«Если», 1999 № 11

Я перестал дышать, но Чара знала, что делает, и мы влетели в эстуарий на гребне высокой волны.

– Теперь уже скоро, – сказала она. Но ошиблась. Последовал тяжелый удар, мы резко вильнули вправо, и я решил, что лодка врезалась в дно, но она проскочила, и я отпустил парус.

– Что это было?!

– Не знаю. – Чара обернулась, чтобы посмотреть. – Там что-то плавает.

Теперь и я увидел, как раз в том месте, где изогнулся наш пузырящийся след. Какая-то темная штуковина, у самой поверхности воды.

– Это мертвый лорин, – сообщил я, разглядев нечто вроде руки. Чара развернула лодку, и ее стало сносить назад. Меня охватило неприятное чувство: чем ближе мы подходили к этой штуке, тем меньше она походила на лорина.

Чара подтвердила мои подозрения.

– Мне кажется… Это стилк?

Когда мы поравнялись с утопленником, я перегнулся через борт и подтащил его багром. Труп плавал вниз лицом, на нем были темная рубаха и штаны. Спина трупа едва выступала из воды, и в ней зияла рана, а вокруг нее все еще клубилось розовое облачко.

Этот человек был убит. Заколот в спину.

Я похолодел.

Не потому, что мы нашли труп.

Это не отец, сказал я себе. У него рост отца и фигура отца, но это не может быть мой отец. У отца церемониальный плащ, а на этом плаща нет.

– Переверни его, – спокойно распорядилась Чара.

Я ухватился за поясной шнурок и потянул. Труп был тяжелый и не хотел переворачиваться. Наконец я раскрутил его, и голова повернулась, и мертвые глаза уставились в небо.

И это был мой отец.

– Мне очень жаль, Харди, – пролепетала Чара.

Никогда я не чувствовал себя таким одиноким.

Мы привязали тело отца к лодке, и Чара медленно повела ее к песчаному пляжу перед мужской деревней. Мы пристали к берегу близ рыбацких судов, развязали узел и вытащили отца из воды. Несколько рыбаков подошли и уставились на тело. Один из них захотел нам помочь, но я заорал: «Убирайся!», и он молча отступил.

– Нам понадобится помощь, Харди, чтобы погрузить тело в мотокар, – тихо сказала Чара.

– От Носса я помощи не приму!

– Но… я тоже живу в Носсе.

Я посмотрел на нее. Она была в слезах.

– Мой отец убит. Его ударили в спину. – Ты думаешь, это сделал кто-то из нас?

– Я знаю, кто это сделал. Проклятый отморозок Кафф! Мужчины глухо зароптали.

– Думай, что говоришь, червяк, – процедил один из них. Я окинул взглядом враждебные лица.

– Отец поссорился с Каффом. Потом я видел Каффа на мотокаре, он ехал в сторону женской деревни. А мой отец гулял там над обрывом.

– Ты говоришь о сыне предводителя, – заметил тот же рыбак.

– Не надо так, Харди, – сказала Чара.

Явились три лорина и присели возле отца, возложив на него руки и вздыхая. Я не стал их прогонять.

– Парень должен извиниться, – сказал кто-то еще.

– А пошел ты к Раксу! – заорал я ему в лицо.

Тот отступил, но остальные кинулись на меня и схватили за руки. Я брыкался, но сделать ничего не мог. Я был в таком гневе, что абсолютно не чувствовал страха.

– В сарай червяка!

Меня швырнули на кучу вонючих сетей, но я тут же вскочил и расквасил нос тому, кто задержался, чтобы прочесть мне нотацию. Рыбаков было слишком много, и меня опять зашвырнули в сети.

– Проучить его надо маленько, вот что, – буркнул побитый, ощупывая нос.

Гнев мой испарился, как только я осознал ситуацию. Тут было не менее двадцати рыбаков, и многие держали дубинки для глушения рыбы, выброшенной на поверхность грума. Они толпились в дверях, разглядывая меня как опасное животное, и я впервые ощутил страх.

Вскочив, я быстро выпутался из сетей и влез по приставной лестнице на открытый чердак. Лестницу я сбросил вниз, и тут же понял, что надо было втащить ее наверх. Яростные вопли слились в животный рев, и я вспомнил о жажде крови, которая, по слухам, охватывает рыбаков во время грума.

Лестницу приставили обратно, и по ней полез какой-то дюжий рыбак. Я дал ему добраться до верху, а потом оттолкнул. Приземлился он неудачно, и злобный рев усилился.

Принесли еще несколько лестниц, и я уже приготовился столкнуть того, кто доберется до меня первым, но это оказалась Чара. Она повернулась лицом к толпе.

– Прекратите!

Шум затих, и кто-то крикнул:

– Слезай оттуда, Чара!

– Хватит! Если вы рыбаки, то где же ваша гордость? Взгляните на себя, вы не лучше стаи груммеров!

Мужчины недовольно заворчали. Частично потому, что Чара была права, частично потому, что она не имела над ними власти.

– Это дело Уэйли, ему решать! – крикнула Чара.

– Правильно! Давайте его сюда! – подхватили в толпе, и настроение внезапно переменилось, жизнь моя была спасена.

– Спасибо!

– Пожалуйста, – сказала она недружелюбно, спустилась по лестнице и ушла.

Я почувствовал себя немного виноватым, но это чувство быстро сменилось скорбью, а вслед за нею вернулся гнев.

Я спустился по лестнице, и мои охранники напряглись.

– Дайте мне пройти.

– Ты должен дождаться Уэйли.

– Зачем?

– Сиди и жди.

В конце концов явилась Лонесса и коротко приказала:

– Пойдешь со мной.

– Мы должны дождаться Уэйли, – запротестовал один из мужчин.

– Уэйли в Доме собраний.

Меня отпустили, но неохотно. По пути в Дом собраний я увидел, что тело отца уже лежит на платформе мотокара и на дорогу капает вода. В прошлый раз на этой платформе лежала сушеная рыба. Я готов был разрыдаться.

Нас ожидали Уэйли и Чара. Каффа не было. Мы с Лонессой заняли свои места. Без отца зал для совещаний казался мертвым и пустым.

Уэйли заговорил первым.

– Я слышал, ты обвиняешь в этом убийстве моего сына Каффа. Я молча кивнул. Чара не смотрела на меня.

– Ты молод и нетерпелив, – сказал Уэйли.

– Я знаю. Но это не меняет сути дела.

– О Кафф, мой единственный сын, – горестно пробормотал старик.

Лонесса потеряла терпение.

– Мы все скорбим о Бруно, – быстро заговорила она. – Мы почитали его как лучшего представителя Иама. Тебе будет очень трудно без отца. Но не следует винить в его смерти Каффа или еще кого-то из Носса. Ты разумный молодой человек и можешь представить, как скажется на участи твоих сограждан подобное обвинение.

Значит, вот какую линию они избрали. Что ж, разумно.

– Речь идет о моем отце, – напомнил я слабым голосом.

– И о моем сыне, – напомнил Уэйли.

– Ты говорил с ним?

– Да. Он все отрицает.

– Я хочу сам задать ему некоторые вопросы.

– Это ни к чему не приведет. Он ответит то же самое.

– И ты ему веришь?

– Это мой сын, – повторил Уэйли.

– А ты, Лонесса?

– Я не знаю, как мыслят мужчины, – честно призналась она. – И не могу представить, что делалось в голове у Каффа, когда твой отец напал на него. Но если бы Кафф был женщиной… я бы сказала, что он не убивал твоего отца. Однако важно другое: ты не должен высказывать свою версию в Иаме. Для вашего же собственного блага.

– Бруно был незаурядным человеком, – пробормотал Уэйли. – Со Стансом все будет не так.

Я начал понимать, что мой безудержный гнев по большей части проистекал из страха. Без отца я полностью окажусь во власти Станса с его идиотскими выходками. Что теперь ждет Иам? И Весну?.. Я просто не мог представить, как сообщу ей ужасную весть.

Чара сидела молча и мрачно наблюдала за мной. Теперь даже она против меня. Я уже сожалел о своем безрассудстве. Мне следовало оставить подозрения при себе… А после нанести ответный удар.

К моему удивлению, Уэйли предложил мне ночлег. Было уже поздно и очень холодно, и я принял предложение.

Дом оказался больше, чем у Станса, и спальные места располагались на втором этаже, являющем собой нечто вроде открытого балкона. Уэйли с трудом проковылял по лестнице наверх и указал мне на груду шкур, накрытую одеялом из шерсти локсов.

– Ты можешь спать здесь. – Он поколебался. – Много воды утекло с тех пор, как гости из Иама навешали мой дом. Твой отец ночевал у меня время от времени.

Тон его казался дружеским. Поблагодарив, я призвал воспоминания предков, и мы оживленно поболтали о стародавних временах, как это любят делать немолодые люди. Я не знал, сколько лет Уэйли, но он был намного старше моего отца, хотя я и мерзкий Кафф почти ровесники.

– Во имя Ракса! А этот отморозок что тут делает? Кафф заявился домой.

– Ночует, – мягко сказал Уэйли. – Я не могу отослать его в Иам посреди ночи.

– Нечего ему здесь торчать! Сейчас я набью ему морду. – Это была навязчивая идея Каффа. – Ракс! Я не убивал старого придурка. Я почти полдня чинил мотокар. А этот что делал? Увивался за Чарой! Отойди, отец, я дам ему в морду.

– Ради Фа, Кафф, веди себя прилично! В один прекрасный день тебе придется стать предводителем.

– Скажу тебе прямо, отец, что все изменится, когда предводителем стану я. Для начала этот несчастный Иам не получит ни крошки.

– Ты уже обнародовал свои взгляды. Но должен напомнить тебе, Кафф, что я все еще нахожусь на своем посту.

Я долго лежал без сна, раз за разом оживляя ужасную сцену в эстуарии. Кончилось тем, что я решил наложить запрет на этот эпизод, ведь несправедливо вынуждать потомков переживать мое личное горе. Еще часть ночи я провел, внедряя запрет посредством мысленной концентрации. Я избавил от этого кошмара память грядущих поколений.

Но только не свою.

Уэйли и Кафф еще спали, когда на рассвете я покинул их дом. Воздух был свежий и морозный. Я заправил топку, разжег дрова лучиной, которую взял в общественном нагревателе, и залез в кабину дожидаться, когда в бойлере образуется пар. От холода меня пробирала мелкая дрожь. Тело отца, окутанное побелевшим от инея одеялом, лежало на платформе за моей спиной.

– Не забудь, что я тебе сказала. '

Я чуть не подпрыгнул от неожиданности. Это была Лонесса, вся в пышных мехах.

– Хорошо, не забуду.

Еще вчера я думал, что она не права. Но что случилось, то уже случилось, и никакая вражда между Иамом и Носсом не вернет мне отца. Теперь это мое личное дело. Моя месть.

– Мне будет очень недоставать Бруно, – вздохнула она. Я ощутил мгновенную вспышку гнева.

– Не больше, чем мне. Или Весне.

– Весна? Ах да, твоя мать. Она… питала к нему теплые чувства?

– Почему бы и нет, ради Фа?! Он был хороший человек.

– Что ж, иногда в том нет ничего странного, – сказала Лонесса к моему великому изумлению. Потом ее лицо отвердело, и передо мной опять стоял Носский Дракон. – Если хочешь мира между Иамом и Носсом, держись подальше от моей дочери!

– Ты должен быть очень осторожным, Харди. Люди сделают тебя советчиком Станса вместо твоего отца. Возьми в привычку сперва подумать, а уж потом говорить. – Мистер Мак-Нейл усмехнулся. – Боюсь, поначалу будет трудновато! Ты был довольно-таки безответственным юнцом.

Ничей Человек позволил себе одно из своих нечастых высказываний:

– Триггера из виду не упускай.

Я правильно сделал, что заехал сюда. Мистер Мак-Нейл угостил меня стувой, добавив в нее спирт по имени «водка», который производят на станции Девон. Он сокрушенно выслушал печальную новость и произнес все необходимые слова утешения. К тому же он дал мне ценный совет.

– Ты хочешь отомстить Каффу? – спросил Мак-Нейл. – Не делай этого. Но если не можешь поступить иначе, то, ради всего святого, не попадись.

Тут я кое-что вспомнил и обратился к Ничьему Человеку:

– Я видел, как ты шел туда же, куда только что проехал Кафф.

– В самом деле? – Казалось, он был удивлен.

– Может быть, ты нагнал Каффа? Он утверждает, что долго чинил мотокар.

– Я его видел, да. Он возился с системой передач.

– Или делал вид?

– Он был злой и очень грязный.

– У него был с собой нож?

– Ты не должен исключать возможность несчастного случая, – вмешался мистер Мак-Нейл. – Бруно мог сорваться с обрыва и упасть на что-нибудь острое.

– Только не мой отец!

– Рыбак никуда не пойдет без ножа, – сказал Ничей Человек. – Но я не видел. Не приглядывался.

– А моего отца ты видел?

– Нет.

– Зачем ты поехал в Носс?

– Просто так, – поколебавшись, ответил он. – Я здесь родился, если помнишь.

– Это не относится к делу, Харди, – вмешался мистер Мак-Нейл.

– Откуда вам знать? – взорвался я. – Все, что произошло вчера, имеет отношение к делу! Вы не можете думать, как мы. Для нас ЛЮБОЕ воспоминание имеет значение. Все воспоминания складываются, и соединяются, и распространяются, и формируют нашу культуру. Сейчас смерть Бруно только в памяти убийцы. А через десять поколений – у каждого мужчины Носса!

– Вряд ли, если учесть вашу низкую рождаемость. К тому же, насколько я понимаю вашу культуру, у Каффа практически нет мотива. Да, твой отец не сдержался, но ведь Кафф сам его спровоцировал, и знал это.

– Да, он знал. Если отца не будет, Станс получит не рыбу, а от ворот поворот. Этого он и хотел!

Наступило долгое молчание. Наконец Мистер Мак-Нейл нарушил его:

– Земляне всегда считали вас миролюбивым народом. Боюсь, мы совсем позабыли, что общество разрушается в тяжелые времена. Невмешательство – это одно, но бесстрастно смотреть, как мирная культура деградирует к варварству… это совсем другое. Надеюсь, смерть твоего отца, Харди, поможет нам взглянуть на проблему иными глазами.

– Спасибо. – Я не мог придумать, что бы еще добавить.

Мы поднялись и вышли в сад, оставив Ничьего Человека размышлять в своем уголке. Сад был в полном цвету, его невероятная пестрота и яркость тут же меня утомили. Но мистер Мак-Нейл наслаждался от души. Я спросил у него, на что похожа Земля.

