От революционного восторга к…

Глава 16

Глава шестнадцатая.

Июнь одна тысяча девятьсот семнадцатого года.

— Я почему-то так и подумал. — господин Мартов, он же Цедербаум, сложил перед собой на стол сжатые кулаки: — И чем обязаны вашему визиту?

— Я не понимаю вашей агрессии в отношении меня, дорогие родственнички. — я подтянул к себе один из стульев, перевернул его и сел, прислонившись подбородком на высокую спинку.

— Чей вы родственник? — Мартов переглянулся со своим зятем Даном.

— Да вы не волнуйтесь, я не о себе, а о вас говорю. Хотя, вы же сами уже запутались, кто вы есть на самом деле…

— Вы черносотенец? — насупился Дан.

— Не надейтесь, уважаемый Федор Ильич, я самый натуральный социал-демократ, хотя вы мне в праве им считаться, почему-то отказываете.

— Мы вам не отказываем, считайте себя кем хотите, милостивый государь…

— Вот и договорились, товарищ Дан — я считаю себя социал-демократом и рад приветствовать в вашем лице старший товарищей по партии.

— Господин Котов…- с какой-то тоской пробормотал «неистовый» Юлий: — Может быть вы себе какую-нибудь другую партию поищете.

— Никак не возможно, остальные мне не подходят. Только с вами, меньшевиками мне по пути.

— Мы не меньшевики! — рявкнул нервный Мартов.

— Меньшевики, меньшевики. –я достал из портфеля, принесенного с собой сложенный вдвое плакат: — Вот, сами же о себе пишете.

На бледно-зеленой бумаге какой-то изнеможённый бородатый старик, подняв палей верх, советовал голосовать исключительно за социал-демократов и меньшевиков на назначенных на осень выборах в Учредительное собрание.

— Это провокация большевиков!

— Совершенно с вами согласен, что это провокация, но вот только чья? Непонятно. Вы, уважаемые, утеряли хватку, «пролюбили» свой бренд и, как жалкие собачки, плететесь за своими, более удачливыми коллегами.

— Что вы несете, милейший⁈ И что мы «пролюбили»?

— Гордое имя своей партии. Вы ее просто отдели большевикам, хотя вы, товарищ Мартов создавали эту партию вместе с Лениным, стояли у истоков.

— Ну там не только мы с Лениным были…

— Да какая разница? Они теперь большевики, а вы последыши, то есть всегда младшие… И ваши телодвижения по переименованию вашей части партии ничего не даст. Ну, стали вы объединенной РСДРП и что? То, есть до этого вы были разъединенными? А кто сказал, что вы в дальнейшем не разбежитесь? А ваши ближайшие конкуренты, в любом случае, останутся большаками, то есть старше и главнее вас.

— Да вы просто сумасшедший!

— Да нет, это вы сумасшедшие. Вы мне сразу скажите — вы не планируете на выборах побеждать? Это ваша политическая махинация? Потом собираетесь своих сторонников передать тому, кто больше заплатит? Я верно угадал?

Какой-то сидящий у окна юноша, выписывающий что-то из разложенных перед ним книг, попытался подкрасться ко мне сзади, но был остановлен продемонстрированным ему сжатым кулаком.

— Посиди спокойно, парнишка, подумай о судьбе Родины.

— Да ты знаешь, с кем ты разговариваешь⁈ — выпучив глаза, заорал паренек:

— Это же глыбы, легенды!

— Точно, отцы русской демократии! — покивал я головой, вспомнив где-то слышанное выражение.

— Да, отцы! И даже дедушки! — парень стоял, вытянувшись в ниточку и орал, брызгая слюной, хорошо, что до него еще были пара метров: — И товарищ Аксельрод, и товарищ Плеханов!

— Точно, выдающиеся титаны мысли, мегамозги современности. — я начал обходить, брызгающего слюной и восхвалениями, парня с фланга.

— Вот, вы вроде бы со мной соглашаетесь, а у меня такое чувство, что вы издеваетесь надо мной и товарищами… -видимо я переиграл, и парень остановил свои восхваления.

— Правильно. Я хлопнул молодого человека по плечу, обтянутому поношенной суконной курткой: — Над вами все издеваются и все вас обманывают. Пока вы там витаете в эмпиреях, слушаете воспоминания товарища Аксельрода о том, как он был в земле и воле и умствования товарища Плеханова, которые сам товарищ Плеханов Слабо понимает, вас ваши коллеги-конкуренты обходят на повороте, забирая себе ваших сторонников.

