— … и все-таки это было непедагогично! — пыхтит Бон Хва, шагая по коридору: — он же уже взрослый, большой! И ударил сильно, не сдерживался!
— Сходи и поплачь в жилетку. — отзывается Старший: — Чего ты разнылся? Да тут не школа, а настоящий курорт. Правильно в частной школе все понимают и все делают.
— Как это, правильно?! А Су Хи?
— Вот сразу видно, что ты в армии не служил. Тут у вас армия обязательна для каждого мужчины, будь ты хоть триста раз чеболь или айдол. Мало кто задумывается, что это значит, малыш. Хм… ты вот хотя бы Роберта Флэнагана «Черви» почитай. Там примерно показывается, как жизнь у новобранцев в учебном лагере проходит. И я тебе скажу, там еще цветочки. Потому что по-настоящему в частях и подразделениях такой трэш порой творится, что мама дорогая. Вот это твое любимое шоу «Fake Men», где звезды и айдолы проходят обучение в учебке сил специальных операций, — это действительно фейковое шоу. Постановочное. Нет, никто не спорит, что всем этим айдолам и красоткам с красавцами тяжело. Рано вставать, делать физические упражнения, заниматься боевой подготовкой… но самого главного на этом шоу нет. Задача инструктора в учебке — сперва сломать гражданского. А уже потом, сделать из него солдата. И один из приемов — выбрать себе жертву. Самого Хренового Солдата. Недоразумение. Рядовой Адамичек Двойное Дерьмо. И оторваться на нем так, чтобы все остальные боялись оказаться на его месте. Если ты думаешь, что самый страшный зверь в армии — это сержант, то когда мы с тобой попадем под призыв, тебя будут ждать удивительные открытия, малыш.
— При чем тут армия?! Это же школа!
— Армия, школа, детский сад, коллектив садоводов-ботаников или уличная банда — принципы управления везде одинаковы. Разделяй и властвуй, как говаривал Николо Маккиавели — жалкий неудачник, которого вышибли из политической жизни, совсем как принцессу Ирулан, которой только и осталось что писать книжки. Юэ, Юэ, тысячи смертей мало для предателя Юэ!
— Иногда я ни черта не понимаю из того, о чем ты говоришь… — признается Бон Хва: — И это совсем не весело.
— Так вот, малыш, в школе, в этой элитной школе для детей богатых родителей, этих самых детей готовят к жизни. Не к существованию в идеальном обществе с идеалами и правосудием, с розовыми сферическими пони в вакууме, а именно к обычной жизни. С ее конкуренцией, с ее жесткостью и несправедливостью. Администрация школы ясно дает понять: пока вы держитесь в определенных рамках — никто вас наказывать не будет. Как и в жизни есть четкое правило — не попадаться. Запрещена сексуальная эксплуатация, никакого изнасилования или принуждения. Нельзя отбирать деньги. Нельзя наносить калечащие травмы… за это все будет уголовная ответственность. А все остальное — жрите друг друга в стенах школы как угодно. Создавайте союзы, сбивайтесь в группки по интересам, заводите друзей или последователей, заручайтесь помощью сильных, склоняйте голову перед одними и топчите других. В обычных школах вмешательство взрослых, как правило, только хуже делает, а в этой — они демонстративно уклоняются от подобного вмешательства. И правильно делают. Те, кто вырос в атмосфере жесткой конкуренции, не потеряются в жизни потом, попав в тяжелую ситуацию. Тяжело в учении — легко в бою. А в других школах детей учат дурному. Например тому, что справедливость существует. Здесь таких соплей нет.
— Но… я этого не видел. Школа как школа.
— Это потому, что ты не замечаешь. Ну и репутация у тебя установилась. Как говаривал классик, прокатилась дурная слава, что похабник ты и хулиган. А ты у нас вообще ни черта вокруг не видишь, а между тем в классе и за его пределами постоянно конфликты идут. Даже того же Ёджона вспомни, как он себя сейчас в классе ведет? Видел что у него синяк под глазом? Нет? Невнимательный ты малыш… а ведь он твой друг. Был.
— Ёджон сам виноват! Он поступил как… и вообще! И… стой, ты же про армию говорил. Что страшнее чем сержант в армии? Генерал?
