- Пить, пить, - стенали они, отталкивая друг друга.

Многие еще неосознавая того, что они уже в мире ином, по инерции оставшейся у них от прежней, земной жизни, сталкивали окружающих с крутого бережка. Из-за чего множество неокрепших душ погибло в водах реки забвения Лета. Ведь её вода на проверку оказалась не водою вовсе. Эту вязкую, маслянистую жидкость зеленовато-желтого цвета, больше похожую на незрелую нефть, с большой натяжкой можно было назвать водою. Тама и Тума к ней даже не приблизились, отошли в сторонку, созерцая драку устроенную у водопоя.

-Разве они не знают, что пить воду реки забвения, смерти подобно, - в слух размышляла Тума и тутже прокричала. - Не пейте воду, она сотрет из памяти ваше прошлое.

Но её никто не слушал, потому что всем было не до нее, они выли и стенали, пытаясь дотянуться к спасительной влаге. Многие из них вдоволь нахлебавшись воды забвения, тутже тонули в ее водах, а бурлящий поток подхватывал их тела и уносил в еще более глубокие пределы бездны, в царство мрачного Эреба. Но сотни и тысячи душ, которым удалось испить воды забвения, тутже менялись в своем обличии. Их лица становились безучастны к окружающей действительности, они с видом счастливого ребенка бродили по лугам поросшим цветами диких тюльпанов-асфодела, вдыхали их аромат, пили их медвяную росу. Они совершенно забыли свое прошлое и как малые дети радовались новому состоянию души. Страх и прочие желания совершенно покинули их сознание. Девушки вязали из тюльпнов венки, дети срывали их целые охапки и разбрасывали над головою, а мужчины просто лежали в зарослях бледных асфоделей, радуясь жизни. Пока Тама рассматривал свои татуировки, карту которую жрец Кандиге предусмотрительно нарисовал на теле. Тума с ужасом смотрела за всем происходящим.

- Как же мне их жалко, - горестно вздыхала она, - ведь среди тысяч душ ей попадались знакомые лица, и она всем сердцем хотела им помочь, но как это сделать, она не знала.

-Им теперь ни что не поможет, - молвил Тама, увлекая девушку в рощу, где судя по карте должен был находиться источник Персефоны. Шли они очень осторожно, то и дело на их пути попадались черные, жирные лужи незрелой нефти. Рыжий песок был жирным и липнул к ногам, нигде не травинки, ни былинки, только бледные асфоделы цветут тут пышным цветом. От душных и ядучих испарений кружится голова, того и гляди оступишься, угодишь в нефтяное озеро и увязнешь в его вязкой, битумной массе. Перепрыгивая топкие места по твердым асфальтированым комьям земли, они вскоре добрались в рощу, деревья которой были непростые, а золотые.

-Боже правый и левый! - воскликнула Тума, блаженно опустившись на землю, - какая тут красота, а воздух чистый и приятный.

Живая вода, источник богини Персефоны, кристально чиста и отличается превосходным вкусом. Но горе тому, кто вздумает напиться этой воды без соблюдения необходимых предосторожностей, дело в том, что в источник Персифоны часто попадает пыльца бледной асфодели, отравляя её своим ядовитым соком. Едва только неосторожный путник отведает этой прекрасной на вид воды, настоянной на ядовитой пыльце асфодели, как им овладевает мучительная жажда. Он пьет все больше и больше, и с каждым глотком вливает в себя смертельную отраву. Вскоре его охватывает дрожь, затем наступает бессознательное сосотояние и бред. В бреду ему кажется, что к нему подкрадывается безобразно размалеванная образина. И от этого несчастный начинает пугаться каждого шороха, даже собственная тень вызывает у него страх и ужас, ибо ему кажется, что из-за каждого листа за ним следят злобные духи страны без возврата. То ему кажется, что сквозь листву кустов на него смотрят поросшие паршой и проказой Керры, а также Мутты, из ртов которых выползают ящерицы и змеи. От этого он начинает пугаться еще больше. А злобным духам только того и надо, страх для них, это первое лакомство. Тут как тут пред ним возникают отвратительные Манны, богини безумия, отчего бедняга пугается еще больше. Он хочет кричать, звать на помощь, но лишь убыстряет свою гибель. Ибо на запах страха, будто крысы из нор и щелей, сползаются злобные Граи. Они накидывают ему на шею аркан и душат или, схватив одной рукой за волосы, перегрызают ему горло. Или же тянут к себе в логово, где после долгих и мучительных истязаний жарят беднягу на медленном огне. Слава всех высшему Хаосу, этого не произошло, вода оказалась почти хрустальная на цвет и очень вкусна. Тама отпил первым и стал прислушиваться к своим ощущениям, едва сдерживая дыхание, так как этот звук был настолько слаб, что можно было его и не расслышать.

-Все нормально, - молвил он, - вода чистая, можешь пить.

Тума с жадностью припала к ней губами, глотала её, насыщая свое тело, и даже издали было слышно, как из её тела отлетали темные, негативные оболочки, ибо их вытесняли воды источника Персефоны. Но тотчас же над их головами разразился дикий концерт. Кто кричит: «Вууух, ху, ху», зачем и почему кричит: «Вууух, ху, ху», разобрать было невозможно, да и сам голос «Вууух, ху, ху» вмещал в себя сотни шакальих голосов, смешанных с воем ягуара и жалобным причитанием крокодила.

-Что это? - вопрошала Тума, отстранясь от источника, волосы на ее голове распрямились, а кровь, если бы она была в жилах, застыла.

-Не бойся, - успокаивал ее Тама, - это наши страхи вырвались на свободу.

И будто в подтверждения его слов над их головами пронеслась перекличка чудовищного «Вууух, ху, ху», с еще более чудовищным «Вууух, ху, ху, ху». Хоть каким смелым не был Тама, но даже он выхватив из ножен клинок, принял воинственное выражение лица, пытаясь защитить себя и спутницу. И надо заметить, что ни один из страхов не осмелился приблизиться к ним, «Вууух, ху, ху» кружили они над головами, все время оставаясь на безопасном расстоянии. Вскоре проводники свыклись с их присутствием и перестали обращать внимание на эти злобные: «Вууух, ху, хух». Тутже в кипарисовой роще рос дивный папоротник, чьи листья блистали позолотой, его то и срезал Тама. Одну ветвь он спрятал у себя на груди, вторую отдал девушке.

-Долго нам тут находится? - вопрошала она.

-Сейас узнаем, - отвечал юноша, принимаясь рассматривать татуировки на своем теле.

А там черным по-белому было начертано, ждите условного сигнала.

-Ждем сигнала, - обьяснил Тама Туме, присаживаясь на шелковистую травку. Удивительно, думали они, созерцая над своей головою каменное небо, яркий фееричный свет, исходящий незнамо откуда, и такие же яркие звезды, и что более невероятное, большую круглую Луну.

-Откуда она тут взялась, - только и успели подумать проводники, как протяжный и звонкий: «Бум, бум, бум» ударом колокола пронзил неподвижный воздух страны без возврата.

- Сюда, сюда.

«Бум, бум, бум», - манил колокольный звон, и повинуясь его зову, души обретшие забвение устремились к пристани. Они шли совершенно счастливые, абсолютно не задумываясь о своей участи, на ходу вдыхая пьянящий аромат бледных цветов асфодела. Проводники Тама и Тума смешавшись с потоком душ, поспешили к небольшой пристани устроенной у реки. Только преодолев реку забвения Лета, можно достигнуть пределов чистилища. Седой старик, по имени Харон, ударами в колокол: «Бум, бум, бум» манил души в ладью. Утлое суденышко, называемое Ахеронт, покачивалось у заасфальтированного причала, оно было небольшим и настолько ветхим, что просто не верилось, как в его чреве умещаются сотни душ входящих туда сплошным потоком. Хорон брал плату за свои услуги, всего один обол, и те кто имел деньги, отдав их перевозчику, проходили внутрь ладьи Ахеронт. Тех же кто не имел денег, оставались на необжитой земле, старик отпихивал их назад, безпрепятственно пропуская лишь малых детей, стариков и безвинно убиенных. Обол требовал у каждой души, а взяв плату, пропускал к причалу. Проводники смешавшись с душами неспешно продвигались к причалу в порядке живой очереди.

-Обол! - кричал Хоронщик, преградив им дорогу, - деньги, деньги.

Вынув заранее приготовленные оболы, проводники отдали их Хоронщику, тот даже невзглянув в их сторону, взял деньги и небрежно бросив их в набитый до отказа сундук, выдал входной билет, пропустил их к причалу. Тама и Тума устремились к лодке, но внутрь входить не стали, они стояли и не могли себе представить, как в такое утлое суденышко вмещаются многие тысячи душ. Мимо них один за одним проходили старики и дети, мужчины и женщины, и все они устремлялись в его чрево, сжимаясь и спресовываясь в единое целое. Под их тяжестью ладья Ахеронт погружалась все глубже и глубже, по самую ватер линию.

-Все, - прокричал Хоронщик, - больше не возьму, ждите другого раза, и ударив в колокол: «Бурум, бурум, бурум, бурум» так сильно, что непопавшие в ладью души в испуге бросились прочь, а сам подошел к лодке и взошел на ее борт. И только теперь он увидел одиноко стоящих Тама и Туму.

-Ей! Вы плотские души одетые в одежды из мыслей и жира, чего стоите? - строго спросил он. - Вы заплатили?

- Да, - отвечали они, - вот наши билеты!

-Заплатили, значит полезайте внутрь, или я отплываю без вас.

-Мы бы с радостью туда влезли, - отвечали проводники, - только не можем себе представить, как маленькая лодочка может вместить такое огромное количество народа, тамже их, как медуз в море.

-Давайте, давайте, некогда размусоливать, - тоном нетерпящим возражений приказал им Хоронщик.

Пришлось повиноваться. Сделав шаг, они несмело втиснулись в эфирную желеобразную массу из сотни спресованных оболочек, которые просто угнетали их своим беззаботным видом. Находясь втиснутыми в эту пастообразную массу душ, проводники чувствовали себя подобно селедке в бочке с россолом. Если взглянуть со стороны на это смешение самодовольных и счастливых душонок, то может показаться, что это не захудалое суденышко Ахеронт перевозило их в бездну лабиринта. А прогулочная галера из психиатрической больницы везла на увеселительную прогулку душевно больных. Хоронщик, будто прочтя их мысли, ухмыльнулся и молвил.

-Вот смотрю я на вас, и душа моя радуется, ведь на ваших лицах так и написано, что вы с понятием. Ваши яркие, неприрывные мысли, будто живые, целеустремленные потоки, так и выплескиваются наружу, а у этих олухов царя небесного, - он кивнул в сторону веселых видом душонок, - в пустой голове мысли уже выветрелись. Не часто мне доводится встретить души, с которыми можно хоть о чем-то поговорить, так и быть, полезайте ко мне на лавку, места всем хватит.

Осмотрев ладью, проверив снасти, закрепив такелаж, Хоронщик крикнул, будто крякнул, голосом больше похожим на крики возвращающихся с зимовья лебедей.

-Отдать концы.

И тутже сами по себе отвязались швартовочные ремни, лодка Ахеронт отчалила от берега. Все это происходило, будто в сказке. Лодка послушная воле кормчего плыла сама по себе, маневрируя между бурными водоворотами и подводными мелями. Удобно устроившись в лодке, проводники с интересом рассматривали красно-коричневые воды реки забвения Лета.

-Что за вода такая в реке? - вопрошал Тума, - местами она красная, местами синяя, а то вдруг станет зеленой, почему так?

- Дело в том, что эта вода непростая, - хитро прищурясь отвечал Хоронщик, - кто ее испил, тот узнал всю целебную силу нефти или, как ее еще называют Ихор, кровь богов. Даже живущие на земле испив сырой нефти, становятся счастливыми, а уж кто владеет нефтяным источником, тот счастлив втройне. А цвет у реки такой, потому что нефть не везде одинаковая, ведь в ней множество примесей, то она красно-коричнивая, то зелено-желтая, иногда вообще черная, но иногда попадается незрелая, белая, иногда бывает даже прозрачная, такую нефть называют бензин.

И правда, в подтверждение его слов над рекою, то там, то тут вспыхивали яркие всполохи от горючих испарений. Иногда Хоронщику приходилось прилагать большие усилия воли, чтобы удержать лодку на стремнине, маневрировать и обходить водовороты коварной реки.

-Тяжела у тебя работа? - спросила Тама.

