Семь миров: Оракул

Глава 11. Красный мир

Атла осталась с Ликой наедине. Она крепко сжимала ее руку, успокаивая так, словно забыла, что эта девочка не способна бояться. Молодая самка ската несла их к Краме. Оболочка капсулы, внутри которой они находились, была полностью соткана из живой материи, дышала, жила и покорно слушалась мыслей хозяина. Она то съеживалась, то щетинилась, временами выпуская сладковатый органический запах внутрь салона. В середине капсулы на полу было отверстие, служившее окном.

Атла смотрела вниз на проносящиеся под ногами звезды, держала Лику и думала о Марсии. Постепенно она чувствовала, как обрывается связь с ним. Она физически ощущала, как он удаляется от нее, мчась в свой город, и это причиняло ей боль. Где-то внутри неё появилась тревога о том, что он забудет ее.

Эта мысль пришла к ней неожиданно и доставила много боли. Она стала отгонять её от себя, точно назойливую осу, пытаясь раздавить ее в ладонях, но все попытки были бесполезны, мысль уже закралась в сознание и стала жалить. Ее воображение рисовало, как войдя в свои город спасителем и героем, он будет окружен безграничным вниманием. Безумную ревность испытала она в этот миг, закусив губу, но, посмотрев на свои ладони, которые еще хранили следы его тепла, она успокоилась и улыбнулась. Марсий очень ее любил.

Она обняла Лику и переключила свое внимание на маленькую рыжеволосую девочку, которую впору было считать своей дочерью.

— Ты особенная? — спросила Лика у Атлы, с любованием разглядывая девушку.

Атла ответила не сразу. Она загадочно улыбалась и молчала.

— Спрашиваешь, особенная ли я? — удивленно приподняв брови, спросила Атла. — Нет. Я не особенная. Я такая же, как все, такая же, как ты.

— Я не такая, — возразила Лика. — Я не умею летать. Я не читаю мысли. Мне не выучить язык одним прикосновением.

— Так тебе только кажется! — уверенным тоном произнесла Атла. — Ты просто не знаешь, на что способна. Человек не знает, на что способен, а я знаю. В этом вся разница.

— Как это узнать? — с искренним любопытством спросил ребенок.

Недолго помолчав, Атла с улыбкой произнесла:

— Протяни мне свою руку.

Девочка без тени сомнения потянула ладонь Атле. Уже через мгновение она ощущала теплое прикосновений руки крамовки.

— Закрой глаза, — тихо произнесла девушка.

Маленькие веки медленно опустились на голубые глаза. Лика почувствовала приятное тепло, которое исходило от Атлы. Прикосновение ее руки разогревало ей кровь, растекающуюся по венам горячим потоком.

— Что ты видишь? — спросила Атла.

— Ничего. У меня же закрыты глаза, — честно произнесла Лика.

— Забудь о том, что они закрыты, и просто смотри вперед, — довольно строго сказала Атла.

Девочка сосредоточенно стала всматриваться в черноту закрытых глаз, но, как бы сильно она ни напрягала зрение, ничего, кроме красновато-черного свечения, увидеть ей не удавалось.

— Не смотри на веки, смотри сквозь них, — услышала она голос Атлы, где-то глубоко внутри себя. — Перестань ощущать своё тело, расслабься, — спокойно говорила она.

Лика пыталась выполнить все, что говорила ей Атла, но ничего не выходило. Потеряв было всякую надежду, она хотела уже соврать, что видит сквозь веки Атлу, мерцающее помещение капсулы, проносящиеся в иллюминаторе планеты и звезды, потому что именно это она ожидала увидеть в случае удачи, но в этот самый момент Атла произнесла:

— Не увиливай в сторону. У тебя почти получилось!

Устыдившись своего желания соврать, девочка продолжила смотреть. Она расслабила свое тело, каждую мышцу и клеточку, перестав ощущать ноги, руки, вес, словно была соткана из воздуха. Ощущение стремительного полета по коридору посетило ее. Вслед за ним пришла картинка. Она шла по длинному темному коридору, убегающему в неизвестность. На секунду, засомневавшись, она хотела повернуть, но услышала издалека призыв Атлы:

— Иди!

Лика продолжила путь. Коридор освещался невидимым пламенем, которое исходило от её рук. Медленно ступая босыми ногами по воздуху, Лика заметила, как все вокруг стало светлеть. На глазах коридор из черного превращался в белый, интригуя и утягивая вдаль. Медленный шаг её перерос в бег. С неистовым любопытством и предвкушением она мчалась по нему, ожидая отыскать конец, но в момент, когда его увидела, её постигло сильное разочарование. Таинственный коридор ее собственного подсознания завершался большой белой дверью. Предчувствуя, что дверь заперта, Лика остановилась.

— Ну вот, ты сама и закрыла её своим сомнением. Открывай! — спокойно и тихо произнесла Атла.

Девочка медленно дотронулась до дверной ручки и, с силой подергав ее, убедилась, что предчувствия ее не обманули, дверь была неприступной.

— Заперта! Дверь заперта! — расстроенно завопила она.

— Дергай сильней! — настаивала Атла.

