Оборотень

Глава 35

В течение утра снегопад прошлой ночи превратился в дождь, затянувший мир свинцовой пеленой. Еще всего лишь несколько часов назад такое толстое снежное покрывало растаяло, оставив несколько небольших островков и обнажив почерневшую листву между ними. Кора деревьев потемнела от влаги, ветви безмолвно тянули к небу свои голые пальцы. Где-то за непроницаемым слоем облаков солнце как раз прошло зенит, но ему никак не удавалось развернуться в полную силу. В воздухе висело предчувствие холода. Уже совсем скоро дождь снова перейдет в снегопад.

Давид вошел через кованые ворота в парк и задумался, не позвать ли волка, чтобы понять, где ждет его Хаген. Бурек, выбравшийся из своего укрытия за диваном только тогда, когда Саша и Мэгги оставили квартиру, стоял сзади, поджав хвост. Хотя все внутри Давида кричало о том, чтобы идти вперед, он опустился на колени рядом с псом и почесал его за ухом.

— Эй, Бурек! — шепнул он ему. — Не стоит так мучиться. На твоем месте я бы тоже не побежал за Янником. В конце концов, Саша выглядит так, будто совсем не прочь закусить собакой. Кроме того, небольшая помощь мне не помешает. Сейчас очень важно сделать так, чтобы мы получили своего товарища в целости и сохранности. Итак, где остальные из стаи?

Бурек, который несмотря на увещевания Давида выглядел каким угодно, только не успокоенным, принюхался и побежал. Давид последовал за ним, отгоняя все мысли по поводу того, что ему предстоит. Бурек отыскал тропку между голыми деревьями, обогнул густой кустарник и бросился к засаженному березами холму.

Оба были настолько поглощены поиском, что не заметили, как из-за деревьев показалось серое бетонное сооружение. Давид едва не врезался в него и сразу даже толком не понял, с чем столкнулся. Перед ним была стена здания высотой добрых три метра, округлого и без какого-либо намека на вход или проемы окон. До них доносился негромкий гул. Там явно кто-то был, скорее — волнующаяся публика. Похоже, Буреку пришла в голову та же мысль, потому что он вдруг принялся скулить.

Давид пожал плечами и сунул руки в карманы куртки. Очевидно, он был у цели, поэтому решил осмотреть здание.

Очень скоро он оказался у заброшенного черного хода, подъезд к которому был перегорожен ржавой цепью. Везде лежали горы пожухлой листвы, словно подтверждая предположение о том, что здание давно заброшено. Немного дальше виднелась небольшая терраса, на которую раньше, наверное, выставляли столики из кафе. Решетка, вероятно, ограждавшая застекленную часть здания, была с силой вырвана из петель и валялась неподалеку. На месте стекол зияла негостеприимная чернота. Вместо того чтобы войти, Давид направился к прилегавшей к зданию стене, высотой ему по плечо. Краска со стены давно уже осыпалась, но на ней еще сохранились очертания дельфина, прыгающего через красный обруч.

Давид ловко взобрался на стену, с которой была видна арена. Бурек завыл, но он все же соскочил по другую сторону стены и, продравшись через кустарник, достиг верхних рядов, оказавшихся не более чем бетонными ступеньками. Сердцем арены служил осушенный бассейн, пол которого, выкрашенный голубым, слабо мерцал. Над бассейном располагался навес, одной стороной примыкавший к зданию. Изогнутые стальные балки держали массивный стеклянный купол, покрытый мхом и покрывалом из листьев, так что увидеть что-то сквозь него было практически невозможно. Давид заметил, что во многих местах стекло почернело, словно кто-то разжигал внутри огонь, из-за которого оно покрылось копотью и растрескалось. И сейчас оттуда пробивались отсветы пламени. Чем дольше Давид смотрел, тем больше убеждался, что за стеклом мелькают тени. Похоже, зрители занимали места, с нетерпением ожидая начала представления.

Давид осторожно пробирался по скользким ступеням, испытывая привычное чувство одиночества. Всего лишь несколько дней назад его жизнь была идеальной, а потом земля постепенно начала уходить из-под ног. Теперь рядом с ним не было даже тени…

Давид пробирался к бассейну, пытаясь не думать о том, какой выбор ему предстоит сделать: Мета или стая — человек или демон? Благополучие обоих в данный момент зависело от Хагена, и Давид не видел иного выхода, кроме как сломать эту силу.

Давид остановился и вытер с лица капли дождя. Он подумал, не подняться ли снова наверх и еще раз попытаться рассмотреть хоть что-нибудь через стекло, но отбросил эту мысль. Что бы его ни ожидало, он должен войти. И он не имел права терять времени. С каждым мгновением возрастал риск того, что Мета поплатится за промедление.

Выходы, через которые дельфины заплывали в бассейн для выступления, были когда-то зарешечены. Но теперь одна из решеток оказалась сломанной, и в образовавшуюся дыру вполне можно было пролезть. Давид стоял перед этим темным проходом и единственным звуком, который он слышал, было его собственное шумное дыхание.

Ветер ласкал его вспотевшее, несмотря на холод, тело.