- Да разве это работа, - отвечал Хоронщик, сплюнув в реку, - вот когда я был помоложе, там, - указал он рукою в небо, - на земле, разыгралась страшная битва. Кто с кем воевал уже и не упомню, но после той битвы, я целый месяц возил их без передышки. Вот тогда было работы, а теперь, так мелочь.

- Ну а вы как тут очутились? - обратился он к проводникам, рассказывайте.

- А мы что, - отвечал Тама, - мы как все.

- Как все, да не как всякий, рассказывайте, не стесняйтесь, за хорошим разговором и путь вдвое короче кажется.

- А что собственно рассказывать, - мялся Тама, не зная, что рассказать.

-Историю какую-нибудь интересную расскажите, память то у вас еще не по выветрились, мозги то работают. А у этих, - указал он в сторону вечно довольных душ, - и слова не вытянешь, все больше улыбаются, знают, что нельзя пить воду из реки забвения, а все равно пьют, хоть табличку им вешай: «не пей из Лета, безмозгленьким станешь».



«Счастье вам, счастье».


От систематических побоев рассудок у бедняги Апекса совсем помутился. Бредет он, куда глаза глядят, свадебным платком машет, да все время приговаривает: «счастье вам, счастье». И надо ж такому случиться, что в дороге ему встретился охотник-птицелов подкрадывающийся к стае голубей, хочет их изловить сетью. Увидел его Апекс, обрадовался, платком машет и вместо приветствия кричит: «счастье вам, счастье», да так сильно, что распугал всех голубей. Птицы улетели, а охотник налетел на Апекса, как коршун на голубку, долго колотил про меж рогов его верченых, по бестолковой голове, да по мохнатому загривку. А отлупив по первое число, начал поучать. Коль окажешься в таком месте, то надо пригнуться и тихонько красться, чтобы не спугнуть дичь. Бежит Апекс дальше, к земле пригибается, за каждым кусточком прячется, чтобы ненароком не спугнуть дичь.


Мытари душ


-Разве по нам видно из какого мы теста слеплены, такие же как и все, - отвечал Тама.

-Э нет, меня не проведешь, мысли у вас живые, признавайтесь, откуда вы такие умные, из каких земель, какого роду племени?

- Какое тебе дело, - отвечал Тама, - все одно тебе туда не доплыть.

- И все таки, где ваш дом? - интересовался Хоронщик

-У большого круглого моря, - отвечал Тама.

- А ваше круглое море такое же маленькое и круглое, как Луна?

- Чуть меньше, но все равно его не перепрыгнуть, - отвечает Тама.

-А ворона перелетит?

- Может быть, да только это должена быть такая ворона, перьями которой можно покрыть крышу дома .

- Этот дом наверняка небольше ласточкиного гнезда? - спрашивал Хоронщик.

-Может быть, только если в таком гнездышке слон в одном углу затрубит, в другом не услышишь.

-Наверное этот слон меньше муравья.

- Может быть, - отвечал Тама, - только это такой муравей, что и зайца перегонит.

- Наверное, это блошиный заяц.

- Может быть, только он одним махом может перепрыгнуть через десяток драконов.

- Наверное эти драконы еще не родились.

-Может быть, только каждый из них с легкостью переступит высокий перевал.

-Этот перевал верно небольше холмика.

-На этот раз ты угадал, это перевал величиной с наперсток, - ответил Тама и рассмеялся.

Смеялись все, и Хоронщик, и ничего несоображающие души, которым в принципе было все одно отчего смеяться, покажи им мизинец, и они будут гоготать два дня. А когда успокоились, Хоронщик похвалил попутчиков.

-Легко врете, красиво, мастаки вы небылицы накручивать.

- Сказки сочинять, работа нетруднее твоей, - отвечал Тама, - у тебя небось то же работа непыльная.

-Вот вы думаете работа у меня легкая, как бы не так. Подумайте сами, лодка изнашивается, ремонт ей нужен - это раз, круглый год работа, работа и еще раз работа и заметьте без отпуска, выходных и праздиков. Целый день на сквозняках, про насморки я вообще молчу, - с укором в голосе отвечал Хоронщик и высмаркался в платок. - Был у нас тут один демонос из грамотных, его доктора замучили, от этого и помер бедняга, так он мне сразу правильный диагноз поставил. Ринит говорит у тебя, хронический, вот так то. Ну а потом с деньгами бесконечные проблемы, ведь не все исправно платят оболы, чуть зевнешь, смотришь, уже сидят безбилетчики, в лодке их густо, а в кармане пусто, пойди потом докажи, что ты ничего не прикарманил. Бывает правда, попадется кто-то побагаче и расплатится за перевоз звонкой монетой, а так все время недостача, а спрашивают с меня за каждую перевезенную душу, это три. Ну а про всякие там ревизии, отчеты и аудит проверки, вообще, распространяться не буду, это отдельный разговор. Я вам лучше расскажу про моего дядю.

- У тебя и дядя есть? - удивился Тама.

-Конечно есть, - отвечал Хоронщик, - правда он уже не работает, на пенсии. Так вот, был мой дядя очень честных правил, ни кого не обижал, ни кому не отказывал в перевозе. Давали ему что-нибудь за перевоз, он и брал, ничего не давали, ну и ладно, плыви себе на здоровье. Раньше проще было, это сейчас придумали счетчики душ и проездные билеты, а тогда всего этого не было. Так вот, плывет значит мой дядя назад, только-только отвез души в чистилище и обрато порожняком возвращается, видит, что в реке плывет толстый змий, течение в том месте было сильным, вот его на дно и потащило, воды нахлебался, стал тонуть. Поспешил к нему на помощь, вытащил в лодку и перевез его на другую сторону. Ничего не сказал змий, а только заплакал от счастья и убежал, а где упали его слезы, там с тех пор растут прекрасные цветы асфодели. А мой дядя знай себе работает, души с берега на берег перевозит. В другой раз плывет, видит, что барахтается в воде прекрасная Эрра, богиня чумы, видать случайно в подземную реку угодила и тонет в нефтяной реке, задыхается от ядовитых испарений. Пожалел ее дядя, из реки вытащил, перевез на другой берег. Ничего не сказала богиня чумы Эрра, вышла из лодки и убежала, а на прощание его за ногу укусила. Вот и вытаскивай после этого из Лета кого попало, пусть думает тонут себе на здоровье, раз за добро такой монетой расплачиваются. А за ночь нога у дяди так распухла, мы уже думали, что он к утру испустит душу. Когда никто уже не верил в его выздоровление, приполз к ложу больного тот спасенный змий и, уткнувшись мордой в опухоль, будто корова, слизал её своим языком, сам умер от чумки, но спас таки больного. Выздоровел мой дядя, из ран на его ноге одна за другой выползли три змеи покрытые тоненькими иголочками, как у ежа, а когда они гневались, то из их ртов шел синеватый дымок. Мой дядя тутже приручил их, и с тех пор они за ним бегают, будто собаченка за своим хвостиком.

-А зачем ему все это богатство? - интересовался Тама.

-А за тем, - отвечал хоронщик, - что эти самые змеи кусали всякую живую душу, осмелившуюся пробраться в его лодку бесплатно. Вот я сейчас возьму свезу вас к моему дяде, узнаете, как меж мирами шастать.

Проводники были не из пугливых, отвечали так.

-Во-первых мы заплатили за проезд, а во-вторых, ты не так силен, чтобы одержать верх над нами.

-Но и вы не так сильны, чтобы справиться со мной, - отвечал перевозщик. - Давайте заключим сделку, пусть каждый из вас расскажет какую-нибудь историю, да по правдивей, если я вам поверю, тогда отвезу вас к моему дяде, а если не поверю, отпущу с миром. Говори, ты первый, - ткнул он своим сгорбленным пальчиком в грудь мужчине.

- Я расскажу, - остановила руку Хоронщика женщина. - Слушай и не говори, что не слышал, - начала свою историю Тума. - Прежде чем я появилась на свет, мой отец переехал жить в земли дикой Европы. Там среди реликтовых лесов он решил расчистить небольшой участок земли, чтобы выращивать хлеб. Погода в тех краях стояла теплая, солнечная, только работай. Но вот беда, в этот день мой отец садовым ножиком поранил себе ногу и не мог работать. Тогда я взяла и расчистила землю от леса, подготовила ее под посев, засеяла гречихой и просом, прополола бурьян, собрала урожай и сложила его в амбар, который мне пришлось построить. А когда через несколько дней я родилась, раненная нога моего отца зажила.

Тума и Тама смотрели на Хоронщика, ожидая, что он скажет.

- Этого не может быть! Какой правдивый рассказ, все так и было.

-Это чистая правда! Чистая правда! - Подхватили всегда довольные мертвые души. Тогда начал рассказывать Тама.

- Когда мне было от роду не много дней, я мирно сидел на спине огромного слона, которого только что убил. Сижу и думаю, родственников у меня много, одним слоном всех не накормишь. И тут смотрю, что меж кустов крадется пятнистый дракон. Я погнался за ним и только хотел схватить за хвост, он как обернется на месте, как разинет свою пасть, чтобы проглотить меня. Но и я был непромах, быстро просунул руку ему в глотку и схватил за хвост, подтянул к себе и вывернул на изнанку. А дракон только что сьел бычка-третьячка. И теперь он вывернувшись наружу, поглотил своего обидчика. Ну думаю, пришла моя смерть, сейчас бычек-третьячек и меня сьест. К моему великому счастью бычек-третьячек оказался достаточно миролюбивым созданием, вежливо поблагодарил меня за услугу и принялся щипать зеленую травку.

Проводники молча ждали, что Хоронщик скажет: «Это вранье!». Но он только кивнул головой.

-Это чистая правда ! Чистая правда! - Подхватили всегда довольные мертвые души.

-Ах так, - не выдержала Тума, - ну сейчас я вам расскажу. Однажды я отправилась на охоту и напала на след златорогой антилопы. Вот так удача, думаю я, и мясо, и шкура, и златые рога. Я хотела её сразу прикончить, но потом думаю, так можно испортить шкуру, пришлось пойти на хитрость. Замахнулась что было сил и метнула свой незнающий промаха дротик в антилопу. А сама забежала вперед, схватила антилопу, содрала с нее шкуру, а в это самое время, прилетел мой дротик, который я метнула в антилопу и убила её. А так, как я была очень голодна, то залезла на вершину дерева, где было много сухих веток, развела костер, чтобы сварить и сьесть мясо. Ох и вкусненькая была та антилопа, сочненькая, жирненькая, я и не заметила, как сьела её целиком. Сижу, поглаживаю свой животик, который у меня раздулся до неимоверных размеров и думаю, а как же мне с таким животом спуститься на землю. Думала я, думала, а затем придумала, побежала домой, взяла веревку и стала спускаться. А когда спустилась, оказалось, что за это время пока я взбиралась на дерево, а потом спускалась обратно, дерево подросло и едва доходит мне до колен, - молвила девушка, ожидая, что он скажет: «Этого не может быть?».

Но упрямый Хоронщик утвердительно кивал головой.

- Верю, это чистая правда ! Чистая правда!

-Чистая правда. - Подхватили всегда довольные мертвые души, - было такое.

- Ах так, - чуть не вспылил Тама, - тогда слушай. Как-то вырос у моего отца на огороде большущий урожай желтых тыкв. Я в это время прогуливался в огороде и остановился полюбоваться прекрасными тыквами, одна из тыкв показалась мне особенно вкусной. Какая прекрасная тыква, подумал я, надо взять отцовский меч, зарубить тыкву и сьесть. А надобно заметить, что эта самая тыква оказалась злопамятной, услышав мои слова, она обиделась, зарычала в мою сторону: «Вот я сама тебя сейчас разорву и сьем», и тутже погналась за мною, скрипя своими острыми зубами. Я же бросился бежать, прибежал к реке, смотрю, а там лодка стоит, а в ней Хоронщик сидит, руками машет: «садитесь мол, я тебя бесплатно на тот берег перевезу». Вскочил я в лодку и только так и спасся, перевез меня Хоронщик на другой берег бесплатно.

-Этого не может быть, - возразил Хоронщик, - бесплатно перевез на другой берег, такого не бывает.

-Ты еще не все знаешь, - продолжал Тама. - Когда тыква прибежала к воде, смотрит, река слишком глубока, чтобы ее можно было перейти в брод, тогда тыква крикнула: «Вода расступись Пусть одна половина течет, а другая замрет, иначе я тебя сьем ». Речка испугавшись таких угроз, тутже сделала все, о чем ее просят, речной поток расступился, и тыква перешла половину реки, незамочив ноги. Затем она снова крикнула: «Вода расступись, пусть одна половина течет, а вторая замрет, иначе я тебя сьем». Только ничего из этого не вышло, речка испугалась и от страха перепутала команды. Половина реки продолжала течь в одну сторону, а вторая побежала туда же. Тогда злобная тыква набросилась на бедняжку и начала её есть.