— Вы что-то имеете против товарищей Плеханова и Аксельрода? — напал на меня Дан.

— Я? Нет! — я изобразил на лице крайнюю степень возмущения и даже стал отмахиваться ладонями: — Эти товарищи глыбы и памятники сами себе, в них живет сама история, но вот только вы товарища Плеханова не используете совсем, не реализовываете его чудовищно могучий потенциал.

— Послушайте, господин, как вас там… вы нас совсем запутали. — Мартов обхватил голову руками: — Коротко скажите, чего вы хотите и оставьте нас в покое…

— Как скажете. Я хочу, господа, чтобы наша партия достойно прошла через горнило выборов в Учредительное собрание, но для этого я прошу вас прислушаться к моим советам.

— Вы, наверное, хотели бы попасть в партийные списки? — ласково, как змей-искуситель, улыбнулся доктор Дан.

— Совсем не хотел, у меня есть, чем заняться. — вернул я ему улыбку.

— Ну хорошо, хорошо, мы вас слушаем…

— Во-первых, вам необходимо переименовать партию…Как вам к примеру — «Справедливая Россия»? Хорошо звучит?

— Послушайте, мне кажется, что вы из скорбного дома сбежали. Я вам как доктор говорю — вернитесь туда, там вам будет интересно.

— Доктор, давайте вы посерьезней будете, мне и так трудно, необходимо донести до вас все, что я хочу сказать, до того, как вы меня выгоните.

— Можно подумать, вы отсюда уйдете… — с сомнением пробормотал Мартов.

— Пока не закончу, не уйду, вы все правильно поняли Юлий Осипович. Так вот, продолжаем наш разговор. Второй пункт. Вам, товарищи, необходимо определится по вопросу поддержки правительства, вернее, категорически перестать поддерживать правительство по любым вопросам…

— Но мы же вместе двигаемся к….

— Товарищи, вы вместе с правительством никуда не двигаетесь, у вас разные дороги. У Временного правительства один путь — любым способом продолжить войну, чтобы не вызвать недовольства властных кругов Антанты и получить больше финансовых преференций при заключении мира, хотя это пустая затея. Не для того западники скидывали с трона императора, чтобы считаться с интересами российской буржуазии.

— Вы сторонника теории мировой закулисы? — Мартов иронично скривился: — Наверное, и мирового еврейского заговора тоже?

— Ну, заговор — не заговор, но сионистское движение никто не отменял и не говорите, что покойник Троцкий был просто удачливым журналистам, заработавший огромны деньги на статьях и митингах в Нью-Йорке, а не эмиссаром американского истеблишмента…

— Может быть и мы с Федором Ильичом…

— Товарищи, если вам американцы или англичане не предложили деньги, то это просто означает, что они не считают вас эффективным активом, вот и все. и, если бы я считал, что вы находитесь на чьем-то содержании, я бы к вам не пришел, мне их миллиарды все равно не перебить.

Я поглядел на молодого паренька, сидящего на стуле с открытым от изумления ртом и продолжил.

— Так вот, у правительства главная задача — оставаться у власти, как можно, более долгое время, желательно несколько лет, при правителе — диктаторе, том же Керенском. Ваша задача — добиться быстрейшего проведения выборов и заняться цивилизованной парламентской и партийной работой, постепенно проводя реформы, облегчающие жизнь трудящихся классов. И в какой точке ваши интересы совпадают с интересами Временного правительства. А ведь критиковать всегда проще, чем делать. Правительство будет постоянно подвергаться справедливой критике, а вы, если будете поддерживать любые шаги Львова и его команды, будете подвергнуты такой-же критики, как их союзники. В выигрышном положении к выборам подойдут партии и движения, оголтело ругающие правительство, не причастные ни к каким их ошибкам. Подумайте над этим.

— Мы обязательно над этим подумаем, а сейчас нам некогда, мы очень торопимся… — резко засобирался Дан, встав и ухватив за плечо Мартова.

— На заседание малого Совнаркома? — я грустно улыбнулся — не выходило у Данилы-мастера каменный цветок, не хотят меня слушать лидеры моей партии.