Лика со всей силы дергала за ручку, но попытки не завершились успехом. Осознав это, она стала по ней колотить, словно ожидая, что кто-то откроет ее изнутри, толкать дверь плечом, стучать по ней ногами и кулачками, тянуть на себя, упираясь всем телом, но дверь оставалась неподвижна. Обессилев от бесполезных попыток, вымотанная и расстроенная, Лика уселась возле двери и начала плакать. Чувство великой досады и обиды поглощало ее. Видеть дверь и не узнать, что за ней скрыто, казалось несправедливым.

— Атла, помоги мне! — взмолилась она.

Ее голос эхом разнесся по коридору.

— Я не могу помочь. И никто не может. Ключ в тебе. Только ты одна можешь сделать это.

Произведя очередные жалкие попытки, Лика окончательно потеряла веру в возможность её открыть и, ударив в дверь ногой, в порыве отчаяния кинулась всем телом в запертую дверь.

— Осторожно! — слабо раздался возглас Атлы.

В этот момент Лика престала что-либо видеть. Привычная чернота закрытых глаз и возгласы «очнись!» встретили ее в реальном мире капсулы. Открыв глаза, девочка поняла, что лежит на коленях у Атлы. На своих щеках она ощущала холодные разводы от слез. Приподнимаясь, она встретилась взглядом с Атлой. Девушка улыбалась и медленно поглаживала ее рукой по голове.

— Ты молодец. Все в порядке! — с улыбкой приговаривала она.

— Но я не открыла дверь! — виновато произнесла Лика.

— Это не страшно. Это была лишь первая попытка. Не все сразу. Главное, теперь ты знаешь, где она, а значит, придет время, и ты её откроишь, — спокойно, убаюкивающе шептала Атла.

— А что там? Что за ней? — с любопытством спросила Лика.

— За дверью? — словно не расслышав, переспросила Атла.

— Да. Что за дверью?

— За дверью ты найдешь себя. Когда откроешь ее, то поймешь, на что способна. Ты почувствуешь силу, прилив энергии, великое могущество собственного разума.

— Ты уже открыла свою дверь, ведь так? В этом разница между нами? — осененная догадкой, спросила Лика.

— Да, это так! — подтвердила Атла.

— Как ты это сделала?

— В мире, в котором я живу, там, куда мы летим, обучают этому с детства. Не все приходит сразу. Я до сих пор многому учусь и буду учиться всю жизнь. Моя дверь, хоть и открыта, но не до конца. Я знаю людей, у которых открыта лишь щелка. Знаю тех, у которых она отворена шире моей. Но все всегда стремятся к одному — распахнуть свою дверь на всю, выйти за рамки.

— Ты знаешь таких, у которых она открыта на всю? — с восхищением спросила Лика.

— Нет, абсолюта я не встречала, — произнесла Атла.

— Дверь есть у всех? — продолжила спрашивать Лика.

— Да, так устроены все люди. Все, кроме одного, — произнесла девушка, тревожно подумав о Марсии.

— У Марсия ее нет? — точно угадав, спросила Лика.

Атла взволнованно посмотрела на девочку. Желая сменить тему разговора, она хотела было расспросить Лику о прошлой жизни со стариком, о полетах и станциях, но догадливый ребенок настырно продолжал говорить о своем.

— Если у него нет двери, значит, он никогда не сможет ее открыть. Его тоннель ведет к тупику? — с безумной жаждой получить скорее ответ спрашивала Лика.

Помолчав несколько секунд, Атла шепотом произнесла:

— Его портал открыт от рожденья.

— Это значит, он может все? — настороженно спросила Лика.

— Да, может, но он об этом не знает, — тихо произнесла Атла.

— Ну так скажи ему! — недоуменно воскликнула Лика.

— Нельзя. Он ни в коем случае не должен этого знать.

— Почему?

— Потому что сила, которая кроется в нем, сожжет его изнутри, если вырвется наружу. Я боюсь что выпустив ее, Марсий погибнет, — с болью в голосе произнесла Атла.

Лика представила перед собой лицо Марсия. И хотя она не успела еще привязаться к нему, но уже точно знала, что смерти ему не желает.

— Обещай, что никогда не скажешь ему об этом! — строго произнесла Атла.

— Обещаю! — осознанно произнесла девочка.

С этими словами они стали подлетать к владениям крамов. Сквозь встреченную на пути пылевую туманность огненная планета постепенно стала проявляться в космическом пространстве. Розовое сияние, излучаемое планетой, растворялось в холодной темноте космоса, обволакивая ската красноватыми бликами. Атла приложила руки к вискам и стала посылать сигналы отцу и Татиде. Она стала кричать о своем возвращении, не жалея сил и внутреннего голоса. Атла запрашивала разрешение на посадку для ската и услышала, что ей дают добро.

Просочившись сквозь влажный желеобразный стыковочный пузырь в куполе, Скат медленно погрузился в розовую дымку города, покачиваясь и колышась на парах ее. Планета встречала прибывших привычным зноем, слабым сухим ветром и знакомым до боли запахом ионных очистительных фильтров. Розовое марево, от которого с непривычки разболелись глаза после дивных закатов Голубой планеты, выглядело особенно искусственным. И все же оно было таким родным, что Атле хотелось плакать от чувств. Ее не было в родном мире два года. Она присела на колени и положила обе ладони на красную песчаную почву, вобрав в себя ее тепло. Капельки ее слез скатились вниз и моментально впитались в поры, словно планета показывала ей, как неистово истосковалась по своей дочери. Лика послушно стояла рядом, с замиранием сердца глядя то вверх на пирамидальный купол, то на Атлу.