-Ну и? - вопрошал Хоронщик, - сьела она её или нет.

-Выпила до дна, - отвечал Тама, - выпила и утонула.

- Вот самый правдивый из всех рассказов, который я слышал, - молвил Хоронщик и рассмеялся, как дитя.

Он смеялся всего лишь два раза за всю свою долгую жизнь да и то как-то странно, неумело, словно смех для него был искусством, которым он еще не совсем овладел. -Смеется, смеется, - радовались проводники, - значит ты не отвезешь нас к своему дяде?

- Я и не думал, - отвечал Хоронщик, заливаясь громким смехом. - Вы мертвые души никогда не поймете, что любая работа идет куда лучше при наличии хороших попутчиков и изрядной порции бессмыслицы. Вижу, что вы хорошие демоносики, хотелось бы вам помочь, но не знаю, что могу для вас сделать.

- А ты подскажи нам кратчайший путь к чистильщику Яме, нам очень нужно к нему попасть.

- Не знаю, как вам и помочь, - чесал свой затылок Хоронщик, если лабиринтом пойдете, не факт, что выберетесь оттуда.

-Это очень долго, - отвечали проводники, - нам нужно быстрее.

-Тогда нужно идти черным ходом, но это очень опасно.

-Ничего, мы осилим, только подскажи, где искать черный ход.

-Черного хода как такового не существует, но в земле есть множество разломов, вот их то вам и нужно отыскать, а повезет вам их найти или нет, этого мне знать не дано. Но все же я дам вам дельный совет. Когда лодка Ахеронт причалит и души сойдут на берег, я ударю в колокол. В это время, врата лабиринта, именуемые Нарака, отворятся, и все души устремятся внутрь лабиринта. Вы должны первыми выйти из лодки и сразу же сходите с тропы, укройтесь в густых зарослях асфодела и сидите там тихо-тихо. Когда дверь чистилища закроется, выходите из укрытия и продвигайтесь вдоль побережья, ищите какой-нибудь лаз или нору, их тут Граи нарыли немало.

- Расскажи нам о Граях, кто они, что они? - вопрошал Тама.

- Ох и не люблю я этих Грай, - отвечал Хоронщих, - даже вспоминать не хочется. Они ловят заблудшие души, терзают и пожирают их почем зря. Что они с ними только не вытворяют: жарят на огне, варят в масле, раскаленными щипцами раздирают на части, а затем пожирают. Смотрите, не попадитесь им в лапы, их пытки особенно мучительны из-за того, что чувства предельно обострены, а Граям только того и надо, рвут, терзают добычу, будто цепные псы вора.


Вор-не вор??


Как хищный зверь, высматривающий свою добычу бежит бедняга Апекс, низко пригнувшись к земле. Будто вор за каждым кусточком прячется, чтобы не дай бог не спугнуть дичь. А в это самое время, в тех местах ловкие воры ограбили дом знатного демоноса, стража и сам хозяин рыскали по всей округе, разыскивая вора. Увидели они, что кто-то в кустах крадется, за каждым кусточком прячется, к земле пригибается, и решили они, что это и есть вор. Словно борзые псы на добычу бросились они на Апекса, долго его били про меж рогов его верченых, по бестолковой голове да по мохнатому загривку, чуть душу не выбили из его тела, а когда поняли свою ошибку, отпустили ни живого, ни мертвого. Научив.

- Коль опять попадешь в такие места, нужно бегать и кричать: «Хватайте, держите, вяжите вора», а не прятаться по кустам.


Мытари душ


-А если мы пройдем как все демоносы Лабиринтом? - поинтересовалась Тума, - может это не так опасно.

-Можно и лабиринтом, - отвечал Хоронщик, - только вряд ли вы выберетесь оттуда, ибо пройти весь лабиринт непросто. Прежде всего лабиринт состоит из семи уровней, которые расположены друг над другом, словно этажи в доме, это так называемые миры—Паталы. На каждом уровне душа проходит свеобразное очищение, оставляет свои темные ауры и уже очищенная переходит на верхний этаж. Этажи или уровни расположены снизу вверх, и вон там, - указал Хоронщик пальцем в каменное небо, - на самом верхнем этаже распологается палата чистильщика Ямы.

-А я думала, что чистилище ведет к центру земли, - удивленно вопрошала Тума.

-Есть и такие этажи, которые ведут вниз, в бездну Эреба, туда попадают тяжелые неочищенные души.

- А что представляют из себя, эти так называемые уровни-Паталы, - допытывалась Тума.

-Чего ты к Хоронщику пристала, разве непонятно, что Лабиринт это семиэтажное сооружение, чем выше живешь, тем лучше, правильно я говорю, - молвил Тама и посмотрел в сторону Хоронщика в надежде, что тот похвалит его за смекалку.

-Сам ты многоэтажка, - отвечал Хоронщик чуть обиженно.

- Паталы - это уровни очищения души, и только пройдя их всех, полностью очищенная душа имеет право предстать пред судьей Ямой. Первый уровень, именуемый Пут, отведен для новичков, где они подвергаются допросу относительно отдельных проступков. Там их буквально просвечивают насквозь, допытываясь у бедняги даже то, о чем он сам не знает или совершенно забыл. Тамже происходит сортировка душ, и уже потом их отравляют на следующие уровни. Если душа чистая, ее могут сразу отправить на самый верхний уровень, который называется Авичи, туда попадают самые светлые души. Там много света, тепло и уютно, можно сказать курорт, там души дожидаются судного дня и новых перерождений.

-Вот, было бы хорошо, если бы и мы туда попали, - мечтательно молвила Тума.

-Даже не мечтай глупенькая! - успокоил ее Хоронщик, - таких чистеньких душ почти не бывает. Я думаю, что ваши плотские души, или вообще не пустят в чистилище, или сразу отправят в бездонную Каколу, это уже самый последний из мне известных этажей царства Эреба. Там в кромешной тьме светится одна только пылающая яма, в ней горят и не могут сгореть грязные души, а что находится ниже Каколы, я не знаю.

Только теперь до сознания Тамы и Тумы дошло насколько опасно их предприятие.

-Не может быть, - только и смог выдавить из себя Тама.

-Может, еще как может, - небрежно отвечал Хоронщик, ехидно наблюдая за их реакцией.

Удостоверившись, что ему удалось посеять в их умах панику, он решил их дожать.

-Вижу, до вас наконец дошло, куда попали, наверное думали, что тут увеселительная прогулочка, на лодочке покатают и все такое прочее.

-Ничего такого мы не думали, - начала оправдываться Тума, - мы тут по делу, наших братьев против их воли отправили в чистилище лабиринта.

-А вы значит эдакие герои, вызвались их спасать.

-Да, из сотни желающих выбрали нас двоих, - подтвердил Тама, - и мы обязательно их спасем.

-А ты не хвастай, не хвастай, - по-отечески строго молвил Хоронщик, - то же мне герой выискался. Вот сейчас лодка причалит к берегу, выйдет вас встречать трехглавый пес Цербер, этих безмозглых он не тронет, а вам точно штаны полатает. Тогда я и посмотрю, какие вы храбрецы.

Сообразив, что дерзкими речами ничего не добьешься, Тума прибегла к хитрости, к которой обычно прибегают все женщины, когда хотят добиться желаемого,

-миленький Хоронщик, - прильнула к нему девушка, - ты такой хороший, такой добрый, - щебетала она по-детски наивным голоском, - неужели ты отдашь нас на растерзание этому трехглавому псу Церберу. Ну пожалуста, помоги нам, ведь ты такой добрый.

-Можешь не подлизываться, - отвечал Хоронщик, подражая ее игривому тону, - полатает Цербер вам задницы, обязательно полатает.

-Ну пожалуста, помоги нам, - щебетала Тума, - ведь ты такой хороший, такой добрый, - при этом она игриво стреляла глазками, пытаясь соблазнить старика и безостановочно щебетала все то, что обычно говорят девушки. И надобно отметить, что Хоронщик сдался, а может быть он и не думал причинить им боль, а просто хотел попугать, так сказать сбить спесь.

-Ладно, помогу, только смотрите, ни кому не рассказывайте, что это я вам указал кратчайший путь.

-Так, так, подробнее пожалуйста, - попросил Тама, выставляя вперед свою грудь, на которой была татуировка с подробной картой лабиринта, - куда нам идти, туда или сюда.

Старик долго и придирчиво вглядывался во все эти витиеватые завитушки, черточки и узоры густо украсившие его грудь. Потому с каким интересом он разглядывал карту, Тама понял, что старик совершенно не разбирается в картографии. И он оказался прав, ибо перво-наперво он спросил:

-так это карта лабиринта, ты смотри, а я то думал, это у вас картинки по всему телу расписаны, так сказать для красоты.

-Ну Хоронщик, ну миленький, - щебетала Тума, - ну посмотри карту, может узнаешь какие-нибудь знакомые места.

- Зачем мне карта, - отвечал старик, - я вам и так, без карты, покажу кратчайшую дорогу.



«Хватайте, держите, вяжите вора»


Долго шел Апекс, пока наконец не попал в одно селение. Видит на одной из улиц шумит базар, где демоносы продают и покупают всевозможные товары. Стал он посреди базара, что делать, не знает, и тут ему на ум пришло то, чему его научили в последний раз. Вскочил он на пустую бочку, будто на трибуну, и как закричит истошным голосом: «Хватайте, вяжите, крутите вора, кругом воры, держите их!» Что тут произошло не описать словами, весь базар пришел в смятение и переполох, все куда-то бежали, что-то кричали, били горшки, топтали товары, а когда суматоха улеглась, схватили Апекса и начали возмещать на нем свои убытки, так сказать взымать с него свои барыши. Долго били его палками по пяткам, а затем выбросили из селения ни живого, ни мертвого. И надобно заметь, что им таки удалось выбить все безумство из его головы. Ведь чаще всего безумство возникает по причине отсутствия циркуляторных аквогигроэякуляций в голове больного. А лечить такие недуги непросто, по причине полного отсутствия циркуляторных аквогигроэякуляций в голове. Лучше всего лечить не саму болезнь, а первопричину недуга, если, к примеру, болит горло, нельзя мучить горло компрессами, снадобьями да мазями. Нужно намазать хвост горчицой и ждать выздоровления. Вот так и у Апекса, сколько не вразумляли его дубиной по голове, а до сознания смогли достучаться, только почесав ему пятки.


Мытари душ


С глухим ударом лодка Ахеронт пристала к причалу устроенному у обрывистого берега.

-Приехали, - молвил Хорон, протягивая им оболы. - Возьмите свои деньги обратно, хороший рассказ, веселые попутчики, это лучшая плата за проезд.

Проводники стояли в лодке, не решаясь сделать шаг.

-Смелее, не бойтесь, - подтолкнул их веслом.

И они сделав шаг, отправились по дороге ведущей в царство скорби и печали. Дойдя до поляны густо поросшей цветами асфодела, они нырнули в его заросли и притаились. Лишь только они скрылись в укрытии, Хорон скомандовал.

-Выгружайся, - и протрубил в рожок издающий такой отвратительный писк, похожий на клич лебедей сбившихся в стаю. «Фью, ю, Фью, ю, Фью, ю, ю» трубил рожок, вспугнув сотни душ и, те, будто испуганные птицы, выпорхнув из ладьи, устремились по дороге ведущей к лабиринту чистилища. Ладья Ахеронт тутже отчалил от берега. А проводники сидя в укрытии, с грустью смотрели ей вслед, пока она не растаяла в реке забвения Лета. Узкая тропинка, по которой шествовали души, вела к пещере, за которой начинался лабиринт чистилища. Сотни душ шли сбившись в одну вязкую массу, плотно прижимаясь друг к другу, ибо со всех сторон на них шипели и фыркали злобные змеи, они то и дело высовывали свои раздвоенные языки, угрожая закусать отбившуюся душу. Уже у самого входа в чистилище, из своей норы выскочил трехглавый пес Цербер, он грозно рычал и готов был броситься на любого, кто осмелился, даже помыслить о побеге. «Щелк, щелк» - щелкнула дверная задвижка, «дзынь, дзынь» - скрипнули петли, отворяя медные врата. В тотже миг, какой-то смутный вихрь подхватил скопление душ и поволок в раскрытое чрево лабиринта. Свист и крики смешались в едином трепете сотен крыльев, это души подхваченные смутным потоком устремлялись в бездну мрака. Из-за страшной толчеи и давки множество душ было раздавленно тутже, еще больше их побилось о толстые стены лабиринта. Они лежали на полу, медленно угасая. Крики и стенания слились в единый громогласный вой. А затем все стихло. Дверь чистилища скрипнув петлями, затворилась.

