В нерешительности Мета остановилась перед красным кирпичным домом с простым фасадом. Она насчитала четыре этажа. В некоторых окнах виднелись картинки с ведьмами и привидениями и гирлянды из листьев. На подоконниках стояли горшки с вереском и уродливая птичья клетка. Над гардиной уже — или еще — мигала огоньками новогодняя гирлянда. Рядом с входной дверью кто-то поставил на соломенном коврике две огромные мускатные тыквы.
Смеркалось. В некоторых квартирах уже включили свет, и Мета получила возможность заглянуть в одну из кухонь, где семья занималась приготовлением ужина. Мать, крепкая женщина, с каменным лицом терла свитер малыша, который, очевидно, заинтересовался содержимым бутылки из-под кетчупа и теперь расплачивался за это. На заднем плане ребенок, сидящий на высоком стульчике, пытался дотянуться до миски с салатом, на что сновавший туда-сюда отец не обращал внимания.
Бумажный пакет с бутылками, который Мета держала в руках, казалось, значительно потяжелел, ноги болели. День был суматошным. Она бегала с одной встречи на другую, по дороге заглядывая в мобильный телефон и опасаясь, что пропустила звонок Давида. Потом провела битый час в винном магазине, потому что не могла решить, что будет самым подходящим для сегодняшнего вечера. Кроме того, нужно было еще сделать заказ для чертовой вечеринки у нее дома, в которую должны были выродиться свободные отношения с Карлом и несколькими друзьями.
Услышав грохот, детский вопль и ругань матери, она наконец сумела оторваться от семейной сцены. По крайней мере, от этого я по вечерам избавлена, подумала Мета, читая надписи у звонков. Однако по-настоящему эти слова не убедили даже ее саму.
Идя по пахнущим пылью лестничным пролетам, она снова испытала то внушавшее опасения чувство, которое посещало ее, начиная со второй половины дня. Как только появилась возможность, Мета ненадолго забежала в кабинет Рахель и, задыхаясь от волнения, рассказала ей, что встретила Давида.
— И? — с улыбкой спросила Рахель.
В то же мгновение Мете стало ясно, что, с одной стороны, она ведет себя как влюбленный подросток, а с другой — совершенно не в состоянии произнести, что именно они делали с Давидом сразу же после встречи. Хотя, конечно, все происшедшее можно было описать в нескольких словах.
Однако Рахель и так поняла ее. Оттолкнувшись ногой, она крутнулась на своем вращающемся кресле, воскликнув:
— Невероятно, поросята вы такие!
Мета тут же вспотела и принялась обмахиваться краешком шифоновой блузки. Ей вдруг показалось, что она сдает отчет. Рахель обернулась в кресле еще раз, потом притормозила, опершись локтями на письменный стол, заваленный бумагами и заставленный кофейными чашками, и с улыбкой посмотрела на Мету.
— Знаешь, что мы будем делать сегодня вечером? Мы будем пить и есть. А когда ты как следует расслабишься и обалдеешь от количества калорий, то расскажешь мне все самые грязные подробности.
— Боже мой! — воскликнула тогда Мета, но теперь она минута в минуту стояла перед дверью квартиры Рахель.
Щеки ее раскраснелись, причем она сама не знала, то ли от усталости, то ли от волнения. Рахель впервые пригласила ее к себе, и в глубине души Мета надеялась, что это будет не в последний раз.
Распахнув дверь, Рахель появилась на пороге в футболке и пятнистых льняных брюках. Волнистые волосы были собраны в пучок на затылке, и Мете показалось, что вместо шпильки они заколоты карандашом. Надо было надеть спортивный костюм вместо шелковой юбки, огорченно подумала Мета.
— Добрый вечер, — приветливо кивнула она, держа перед собой пакет как щит.
— Давай заходи уже! — скомандовала Рахель, втаскивая ее за руку в узкую прихожую. — И сними туфли. В комоде в спальне есть шерстяные носки. Потом приходи в кухню. Ты не ошибешься, здесь всего две комнаты. Мне нужна помощь, так что выбери себе подходящую футболку. Ты ведь не хочешь испортить это воздушное нечто?
