Небо. Синее-синее. Не тронутое ни единым следом облака. Такое чистое и прозрачное, каким оно бывает не каждый день. Безмятежное. Равнодушное. Далекое. Идеальная иллюстрация к словам Чжуан-цзы: настоящее счастье — недеяние. Кисть медленно скользила по листу рисовой бумаги, оставляя за собой чернильный след, блестящий и плотный, словно изгиб шелка в руках танцующей девушки. Ветер путался в бамбуковых подвесках, и только этот звук нарушал тишину моего зала. В каллиграфии я находила успокоение, ценную возможность усмирить демонов моей души и возможность хоть на время смирить гордыню. На время. Очень короткое время. Дедушка не раз говорил, что люди часто болеющие, лишенные чего-то, что есть у всех окружающих их людей, либо становятся светлыми, исполненными благодати и покоя, находя счастье в смирении, либо становятся мрачными и угрюмыми, потакая своим порокам. Мой случай — второй.
Юн-Юн, горничную, которую ко мне приставила бабушка, я отослала сразу после возвращения из города. Тайной страже не понадобилось много времени, чтобы узнать, что она довольно часто контактировала с Ли Сю, пятой горничной Юлань. Юн-Юн могла и не быть соглядатаем моей сестрицы, но меня это интересовало мало.
На самом деле я наказана. После моего возвращения с прогулки отец вызвал меня к себе, отчитал и отправил во двор, запретив его покидать чуть ли не на месяц. Он. Мне. Ха. Не такое уж и наказание.
— Мисс!
Капля тягучих чернил задрожала на кисти и расплылась уродливой кляксой на почти законченной надписи. Сжечь! Кого или что - решу позже.
— Мисс!
Запыхавшаяся Чуань-Чуань оперлась на дверь, тяжело дыша.
— Мисс!
— Это я уже слышала, — прервала я ее. — Либо ты сейчас скажешь что-то важное, либо ступай подметать двор!
— Тайное царство открыто!
Надо же! Я отложила кисть и задумалась. Новость действительно потрясающая. Тайное царство секты не открывалось уже более пятисот лет, с тех пор, как его запечатал один из патриархов. Который, вот беда, не посчитал нужным объяснить причину своего поступка сразу, а чуть позже скоропалительно скончался. Слухи ходили разные, поступок главы обрастал легендами, записи о событиях того периода терялись в архивах и грызлись мышами. Так что сейчас никто не мог точно сказать, что же предшествовало запечатыванию Тайного царства.
Я закашлялась. В горле появился неприятный металлический привкус. Приложив к губам платок, ничуть не удивилась, увидев на белоснежной ткани кровь.
—Госпожа!— Чуань-Чуань бестолково заметалась вокруг меня, хватаясь то за плащ, то за чайник. Я тяжело вздохнула. Моя горничная милая девушка, очень добрая и преданная, но порой такая бестолковая!
— Просто налей мне теплой воды.
— Надо ли послать за доктором? — спросила она, протянув мне крохотную пиалу. Я прополоскала рот, смывая кровавый привкус, и покачала головой.
— Нет.
Мое состояние давно не вызывало у меня каких-либо беспокойств. Да и сейчас, несмотря на кровавый кашель, я была гораздо здоровее, чем в детстве. Если и было что-то, в чем я по-настоящему завидовала сестре, так это здоровье. Талант культиватора, красота и любовь многих в секте, включая родителей - это все было мне не нужно. Но если бы… Если бы существовало хоть что-то, что способно исцелить это хрупкое тело, я бы вцепилась в это зубами и ногтями… Исцелить. Царство! Я пробормотала про себя первые строки сутры лотоса, успокаивая взбудораженный ум. Хотя многие хроники и описания Тайного царства считались утерянными, я знала, откуда можно начать поиски. Увы, секта Бай Хё - секта культивации меча. Если это не техника или жизнеописание великого мечника, то участь подобных книг незавидна.
—Чуань, подай плащ. — распорядилась я, — Мы прогуляемся.
— Но вы наказаны, глава…
Под моим взглядом бедная Чуань тяжело вздохнула и вынесла мне подбитый снежной лисой плащ.
Не думаю, что отец на самом деле считал, что я послушно приму его наказание. Так что даже стража, демонстративно несущая пост у входа в мой двор, ничего не сказала. Просто проводила меня несчастными взглядами, выражая немой укор в том, что непослушная дочь опять уронила честь и достоинство своего отца. Тц. Да на двор даже простейшего барьера не наложили! Ради сохранения достоинства Бай Цзинь мог бы посильнее постараться.