-Хух, - выдавили из себя Тама и Тума, - пронесло.

Осмотревшись по сторонам, они незаметно выскользнули из своего укрытия, отправляясь на поиски черного хода. Стена лабиринта на ощупь была холодная, пугающая чем-то загробным, но в то же время от нее исходила та сила, которая могла отбирать энергию, впитать в себя эмоции и чувства. Пробираясь вдоль стены, они наткнулись на едва заметный проход, перегороженный примитивной деревянной калиткой.

- Вот она дверь, - стояли в нерешительном раздумии души Тамы и Тумы, соблазняемые непреодолимым желанием пройти сквозь дверь.

Сердце учащенно стучало: «вой-ди, вой-ди, внутрь». А сознание тянуло назад, не иди, не надо. Эта мысль, будто древесный червь, буравила сознание, грызла мозг, войти в лабиринт, окунуться в бездну коридоров, мириады тупиков и переходов или нет. Прислонившись к его холодным стенам, они стояли, прислушиваясь к каждому звуку, к самому ничтожному шороху. Это состояние напоминало то, как мать взяв в руки яйцо Омфал, прислушивается к биению сердца своего, еще нерожденного дитяти, стучащего сквозь яичную скорлупу. Тишина, ни звука и вдруг, внутри плотной белой скорлупы, негромко, чуть слышно стукнет жизнь, ударится о известковые стенки. Так и теперь, они слушали и внимали тишину, и вдруг, к ним в сознание, будто биение сердца, ворвался звук похожий на топот, стон и скрежет когтей о каменистые стены лабиринта, во чреве которой кипела жизнь.

-Там живые души, - чуть слышно шептала Тума, - я слышу их шорохи, они ждут нового перерождения, ходят, стучат, скребутся.

-И я слышу, - согласился Тама и отворив дверь первым, шагнул внутрь, увлекая за собою Туму.

Густой и холодный воздух дохнул им в лицо, сбил дыхание. Он, будто поросшая бурьяном паутина времени, цеплялась за их тела, застилала глаза. С непривычки казалось, что воздух буквально пропитан ядовитыми испарениями, смешанными с мертвенно бледным светом, излучаемый мглистым, тлетворным воздухом. С каждым шагом он становился все зловоннее и удушливей, а ход норы все более узким и извилистым. Но в то же время, до их слуха долетал какой-то шум, визг и возня. Ничуть не испугавшись злововещих запахов и омерзительных звуков, от которых кровь, будь она в жилах, тутже захолола. Проводники терзаемые неизвестностью ступили в гнездилище Грай.


Облом.


Захудалый городишко с узкими грязными улицами и такими же серыми домами без окон обступил его со всех сторон. Местные жители и приезжие крестьяне спешили к городскому рынку, в надежде продать, купить или обменять всевозможные товары. Тут были: и водоносы, и торговцы сладостями, и носильщики, и нищие, и рабы, и бродячие собаки, и куры. Кругом стоял запах немытого тела, грязной шерсти, лука, чеснока, мусора и помоев, среди которого можно было увидеть и Апекса. Сидит он бедняга на базарной площади, милостыню канючит, мечтает о корке хлеба. Никогда с деньгами не бывает так хорошо, как бывает плохо без них. Изредка ему бросают подояние: кто горсть зерна, что и птичке не наесться, кто яблоко, кто луковицу. Долго сидел Апекс у базарной площади, а выпросил всего горсть фиников. Грызет финики, вспоминает отца с матерью, слезы рукавом утирает, мечтает о сочной и вкусной капусте. Увидела его слезы одна демоница закутанная в широкополую одежду, от которой она казалась необьятной толстухой, подошла к нему и начала расспрашивать, кто он такой и откуда родом. На все её вопросы Апекс лишь только отмалчивался. Но демоница проникнув к нему участием, улыбнулась и молвила так.

-Вижу, что ты молчун?

-Да я молчун! - отвечал Апекс, - после всего, что мне довелось пережить, я поклялся молчать как рыба.

-Отлично, - говорит демоница, - такой демонос мне и нужен. Если хочешь, я за твое молчание дам тебе два золотых обола.

Удивился Апекс услышанному, говорит.

-Сколько живу и никогда не слышал, чтобы за молчание платили деньги.

- Несовсем за молчание, - отвечала демоница, - а за одно только слово « Да ».

- Ну если за одно слово «Да », тогда я согласен, - решил Апекс.

И научила его демоница, что нужно сделать.

- Мы сейчас пойдем к судье, ты ему скажешь, что вот это моя жена, а я беден и не могу пропитанием ее обеспечить, не отступного при разводе ей дать. Тут уже вмешаюсь я, - говорит демоница, - и скажу, что отказываюсь от всего, что мне причитается, лишь бы получить свободу, и готова сама заплатить за развод. Судья даст развод, а тебе достанется два золотых обола, как плата за молчание. Только говорить нужно убедительно, постарайся растрогать его до слез.

Апекс недолго думая, согласился, ибо уже в мыслях своих ясно видел те призрачные оболы. И почему это в жизни все так несправедливо устроено, говоришь прямо, а выходит криво, бьешь в лоб, а попадаешь по лбу. Отправились они к судье, а он оказался таким занудой, каких еще свет не видывал, начал задавать сотню вопросов.

-Почему ты желаешь развестись с женой? - спрашивает судья у Апекса.

-Господин судья, - жалобным голосом отвечает Апекс, - будь милостив и милосерден, я беден и не могу её прокормить, да и она сама хочет получить развод. Тогда Судья обратился к демонице.

- Сколько лет ты замужем?

- Вообще или в этом случае, - переспросила демоница.

- Послушай женщина, - строго молвил судья, - разводы до добра не доводят, лучше помирись с мужем.

- Ах господин судья, - молвила демоница с горестным вздохом, - разве это демонос, посмотри на него, это же настоящий Охолс. Я уж, и так, и сяк, старалась все уладить, да лопнуло мое терпение, может если я откажусь от отступного, мне удасться с ним развестись и начать новую жизнь, так что разведи нас ради всехвысшего Хаоса, - молила она.

-Что ты несчастный можешь сказать в свое оправдание, - строго спросил судья, -отвечай правду, иначе не сносить твоей спине плетей.

Услышав о побоях Апекса, прорвало.

- О всех милостевейший судья, знай, что эта верблюдица не хочет признавать узды, все время упрямится, в сторону норовит убежать. Я же покорный ей, как пальцы на руках моих, и в обхождении самый добросердечный муж.

- Негодница! - вскричал судья, - мужу непослушание, требует строгого наказания, если ты его прогневала, то заслужила жестокие побои.

Теперь уже демоница вскричала не своим голосом.

- Пусть досточтимый судья знает, что муж мой неизвестно где шляется, денег в дом не приносит, я же дни и ночи сижу в одиночестве, терплю позор и унижение.

Судья посмотрел на мужа сурово и молвил.

- Какой позор, посеяв в бесплодной пустыне зерна раздора, ты ждешь хорошего урожая. Или хочешь цыплят получить, на камни наседку сажая, скорее уходи, нет для тебя развода.

Апекс испугавшись, что его оболы улетучиваются, завопил.

- Сварожичи небесные мне будут свидетели, эта женщина лживей самого лживого шакала, ей меня в грязи вывалять, что измазать в сметане кусок хлеба.

- Ах так, - вскипела демоница, - да лживей тебя я еще никого не встречала, клянусь всех высшим Хаосом, он превосходит лживостью самого последнего пса.

Тут уже вспылил Апекс.

- Стыдись своих слов вонючая лужа раздора! - кричал он картинно жестикулируя. - Когда мы одни, ты меня терзаешь, а потом перед честными демоносами во лжи обвиняешь, - ламал он руки для пущей убедительности. – Вспомни, когда я на тебе женился, ты была безобразней грязного варвара, заразней зловонной чумы, отвратительнее мертвячины, жестче старого драконьего мяса, глупее крикливого осла, грубее сухой мочалки, зимних ночей холоднее. Все твои пороки покрыл я тайной, твой позор сохранив.

Жена взбешенно то же нашла, что ответить.

- Ах ты злоречивый шакал, жалкой блохи грязнее, клопа кровопийцы вреднее, обрезка когтя грубее. Нет! мечом в моих ножнах тебе никогда не бывать, даже привратником у дверей моих не стоять, клянусь всех высшим Хаосом, ты не пригоден для совместной жизни.

Судья внимательно выслушав доводы каждого, почесал затылок, взвесил каждое слово, молвил приговор.

-Волчица и коршун отличная пара, мужчины говорят о женщинах, что им вздумается, а женщины делают с мужьями, что угодно, поэтому я расторгаю ваш брак-Талак, Талак, Талак. - Троекратное повторение этого слова придавало разводу законную силу. - Талак, Талак, Талак, означает развод, и теперь женщина твоя душа и тело не принадлежат этому демоносу, ты свободна.

Апекс уже несомнивающийся в успехе предприятия, очень обрадовался, его пальцы уже сжимали столь желанные оболы. Но как раз таки с ними и получился облом. Демоница обратясь к судье, молвила так.

- Скажи достопочтимый хранитель права и законности, мудрейший из всех судей, я теперь совсем свободна.

- Совсем, - отвечает судья, - глаза мои тебя не видели.

- И вернуть старое нельзя, - продолжала она.

-Да нельзя, мои бы уши тебя не слышали. Раз ты сама отказалась от отступного, ты можешь к мужу вернуться, а он тебя вернуть назад не может, выходит, что развод в твою пользу, а у мужа на тебя прав нет.

При этих словах демоница как-то криво усмехнулась, достала из под своих широких одежд еще невылупившегося из Омфала младенца и говорит.

- Раз так, то пусть и дитя свое забирает, что хочет с ним, то и делает, - сделав так, она быстро удалилась, оставив младенца. Увидел Апекс, как дело обернулось, за голову схватился и думает, ну и влип же я. Но деваться некуда, пришлось ему взять ребенка и делать ноги из этого селения.



Мытари душ


Терзаемые неизвестностью, они шаг за шагом продвигались к логову Грай. Пещера открывшаяся их взору оказалась широким разломом в скальной породе. Её стены были увешаны крюками, на которых будто туши овец висели несьеденные части душ. Посреди пещеры были разбросаны камни различной величины, некое подобие стульев и стола, чуть в стороне был устроен очаг тлеющий потустороннем пламенем. Возле огня сгрудились три эфимерных фигуры, закутанные в тень погребального савана. Это были старухи Граи, которые пытались проткнуть медным вертелом тело одной души. Надобно отметить, что душа связанная по рукам и ногам незримыми нитями не могла оказать сопротивление, она издавала лишь слабые стенания, трепеща от страха. Этого-то и нужно было Граям, воровкам неочищенных душ. Они танцуя над душой, вырывали друг у друга один на троих зуб, сорились за один единственный на троих глаз. Обладатель этих бесценных сокровищ отбивался от протянутых рук, старался подольше насладиться видом будущей жертвы. Только блеск зуба и мерцание глаза говорило о том, что перед ними живые существа, а не тени из снов Гипноса. При виде столь необычного зрелища, проводники буквально опешели и стояли, широко разинув рот. А Граи незамечая непрошенных гостей дрались меж собою, обзывая друг друга не самыми ласковыми прозвищами. Самая старшая у них была Энио, что означает – мор, средняя Памфредо—падуча, а младшая Дино—язва. Самая старшая по-возрасту Энио-мор на вид была желта, как шафран, голову её венчал венок из пуха и перьев, а лоб был до того безобразный и неестественно высокий, что казалось, будто у неё вместо одного лба, надстройки из множества лбов. Вторая из сестер, Памфредо-падуча, была необычно толста, ее явно мучила водянка, и фигурой она напоминала огромный кратер, сосуд для всяких нечистот. Её круглое, как шар, красное и распухшее лицо было необычно огромно, а рот протянувшийся беззубой щелью от правого уха до левого пугал своими размерами. Третья из Грай, Дино-язва, была очень худой миниатюрной особой, её синюшно-серое лицо имело загробный оттенок, а мертвецкие пятна её кожи говорили о том, что у неё скоротечная пуча, трясуча, чахотка и круча. О том, что она особенно опасна, говорили её тонкие губы, на которых буквально застыла злоба, а её необычно длинный нос, больше похожий на хобот, лишь усиливал это впечатление. При каждом движении головой, её нос болтался то туда, то сюда, придавая лицу несколько двусмысленное выражение. Две старухи Граи держали связанную душу по рукам и ногам, а самая толстая из них проткнула её медным шампуром и повесила жариться над костром. Запах свежей плоти привел толстуху в восторг, она тутже пустилась в пляс, притопывая ногами топ-топ, прихлопывая руками хлоп-хлоп, в который втянулись и остальные Граи. Три граи, три сестры: Энио, Дино и Пемфредо порождение морских божеств Форкия и его жены Кето, всегда сорились и дрались меж собою. Будучи от рождения седыми и старыми, они имели на троих всего один зуб и глаз, которым они по-очередно обменивались, и не всегда этот обмен происходил мирно.