– Очень похожа на вашу планету, только немного больше. И старше. Я хочу сказать, более развита. На Земле я не мог бы позволить себе разбить такой большой сад.

– Но почему?

– Просто нет места. Повсюду множество людей и множество машин. Все, что можно, покрыто герметичными куполами, а поверхность океана – оксигенными матрицами.

– Это звучит устрашающе.

– Это прекрасно. – Он вздохнул и окинул неодобрительным взглядом анемоновые деревья на берегу реки. – Кстати, Ничей Человек был прав, когда предупреждал насчет Триггера. Теперь ты поднялся в иерархии Иама, и вряд ли он будет от этого в восторге. Возможно, он попробует дискредитировать тебя.

– У Триггера на это не хватит мозгов.

– И тем не менее…

Мы подошли к мотокару. Пора было ехать, но я не хотел. Одеяло, в которое завернули отца, промокло, с платформы падали тяжелые капли. Его бы не убили, пробудь я с ним весь день. Но я скучал на переговорах, а потом встретил хорошенькую девушку, и моему отцу пришлось умереть.

На грузовой платформе было слишком мало дров, должно быть, их убрали в Носсе, освобождая место для отца. Я подумал, не попросить ли немного у мистера Мак-Нейла (позади дома находилась небольшая плантация чашечных деревьев), но решил не злоупотреблять его добротой.

Я взял канистру со спиртом и начал заливать топливный бак, когда почувствовал что-то неладное.

У спирта едкий, неприятный запах, который я с трудом переношу. Жидкость, которая потекла в бак, вообще ничем не пахла. Я обмакнул палец и попробовал на вкус.

– Странно.

– В чем дело?

– По-моему, это вода. Взял не ту канистру! Придется опорожнить ее и заполнить заново.

Но во второй канистре тоже оказалась вода. И в третьей.

– Должно быть, спирт употребили жаждущие рыбаки, – заметил мистер Мак-Нейл.

– Пьяные не стали бы заливать в канистры воду.

– Но они это сделали, не так ли?

– Да, кто-то сделал это. Хотелось бы знать, с какой целью.

Я оставил мистера Мак-Нейла в растерянности. Он скептически отнесся к утверждению, что отец был убит. Но теперь это очень смахивало на двойную атаку: если бы убийство по какой-то причине не удалось, то фатальное ночное путешествие завершило бы дело. Кстати, заодно избавились бы и от меня. Интересно, включен ли я в планы убийцы?

Внезапно я почувствовал себя ужасно уязвимым.

Я въехал в Иам, когда на дорогу упали послеполуденные тени. Жители смотрели на мотокар, но никто не помахал мне рукой. Я остановился у дома дяди Станса и до отказа выжал тормозной рычаг.

Из соседних домов появились стилки и молча остановились, глядя на меня. Я вылез из кабины и вдруг заметил Весну: она была вся в слезах и смотрела на сверток в одеяле, не на меня.

Она уже знала. Все они знали. Печальная весть опередила мотокар.

Дядя Станс вышел из дома, Триггер следовал за ним по пятам.

– Вернулся, – сказал он неприветливо. – Долго же ты ехал.

– Я задержался у мистера Мак-Нейла. Дядя Станс немедленно впал в ярость.

– Ну разумеется! Ведь смерть твоего отца недостаточно важное событие, не так ли? Ты безответственный отморозок! Ты должен был доложить мне немедленно!

Обитатели Иама придвинулись ближе, возбужденно перешептываясь. У дяди Станса нашлись сторонники.

– По-моему, ты и так обо все знаешь, – заметил я.

– Случайно, – парировал он.

– Но как?

– Я что, обязан тебе объяснять? Марш домой! И считай себя под домашним арестом, пока мы не обсудим это дело на совете.

По привычке я едва не подчинился, однако тут же спохватился:

– Не пойду. Я не сделал ничего дурного.

– Ничего? – Дядя Станс немедленно успокоился и заговорил рассудительным тоном. – Позволь мне объяснить тебе, Харди, что ты сделал, поскольку у тебя явно не хватает сообразительности. Во-первых, – он выставил указательный палец левой руки и продемонстрировал его всему Иаму, – ты пропустил важную деловую встречу, где мог бы многому научиться. Во-вторых, – он отогнул второй палец, – ты покинул отца ради шашней с девчонкой, а в результате ты не оказал ему помощь во время несчастного случая.

– Несчастный случай?!

– Молчать! В-третьих…

– Убери свои паскудные пальцы! – в жаркой ярости завопил я. Внезапно пальцев стало четыре. Кажется, я бросился на дядю Станса. Кажется, мы дрались, но руки мои почему-то не желали двигаться. Потом в глазах у меня прояснилось, и я понял наконец, что меня крепко держат за руки.

– …не доведет тебя до добра, – закончил дядя Станс.

– Это не несчастный случай! – закричал я. – Почему вы не хотите меня выслушать? Его убили! Ударили в спину!

Я вырвался из чужих рук и подбежал к мотокару.

– Смотрите сами! – Я сдернул одеяло.

На грузовой платформе лежал оскаленный труп груммера.

Моя мать навестила меня на второй день заточения. Дядя Станс приходил несколько раз, но я не желал с ним говорить. С Весной я был рад встретиться, но даже она держалась версии несчастного случая.

– Подумай сам, Харди, кто захочет оставить своим потомкам такое ужасное воспоминание? Нет, твой отец поскользнулся, упал с обрыва и утонул. И лучше бы тебе не сомневаться в этом для нашего общего блага.

– Но ведь все обстояло не так! Кто-то должен заплатить за смерть Бруно.

– Это не вернет тебе отца, – спокойно заключила она.

– Не вернет, я знаю. Но я, по крайней мере, буду в безопасности.

– О чем ты?

– А если спирт подменили после убийства, а не до? Ты поняла?

– Харди, все это могло быть просто ошибкой. Ты же знаешь, твой отец держал дома воду в канистрах, а не в бурдюках.

– Отец никогда не совершил бы такой ошибки. Кроме того, я сам видел, как он залил канистры из того бака со спиртом, что стоит во дворе.

– Ну, я не знаю… – Весна посмотрела на меня с сомнением, ее пухлое лицо было озабочено. – И эта история с телом твоего отца…

– Груммеры не поднимаются вверх по реке, когда нет грума. Так что тело могли подменить только в Носсе. Кто-то достал это животное из ледника. Они намеревались выставить меня лжецом, а может быть, не хотели, чтобы кто-то увидел рану. И кстати, как вы узнали о смерти отца?

Весна вздохнула.

– Какой-то рыбак наткнулся на охотников около полудня. Они сразу же вернулись домой.

– Лучше бы они отправились в Носс. Мне не помешали бы помощь и поддержка. И хоть немного доверия, – горько добавил я.

– Рыбак сказал, что Бруно утонул. Никто не видел раны, это только твои слова. А Иаму нет никакого резона ссориться с Носсом.

Я подумал, не сказать ли ей о Чаре, которая рану видела. Но захочет ли девушка выступить в роли свидетеля? Я сомневался в этом. Чара жила в Носсе и была верна своему народу.

– Знаешь, люди скорбят о Бруно. Все его уважали, и каждый знал, что именно он стоит за Стансом. Вот почему Станс особенно подавлен. Не только потому, что умер его брат. И охота была неудачной, дичь точно сквозь землю провалилась. Мы думали, прошлый год был наихудшим, оказывается, это не предел. Люди напуганы, им нужен козел отпущения. Не слишком вини их за это, Харди.

В некотором смысле я был рад одиночеству: меня мучило чувство вины. Останься я с отцом, его бы не убили, тут дядя Станс был абсолютно прав. Считалось, что я провожу время в преждевидении, вкушая мудрость предков, но мне и без того было о чем подумать.

Весна каждый день приносила мне еду, последние лужицы талой воды просохли, и я почувствовал наконец, что готов возвратиться к жизни.

РАННЕЕ ЛЕТО

Я искупил свою вину, и все вели себя так, словно ничего не случилось. Прогулявшись по мужской деревне, я узнал, что последняя охота была крайне неудачной, а навестив женскую, услышал столь же неутешительные новости о посевах.

Дядя Станс предложил мне поучаствовать в очередной охоте, назначенной на послезавтра, за компанию с Каунтером, Триггером и еще двумя десятками важных персон Иама. Это явно был жест доброй воли с его стороны, и я принял предложение. Кто-то видел дичь в окрестностях Тотни, и упускать такой случай было никак нельзя.

Первый день моей свободы был теплым и солнечным, но люди постоянно твердили, что хорошая погода установилась слишком поздно, и скоро я устал от всеобщего уныния. Ноги сами понесли меня к любимому пруду, где я мог бы погрузиться в счастье прошедших дней, а сверх того, усвоить опыт еще нескольких поколений, к чему меня явно обязывал мой новый общественный статус. Помнится, отец говорил, что углубился на двадцать поколений назад. Это, конечно, не легендарная эпоха Дроува и Кареглазки, но достаточно глубокое начало отсчета, чтобы получить хорошее представление о жизни.

В своем укромном местечке я раскурил трубку и улегся на спину. Отец был со мной, в моем мозгу. Он навсегда останется там, и я в любой момент смогу навестить его, как только захочу. Но теперь я поспешно скользнул мимо его ранних воспоминаний, с которыми был хорошо знаком, и вскоре заблудился в памяти деда, то и дело отвлекаясь, как обычно, на заманчивые побочные линии. Да, чтобы правильно использовать преждевидение, необходима большая внутренняя дисциплина.

ЭЙ, ГЛЯДИ-КА, СЮДА ИДУТ ДВЕ ДЕВЧОНКИ!

Ракс, я снова наткнулся на зачатие Ничьего Человека… Похоже, сегодня не слишком подходящий день для глубокого преждевидения. Вернувшись к жизни отца, я начал поиск со смутной надеждой обнаружить какую угодно альтернативную причину его смерти. Неужто за всю свою жизнь отец не нажил врагов?

…Дедушка Эрнест сидел на старом стуле, который мы с отцом пустили на дрова в последнюю стужу. Отец примостился на полу; я ощущал его острое возбуждение. Более тридцати мужчин и несколько женщин стояли вдоль стен комнаты, наблюдая.

ДЫШИ ЛЕГКО. РАССЛАБЬСЯ. ОТКРОЙ СВОЙ РАЗУМ. ПУСТЬ

ДЫМ СДЕЛАЕТ СВОЮ РАБОТУ. Дед говорил с юным дядей Стансом: это был день его возмужания, его первая трубка зелья. Тогдашний Станс, невероятно похожий на нынешнего Триггера, поперхнулся дымом и жутко раскашлялся. Дедушка Эрнест поспешно вскочил на ноги и похлопал его по спине. Отец хихикнул. Я чувствовал, что он относится к дяде Стансу точно так же, как я к Триггеру. Наконец посвящаемый собрался с духом, громко высморкался в пучок мха и сунул трубку в рот для очередной попытки. Спокойно, сказал дед. Только не торопись. Дядя Станс заметно расслабился после затяжки; зелье обычно оказывает такое действие. Он лег на груду мехов и начал попыхивать трубкой, словно эксперт. Выражение его лица беспрестанно менялось, и я догадался, что Станс прыгает от памяти к памяти, от персоны к персоне, находя наиболее волнующие моменты, как выбирают из корзины самые спелые фрукты.

Внезапно его лицо застыло.

Что с тобой, сынок? – спросил дед. Дядя Станс не ответил и нахмурился, словно концентрируясь. Беззвучная пауза казалась бесконечной. Потом из-под его сомкнутых век покатились слезы.

В чем дело? – резко сказал дед и…

И вдруг видение замутилось, а у меня в мозгу появились слова: УХОДИ. НЕ ТРОНЬ. УБИРАЙСЯ.

Запрет!

О Ракс, меня не слишком интересовало возмужание дяди Станса. Но что же за таинственный эпизод он ухитрился раскопать в нашей семейной истории?! Возможно ли, что за моим дедом Эрнестом числится нечто более скандальное, нежели зачатие Ничьего Человека?.. Я проскользнул в его память и посетил все ту же сцену.

Запрет!

Двойной запрет – дело серьезное. Обидно, конечно, но его не накладывают просто так… Я решил, что на сегодня преждевидения довольно, и подошел к пруду. В это время года здесь всегда полно летучих рыбок, но я не разглядел ни одной, и это должно было насторожить меня.

Но солнышко Фа так приятно пригревало спину, я только что вышел на свет после долгого заточения, и настроение мое поднялось до небывалой высоты. Не успел я подумать, что рыбки все еще покоятся в иле из-за поздней весны, как что-то яркое блеснуло под водой. Я встал на колени и вгляделся в водные глубины. Облачко ненадолго затмило Фа, блики на поверхности озерца потухли, и я увидел на глинистом дне розовый самоцвет в серебряной оправе. Довольно обычное украшение, символизирующее гибель зла, но этот камень редкостной величины и красоты я опознал с первого взгляда.

Кристалл Чары, потерянный в гот ужасный день в Носсе! Но как он попал сюда? Я лег на живот и опустил руку в воду.

Знакомый треск предупредил меня, но слишком поздно: вода закристаллизовалась мгновенно. Я попытался выдернуть руку, но не смог, ее держала холодная, непобедимая сила.

В моем пруду обитал ледяной дьявол!

Я кричал, покуда не охрип, но местечко это укромное, находится не слишком близко от дороги на Тотни. Потом я долго лежал, уткнувшись лицом в траву, не в силах шевельнуть закованной в кристалл рукой. Я знал, что жуткая, обросшая щупальцами тварь не выпустит меня из ловушки, пока я не умру.

Много времени на это не потребуется. Лишь только тепло скроется за горизонтом с последними лучами Фа, как Ракс принесет страх и холод, а я сойду с ума и с воплями забьюсь в судорогах. Когда силы оставят меня, я окончательно закоченею. Ледяной дьявол почувствует мою неподвижность, и утром, с наступлением тепла, он отпустит меня, чтобы затащить под воду и сожрать.

Если только кто-нибудь не пройдет по дороге на Тотни до полуночи и не услышит мои крики. Однако маловероятно, что кто-то появится на этой дороге прежде охотничьей команды дяди Станса.

В это время я уже буду под водой.

Вообразив эту картину, я вновь разразился отчаянными воплями, и вновь никто меня не услышал.

Никто и не должен был услышать.

Все было тщательно продумано заранее.

Нет, не летающая рыбка уронила в воду кристалл. Это сделал человек, и он знал, что я обязательно приду сюда для преждевидения. Кто-то решил покончить со мной, скорее всего, Кафф, и преуспел в своем намерении.