Давид уже собрался опуститься на колени, когда заметил движение позади себя и резко обернулся. Но это был всего лишь Бурек, от неожиданности отскочивший назад. Очевидно, пес нашел какую-то дыру и отправился следом за ним. Хотя от страха сердце едва не выпрыгивало из груди, лицо Давида расплылось в улыбке. Потом он лег на живот и принялся протискиваться внутрь.

Давид поднялся. Он не смотрел вокруг, но очень хорошо понимал, что в это мгновение на него устремлены все взгляды. Даже без волка он чувствовал энергию, высвобожденную собранием стаи. Волоски на его руках встали дыбом, по коже бежали мурашки, словно вязкий, испорченный запахом гари воздух проводил ток. Еще несколько мгновений Давид собирался с силами, а потом поднял глаза.

Разбросанные по рядам арены, в слабом свете, падавшем сквозь задымленный купол, сидели обе стаи. Их тела казались причудливо подрагивающими тенями, на их лицах плясали отблески трех жаровен, стоявших на краю бассейна. Впечатляющее освещение для летних ночей, но, как доказывал толстый слой гари на внутренней стороне, явно не предназначенное для того, чтобы освещать такое пространство.

Верхние ряды почти исчезали в темноте, и Давиду приходилось делать усилие, чтобы рассмотреть там хоть что-то. Похоже, люди Мэгги сидели рядом с теми, кто находился в самом низу иерархии Хагена. На лучших местах, у края бассейна, расположились фавориты Хагена, которые теперь, ухмыляясь, таращились на него. Впереди всех был Лойг с непроницаемым, как никогда, лицом. Внезапно он облизал губы, словно Давид был не более чем попавшей в западню добычей, которой он очень скоро наестся досыта. Тем не менее и он не отважился произнести ни слова. Все сидели неподвижно, глядя на Давида, который шел к центру бассейна. Бурек храбро держался рядом с ним, хотя от страха и поджимал хвост.

— Хороший выход.

Угрожающий голос раздался прямо из-за спины Давида. Он медленно обернулся и посмотрел на помост, где стоял Хаген. Черные волосы вожака стаи спадали на плечи аккуратными прядями, словно в течение последних нескольких часов он постоянно проводил по ним руками. Лицо раскраснелось от усилий, которые он прилагал, чтобы не напасть сразу. Из-за отблесков огня впечатление, что Хаген охвачен пламенем, только усиливалось. Этот человек впервые так открыто демонстрировал жажду насилия и смерти, плясавшую в его глазах. Либо Хаген более не считал нужным скрывать свою истинную природу, либо готов был вот-вот потерять рассудок. Возможно, ему не хватало Амелии, которая чудесным образом ухитрялась направлять его разрушительную энергию.

— Я оценил то, что по пути сюда ты не стал прятаться за спиной своего волка, — перекатываясь, гремел под куполом голос Хагена. — Но то, что ты появился здесь без своей тени, это уже чересчур. Мы знаем, насколько сильным ты стал после смерти Натанеля. Так к чему эта показуха, Давид?

Словно не замечая насмешки, Давид посмотрел на Мэгги, стоявшую за спиной Хагена и выглядевшую настолько жалко, что, казалось, она вот-вот упадет в обморок.

— Где Мета? — спросил он на удивление спокойным голосом.

Однако Мэгги только покачала головой и снова посмотрела на Хагена, который с каждой секундой все больше терял самообладание. Его желание убивать усиливалось, заражая членов стаи, не способных противиться водовороту ненависти. Слышались протяжные вздохи и нетерпеливое шарканье ногами, однако никто не осмелился поддаться инстинкту. Право провести ритуал принадлежало исключительно их предводителю — речь шла о его авторитете, и он готов был разорвать любого, кто встал бы у него на пути.

Зарычав, Хаген сделал шаг в сторону, и Мэгги совсем исчезла за его широкой спиной.

— Я забрал твою блондинку, сукин ты сын, и ты это знаешь. А если не знаешь, то почему не спросишь своего волка? Он мог бы рассказать тебе, какими следами покрыто ее тело. — Хаген издал язвительный смешок. — Я забрал ее, и теперь она моя, Давид. Но твоя любимая была всего лишь прелюдией. Теперь настало время главного блюда.

При мысли о том, что Хаген мог сотворить с Метой, Давид едва не обезумел, но по его лицу ничего нельзя было понять.

— Честно говоря, я не думаю, что ты убил Мету. Весь этот спектакль нужен исключительно для того, чтобы примерно наказать отщепенца на глазах у всей стаи и в то же время доказать свою власть. Следовало привести Мету сюда, если уж ты так хочешь унизить меня. Разве из воспоминаний Тилльманна ты не понял, чем можно задеть меня сильнее всего?

— Спасибо за дельный совет! — На мгновение баритон Хагена превратился в рычание. — Но я придумал кое-что получше, чем просто сломать тебя. Это мне уже давно не интересно. Серьезная жертва всегда таит в себе нечто особенно притягательное. А ты улучшил свою способность отделяться от волка. Если я распотрошу тебя, то часть этой силы перейдет ко мне. Кто бы мог подумать, что дружище Конвиниус преподнесет мне такой подарок!