— Мда. А ведь говорил, что тебя травили в младшей школе. Когда сержант орет на тебя, когда заставляет в пятый раз падать пузом в грязь, едва только ты почистишь свою форму, когда приказывает отжиматься или бежать — это все ерунда. Настоящие испытания начинаются тогда, когда против тебя весь коллектив. Твои же собственные товарищи. Для этого сержант и выбирает Самого Хренового Солдата. И вся рота получает взыскание только потому, что у рядового Двойное Дерьмо плохо вычищены пуговицы. Вся рота одевает противогазы, бронежилеты с полной боевой нагрузкой и бежит десять километров потому, что рядовой Двойное Дерьмо не уложился в норматив. Вся рота стоит полночи под дождем, распевая строевую песню потому, что рядовой Двойное Дерьмо не выучил слова. И вся рота, в полном составе, начинает ненавидеть рядового Двойное Дерьмо, понимаешь? Задача инструктора — не дать кадетам объединиться против сержантов и командиров, а сделать их разобщенной группой, где каждый за себя. И каждый боится стать следующим рядовым Двойное Дерьмо. Ты просто представь, что все твои одноклассники страдают из-за одного человека и при этом живут все вместе в бараке. Как быстро ненависть приобретет форму физического насилия? Чтобы противостоять обществу нужно иметь не только физическую силу, но в первую очередь — моральный стержень и очень много энергии. Если тебя весь день изматывают физически, доводя до полного истощения как физического, так и морального, то к вечеру никакой энергии не остается. А там ведь придется драться в туалете. Или терпеть тычки… в общем никто не хочет стать рядовым Двойное Дерьмо, потому что жизнь твоя превратится в ад.
— Но при чем тут Су Хи?!
— Школа — такое же дерьмо. В коллективе обязательно есть пария. Если нету, то коллектив его или ее назначит. Вот пришел мальчик в школу и, скажем, ширинку забыл застегнуть. Если иных кандидатов на ученика Двойное Дерьмо нет, то он и станет таковым. В данном случае под раздачу попала именно Су Хи потому, что ее мама совершила поступок, который отразился на жизни Куоко. А Куоко изначально была более популярна, а тут еще и такое событие. Все остальные встали на сторону Куоко, вот и все. Су Хи же, в свою очередь, не огрызнулась вовремя, не обозначила свои границы, слишком легко сдалась, не дав отпора. Если бы она стала себя отстаивать, то они попросту подрались бы с Куоко. Может даже ее избили бы толпой, весь этот кружок юных садистов. Но после нескольких таких стычек они бы от нее отстали. Особенно если бы она сделала такие вот драки неприятными для обоих сторон. Куоко удовлетворила бы свою жажду мести, а остальным вообще плевать было бы. Однако Су Хи выбрала путь «непротивлению злу насилием», решив искупить своей покорностью поступок ее матери.
— Как она может отвечать за поступок матери? И потом, мы же не знаем, что именно случилось. Вдруг мама Куоко была редкой стервой? — задумчиво говорит Бон Хва про себя. Он идет по коридору в сторону лестницы. Он уже давно заметил, что горячие споры и дискуссии со Старшим очень быстро переходят в такие вот спокойные обсуждения и беседы. Вроде только что спорили, рубахи друг на друге готовы были разорвать, и тут же — спокойно разговаривают дальше.
— А хрен его знает. Нашел у кого спрашивать. — отвечает Старший: — Это ж не я такое решение принял. На мой незамутненный и исключительно субъективный взгляд, это дикость и бред сивой кобылы. Но кто меня спрашивает? Кстати, имей в виду, что если кто уже попал в категорию «Двойное Дерьмо», то выкарабкаться оттуда — практически нереально. Если ты уже пария, то тут, как Алисе в зазеркалье, чтобы просто стоять на месте нужно бежать со всех сил. А чтобы куда-то попасть, нужно бежать в два раза быстрее.
— У нее сил нет так бегать. — замечает Бон Хва, вспоминая Су Хи у себя дома, как она тряслась как осиновый лист и сидела напряженная как палка, вцепившись в свою юбку. Хорошо, что Чон Джа ее до дома подвезла.
— Конечно нет. — усмехается Старший: — Откуда силы, если она все время сжимает кулаки, зубы и ягодицы. Она ж такая напряженная, что если ей куда палец засунуть — треснет пополам.
— Что у тебя за мысли, все время кому-то что-то засовывать. — поддевает Старшего Бон Хва, чувствуя себя немного на кураже. Не все же время Старшему над ним издеваться? Он тоже умеет.
— Это метафора, малыш. О, смотри-ка… какой сюрприз. — говорит Старший и Бон Хва видит, что возле лестницы стоит Су Хи, держа свой портфель прямо перед собой и неловко покачиваясь на кончиках туфлей.