Я покричал еще немного, без всякого результата. И постыдно пал духом, и дергался, и рыдал, и бил ногами, пока не потерял силы. И снова уткнулся в траву, и начал думать о том, что следовало получше прожить свою жизнь и быть добрее к людям.

В этот момент кто-то тронул меня за плечо.

В безумном страхе я обернулся и увидел лорина. Он смотрел на меня круглыми глазами, а двое его собратьев присели рядом и возложили на меня руки, издавая тихие, умиротворяющие звуки. Присутствие лоринов успокоило меня, я расслабился и закрыл глаза. Сердце мое билось все реже и реже, мысли текли лениво, вязкие, словно грум. Мне было слишком хорошо, чтобы…

Я очнулся на траве, в десятке шагов от пруда; легкий ветерок слабо морщил поверхность воды. Правая рука покраснела, однако сохранила подвижность. Разжав кулак, я увидел Чарин кристалл. Солнце было уже совсем низко, а лорины ушли.

Ошеломленный, я побрел обратно в деревню.

Весна зажигала лампы, когда я постучался в дверь. Эйфория, вызванная присутствием лоринов, растаяла по дороге, и меня трясло от холода и пережитого страха.

– Садись и рассказывай, – велела она прежде, чем я успел раскрыть рот. Эта женщина все понимает.

– Что-то ты поздновато, – проворчала Ванда, которая сидела в темном углу, словно Ничей Человек. – Ночь будет очень холодной для этого времени года.

Я подробно рассказал им, что произошло у пруда, с наслаждением прихлебывая из кружки горячую стуву, и в заключение продемонстрировал Чарин кристалл. Весна сочувственно цокала и качала головой, Ванда выслушала меня в молчании.

Когда я поведал о лоринах, Весна сказала:

– Такие вещи иногда случались и прежде. Если у лоринов было настроение.

Я перешел к своим подозрениям.

– В прошлом году там не было никакого дьявола. Откуда он взялся? Ведь эти твари не летают, благодарение Фа!

– Приплыл с дождевым потоком из других прудов, – заключила Ванда.

– Мой пруд на холме, а вверх вода не течет.

– Ты хочешь сказать, что его запустили в пруд нарочно?

– Да, именно так это и выглядит.

– Скорее уж, кто-то из ребятишек бросил туда гоблина. – Ванда была твердо намерена прояснить ситуацию раз и навсегда.

Дети для развлечения держат в кувшинах крошечных ледяных дьяволят и называют их гоблинами. И у меня был такой, я кормил его мухами.

– Ни один гоблин не вырос бы за зиму настолько, чтобы властвовать в целом пруду. Говорю тебе, Ванда, это был взрослый ледяной дьявол. Кто-то перенес его из одного водоема в другой.

– Это невозможно. Как только ты попробуешь вытащить дьявола на поверхность, вода сразу закристаллизуется.

Я чуть не взорвался, слушая упрямую старуху, но Ванда была предводительницей, и я постарался найти убедительные доводы.

– Ну хорошо, а если кто-нибудь нашел такой способ? Теперь подумай сама. Многие знают, что это мое место для преждевидения. И о том, что Носс-Чара потеряла свой кристалл, тоже знают многие. Кафф, например.

Я оглянулся на Весну в поисках поддержки, но та молчала и угрюмо хмурилась.

– Это дело мужчин, – отрезала Ванда. – Женщин такие дела не касаются.

– Я говорю о том, что человек из Носса пытается уничтожить целую семью из Иама. А ты утверждаешь, это не твое дело? Кто будет следующим, дядя Станс или Триггер?

– Послушай моего совета, оставь в покое Каффа! В эту стужу нам понадобится вся помощь, которую сможет предложить Носс.

– Кафф не желает, чтобы Носс помогал Иаму.

– И поэтому, – съехидничала Ванда, – он неизвестным способом перевез дьявола из Носса прямо в твой пруд.

– Но ты ведь не станешь отрицать, Ванда, что происходит нечто странное, – спокойно сказала Весна.

– А канистры? Кто-то их подменил, – напомнил я.

– Твой спирт выдули рыбаки. Глупо и не слишком честно, но злого умысла они не имели. Забудь эти бредни, Харди, и займись своей жизнью. Я ничего не скажу Стансу.

Она встала – маленькая сморщенная женщина, обладающая огромной волей – и покинула нас.

– Я боюсь за тебя, Харди, – вздохнула Весна.

– Ты боишься, что меня опять посадят под арест за глупую болтовню?

– Нет, Харди. Я боюсь, что ты прав.

Мы долго сидели молча. Потом я спросил:

– Но разве можно совершить убийство и жить дальше как ни в чем не бывало?

– Ты еще молод, Харди, – молвила Весна. – Но когда ты заведешь детей и покончишь с продолжением рода, твое отношение к жизни постепенно начнет меняться. Что бы ты ни совершил, твои потомки никогда ничего не узнают, и ты привыкнешь к этому чувству свободы. Словно больше никто не подглядывает через твое плечо.

– Мне не кажется, что кто-то за мной подглядывает.

– Покажется, когда ты будешь возлагать на себя все большую и большую ответственность. И вдруг, в один прекрасный день, ты совершенно свободен! Такое вполне может ударить в голову:

– Ты хочешь сказать, что отца убил пожилой человек?

– Вполне возможно, Харди. Не торопись обвинять Каффа.

Я обдумывал ее слова на следующее утро, когда услышал гвалт на площади: то собиралась охотничья команда. Итак, разумно сказал я себе, мне следует точно установить личность преступника. Затем я отомщу обидчику и наложу запрет на память об этом. Надеюсь, мои потомки его никогда не нарушат. В конце концов, это не просто личная месть. Я ограждаю от опасности не только себя, но и дядю Станса, и Триггера, а может, весь народ Иама.

Мое желание защитить дядю изрядно поубавилось, когда распахнулась дверь и старый дурак самолично возник на пороге.

– Валяешься в постельке, Харди?

– Я планирую свой день.

– Твой день, насколько я знаю, посвящен охоте.

– Нет, у меня другие намерения.

– Ах ты, ленивый отморозок! – взревел он и шагнул через порог. – Некогда мне тут с тобой препираться!

– Тогда уходи.

Прежде я никогда не задумывался, как юноша вдруг становится взрослым. Со мной это произошло в тот самый момент, когда я решился противостоять дяде и указал ему на дверь. И тут же, в поразительно живой вспышке памяти, увидел кого-то из предков в противостоянии высокому мужчине в странной униформе…

Но дядю Станса мое мгновенное возмужание ничуть не впечатлило.

– Вставай немедленно! А не то…

Я выкатился из постели и встал. Я был на голову выше дяди. Конечно, одетым я бы выглядел намного внушительней, но не все удается предусмотреть заранее.

– Я прекрасно понимаю, как важна охота для Иама, – произнес я ровным голосом. – Пойми и ты: если я говорю, что у меня другие планы, значит, дело не терпит отлагательства. Сейчас у нас нет времени на дискуссию, но мы потолкуем, когда ты вернешься. А теперь можешь идти, Станс.

Дядю я «опустил» раз и навсегда.

Я не мог видеть его лица, так как Станс стоял спиной к свету, но знал, что на нем застыло выражение твердокаменной мужественности. Потом он резко повернулся и ушел, а я перевел дыхание. Я слышал, как он резкими криками созывает своих людей, и вскоре охотничья команда построилась в традиционную колонну. Станс маршировал впереди с обычной помпезностью, но его церемониальное копье выглядело как-то жалко, словно над нарядной кистью потрудились амбарные грызуны.

Я оделся, и последовал за охотниками на безопасном расстоянии, и к середине утра добрался до своего пруда.

Прежде всего я обошел его по периметру, внимательно разглядывая берега. Честно говоря, я сам не знал, что ищу: если на месте преступления и оставались какие-то посторонние мелочи, щекотунчики давно затащили их невесть куда. Понятно, я не нашел ничего интересного.

Тогда я забрался на ближайшее дерево, чтобы увеличить поле обзора, и удобно устроился на высокой ветке. Отсюда я хорошо видел дорогу на Тотни и вдали – нестройно бредущую по ней на восток охотничью команду. К северу до самого горизонта простирались моховые болота, а на юге поблескивала морская гладь.

И тут я заметил кое-что еще.

Снизу их скрывал от моих глаз покров щекотунчиков, но сверху я различил два следа, уходящих на юг. Это были очень характерные следы, и появились они сразу после оттепели, когда почва была еще сырой и мягкой.

Мотокар прибыл со стороны моря, навестил мой любимый пруд и укатил обратно.

Все мои подозрения насчет Каффа немедленно воспряли. Зачем гонять мотокар из Носса до моего пруда? Мне казалось, я знаю ответ: чтобы доставить ледяного дьявола! Каким образом, я вообразить не мог, но был уверен, что докопаюсь до истины.

Спустившись с дерева, я зашагал на юг. Щекотунчики вскоре уступили место широколиственным травам, но теперь я знал, куда надо смотреть, и не потерял следа.

До Мясницкой бухты (там когда-то забили стаю зумов) я добрался около полудня. К бухте спускается широкая каменистая ложбина, и во время ненастья там бурлит мощный поток. Но в это время года она совершенно суха, если не считать пяти небольших прудов, которые цепочкой тянутся к морю. На камнях я потерял следы мотокара, но это уже не имело значения.

Первый пруд был совсем крошечный, около трех шагов в поперечнике. Подобрав камушек, я бросил его в воду.

И ничего не случилось.

Я бросил камень во второй пруд, и вода немедленно закристаллизовалась. Остальные три дали аналогичный результат. Прекрасно! Пять прудов и четыре ледяных дьявола.

Я вернулся к первому пруду и заметил на поверхности скалы какие-то царапины, но решил, что это следы валунов, уносимых бурным потоком. Дьявола взяли отсюда, я был совершенно уверен, но я по-прежнему не знал, каким же образом.

Солнце уже клонилось к западу, когда я вернулся назад. Я еще раз обошел свой пруд по периметру, приподнимая спутанные пряди щекотунчиков, нависающие над водой. И я нашел.

Толстая витая веревка одним концом уходила в воду, другим – в густые заросли травы. Я освободил этот конец, он был по меньшей мере двадцати шагов в длину.

Все оказалось удивительно просто.

Кафф – или кто-то другой – подогнал мотокар к пруду у Мясницкой бухты, привязал один конец веревки к буксирному крюку, а второй бросил в воду. Ледяной дьявол немедленно закристаллизовал ее. Тогда Кафф тронулся с места и потащил за собой на веревке все содержимое пруда с дьяволом в придачу. Доехав до моего пруда, он столкнул в него ледяную глыбу, вытеснив при этом часть обычной. Веревку он не мог забрать с собой, так как пришлось бы ждать, пока вода опять разжижится, а вернуться надо было поскорее.

Неплохо придумано.

Я уже собирался домой, упиваясь своим скромным триумфом, когда косые лучи Фа высветили то, от чего у меня мороз пошел по коже.

Там были еще следы мотокара. Два следа. И вели они к Иаму и обратно.

Выходит, наш мотокар тоже навестил мой пруд?

Две машины отправились к одному укромному пруду примерно в одно и то же время?!

Мне очень не хотелось так думать, но если предположить, что мотокар был только один… Он выехал из Иама, свернул на юг к Мясницкой бухте, доставил ледяного дьявола в мой пруд и вернулся назад. То есть в Иам.

И эта схема логично объясняла все существующие следы.

Я пришел домой в сумерках, разжег огонь в очаге и погрузился в размышления.

Итак, когда я вернулся из Носса в Иам, в деревне уже знали о смерти отца. Какой-то рыбак сказал об этом охотникам. Но рыбаки обычно не уходят далеко от моря, а значит, наша команда охотилась среди холмов поблизости от Носса.

Что делают охотники при виде дичи? Разбегаются в разные стороны, пытаясь взять добычу в кольцо. В итоге мужчины блуждают на большой территории, не видя друг друга, а связь поддерживают криками и свистом. В такой ситуации каждый из них имеет возможность отлучиться на полдня и вернуться прежде, чем кто-нибудь забеспокоится, куда же он подевался. Любой охотник мог прокрасться в Носс, убить моего отца, заменить спирт водой и вернуться в холмы незамеченным. А позже он мог совершить еще одну вылазку, чтобы подменить тело и выставить меня лжецом – времени ему вполне хватило бы.

Значит, мне придется потолковать с людьми Станса, когда они вернутся с охоты.

Что я знаю о мотокаре? Ледяной дьявол появился в пруду, когда я сидел под домашним арестом, и произошло это, скорее всего, в первые же дни после моего возвращения из Носса. Но никто в Иаме не мог воспользоваться мотокаром втайне от односельчан, ведь машина это шумная, к тому же необходимо иметь официальный предлог для поездки. Люди наверняка вспомнят, кто и когда брал машину, так что найти водителя будет не так уж трудно.

Самым очевидным кандидатом был, естественно, Станс.

Но может ли человек зарезать собственного брата?..

По крайней мере; у него должна быть очень веская причина. Однако мой отец был чрезвычайно полезен Стансу и крайне тактичен при этом, всегда оставаясь у него за спиной. Разве что Станс заподозрил отца в заговоре с целью захвата власти? Чепуха. Всем жителям Иама была хорошо известна непоколебимая верность Бруно своему младшему брату.

Я лег в постель, но еще долго не мог заснуть.

Утром я сразу отправился к навесу, под которым стоял наш мотокар. Буксирный крюк позади грузовой платформы недавно использовался, на что указывал отполированный веревкой металл, но это было все. Машина оказалась совершенно чистой, если не считать раздавленных щекотунчиков, прилипших кое-где к ободьям колес, но ведь они растут повсюду.

Никаких ключей к разгадке личности преступника!

Весну я нашел в амбаре, где она с двумя другими женщинами занималась подсчетом скудных припасов.

– Я думала, ты на охоте, – озабоченно сказала она.

– У меня были другие дела.

– Надеюсь, ты не поссорился со своим дядей. Он выражал твердое намерение взять тебя с собой.

Я невольно представил, как блуждаю в одиночестве в густом лесу, а мой родной дядя выскакивает из кустов с церемониальным копьем в руках и смертоубийственным выражением на квадратном лице.

– Станс немного расстроился, но он переживет. Кстати, хочу тебя спросить… Кто-нибудь использовал мотокар после смерти отца?

– Мотокар? – Казалось, она была удивлена. – Ну конечно, почти каждый день. Мы обработали новый участок земли.

– Новый участок?..

– Ну да, на старом-то – неурожай. Мы посеяли зерно заново.

– Понятно. Но при чем тут мотокар?

– Ну, это была идея Дурочки Мэй. Головастая девчонка, ничего не скажешь. Мы не стали пахать на локсах, а прицепили к машине сразу несколько плугов. И быстро, и хорошо. Не понимаю, почему мы раньше так не делали.