Атла приподнялась. Слезы быстро испарились с ее щек. Она взяла Лику за руку и повелела скату следовать за ними по тропе в город. Обвив ее запястье тонким длинным усиком, росшим из его мнимого подбородка, он полетел чуть выше над их головами, покорно следуя за поводком.

Врата сами растворились перед ней, бесшумно и ласково, несмотря на всю их громоздкость. Яркий свет полил оттуда столбом, напугав ската и ослепив Лику. Атла улыбнулась. Несмотря на то, что была ночь, город Крам был залит светом. Люди проснулись, все услышали ее приближение.

Центральная площадь города постепенно заполнялась людьми. Под гигантским красным куполом роились бесчисленные мыслительные потоки, собираясь в розовый туман. Вся суета была связана с ее возвращением. Тысячи восторженных взглядов приветствовали свою героиню. Все горожане от мала до велика вышли ее встречать. Почувствовав на себе ослепительный свет, направленный в свою сторону, Атла пошла по дороге сквозь ликующую толпу, не упуская руку Лики, держа ската над своей головой.

Яркие брызги сыпались им под ноги. Люди старались коснуться ее плечей и волос, протягивая руки со всех сторон.

Звуки разрывающихся фейерверков, восторженные крики и лучезарный смех сопровождали каждый её шаг. Настрой крамов радовал Атлу. Люди знали, что находятся на грани гибели, но не унывали, и в этом заключалась сила ее народа. Информацию о предстоящей катастрофе в мире, где каждый способен прочитать мысли, скрыть не удалось. Из общего информационного потока Атла успела вычитать, что большинство крамовских кораблей были уже укомплектованы и подготовлены к вылету, оставалось только узнать куда. Ее появление знаменовало собой спасение, и на празднование этого не жалели никаких средств. В городе зажглись все до единого огня. Склады с фейерверками были опустошены, не для кого было теперь хранить и откладывать на завтра. Город напоминал свечу, которая перед угасанием вспыхивает так ярко, как никогда прежде.

Крамы были мастерами по части эффектных шоу. Награжденные талантами артистичности, они любили демонстрировать свои умения. По правую руку от себя Атла увидела трех старцев, зависших в воздухе прямо над толпой, чьи одежды и бороды развевались на ветру. К ней подлетела одна из жриц и надела на шею ослепительное ожерелье из редкого красного камня. Другая жрица возложила на ее голову золотую диадему. Ощутив на себе тяжесть украшений, Атла зажмурилась, задумавшись о том, что почему-то совсем не рада этим дарам. Атла поймала себя на мысли, что смотрит на свой город сейчас будто бы со стороны. Испугавшись того, что она перестает ощущать себя частью своего народа, девушка поспешила спрятать опасные мысли как можно глубже. Шумный и пестрый, родной и неспокойный город Крам любил ее и заслуживал только взаимности. Вглядываясь в глаза крамам, девушка узнавала знакомые лица.

Несмотря на внушительное количество жителей, горожане хорошо знали друг друга, охотно общались, жили открыто. Каждый знал, кто о чем думает, кто в кого влюблен и что чувствует. Тем не менее избежать лжи и интриг не удавалось. Видя друг друга насквозь, крамы по-прежнему не стеснялись врать, сочинять и льстить. Осознав свою беспомощность в борьбе с пороками и смирившись с неспособностью их скрывать, крамы стали воспринимать свою жизнь как игру, прощая друг другу слабости. Потребность придумывать захватывающие истории о себе и о других, после чего с театральными эффектами рассказывать выдумки на публике, да так умело, что все и даже автор начинали верить в подлинность сюжета, было излюбленным развлечением для большинства.

Крамы нуждались в постоянном общении и внимании, ходили в гости, охотно шли на обмен, заключение сделок, любили поспорить и пощеголять друг перед другом своим мастерством. Несмотря на умение контактировать телепатически, речь не исчезла из обихода навсегда. Крамы смеялись, кричали, шептались, как если бы корме собственных голосовых связок у них не было другого способа донести информацию. Парадоксально, но во всех Семи мирах нельзя было отыскать более шумного и веселого народа.

В то же время крамы были задиристы, не отличались дипломатичностью, легко и порой необдуманно ввязывались в конфликты и в глазах остальных миров скорее выглядели беспринципными эгоистами. Заполучив себе богатейшие космические территории, они без зазрения совести мечтали об абсолютной власти над остальными мирами, опираясь в своих суждениях на то, что они просто-напросто имеют на это право. Сдерживать их высокие аппетиты удавалось разве что только сильным и хорошо вооруженным тулонцам и дисциплинированным пацифам.

Атла любила свой народ всей душой в основном потому, что понимала его. Безграничное внимание было тайной мечтой каждого крама, и теперь, когда взоры, чувства и мысли всех горожан были обращены к ней, девушка должна была бы наслаждаться моментом славы, но, как ни странно, в эту минуту ей хотелось только одного — вырваться из-под лучей прожекторов и вновь очутиться рядом с Марсием на таинственном острове на Голубой планете.

Атла быстрым шагом, с искусственной улыбкой на лице двигалась в сторону главного храма. Не выдерживая эмоционального напряжения, она захотела вырваться из густого потока и повелела скату нести ее. Взяв Лику на руки, она крепко ухватилась за ус и взлетела. Воспарив над толпой под огромным куполом, прижимая восторженную Лику к себе, она полетела к балкону главного храма.

