Перекресток

17 Пифия

По пещере, как призрачный зверь на пушистых лапах, бродил полумрак. Лишь сквозь отверстие, ведущее наружу и наполовину затканное диким плющом, струились лучи восходящего солнца. Розовые с серыми и лиловыми прожилками, несущие золу сгоревших звёзд… Чем-то они были похожи на дорогу … Правда, теперь дорога утратила для Анабель былую притягательность. Как будто она выполнила своё предназначение, явив Анабель в тот вечер чёрную карету без кучера и ту… ту, что вышла из этой кареты.

Поэтому с тех пор Анабель уже не смотрела на дорогу, — от неё ей нечего было ждать. Всё своё время она проводила здесь, в пещере пифии. Но и тут всё переменилось. Она уже не слушала, как прежде, все рассказы пифии подряд. Каждый раз, приходя в пещеру, Анабель просила её об одном: «Расскажи мне о Белинде, принцессе Тьмы!»

И пифия рассказывала… Её морщинистое тёмное лицо было неподвижно, и порой невозможно было сказать — лицо это, или причудливая вязь на дубовой коре. Она говорила о Белинде снова и снова, и Анабель слушала, как слушает ребёнок любимую сказку, наслаждаясь повторением.

Она слушала, как родилась Белинда — во тьме веков, из чрева Энедины, жрицы подземных тайн. Эти тайны неведомы ни духам воздуха — эльфам, ни духам огня, ни духам воды… Даже гномам, духам земли, открыта лишь малая толика. И лишь Энедина, чёрная жрица, знает всё. В её сердце раскалённая подземная лава обращается в вечный могильный холод.

Из этой пещеры запретного вышла Белинда на бескрайние луга миров и созвездий. Она родилась, чтобы любить. И она полюбила… Кого — об этом пифия всегда молчала; лишь тень на её лице становилась темнее и гуще, а голос — глуше.

А затем она говорила Анабель про огонь. Лицо у неё начинало дрожать, словно по нему пробегали багровые всполохи. Огонь — это солнце, а солнце — это огонь, — так бормотала она чуть слышно, застилая ссохшейся веткой руки потухшие белёсые глаза. Белинда стала огнём и из огня возродилась снова. И этот огонь остался в ней; он лизал изнутри её тело, словно стекло негаснущей лампы. И на этот свет слетались все тени, все духи, все призраки из всех миров…

Впитав в себя огонь, вплетя его нити в своё естество, Белинда связала собой два мира. Мир солнечный и мир ночной, мир тьмы и мир света… Ей принадлежали они оба; она принадлежала лишь себе. Она стала горящим солнцем в ночи и тенью среди белого дня.

Анабель слушала это, — в который раз! — и ей до боли хотелось поймать слова, слетающие с губ старой пифии; сжать их пальцами, как мотыльков, вдохнуть отравляющий запах пыльцы.

Но сегодня пифия была не в духе. Она как будто и не замечала Анабель, потеряно бродившую вокруг неё, и сидела без движения, то и дело заливаясь безумным скрежещущим смехом. Анабель вздрагивала, — но не уходила.

— Расскажи мне о Белинде! — жалобно просила она; но пифия в ответ лишь трясла головой. Глаза её смотрели куда-то вдаль; изредка губы слегка размыкались и что-то шептали на древнеэльфийском.

— Ну, пожалуйста! — твердила Анабель в отчаянии, уже теряя всякую надежду. — Ну, расскажи мне о Белинде! Ну, расскажи! Ну, хоть чуть-чуть!

— Так-так! — внезапно послышался голос. При звуке его у Анабель похолодело всё внутри, и закружилась голова, — как будто она смотрела на дорогу с самой высокой сосны в лесу. — Дитя жаждет услышать сплетни обо мне. Интересно, свежие, или те, что уже обросли легендами?

Анабель оглянулась, точно змея при звуках флейты заклинателя. У входа в пещеру стояла Белинда.

Она была ещё прекрасней, чем в воспоминаниях Анабель. Огонь, о котором твердила пифия, обвивал её рыжей змей, отражался золотыми огнями в глазах, красным ореолом очерчивал волосы.

Она, как ни странно, узнала Анабель и даже удостоила её улыбки.

— Снова ты, эльфийское дитя! Право же, это судьба. Второй раз я в вашем лесу — и оба раза встречаю тебя. Интересно. Так всё-таки — ты мальчик или девочка?

— Вас опять проводить к королю? — пропищала Анабель, ощущая, что произносит вопиющую глупость.