– А кто управлял машиной?

– Да почти все, по очереди. Это как раз было нетрудно. Самые большие хлопоты доставил твой дядя Станс: он отчего-то считает мотокар своей личной собственностью. Но Ванда урезонила его, обратившись к памяти предков – мотокар всегда принадлежал общине. Крыть Стансу было нечем, – Весна улыбнулась с явным удовлетворением. – Так что мы просто завели машину и поехали, а его послали к Раксу.

– Хотелось бы мне на это посмотреть! – Тут я кое-что вспомнил. – Но почему я не слышал, чтобы мотокар уезжал и возвращался каждый день?

– Потому что он оставался в поле. Мы поддерживали огонь всю ночь и начинали работу чуть свет. А твой дядя целыми днями слонялся вокруг, предсказывая ужасную катастрофу. Если бы твой отец был с нами… – Она вздохнула. – Бруно знал, как вправить мозги Стансу.

– Да, конечно. – Я задумался. – А по ночам на мотокаре никто не ездил?

– С какой стати?

– Я просто полюбопытствовал, вот и все.

Весна молча разглядывала мешок с мукой. Глаза ее затуманились.

– Мне очень не хватает твоего отца, – сказала она наконец. Я ушел, так и не узнав ничего полезного.

А через пару дней кое-что произошло.

Я как раз жарил на обед свою скудную порцию мяса, когда услышал пыхтение мотокара и подошел к окну.

То был мотокар из Носса. За румпелем сидела Лонесса, а рядом с ней… Мое сердце подпрыгнуло, потому что рядом с ней стояла Чара, невероятно прелестная в коротком белом платье из шерсти локса и широкополой шляпе из красной соломки. Увидев меня в окне, она улыбнулась и помахала рукой.

Сердце мое подпрыгнуло второй раз, а дыхание остановилось. Что это со мной? Было бы обидно умереть прямо сейчас, когда я, кажется, прощен.

Поскольку Станс и Триггер охотились, я решил, что несу ответственность за мужскую деревню. К сожалению, великолепный церемониальный плащ отца потерялся в тот трагический день. Но я надел одну из его самых эффектных накидок и отправился выяснять причину и цель неожиданного визита.

Чару и Лонессу я нашел в амбаре. Лонесса спорила с Вандой.

– Это вас не касается! – Сухое лицо Ванды выражало непобедимое упрямство.

– Коснется, если вы снова придете просить у нас еду.

– Мы благодарим вас за рыбу, она помогла нам переждать прошлую стужу, – с деревянной любезностью произнесла Ванда. – Мы приняли меры, чтобы в этом году зерна хватило на обе деревни.

– И тем не менее я должна осмотреть поля.

– Это неслыханно!

– Думаю, ты не будешь возражать.

– Конечно, буду! Предоставь эти заботы нам!

– Мне нетрудно увидеть ваши посевы, покатавшись на мотокаре, – Лонесса скупо улыбнулась. – Но я надеялась, что ты сама мне все покажешь, Ванда.

– У тебя нет прав в Иаме, Лонесса! Предводительница Носса потеряла терпение.

– Я приехала сюда с миром! Весь Носс взбудоражен тем, что я согласилась оказать вам помощь. Я хочу лично удостовериться, что вы способны вернуть долг.

Я понял, что настало время вмешаться.

– Мне кажется, это разумно, Ванда.

– Разумно? – взвизгнула наша предводительница. – Разве ты не видишь, Харди, что она поставила себя над Иамом!

– Нет, мы сами поставили ее над собой, когда взяли взаймы рыбу. О чем теперь спорить? Покажи Лонессе все, что она захочет. В том нет никакого вреда.

Жилы на морщинистой шее Ванды надулись, она яростно сверкнула глазами… И вдруг расслабилась и кивнула.

– Наверное, ты прав, Харди. На меня тоже валятся все шишки. Пойдем, Лонесса, нам надо обернуться до темноты.

Они ушли, оживленно болтая. Лонесса явно забыла про Чару, и мы остались стоять, уставившись друг на друга.

– Отличная работа, Харди, – улыбнулась она.

– Раньше мне велели бы заткнуться, вот и все.

– Но теперь все изменилось, не так ли?

– Хочешь посмотреть, где я живу? Я кое-что припас для тебя.

– Для меня? – Казалось, она волновалась. – Почему для меня?

– А вот увидишь…

Мы прошли через всю деревню под любопытными взглядами мужчин. Чара была невозмутима. Я отворил дверь, пропустил ее вперед и плотно закрыл дверь за собой. Потом я извлек кристалл из-за выщербленного камня в стене и вручил его Чаре.

– О, Харди! Огромное тебе спасибо! – Она порывисто обняла меня, так крепко, что должна была почувствовать, как колотится сердце в моей груди. – Где ты его нашел?

– В пруду близ дороги на Тотни.

Она сразу отпустила меня и отступила на несколько шагов.

– В пруду? Но как он мог туда попасть?

– Садись, я все тебе расскажу.

После смерти отца я сложил наши спальные меха в одну большую груду, и мы чинно уселись на нее.

– И что ты обо всем этом думаешь? – спросил я, когда закончил повествование.

– Я думаю, ты должен быть очень осторожным, – немного поколебавшись, сказала она. – Я не хочу, чтобы с тобой случилось что-нибудь плохое.

– О! А почему? – Ну…

– Потому что я тебе нравлюсь? – Благодарение Фа, насколько легче произносить такие слова в полутьме!

– Ну… да.

– Но ведь я земляной червяк?

– О!

Я скорее почувствовал, чем увидел, как она сделала нетерпеливый жест, и тут мне на помощь пришла неустойчивая меховая гора: Чара свалилась прямо на меня, и я обнял ее одной рукой.

Это был не самый лучший момент для визита, но дверь отворилась, и меня ослепил яркий свет фонаря. Проморгавшись, я увидел доброе лицо матери, а ведь могло быть намного хуже.

– Ради Фа, Харди! Лонесса ищет Чару. Они заночуют в доме Ванды. А тебе, девочка, лучше бы поторопиться.

Мы уже стояли на ногах. Чара беспомощно проговорила:

– Но я не знаю, где это.

– Я тебя отведу, – предложила Весна.

Я блаженно растянулся на меховой постели и оживил события дня во всех подробностях и деталях. На это ушло полночи, не меньше.

Чара хихикнула.

– Извини, Харди. Но это безумно смешно, правда.

– Таковы наши традиции, – поспешил оправдаться я.

– Но почему твой дядя Станс так по-дурацки размахивает копьем? А все остальные маршируют за локсами, выстроившись цепочкой? Почему бы им не войти в деревню, как все нормальные люди? У нас в Носсе рыбаки просто пристают к берегу и разгружают улов.

– Речь идет не о вонючей рыбе, Чара! Мы охотники, у нас все по-другому.

По правде говоря, это был неподходящий момент для демонстрации гражданской гордости. Станс, как всегда, возглавлял свой отряд в сопровождении шести локсов, но пять животных несли на себе только свернутые тенты и меха. Лишь один из локсов, шагавший впереди, являл народу результат четырехдневных усилий охотничьей команды: тощее долгошеее создание о трех ногах – жалкий плод неблагоприятных мутаций, обычно почитаемый несъедобным.

Разглядев костлявого мутанта, Чара безудержно захохотала.

– Спасибо, но я предпочитаю рыбу!

– Никак уродец подох на бегу, не так ли, Станс? – насмешливо выкрикнул кто-то среди шумного веселья и хохота. Но многие сразу вернулись в свои дома, дабы в узком кругу обсудить очередное свидетельство того, что Великий Локс окончательно оставил народ Иама.

– И это все? – критически спросила Лонесса у Станса.

– Мы не нашли дичи. – Теперь, когда односельчане разошлись, уже не было нужды притворяться, и Станс выглядел самим собой: маленький, усталый человечек, вынужденный смириться с неудачей. – Еще слишком рано, – пробормотал он.

Лонесса уставилась на него долгим, не сулящим ничего хорошего взглядом. Потом она отвернулась и забралась в мотокар.

– Поехали, Чара!

Чара помахала мне рукой, и они свернули на южную дорогу.

– Охота не удалась только из-за тебя! – немедленно разразился Станс.

– Да ну? Разве вы видели другую дичь, кроме этой дохлятины? Наверное, не там искали?

Он бросил на меня угрожающий взгляд, не хуже Лонессы, резко развернулся и отправился домой.

По традиции охотники устраивают веселую пирушку в честь своего возвращения, но я нашел в пивном зале мрачную компанию. Налив себе кружку пива, я присел рядом с Триггером и Каунтером и сказал:

– Не слишком много мяса за четыре дня охоты. Каунтер немедленно принял эти слова на свой счет.

– Посмотрел бы я на тебя! По крайней мере, мы старались.

– Да, – эхом откликнулся Триггер: – Мы старались.

– А ты что делал, Харди? Ты же должен был пойти на охоту?

– Я немного прихворнул.

– Отец взбесился, как хрипун, когда ты остался дома, – с ухмылкой сообщил Триггер. – Он сказал, что ты сущий позор Иама. Отец собирается отчитать тебя, как только побеседует с Вандой.

– А после разговора с Вандой он взбесится еще больше, – усмехнулся Каунтер.

– Печально, но мы уже поговорили. Значит, все полагают, что мое присутствие на охоте привлекло бы дичь?

– Возможно, – подтвердил Триггер.

– А может быть, твоему отцу следовало устроить охоту в другом месте? Там, где дичь водится?

– И где это место, если ты такой умный?

– В прошлый раз вы неплохо поохотились в окрестностях Носса, разве не так?

– Возле Носса? А, это когда твой отец… – Даже у Триггера хватило такта смутиться. – Да, охота была удачной, – закончил он.

– Еще бы. Вы добыли пять лоутов за три дня. А как? Окружали дичь широким кольцом и сгоняли ее к середине?

– Ну да, так мы и делали! – радостно подтвердил Триггер, вспомнив золотые денечки.

– Но ведь люди часто теряют друг друга при таком способе охоты? Почти на целый день?

– Кто сказал, что я потерялся возле Носса? – возмутился Триггер.

– Не было этого!

– Конечно, нет. Это был кто-то другой, правда?

– Никто не потерялся! Мы, охотники, никогда не теряемся! Каунтер внимательно посмотрел на меня.

– А почему ты об этом спрашиваешь?

– Просто интересуюсь охотничьей тактикой.

– Тактика охоты тебя не касается. Это дело моего отца, и только! – разбушевался Триггер. – Теперь, когда твоего старика нет, никто не мешает предводителю дурацкими советами!

– А ну вас к Раксу, – пробормотал я и встал, оставив их сидеть. Я присоединился к двум охотникам, стоявшим с кружками у стены. Вскоре я перевел разговор в желаемое русло.

– Лоуты? – переспросил Кворн, старший помощник Станса. – Да, в это время года у побережья встречаются лоуты. Они дожидаются грума, я так думаю.

– А в прошлый раз как вы узнали, что лоуты бродят в окрестностях Носса?

– Твой отец и сказал, кто же еще? Он получил из Носса весточку.

– Да уж, охота была так охота, – протяжно произнес второй охотник по имени Патч. – Лоуты быстрые твари, очень быстрые. Мы брали их в широкое кольцо.

– Очень широкое?

– Ага. Очень широкое. Ага. Это секрет охоты на лоутов – широкое кольцо.

– Трудно, наверное, почти весь день не видеть друг друга?

– Ага. Ага. Это может быть трудно, – приступил он к пережевыванию новой темы, но я быстро вмешался:

– Кто-нибудь может потеряться, верно?

– Охотники никогда не теряются, – твердо сказал Кворн. Что было, естественно, неправдой: я сам неоднократно терялся на охоте, но может быть, новички не идут в счет. Так или иначе, я задел его профессиональную гордость.

– Мы можем не видеть никого, но вечером мы все встречаемся, – сказал Патч.

– Это вроде инстинкта, – заметил Кворн.

– Охотничий инстинкт, – с гордостью подтвердил Патч.

– Ну и как там было, на той охоте? – Я терял время понапрасну и знал это. – Кто-нибудь пропадал надолго?

– Не видел ни души целый день, – сообщил Патч. – Но вечером мы все собирались вместе. Охотничий инстинкт, иначе не скажешь.

Несколько дней назад я думал, что уже приблизился к разгадке тайны, но теперь очутился почти на том же месте, с которого начал. Я знал, что преступник скорее из Иама, чем из Носса, но это было все.

Возможно, кто-нибудь в Носсе видел человека из Иама в день смерти отца. Но не могу же я отправиться туда наводить справки? В Носсе сразу припомнят, как я обвинил Каффа, и хорошо, если удастся унести ноги.

Уже смеркалось. Я засветил лампы, разжег очаг и поставил вариться супец из сушеной рыбы. Я как раз раздумывал, каким же образом перебить опостылевший рыбный вкус, не говоря уж о запахе, когда Станс с грохотом ввалился в дверь и занял стратегическую позицию в центре комнаты.

Сидя на корточках, я бросил взгляд через плечо и сразу же вернулся к своему горшку: на поверхности начала сгущаться противная белая пена – чрезвычайно питательная, по утверждению мистера Мак-Нейла. Я почти физически ощущал, как Станс буравит мою спину глазами.

– Что ты должен рассказать о себе?

Это был странный вопрос, но весьма типичный для Станса.

– Да ничего особенного, – сказал я нарочито небрежно. – А что ты должен рассказать о себе, Станс?

– Что? Что? – Я услышал быстрые шаги, и на мое плечо упала тяжелая рука. – Что ты сказал?!

Я повернулся и встал. Я был на голову выше его, и его жест со стороны выглядел дружеским. Кажется, он понял это и отдернул руку.

– Заруби себе на носу, Харди! Я не позволю беспокоить моих людей.

– Хорошо. Что-нибудь еще?

Он явно не ожидал такого ответа.

– А разве этого мало? – Как скажешь, Станс.

– ДЯДЯ СТАНС, бесстыжий отморозок!

– Это правда, ты мой дядя.

– И никогда не забывай об этом!

– Вряд ли я смогу забыть такое, Станс.

Что-то в его лице изменилось, но он по-прежнему взирал на меня, как на упрямого локса.

– Мои люди сказали, что ты выражал сомнение в их компетентности, а значит, и в моей. Я не потерплю этого, Харди, слышишь, не потерплю!

Я начал уставать от этого маленького глупого человека. Без благотворного влияния отца он был всего лишь напыщенным прототипом своего сына-осла. Но как же от него избавиться? Я попытался сменить тему разговора.