— А я-то думал, что лучший подарок Конвиниус преподнес тебе тогда, когда позволил убить себя.

Хаген визгливо рассмеялся, и Давид невольно вздрогнул. Просто невероятно, что мужское тело Хагена может издавать такой звук.

— Натанель, старый сплетник… — сказал Хаген, когда отвратительный смех наконец стих. — Впрочем, полагаю, он рассказал тебе не всю историю. Когда я вторгся на территорию Конвиниуса, то вовсе не собирался устранять с дороги бывшего спутника. Вообще-то я просто хотел хоть одним глазком взглянуть на его потомство. Но мой старый друг оказался, к сожалению, несколько несговорчивым. Конвиниусу не повезло, что даже перед лицом смерти он не сумел простить своего волка. Его волк стоял и беспомощно ждал зова. Я вонзил зубы в его горло, и мне даже показалось, что старый приятель благодарен мне за то, что я наконец избавил его от мучений.

— Может быть, история закончилась бы совершенно иначе, если бы ты рассказал Конвиниусу о том, что разорванные девушки, которых находили на нашей территории, на счету вовсе не у его одичавшего волка.

Хотя большинство членов стаи с трудом понимали, о чем идет речь, по арене прошла волна беспокойного ворчания, начатая людьми Мэгги, инстинктивно следовавшими ощущениям своей предводительницы. Та стряхнула с себя оцепенение и потихоньку стала отходить от Хагена.

Настроение Давида тоже переменилось. Всего лишь пару минут назад он исходил из того, что Хаген победит его под улюлюкание стаи. Теперь он не был в этом уверен. Кроме того, слова Хагена что-то изменили в нем: Конвиниус ошибся — убийцей стал Хаген, а вовсе не его волк. Впервые после превращения Давид потянулся к пустоте, оставленной его волком, чтобы тут же отпрянуть. Ему придется убить, чтобы спасти то, что он любит! Он понял это только что. Но он еще не был готов позвать демона. И продолжал напирать на Хагена:

— Ты обманщик. Всего, что для тебя важно, ты добился обманным путем.

Несмотря на суровые слова, черты Хагена разгладились, придавая лицу почти умиротворенное выражение.

— Все, что важно, стоит там, внизу, и ждет, когда я ее забью.

— Не забьешь — убьешь. К волку все это не имеет никакого отношения.

Неожиданно лихорадочное состояние оставило Хагена, и он, вместо того чтобы ответить или даже напасть, опустил руки. Все возрастающее беспокойство в рядах зрителей, похоже, перестало его волновать. Его взгляд остановился на Давиде, который понял, что вожака больше нет. Хаген окончательно сбросил маску, за которой прятался столько лет. Если ему удастся убить Давида, то он начнет убивать тех, кто близок ему, пока не придет Саша, чтобы остановить его, — если это вообще еще будет возможно.

Лицо Хагена осветилось улыбкой, в которой проявилось что-то чужое, чего не было ни у одного демона.

— Ты убил Матоля и Натанеля, поэтому должен знать, каково это — убивать волка. Это пьянит гораздо больше, чем забивание жалкой, скучной человеческой жертвы. Когда ты убиваешь волка, то убиваешь вроде бы одного, хотя на самом деле — двоих. Для демона такая мука, когда его отрывают от хранителя и он не сможет быть ничем, кроме тени теней. Дар такой жертвы заключается не только в осознании того, что ты обладаешь абсолютной властью над созданием, отнимая у него жизнь, но и в том, что ты можешь получить и кое-что другое: одна жертва дает тебе возможность разрывать еще и еще.

В этот миг Давид понял, почему смерть Конвиниуса вызвала к жизни подавляемую столько лет жажду убивать. Он снова поискал взглядом Мэгги и, когда она ответила, кивнул ей. Несмотря на ловушку, в которую она его заманила, внезапно он сумел понять решение, которое она приняла, сама будучи вожаком: Хагена нужно убить! Мэгги слабо улыбнулась ему и отошла к собравшимся у края бассейна членам своей стаи, которые незаметно собирались за спинами сидящих в первых рядах.

Давид снял куртку и швырнул ее на пол.

— Я — не Конвиниус.

Неровные отсветы пламени превратили лицо Хагена в кроваво-красную маску из цвета и тени.

— Нет, ты не он, — произнес он настолько тихо, что слов почти не было слышно. — Но ты умрешь точно так же, как и он: без волка, который мог бы помочь.

И его маска исчезла за серой тенью. Хаген остановился в нескольких шагах от Давида и принялся кружить вокруг него.

Взгляд Давида был прикован к тени мужчины, принявшей очертания хищного зверя. Тень окутала Хагена, словно живой, постоянно движущийся панцирь, который могло пробить только одно — более сильный волк.

Давил принял решение: он доверится своему волку. И он позвал его.

Хаген напряг мышцы и ринулся в атаку.

Но волк Давида не откликнулся на зов своего хранителя.