-Пережарится! - кричала Падуча, стараясь вырвать зуб у Язвы.

-Дай мне, - требовала Мор и тянулась к единственному зубу.

-Нет, сначала я посмотрю, - отбивалась своим длинным носом Энио-язва, пялясь остекленелым глазом на чуть поджаренную душу.

- Еще не готово! - кричала Памфреда, отталкивая от мяса своих сестер.

-Нет, уже готово, - перекрикивала всех Дино, при этом из ее необьятного рта вырвался могучий рев и плевки, которыми она вместо бульона поливала жаркое. В это самое время, самая старшая из них, Энио-мор, принюхалась и буквально заплясала на месте

- Отдайте мне глаз! - вскричала она, - я слышу запах живых мясистых душ.

-И правда, - согласилась Пемфредо, втягивая воздух своим толстым носом, - ох какие мясистенькие душки, - облизывала она свои пухлые губки.

-Кто здесь? - вскричала Дино-язва, сжимая в своих руках медный вертел, при этом она пялилась во все стороны огромным фистончатым глазом.

Только теперь Тама и Тума смогли рассмотреть, что этот огромный глаз был точь в точь таким же глазом, какие имеют пчелы и трутни.

- Боже правый и левый, - всплеснула в ладоши Памфреда, - вы бы только видели, какие они жирненькие, вкусненькие, сладенькие, ах.

В другой ситуации проводникам пришлось бы очень туго, ибо Граи - воровки неочищенных душ, хоть и были слепыми, но очень хваткими. Всю свою жизнь они только тем и занимались, что охотились в лабиринте чистилища за неочищенными душами, от которых они могли поживиться страхами, сомнениями и прочими чувствами. Надо отметить, что их абсолютно не интересовали очищенные души, которых они называли засушенными душонками. И правда, навара с таких душ почти не было. А тут пред их глазами такая удача, живые, жирненькие, сладенькие душонки.

-Дай мне, дай мне, - вырывали они друг у дружки один единственный глаз, пытаясь рассмотреть такую вкуснятину. Однако Тама не стал дожидаться, пока Граи набросятся на них, он сам прыгнул на середину комнаты и, сорвав со стены медный вертел, принялся молотить им по головам, ногам и сгорбленным хребтам старух. Тума то же не стояла без дела, схватив длинную кочергу, которой Граи помешивали жар в очаге, начала помешивать, покручивать и поглаживать Энио, Дино и Памфредо. Четыре глаза против одного сыграли свою роль. Под напором Тамы и Тумы злобные Граи начали отступать, они бежали так быстро, что их вопли были слышны даже сквозь непроницаемые стены лабиринта. Проводники бросились за ними следом, найдя в стене еле заметный проход, протиснулись внутрь и буквально оторопели от непривычной темноты. Мрак лабиринта был настолько темен, что их глаза буквально испарились.



Идея одного жульства



Снова на мою голову свалились неприятности и этот младенец, думал Апекс, пробираясь от одного селения к другому. Сидит бедняга Апекс на углу широкой улицы, просит милостыню, горько вздыхает и приговаривает:

- Дай мне бог за одно, взять тысячу, дай мне бог за одно, взять тысячу.

Только никто ему ничего не подает. И тогда в его голове родилась идея одного жульства. Увидев богатый дом знатного демоноса, он неспеша подошел к дому и, оглядевшись по сторонам, положил младенца у ворот. Подкинул значит ребеночка. А сам давай бочком, бочком оттуда выбираться, вдруг из ворот выскочил слуга и будто цепной пес погнался он за Апексом, но и тот бежит нехуже быстроногой лани. Видит слуга, что не догнать ему беглеца, схватил с земли тяжелый камень и запустил ему в спину. Упал на землю подбитый Апекс, а слуга прыгнул сверху, да как закричит:

- попался негодяй!

Тутже из дома выскочило множество слуг и хозяин, знатный демонос. Подскочили к бедняге и принялись его избивать, выкрикивая:

- вот, кто каждый день подбрасывает нам еще невылупившихся младенцев. Так это ты подбрасываешь мне Омфалы, а потом убегаешь, - ругался знатный демонос, - ану забирай всех своих вылупков.

Бедняга Апекс не мог о таком даже помыслить, ибо ему принесли и вручили еще девять невылупившихся младенцев, при этом пригрозили:

- забирай свой выводок и уноси ноги пока цел.

Прикинул несчастный, что сбежать ему не удасться и потому лучше смириться, стал он жалобно причитать.

- Разве вольные демоносы так поступают, какже мне их унести всех десятерых. Они ведь круглые и толстые, размером с дыню, всех в руках не удержишь, - скулил бедняга Апекс.

Тогда знатный демонос сжалобился над ним, велел слугам принести большую корзину.

- Складывай своих вылупков в корзину и убирайся отсюда подобру-поздорову.


Мытари душ


Мрак подземелья был настолько темен, что глаза буквально испарились, исчезли, будто и не было их никогда. Идти приходилось на ощупь, прощупывая стены лабиринта исцарапанные сотнями, тысяч когтей. Поройдя совсем немного, Тама споткнулся и упал, а Тума упала на него сверху.

-Где мои глаза, - шептал Тама, подымаясь на ноги, - может мы умерли, и теперь чернота вечной ночи окружает нас со всех сторон.

От этих жутких мыслей перехватывало дыхание, отчего им показалось, что душа может задохнуться и умереть. Но искра сознания остановила смерть.

-Мы не можем умереть, потому что уже мертвы, - твердили они себе, будто заклинание, - мы не можем умереть, потому что мертвы.

Это придало сил.

- Нужно идти вперед, - молвил Тама, протянул руку и понял, что он стоит возле преграды. Он отчаянно простирал руки во все стороны, но всюду встречал одни лишь стены пустоты. Сзади плелась ослепшая и беспомощная Тума, связанная с ним брачными узами.

-Будем идти наощупь, - молвил Тама и они осторожно шагнули в начало того пути, которым заканчивается начало. Увлекая за собой девушку, Тама брел в кромешной темноте, до боли напрягая глаза, царапая когтями стены, будто пытался оставить на них знаки и отметины. То и дело натыкаясь на преграды из стен, они брели, попадая в тупики из стен, снова продвигались вперед, держась за стены и снова попадали в тупики из тех же стен исцарапанные острыми когтями. Сколько им пришлось бродить лабиринтом чистилища, может вечность, а может один только миг, этого никто не знает. Ибо они совершенно не ориентировались ни во времени, ни в пространстве, которое их окружало. Везде и всюду их преследовали бесконечные тупики и стены лабиринта. Они двигались на угад, то и дело пытаясь отыскать выход, и снова натыклись на стены исцарапанные когтями мириад душ оставивших отметины на стенах лабиринта. Иногда до их слуха доносились глухие удары, похожие на удары головой о стену и чье-то ругательство, иногда они слышали крики отчаяния или может быть призывный крик, молящий о помощи, летящий откуда-то издалека. Звук отбиваясь от стенок лабиринта, искажался, превращаясь в исковерканное стенание и быстро затухал, растворяясь в антифаде коридоров, тупиков и переходов. А однажы на их пути возникла заблудшая душа, бредущая неразбирая пути-дороги. Это была душа совсем еще юного демоноса, с лицом белее—белого мела, в глазах которого горел фееричный огонь, подобный огоньку лесных гнилушек. Он шел почти бесшумно, его копыта не издавали ни малейшего звука, только блеск его глаз и чуть слышный шопот выдавали его присутствие. Ударившись о выступ лабиринта, он ругнулся и скрылся за поворотом.

-Хух, это не Граи, - выдохнули проводники, которые стояли вжавшись в стену и уже не надеялись на такую удачу.

Шаг за шагом, чистилище сотканное из вечной темноты и безвременья впитывало их душу, растворяя в своем чреве сознание. Но они упорно шли вперед, только вперед, пронизывая время и тьму. Шорохи и звуки преследовали их везде, они прятались за каждой из сотен-тысяч стен, иногда слышались справа, иногда слева. И звуки эти были до того странные и зловещие, будто шопот несущийся из небытия. Они шли наугад, иногда на звук, иногда пугаясь их, шли в другую сторону, и так повторялось бесконечно. Пока руки не наткнулись на теплую и немного мокрую стену. Тама стоял оцепенев от ужаса и одновремено нахлынувшей радости.Вот оно начало того пути, которым заканчивается начало. Дверь ведущая в покои бога Ямы. Эта стена была совершенно необычная, каменая кладка была гладкая, слизкая и теплая. Тама пошел вдоль стены, ступая с той недоверчивой осторожностью, какая бывает у сомневающихся в свою удачу. Однако даже осторожностью нельзя было определить размеров стены, она была везде, и Тама определенно чувствовал, что это непростая стена, непросто очередной тупик лабиринта, это временный барьер, пройдя который, душа обретет способность к перерождению. Только одна преграда останавливала проводников, где вход в палаты бога Ямы, думал Тама, ощупывая каждый камень, стены и не находил его. И тут Туме пришла на ум мысль о златой ветви, сорванной в роще Персефоны.

- Да, да, златая ветвь, сорванная в роще Персефоны поможет нам, какже я забыл о ней, - радовался Тама, приложив ее к каменной стене.


Из рук в руки???


В это время, Апексу, которому ничего не оставалось делать, сложил младенцев в корзину, сверху прикрыл тряпьем, корзину на голову поставил и пошел незнамо куда. Идет он мимо фруктовых садов, ворует плоды, тем и живет. Долго ли, коротко ли он брел куда глядят его глаза, размышляя примерно таким образом. Нет ничего удивительного в том, что за мной тянется шлейф бед и несчастий, а девять демоносиков этому лучшее подтверждение. Нужно перераспределить поток бед и несчастий, любым путем избавиться от них, и ты снова схватишь удачу за хвост, убеждал он себя, а беды и несчастья останутся там, где ты их оставил. Вдруг видит, ему на встречу едет упряжка, в ней сидит знатный демонос, а упряжку тянут два скучного вида осла. Даже издали видно, что этот демонос непростого роду, а знатный вельможа, может даже титан.

-Дай мне бог за одно, взять тысячу! - проговорил Апекс, поравнявшись с упряжкой, и ослы всхрапнув от неожиданности, вздрогнули, отшатнувшись в сторону.

-Эй демонос, - обратился к нему вельможа, - ты случайно не дынями торгуешь.

Тут бедолагу Апекса осенило.

-Дай мне бог за одно, взять тысячу, - сказал он и, поставив корзину в свободное место на арбе, утвердительно закивал головою.

-Дынями торгую, дынями. А тебе добрый демонос отдам почти даром.

- За даром не хочу, - отвечал вельможа, - возьми хоть несколько оболов, - протянул деньги.

-Да тутже целое состояние, - вскричал Апекс, - Дай мне бог за одно, взять тысячу, сейчас я сдачу отсчитаю, - схватив деньги, он начал судорожно рыться в своем рванье. А затем как закричит, - да я кошель с деньгами забыл дома. Дай мне бог за одно, взять тысячу, - и со всех ног бросился прочь, будто бы за своим кошельком, только пыль за ним стелится.

Больше титан Крон его не видел, он немного подождал чудака-растяпу, а затем услышал, что в корзине что-то шевелится, отворил тряпицу, а там, о всех высший Хаос, десять младенцев.

-Дай мне бог за одного, тысячу, - прокричал титан Крон, - где ты делся, забирай свой выводок.

Но ответом ему был писклявый крик, только что вылупившихся малюток-демоносиков.


