Владимир Петрович скрылся за своим штакетником, и из темноты раздалось недовольное фырчание мотоцикла.
Зина подошла к родителям Лизоньки и тихо спросила:
— Могу я посмотреть на укусы?
Мама девочки сначала недоверчиво прижала чадо к себе, но ее муж утвердительно кивнул, и женщина недовольно позволила к себе приблизиться.
Укусы у Лизы были по всему телу. И на ручках, и на ножках, в основном на внешней стороне бедра. Хоть у Зины и не было много времени, чтобы рассмотреть кровоточащие ранки, кровь в которых будто бы и не собиралась сворачиваться, марлевые повязки, на скорую руку наложенные матерью девочки, быстро краснели и набухали.
Зина аккуратно подняла одну из повязок, и, внимательно осмотрела рану, стараясь стать так, чтобы свет от фонаря светил из-за ее спины.
Владимир уже подогнал мотоцикл к калитке Бабы Паши, и она, качая искалеченную руку, как младенца, уселась в коляску.
Лизньку положили ей на колени, и женщина обняла ее здоровой рукой.
Мама Лизоньки села сзади Владимира, и, участковый, коротко кивнув Зине, осторожно тронулся. Старые покрышки взметнули в воздух облачко пыли, и черный мотоцикл с коляской начал удаляться, выхватывая фарами у ночной степи кусок пространства перед собой.
Зина посмотрела ему вслед, и собиралась уже пойти в дом Бабы Паши. Ей хотелось ополоснуться хотя-бы над тем же тазиком и если не поспать, то просто прилечь. Но дорогу ей преградил отец девочки.
— Вы не сердитесь на Светку. — Извиняющимся тоном сказал он. — Она хоть и эмоциональная баба, но не злая. Перенервничала сегодня. — Мужчина достал из кармана измятую пачку сигарет, и, проследив за взглядом Зины, жестом предложил ей.
— Спасибо. У меня свои. — Она последовала его примеру, решив, что действительно лучше сейчас перекурить, чем потом лишний раз выходить из дома.
— Меня, кстати, Иван зовут. — Он протянул ей руку для рукопожатия.
— Зина.
— Спасибо, что нашли ее… — Как-то совсем тихо поблагодарил он. — Я даже думать боюсь, что было бы опоздай вы хотя-бы на час.
Зина смутилась, не зная, что ему ответить, но все же решилась:
— Это не нас надо благодарить. Лизу нашла Нюра. Кстати, где ее родители?
— Кто? — Даже удивился он.
— Нюра… Девочка-подросток, беленькая такая. — Попыталась объяснить Зина, но по глазам собеседника, поняла, что тот не понимает о ком речь. — Может, она с другого хутора, конечно…
— Это врядли, чтобы у нас тут по ночам ходили девочки с других хуторов. — С сомнением произнес Иван, стараясь вспомнить, нет ли у кого из местных бабок городских внучек, которых могли привезти на лето. И, наконец, отрицательно мотнул головой. — Точно нет. В нашем хуторе никого с таким именем нет, а с соседних я знаю только Настасью, но у той уже у самой дети на выданье.
— Может, она представилась чужим именем? — Скорее саму себя спросила Зина. — Она все говорила, что ее мама заругает…
— Даже если так, то на хуторе сейчас нет девочек такого возраста. У нас из малышни только Лизонька, может и с другого. Вы точно ее видели?
Зине не хотелось объясняться перед этим человеком, и тем более доказывать ему свою вменяемость. И она постаралась переключить тему:
— А где дети учатся? Есть школа?
— А то как же! На Ленинском хуторе у нас и школа есть и сельсовет. Туда весь учебный год автобус ездит! — С какой-то непонятной Зине гордостью ответил Иван.
Зина, бросив затушенный окурок в жестяную банку на лавочке, она кивнула Ивану:
— Спокойной ночи.
И, не дожидаясь, пока он ее остановит, скрылась за калиткой.
Не то, чтобы Зине была неприятна компания Ивана, но она чертовски устала, и хотела прилечь, желательно в тишине, а у него явно начиналась адреналиновая эйфория.
Она прошла по скрипучим ступенькам и, стараясь не оглядываться, зашла в дом.
Темноту в сенях разгоняла только тоненькая полоска под дверью, ведущей на кухню, а за дверью были слышны приглушенные голоса ее студентов.
Зина толкнула дверь и вошла.
Голоса мгновенно стихли, и три пары глаз направили взгляды на нее.
— Зинаида Борисовна… — Голос Катерины дрожал. — С Бабой Пашей ведь все хорошо будет?
— Думаю, нам не стоит переживать. — Ободряюще улыбнулась она. — ФАП не так далеко, ей уже, наверное, швы наложили.
— Как вы думаете, кто это был? Волк? — Максим зябко кутался в свою олимпийку, хотя в помещении было достаточно тепло.