– Будем надеяться, что животные скоро начнут мигрировать, иначе нам придется пережить еще одну голодную стужу. Ты не помнишь, была ли когда-нибудь стужа похуже прошлой?

Он уставился на меня, открыв рот. И наконец произнес с очевидным усилием:

– Ты говоришь о том, чего не понимаешь. Это не входит в твою крошечную сферу ответственности. Я должен напомнить тебе, Харди, что предводитель здесь я. – В глазах его, как мне почудилось, вспыхнул безумный огонек. – Прошлого нет, оно умерло! Теперь для нас имеет значение только будущее, и мы должны принять его со стойкостью и здравым смыслом. Слишком долго мы обращались к предкам, а в итоге повторяли одни и те же ошибки из поколения в поколение.

Станс святотатствовал!..

Неужто он сошел с ума? Лампа, освещавшая лицо дяди снизу, придавала ему демонический вид; глаза невидяще вперились в дальнюю стену.

– Станс! – Я схватил его за плечи и потряс.

– Что? – Он моргнул и уставился на меня.

– О чем ты говоришь?

– Я… Сейчас тяжелые времена, Харди. Ты не поймешь. – Казалось, Станс выговорил весь свой гнев. – Время покажет, – пробормотал он к моему изумлению, повернулся и вышел, тихо прикрыв за собой дверь.

Я все еще был ошарашен, когда вскарабкался по лестнице на чердак, где время от времени ночую для разнообразия. Внезапно меня посетила ужасная мысль: уж если Станс действительно спятил, то предводителем станет Триггер… И что же тогда будет со злосчастным Иамом?!

Но возможно, они назначат временного предводителя до тех пор, пока Триггер не достигнет возраста благоразумия, если это вообще возможно. Таких прецедентов было предостаточно, и я знал, что здесь есть одна тонкость: временный предводитель получает свой статус на продолжительный срок. И если Триггер не проявит никаких признаков возмужания… то постоянным предводителем стану я.

Я так и сяк обдумывал эту пугающую возможность, когда внизу раздался скрип входной двери, а за ним – сдавленный шепот. Потом я услышал тихие шаги, крадущиеся к лестнице на чердак.

У нас не принято врываться в чужие дома по ночам. В нашем мире вообще творится очень мало преступлений. И если бы не события последних дней, я бы, наверное, лишь удивился необычной ситуации. Но теперь я, заподозрив самое худшее, поспешно выкатился из мехов и натянул одежду. Непрошеные гости перешептывались уже у самого основания лестницы.

Что делать? Оружия у меня нет, а если те замыслили зло, у них ножи. Конечно, я могу ударить ногой по голове того, кто первым покажется в люке, но это лишь отсрочит неминуемое. Конечно, я могу закричать, но никто не обратит внимания на вопли среди ночи: это обычное следствие черной вспышки памяти, земляне называют ее ночным кошмаром.

Мне оставалось только бегство, но враг мой, скорее всего, способен поднять на меня половину мужского населения Иама. А я великолепно запомнил разъяренных мужчин Носса! Толпа не посчитается с законом и традициями, и Чара на сей раз не прибежит меня спасать.

На чердаке когда-то хранили припасы, и под коньком крыши было пробито небольшое окошко, снабженное скобой и блочком для подъема корзин с продуктами. В детстве я частенько развлекался с этим устройством, пока веревка не лопнула, и я не грохнулся на землю. Отец не стал привязывать новую бечеву, и сейчас мне пришлось пожалеть об этом. Делать было нечего: я открыл ставни, перекинул ноги через подоконник и, оттолкнувшись, канул во тьму.

Грохнулся я не хуже, чем в детстве, сразу попытался встать и тут же упал. Правая лодыжка взорвалась нестерпимой болью, и хорошо, если это не перелом.

– Его здесь нет, – услышал я голос наверху.

– Но он должен быть здесь, – возразил кто-то другой. – Он где-то прячется.

Скоро они сообразят, куда я делся. Я встал и, стиснув зубы, заковылял в сторону женской деревни, так быстро, как только мог. Ночью по морозу далеко не уйдешь, и мне необходимо было убежище.

– Харди, во имя Великого Локса! Что ты здесь делаешь в такое время?

– Я все тебе объясню, – быстро сказал я, протискиваясь в дверь и плотно закрывая ее за собой.

Весна стояла передо мной в белой ночной рубашке из земной материи, с небольшой, тускло горящей лампой в руке.

– Значит, это случилось, Харди? Сколько их было?

– Больше одного, уж это точно.

– Ты узнал кого-нибудь?

– Нет, я не стал задерживаться.

Весна потушила лампу, и мы сидели в темноте, пока я подробно излагал суть дела.

– Ночью они далеко не пойдут. До утра я буду здесь в безопасности, если ты не возражаешь, конечно.

– Конечно, нет, дорогой.

– Спасибо, – пробормотал я в смущении. – Я уйду на рассвете. – Было очень странно зависеть от женщины, но я доверял Весне.

– Куда ты пойдешь?

– Пока еще не решил. Возможно, в Носс. Я не собираюсь уходить далеко. В Иаме происходит что-то странное, и я желаю быть в курсе событий.

– По-моему, в Носсе тебя не слишком жалуют?

– То было недоразумение. Я все улажу.

– Она тебе поможет.

– Она?..

– О, ради Фа, Харди, не пытайся меня одурачить! Твой отец и я… мы другие. Что бы там ни было, ты мог унаследовать это от нас. – Весна вздохнула. – Люди не умирают парами, знаешь ли. Поэтому люби свою Чару, пока возможно. Твой отец замечал, что она относится к тебе так же, как я к нему.

– Я никогда не видел пару, похожую на вас с отцом.

– Правда? Тогда послушай, что я тебе скажу. В Иаме есть и женщины, похожие на меня, и мужчины, похожие на Бруно. Просто у них не хватает духу признать, что они не такие, как все. Бруно ничего не боялся, но ведь он имел высокий статус.

Я молчал в замешательстве, и Весна сказала:

– Ладно, я ложусь спать. Меховые подстилки найдешь в том углу.

– Я уйду на рассвете.

– Возьми горячий кирпич и пару шкур. В хлеву за амбаром есть несколько локсов, одного можешь взять. Пешком ты далеко не уйдешь.

– Большое спасибо!

– Удачи тебе, Харди. – Ее рубашка прошелестела в темноте, я ощутил теплое дыхание, и мягкие губы прикоснулись к моему лбу. Потом она ушла, оставив меня в растерянности.

Я проснулся, когда сквозь ставни пробивался серый свет, поспешно встал и тут же со стоном упал на пол. Я снова поднялся, как можно осторожнее, добрался до ближайшего окна, приоткрыл ставни и внимательно изучил больную ногу. Щиколотка невероятно распухла и была багрового цвета с темными, почти черными пятнами. В целом моя правая нога не составляла впечатления конечности, при помощи которой можно ходить.

Я сел, закутался в меха и стал думать, что делать дальше. Задерживаться было нельзя. Если моя мать увидит эту ногу, то постарается меня задержать, а то еще, чего доброго, пошлет за лекарем. Нет, я должен уйти, невзирая на боль, в Иаме оставаться небезопасно.

Я прилег на минутку, чтобы облегчить боль… и проснулся от криков и стука в дверь. Комнату заливал яркий солнечный свет. Я подвел Весну – мои враги явились за мной.

– Сейчас! Сейчас!

Весна спускалась по лестнице с чердака. Увидев меня, она приложила палец к губам и указала на черный ход. Во входную дверь опять заколотили. Я схватил пару шкур и выбрался через заднее крыльцо.

– Дайте же мне одеться, ради Фа! – закричала Весна. – Что вам нужно в этакую рань?

Ответа я не разобрал, но прозвучал он угрожающе. Потом раздался грохот и негодующий вскрик Весны. Мои враги вломились в дом, и кто-то резким тоном начал задавать вопросы.

Я огляделся в поисках спасения. За домом лежала открытая местность. Бежать я не мог, а возможно, не мог и ходить. Все, на что я годился, – это обогнуть дом, пока преследователи оставались внутри, встать на проезжей дороге и кричать что было мочи, привлекая внимание. Возможно, они не рискнут разделаться со мной на людях?

Я дохромал до угла дома и свернул в узкий проход между домами, но тут споткнулся и привалился к стене, задыхаясь от отчаяния: проход был наглухо перегорожен. В панике я никак не мог сообразить, чем.

Я кинулся на препятствие грудью, и оно вдруг мягко подалось. Я перевалился через какой-то барьерчик на уровне живота и упал в тем ноту. Нащупав груду мехов, быстро заполз под нее и забился в угол, стараясь дышать как можно тише.

– Я не видела его, говорю вам еще раз! – где-то рядом кричала Весна. – Или вы не знаете, что это женская деревня, отморозки?

– Он где-то здесь, – сказал мужчина очень близко, и я окаменел: этот голос был мне слишком хорошо знаком.

Часть загадки в конце концов разрешилась.

И тут пол подо мной задвигался.

Это было так неожиданно и так нереально, что я чуть не заорал, но успел взять себя в руки, решив, что это подземный толчок. Мне надо лежать очень тихо, а враги оставят Весну в покое и уйдут.

Но пол все продолжал трястись и раскачиваться, и до меня наконец дошло, что виной тому не землетрясение – я еду в какой-то повозке.

И в данный момент она увозит меня от врагов!

Я лежал, как мертвое животное. Больше всего на свете я боялся услышать удивленный возглас, после которого с меня сдернут меха. Повозка остановится посреди дороги, ее хозяин громогласно потребует объяснений, и мои преследователи окажутся тут как тут.

Нет, они не прикончат меня при свидетелях, но найдут предлог, чтобы забрать меня с собой, невзирая на мой предполагаемый статус. Потому что голос, который я слышал последним, принадлежал моему родному дяде Стансу…

– Ну ладно, вылезай оттуда! С меня сорвали меха.

Я заморгал от яркого света и приготовился было к сражению, когда обнаружил перед собой знакомое лицо.

– Клянусь пресветлым Фа! – воскликнул Смит. – Да это же малыш Харди!

Я окинул быстрым взглядом мирную обстановку фургона: объемистая Смита на коленях у тлеющей жаровни, кучи угля и металла, корзины с инструментами и овощами, рассеянные в случайном порядке. Завешенный шкурами вход и кожаный тент надежно скрывали меня от посторонних глаз. Смита справилась с изумлением и широко улыбнулась.

– Пожалуйста, не выдавайте меня! Я все объясню, когда мы выедем из деревни. Только не надо останавливаться, ради Фа!

Смит без единого слова накрыл меня шкурами. Я лежал в ожидании и наконец услышал крики. Фургон продолжал катить по дороге. Должно быть, им управлял этот лорин Вилт. Крики приблизилась, и кузнец прогорланил в ответ: – Что я, по-вашему, не знаю содержимого своего фургона?

Голос Станса, запыхавшийся и совсем близко:

– Он мог проскользнуть незаметно! Остановись на минутку, и мы проверим.

– Если ты думаешь, что я позволю твоему сброду шарить в моем фургоне, то глубоко ошибаешься!

– Возможно, ты укрываешь убийцу, Смит!

– Так и быть, я пойду на этот риск.

– Если ты там, Харди, – завопил дядя, – то далеко не уйдешь! Тебе не избежать правосудия!

Мне не было нужды скрываться от правосудия, но вот от Станса… С ним самим я бы как-нибудь справился, но его сопровождали избранные члены охотничьей команды, явно убежденные в том, что я кого-то убил. Наверное, собственного отца, поскольку все остальные были живы и здоровы.

За мной охотится мой родной дядя!

Интересно, чем еще я обязан своему родственничку? Ночным вторжением в мой дом? Вполне вероятно. Ледяным дьяволом в моем пруду? У Станса мотокар всегда под рукой. Убийством отца и подменой спирта? Что ж, как раз в это время он охотился в холмах у Нос-са. И Стансу ужасно не понравилось, что я расспрашивал его людей об этой охоте.

Однако способен ли он убить родного брата?

Возможно, да.

Но зачем?

Отец был чрезвычайно полезен Иаму. Но, наверное, Станс не ценил его поддержку. Недаром говорят, что предки дают нам память, но не могут дать разума, чтобы пользоваться ею в благих целях. Неужто Станс настолько горделив и подозрителен, что усматривал в помощи брата угрозу собственной власти?

Но даже если так, при чем тут я?..

С меня еще раз сдернули меха, и Смит сказал:

– Порядок, Харди! Мы уже за деревней. А теперь почему бы тебе не объяснить, из-за чего сыр-бор?

– Мне и самому хотелось бы это узнать, – мрачно ответил я, отогнув уголок шкуры, закрывающей входное отверстие в задней стенке фургона. Вдали на дороге стояла кучка мужчин: Станс и его охотники, общим счетом пять человек. Это были мои враги.

А есть ли у меня друзья?

– Иди сюда, мальчик, погрейся у жаровни, – сострадательно предложила Смита. Я подполз на четвереньках и уселся на узкую скамью.

– С такой ногой ты далеко не убежишь, – заключила она, разглядев мою щиколотку.

– Мне нельзя оставаться в Иаме.

– Это мы уже заметили, – сказал Смит. – Так как там насчет убийства?

– Точно не знаю. Но думаю, меня обвиняют в смерти отца.

– Бруно? Что за чепуха. Вы же прекрасно ладили, разве не так?

– Да, конечно, – выдавил я, с трудом сглотнув. Смит вздохнул и уселся по другую сторону жаровни.

– До Тотни еще куча времени. Лучше расскажи нам все с самого начала.

Когда я закончил рассказ, уже близился полдень. Смит пребывал в молчаливой задумчивости. Смита встала и принялась готовить еду на древней металлической сковороде, удерживая равновесие при тряске с необычайным для своей комплекции изяществом.

– Эта девушка, – сказала она, убедившись, что я окончательно замолк. – Она ведь твоя свидетельница?

– Я не хочу впутывать Носс-Чару в это грязное дело. Лонесса будет вне себя! Она терпела меня лишь потому, что симпатизировала моему отцу.

– Лонессу вполне удовлетворит извинение. Нрав у нее крутой, но она способна разумно оценивать факты, – уверенным тоном заявила Смита.

– Не думаю, что Станс и его банда пожелают выяснять мое алиби.

– А ты их перехитри. Признай перед всей общиной Носса, что ты был не прав, подозревая их человека в убийстве. Тогда Чара встанет на твою сторону и расскажет всему Иаму, что вы катались на лодке, когда твой отец был убит.

– Но… Ведь она с побережья! И женщина. Кто ей поверит? Смит издал короткий смешок.