Чуань-Чуань поспешила достать из пространственного браслета фигурку журавля. Буквально через пару минут в безоблачном небе появился силуэт птицы. За спиной фыркнули. Что ж. Иного от учеников пика Сюэ цзянь я не ожидала. Никакого воспитания. Сломанные меридианы, низкий уровень культивации и отсутствие натального меча не позволяли мне использовать столь распространенный способ передвижения в секте, как полет на мече, что становилось лишним поводом зубоскалить на мой счет отдельным личностям, периодически забывающим о моем статусе старшей дочери. Но в этот раз я спущу им это с рук. Лень.
Если уж говорить откровенно, я не любила полеты на мече. Каждый раз, когда дедушка брал меня с собой, этот способ передвижения не вызывал ничего, кроме дискомфорта. Полет на журавлях нравился мне гораздо больше.
Огромная белоснежная птица, подняв с земли мелкий сор, приземлилась и опустила крыло, дабы мне было удобнее подняться. Моего уровня культивации вполне хватало для того, чтобы использовать журавлей, не теряя лица и достоинства.
Мой путь лежал в Иньин Гу - самую старую и самую отдаленную библиотеку секты. Как правило, ее никто не посещал, в отличие от Цзянь ку. И в этом не было ничего удивительного - в последней собрано множество свитков, хранящих техники пути меча, который культивирует секта.
Спрятанную в скалах, созданную еще до того, как секта Бай Хе пришла на эти земли, библиотеку посещали редко. Ее хранитель, седой старик с бородой, подметающей пол, почти слепой, не слишком приветствовал гостей в своей обители. Вот и сейчас он недовольно смотрел на меня, хмуря белые кустистые брови. Приложив кулак к открытой ладони, я почтительно поклонилась.
— Бай Лилу приветствует хранителя.
Мне не ответили. Разумеется. Сколько бы раз я не посещала Иньин Гу, мне никогда не отвечали. Разве что нахмурился старик сильнее, выпустив небольшое количество ци, отчего на плечи легла неприятная тяжесть.
— Эта недостойная дочь ищет книги, посвященные Тайному царству.
Давление стало ощутимее.
— Достопочтенный хранитель занят, а эта недостойная дочь может найти нужные книги и сама.
Нефритовая пиала еще дымилась, а в воздухе, смешиваясь с запахом книжной пыли, витал чуть горьковатый запах зеленого чая. Старик любил крепкий чай, и я не раз и не два посылала ему интересные сорта и, разумеется, не собиралась прерывать его чайный ритуал. С библиотекой я была хорошо знакома с детства, дедушка привел меня сюда еще малышкой, когда стало понятно — традиционные техники секты мне не подходят, так что здесь я была хоть и не званой, но привычной гостьей. Давление стало меньше. Хранитель, что-то фыркнув в бороду, сел, а я медленно направилась вглубь библиотеки. Мой путь лежал глубоко вниз.
Сердце Иньин Гу - сложнейшая формация, которую повторить не под силу никому из ныне живущих. По легендам, ее установил основатель Бай Хе, великий мечник Цзи Ма, который всю свою жизнь искал путь в далекий город Мосыкэ. Мастер Цзи Ма был удивительным человеком широчайших взглядов, действительно гением, не только виртуозно владеющим мечом, но и прекрасно разбирающимся в ядах, чарах, талисманах. Им я искренне восхищалась.
В огромном зале, украшенным барельефами в виде танцующих фениксов и драконов, пронзающих облака, был установлен постамент, залитый светом, непонятно как проникающем в глубину горы. На нем огромная книга и прибор для письма. Насколько я знала, этот прибор никогда не менялся с того момента, как была установлена формация. Подойдя, я принялась растирать тушь для каллиграфии. Дело это не быстрое, позволяющее полностью отрешиться от мыслей и настроиться. Сейчас мне надо было написать вопрос, ответ на который я хочу найти в библиотеке. Это был самый простой способ ориентироваться среди огромного количества книг и свитков, которые хранились в этой библиотеке. Однако, несмотря на свою кажущуюся простоту, формация требовала филигранной манипуляции ци, которую требовалось подавать во время того, как пишешь запрос, причем в строго ограниченном количестве, не больше и не меньше. Так филигранно пользоваться формацией умели Хранитель и я, хотя, разумеется, я не так филигранно. Именно из-за множества ограничений Иньин Гу сейчас пребывала в некотором запустении.