— Почему Совнаркома? Исполкома заседание скоро начнется, наверное… — родственники быстро вышли из кабинета, оставив меня наедине с молодым человеком, который смотрел на меня странным взглядом.

— Вас как зовут, товарищ?

— Богословский, Андрей.

— Скажите, товарищ Богословский, когда у нашей партии планируется следующее партийное мероприятие? — и видя непонимание в глазах парня, я уточнил: — Ну, митинг или раздача пряников нуждающимся?

— Не знаю, я ничего об этом не слышал.

— Понятно, ну тогда я вас, как представителя партийного штаба приглашаю в субботу на день открытых дверей в Васюганский полк, он кстати полностью поддерживает нашу партию, имейте это ввиду.

— И что это, господин Кац? — я шагнул в распахнутые ворота большого сарая и уставился на… наверное, правильнее будет сказать груду палок и проволочек. На почетном месте, в середине стояло что-то вроде корыта на четырех колесиках или гигантской детской коляски.

— Как видите, это то, что я смог достать за ваши деньги! — прапорщик лучился гордой улыбкой: — Дня за три соберем и полетим…

— Это полетит? — я недоверчиво показал головой.

— Конечно полетит, самолет вполне современный, четырнадцатого года выпуска летательный аппарат «Ваузен», французской конструкции.

Нда. Иногда я видел в газетах темные фотографии обломков сбитых немецких и австрийских аэропланов, которые были похожи на знаменитый «кукурузник», то есть, вполне себе самолет, но вот эта тележка на колесиках?

— Ну не знаю, Соломон Ааронович, в конце концов, вам на нем лететь, так что сами понимаете…

— Господин Котов, самолет, безусловно взлетит, за это я отвечаю, тем более, что двигатель почти новый, после капитального ремонта, но, хотелось бы знать, к чему готовить аэроплан?

— Справедливо. Ваша задача на ближайшую неделю — собрать э… аппарат, провести испытательный полет, после чего разобрать его и подготовить к транспортировке в железнодорожном вагоне в разобранном виде, после чего быть в готовности максимально быстро собрать и провести полет с дальность около двухсот верст. Вот такая наша с вами задача. Я вам сегодня пришлю пять человек, более-менее разбирающихся в технике и механизмах, чтобы они помогли вам…

— Да не стоит, я тут, на аэродроме с ребятами местными договорился, как раз денег немного осталось…

— Соломон Аронович, мне кажется, вы меня невнимательно слушали — вам предстоят неоднократные сборки-разборки сего аппарата в полевых условиях и очень сомневаюсь, что там будут присутствовать ваши знакомые ребята с местного аэродрома. Поэтому, ваша основная задача — научить моих ребят сборке-разборке самолета, они и только они смогут вам помочь в том месте, куда мы с вами поедем.

— Да, действительно, как-то не подумал. Присылайте ваших людей, я все время буду здесь, может быть, ненадолго, отойду в чайную, пообедать, потом сразу вернусь.

— Вот и договорились. — я крепко пожал руку пилоту и двинулся в сторону виднеющихся в стороне строений корпусного аэродрома — телефонирую в клуб, что заранее отобранные в команду обслуживания самолета ребята выезжали сюда, не теряя времени.

Домой я вернулся, как обычно, поздно. В квартире было непривычно тихо и темно, меня не вышли встречать ни супруга, ни тетка ни кухарка. Треф, мой четвероногий телохранитель, не проявлял никакого признака беспокойства, а значит никакого постороннего запаха в квартире его чуткий нос не улавливает. Я тщательно протер лапы добермана специальной бархоткой, лежащей у входной двери, на специальной полочке и пес, гремя когтями по паркету, скользнул мимо меня в загадочную темноту квартиры. У меня в голове мелькнула мысль о прячущейся в темноте толпе гостей, что должны внезапно включить свет и с крикам «Поздравляем», бросится на меня из темноты, но я ее отбросил — не именин, не дней ангела, или что там празднуют местные, у меня в ближайшие дни не ожидалось.

На всякий случай я, стараясь не топать громко, осторожно двинулся в сторону гостиной, но, стоило мне шагнуть за порок, ко мне бросился некто, одетый в белое платье. Слава Богу, жена — я обхватил уткнувшуюся мне в грудь Аню, в надежде, что ничего страшного не произошло.