Треща, словно ткацкий станок, Рахель взяла у Меты пакет с бутылками и втолкнула ее в комнатку, полную подушек и одеял. Она не обратила внимания на попытки Меты для начала объяснить ей свой выбор вина и в следующий миг уже исчезла.
Мета смущенно огляделась. Спальня выглядела совершенно типично для Рахель и представляла собой полнейший хаос, что не совсем обычно для бухгалтера. Повсюду лежала одежда, книги громоздились прямо посреди комнаты, а на стене висел приколотый булавками джазовый плакат.
Из открытого ящика комода Мета выудила пару шерстяных носков и присела на кровать. Сбросив туфли на шпильке, она не смогла сдержать облегченного стона. Воодушевленная, она выбрала футболку с длинными рукавами и натянула ее, предусмотрительно избегая взгляда в стоящее на полу и завешенное гирляндами цветов зеркало.
Она обнаружила Рахель в почти квадратной комнате, где располагались кухня и мягкий уголок. Балконная дверь говорила о том, что хозяйка этой маленькой квартирки может себе позволить роскошь выходить на улицу, — редкость в этом городе, тем не менее большинство счастливых обладателей не пользовались даже этой возможностью. Заманчиво выглядевший диван стоял на деревянных чурбачках, чтобы было удобнее доставать до окрашенного в красный цвет кухонного стола. Кроме того, здесь было еще два разных деревянных стула, которые Рахель поставила у стены, чтобы иметь достаточно места для применения своих кулинарных талантов. Над диваном висело изображение поедающей дыню женщины, выполненное в желтых и зеленых тонах.
— Мне нравится, — с видом знатока произнесла Мета.
— Это радует, — ответила Рахель, вручая ей тарелку с дымящимися помидорами. — Кожуру снять, зернышки вынуть. Но сначала выбери музыку, которую хотела бы послушать. Пластинки там. А вот, — она протянула Мете бокал вина, — кое-что выпить. В конце концов, здесь только мы вдвоем. Хорошо, что ты пришла.
— Да, — с улыбкой ответила Мета. — Я тоже так считаю.
Под руководством Рахель Мета приняла активное участие в рождении салата с козьим сыром, потрясающего итальянского супа и лимонного щербета. Когда от щербета почти ничего не осталось, а бутылка красного вина подходила к концу, обе женщины сидели на диване и довольно беседовали. Пластинка в который раз звучала с начала, но наслушаться «Stella by Starlight» было просто невозможно.
Мета не могла припомнить, когда в последний раз чувствовала себя настолько уютно. Наверное, еще тогда, когда десятилетней девочкой ела кексы в постели со своей подругой Леной и вела философскую беседу о мюзикле «Cats», вместо того чтобы спать, как уже в который раз требовала мать. Интересно, что стало с Леной? Мета лениво качнула бокалом вина. Рахель как раз говорила о возможностях и выразительности человеческого тела в скульптуре. Она разбиралась в этом действительно хорошо, иначе ни за что не оказалась бы в галерее — даже с учетом всех смешных фигур, которые там обретались.
— Но мой любимец, мой абсолютный любимец — это тот голый парень, ну, ты поняла…
Рахель ткнула в Мету бокалом вина. От резкого движения оно плеснуло через край и забрызгало ей юбку, на что она, впрочем, не обратила внимания.
— М-м…
— Да брось ты, девочка. Самый прекрасный мужчина, которого когда-либо изваяли в мраморе. Его звали Микеланджело? Погоди-ка…
Мета выразительно закатила глаза и отпила немного вина. К ее собственному удивлению, она не была настолько сильно пьяна, как обычно это бывало после пяти бокалов. Однако обычно и ее желудок не был таким полным, как в этот вечер. Она поспешно прогнала эти мысли прочь.
— Того голого парня зовут Давид, — сказала она, с трудом сдерживая улыбку и делая еще один глоток.
— Ах да, — сказала Рахель, почесав затылок, словно только что вспомнила. Она была очень плохой актрисой. Неудивительно, что в любительском театре ей находили миллион заданий, только чтобы держать ее подальше от сцены. — Как и твоего голого парня, если не ошибаюсь.