Отец и Татида уже ждали её там, наблюдая за всем с высоты, молча улыбаясь и осторожно сдерживаясь, чтобы не спрыгнуть и не задушить любимое дитя в объятьях. Атла слышала их взволнованные мысли и спешила как можно скорее обнять их.

Первым на нее выскочил ее пес. Собака упала ей в ноги и стала лизать стопы. Атла засмеялась и поцеловала химеру в голову.

Под ликование толпы она обвила руками отца. Шаман, довольно улыбаясь, сжимал хрупкую, исхудавшую в странствиях дочь.

— Татида! — переведя взгляд на прорицательницу, воскликнула Атла и рухнула ей на плечи. Старая крамовка не сдерживала слез. Поцеловав свою воспитанницу, она произнесла:

— Я горжусь тобой!

Атла положила голову ей на плечо. Похвалу из уст этой женщины можно было услышать в исключительно редких случаях. Татида уже все знала, она прочитала историю ее странствия, как книгу, с одного прямого взгляда и осталась довольна всем, что узнала. Атла шла верно своей дорогой.

— Поешь и отдохни, говорить будем утром, — повелел шаман, освободив дочь от обязанности делиться всем и сразу, хотя координаты Избранной планеты с нее он уже считал.

Атла внимательно посмотрела на отца. Она видела, что у верховного шамана все было под контролем, и доверилась ему. Безумная усталость брала свое, и отдых был действительно ей необходим.

— Ската погрузите в воду! — передавая ус животного в руки жрицам храма, указав на самый глубокий из бассейнов, произнесла она. — Девочку, её имя Лика, поселите в комнате рядом с моей. Она наша гостья и находится под моим личным покровительством, передавая Лику в руки служительниц, распорядилась она. — Дайте ей все, что она хочет!

Лику сразу же окружили три служительницы в платьях с золотыми шлейфами и увели во дворец.

— Добрых снов, завтра будет долгий разговор! — поклонилась она отцу и удалилась в свои покои.

Засыпать в своей родной комнате было странно и непривычно, но так сладко и трогательно. Её девичья постель была напитана мыслями прошлого, которые продолжали витать вокруг, словно призраки, рассказывая ей истории о том, какой она была до того, как полюбила его. В этой комнате, под высокими сводами крестового потолка было собрано много надежды. Она уже не помнила того, как волновалась и молилась перед странствием, не знала больше той наивности и тех тревог. Уткнувшись носом в шелковую облачную подушку, укутавшись огромным невесомым одеялом, посмотрев в окно на пылающий во тьме диск спутника Крамы, она стала засыпать с таким наслаждением и так глубоко, как это возможно только под крышей родного, любимого дома. Но даже в этот миг она не могла думать ни о ком другом, кроме него.

Атла проснулась рано на рассвете. Отдохнувшая, со свежими мыслями и чистым сердцем, она вышла на балкон. Вдохнув в грудь обжигающий воздух Крамы, пропустив приятное тепло сквозь себя, она опустила взор на город. Красный Крам тонул в мягком свечении. Золотистые пузыри улетали стаями под купол, рассыпаясь и росой спадая вниз. Глубоко внизу под струями бурлящего водопада плескался скат, пропуская воду через плавники и играя с потоком хвостом. Совсем скоро должно было рассвести, и первые лучи перерождающегося Оникса проскальзывали сквозь розовое стекло купола, питая воздух ароматом цвета. Странным было не увидеть нигде драконов. «Неужели они тоже предчувствуют катастрофу и прячутся?» — подумала жрица.

Атла испытывала любовь к своему великому городу, к своему народу и к себе. Она верила, что все улетят и обретут ещё лучшую жизнь на Избранной планете. Она была самой собой на своей родине и принадлежала только себе, и это укрепило её силы. Жрица воспаряла духом. Сейчас она должна была быть сильной и непобедимой, ибо каждый смотрел на неё, проецируя взор ее уверенного взгляда вглубь себя и напитываясь ее целеустремленностью.

Атла наслаждалась Ониксом как никогда, понимая, что это его последние дни в этой фазе, и после трансформации звезда уже никогда не будет прежней. Она развела руки в стороны и позволила свободному теплому ветру ласкать себя.

Девушка настраивалась на разговор с отцом. Это всегда было нелегко, потому как шаман был невероятно силен энергетически и любил показывать свое доминирование собеседнику. Сегодня Атле было особенно нелегко, потому что кое-что из происходящего с ней на Голубой планете она обязана была скрыть. Настраиваясь и медитируя, она укрепляла свою броню, но опасения о том, что отец узнает о ее чувствах к тулонском воину, были явственными: слишком сильными были эти чувства.

Атла входила в храм через парадный вход, покрытая бликами от восходящего Оникса. Отец ждал её в особом зале, сквозь стены которого не проникали посторонние мысли, а главное не улетали мысли посвященных. Если планету Краму можно было сравнить с ярким горящим человеком, живущим свободно и открыто, то эта часть храма была у такого человека тем самым потаенным уголком души, о котором никто не знал.

Атла с улыбкой распахнула дверь.

