Шок и трепет 1978

Глава 9 Укрощение строптивых

Сообразить о том, что произошло, я ещё до конца даже не успел, а кудрявый вновь заорав: «А ну стоять всем! Стройся!!», — ударил ещё одного парня, на этот раз, попав ему кулаком в солнечное сплетения.

Новобранец сразу же упал как подкошенный.

Я знал, что что-то подобное намечается. Но думал, что вначале неадекватные будут орать и пугать новичков, и лишь после этого, возможно, передут к рукоприкладству, которое я естественно допускать не собирался.

Однако я не учёл неадекватность распоясавшейся пьяни. Им не хотелось говорить. Им хотелось бить, унижать и подчинять.

Больше медлить было нельзя.

Вскочив и даже не став надевать штаны, выкрикнул, стараясь отвлечь внимание на себя и остановить беспредел:

— Эй! Хорош уже! Совсем стыд потеряли⁈ Где дежурный⁈ Почему он вас сюда пропустил⁈

На мой крик оба «деда» сразу же повернулись, и удивлённо посмотрели на меня.

— Ты почему не построился, козёл? Ты чё, совсем берега попутал⁈ Я сколько раз кричал, чтобы все в строй встали⁈ А ты где был? Спал, скотина⁈ — придя в себя от изумления, заревел Кудрик.

— Я сказал тебе, отстань от народа и вали из нашей казармы, — начал приближаться я к противнику. — И дружка своего забери.

— Ах ты, сявка! — ощерился Чернявый и, прыгнув ко мне, произвёл удар рукой в область лица.

Разумеется, не попал, ибо я был готов к подобной атаке, а поэтому увернувшись вложился хорошенько, ударив того в живот. Причём настолько сильно, что визави пролетев через две койки, влетел под третью.

— Тебе конец, задохлик! — зарычал Кудрик и бросился в мою сторону.

Я это тоже предвидел и встретил подонка с разворота ударом пятки в ухо. А когда тот, перевернувшись через голову, упал на тумбочку спиной, то подошёл к нему и, схватив за нос, поволок к выходу из казармы.

Полуживое ошарашенное тело попыталось сопротивляться. Но два подзатыльника, пригладившие пышные кудри, немного утихомирили клиента.

Доведя до лестничной клетки, чуть загнул кряхтящего бедолагу и отвесил смачный пинок. Отметив краем глаза, что кудрявый вылетел с нашего этажа вниз и приземлился на межэтажной плите, вернулся за его коллегой. Вытащил того из-под кровати и для разнообразия схватив за волосы потащил извивающееся тело через всю казарму всё к тому же лестничному пролёту. Когда мы туда пришли, то я провёл точно такую же волшебную процедуру, что и минутой раньше, сказав на прощание:

— Удачного полёта!

И дал смачный пинок.

Клиент особо не сопротивлялся и, пролетев лестничный пролёт по ожидаемой траектории, вполне удачно приземлился на пытающегося встать Кудрика.

Дело было сделано.

Перед тем, как закрыть дверь, прокашлялся, привлекая внимание «лётчиков-залётчиков» и чётким баритоном произнёс:

— И больше к нам, граждане, без приглашения попрошу не входить.

Граждане не ответили и я, посчитав миссию выполненной, закрыл входную дверь.

Обернулся и посмотрел на всё ещё стоящий на своих местах и мнущийся взвод. Ребята, стоящие в майках, поочерёдно смотрели, то на дверь, то на меня.

Хотел было провести с ними разъяснительную работу, чтобы открыть им сердца и души, но решил что утро вечера мудренее.

А потому ограничился двумя фразами:

— Никогда не будьте такими как они! Это плохо!

Потом подумал и, вспомнив, что пора спать, спросил:

— Кто-нибудь знает, как свет выключается? Тогда давайте отдыхать. Как говорится: отбой!

Лёг на кровать и закрыл глаза. В голове роился миллион мыслей. Я вновь и вновь корил себя за то, что снял тот неудачный видеоклип, который так сорвал башни у начальства.

«Как жаль, что ничего в жизни нельзя изменить!» — плакался я себе, размышляя над тем, каким образом мне можно сделать службу в армии не только полезной для страны, но и для себя.