– Послушай меня, мальчик. Я водяная ящерица из Фала, и я мужчина. Смита – земляной червяк из Алики, и она, как ты уже мог заметить, женщина. А вон там с вожжами сидит Вилт, и он лорин. И однако мы держимся вместе и прекрасно ладим друг с другом. Ты думаешь, мы все сумасшедшие? А мы считаем, что это совершенно нормально.

– У нас есть сын, он живет в Тотни, – сообщила Смита.

– Отправляйся в Носс. Помирись с рыбаками. Чара примет твою сторону, уж поверь мне, – заключил Смит, вставая. Он подошел к задней стенке фургона и раздвинул шкуры. – Ракс! Взгляните-ка на это.

Кучка мужчин с копьями, ведя в поводу верховых локсов, следовала за нами на почтительном расстоянии. Охотники не торопились, поскольку в том не было нужды.

Локсы отнюдь не скороходы, но обладают огромной силой. Пара локсов, запряженных в фургон, без особого труда сохранит дистанцию между собой и всадниками. Проблема возникнет лишь тогда, когда нашим локсам придет время попастись. Тогда пара встанет как вкопанная и приступит к объеданию придорожной растительности – тогда уже никакие вопли и пинки не сдвинут животных с места.

Смита спокойно раздала тарелки с жареным мясом и овощами.

– Времени у нас достаточно, – заметила она. – Локсы недавно поели.

– Мы что-нибудь придумаем, – заверил Смит.

Я бы предпочел услышать нечто более конкретное, но пища была как нельзя кстати. Я не ел уже целые сутки и опустошил тарелку за несколько секунд. Смита дала мне добавки. Вилт между тем сосал какую-то жидкость из подвешенного на крюке не слишком чистого бурдюка.

Поев, я начал обдумывать ситуацию.

– Но если они догонят фургон и найдут меня… Свидетели им совершенно ни к чему.

– Конечно, если твоя теория верна. – Смит тонко усмехнулся. – Но тебе я доверяю больше, чем Стансу, я ведь не забыл прошлогоднюю стужу. И вот что мы сделаем…

В середине дня мы въехали в лес, и ветви анемонов с надеждой потянулись к фургону. Смит прошел вперед и взял вожжи у Вилта. Смита напялила на лорина меховую накидку и опустила капюшон, и то же самое она проделала со мной. Фургон продолжал углубляться в темнеющий лес.

Я поглядел в щелку: погоня следовала за нами примерно в сотне шагов, сохраняя дистанцию. Понятно, что Станс не хотел оскорблять кузнеца насильственным обыском, ведь без его помощи все наши орудия труда быстро придут в негодность. Дядя со товарищи будут играть в эту игру до самой ночи, а после догонят фургон и согласно традиции попросят погреться у нашей жаровни.

Но получилось не так, как они рассчитывали.

– Давай, Вилт, давай! – выпалила Смита.

Лорин, оттолкнув меня, выпрыгнул на дорогу и вполне человеческим аллюром метнулся в заросли по левую руку от нас. Охотники торжествующе взревели и, побросав своих локсов, ринулись за ним. Вскоре они пропали из виду.

В самый последний момент я заколебался.

– Они не обвинят вас в пособничестве?

– Нет, – сказала Смита, вручая мне узелок с едой. – Вилт побегает и даст себя поймать. Они приведут его сюда, а мы скажем, что лорин отправился в убежище за молоком и сильно испугался, когда за ним погнались.

Я не понял, как можно раздобыть в убежище молока и как лорин сообразил, что ему надо делать, но времени на разговоры не оставалось.

– Спасибо, – поблагодарил я и спустился на дорогу. Широкое лицо Смиты нависло надо мной.

– Иди в Носс. Повинись. Потолкуй с девушкой.

– Обязательно, – пообещал я. – Еще раз большое спасибо.

Я свернул в лес по правую сторону дороги и захромал на юг, оберегая ногу, отбрасывая в сторону любознательные ветви анемоновых деревьев. С анемонами надо обращаться грубо, но не слишком, это вам скажет любая стригальщица.

Солнце стояло ниже, чем я думал. Скоро взойдет Ракс, а значит, мне придется провести ночь в лесу. До Носса еще целый день ходьбы, и на этом пути, насколько мне известно, нет никакого жилья. Правда, Смита щедро снабдила меня шкурами, но этого вряд ли хватит. Даже охотники Станса, невзирая на утепленные тенты, собираются ночью у центрального костра, бдительно приглядывая друг за другом. Но я-то оставался один, без тента и костра, и шансы на то, что меня охватит безумие, были как никогда велики.

Я ощутил страх, но взял себя в руки и огляделся. Лес был уже не такой густой, и в нескольких сотнях шагов к югу виднелся небольшой холм с низкой порослью наверху. На его вершину я взобрался уже почти без сил. Щиколотка пульсировала невыносимой болью. Солнце спустилось к горизонту, кругом лежали длинные тени. Я зажмурил глаза и вознес краткую молитву Фа, что говорило о явно необычном состоянии моего духа.

Потом я открыл глаза и увидел простиравшуюся к югу пустошь. Моховые болота, низкие холмы, небольшие купы деревьев. Кое-где струйки ручьев, а на горизонте краешек моря. Ни домов, ни даже дымка. Никаких признаков человеческой жизни. Ничего.

Я поискал в памяти намек на похожую ситуацию, в которой мог очутиться один из моих предков. Тщетно. В последнее время я пренебрегал преждевидением, а теперь уже поздно пытаться.

Был лишь один возможный выход из положения. Смит, конечно, давно уехал, но я могу вернуться на дорогу, найти Станса с его ополченцами и сдаться на милость победителей. У них есть все необходимое для выживания. По крайней мере, я дотяну до утра, если только Станс не решит прикончить меня на месте, не утруждая себя формальностями публичного суда.

Я развернулся и заковылял обратно на север.

Когда я вернулся к анемоновым деревьям, мне показалось, что я слышу звук шагов. Я остановился и прислушался. Сомнений быть не могло: это кто-то из членов охотничьей команды!

– Дядя Станс! – От великого облегчения я даже вернул ему почетный титул. – Я здесь! – Никогда я столь пылко не желал увидеть старого дурня, как сейчас.

Рядом затрещали кусты, и оттуда выскочил лорин. Он смотрел на меня круглыми глазами, прижимая палец к губам.

– Вилт!

Вилт схватил меня за руку своей мохнатой лапой и потянул. Он хотел, чтобы я снова повернул на юг.

– Харди! – донеслось издалека. – Ты где?

Вилт опять потянул меня за руку, гораздо настойчивей. Это был момент выбора, и я на миг задумался, как оценят его мои потомки… если они у меня будут, конечно.

Я могу выбрать Станса и хоть какую-то определенность.

И я могу выбрать лорина и полную неизвестность.

Однако в этом Вилте было нечто, внушающее доверие. Я позволил ему увести себя. Лорин побежал, держа меня за руку, а я неуклюже тащился за ним. Крики стали громче, когда мы начали обходить холм, на котором я уже побывал. Я зацепился больной ногой за корень и рухнул в резком приступе боли. Вилт начал тормошить меня, издавая неясные звуки и куда-то указывая, потом немного отошел и раздвинул нижние ветви колючего куста.

Только ненормальный рискнет приблизиться к кустарнику, который охотится на крупных животных, убивая их своими длинными шипами.

Но я увидел надежду и пополз вперед.

И куст не шелохнулся, успокоенный, как и другие существа, одним лишь присутствием лорина. Я пробрался меж шипов без единой царапины, заполз в песчаный тоннель, прикрытый его свисающими ветвями, и тут последние силы оставили меня. Вилт присел рядом и положил мне на лоб прохладную ладошку.

– Он должен быть где-то здесь. – Голос прозвучал чересчур близко.

– Глупый юнец, – громыхал Станс. – И он надеется пережить эту ночь?

– Должно быть, Смит специально послал лорина, чтобы нас отвлечь.

– Глупости, – возразил третий голос. – Как, интересно, ты объяснишь лорину, что надо делать?

– Этот лорин у Смита давно, а они смышленые зверюшки.

– Ну ладно. У Харди нет ни единого шанса выжить, – самодовольно заявил Станс. – И этим бегством он полностью доказал свою вину! Я готов признать, что Смит тут ни при чем. Думаю, Харди спрятался в куче какого-нибудь хлама, а после воспользовался суматохой с лорином.

– Ага. И лорин был одет точь-в-точь как твой племянник?

– Забудь об этом. Пошли, уже темнеет. Нам лучше вернуться к локсам.

– Надо бы еще поискать, – сказал кто-то с сомнением. – Не погибать же парню из-за собственной глупости.

– Да, это трагично, но так будет лучше для всех! – провозгласил мой дядя напыщенно. – Подумайте сами, сколько раздоров принесет нам официальный суд? Ради мира в Иаме и дружбы с Носсом я готов пожертвовать своим кровным родственником!

– Это делает тебе честь, Станс.

Голоса удалились, и я остался один на один с загадочным существом.

Тоннель был длинный и узкий, я с трудом протискивался в него ползком вслед за Вилтом. Скоро мы оказались в полной темноте. Я чувствовал, что от нашего тоннеля то и дело ответвляются другие ходы, и чтобы не сбиться с пути, держался за ногу своего мохнатого приятеля. Мы ползли и ползли, до бесконечности. Было не холодно, но колени я, казалось, протер до дыр. Сколько же нам еще придется ползти, размышлял я, и что нас ждет в конце пути.

Все знают, что лорины живут в земляных норах; ходят даже слухи, что невдалеке от Иама у них есть большое подземное убежище, но это все, что нам известно. Ни у кого не возникало желания сунуть нос поглубже. Мы не охотимся на лоринов и не разводим их ради мяса; возможно потому, что они немного напоминают уменьшенных и заросших мехом стилков. Короче говоря, лорины по большей части предоставлены сами себе.

Но одно мы знаем наверняка: эти существа чрезвычайно дружелюбны. Они готовы прийти на помощь в беде. У них вообще нет отрицательных свойств, и, на мой взгляд, было бы гораздо лучше молиться лоринам, а не солнечному богу Фа, или Великому Локсу, или всякой прочей ерунде. По крайней мере, они способны нас услышать.

Как-то я обсуждал лоринов с отцом, и он сказал мне, что во всем своем преждевидении ни разу не натолкнулся на какую-либо существенную информацию о лоринах. Только примеры их доброй натуры и готовности придти на помощь! Правда, существуют легенды, согласно которым прежде лорины умели говорить, но потом разучились, поскольку развили телепатические способности.

Считается, что легенды – воспоминания древних людей, чья кровная линия прекратилась, и потому ни одну из них не может вспомнить ни один из ныне живущих преждевидцев. Так что легенды передают из уст в уста, они постепенно обрастают всякими выдумками и, в конце концов, становятся немногим лучше лжи.

На такой лжи и основана наша религия: солнечный бог Фа в форме Великого Локса вырвал однажды наш мир из объятий преступного Ледяного Дьявола – Ракса. И еще одна ложь: Козел-прародитель, сидя на своем облачке, порождает всех и вся. И еще легенда о Дроуве и Кареглазке – бессмертной паре, которая спасла наш мир, когда Ракс чуть было снова не одержал победу. Согласно легенде, лорины играли решающую роль в этой героической саге.

А теперь и я вручил свою жизнь лорину.

Внезапно я почувствовал, что почва под моими коленями стала мягкой, сухой и рассыпчатой, как песок. Стены тоннеля расширились и пропали. Я отпустил ногу Вилта и широко развел руки. Ничего. Мы явно вползли в просторную пещеру. Вилт опять схватил меня за руку и дернул вверх. Я послушно встал. Вокруг меня шелестели легкие шаркающие шаги, я слышал странные чмокающие звуки, словно кто-то присосался к бурдюку с водой.

Я был в убежище лоринов.

Мы всегда знали, что такие убежища существуют, но, насколько мне известно, я стал первым человеком, который туда попал. Я понял, что проведу эту ночь в безопасности.

– Спасибо, Вилт, – сказал я и отпустил руку мохнатого приятеля. Шагнув вперед, я сразу наткнулся на что-то, свисающее с потолка: оно откачнулось и, вернувшись, легонько шлепнуло меня по лбу. Я схватил эту штуку. Она была теплой, податливой и казалась частью какого-то живого создания.

Я поднял руку и, привстав на цыпочки, коснулся кончиками пальцев потолка из той же мягкой плоти. Я передвинулся: теплая плоть продолжалась, и еще одна свисающая штука коснулась моего лица.

– Вилт! – позвал я.

Рука лорина прикоснулась к моей.

– Что это?

Он снова повел меня вперед, и скоро я очутился в целой чаще странных штуковин; здесь они свисали гораздо ниже. Потолок опустился – я задел его головой, и Вилт дернул мою руку вниз. Я послушно сел, и тогда он приложил одну из этих штук к моим губам.

Теперь я понял: это был огромный сосок.

Вилт пропихнул его в мой рот.

Теплая жидкость имела приятный вкус, я различил в ней оттенок моего любимого сока коми и начал жадно сосать. Вскоре на меня напала ужасная сонливость, и я привалился к теплой стене, переходящей в потолок. Мелькнула мысль, что на самом деле я ВНУТРИ огромного создания, но я уже спал, спал, спал…

Меня разбудил Вилт, дергая за руку. Я отполз от стены и встал: нога совсем не болела. Лорины обладают необъяснимой целительной силой. Мы выбрались из пещеры-кормилицы в лабиринт тоннелей, и скоро я увидел впереди дневной свет.

В лесу было тепло. Слишком тепло, и сперва я решил, что уже за полдень, но длинные тени сказали мне, что сейчас раннее утро. Великолепный денек для пешего похода в Носс, подумал я и воспрял духом.

Направившись на юг, я вскоре вышел на древнюю, почти заброшенную дорогу между Тотни и Носсом, которая извивается между прибрежными холмами. Время от времени я видел кусочек моря, но не встретил ни одного животного. Станс все-таки оказался прав: в этом году просто нет дичи.

Людей я тоже почти не видел. По дороге мне попалась лишь одна жалкая ферма рядом с крошечным священным леском. Я решил заговорить с женщиной, которая вместе с дочерью окучивала чахлые корнеплоды.

– Похоже, этим летом овощи не успеют созреть. Она бросила на меня недружелюбный взгляд.

– Мы справимся. Мы всегда справлялись.

Это была упрямая старая дура; Дочь посмотрела на меня, и я заметил страх в ее глазах. Она была немолода, возможно, в возрасте моей матери.

– Почему бы вам не переехать в Носс?

– С какой стати? – резко сказала старуха. – Мы всегда жили здесь.

– В Носсе нет недостатка в рыбе.

– Мой муж ушел на рыбалку, – тупо проговорила она. Ее муж. Еще одна неестественная связь?