Верховный шаман улыбался в ответ, с наслаждением и упоением любуясь своей повзрослевшей дочерью. Облаченный в длинную рясу, он ждал ее в одиночестве, распустив служителей храма, обычно окружавших его со всех сторон.

Великий крам и юная крамовка имели очевидное внешнее сходство, чем шаман непомерно гордился. Любуясь высокими скулами, янтарными глазами и горделиво приподнятыми линиями бровей на ее лице, он узнавал в дочери себя самого.

Обменявшись зеркально улыбками, взявшись за руки, они застыли друг против друга, общаясь взорами. В храме горели искусственные свечи, тихо потрескивая и убаюкивая. Высоко под потолком кружились в слабом вихре серебряные свитки с древними рукописями. Красная сердоликовая плитка покрывала стены сплошным ковром, постепенно багровея к куполу, а под крестовыми сводами в тени за парусами прятались души умерших жрецов. Обстановка располагала к откровенной беседе.

— Атла, дочь моя! — произнес жрец. — Ты ли это?

— Я! — восторженно ответила девушка, не произнеся при этом ни звука.

— Ты повзрослела и изменилась. Чувствую силу твою, возросшую и принявшую облик стрелы.

Атла отвела взор, понимая, что чрезмерно раскрывается. Она почувствовала прикосновения отцовских рук к плечам, хотя шаман даже не шелохнулся.

— Я верил, что ты вернешься. Мы ждали тебя, — эмоционально воскликнул жрец.

— Я привезла для вас важные вести! — улыбаясь, подумала Атла.

— Я уже забрал их. Ты молодец, дитя мое, я горжусь тобой.

Своеобразный разговор привел бы в изумление любого вошедшего в зал, учитывая, что весь диалог производился в умах великих крамов. Казалось, что отец и дочь стоят напротив друг друга и молчат, при этом недоуменно приподнимая брови, улыбаясь, словно корча гримасы.

Неожиданно Атла почувствовала, как горячие невидимые руки отца, державшие ее, холодеют и внутри него возрастает напряжение.

— Ты ничего не скрываешь от меня? — спросил отец, почувствовав щит внутри сознания дочери.

Атла молчала, не решаясь на ложь.

— То, что ты прячешь, имеет невероятную силу, лучи, сияющие из-под щита, даже отсюда ослепляют меня, — зажмурился Шаман, закрываясь рукой, словно от света звезды. — Пламя, жаркое и полыхающее, вижу я. Способное испепелить города!

Атла почувствовала, как что-то холодное и чужеродное проникает её душу.

Отец разрывал ее изнутри, с жадностью пытаясь докопаться до истины.

Атла обреченно поняла, что, если не уступит, они могут поранить друг друга. А у родственников следы причинённых друг дугу вторжений были непоправимы и образовывали незаживающие красные рубцы на огненных сердцах. Атла сдалась и взорвала свой щит, выпустив тяжёлые огненные слезы наружу, выводя эмоциональный накал из себя.

В эту самую секунду выражение восхищения на лице шамана сменилось ужасом. Его зрачки расширились, а брови изумленно поползли вверх. Он отдернул руки. Атла почувствовала огонь.

— Как ты могла!! — раздался яростный крик, оглушивший ее.

Отец проник глубоко на самое дно души дочери. Он узнал все о том, что происходило между ней и Марсием. Он был поражен.

— Ты должна была его убить, а вместо того отдалась недостойному варвару! — разочарованно, не веря своему горю, надрывался отец, сотрясая воздух своими мыслями. — Если бы ты отдала ему только свое тело, мы еще могли бы вымолить прощение у богов, но нет, ты отдала ему и свое сердце! Великие жрицы никогда не мешались с иными мирами!

Атла обреченно опустила глаза. Чувство стыда и вины разливалось с кровью по всему телу. Ей казалось, что она подвела отца, обманула надежды, предала весь их род.

Не шелохнувшись, девушка стояла, ожидая очередного крика или пощечины, которой лютый отец в порыве ярости мог ее наградить. Но ни того, ни другого не последовало. Прочитав искреннее раскаяние в глазах дочери, отец смягчился и уже гораздо тише произнес:

— Мы — смертные, не так сильны, как тебе кажется, силы куда более страшные и опасные стоят за спинами нашего рода. Точно так же, как и силы, стоящие за спинами наших врагов. И между этими титанами нет мира. Они не простят тебе предательства, потому что любят тебя сильнее остальных, потому что дали тебе больше, чем остальным, и ждут от тебя свершений.

Потоки слез из глаз девушки усилились. Она хорошо понимала, о чем говорит отец, покорно молчала и стыдилась.

— Ты не принадлежишь себе, Атла, — тихо произнес отец. — Твое сердце не принадлежит тебе, и ты не можешь вручать его кому ни попадя, слишком велик этот дар, и нет достойного тебя. Твое сердце навеки останется с богами великой Крамы. Ты — жрица!

Атла слабо кивнула головой, не решаясь посмотреть отцу в глаза.

— Ну, ничего, ты образумишься и выжжешь эту скверну из своего сердца. Твой позор мы смоем кровью врагов!

Шаман разжалобился и улыбнулся.

Атла вздрогнула, резко подняв голову и посмотрев на отца прямо и смело. Слезы испарились с горящих щек ее, а омытые огнем глаза блестели, страстно желая мира, а не войны.