Наконец, растерев чернила, я медленно взяла кисть и вздохнула. Начиналось самое сложное: писать и одновременно напитывать написанное ци. “Растение, позволяющее исцелить поврежденные меридианы, растущее в тайном царстве секты”. Простое предложение почти полностью исчерпало запас внутренней энергии. В какой-то момент я задержала дыхание, боясь, что сил не хватит. Хватило. Кисть, вымытая в пиале, всегда наполненной чистой водой, вернулась на нефритовую подставку. Сейчас мне оставалось только ждать, чтобы убедиться в том, что все получилось так, как надо. Слова, черные, глянцевые от еще не просохших чернил, медленно начали бледнеть с краев, будто выцветая на свету. Я выдохнула. Получилось. Слова выцветали медленно и неравномерно: то быстрее отдавая оттенок, то замирая и не меняясь по нескольку секунд. Это было томительное ожидание. Когда же чернила полностью впитались в лист бумаги и исчезли, он вспыхнул золотом, и на нем появилось множество других надписей: названия книг и места, где они расположены в библиотеке. Когда-то формация могла и доставить нужные книги, но подпитывающая ее энергия постепенно иссякала и то, что раньше было обыденностью, теперь только старые полузабытые легенды.
Результат оказался гораздо скромнее, чем я надеялась. Мне оставалось утешаться тем, что я буду просто меньше бегать по этажам в поисках необходимой мне книги или свитка. Собранное я поместила в пространство хранения в нефритовом кулоне, висящем у пояса. Оставалось сообщить хранителю о том, что я собираюсь вынести часть его драгоценной библиотеки. Но еще до того как уйти, я вспомнила о том, что иногда на бумаге со списком книг, которые находятся в библиотеке и могут содержать ответ на твой вопрос, формация Иньин Гу дает еще список текстов, которых в ней нет. Как это происходит, я не знала, не понимала, но искренне восхищалась основателем, чей талант смог создать такой шедевр. Список действительно был. И я благословенная Буддой дитя, ибо список был даже с указанием примерного местоположения интересующих меня материалов.
Вернувшись к хранителю, я снова поклонилась.
— Эта недостойная дочь возьмет драгоценные книги в свой двор.
Хранитель нахмурился, тяжелая волна ци, выпущенная им, накрыла меня волной. Грудь сдавило и стало тяжело дышать, я схватилась за сердце и хранитель, вспомнив о моем слабом теле, ослабил давление.
— Разумеется, все взятое будет возвращено в целости и сохранности в ближайшее время, — заверила я, но хранитель все еще хмурился.
— Некоторые свитки уже настолько стары, что чернила на них едва видны. Эта недостойная дочь обязательно сделает несколько копий, дабы сохранить бесценные знания для недостойных потомков, — я пошла на откровенный подкуп. Можно было забрать книги и без этого, показав жетон деда, но отношения со стариком, несомненно, будут испорчены. Все хотят сохранить лицо, и этот вредный старик в том числе. Давление ци ослабло еще, а потом совсем исчезло. Хранитель, развернувшись спиной, вернулся к своему чаю. Надо будет прислать ему гостинец.
Когда я вышла из библиотеки, небо уже потемнело, и закат щедрыми мазками оставил на нем свои следы желтым, оранжевым, розовым. Чуань-Чуань дразнила журавля, который сейчас был похож на обиженный пушистый белый комочек. Несмотря на то, что горничная была со мной с самого детства, ее статус не подходил для посещения Иньин Гу, так что ей пришлось прождать меня здесь почти полдня.
— Госпожа! — увидев меня, Чуань-Чуань оставила бедную птицу в покое и подбежала, путаясь в подоле платья. С той же силой, с которой она любила птиц и животных, те не любили ее. И эта невзаимная любовь искренне меня забавляла.
— Нашли ли вы, то хотели?
— Да, - кивнула я и украшения в волосах приятно зазвенели. — теперь мы можем вернуться и в покое изучить взятые мной книги.
Отец ожидаемо ждал меня у входа в мой двор. Крайне недовольный пренебрежением к его распоряжению, не как отца, а как главы секты. Чуть в стороне, окружённая кавалерами, стояла сестрица, пытаясь изобразить одновременно сочувствие и неодобрение моего поступка. На мой субъективный взгляд, получалось у нее плохо, и в каждом ее жесте, взгляде или неловкой улыбке проскальзывало откровенное злорадство.
— Бай Лилу! Приказ этого Лаоцзы шутка для тебя?!