— Анечка, солнышко, что случилось? — я обнимал ее за плечи, вдыхай знакомый запах ее волос.

— Петя, ты только не ругайся, но я не праздна…

Я сначала даже не понял, о чем она говорит, но потом в голове включился Гугл-переводчик и я осознал, о чем мне только что прошептал самый близкий в этом мире для меня человек.

— Анечка, солнышко, а почему ты плачешь, это же прекрасно… — я начал целовать соленые щеки.

— Правда? Просто я думала, что ты не хотел…

Ну да, я не хотел. Девочка еще очень молода, да и время сейчас не самое лучшее для появлении в этом мире ребенка, но мои планы быстро натолкнулись на пассивное сопротивление жены. Нет, она ничего не говорила, не задавала вопросов, вот только в кульминационные моменты стала цепляться в меня руками и ногами, прижимаясь всем телом и не давая отстранится, поэтому я махнул рукой, в надежде на судьбу и ангела –хранителя.

— Да я просто думал, что тебе еще рано становится матерью.

— Петр… — с голосе трепетной лани звякнул металл: — Я твоя жена перед Богом и людьми, а главный долг жены — быть матерью…

— Аня, главный долг жены — быть второй половинкой своего мужа и наоборот. А дети — это уже вторичное, но я не хочу с тобой спорить в такой замечательный день. Ты только скажи, почему в квартире пусто? Где все?

— Тетя поехала в подруге, у них компания для игры в вист образовалась, приедет только утром, а кухарку я отпустила, она к кумовьям собралась. Иди, освежись, я тебе в гостиной накрою.

Наш дом имел электрическое освещение, которое, правда, в последнее время, стало чаще отключатся. Я в темноте дошел до уборной, включил тусклую лампочку под потолком и вымыв руки, вернулся обратно, за, накрытый женой, обеденный стол.

Гостиная освещалась восемью свечами в двух подсвечниках, и от их, колеблющегося пламеня, юное лицо жены было прекрасным и загадочным.

— Что ты, солнышко, собираешься дальше делать? — я намазал горчицу на кусок холодной говядины, лежащей на тарелке рядом с вареными картофелинами — в семье купца, куда я вошел, предпочитали простую пищу, без особых кулинарных излишеств, да и положение с продовольствием в Петрограде лучше не становилось.

— А что? Петя, даже не уговаривай, дома я сидеть не буду…

— Аня, решай сама, только пообещай мне, как только почувствуешь, что тебе тяжело, сразу мне скажешь, я тебе легкое занятие подберу. И не вздумай в своём госпитале тяжести таскать. Сбросишь ребенка, да еще и на всю жизнь бесплодной останешься. — я стукнул пальцем по столешнице.

— Да ты что за ужасы говоришь, Петя?

— Я тебе правду говорю. Начнешь раненого ворочать, мужика семипудового, и все, потом всю жизнь жалеть будешь. Лучше санитаров ваших гоняй, а то я как в окно не посмотрю, так они все самокрутки курят и ласы точат за флигелем. Если кто из них начнет артачится, скажи, что я такому хитровану мигом организую отправку с ближайшей маршевой ротой в сторону фронта, тем более, наступление скоро, там такие здоровяки нужны.

— Ты что так разошелся, муж? — Аня подошла ко мне сзади и обняла за голову.

— Да просто волнуюсь за тебя, вот и все.

— Спасибо дорогой. Я обещаю, что буду беречься. — Анна поцеловала меня в шею, после чего обошла длинный стол и села напротив, положив голову на локти.

— А себе ты почему ничего не положила?

— Я уже поела — так волновалась, что ты скажешь, и сама не заметила, как покусочнила. Я с тобой только чай попью.

С женой, я не совру, мне повезло. Молодая, красивая, спокойная и рассудительная, девочка мне нравилась. И это, если не принимать во-внимание, приданное — механические мастерские, а по современным этому времени понятиям, целый завод, которое позволяет мне получать различные металлические «хотелки», в которых пытаются соединится воедино мое виденье на технику и вооружение и местный, невысокий, невысокий уровень технологий.

Жена моя, после короткой медовой недели, поступила на краткосрочные курсы сестер милосердия, после чего поступила на службу в тот самый госпиталь, что примыкает к великокняжескому дворцу, так что, что творится у нее на работе я вижу каждый день из окна своего кабинета.