– Мама, – напомнила дочь. – Папа ушел на рыбалку двадцать три дня назад.

– Двадцать три дня? – Мясницкая бухта была в нескольких часах ходьбы. – Я бы сказал, что это слишком долгий срок.

– Он вернется! – взвизгнула старуха.

– Ну разумеется, – поспешно пробормотал я и ушел. Дочь догнала меня через сотню шагов.

– Я ходила в Мясницкую бухту.

Я остановился и увидел широкое, миловидное лицо в мелких преждевременных морщинках от работы на солнце. Каштановые волосы, подхваченные грубым шнурком, достигали талии. Грудь у нее была впалая, плечи – сутулые. Вряд ли у этой женщины появятся дети, и линия ее памяти умрет вместе с ней.

– Ты что-то нашла?

– Лодку отца в том месте, где он ее хранил.

– И больше ничего?

Она молчала, потупившись, но я хорошо помнил цепочку прудов в каменистой ложбине. Ледяной дьявол выталкивает кости из пруда через несколько дней, но женщина не желала признавать, что это кости ее отца.

– Папы там не было, – сказала она наконец. – Можно я пойду с тобой в Носс?

– А как же твоя мать?

– Одной ей хватит еды до оттепели. – Она взглянула из-под густых бровей. – Меня зовут Елена.

– Это земное имя.

– Так захотел отец.

За всю дорогу до Носса она произнесла лишь несколько слов. Мы добрались туда во второй половине дня.

– Что ты здесь делаешь? – резко спросила Лонесса. – Мы думали, ты погиб.

Плохое начало. Уже на подходе к Дому собраний я услышал гневные крики, а заглянув туда, обнаружил Уэйли и Лонессу, которые взирали друг на друга с неприкрытой враждебностью. Теперь три сердитых глаза и один слепой уставились на меня.

– Я зайду попозже, – поспешно проговорил я и попытался ретироваться, но Уэйли остановил меня:

– Нет уж, входи. Мы всегда рады видеть гостя из Иама. – Губы его тронула улыбка. – Очевидно, мы получили неверные сведения о… гм, состоянии твоего здоровья. Садись, Харди. Что привело тебя в Носс?

Интересно, что им успели рассказать обо мне и кто это сделал? Я взял драматическую ноту, дабы сразу приковать их внимание.

– Моя жизнь в опасности. Я прошу у вас политического убежища.

– Вот оно что! – Уэйли был впечатлен. Лонесса скептически фыркнула.

– А почему ты не ищешь убежища в Иаме? Это твоя родная деревня.

– Потому, – провозгласил я, – что корни этой опасности, увы, произросли в самом Иаме. – Даже Станс не смог бы выразиться помпезнее, и я поспешно сменил тон. – Все началось, когда отец был убит в Носсе… Я повел себя тогда как абсолютный дурак, признаю! Единственное смягчающее обстоятельство в том, что я был не в себе. Я необдуманно бросил ужасное обвинение, о чем глубоко сожалею. Надеюсь, вы примете мои искренние извинения. Лонесса загадочно улыбнулась.

– Поговори с нашими мужчинами и повинись, – пришел мне на помощь Уэйли. – Со временем все предстает в ином свете.

– Так или иначе, – продолжил я, – кризис разразился пару дней назад, после твоего визита в Иам, Лонесса.

– Но меня не было в Иаме пару дней назад.

– Как? Я же сам видел…

– Ты не мог меня видеть! Я не была в Иаме уже тридцать дней, – сердито перебила Лонесса.

– Это правда, – подтвердил Уэйли. Я уставился на них в изумлении.

– Но как же? Ты приехала поговорить с Вандой о посевах…

– Это было больше тридцати дней назад, как я уже сказала. Или ты сомневаешься в моей памяти? – Носский Дракон яростно сверкнул глазами.

– О нет. Конечно, нет. Постойте, дайте мне подумать… Лорины! Они умеют воздействовать на человеческий мозг, это все знают. Когда я приполз в их убежище с больной ногой, стояла прохладная погода. Я вышел оттуда на двух ногах в необычайно жаркий день. Сколько же времени я проспал?

– Прошу прощения, – сказал я смиренно. – Конечно, вы правы. Боюсь, я потерял счет времени, ведь столько всего произошло за последние дни.

– Мы слышали, что ты потерялся ночью в лесу и умер, – сказала Лонесса.

– Я выжил, как видишь. Кто сказал тебе, что я умер? Она пожала плечами.

– Все об этом знают.

Я отложил размышления о лоринах до лучших времен и поведал им все, что со мной случилось.

Когда я закончил, Лонесса сказала:

– Сначала Кафф, а теперь Станс. Предводитель Иама хочет убить собственного племянника? Мне трудно поверить в это.

– Если мы тебе поверим, у нас начнутся большие сложности с Иамом, – заметил Уэйли.

– Ничем не могу вам помочь, – устало произнес я. Я шел пешком весь день, а не ел по меньшей мере тридцать суток. – Скажите мне только одно. Кто-нибудь видел Станса в Носсе в тот день, когда убили отца?

– Ваши охотники находились недалеко, у восточных обрывов, – сказал Уэйли. – Но в деревне я их не видел.

– Я тоже, – подтвердила Лонесса. – Если бы Станс появился здесь, его бы сразу заметили.

Я внимательно разглядывал лица Лонессы и Уэйли, пытаясь уловить признаки лжи. Я хорошо их понимал. Никто не желал выдвигать обвинение в убийстве против предводителя Иама. С другой стороны, в Носсе могли и вправду ничего не знать.

– Единственным чужаком в Носсе, насколько мне известно, был в тот день Ничей Человек, – сказала Лонесса тоном оскорбленной праведницы.

– Да, он приехал с нами. У него не было никаких причин убивать отца.

– Ничей Человек не всегда отвечает за свои поступки, – заметила Лонесса. – Он затаил зло против властей и мог воспользоваться случаем…

– Он затаил зло против властей Носса, а не Иама.

– Но обстоятельства его зачатия?.. – мурлыкнула она.

– Я знаю о них лучше тебя. Я преждевидел это событие.

– Ну конечно. Ведь Иам-Эрнест был замешан…

– Мой дед не был замешан, – твердо сказал я. – Он всего лишь присутствовал.

– Ничей Человек больше подходит на роль подозреваемого, чем Иам Станс, – вмешался Уэйли.

– Я же рассказал вам, чей голос слышал, когда прятался в пещере лоринов.

– У тебя нет никаких оснований связывать слова Станса со смертью Бруно. Он сказал это в сердцах.

Безнадежно. Они уже приняли решение и будут стоять на своем.

– Ну ладно, – отступил я. – Допустим, мы не пришли к согласию. Могу я остаться в Носсе на некоторое время?

– Не смей беспокоить Чару! – рявкнула Лонесса.

ГРУМ

В конце деревни прежде работал парусный паром, перевозивший пассажиров через эстуарий. С перевозками управлялся отец матери Ничьего Человека, но после его смерти паром упразднили: желающих переправиться с берега на берег было немного, а у рыбаков всегда отыщется свободная лодка, если возникнет нужда.

За древней каменной пристанью парома начинается священная плантация Носса, раскинувшаяся на крутом склоне холма. Снизу доверху между деревьями вьется тропа, которая наверху сворачивает на восток и тянется вдоль обрывов до самой Мясницкой бухты.

Чару я нашел у этой заброшенной пристани; она сидела в тени соленого дерева на остатках перевернутой шлюпки, упорно глядя на противоположный берег залива. Рядом с ней лежал мой скиммер. Сперва я даже не узнал ее со спины в видавшем лучшие дни меховом комбинезоне, но сердце мое безошибочно подпрыгнуло и часто забилось.

– Привет!

Она мгновенно развернулась, и глаза ее невероятно расширились. Потом ее забила крупная дрожь. Она испуганно смотрела на меня огромными карими глазами.

– Это я, Чара! Я не умер! – радостно объяснил я.

Но она закрыла лицо дрожащими руками и скорчилась, уткнувшись лбом в колени. Потом взглянула на меня сквозь раздвинутые пальцы, снова закрыла лицо и тихо заплакала. Я почувствовал себя почти виноватым в том, что остался жив.

Я сел рядом, и обнял ее за плечи, и забормотал бессмысленные слова утешения, как это делала моя мать Весна, когда я был еще мал для мужской деревни. Лучшего я придумать не мог; я просто ждал и дождался… Она обхватила меня за шею, с силой прижала к груди и прильнула мокрой щекой к моей.

– Я думала, ты умер! Они сказали мне, что ты умер! Я тоже хотела умереть.

– Я не знал… – проговорил я в полной растерянности. – Я никогда не думал…

Она отстранилась, положила руки мне на плечи и посмотрела прямо в глаза.

– Ты не мог не знать, – сказала она совершенно спокойно. – Разве кто-нибудь может любить так, как я, если нет ответного чувства? Поцелуй меня… Разве ты не хочешь?

Я безмолвно повиновался. Это был мой первый поцелуй, и умением я наверняка не блеснул, но, когда мы разомкнули губы, Чара издала глубокий, счастливый вздох.

– О-о-о! Ты и вправду меня любишь! Мне сразу стало не по себе.

Когда девушка обвиняет парня в любви, это накладывает на него определенные обязательства. И если парень согласен, он должен действовать быстро и передать свою память потомкам прежде, чем обоюдное чувство умрет. К счастью, как мне говорили, это совсем нетрудно и даже приятно, а когда все закончится, ты можешь спокойно забыть о женщине и вернуться к собственной жизни… Если только ты не сделан из того же теста, что Бруно и Весна!

– Чара… Я не уверен, что люблю тебя так, как положено. Она резко побледнела.

– Ты не хочешь меня?

– Конечно, хочу, но это было бы нечестно. Я не желаю стать для тебя обузой. – О Фа, как же найти подходящие слова? – Когда все закончится, ты вернешься в женскую деревню, а я в мужскую. И видеть друг друга мы будем лишь случайно, на людях… Но я ведь не вынесу этого, пойми! ТАК я не хочу и не могу.

– Правда? – Я не мог разгадать выражения ее лица. – А как бы ты хотел?

– Боюсь, что я пошел в своего отца. И в свою мать тоже! Бруно тайно продолжал встречаться с Весной после моего рождения… и до самой смерти. Они не хотели отпускать друг друга. И я тоже не смогу отпустить тебя, Чара! Так что было бы нечестно с моей стороны обременять тебя подобным поведением.

– А… почему ты думаешь, что ты на них похож?

– Чара… – Признаться в этом было трудно, но я себя превозмог. – С самой первой нашей встречи я только и делал, что думал о тебе.

Ей следовало немедленно возмутиться и, обозвав меня придурком, сбежать к отморозку Каффу. Но Чара просто сказала:

– И я тоже. Значит, мы подходим друг другу.

– Что?.. – Я не мог поверить своим ушам.

– Твои отец и мать… Они замечательные, но мне не нравится, что они делали это тайком. К Раксу кого угодно, мне наплевать, что подумают люди!

Жизнь моя перевернулась в один момент, и я растерялся. Быстро порывшись в памяти, я не смог найти прецедентов.

– Я вижу, ты полез в закрома предков? – усмехнулась Чара, заметив мою растерянность. – Не трудись, в прошлом помощи не найдешь. Так, как мы с тобой, еще никто не любил!

– Должно быть, мы особенные, – неуверенно проговорил я.

– Конечно! Ведь это на всю жизнь, Харди, – сказала она и притянула меня к себе.

И тут я ужасно перепугался.

Я не хотел, чтобы сияние ее красоты вдруг померкло в моих глазах, а ведь это может случиться, если мы действительно сблизимся. Я хотел быть с Чарой до конца своих дней. И не хотел ничего, что могло бы тому помешать.

Она нежно взяла меня за руки, ожидая любовных признаний, но я вынужден был переменить тему.

– Я вижу, ты носишь свой кристалл.

– Только благодаря тебе. – Она отпустила меня и стала играть с кристаллом. – Да, надо было приодеться получше. Но я ведь не ожидала тебя увидеть, Харди! А что с тобой случилось, любовь моя? Почему до нас дошел слух, что ты умер?

– Я расскажу тебе завтра. – Небо уже начало темнеть, и я внезапно ощутил озноб. Голод и усталость навалились на меня разом, и на секунду я пожалел о теплом уюте пещеры-кормилицы. – Это долгая история, Чара.

– Хорошо, пусть будет завтра. Харди!..

– Что?

– Я очень хочу провести ночь с тобой.

– Я тоже. Но нам надо сперва подготовить Лонессу.

– Хорошо, Харди. Я подожду.

Мы вернулись в деревню рука об руку.

Уэйли предложил мне отдельный домик, чему я был несказанно рад; больше всего на свете мне не хотелось бы делить спальню с Каффом. Предыдущего жильца сожрал свирепый груммер, но если история множества поколений нас чему-нибудь и научила, так это тому, что повторяется она крайне редко. Разогнав угнездившихся в доме грызунов, я отлично выспался, и снились мне легендарные Дроув и Кареглазка.

Утром я подогрел немного копченой рыбы, которой меня снабдил Уэйли, быстро расправился с завтраком и вышел в яркий солнечный свет, горя нетерпением увидеть Чару. На пляже лежали перевернутые лодки, как всегда перед грумом, и рыбаки старательно отчищали их днища.

– Ты Иам-Харди, верно? А я Носс-Крейн. Я уже видел тебя на скиммере, вместе с моей дочерью.

Передо мной стоял высокий мужчина с примечательной гривой жестких рыжих волос. Во взгляде Крейна не было враждебности, но я заметил, что еще несколько рыбаков, оставив работу, приближаются ко мне, и на всякий случай приготовился к худшему.

– Я рассчитываю какое-то время пожить в Носсе, – признался я отцу Чары.

– О, Чаре это понравится, я уверен.

Весьма ободряющий ответ. Крейн обернулся к новоприбывшим: их было шестеро, и трое из них держали в руках дубинки, но, возможно, это ровно ничего не означало.

– Вы, конечно, помните Иам-Харди? – сказал он.

Рыбаки насупились и заворчали. Они меня не забыли. Настало время приносить униженные извинения.

– Когда я в прошлый раз был в Носсе, мой отец погиб. Я был раздавлен горем и вылил на вас лавину необдуманных слов. Теперь я крайне сожалею о своем поведении и хочу, чтобы все люди Носса об этом узнали.

– Ты сожалеешь? Этого мало! – Кафф выскочил из-за лодки, которую починял. – Ты обвинил меня в убийстве! И должен извиниться передо мной персонально!

Он был прав, разумеется, но гордость не позволяла мне согласиться с Каффом.