— Ты сам слышал, какие звуки оно издает. — Зину передернуло от воспоминаний о чьём-то реве посреди ночной степи. — И укусы не волчьи.
— А чьи?
— Не знаю. — Зина поспешила перевести тему. — Есть горячая вода? Мне бы хотелось умыться.
— За домом есть летний душ, мы вам оставили воды. — Люда утвердительно кивнула.
Несмотря на духоту, по спине Зины пробежал мерзкий холодок. Ей не хотелось в темноте выходить из дома, тем более в одиночестве. Но и признаться студентам в своем страхе она тоже почему-то не могла.
Женщина выглянула в окно, и, убедившись, что фонарь так же ярко освещает хутор, немного успокоилась, и, взяв смену белья, вышла из дома.
Она надеялась, что кто бы ни напал на Бабу Пашу, близко к человеческому жилищу он не подойдет.
Женщина обошла дом, прислушиваясь к темноте, но ночь была тихой.
Свет из окошка вырывал из тьмы маленькую площадку на заднем дворике и корявые, развесистые ветви мертвой яблони, казавшиеся в темноте тянущимися в сторону напуганной женщины лапами какого-то неведомого чудовища. Зина надеялась, что ребята не станут выключать свет, пока она не вернется.
Она стояла под горячими, нагретыми за день на ярком солнце струями, и в темноте не видела, какого цвета была вода, стекающая к ее ногам, но подозревала, что почти черная.
Вода на недолгое время смывала с нее вместе с липким потом страхи минувшего дня, но мысли женщины то и дело возвращались к укусам.
Зина немного кривила душой, когда говорила, что не видела таких.
Видела.
Укусы не принадлежали волку или кому-то еще из семейства псовых. Они были больше похожи на следы человеческих зубов. Если бы у человека была немного более вытянутая челюсть и внушительных размеров клыки. Однако, она уже видела похожие укусы во время экспедиции в Африку.
И она сама себе боялась признаться, что допускает мысль о том, что животное, способное нанести такие укусы, может находиться здесь. В крымской степи.
Зина сама успокаивала себя тем, что рассмотрела раны девочки лишь мельком, при скудном освещении.
Закончив с банными процедурами, она быстро оделась в чистый хлопковый костюм, и, шлепая задеревеневшими от времени резиновыми сланцами по пяткам, быстро пошла в сторону дома. Ей казалось, что если она не поспешит, или наоборот, побежит, кто-то спрятавшийся в темноте, всенепременно нападет на нее.
Но этого не случилось.
Лишь когда на внешней двери в сенях опустился массивный засов, женщина смогла немного расслабиться.
Ребята уже были в своих кроватях, предусмотрительно оставив для нее включенным свет.
Зина щелкнула выключателем, и быстро юркнула на свое спальное место.
Она впервые за прошедшие несколько часов чувствовала себя в безопасности, хотя взведенная до предела нервная система никак не давала закрыть глаза и расслабиться, несмотря на усталость. Снова захотелось курить, но даже мысль о том, что придется выйти на порог, пугала ее.
Зина перевернулась на бок, и, свернувшись калачиком, начала считать овец.
Забылась она где-то на сотой.
Она не знала, сколько она проспала, и не сразу поняла, что разбудило ее глубокой ночью. Только прогнав остатки сна, женщина поняла, что снаружи раздаются всхлипы.
Сначала в ее голове мелькнула мысль, что вернулась Баба Паша, и теперь плачет от обиды и отчаяния, не имея возможности попасть в собственный дом.
Но Зина быстро отмела эту мысль. Хозяйка дома, наверное, постучала бы в окно, а не всхлипывала за дверью.
Зина встала с постели, и тихонечко, чтобы не разбудить студентов, юркнула в сени.
Здесь плач был слышен отчетливее.
Женщине даже показалось, что голос ей знаком, и окончательно она в этом убедилась, когда “плакса” заговорила.
— Не надо тебе туда… — Зина отчетливо услышала голос Нюры. — Оставь их. Они скоро уедут, и не будут тебя тревожить.
Зина не слышала, чтобы девочке кто-то отвечал, но она продолжала уговаривать своего молчаливого собеседника.
— Не нужно. Нет, они меня не обижали. Совсем. — И, видимо, совсем уже отчаявшись, заговорила громче: — Если ты сейчас войдёшь - мама будет тобой недовольна. Она и так, наверное, сердится после сегодняшнего! Она меня обязательно накажет, когда узнает, что я сделала. — В голосе Нюры слышался неподдельный страх, граничащий с ужасом.
В ответ послышался слабый, приглушенный гортанный звук, заставивший Зину невольно отступить назад. Тихонько скрипнула половица от неосторожного шага, и, снаружи воцарилась тишина.
Зина, постояв еще немного у двери, и так и не решившись ее распахнуть, вернулась на свою постель.
Нюра. Кто же твоя мама?