Мета громко рассмеялась и тут же закашлялась, подавившись вином. Вытирая слезы с глаз, она начала рассказывать Рахель о своей вылазке в квартал Давида. Все закончилось тем, что вечером она, совершенно измотанная, упала на заднее сиденье такси. Они с Давидом настолько обессилели, что Мета даже не обиделась, когда он вдруг объявил, что ему пора уходить. С трудом шевеля губами, она назвала ему номер своего мобильного, который он записал на ладони. Она не удивилась даже тогда, когда услышала, что у него нет телефона.
— Все это очень пикантно, — заметила Рахель, щеки которой раскраснелись от волнения. Похоже, эта история была вполне в ее вкусе. — Что ж, когда вы набеситесь в следующий раз, может быть, стоит переброситься парой фраз? Или ты считаешь, что это будет слишком, если Давид раскроется как личность?
Мета отмахнулась.
— Ах, это меня, честно говоря, не так чтобы интересует. Я ничего не имею против того, чтобы переспать с ним еще пару раз, но на большее нас вряд ли хватит. — Еще не договорив, Мета ощутила гложущее сомнение. И, чтобы убедить скорее себя, чем Рахель, добавила: — Может быть, мне просто нужно разнообразие, как и Карлу.
На какую-то долю мгновения по виду Рахель можно было предположить, что она призадумалась над невероятным хладнокровием Меты, но потом, вероятно, передумала. Какой смысл тыкать Мету носом в ее неуверенность и снобистское мышление, если она и так испытывает достаточно сомнений. Лучше подпилить стул Карла — по крайней мере, это обещает некоторое развлечение.
Рахель была представлена Карлу в первые дни после открытия галереи, во время одного из вернисажей. Карл мило приветствовал ее, но уже в следующее мгновение потерял интерес к женщине с буйными кудрями. Просто бухгалтеры были не в его вкусе. Хотя Рахель ничего не говорила по поводу подобной бестактности, неприязнь была написана у нее на лице. Вполне вероятно, она считала Давида даром небес уже только потому, что он способен был остудить Карла.
— Давид против Карла Великого — в постели это должен быть очень сильный контраст, — забросила наживку Рахель, и Мета согласно кивнула. — Может быть, я и ошибаюсь, но, полагаю, право спать с Карлом нужно зарабатывать тяжким трудом, — подлила она масла в огонь.
Мета отреагировала без колебаний:
— Ни единого волоска в тех местах, на которых, по мнению Карла, у желанной женщины их быть не должно. При невыгодном освещении следить, чтобы задница представала в самом выгодном свете. Рано утром быстренько сбегать в ванную, пока любимый не открыл глаза, почистить зубы, причесаться, умыться и, когда он пошевельнется, притвориться, что только что проснулась.
Покачиваясь, Мета встала с дивана и прошла к буфету, чтобы взять последнюю бутылку вина — «Мерло», 12,5 оборотов. Ну да завтрашний день все равно потерян. Пока она загоняла штопор в пробку, а Рахель наколдовывала тарелочку орехов, Мета впервые поняла, насколько тяготили ее любовные отношения с Карлом. И каким смешным казалось все теперь.
— Секс с Карлом требует дисциплинированности, и ни в коем случае нельзя ни на миг расслабляться. — Мета помахала штопором перед носом Рахель, так что та на всякий случай вжалась в мягкий уголок. — Потому что если Карл — вопреки собственной привычке — позволит себе лишнее, незапланированное объятие, то все, что не вписывается в образ привлекательной женщины, будет иметь разрушительные последствия. Трусики из хлопка? И все, сексуальная привлекательность погасла навеки.
Мета подчеркнула свои слова звонким щелчком пальцами, устало опустилась на диван и положила подушку на колени. Вообще-то до сих пор у нее не было причин жаловаться, поскольку Карл педантично следил за тем, чтобы и самому соответствовать высоким требованиям. То, что было между ней и Карлом, работало без вопросов. В конце концов, оба без слов пришли к согласию по поводу того, как все должно быть: сексуально и современно, сиречь безудержно и разносторонне. Но бездумно отдаться? Животная страсть? Забыть, где верх, а где низ? Такого с Карлом не было, это точно. Сексом они занимались так, как будто их снимали на камеру. Любой номер — творение для потомков.
— Когда я с Карлом, иногда мне кажется, будто моего тела на самом деле нет, а есть только… не знаю… идея. Урчание в животе, волдыри на ногах от туфель на высоких каблуках — подобные вещи в мире Карла не имеют права на существование.