Однако глубоко в свои мысли я провалиться не успел. Почувствовал движение и открыл глаза.

К моей койке подошёл соглядатай Петров.

— Круто ты их уделал.

— Так получилось, — улыбнулся я и спросил: — Ты как? Рёбра целы?

— Нет. Бок болит.

— А чего ты ему в репу не дал? Палиться не хотел?

— Да как-то думал, обойдётся. Поиздевается чуть и отстанет. А вишь, как оно получилось.

— Я тоже так подумал, поэтому и не вмешивался.

Парень сморщился, негромко простонал и, держась рукой за бок, прошептал:

— По-моему, мне этот гад, их сломал.

— Да ладно? — не поверил я и попросил: — Покажи. — Потом посмотрел наверх и, осознав, что все спят и свет тут не включен, предложил: — Пошли в коридор.

Там света, конечно, было не много, потому что горели всего две тусклых лампочки, дающие тёмно-жёлтый свет, но, тем не менее, этот самый свет был, а это всяко лучше, чем рассматривать травму в темноте.

Петров поднял майку и зрелище, представшее передо мной, было не очень приятное. Даже в столь тусклом свете было прекрасно видно огромную сине-красную гематому, которая шла от таза до подмышки. Всё это говорило о том, что травма получена не шуточная и сама по себе, без необходимого лечения, вряд ли «рассосётся».

— Тебе в санчасть надо. Причём — срочно!

— Да ладно, может, заживёт, — поморщившись, опустил майку травмированный соглядатай.

— Да какой там — заживёт. Это не шутка. Если ребро сломано, то оно в лёгкое воткнуться может и пробить его. А это кровотечение. Так и помереть не долго.

— Думаешь?

Я кивнул:

— Медлить и ждать утра смысла нет.

— Н-да, но, — он замялся, — а вдруг они туда придут.

— Кто? Гаврики эти? — я кивнул в сторону лестницы.

— Ага. Вдруг придут и изобьют.

На лице парня был такой испуг и обречённость, что я забеспокоился за него.

— Ты чего, боец, расклеился. Неужели тебя там не учили, что нельзя опускать руки перед трудностями?

— Не знаю. Может и учили. Но я не помню, — отмахнулся тот. — Да и давно это было. Я после восьмого класса, считай, и не учился больше толком нигде. Конюхом работал. А как восемнадцать исполнилось, за полгода до армии, на тракториста выучился. Но там мужики не учили толком, а всё больше пили.

Выслушав эту белиберду, решил его тормознуть.

— Слушай, Петров, передо мной то, ты зачем «Ваньку» валяешь? Я же в курсе, что ты в спецслужбах работаешь.

— Что за спецслужбы? Я тракторист, на тракторе «Беларусь» работал.

На меня словно бы ушат холодной воды вылили.

— Восемь классов? Конюх? Тракторист? Не учили? — обалдел я и задал важный вопрос: — Ты кто?

— Лёша Петров. Тракторист, — ответил тот, держась рукой за бок. Посмотрел на меня и, морщась, спросил: — Что-то не так? Ты меня с кем-то перепутал?

— Перепутал? Так ты следишь за мной или нет?

— Когда? Сейчас?

— Сейчас, и вообще. Следишь или нет⁈

— Да не особо. А надо? — замялся тот. — Я как бы ещё не совсем привык к этому всему.

Прекрасно понимая, что мы говорим о разных вещах и совершенно не понимаем друг друга, решил расставить точки над «i».

— Погоди. Послушай. Ответь на вопрос: тебе говорят что-нибудь такие фамилии, как Петров, Кравцов, ну или Лебедев, например?

— Да, говорят, — обрадовал тот меня и, когда я собрался подпрыгнуть от счастья, ошарашил: — Петров — это я. Кравцов — это ты. А Лебедев — носатый такой, грустный и худой, вон на той дальней койки спит.

Я не стал смотреть в ту сторону, куда показал тракторист, а задал ему ещё один вопрос:

— Так ты специально сюда внедрён или нет?