— Су Хи. — говорит он, останавливаясь. Он как раз шел довести свою стратегию «тех же щей погуще влей» в уши клубным завсегдатаям, всем этим Гванхи, Бо Раму и прочим. То есть, по поручению директора школы и лично Его Величества Физрука извиниться лично перед ними. Подкрепив свое извинение словесной формулой «а если что…» и демонстрацией кулака в качестве напоминания о возможности нанесения легких и средних телесных. Сама ситуация его даже немного забавляла, он действительно, вроде как формально извиниться должен, но фактически — это же новая угроза! И это было весело, интерпретировать свое наказание именно таким образом. Тут он начинал понимать ехидное злорадство Старшего по поводу всей этой школы и ее системы взаимоотношений — лицемерие неприятно и крайне болезненно, когда ты сталкиваешься с ним лицом к лицу. Но… как же приятно, когда ты сам используешь лакуны в системе и, если что, можешь с открытым и искренним лицом сказать, что «я же извинился перед ними, как вы мне и сказали». При этом еще раз наступив на любимую мозоль и нагло улыбаясь прямо в глаза. Ну, извините, Гванхи-хён, что я вас ударил по лицу. Два раза? Ах, только один? Так я уже извинился за два, может добавить еще один? И все это — с улыбочкой. Нет, определенно у Старшего есть талант бесить окружающих.
Однако до клубного помещения он так и не дошел, потому что на лестнице стояла Су Хи и явно кого-то ждала. Кого? Не нужно быть Шерлоком Холмсом, чтобы методом дедукции определить, ждала она именно его. Неужели все-таки его вчерашние слова запали ей в душу и она приняла единственное верное решение — объединиться с ним? Стать партнерами.
— Намгун-хубэ! — поклонилась девушка: — Я… я хотела извиниться! После вчерашнего и вообще. Прости меня пожалуйста, я все неверно поняла. Ты просто хотел помочь, а я… Извини! — она еще раз склоняется в низком поклоне.
— Да все в порядке! — уверяет он ее: — Я и не обиделся! Главное, что ты на меня не сердишься. Я тоже хотел бы извиниться, я повел себя слишком напористо. Неприлично девушке в дом к парню приходить, когда он один. Хорошо, что Чон Джа потом приехала. Как, кстати, она тебя до дома довезла? Нормально?
— Да. Все было хорошо. Она — хорошая девушка.
— Честно говоря, я побаиваюсь с ней кататься. Она порой такие виражи закладывает, что жуть. И носится как очумелая, особенно как темно станет. Обожает ночью в дождь кататься, а ночью видно хуже, так еще и дорога мокрая… я ей все время говорю, чтобы осторожнее была. — говорит он и видит, что Су Хи улыбается. Едва, чуть-чуть, уголком рта, но все же улыбается!
— Что такое? — спрашивает он у нее и улыбка тут же исчезает, словно рыбешку на мелководье спугнули — вот только что она была и тут же — нет ее.
— Ничего! — торопливо заверяет она: — Совсем ничего. Я так…
— И все же? — он наклоняет голову набок: — Я сказал что-то смешное?
— Нет! Ты не смешной. То есть, не смешон… ааа… я просто заметила, что ты заботишься об этой Чон Джа, вот и все. Словно бы вы брат и сестра. Она же дальняя родственница?
— Очень дальняя. — кивает он: — Очень, из деревни.
— А так и не скажешь. Мне она показалась очень городской.
— Ну да. Она производит такое вот впечатление. Так кого ты тут ждешь? Я хотел в клуб ваш зайти после уроков и «беседы» с директором. Потому что господин физрук взял с меня слово, что я извинюсь перед Гванхи и Бо. Перед всеми. Перед тобой, тоже, кстати.
— Прямо сейчас нужно идти? Сегодня клуб закрыт. — говорит Су Хи и перебирает ногами, словно собираясь куда-то идти: — А я… я тебе ждала. — она опускает голову и краснеет.
— Вот и дождалась, значит. — говорит он, подмечая про себя что такое вот отношение и эти вот слова совсем для него нехарактерны. Рядом с Су Хи он ведет себя так легко и непринужденно, способен шутить и подначивать. А вот рядом с Соен ему как будто в глотку сухого песка насыпали. Ни сглотнуть, ни выплюнуть. И все, что он произносит, кажется таким натужным и неестественным, он словно бы выдавливает слова из себя. Буээ. Буэээ.