Мета испугалась безутешности в своем голосе. Она никогда бы не подумала, что признается в этом постыдном чувстве. Но рядом с Рахель, которая не перебивала ее и даже лицемерно не гладила по руке, втайне хихикая в кулачок, она могла отдаться на волю чувств. Мета несмело улыбнулась подруге, которая ответила на ее улыбку.
— Так оно всегда и бывает с такого рода парнями, — сказала Рахель, и в голосе ее послышалась горечь. — Они, конечно, никогда не говорят прямо о том, чего ждут. Нет, для этого они слишком утонченные. Мужчины, подобные Карлу, пользуются более тонкими методами, которые гораздо лучше работают с такими интеллигентными и образованными женщинами, как ты. Рассказать историю о том, насколько бестактна была его бывшая… Мимоходом заметить, что так поступает общая знакомая и что это совершенно никуда не годится… Или указать на фотографию в журнале и высоко поднять брови… Как я уже говорила, Мета, умные девочки вроде тебя учатся особенно быстро. Кто же захочет, чтобы ее друг, этот исключительный представитель мужского рода, смотрел на нее сочувствующим взглядом, когда она самым жалким образом ошибается в выборе пикантных фраз во время любовных игр? Нет, от этого лучше отказаться и старательно слушаться.
— А ты хорошо разбираешься в этом, — сказала Мета.
Описания были точны, почти как в обвинительном акте. И она подавила желание отреагировать более едко только потому, что почувствовала себя загнанной в угол. Рахель действительно думала то, что говорила, и Мета была ей за это благодарна.
— Мета, — нежно сказала Рахель, — всегда просто судить о жизни других. Тебе не обязательно прислушиваться к моим словам — возможно, что мы еще недостаточно хорошо знаем друг друга. Но не может ли оказаться, что за пару часов, что ты провела с Давидом, он дал тебе то, на что Карл не способен в принципе? — Мета недоверчиво посмотрела на нее, и Рахель подняла руки, защищаясь. — О'кей, до сих пор у вас был только секс, но разве он не говорит о многом?
Хотя на языке и вертелось колкое замечание, Мета сдержалась и решила поговорить серьезно. На дворе уже была ночь, а по отдаленной улице, на которой жила Рахель, такси проезжали очень редко. Над крышей дома напротив виднелась полоса беззвездного неба, на подоконнике догорали свечи, которые Рахель зажгла еще перед ужином. Мета задумчиво смотрела на мягкое пламя, отражавшееся в оконном стекле.
Хотя это было ей не по вкусу, Мете пришлось признать, что Рахель права. Когда она ложилась в постель с Карлом, то совершенно точно знала, как все будет происходить. Сегодня — быстро и жестко, завтра — небольшой стриптиз, небольшая инсценировка. Настоящая нежность и готовность отдаться были забыты.
— Давид сбивает меня с толку, — неуверенно сказала она Рахель. — Его желание не вписывается в известные мне правила. Он весь отдается страсти, раскрывается навстречу желанию. Когда я с ним, то могу просто плыть по течению, не думая о том, как выгляжу. До сих пор это было мне незнакомо, и, честно говоря, я не уверена, не слишком ли для меня такая страсть. Но есть и кое-что другое… То, как он на меня смотрит.
Мета замолчала и посмотрела на Рахель. Может ли она осмелиться на это? Она уже и так рассказала о себе невероятно много. Серьезно говорить о Карле было само по себе достаточно болезненно, но признаваться в своих чувствах к Давиду казалось ей невероятно опасным. Мете хотелось, чтобы Рахель сделала что-то, что сняло бы с нее необходимость принимать решения. Но та просто сидела и терпеливо ждала, держа в руке бокал вина.
— После того как мы с Давидом закончили, мы отправились под душ. Мы были совершенно измотаны, можешь поверить. Поэтому сели рядышком на пол, и теплая вода стекала по нам, словно дождь. Хотя я наверняка выглядела ужасно — с мокрыми волосами и растекшимся макияжем, мне было совершенно все равно. Желание быть королевой красоты пропало. Я просто сидела рядом с ним, ни о чем не думая, молча. Когда позже я вытиралась, он смотрел на меня загадочным взглядом. Я с трудом выдержала это… этот интим без слов. Но с тех пор, как мы распрощались, мне чего-то не хватает. И я не имею в виду ту штуку, которая у него между ногами.