— Нет — не специально. Меня из колхоза призвали. Должны были осенью, но сказали, что раньше надо. Что-то типа: раньше призовут, раньше отпустят. Вот я и пошёл в армию.

Правда была жёсткой и чуть не свела меня с ума. Мало того что в одной казарме собрались Петровы и Кравцовы, так ещё и Лебедев какой-то нарисовался.

От злости на малоадекватное стечение обстоятельств и на свой супермозг генерирующий случайные комбинации в рандомном порядке, хотел было с удовольствием начать рвать у себя волосы на голове. Но, вспомнив, что обрит наголо, расстроился и отказался от столь интересной идеи.

Вздохнул, и строго на строго зарубил себе на носу прописную истину, что людям любящим фантастику, и фантазировать, никогда не надо разрешать строить логические цепочки. Они, то есть мы, такого нафантазировать в своих сумасшедших головах можем, что от мира камня на камне не останется после воплощений этих фантазий в жизнь.

Закрыл глаза, постоял с десяток секунд, не открывая их, постарался успокоиться и вспомнив про вопрос Петрова о лазарете, сказал:

— Не волнуйся. Туда они вряд ли сунуться. Там наверняка дежурные есть, в отличие от нашей казармы. Так что иди.

— А сюда? — спросил тот. — Вдруг они сюда вернуться, а ты спать будешь?

— Не буду. Буду на стороже всю ночь. А завтра утром попробую всё решить.

Петров вздохнул и, продолжая держаться за бок, поковылял к концу коридора.

Но к его несчастью, а может быть и счастью, выйти на улицу он не успел.

Входные двери, ведущие на лестничную клетку, распахнулись, и в коридор вошла пьяная толпа. Было их семеро, причём с двумя из них — Кудриком и Чернявым, я уже только что распрощался.

«Неужели оклемались? Да ещё и за подмогой сбегать успели? Быстро, однако!»

Петров увидел кодлу, вскрикнул и бегом побежал ко мне.

— Это кто-й-то у нас распорядок нарушает и шляется по ночам, — произнёс неприятный тип, ощерившись, которого я определил как их главного.

— Это они, — держась за челюсть, заложил нас Кудрик.

— Да, Зёма. Это тот козел, который на нас внезапно напал, как сволочь — из-за угла, пока мы не ожидали. Напал и избил, когда мы сопротивления не оказывали. Западло повёл себя, — аккуратными касаниями приглаживая волосы подтвердил Чернявый.

— Вот оно как, — усмехнулся их вожак, которого, насколько я понял, кличут Зёмой.

Сказать, что атмосфера стала какой-то нездоровой, это ничего не сказать.

— Так значит «деды», эта малолетка тут права качает? — сказал этот тип, и как бы немного приплясывая и одновременно что-то напевая себе под нос, направился ко мне.

Его кодла двинулась за ним.

Не сводя с первой тройки глаз, я рукой отодвинул Петрова за себя и, отступая назад, старался ни обо что не споткнуться. Когда упёрся спиной в тракториста, то понял что мы у стены и отступать больше некуда. Мои действия вызвали весёлый и одновременно злой смех у пьяной компании.

— Ну что, салаги беспонтовые, бежать некуда? Сейчас ответить придётся за свои понты. «Дедушек» обижать вздумали⁈ — продолжал двигаться ко мне Зёма недобро улыбаясь.

— Каких ещё дедушек-бабушек? Ты о чём, болезный? — улыбнулся я ему в ответ. — Никаких дедушек мы не трогали, и даже в мыслях не было. Так, пару ушлёпков попотчевали парой «лещей», за то, что пришли без приглашения, и чинно и благородно спровадили. Так что, никаких претензий быть не может.

— Это ты так думаешь! А мы думаем по-другому!

— Тогда предлагаю вам сейчас уйти и ещё раз подумать на трезвую голову.

— Да нет, мы лучше сейчас с тобой разберёмся. И со всеми кто тут, заодно. Вы все ответите!

Я понял, что останавливаться они не намерены, поэтому решил их немного стебануть.

— Это не лучшая идея. Сейчас вы думаете и ведёте себя не адекватно. Одумайтесь, дети мои, пока не поздно!