Наверное, это потому, что Соен ему очень нравится, а Су Хи… Су Хи — это Су Хи. Она невысокая, в отличие от Соен, она все время горбится и прячет лицо, она всегда мрачная и волосы спадают, закрывая ей глаза, а еще она снова в мятой форме. Ничем не примечательная девушка. Или даже скорей девочка, потому что у Соен, при всем ее немаленьком росте — все же выделяется грудь спереди. А у Су Хи ничего не видать. Совсем. Да и ее манера все время отводить взгляд вниз и в сторону от собеседника слегка напрягает. Как будто она тебя не видит, как будто исключает из поля зрения.
— Нам… мне нужно с тобой поговорить и кое-что тебе показать. — говорит Су Хи.
— Конечно. Говори и показывай. — кивает он.
— Не здесь. Не в школе… пошли, я… это недалеко. — она посмотрела на него, он — кивнул в ответ. Они спустились по лестнице и он немного переживал о том, что его увидят вместе с ней и кто-то обязательно расскажет обо всем Соен. Хотя он вроде уже приготовил для Соен «легенду» и слова подходящие подыскал, как именно будет ей объяснять, что происходит. А еще он очень не хотел столкнуться в коридоре после уроков с госпожой Мэй, потому что первый заместитель главы студсовета — очень хотела его видеть. Только встреча с директором и беседа с классной руководительницей и физруком спасли его от аудиенции госпожи Мэй. И судя по всему, она была в бешенстве. Он хотел направиться к ней сразу после беседы с директором, но Старший сказал, что не стоит. Что сейчас госпожа Мэй слишком уж горячая. Пусть остынет. А то она наговорит, он ей в ответ выскажет… ну и понеслась. А ему сейчас поддержка Мэй Со Юн нужна — тем более, что он все это «от имени и по поручению» делает. Пусть госпожа Мэй Со Юн переспит со своими мрачными мыслями о свежевании одного Мистера Волка и выделывании шкуры на коврик в приемной студсовета — хотя бы одну ночь. Остынет. Покушает… когда люди едят — неминуемо становятся добрее. А пока лучше ей на глаза не попадаться.
С такими мыслями он следовал за Су Хи. Они спустились в холл, переобулись в уличную обувь и вышли из школы.
По пути Су Хи молчала. Он тоже не нарушал тишины, справедливо положив, что она сама все расскажет. И покажет. Она же обещала, не правда ли?
К его удивлению, Су Хи повела его окружными путями, мимо автобусной остановки, мимо магазинчиков на первых этажах зданий, дальше — на заброшенную стройку.
Увидев, куда они идут, Бон Хва вдруг подумал: а что если она хочет ему отплатить за вчерашнее? Так сказать, выразить благодарность? Вот что если она приведет его внутрь этого мрачного здания, найдет комнату, втолкнет его туда и спустит школьную форму с плеч вниз, а та — упадет к ее ногам и…
Он сглотнул, представив голую Су Хи. Зрелище, честно говоря, не возбуждало. Но и обидеть ее он не может! С другой стороны, это уж точно будет предательство Соен, если он с Су Хи… или нет? Нужно бы у Старшего спросить, какая тут ситуационная этика должна быть? С одной стороны, нельзя девушку оттолкнуть — она же ему самое дорогое предлагает, а с другой стороны, он хотел, чтобы первый раз был с той, кого он любит. И нет, менеджеры Старшего не считаются! И Чон Джа — тоже! Это все было со Старшим!
— Не голоси малыш. — раздается голос в голове: — Во-первых, если девушка пойдет тебе навстречу, то я, так и быть, возьму на себя этот тяжкий грех. Но сдается мне, что ты неверно интерпретируешь ее молчание. Смотри, она еще больше сгорбилась и осунулась, она не смотрит на тебя и по сторонам. Люди, которые хотят выразить благодарность за спасение так себя не ведут. Она ведет себя так, словно бы к страху добавилось еще одно бремя. Будто ей на плечи еще груза навалили.
— Бремя? Какое у нее может быть еще бремя? Что она еще может испытывать кроме страха и злости? — спрашивает Бон Хва и в этот момент они входят в пустое помещение недостроенного здания. В помещении много людей. Очень много людей. Все — примерно его возраста. Все выглядят очень недобро. Мрачные лица, сжатые кулаки, бейсбольные биты и деревянные боккены на плечах, расстегнутые воротники и расслабленные позы. В центре стоит Гванхи, засунув руки в карманы и глядя прямо на него.
— Что, привела? — спрашивает он и Су Хи вздрагивает от вопроса и кивает в ответ. Торопливо отходит в сторону. За спиной у Бон Хва — шорох. Он оглядывается. Дверной проем загораживают собой два старшеклассника. Одного он уже знает — это борец Бо из клуба.
— Вина, малыш. — вздыхает Старший: — Она испытывала вину.