— Отец, как можешь ты так говорить, после того как узнал, что мы с ними изначально один народ, после того как узнал об Оракуле?

Шаман говорил:

— Может, и так, но это было давно! Мы пошли разными дорогами. И в отличие от них, наша цивилизация достигла невиданных высот. Разумом мы превосходим всех! Именно мы заслужили право продолжать человеческий род. Однажды Голубая планета уже жестоко поплатилась за неверный выбор в пользу искусственного интеллекта. Человек уничтожил в себе свои природные способности и умения, сделав ставку на машины. Люди забыли, кто они и зачем появились на свет. Чем больше прогрессировали их разработки, тем дальше они уходили от себя, от своей исконной сути. Мурийцы заигрались с клонированием, ионцы превратились в роботов, пацифы — в безвольных фанатиков. Не пустить их на Избранную планету — это милосердие!

Атла испугано посмотрела на отца, шаман был настроен всех уничтожить.

Правитель продолжил:

— Мы долго готовились к этой войне. Время пришло. Твоя задача — укрепить дух нашего народа. Люди верят в тебя! Мне нужно, чтобы ты выступила перед нашим миром, чтобы рассказала об Избранной планете так, чтобы они стали грезить ею. Я хочу, чтобы ты показала им воспоминания об этом мире. Я хочу, чтобы всех затрясло от вожделения! Чтобы за право жить на этой планете они готовы были бы всех сокрушить!

Шаман взял Атлу за руку. Дочь его вся дрожала.

— Мы подготовили для тебя текст! — сказал шаман. — Ты только повторишь.

Атла не успела даже ничего ответить. Лан щелкнул пальцами. И приказал служителям войти.

Атлу долго и старательно готовили к выходу, медленно и плавно окуная стопы в туфли. Надевали драгоценности и обереги, укутывали в сияющие ткани нового платья, вплетали в волосы золотые нити. Она уже слышала, как завывала толпа, сосредоточившаяся перед центральным пилоном храма. Текст обращения уже был в голове Атлы. Сила отцовского голоса заглушала ее собственные мысли, и синхронный повтор его слов — это все, что она могла. На мгновение Атла почувствовала слабость и отчаяние, но отец мог это заметить, и она собралась с духом.

Она сделала шаг по направлению к дверям и остановилась.

— Иди! — велел шаман.

Двери раскрылись перед ней, и свет, обрушившийся вместе с громом воплей и аплодисментов, ослепил ее. Атла волновалась, но улыбалась. Она была собранна и настороженна. Подойдя к краю балкона и протянув руки к горожанам, она засияла от улыбки, благодарно и с любовью глядя на свой народ. Те крамы, что были обучены левитации, воспарили над головами остальных, строясь в несколько воздушных рядов.

— С каждым годом все сложнее и сложнее скрывать правду от столь одаренной публики, — прошептал отец, находящийся внутри ее сознания.

Атла готова была говорить, она подняла руку — и в один миг воцарилась тишина. Утихли мысли и речи. Уважение и восхищение добрыми импульсами посылались в нее, переполняя через край. Верховный шаман и Татида сделали все для того, чтобы их девочка была любима, создав ей непререкаемый авторитет и образ спасительницы. Люди непрекословно доверяли ей, отчего все сложней было решиться говорить.

— Мой народ, — стала повторять она за отцом. — Величественные крамы, рожденные в лучах Оникса, вечно свободные и независимые! — читала она его текст. — Боги подарили нам Краму. Много тысячелетий мы жили здесь и были счастливы, но боги забирают у нас Краму! Они добры и великодушны, они любят нас и дарят нам другую планету, богаче и лучше этой!

Атла положила руки на перила, выложенные из пластин фианита, и закрыла глаза. Импульс от ее рук побежал по камню вниз, прошел через город и достиг пирамидального купола. На гранях купола над всем городом сразу стали отражаться ее воспоминания о Голубой планете. Она показали им леса и озера, голубое небо, птиц и рыб. Она провела их по континентам, осыпала цветами и звездами. Показала снежные поля и песчаные пустыни, красные закаты и золотые рассветы. Она приковала всех к себе, удерживая внимание на своих воспоминаниях с минуту, передав их в другие города планеты Крама на другие пирамиды.

Люди были потрясены. Над планетой стоял стон восхищения.

Шаман был очень горд. Атла видела его надменное лицо в своем сознании, но продолжала говорить его словами:

Этот мир по праву наш! Но враги посягают на него. Нам предстоит война! — произнесла она слова отца и приостановилась. — Мы уничтожим соседние миры и будем править на этой планете одни, потому что только мы достойны этого!

Народ ответил на призыв бодрым улюлюканьем, показывая свое согласие на войну и готовность сражаться. Атла замолчала, шаман довольно улыбался, стоя в тени. Дочь произнесла его речь с достоинством и чувством. Крамы все до единого поддерживали ее. Шаман расслабился и вышел из сознания дочери.

Атла почувствовала, что свободна. Она подождала недолго, позволив людям Крамы высказаться и пошуметь. Народ, заметив, что жрица не уходит и многозначительно молчит, утих, ожидая ее следующих слов.

— Это один путь, но есть и другой! — продолжила она уже своими словами и снова положила руки на перила.

Перед завороженной толпой на гранях купола возникли воспоминания Марсия о встрече с Титаном, которые она заимствовала у тулонца. Крамы услышали слова гиганта, узнали его историю, увидели его глаза и замерли.