Мытари душ


Золотая ветвь, сорванная в роще Персефоны раздвинула печати из заговоров и заклятий, скрипнув невидимыми петлями, отворила завесу тайны. Сделав над собой усилие, они шагнули внутрь, и тутже яркий, ультраморенговый свет пронзил их тело насквозь. Казалось, он исходит отовсюду, слепит и до боли режет глаза. Ослепленные Тама и Тума стояли, соображая, где они и что с ними происходит. Открыть глаза, нужно открыть глаза, твердили они и боялись это сделать. Они боялись первого взгляда, пронзающего глаза нестерпной болью, боялись увидеть что-то ужасное, что могло поглотить их целиком, боялись, что вовсе ничего не увидят, ведь они мертвы и видеть не могут в принципе. Боялись и еще раз боялись. Наконец Тама, как и положено мужчине, сделал над собой усилие и с безумно колотящимся сердцем открыл глаза. Светлые помещения усыпальницы, жилище бога Ямы, представляло собой несколько покоев, сплошь изукрашенное многочисленными изображениями. Стены были покрыты фресками и барильефами, вазы и статуи, мозаичные узоры свидетельствовали о невероятном богатстве божества. Золотые кресла, резные стулья, вазы и сосуды, в которых хранились благоухающие смолы-мази, духи, благовония и пудры для умащения тела. Статуи самого бога Ямы, Эреба, Вия, Ламии и прочих божеств загробного мира. Ларцы с ожерельями, бельем и прочей одеждой. Множество сосудов, амфор и кратеров с едой и питьем. Причем, все это было из чистейшего золота и драгоценных каменьев.

-Чудно здесь и красиво, - молвила Тума, осматриваясь кругом.

Побродив в усыпальнице, проводники с любопытством изучали обстановку, рассматривали настенные росписи, трогали предметы, оружие, мебель. Туму больше другого привлекла царственная одежда, которая висела расшитая стеклом и бисером из драгоценных каменьев и обувь с драгоценными пряжками в кольцах и браслетах из золотых и серебряyных украшений.

- Видно Яма уже давно не просыпался, - молвила Тума, касаясь разноцветного бисера, покрытого толстым слоем пыли. И правда, кругом куда не бросишь взгляд, висят толстые нити вековой паутины. И даже саркофаг, жилище бога Ямы, покрыто ею с ног до головы. А ему хоть бы что, знай себе спит в своем погребальном ложе, ибо время судного дня еще не пришло. И судя по его сладкому храпу – Хрррр, Хрррр, доносящимуся из саркофага, просыпаться он не собирался. Может через сто, а может через тысячу лет проснется чистильщик Яма, кто это знает, только ему одному ведомо это. Он будет спать до тех пор, пока до краев не наполнится лабиринт чистилища. Поскольку душа не очень плотная субстанция, а огромный лабиринт вмещает мириады душ, то не переполнится и через тысячу лет. Нужно его разбудить, думал Тама, прикидывая и так, и эдак, как расшевелить дремлющие мозги бога.

-Вот кстати его мозги, - молвила Тума, указывая на небольшой сосуд, где хранились мозги чистильщика, изьятые у него во время бальзамирования. Тутже стояли прочие сосуды, в которых хранились внутренние органы, почки, печень, селезенка и прочее, чем богат любой организм. Саркофаг, в котором опочивал чистильщик Яма, имел овальную форму, напоминая собой ладью или мраморную ванну для купания, только без стока для воды. Снаружи его густо покрывали рисунки, между которыми то тут, то там во всевозможных положениях повторялись знаки и символы.

- Нужно разбудить его, - сказал Тама, взяв тяжелую амфору, начали стучать в крышку саркофага, но все бестолку. Его хозяин спал, как куколка бабочки-капустницы, а его дух находясь в анабиозе, странствовал меж мирами. Сколько не стучали проводники, ничего у них не получилось, лишь на время прекращался храп, а затем возобновилялся с ещё большей силой. Нужно вскрывать саркофаг, решили они, но то, что подсилу смертному, духу сделать очень сложно, а порой почти невозможно. Ведь они по-прежнему оставались бестелесыми оболочками, лишенными той силы, какою наделено все живое. И все же собрав в кулак всю свою недюжую силу, им удалось чуть, чуть сдвинуть крышку саркофага, благо под рукой было множество предметов, которые можно было применить вместо домкрата. Новый, еще не видевший огня треножник подошел, как нельзя лучше, хоть и не спервого раза, но им таки удалось открыть каменную крышку саркофага. Но когда наконец они в этом преуспели, то их взорам открылся другой саркофаг из листового золота, значительно меньших размеров, чем первый, но во всем прочем его совершенная копия. Промежуток между ними был заполнен ароматной смолой, отчего краски на втором саркофаге немного постарели. Чистое золото хоть и кажется твердым, но поддалось быстрее и легче, открыв его, они обнаружили третий саркофаг. Это был ковчег, в котором мумия чистильщика могла путешествовать меж миров. Капсула ковчега была из редких сортов дерева, источала пьянящий и успокаивающий аромат. Как же легко и приятно находиться в таком ковчеге, думал Тама, отковыривая треножником пряное дерево, в самом сердце которого покоилась мумия чистильщика Ямы. Он спал и сладко-голосно похрапывал. Столько не пытались докричаться к нему проводники, толкали и тормошили его, все без толку. Яма мирно спал и даже не думал просыпаться.

-Может он вовсе и не живой, - высказал предположение Тама, рассматривая спящее божество. - Посмотри у него даже глаз и тех нету.

И правда, у Ямы вместо глаз были вставлены два алмаза необычной величины, которые были изготовлены очень красиво и правдоподобно имитировали белки глаз. К тому же кожа тела была гладкой, блестящей и выглядела не совсем живой. Только зубы оставались такими же крупными и белыми, как прежде.

-Точно, он неживой, ведь его внутренности: почки, печень и прочие органы вынули из тела и распихали по банкам. Даже если он и проснется, о чем с ним можно будет разговаривать, если мозгов и тех нет.

-Почему же он тогда храпит, - возражала Тума, - раз храпит, значит живет, нужно пробовать, - щекотала она ему ноздри золотой ветвью из рощи Персифоны.

Но сколько не старалась, все без толку, Яма спал беспробудным сном. От нечего делать, проводники начали осматривать помещение, рылись в вещах, горшках да амфорах, надесь отыскать лекарство или может целебное снадобье, которое поможет им разбудить спящего. Надобно заметить, что среди множества стеклянных баночек и разноцветных скляночек, амфор и кратеров, взгляд Тамы привлекли два горшка с изьеденной кислотой глазурью, изнутри которых торчала медная проволка. Но не только это привлекло его взгляд, а висящая табличка. Череп и перекрещенные кости, изображенные на табличке говорили о том, что это непростые горшки, а с секретом.

-Интересно, что там внутри, - молвил Тама, протягивая руку к горшкам.

- Осторожно, это гальванические батареи, - не успела предупредить его девушка.

Тама уже успел дотронуться до торчащих проволок и получил сильнейший разряд вольтовой дуги. От неожиданости он лишился чувств и повалился на землю, не выпуская проволоки из рук. Некоторое время его било частым ознобом, по внутренностям пробегали волны электрических разрядов, зубы выбивали: ча, ча, чайную дробь, а тело наэлектролизировалось и искрило. Каким-то чудом проволка выпала из рук. Отдышавшись, он поднялся с пола, волосы на его голове стояли торчком, глаза поблескивали дивным светом, а от тела исходили клубы пара.

-Ты жив? - спросила его Тума.

- Жив и кажется полностью очистился, в моем теле все буквально стоит торчком.

-Я тебе кричу, это гальванические батареи, вот и знак «череп с костями, не влезай убьет», а ты не слушаешь.

Но Тама стоял просветленный и даже не думал обижаться на колкие замечания в свой адрес.

-Эврика, - сказал он еле переводя дух, - думаю мы сможем разбудить Яму, потому что природное электричество и мертвого подымет.

Со всеми предосторожностями они дотащили к саркофагу бога Ямы глиняные горшки, покрытые глазурью, в середине которых находились железные стержни из электрума и запаянные медные цылиндры. Стараясь не дотрагиваться к проводам голыми руками, они присоединили к спящему телу гальванические елементы. Тутже произошел разряд, и яркая вспышка энергии осветила тело, еще разряд и снова вспышка, разряд и разочарование. Тело вздрагивало и дымилось, но не оживало.

-Батарея по всей видимости разрядилась о мое тело, - с грустью в голосе молвил Тама, облакотясь на саркофаг.

Прошла минута-другая гнетущей тишины, и тут, случайно брошенный взгляд на лицо божества заставил их похолодеть. То чего они так упорно добивались, произошло само собой. Одного взгляда было достаточно, чтобы удостовериться, глаза из огромных алмазов теперь оказались прикрыты веками, так что оставалась только узкая полоска, но даже через эти узкие полоски исходило дивное сияние, которое все наростало с большей и большей силой. Перемены происходящие в теле бога свидетельствовали о том, что оно оживает, пробуждаясь от спячки.

- Давай же, давай, - просил Тама, склонившись у саркофага, вглядывался в лицо Ямы.

Казалось, еще миг и оно откроет свои очи, оживет, пробудится от спячки. Но то, что произошло потом, буквально подавило их волю, чуть не лишило сознания. Из раскрытых очей вырвался ярчайший столп света, который буквально пронзил их насквозь, заставил их тела оцепенеть. И на миг им показалось, что это молния блеснув во мраке ночи, разверзла небеса и землю. А в это время, совершенно ожившее божество согнуло правое колено и……



Перераспределение бед и несчастий


Сколько не ламай свою голову, а на ум никак не идет, каким таким образом сам титан Крон позволил этому проходимцу Апексу, обмануть его по первое число. Вместо сладких и сочных дынь всучить десяток чуть вылупившихся демоносиков. И вообще, как он оказался здесь, в этом богом забытом уголке материка Родос. А дело было так. Улетев от демоницы Кампы, он решил раз и навсегда покончить с этой амурной историей, а чтобы излечиться от любовной тоски, он целый месяц провел на целебных водах реки Селемн, излечивающию от любвных недугов. Но даже спустя месяц купания в водах реки Селемн, запах Кампы так и не выветрился из его головы. Иногда он с грустью вспоминал ее образ, даже мимолетные курортные романы не смогли излечить его раны. Устав от отдыха, он решил отправиться в столицу Родоса, город Тельхирум, где как раз намечался праздник. Оседлав крылатую «обезьяну», он летел по небу, наслаждался его красотами, вдыхал пьянящий аромат небес. Но так уж было угодно судьбе, в дороге с ним случилась непредвиденная, можна сказать черезвычайная ситуация, он попал в жуткий ураган, его «обезьяна» разбилась. Он же благополучно и без единой царапины выбрался из под обломков «обезьяны»водух неьбеся небольшой праздникебеса и небо., купил в ближайшем селении двух ослов и повозку, погрузил на нее все самое ценное, отправился путешествовать сушей. Но так уж бывает, что беда не приходит одна, а под ручку с проходимцем Апексом –дай ему бог за одного демоносика, тысячу болячек. Который обманным путем всучил ему вместо дынь, десяток только что вылупившихся демоносиков. Считая, что ребенок в доме приносит счастье, а 10 детей только умножают его в 10 раз, Крон смирился со своею судьбою, и как ни в чем не бывало, отправился дальше. Уже заполночь он добрался к ближайшему населенному пункту, а вьезжая в город, наткнулся на стражников храпящих во весь рот, и каждый из них был при копье и щите. Предрассветный час склонил их головы ко сну.

- Вот так охрана в этом городе, - ругался Крон, но скандалить не стал, проехал к постоялому дому и остановился на ночлег у одного купца, по имени Мерзга. Выждав момент, пока Крон распрягал свою арбу, Мерзга мышью проскочил в комнату нового жильца и приступил к внимательному изучению чемоданов, узлов и баулов, раставленных вдоль стен. При виде огромных сокровищ, которых у Крона было немало, у Мерзги загорелись глаза, а в мозгу вызрел хитроумный способ молниеносного обогащения. Он, как ни в чем не бывало, усадил постояльца за стол, предложил ему хлеб, сыр, рыбу и нектар настоянный на маковой росе. Ничего не подозревающий Крон отпил нектару и сразу же уснул беспробудным сном. А Мерзга тем временем бросился к начальнику стражи и, поклонившись ему, доложил, что его обокрали и сделал это не иначе как вор, душегуб и убийца с бандой несовершенолетних преступников. А стража, она везде стража, порядок и законность в городе, вот их горький удел, который они хлебают из больших кувшинов жалобщика. Отпив нектара, начальник стражи отправил воинов восстановить закон и справидливость. И видит бог, они сделали все в лучшем виде. Крон проспал всю ночь и пол дня, а когда очнулся, обнаружил, что находится в городской канаве с нечистотами, а рядом с ним валяется корзина с десятком младенцев, а все его имущество и деньги пропали бесследно. Путаясь в самых недобрых мыслях и предположениях, он понял, что в город ему возвращаться не следует, а лучше уносить ноги пока цел. Забрав с собою корзину с детенышами, он без единого гроша в кармане отправился, куда глаза глядят, а младенцы своими криками подсказывали ему правильную дорогу. Долго бродил он полями, лесами да нехоженными тропами, голодал, траву жевал, закусывал ягодами, пока не набрел на одно селение, всего несколько жалких хижин. Вошел он в певую попавшуюся и увидел: на лавке старушка лежит с большой грудью и щетиной на подбородке, одно ухо под головой, другим ухом прикрыта. Увидела его старуха, спросила.

