветствовала его Чжу по-монгольски. — Позвольте этой женщине смиренно просить вас о личной аудиенции.

Скорее всего первым побуждением короля было отказаться. Но потом, по-видимому, вспомнив, с какой легкостью эта чужеземка сорила золотыми таэлями в переговорах с его свитой, он взмахнул рукой, приказывая всем выйти. Когда за последним прислужником закрылась дверь, Конмин c неприкрытым пренебрежением повелел:

— Говори.

Чжу иронично подумала, что даже если бы она явилась в мужском обличье, все равно ей не хватило бы красоты привлечь его внимание и не дать заскучать.

Она поднялась с колен. Стряхнуть с себя напускную скромность оказалось так же приятно, как сбросить доспехи после долгого дневного перехода. Плечи сами собой распрямились.

— Мы надеемся, что Король Корё окажет Сияющему Королю прием как равному. Мы прибыли издалека, чтобы встретиться с Его Величеством.

К ее удовлетворению, Конмин был потрясен:

— Так это ты — тот, кто поднял мятеж против Великой Юани?

Чжу наблюдала, как он сопоставляет два новых неожиданных факта: во-первых, Чжу Юаньчжан в Корё, во-вторых, она не та, за кого себя выдает.

— Но ты… ты правда женщина?

Его, кажется, глубоко раздражала невозможность сложить непротиворечивую картинку из качеств Чжу: ее мужское поведение и напор, непривлекательное лицо, красивое платье — и, конечно, все, что он слышал о впечатляющих достижениях Чжу Юаньчжана, Сияющего Короля.

— Или евнух, как тот, другой? Сколько же в Империи может быть евнухов-предателей? Я встречал того самого генерала на одной из ханских охот. Он был… — Король неопределенно махнул рукой в ее сторону, — вроде тебя. Женщина женщиной, а вот что-то не так. Хотелось обойти стороной.

— Мало кто может похвастаться такой красотой, как генерал Оюан, — ответила Чжу, наслаждаясь тем, как растет замешательство короля.

Пусть и дальше теряется в догадках.

— Ну что ж, — сказал Конмин, взяв себя в руки. — Вот это сюрприз. Если бы мы знали, кто вы, то вряд ли откликнулись бы на вашу просьбу об аудиенции. Что о нас подумают, узнав, как мы принимаем одного из врагов Великой Юани? — Он говорил по-монгольски с тем же акцентом, что и Ма. — Лучше вам покинуть дворец, чтобы не ставить всех в затруднительное положение.

Без сомнения, он говорил это с оглядкой на возможных юаньских шпионов и явно собирался свернуть аудиенцию. Чжу быстро сказала:

— Кстати, о генерале Оюане. Я полагаю, Ваше Величество получили от юаньцев весть об их нынешнем затруднительном положении?

Король подался вперед, словно собираясь позвать слуг. По его позе было видно, что он призадумался, хотя враждебности не растерял. Но Чжу не нуждалась в его дружбе для достижения своих целей. Да и в уважении тоже.

— Я намереваюсь объединить свои силы с войском Генерала Оюана у стен Даду. Против нашей мощи Великая Юань точно не устоит. Но только в том случае, если Корё не придет ей на помощь, о которой монголы, без сомнения, уже попросили. Я же предлагаю вам вместо этого стать моим союзником. Поймите меня правильно: мне не нужна военная поддержка. От вас требуется всего лишь не ответить на их призыв. Бездействие будет вознаграждено. Когда Даду падет, а я сяду на трон, Корё получит в награду то, чего более всего желает. — Видно было, что он внимательно слушает, не подавая виду. — Как ваша страна, вынужденная платить дань, отдавать принцев в заложники, настрадалась за все эти годы позорного вассалитета! Я положу этому конец, — торжественно и горячо провозгласила она. — Я верну Корё свободу.

На низеньком столике перед троном, в лакированной бамбуковой плошке, лежали нарезанные ломтики маринованного лотосового корня, розовые, желтые и белые. Конмин подцепил один ломтик стальными палочками и сунул в рот. Чжу не поняла, как толковать этот демонстративный жест. Король прожевал лотос и медленно произнес:

— Кто же откажется от предложения получить что-то за просто так? Вы явились, рассчитывая на мое согласие. И верно, я бы стал вашим союзником, будь положение таким, каким оно видится вам. Но, полагаю, ваш штаб расположен далековато от Даду, новости туда доходят медленно.

В Сондо, укрытом густым снегопадом, стояла неестественная тишь, словно чем дальше на север, тем больше пустоты и пространства между вещами. Чжу накрыло резкое, до головокружения, ощущение простора, будто она зашла слишком далеко от дома и потеряла всякое чувство направления. А может, этот простор был внутри нее, потому что, когда Конмин поднялся с трона и сошел по ступенькам, чтобы рассмотреть ее хорошенько, голос короля, казалось, доносится из немыслимой дали.