— Нам достался амулет Оракула! — крикнула Атла с яростью. — Не тулонцам, не пацифам, а нам! — громко говорила жрица. — Потому что мы наследники его учения!

Верховный шаман тревожно наблюдал за дочерью, но прерывать не спешил, не понимая куда она клонит. Атла была в ярости, и войти в ее сознания снова и подчинить себе он никак не мог.

— На нас ложиться ответственность за то, чтобы объединить всех его потомков в единый мир! Мы не летим в новый мир, мы возвращаемся в старый и давно забытый! Наши враги нам не враги, они наша плоть и кровь! Все мы есть порождение единого мира, и у нас равные права на возвращение, — продолжала жрица. — Ни один крам больше не прольет ни капли инопланетной крови! Мы будем жить со всеми другими мирами вместе на одной планете. Мы заключили мир! — кричала она.

Народ растерянно гудел. Реакция крамов была не однозначная.

Атла сняла с себя амулет и протянула на вытянутой руке над толпой.

— Мудрость и любовь великого Оракула с нами! — надрывалась она. — Он хранитель Избранной планеты! Мы идем в его владения! Только через мир и добро нас пустят туда.

Толпа завопила еще сильнее. То, что говорила жрица, было слишком ново и революционно. Идея о том, что все станут жить в одном мире, напугала крамов.

Шаман поспешил вмешаться. Он подхватил реакцию толпы и встал возле Атлы. Дочь путала ему все планы, но он вовремя сориентировался.

Он улыбался, не подавал вида, что разочарован, сильно сжал ее руку и стал говорить.

— Как видите, мы всегда предоставляем вам выбор, — крикнул шаман. — Только вам решать, по какому пути идти!

Шаман хорошо чувствовал реакцию толпы. Он видел, что слова Атлы всех насторожили. Он знал, что люди не готовы принять ее идею.

— Мы проголосуем! — объявил шаман.

Он вознес руки. Посмотрел на Оникс и закрыл глаза. В воздухе над площадью появились две прозрачные огромные чаши.

— Кто за то, чтобы сражаться и жить на Избранной планете одним, положите свой голос в левую чашу. Кто за то, чтобы разделить Избранную планету с варварами, положите свой голос на правую!

Атла перевела взор на шамана. Отец посмотрел на нее. Они сцепились взглядами в сильном эмоциональном противостоянии. Время пошло. Люди стали отдавать свои голоса. Достаточно было направить свою мысль в выбранную чашу и держать ее там.

Атла с тревогой наблюдала за весами. Шаман не проявил не малейшего беспокойства. Он прошел со своим народом череду войн и знал: крамы лучше умрут, чем станут жить с врагами на одной планете.

Люди сделали выбор. Чаша с призывом к войне перевесила. И хотя отрыв не был большим, Лан победил. Шаман перевел взгляд на дочь. Атла с трудом сдерживала слезы, но продолжала улыбаться. Он победоносно поклонился своим подданным, поблагодарил всех и ушел. Атла бросила разочарованный взгляд на толпу и пошла за ним. Как только жрица вошла в зал и двери захлопнулись за ней, ее сразу схватили стражники.

Они подтащили ее к отцу и бросили Лану в ноги.

Шаман смотрел на свою дочь с презрением. Правитель Крамы был очень горяч. Все боялись его вспыльчивости и гнева. Атла понимала, что этот поступок отец ей не простит.

— Я вижу тебя насквозь. Ты думаешь, я не понимаю, ради чего ты добиваешься мира? — закричал Лан.

Атла опустила глаза.

— Ради людей! — тихо ответила она.

— Ради одного-единственного человека!!! — заорал Лан так громко, что у всех присутствующих в зале зазвенело в ушах.

Лан обошел Атлу по кругу, присел возле нее и тихо произнес ей на ухо:

— Я лично его убью! Своими руками! Слышишь?!

Атла беспомощно посмотрела на отца. Он был настроен решительно, и это пугало.

— Я сотру всю память о нем из твоего сознания, — добавил он. — Уведите ее!

Атлу потащили к выходу.

Как приказал шаман, Атлу заточили в карательный круг, возвышавшийся над городом стройной пирамидой с прозрачным сферическим наконечником. Сооружение стояло на особом контроле у властей. Каждая мысль заточенных преступников внимательно изучалась и заносилась в архив. Атле отвели особую камеру, предназначенную для самых опасных и важных крамов. Оставшись посреди красной комнаты в абсолютном одиночестве, избранная крамовка стала громко рыдать. Заливая себя и пол слезами, она сжимала голову в руках, не желая верить тому, что слышала от отца, и тому, что крамы пошли по пути войны.

Неистовое чувство досады металось в ее груди вслед за колоссальным ощущением вины. Совсем недавно она еще верила в то, что отец поймет её, простит и примет верное решение. Она изнывала из-за того, что ей не удалось сохранить самое ценное. С минуту на минуту должна была прийти Татида и стереть из ее сердца любовь. Память о Марсии, чувства, которые она испытывала к нему, заполняли всю её душу, и Атла знала, что, лишившись их, погибнет духовно, без шанса на возрождение.