— Ну, нет! — отозвалась Белинда. — Ни в коем случае! Второй такой аудиенции я определённо не вынесу. Если я снова увижу эту мокрицу, то, пожалуй, высушу все ваши болота, или даже устрою лесной пожар… а этого я совсем не хочу. Я, между прочим, люблю животных. Нет, на сей раз я пришла к пифии. Полагаю, именно она может мне помочь.

— Да… но она… — Анабель с сомнением кивнула в сторону пифии. Та слегка качалась и тихо, но весьма раздражающе хихикала.

— Вижу. Не в лучшей форме, — согласилась Белинда, закатив глаза. — Ну, а как же. Обычное моё везение. Впрочем, раз уж я здесь, я добьюсь от неё того, что мне нужно.

Она подошла к пифии вплотную.

— Пифия, — строго спросила она, — Ты меня слышишь?

Никакого ответа. Только всё то же слабоумное хихиканье.

— Вот что, пифия, — нахмурилась Белинда. — Ты прекрасно знаешь, кто я; и знаешь, что я твои фокусы вижу насквозь. Не заставляй меня применять свою силу. Учти, я даже матушку могу вывести из транса… если это необходимо. Так что лучше скажи мне то, что меня интересует, и покончим с этим.

Пифия по-прежнему молчала.

— Итак, — Белинда, не спеша, скрестила руки на груди, — вот что я хочу знать. Кто из эльфов — двести лет назад — родился второй раз, из духа леса? Такое случается не каждый день, верно? Ты должна это помнить, эльфийская пифия.

Тишина. Даже слышен звон молоточков гномов в лесных подземельях.

— Я слышу тебя, принцесса Тьмы, — сказала вдруг пифия чистым и звучным голосом, так не похожим на её обычное дремотное бормотание. — Я знаю, кого ты ищешь…

— Ну! — Белинда в нетерпении сощурила тёмные иглы ресниц.

Пифия вдруг подняла тяжёлые веки; её глаза остановились на Анабель.

— Это она… — произнесла она чётко и властно. — Это Анабель… Она дважды рожденная… Только она одна… одна из всех… Я знала… знала… особый дар… сила… судьба… Духи леса, земли и воздуха… — Её речь постепенно снова стала невнятной.

— Анабель? Вот она? — повторила Белинда, не веря своим ушам. Но пифия вновь погрузилась в забытьё.

— Я… что? — прошептала Анабель. Она ещё ничего не понимала; но ей вдруг показалось, что её дорога среди лета покрылась сверкающим льдом; и она несётся по ней на санях, взлетая куда-то всё выше… и выше… и выше…

Белинда резко схватила Анабель за подбородок и заглянула в её глаза. Зелень листвы, зыбкость болотных огней в глубине и хрустальный холод речной воды. Глаза Энедины, глаза короля… глаза Анабель.

Глаза, двести лет назад смотревшие на неё из детской кроватки в час, когда люди спят, уступая свой тесный убогий мирок пришельцам из мира теней и света.

Это была она. Анабель. Она снова нашла её… и на этот раз навсегда.

Белинда прижала Анабель к себе и расхохоталась — так, что на глаза навернулись горячие слёзы.

— Подумать только! — еле-еле сквозь смех проговорила она. — Нет, ну это просто… Ах ты, сестрёнка… Всё это время… столько мороки, противно вспомнить! А ведь ты, Анабель, ты была первой, кого я встретила — в самом начале поисков.

Отсмеявшись, она сжала плечи Анабель и ещё раз взглянула в её глаза.

— Идём, — решительно сказала она, — Идём, сестрёнка. Род тебя ждёт. И наша мать — тоже, — добавила она, хотя вовсе не была в этом уверена. Скорее всего, Энедина давно путешествует в трансе, и думать забыла про своё дитя.

Но это уже не имело значения. Белинда сделала то, что должна… нет, не должна, — то, что хотела сделать.

Она вновь рассмеялась, упиваясь торжеством. Её смех огненной птицей взмыл над лесом и устремился ввысь, к горизонту. И лес услышал, лес задрожал, лес откликнулся. Гномы в пещерах, освещённых светом изумрудов и рубинов; русалки, дремавшие в мятной зелёной прохладе среди камней и влажного песка; быстрокрылые эльфы и саламандры, — все они замерли, слушая этот ликующий смех. Огненный смех принцессы Огня и Тьмы…

И вдруг послышался новый звук. Точно дождь зазвенел по глади воды; точно ветер поднялся до самых звёзд. Нежный, почти беззвучный смех, — тень от костра смеха Белинды.

Анабель смеялась — впервые в жизни. Смеялась вместе со своей сестрой.