Рахель издала сухой короткий смешок, но тут же снова посерьезнела.
— Тем не менее, ты не хочешь дальнейшего развития отношений. В чем дело? Он для тебя недостаточно утонченный, чересчур молодой, слишком необразованный?
Сначала Мета хотела просто отмахнуться, но потом задумалась. В перечисленных Рахель причинах наверняка что-то было. Свяжись она с Давидом — при условии, что его это вообще интересует, — и вся ее жизнь перевернется с ног на голову. Карла удар, наверное, хватит, так он будет смеяться над своим преемником, а их общие друзья сначала отреагируют в лучшем случае с улыбкой. Но если их отношения окажутся не прихотью, а чем-то более серьезным, все очень быстро утратят чувство юмора. Мама тяжело вздохнет, у отца лицо вытянется так же, как при виде Карла. А Эмма… Черт его знает, как отреагирует на Давида ее сестра. Но все это неважно по сравнению с загадочностью, окружающей Давида, и невообразимым притяжением, которое она к нему испытывала. Мете даже начинало казаться, что она действует, руководствуясь исключительно инстинктами, а не разумом.
— При мысли о том, что я буду с Давидом, мне становится страшно. На первый взгляд он кажется обычным человеком, живущим в бедном квартале, — размышляла вслух Мета. — Но я не могу объяснить себе, каким образом он нашел меня после нашей первой ночи. То, что он вдруг появился в галерее, кажется мне все более и более странным. А все эти шрамы, эти раны!.. Я имею в виду, чем же он занимается, что с ним постоянно что-то случается?
— После того, что ты рассказала, Давид не кажется мне бойцом по натуре. Может быть, всему существует вполне понятное и простое объяснение: он занимается борьбой или работает вышибалой. А как он тебя нашел? Просто расспросил твоих коллег.
Хотя сказанное звучало разумно, Рахель нахмурилась. Вполне вероятно, что ей в голову пришли и не очень приятные объяснения.
Мгновение Мета боролась с собой, размышляя, рассказать ли о других своих наблюдениях или это будет уже слишком. Но если она не может рассказать это Рахель, то кому же еще?
— Когда мы прятались от дождя, Давид открыл дверь силой.
Рахель задумчиво кивнула, давая понять, что припоминает эту часть истории.
Мета начала нервно разглаживать свою безнадежно испорченную юбку.
— Это была довольно массивная дверь, и Давид не толкал ее, не вышибал. Один удар — и она слетела с петель.
Рахель резко выпрямилась. Взгляд ее был ясным и трезвым, словно она сидела над колонками цифр в своем кабинете.
— Что ты хочешь этим сказать? — хриплым голосом спросила она, и Мета невольно отпрянула. — Опиши точнее, что ты видела.
Мета заколебалась — внезапная настойчивость Рахель испугала ее, — но потом сказала:
— Я знаю, это прозвучит абсурдно, но лучше описать я не смогу: словно что-то вышло из руки Давида и усилило его удар. Что-то темное, похожее на тень.
Услышав эти слова, Рахель побледнела как полотно, подчеркнуто медленно поставила бокал вина на стол и замерла. Потом откинулась на подушки.
— Я даже не знаю, что сказать… — Она с трудом подбирала слова.
Мета отвернулась и провела рукой по лицу, чтобы скрыть горечь.
— Мне стыдно, что я говорю такую ерунду. Это выглядит так, словно меня устраивает любая отговорка, чтобы без зазрения совести спать с Давидом.
Когда Рахель наклонилась и взяла Мету за руку, та вздрогнула, но Рахель не отпускала.
— Мне кажется, инстинкт подсказывает тебе, что в Давиде таится нечто опасное. Если я не ошибаюсь, все это гораздо серьезнее, чем ты думаешь. Не знаю, должна ли я отговаривать тебя встречаться с ним. Все это действительно очень сложно.
Мете хотелось возразить, но потерянное выражение лица Рахель заставило ее остановиться. Ее подруга имела в виду именно то, что сказала.