Прорицательница обладала великой силой. И Атла была уверена, что отец пришлет именно ее. Сам верховный шаман побаивался старуху, обходя стороной. Татиде принадлежал крамовский трон, но, будучи еще девочкой, она уверенно заявила, что отказывается от власти и выбирает вселенское служение богам. Именно Татида предсказывала и катастрофу, и полет на Голубую планету, с ее легкой руки Атла была избрана проводником.

Особенностью Татиды были глаза, настолько тяжелые и мрачные, что, заглянув в них один раз, на второй уже никто не решался. Ее зрачки были аномально белёсые, вместе с тем четко обрисованные синим контуром, а в белках стояли маленькие черные точки, постоянно меняющие свое расположение. Кто-то говорил, что в них была запрятана карта к бессмертию, кто-то считал, что они отображают течение времени во вселенной, были и те, кто называл ее за это проклятой богами тьмы, но правду не знал никто. В своей черной расе Татида была альбиносом, причем не от рождения, а ставшая им при жизни. Часто она говорила, что отдала свой цвет и сок людям, заставляя окружающих испытывать вину. Прорицательница была настолько стара, что уже никто не помнил ни ее родителей, ни братьев и сестер. Она пережила уже несколько поколений, но по-прежнему чувствовала в себе силы продолжать жить.

Раздался слабый треск. Атла вздрогнула. Поднеся к губам амулет Оракула, она дрожащими губами стала нашептывать молитвы, обращаясь к великим богам с просьбой пощадить ее влюбленную душу. Почувствовав холод приближения ведьмы, она заметалось из стороны в сторону, как раненый тигр в горящих джунглях. Ударяя руками по стенам, пытаясь пробить их насквозь, Атла взлетела к потолку. Уперевшись ладонями в купол, она потянулась ввысь, но камень оставался неприступным. Издав пронзительный крик, она бессильно рухнула на пол и зарыдала с новой силой. В этот миг Атла испытала на себе слабый удар тока. Медленно она стала отползать назад, с опаской оглядываясь по сторонам. Прорицательница склонилась над ней сзади, выставив руки над головой.

— Атла! — раздался слабый старческий голос в сознании девушки.

Атла закрыла глаза. В этот момент она уже понимала, что бежать было некуда, а сопротивляться бессмысленно. Ладони Татиды зависали над ее головой, а значит, еще мгновение — и память о Марсии будет смыта из ее сознания навсегда. Тонкие струи слез сочились по ее щекам. Дрожащими мокрыми губами она запричитала. Рухнув в ноги Татиды, Атла стала молить о пощаде. Прорицательница погрузилась на колени возле неё.

— Атла! — повторила она, проведя по голове девушки ладонью. — Запомни, что бы ни случилось, никогда и никому не падай в ноги! — строго произнесла Татида.

Атла подняла заплаканное лицо и изумленно посмотрела на прорицательницу. Все те же мистические глаза, загадка и холод создавали ее образ.

— Как еще я могу вас просить не совершать этого со мной? — взмолилась она.

Прорицательница хитро улыбнулась, любуясь доверчивостью и чистотой глаз свой любимицы.

— Тебе не надо умолять меня, все впустую, — произнесла она.

— Знаю, вы все равно не станете слушать, вы служите отцу, — хотела было продолжать Атла, но была прервана.

— Я служу вселенной! — поправила её прорицательница.

— Но вас прислали сюда убить любовь во мне, — возразила девушка.

— Да, — произнесла Татида. — Но я не в силах.

От неожиданности сказанного Атла отпрянула назад. Она знала, насколько была велика сила Татиды, видела, как прорицательница воскрешает, умертвляет, внушает, гипнотизирует, и никто и никогда не был способен ей противостоять.

— Не в силах? — изумилась Атла.

— То, что прячется внутри твоего сердца, настолько велико и бесконечно, что я сгорю, вмешавшись в этот поток. На тебе лежит его защита, и толще этой брони нет ничего. Он постоянно думает о тебе, а значит, я бессильна, — сложив руки, отстранилась Татида.

— Помоги мне бежать, Татида! — коснувшись рук прорицательницы, взмолилась Атла и, почувствовав, что в теле старухи нет материальности, отпрянула назад.

— Меня здесь нет! — улыбнулась она. — Я жду тебя возле багровой пирамиды, я и те, кто пошел за тобой, — произнесла она.

— Что это значит? — приподняв брови, воскликнула девушка.

— Многие не хотят войны и выступают поперек воли твоего отца. Я обратилась к богам с мольбами послать знак. Отправилась в бестелесную пустыню, блуждала во тьме три дня. Я ступала босыми ногами по белым костям, я шла вдоль рек, наполненных кровью, я видела смерть своими глазами, а когда окончательно высохла и выбилась из сил, увидела человека. Он сидел на песке один, закутавшись в платки, и держал что-то на руках, как ребенка. Я подошла ближе, окликнула его. Он обернулся, и я увидела, что это была ты! Ты качала на руках Желтую звезду, ту, к которой все летят. Завидев меня, ты резко встала и подкинула шар к небесам. Стало ослепительно светло, тьма рассеялась, все воскресли, и я очнулась. Отныне мы будем следовать за тобой. Так велела сама Вселенная, — произнесла Татида.

Атла прикрыла глаза, пророчества и видения Татиды всегда были жуткими. Атла смотрела на нее и не понимала, что может на это ответить. Она расколола мир Крамы на две части, и было ли это правильно, жрица не знала.