— Вот я тебя и разгадал. Все-таки ты не евнух, а просто страшненькая девчонка, помешавшаяся на мечтах о величии. Подумать только, как далеко ты смогла зайти! Но даже будь ты способна править, трона Великой Юани тебе уже не видать. Ты опоздала. Даду пал неделю назад. Игра кончена, — подытожил король. — Победитель определен.

На дворцовый сад опускались вместе тьма и снег. Тусклая тишина давила Чжу на уши. Тяжелые складки платья истекали багрянцем в полумраке. Она, одинокий светлячок, стояла коленями на снегу, под низким ночным небом далекой страны, которой некогда мечтала править. Темнота ласково вслушалась в нее и поглотила целиком.

Оюан мертв. Великий Хан мертв. Мадам Чжан — новая императрица. А у того, кто бродит на ощупь во тьме, в тени, накрывшей все… у него раньше было имя. Имя, которое отныне нельзя произносить под страхом смерти, поскольку его обладатель стал Великим Ханом. Но Чжу все равно подумала: Ван Баосян.

Принц Хэнани. Не тот, которого любил Оюан, а его младший брат. У Чжу сохранилось о нем смутное воспоминание с того дня, когда она рассматривала свиту Принца Хэнани с монастырской крыши. Ученый среди воинов. Но тогда в нем еще не клубилась чернота. Чжу вспомнила нескладного юнца в цветистом, как бабочкино крыло, одеянии. Он был еще более низок в глазах общества — еще менее любим своим отцом и братом, — чем презренный евнух. Прошли годы, и именно он пересидел в столице то время, пока шла борьба за трон. Переиграл всех, включая Чжу. Никто не ожидал от него такого.

Великий Хан, может, и сменился, а вот верность Короля Конмина Великой Юани осталась прежней. Он отверг все предложения Чжу объединить силы и вместе ударить по Даду. Ясное дело, если бы ему ничего не грозило, он бы с радостью согласился. Но даже ради собственного народа Конмин не пошел бы на риск потерять жизнь или титул. Чжу, впрочем, ничего иного и не ожидала. Будь он человеком твердого характера, Юань просто не позволила бы ему занять трон Корё.

В одиночку ей не взять Даду. Вану Баосяну подчинялись как центральная армия Юани (или то, что стараниями Оюана от нее осталось), так и войска Мадам Чжан. При умелом руководстве, которого им не хватало в столкновении с Оюаном, эти объединенные силы сумеют защитить Даду. А Чжу теперь не в силах переломить ситуацию в свою пользу. Неоткуда взять союзников. Нечем уравнять силы.

Но не сдаваться же ей. Конмин не прав: Ван Баосян, может, и сел на трон, только еще не победил — покуда у Чжу есть воля и желание драться. Она безрассудно думала, что будет стремится к победе, пока жива. Будет драться даже без надежды на победу. Даже если перспектива сводится к гибели ее войска в безнадежной бойне.

Оюан выступил против Даду с таких же позиций. Но, вопреки всем ожиданиям, преуспел. Сделал все, что задумал. Встретил свою судьбу и свой конец, и это стало оправданием всему, что он пережил: боли, предательствам, жертвам.

Чжу подумала с дрожью решимости: «Я сделаю то же самое».

Она сидела, сжав кулаки на коленях, обтянутых юбкой. И постепенно сквозь завесу снегопада стал проступать какой-то силуэт. В этом мертвом зимнем саду призрак был весьма уместен. Изодранные одежды подметали снег, спутанные волосы вторили цветом вымокшим ветвям плакучих ив. Силуэт проступал все четче, как будто снег редел. И тут Чжу, вздрогнув, поняла: это не снег редеет, а призрак приближается к ней.

В этом меркнущем безмолвном саду единственным живым существом была Чжу; ей казалось, что призрак стоит над ней и наблюдает за ее падением в черные воды, которые вот-вот сомкнутся над головой.

Вот только…

Ноги призрака, обутые в белое, тонули в снегу, а не висели в воздухе. Падающий снег почти мгновенно стирал его следы. А духи следов не оставляют.

Женщина подошла поближе и откинула назад волосы, открыв незнакомое костлявое лицо. Вероятно, когда-то в этих резких линиях читалось надменное изящество, но теперь глазам Чжу предстал череп, обтянутый кожей.

— Чжу Юаньчжан, — проговорила гостья, глядя на нее сверху вниз. — Некогда известный как Сияющий Король, возжелавший ни много ни мало — трона Великой Юани.

В ее голосе звучало такое опустошение, что впору было испугаться. Куда там призракам. Так говорить может лишь человек, который чувствует то же, что Чжу и Оюан. Человек, которого сжигают горе, боль и утрата. Человек, потерявший весь мир и блуждающий во тьме пепельным призраком.

— Великая цель требует не меньшего, а то и большего страдания. Так скажи мне, младшая сестра, на что ты готова, чтобы добиться своего?

И тогда Чжу, стоявшая на коленях посреди призрачного мира, где были только снег, тьма и боль, ощутила дикий прилив надежды. Что угодно, поклялась она. Решение, ведущее к победе, оправдывает любые средства. Я вынесу что угодно.

Женщина прочла ответ в ее глазах.