Шуткой было устраивать скандал с дочерью на пороге ее двора, но говорить об этом и без того напоминающему зажженный фейерверк отцу и главе клана я, конечно, не собиралась.
— Бай Лилу послушная дочь своего отца, — послушно поклонилась я, отдав честь. Все же некоторые правила приличия стоит соблюдать. — Но я не слышала приказа о том, что мне запрещено покидать двор.
Врать с невозмутимым лицом - один из моих самых часто применяемых навыков.
— И тебя не смутила охрана у порога?! — надо же, иногда отец умеет в сарказм. Я не ожидала от него такого.
— Я думала, что это для того, чтобы защитить Бай Лилу. В секте последнее время неспокойно. Разве шимэй не жаловалась ранее, что за ней кто-то следит?
Юлань жаловалась. По этому поводу ей все сочувствовали и переживали, как бы с ней чего не случилось. Разумеется, после этого охрана во многих местах была усилена, так что вполне разумно сослаться на этот эпизод.
— Охрана предупредила тебя! — взревел отец. Все же должность главы секты очень нервная, ему бы попить какой-нибудь успокаивающий чай, пока удар не хватил. Это будет настоящим позором, в конце концов, Бай Веймину еще и ста лет не исполнилось.
— Разумеется, нет, — искренне возмутилась я.— Разве может быть такое, что услышав предупреждение и вашу волю из их уст, я бы осмелилась нарушить ваш приказ?!
В глазах отца я прекрасно видела ответ:
—Разумеется, осмелилась бы, — но вслух он этого не сказал.
—К тому же, — подлила я масла в огонь, — отец, вам стоит обратить внимание на этих недостойных учеников, которые вместо того, чтобы выполнять Ваш приказ, играли в кости.
— Да мы никогда не... — возмутилась моя охрана.
—Сестрица Лилу, — Юлань осторожно прикоснулась к рукаву отца, — разве можно бездоказательно обвинять соучеников? Это серьезный проступок. Отец, даже если сестрица недовольна своей охраной, нельзя наказывать учеников, основываясь только на ее словах, к тому же твой запрет все равно был нарушен.
Ожидаемо. Юлань просто не могла не влезть. Что ж…
— Но,— я поднесла руку к губам и сделала вид, что задумалась, — Разве Су-цзе не наказали только потому, что ты сказала, что видела, как она выходила из сада, где ты забыла свой веер, который потом нашли сломанным?
Юлань побледнела, отшатнулась от отца, и в ее глазах мгновенно появились слезы. Думаю, она не ожидала, что я вспомню об этом случае. В конце концов, он произошел больше года назад. Су Юминг талантливая мечница, пробившаяся к статусу внутреннего ученика не имея никаких ресурсов, кроме трудолюбия и таланта. Ее единственным недостатком в глазах секты было то, что она не слишком жаловала всеобщую любимицу - Бай Юлань, и даже, о ужас, победила ее во внутренних соревнованиях. Практически сразу после этого ее обвинили в том, что она сломала любимый веер сестрицы и серьезно наказали, так как Су-цзе не признала свою вину. Если бы не вмешался Пэн Хэй, ее непосредственный учитель и глава пика Ляньхуа цзянь, Су Юминг могли бы даже изгнать из секты. Благо члены пика Ляньхуа цзянь не поверили в то, что их ученица могла сотворить подобное, и встали на ее сторону. Иначе не представляю, как бы справлялась дальше эта гордая и прямолинейная девушка.
—Сестрица, — Бай Юлань ударилась в слезы, и на меня сразу же стали смотреть, как на врага. Не удивлена. — Как ты можешь, я же … я...
— Если ты хочешь сказать, что была неправа, — равнодушно заметила я, — то извиняться надо перед Су-цзе, и молиться всем Буддам, чтобы она тебя простила. Твои необдуманные слова могли разрушить всю ее жизнь. Но если возвращаться к вопросу о том, что моя охрана играла в кости, то здесь даже доказательств не надо. Один кубик закатился к кусту пионов, а у Мин Джинхэя стаканчик торчит из кармана.
Я снова находилась в эпицентре хаоса. Юлань плакала и причитала, охрана несла чушь в свое оправдание, Чуань-Чуань заламывала руки и старалась сделать вид, что ее здесь нет. Отец краснел, бледнел и все больше напоминал вареного рака. Наконец его прорвало:
— Бай Лилу! Ты наказана!
— И за что же наказана Лу-эр?
О! Дедушка.