-Откуда и куда путь держишь бродяга?

Долго и запутанно обьяснял ей Крон о своих злоключениях, а затем пал пред ней на колени просил:

- вижу я, что сердце твое доброе и ласковое, не оставляй на верную гибель, спаси от голодной смерти меня и этих подкидышей.

Пожалела старушка беднягу, у себя оставила, но с условием:

- будешь мне во всем помогать.

Крон с великой радостью согласился.

-, Я ученый, - обьяснял он ей, - постиг все премудрости и знания какие только есть на свете, так что можешь не сомниваться в моей помощи.

-Вот и проверим какой ты ученый, - оставила его у себя добросердечная старушка. Помогла ему, чем смогла, нашла пеленки для подкидышей, накормила их, напоила. А Крон первым делом начертал письмо, расписал где он, -что с ним, и с оказией отправил в город Тельхирум. И вот день за днем бежит, будто дождь дождит, а ответа нет, никто его не ищет, и детей бросить он не может, и кормить малюток нечем. Стал Крон изворачиваться, прилагать все усилия, чтобы накормить бедных малюток.

-Обед нужно заработать, - отвечала старуха, - иди в поле, накоси сена, отработай еду.

Сколько мог обьяснял ей Крон, что он ученый и косить траву не обучен, а старуха знать ничего не хочет, слышать ничего не слушает, вручила ему косу, погнала на сенокос. Целый день махал косой титаныч, только ворон на поле разогнал, ничего не накосил, чуть живой домой пришел, мозолистые руки старушке показывает, дескать вот как трудился. Разозлилась на него старуха, говорит:

- работник с тебя никудышний, завтра я пойду сено косить, а ты оставайся дома, займись хозяйством.

Обрадовался Крон:

-, это у меня лучше получится.


Мытари душ



Из раскрытых очей бога Яма вырвался ярчайший столп света, который буквально пронзил Таму и Туму насквозь, заставил их тела оцепенеть. И на миг им показалось, что это молния блеснула во мраке ночи, разверзла небеса и землю. А божество, в это самое время, согнуло ногу к животу и как боднет ею Таму. А затем, как закричит не своим голосом.

-Будь проклят тот, кто потревожил мой покой и сон.

Но Тама всего этого не услышал, ибо в это самое время летел быстрее снаряда выпущенного из пращи, это Яма, придав ему ускорение, брыкнул его своим копытом. Пронзив стену печатей, он снова оказался в вязкой и мрачной паутине лабиринта. Найдя в себе силы, он сумел протиснуться сквозь стену, и первое, что увидел, был кулак бога Ямы и его грозный окрик.

- Ах ты молокосос, - ревела мумия не своим голосом, - забыл, как нужно вести себя со старшими, - и как врезал ничего не понимающему Таме, что тот снова вылетел в бездну лабиринта.

Превозмогая боль, он снова собрал силы и вновь протиснулся сквозь стены. На этот раз ему повезло, Яма прочищал мозги его жене Туме. А та, будто мышь, пищала и пряталась под резным ложем из антиливанского кедра. Мумия схватив ее за хвост, пытался вытянуть из под кровати. Надобно отметить, что Тума, как и любая женщина, вела себя очень мужественно, она визжала во всю глотку, впилась своими зубами в его руку, и к тому же сумела дотянуться коготками до его лица, оставив там глубокие борозды, отчего Яма взревел еще сильнее. Тут уж не до шуток, решил Тама и бросился спасать свою жену.

-Ах ты никчемный мерзавец, - вскричал Тама, угрожая божеству, - тебе бы только с женщинами сражаться, - а Яма не обращал на его слова никакого внимания, пытался оторвать свою руку от впившихся зубов и рычал от боли.

Поняв, что его угрозы не действуют, а голыми руками с ним не справиться, Тама оглянулся и начал искать что-то вродеи палки, и видит бог, он нашеол то, что искал. В тот момент, как Яма уже сумел освободиться от вцепившийся в его руку девушки, он подскочил к нему, и что было силы дал пинок под зад. Божество взревело еще больше и развернувшись ринулось на обидчика. В этот самый момент Тама замахнулся и с лета стукнул бога Яму новым, еще не знавшим огня треножником. Через миг на полу лежали все, и Тума забившаяся под кровать, и Яма получивший удар в голову, и даже Тама упавший на пол от великого напряжения. Надобно отметить что божество, на то и есть божество чтобы быть всегда в строю. Вскочив, оно хоть и держалось за голову, но уподобясь разьяренному льву поперло на Таму, а тот к этому времени тоже сумел подняться на ноги и теперь они стояли лицом к лицу, меряя противника холодным колючим взглядом. В свете не земного свечения глаза Ямы мерцали угрожающе красным блеском, а когда он в бешенстве бросился на обидчика, то представлял из себя настоящее чудовище, несущее смерть и разрушение. В последний момент Тама вспомнил про свой мечь, попытался вытащить его из полы одежд, и ему уже почьти удалось это сделать. Но в это самое время, Яма одним ударом выбил его из рук, и набросился на обидчика. Огромный, сильный, широкоо плечий мужчина, с крепкими руками в миг скрутил желторотого юнца, который все же пытался сопротивляться. Одной рукой Яма зажал ему шею, а другой стиснул запястье, и начал выкручивать руку. Но Тама сумев изловчиться, выскользнул из его цепких рук, сам схватил его за шею, неожиданным рывком оторвал от земли, и ловко перебросил его через голову. Даже в полете мумия не расцепила своих рук, хотя все кости в его теле трещали, и? перевернувшись? тутже подмял под себя Тама таким образом, что теперь он очутился под ним, и лежал уткнувшись лицом в пол. Яма уже праздновал победу, но не успел насладиться ее вкусом. Сильнейший разряд гальванических батарей, стукнувших его электро током, лишил чуdств. И он обессиленно свалился тутже возле поверженного противника. Не скоро он очьнулся, а осмотревшись по сторонам, понял, что лежит связанный по рукам и ногам своими же пеленами. А рядом сидели его обидчики и наслаждались вкусом священного нектара, запасы которого были не истощимы, яхидно улыбаясь, спрашивали.

- Сколько здесь припасено этого божественного питья? - спросил Тама у очнувшеигося чистильщика, неспешно отпив из кратера хмельной нектар.

-Тысячь сорок амфор, а может и больше, - отвечал Яма, еще не понимая, зачем он отвечает, и, почему собственно говоря, разговаривает с осквернителями могил.

……Долго затем проводникам пришлось обьяснять, кто они и зачем явились к нему в гости.



Эта работа как раз по мне.



Долго обьясняла ему старуха, что и как нужно делать.

-. Я говорит пойду косить сено, а ты оставайся дома, приберись кругом, кашу свари, масло взбей, корову накорми, козу напои.

- Эта работа как раз по мне, - отвечал Крон, - с этим я справлюсь.

Не свет, не заря, старуха намолола на ручьной мельнице ячьменной муки, замесила тесто на кислом молоке, развела в Тамдыре-глиняной печьке жаркий огонь, испекла пышные лепешки, помазала их сверху коровьим маслом, уложила в чашку, чашку завязала в чистый платок, надела рабочие сандалии, вскинула на полечи косу, и отправилась косить сено. А Крон остался хлопотать по хозяйству. Перво- на перво он решил сбить к обеду масло. Но только принялся за дело, ему захотелось пить, залез он в погреб, достал аАмфору с простоквашей, ведь все знают, что нет ничего лучьше и полезнее для желудка, чем холодная простокваша. А пока цедил в кружку простоквашу, слышит в кухню вскочил козел и давай посуду, крушить. Зажал он в кулаке кружку с простоквашей и в верх по лестнице поспешил, как бы проклятущий козел не опрокинул маслобойку. Прибежал да позно, козел уже успел перевернуть маслобойку. Крон так разозлился, что кружка с простоквашей у него из рук выскочила, упала и разбилась. Пылая гневом возмездия, он со всех ног погнался за козлом и нагнав его в дверях, так поддал ногой, что козел сделав в полете кувырок, свалился на землю ни живой, ни мертвый.

-Пху на тебя образина, - ругнулся Крон, вспоминая, что в погребе не закрыта амфора с простоквашей.

Примчался туда, смотрит, а аАмфора упала, и простокваша вся на пол вылилась.

-Чтоб ты издох проклятущий, - ругал он это глупейшее животное, а когда выбрался из погреба, смотрит, а тот и впрямь изсдох, лежит, не дышит.

Пришеол он снова в маслодельню, отыскал сливки, залил в маслобойку и принялся масло взсбивать, чтобы к обед у значит поспеть с маслом. Но только он взялся за дело, как вспомнил, что скоро полдень, а хоазяйка приказывала корову накормить и напоить. Вести ее на выгон было уже поздно, решил он так. Пусть корова на крыше попасется, и корова сыта, и крыше польза. И правда, крыша в доме была плоской, и густо поросла высокой травой. Дом стоял на пригорке, дай думает Крон, перекину я на крышу доску и проведу по ней корову. Но маслобойку он не решился из рук выпускать, потому что на кухне ползали десять голодных младенцев- демоносиков, а они то уж только и мечьтали перевернуть все верх тормашками. Взвалил Крон маслобойку на спину, поставил в естественное углубление, устроенное природой у каждого демоноса, и за коровой пошеол. Но прежде чем тащить корову на крышу, решил ее напоить. Взял ведро и за водой отправился, но только наклонился над колодцем, молоко из маслобойки вылилось ему за шиворот, и потекло в колодец.

-Будь оно все не ладно, - ругался Крон, подталкивая упертую скотину на крышу дома, а та упиралась ногами, бодалась рогами и никак не хотела влезать на крышу. Управившись с делами, он сел отдохнуть и тут вспомнил, да ведь скоро полдень, а масла все еще и в помине нету, бабка прийдет, заругает. Чтобы хоть как-то загладить свою вину, решил сварить кашу. Налил в горшок воды, поставил на огонь, и тут ему стукнуло в голову, да ведь корова может с крыши свалиться, чего доброго поламает себе ноги и шею свернет. Пошеол он корову привязывать. Один конец веревки ей к шее привязал, а другой пропустил через печьную трубу и привязал к своей ноге. Вода в горшке тем временем закипела, а он еще и не принимался молоть крупу для каши. А корова возьми, да и свались с крыши, и потяни его за веревку прямо в трубу. Крепко- накрепко застрял он в печьной трубе, а корова висит с другой стороны, между крышей и землей. Ни он туда, ни она отсюда. Время к вечеру. Накосила старуха травы, домой возвращается, видит висит на веревке её коровка, бросилась она к ней, обрезала веревку. Тут Крон и свалился в горшок с кашей. Входит старуха на кухню, видит, а в горшке с кашей одни только ноги торчат на ружу. Повезло Крону, что огонь давно погас и вода остыла, а то сварился бы, в мясное рагу превратился, а так отделался легким испугом, да изрядной порциыей головомойки. Долго и усердно пилила его старуха, чуть всю голову не прогрызла, а на утро посадила его в курятник и строго- настрого запретила выходить наружу.


Мытари душ


-Вы что психи, - спрашивал Яма у проводников, - по какому праву позволяете себе подобные вольности, и вообще, кто вы такие и что вам нужно?.

-Не бойся нас, - отвечала Тама, - мы не психи, а мирные демоносы, вернее не демоносы, а лишь их тени. Пришли к тебе в гости, а ты вместо -здрасте, сразу драться полез, вот посмотри, какой синяк мне под глазом поставил.

- А как скажите на милость я должен воспринимать ваши поступки, - ругался чистильщик Яма, которого к этому времени уже развязали, и он лежал, вернее сидел, положив голову на несколько хорошо взбитых подушек.

Компрессы на его лбу были теплыми и лишь чуточьку влажными., Ссиняки, кровоподтеки да поцарапанное лицо говорило о том, что и ему зсдорово досталось. Он все еще не мог сдержать гнев, ругался.