— Стас, да долбани ты ему уже, чего сопли жуёшь? — стал подначивать один из его сподвижников.

— Вот именно, ушатай салабона, — поддержал его второй.

— Не советую, — покачал головой я, стряхнув от напряжения руки.

Эти подстёгивания, вероятно, придали Зёме уверенность и он, приблизившись на расстояние удара, закричал:

— Тебе хана, щенок! Будешь знать, как дедушек уважать.

И под одобрительные возгласы своих корешей бросился на меня.

К моему удивлению, противники не накинулись все скопом, а дали возможность своему заводиле подраться со мной один на один.

Я ожидал удара в челюсть снизу вверх. Но ошибся, ибо, к очередному моему удивлению, Зёма нанёс удар кулаком наотмашь, как когда-то давно дрались в деревенских кулачных боях.

Естественно, получать урон я не собирался.

Уклонился корпусом от столь примитивной атаки, и резко выкинув руку вперёд, познакомил её с челюстью оппонента. Соперник был хоть и не высокого роста, но массивный, кряжистый. Однако моего удара ему хватило с лихвой, и он, отлетев к двери, захрипел.

Для собравшихся, столь явное неуважение к авторитету «деда», стало настоящим шоком. Они удивлённо посмотрели на лежащего в позе эмбриона побратима, а затем, придя в себя, громко заорав нецензурной бранью, толкая и отталкивая друг друга, собрались броситься в бой.

Их было семеро. Я был один. Шансы на честную схватку, которая в простонародье называется — раз на раз, моментально испарились.

Чтобы не терять времени и не дать противнику додуматься до мысли, что атаковать надо двойками или тройками, постоянно меняясь, решил идти напролом.

Правым в бороду отправил в нокаут ближайшего «деда». И началось…

Удар. Удар. Блок. Отпрыгнул. Снова удар. Затем ещё серия. И ещё.

В связи с тем, что получить хоть один сильный удар в ответ, потерять концентрацию, а может быть и сознание, было для меня смерти подобно, я втянул голову в плечи и, смотря под ноги, работал боковыми ударами, кроша всё на своём пути.

Проигрывать мне было категорически нельзя. Без сомнения, потерянный авторитет «деды» захотят возместить через мою кровь. Умирать так глупо, не свершив предначертанного и не изменив историю страны к лучшему, я просто не имел права. А потому бил, бил и ещё раз бил.

Из горячки боя, меня вывел крик Петрова. Именно он остановил мой кулак, практически рядом со своим носом, вовремя закричав:

— Кравцов, не бей! Кравцов, это я!!

Поняв, что потерял из вида противников, быстро обернулся, собираясь нанести удар ногой с разворота («уширо маваши гери» — «вертушка»), по тому, кто окажется ближе.

Но, к моему удивлению наносить столь необычный для этих времён удар, уже было не по кому. Все семеро противников были повержены и в различных позах, словно поломанные куклы, лежали на деревянном крашеном полу коридора.

Посмотрел на открывшего рот Петрова, посоветовал тому рот закрыть, «а то муха залетит», и, почувствовав, что на меня ещё кто-то смотрит, обернулся в сторону входа в казарму.

Там, в дверях казармы стояли разъярённые новобранцы, многие из которых держали в руках табуретки.

Посмотрел на них, а затем перевёл взгляд на Петрова.

— Я ребят на помощь позвал. Думал, ты не справишься. А ты вон их как…

— Это я от испуга, — поскромничал я, и вновь посмотрел на столпившийся не полный взвод. — Спасибо, парни, что не бросили в трудную минуту своего товарища, и, невзирая на страх, пришли на выручку. Вы молодцы и проявили себя как настоящие братья. С сегодняшнего дня девизом нашего взвода будет: «Один за всех и все за одного!!» С этой минуты мы не просто новички, служащие в одной роте и в одном взводе, а братья! Ну, а пока, — обвёл строгим взглядом детишек и скомандовал: — Отбой! Ночью надо спать, — потом подумал и, глядя на лежащие тела, уставшим от схлынувшего напряжения голосом, негромко добавил: — Только вот этих сволочей, помогите, пожалуйста, на улицу выкинуть.