– Ты слышал, как я извинился перед всем Носсом. Что включает и тебя. Давай забудем обо всем, ладно?

– Никогда! Я требую извинений!

– Отмерзни, Кафф, – огрызнулся я, и он кинулся на меня со сжатыми кулаками, явно намереваясь подкрепить слова делом. Но руки у меня длинные, как у отца, и я встретил Каффа опережающим ударом в нос.

Кафф остолбенел.

– Он меня ударил! Все видели? Этот земляной червяк посмел ударить меня, сына предводителя!

– Хватит! – Между нами встал Носс-Крейн. – Вы оба считаетесь взрослыми, между прочим.

Кафф попятился.

– Я все расскажу отцу! Все! Сейчас же!

Мы смотрели, как он уходит. Очень жаль, подумал я. Мне не нужны враги в Носсе, у меня их предостаточно в Иаме.

– Пойдем со мной, Харди, – предложил Крейн, когда мужчины вернулись к своим лодкам. – Ты поможешь мне снять накладной киль. Пусть люди увидят тебя за работой, раз уж ты решил остаться в Носсе.

– Не думаю, что Уэйли позволит мне остаться после того, как я расквасил нос его сыну.

– Уэйли у тебя в долгу. Ты сделал то, на что у него самого не хватает силы. Скажу тебе честно, Харди, Кафф совсем отбился от рук. Уэйли наш законный предводитель, мы все его уважаем, но он калека, а Кафф задира и грубиян. И то, что произошло, было почти неизбежным… Недавно мы узнали, что Кафф по большей части сам изобретает инструкции, которые передает нам от имени отца, когда тот не в силах подняться с постели. Все возмутились, разумеется! Ни один наглый юнец не имеет права указывать рыбакам, что надо делать. Однако Уэйли встал на сторону сына, наверняка под давлением… Словом, теперь предводителем Носса фактически является Кафф.

– По-моему, Уэйли проявил теплые чувства к сыну, когда мы с отцом участвовали в переговорах.

Крейн невесело усмехнулся.

– Я слышал, что Бруно шарахнул наглеца о стену. Это способствует пробуждению отцовских инстинктов, не так ли?

– Иам, должно быть, снова попросит о помощи в этом году, – сказал я.

– При нынешнем положении дел они ничего не получат. Тем более без твоего отца! Бруно мог шутя обвести Лонессу вокруг мизинца, но Станс оказывает на нее совершенно противоположное воздействие.

Крейн был весьма дружелюбен, и пока мы отделяли от лодки киль, чтобы подготовить ее к груму, я рассказал ему о событиях, вынудивших меня искать убежища в Носсе.

– Нет, парень, – покачал он головой в ответ на мой финальный вопрос. – Твоего дядю я в тот день не встречал. Я видел тебя на лодке с Чарой, но больше никого из посторонних.

Мы продолжали работать, но я то и дело поглядывал на дорогу в надежде увидеть Чару.

– Думаю, она сегодня не придет, – сказал наконец Крейн.

– Да? – откликнулся я по возможности небрежно, словно не догадываясь, о ком идет речь, и усердно занялся колышком, который никак не хотел выниматься.

– Лонесса найдет способ задержать Чару, если я знаю Лонессу. – Он мрачно усмехнулся. – А я знаю ее слишком хорошо.

– Как же быть? – спросил я, оставив притворство.

Он задумался, выбивая последний колышек. Мы аккуратно отделили тяжелый киль от лодки, положили его на песок и пошли ополоснуть руки в море. Огромная белая птица спланировала низко над водой, высматривая добычу. Это был груммет, первый предвестник грума.

Крейн нарушил молчание.

– У меня три дочери, – сказал он наконец. – И все от разных женщин. Я хотел передать свою память, но мне дважды не повезло, и Лонесса стала моей последней надеждой. Она была настоящей красавицей! Впрочем, она и сейчас хороша. – Он коротко усмехнулся. – Говорят, что ребенок получает пол от того из родителей, кто сильнее. И я, старый полудурок, понадеялся, что Лонесса родит мне сына? Ха! Так появилась Чара, и я возненавидел ее за то, что она не мальчик. Но когда Чара подросла, оказалось, что эта девочка совсем не такая, как другие дети из женской деревни. Она начала навещать меня, а я, в конце концов, стал брать ее с собой на рыбалку. – Он вдруг разве селился, припомнив забавное. – Как-то Чара заявила, что если и есть занятие скучнее, чем наблюдение за ростом посевов, так это необходимость следить за тем, как сушится рыба!

– Значит, Чара с Лонессой не слишком ладят?

– Во многих отношениях у них все нормально, но Лонесса привыкла командовать, а Чара не любит подчиняться. Вот тебе мой ответ! Моя дочь всегда найдет возможность увидеться с тобой, если только захочет.

Чара нашла эту возможность после полудня.

Все утро я помогал Крейну и другим рыбакам, а потом мы устроили перерыв, чтобы слегка перекусить копченой рыбой. Все мы оживленно болтали, и я подумал, что мне, по-видимому, удастся поладить с народом Носса, как вдруг на нас вихрем налетела Лонесса, всклокоченная и яростно сверкающая глазами.

– Кто из вас видел Чару? Отвечайте немедленно! – И тут она заметила меня. – Ракс, это ты, Харди?! Если знаешь, где Чара, советую рассказать мне прямо сейчас!

Она с подозрением оглядела перевернутые лодки, словно бы ожидая увидеть, что из-под какой-то торчит нога ее дочери. Мы все изобразили молчаливое недоумение.

– Держись от нее подальше, Харди! У Чары высокое положение в обществе, и я не позволю ей якшаться с земляным червяком!

Она сердито зашагала прочь, а я так и не успел придумать, что бы сказать в ответ. Увы, не только Кафф был моим врагом в Носсе…

Едва Лонесса пропала из виду, как из-за небольшого мыска вывернула лодка под парусом и через полминуты уткнулась носом в песок.

– Эй, Харди!

Я залез в лодку.

– Твоя мать только что ушла.

– Ну и Ракс с нею! Кто-то донес, что я вчера была с тобой, и она взбеленилась. Не хочу говорить об этом. Следующей предводительницей Носса стану я, и значит, могу делать все, что пожелаю. А сегодня особенный день, и у меня есть желание подняться с тобой на утесы.

Мы вытащили лодку на берег у каменной пристани и поднялись наверх по тропе, ведущей через священный лес. Мы совсем запыхались, когда добрались до каменистой площадки на оконечности высокого мыса.

– Вот! – сказала Чара счастливым голосом. – Теперь смотри!

И я увидел далеко внизу, под обрывом, песчаную отмель, бледно просвечивающую сквозь голубую рябь эстуария. За отмелью до самого горизонта простиралось одно лишь море, необъятное и таинственное, и где-то там, в невероятной дали, за краем света, лежала Аста – наш второй континент. Лишь горстка крошечных парусников бороздила морскую пустыню, и все они, не без веской причины, стремились к одной точке берега – в Носс.

Я увидел, как от берега и до горизонта по морю неспешно поползла молочная полоса грума. Над нею с криками парили, кружили и камнем падали вниз огромные белые птицы – грумметы, хватая рыбу и прочую живность, вытесненную на поверхность плотной водой. Хищники-груммеры тоже не заставят себя ждать, жадно пожирая все живое, но, к счастью, они движутся вслед за фронтом грума, и море через несколько дней снова будет безопасным для рыбаков.

– Разве это не чудо? – восхищенно воскликнула Чара. – Я вижу грум каждый год и все равно не могу привыкнуть! Ты знаешь, что эти птицы, следуя за грумом, совершают кругосветное путешествие? И так год за годом и круг за кругом, пока сердце не остановится на лету! Пара грумметов раз в году откладывает яйцо на поверхности плотной воды, и каждый день они срыгивают на него рыбу, и сверху по белому пятну видят, где оно находится.

– А откуда им знать, что это не чужое яйцо?

– Мы считаем, по запаху. У каждой птицы немного иной запах отрыжки. Сперва птенец проклевывает дыру в скорлупе, высовывает голову и питается отрыжкой родителей. О Ракс! Должно быть, у них очень крепкие желудки. А когда птенец окрепнет, он разламывает яйцо и плавает на поверхности грума, пока не выучится летать.

– Но волны утопят яйцо, если в нем пробита дыра?.. Она снисходительно улыбнулась:

– При груме море не волнуется, дурачок!

Чара была на своей территории, и здесь я не мог с ней тягаться. Я знал лишь один способ выровнять ситуацию, поэтому я схватил ее в охапку и крепко поцеловал.

– Ах! – сказала она, когда смогла говорить. – Это было прекрасно. Ты собираешься делать это всякий раз, когда я покажусь тебе слишком умной? Тогда я расскажу тебе о наездниках грума, об этих жутких, кошмарных созданиях!

Я снова поцеловал ее, прижав к себе еще теснее. Непроизвольно я погладил ее бедро и немедленно ощутил невероятное возбуждение. Я тут же отступил, но недостаточно быстро.

– Ага! – воскликнула она, глядя на мои набухшие шорты.

– Я полагал, что ты еще не разбираешься в подобных вещах, – пробормотал я в глубоком смущении.

– Какой ты наивный. Девушка не может жить с такой матерью, как Лонесса, и не видеть хоть краешком глаза ее мужчин.

Оглядевшись, Чара нашла местечко, где росли щекотунчики, и легла на траву, слегка поеживаясь от их настойчивых прикосновений.

– Как хорошо! Иди сюда, Харди, и ложись рядом со мной. Возможно, она сделала это намеренно, а возможно, тут постарались щекотунчики, но только голубое платье Чары опасно задралось, и я увидел краешек белых штанишек. Она вздохнула, заложила за голову руки, и груди ее натянули тонкую ткань. Я не мог оторвать взгляд от маленьких твердых сосков.

– Иди сюда, Харди, – опять позвала она.

Колени мои ослабели, я упал рядом с Чарой и притянул ее к себе. Сердце мое безумно колотилось. Чара, учащенно дыша, стала расстегивать пуговички на своем платье.

– Я еще ни разу не делал этого.

– Я тоже. Ты думаешь, мы все делаем как надо?

– Не знаю… Но мне очень нравится.

– Я надеялась, что так и будет. Вот почему я привела тебя сюда. Чтобы быть с тобой до конца. – Она приподняла бедра и стянула штанишки. – А теперь снимай шорты.

– Но я…

– Не спорь со мной, я выше тебя по рангу в Носсе.

Ее ловкие пальцы расстегнули ремень, и источник моего замешательства выпрыгнул на белый свет. Я поцеловал ее, пытаясь оттянуть неизбежное, но Чара обхватила меня и заставила лечь на нее.

И в этот момент мой мозг полностью отключился.

Когда я снова обрел сознание, лицо ее излучало счастье.

– Это самое лучшее, что было в моей жизни, – сказала она, и я понадеялся, любуясь Чарой, что память об этом дне никогда не умрет.

Позже она поцеловала меня и сказала:

– Думаю, нам пора возвращаться. Мама разыскивает меня с самого утра. Бедная старушка, она просто лопнет от зависти!

– От зависти? – Я вдруг похолодел. – Ты ведь не собираешься рассказать о нас Лонессе?!

– Зачем? Она и так узнает. Это сразу видно.

Она встала, привела в порядок одежду и дернула меня за руку.

– Вставай, лежебока! Ты не можешь валяться тут часами, заглядывая мне под подол. Это ужасно неприлично!

Я вздохнул, возвращаясь к реальности, и огляделся. Как ни странно, кругом ничего не изменилось, а ведь мне почудилось, что перевернулся весь мир.

Внезапно я испытал тревожную вспышку памяти.

Очертания скал оказались ужасно знакомыми. Кусты и деревья меняются, но камни почти никогда. Ничей Человек был зачат где-то здесь! Если не на этом самом месте, то совсем недалеко.

Судьба подстроила мне ловушку…

Мы с Чарой могли заняться этим где угодно. И почему же, во имя Великого Локса, она привела меня сюда?! Но, конечно, она ничего не знала об этом злополучном месте.

– Что-то ты притих, Харди, – сказала она, когда мы рука об руку спускались к деревне. – Надеюсь, ты думаешь о моей красоте?

Я не смог сказать ей, что меня охватило пугающее предчувствие. Прежде я полагал, что сам отвечаю за свою судьбу, но теперь моя уверенность пошатнулась. События казались такими огромными, а я был такой маленький, что никак не мог на них повлиять. Словно бы гигантская рука переставляла меня из ситуации в ситуацию, как деревянного человечка в той земной игре, которой научил меня мистер Мак-Нейл. Рано или поздно человечка смахнут с доски, но игра пойдет дальше своим чередом, будто его никогда и не было.

– Я буду любить тебя вечно, – машинально проговорил я. Но так ли это?

Будущее я контролировать не мог. Я не мог управлять даже собственным телом. Сегодня мы с Чарой стали любовниками, но захочу ли я этого завтра? А вдруг я предпочту ей кружку пива и компанию рыбаков?

– И я полюбила тебя навсегда, – откликнулась она.

В конце тропы замаячила темная фигура. Увидев нас, человек поспешно зашагал навстречу, и я заметил за его спиной, на каменной пристани, приземистую серебристую машину. Незнакомец был высокий и длинноногий, и темный плащ взвивался от его размашистых шагов.

Чара узнала его первой.

– Что здесь делает Ничей Человек?

Мистер Мак-Нейл с канистрой в руках передвигался вдоль длинной грядки с цветами, методически опрыскивая их спиртом.

– Извини, Харди, я тайком прислал за тобой Ничьего Человека. Иначе люди могли подумать, что происходит нечто важное.

– Но что-то происходит, разве не так?

Он оставил мой вопрос без ответа и сказал:

– Ты взял с собой Чару. Честно говоря, я на это не рассчитывал.

– Таково было ее желание.

– Где Харди, там и я, – вмешалась Чара. – И отныне будет только так.

– Ты счастливец, Харди. Мне не столь повезло. – Мистер Мак-Нейл достал из кармана металлическую трубку. – А теперь отойдите подальше.

Он направил трубку на цветы, и они занялись синеватым пламенем. Большая часть сада уже обратилась в кучки золы, над одной из бывших клумб все еще курился дымок. Лицо мистера Мак-Нейла исказила такая боль, что я почел за лучшее ни о чем не спрашивать. Но Чара, которая его почти не знала, задала неизбежный вопрос:

– Зачем вы сжигаете ваши цветы, мистер Мак-Нейл?

– По приказу станции Девон, – ответил он кратко.

Перейдя к овальной клумбе, он принялся опрыскивать ее спиртом. Мы последовали за ним.

– Разве у вас нет оружия, которое все сжигает? – спросила Чара. – Земляне обычно носят такое с собой.