-Мой саркофаг осквернили, три болячьки вам в печенку. Мой ковчег вскрыли, сухотку вам на руки. Мои пелена изорвали, трясучу вам на голову. А мое лицо, вы только посмотрите, что вы сделали с моим лицом, в порошок стереть вас за это. Что я по вашему должен был думать, уж не грабители посягнули на мой покой, а может это грызущие мозговую кость Граи, задумав лихое, решили испить соки моей души.

Тама едва слушал ругательства бога Ямы, во время поединка ему изрядно перепало, но теперь сили понемногу возвращались в его духовную оболочьку. Дышал он с трудом, нос почьти полностью забила запекшаяся кровь, а может ему только кажалось, что это была кровь, в голове туманилось, а череп казалось, раскалывался от тупой пульсацыи в висках. Тоже или тому подобное, чувстывуют несчщастные души, которых жарят на костре злобные Граи, думал он. Во время поединка с чистильщиком ему казалось, что душа вот- вот рассыпится, разлетится на части, но этого не произошло, все его части рук и ног имели прежнее очертание, туже форму. А вот мумия бога Ямы держалась просто и естественно, речь и тембр ее голоса звучали спокойно, и теперь, когда он успокоился, казался не такими уж и страшным, каким и показался в начале. Яма сменил свой гнев на милость, и его голос звучал уже привычно для слуха заупокойных существ. Тума встала и сняв со стены висящую одежду, заботливо, но еще с опаской, одела бога Яму. В праздничьных одеждах он выглядел куда привлекательней.

- Не гневайся на нас праведный судья, владыка смерти, - просила Тума, - не со злым умыслом пришли мы к тебе, а с земным поклоном.

-Так чего ж вы от меня хотите? - недоумевая вопрошал он, и его дыхание сближалось с дуновением ветра.

-Мы пришли к тебе на суд праведный, - отвечали мытари душ.

-Хотите судилища, - переспросил Яма, - так мы его сейчас же устроим, - его алмазные очи блеснули не добрым светом. - Знайте, мой приговор будет очень суров, ибо закон не делает различий ни кому.

- Но может же быть исключение из правил, - с мольбой в голосе вопрошала Тума.

-Ни каких поблажек, - грозно отвечал чистильщик, - ибо закон не принимает к рассмотрению мнение смертных, в коих не заключается надежной истины, вследствии того, что они имеют дело с вещами допускающими разнообразные изменения. Суждения смертных обманчивы и далеки от умо постигаемой истины, потому что их мысли опутаны неправильными, я бы даже сказал ложными иллюзиями.

- Ты так красиво говоришь, - ласково и нежно молвила Тума, - мне всегда нравились умные и образованные мужчины.

-Ты смотри, а я и не знал, что еще кому-то могу нравиться, - отвечал Яма, взглянув на девушку сальным взглядом.

Но девушка, как и подобает порядочьной девушке, держала интригу и как ни в чем не бывало спросила.

- Обьясни праведный царь, судья и владыка смерти, почему души подобны облакам легки и эфирны, а вынуждены скрываться зсдесь под землей.

-Все дело в земном притяжении, которое подобно магниту притягивает их к себе, ведь даже птицы парящие в небе и те падают на землю.

А какже души ? кокетливо шептала Тума, - они ведь бестелесны.

- Облака также бестелесны, но и они притягиваются землею, падают в низ дождем и снегом. Души по своей природе также бестелесны и нет для них пищи на поверхности земли, они могут парить под облаками, странствовать меж мирами, но только ночью, ибо солнечьный свет для них губителен. От этого они вынуждены скрываться под землей.

Тума наигранно удивлялась, почьти прижавшись к нему, спросила.

-А зачем же тогда мертвые тела предают сожжению на погребальных кострах, ведь так душа может обжечься, не лучьше ли сразу погребать мертвых в земле?.

- Видишь ли милая девушка, - обьяснял Яма, который казалось успел проникнуться к ней нежным и трепетным чувством. - Существует четыре способа утилизациыи бренного тела:, в земле, воде, воздухе и огне;, ведь каждое тело состоит из этих стихий. Погребение в земле–это возвращение тела в стихию земли, для этого тело укладывают на бочек, подгибают ему ноги и руки, будто он только, что уснул. Теперь усопший напоминает эмбрион находящийся в утробе матери и готовый к новому перерождению. Погребение в воде, это самое простое из погребений. При таком погребении трупы умерших бросают в реку или другие водоемы. А погребение в воздухе, это пожалуй самое хлопотное из всех погребений, поскольку в начале усопшего нужно оставить где- нибудь на дереве, чтобы его плоть склевали птицы. Ведь птицы, это обитель воздуха. После того, как птицы обьедают с костей плоть, их разбивают на мелкие кусочьки, а затем смешаив с мукой, также отдают его на съедение птицам. Но пожалуй самым лучьшим из погребений являеться кремациыя, ведь душа по своей природе имеет огненную природу. Души прошедшие погребальный костер впитывают в себя энергию огня, тем самым еще до чистилища они успевают очиститься от скверны, и легко достигнув загробной обители, предстают перед судьей, то есть предо мной- Ямой., Ллегче облака, эфирней тумана, ярче сияния радуги. Вот вас, как погребли? - интересовался он.

Нас погребли по обычаям наших предков в земле, - отвечали они.

Тоже не плохо, - отвечал судья, - но костер все же лучьше.

-Обьясни, - просили они, - чем так хороша кремациыя.

- Видете ли в чем дело, - обьяснял Яма. - В первое время душа ещё сильно привязана к своему телу, отделившись от тела, она может блуждать между мирами, а побродив, снова возвращается в свое тело, ведь земные привычьки очень сильно укоренились в ее сознании. А теперь представьте, душа возвращается в свое прежнее жилище,, и что она видит. Её тело разлагается, становиться тленным, от этого она приходит в ужас, тем самым обретет еще больше темных аур. Хорошо если бы душа возвратилась к себе домой и нашла свое тело нетленным, а жилище богато убранным, чтобы не испытывать ни в чем неудобства, вот как у меня, правда, неплохо устроено, - показал он рукою вокруг.

- Да уж, твоей душе не о чем беспокоиться, - нежно щебетала Тума, - но ты сам себе противоречишь, говоришь кремациыя лучьше, а сам покоишься в гробу.

- Нас, судей загробного мира, хоронят по специыальным обрядам, консервируя тело при помощи бальзамов и снадобий. Например, меня бальзамировали с соблюдением всех священных ритуалов, а душу до краев наполнили силой гальванического электиричества.

- От этого ты такой сильный и красивый? - допытывалсь девушка.

-Ну не только от этого, - задорно отвечал чистильщик, - я и в жизни был мужчина хоть куда. А когда помер, мое тело на три месяца поместили в ящик с болотной солью, пока соль не впитала все жидкое составляющее тела. А затем его покрыли цементообразной субстанцией из глины толченного сандалового дерева, пряностей и лекарственных снадобей. Когда этой липкой массой натирают тело, оно затвердевает, втягивая в себя лишнюю влагу, соль и другие вещества, что не дает телу сжиматься и скрючиваться. После того, как все запавшие или сьежившиеся части тела, такие как глаза, щеки, живот, округляются до своих естественных пропорций, получается прекрасная мумия, то есть я, - молвил Яма, хлопнув себя в грудь.

- Неужели это все сделали с твоим телом? - вопрошала Тума.

- Да, милая девушка, - отвечал Яма, он уже успел проникнуться к ней глубокой любовью и теперь старался всячески подчеркнуть свою предрасположенность к ней.

-Но ты нам поможешь, - заискивающе просила девушка, - ведь мы проделали такой длинный и опасный путь.

- А я что, я ничего, - отвечал чистильщик, - дело даже не во мне, я самый обыкновенный судья, если надо-засужу, если надо-помилую, делов то. А как быть с остальными присяжными и прежде всего с Маат-богиней истины, вот ее изображение, - Яма провел их в небольшую комнатку, устроенную тут же рядом.

Это помещение называлось залом двух правд, где стояли точнейшие весы, на которых взвешивались души.

- Без Маат-богини истины суд не может состояться, - обьяснял он, - иначе приговор могут признать не правомочным и обжалован в выше стоящих инкстанциях.

Тама и Тума смотрели на богиню Маат, соображая, как им быть. Молодая. красивая девушка стояла, вытянув руку. В судный день ей в руки вкладывали чаши весов. Надобно отметить, что богиня истины Маат играла большую роль в загробном суде, ибо только она имела право взвешивать души. На одну чашу весов складывали дурные проступки покойника, на другую-легчайшее перо и смотрели, чья чаша перевесит. Равновесие означало, что душа оправдана и достойна нового перерождения, а если нет, значит виновен, третьего не дано.

- Вот задачка, так задачка, - думал, гадал Тама, - какже быть с богиней истины Маат.

-А где она собственно покоится? - вопрошала девушка, - ведь кроме этой статуэтки тут никого нет.

- Маат к сожалению нет и её появление в скорости не предвидется, - обьяснял Яма, - ведь еще не пробил час моего пробуждения, это вы разбудили меня раньше срока, так что боюсь, ничего у вас не выйдет.

Только Тама и не думал сдаваться, его живой нетленный ум работал, как никогда четко и собрано.

-Нет, - сказал он сам себе, - безвыходных ситуаций не бывает, выход должен быть, - он подошел к статуе богини Маат, высеченной из слоновой кости, нежно, будто приглашая её к танцу, взял за руку и провел к пьедесталу, где обычно происходило взвешивание.

Через миг богиня Маат стояла на своем привычном месте, держа в руках чаши весов.

- Вот, - сказал он, - Маат на весах, судья здесьтут же, можно обьявлять:. «Встать, суд идет. Обьявите приговор. Уведите, если виновен. Кто посмеет сказать, что суд был не честным.»

Но тут запротестовал судья Яма.

- Богиня правосудия не слепа, ее не проведешь, она все видит.

-Теперь не увидит, - молвила Тума и, сняв свою набедренную повязку, повязала глаза богине истины.

Судья, давно не видевший женских прелестей, так и обмяк, его глаза вспыхнули сладострастным огнем.

-Я вынужден подчиниться, - отрапортовал он. – Ты, юноша, отправляйся в лабиринт, разыщи своих, а за одно приведи всех, кого встретишь, а ты, - обратился он к девушке, рассматривая ее точеную фигурку, лишенную набедренной повязки, - останься со мною, мне нужен секретарь судебных заседаний, будешь помогать готовиться к судилищу. А ты, юноша, не возвращайся, пока не отыщешь всех, посмотрим, из какого теста слеплены их жалкие душенки.

С тем Тама и отправился разыскивать пропащие души.


Сигнал о помощи


Известие о том, что безвести пропал титан Крон, мигом долетело до царя Киферона, не жалея сил и средств он организовал поиски. Для этих целей был отправлен Феникс, Гарпии и еще несколько смекалистых демоносов. Сабскаба тотак же изьявил желание отправиться на поиски.

- Мой длинный нос отыщет любого, - уверял он царя Киферона, но тот был не пробиваем.

–Отправишься только после разгрома вражеского логова, - и лихорадочно начал готовиться к военной баталии.

А в это время, Феникс и Гарпии прилагали все усилия к тому, чтобы отыскать пропажу. И вот, после долгих и изнурительных поисков, они увидали, что на кровле одного курятника, кто-то машет им руками и подает всякие знаки.

-Это точно титан Крон, - решил Феникс.

Спланировав, они приземлились и увидели, что на крыше курятника, сушилась пшеничная крупа, тамже было укреплено пугало, от которого тянулась веревка куда-то в глубь курятника. Одежда на пугале была очень богата, но грязна и рвана, будто её специально грызли собаки.

-Это одежда титана Крона, но где же он сам, - думали, гадали путники, спускаясь в курятник.

То что открылось их глазам, не могло представиться даже в кошмарном сне, посреди курятника сидел на насесте титан Крон и грел теплом своего тела куриные яйца, высиживая цыплят. Одной рукой он качал люльку со множеством кричащих детей, некоторые из них ползали тутже по глинобитном полу, копошились в соломе. Другой рукой титан Крон большой деревяной ложкой взбивал масло в маслобойке, ногами он крутил веретено прялки, от которой тянулись веревки к пугалу.

- О великий титан времени, - взмолился Феникс, - мы увидели твои сигналы о помощи.

- Какие еще сигналы, - рассердился Крон, - это я отганяю воробьев, - которые хотят склевать пшено, поэтому и верчую веретено прялки, а масло я взбиваю для хозяйки, которая дает мне крупу и молоко, чтобы прокормить этот выводок вечно голодных и прожорливых созданий.

-Какое будет приказание? - спросил Феникс, - чего пожелает великий титаныч?

-Найти и самым жестоким образом покарать того, кто сделал со мной такое, дай ему за одного младенца, тысячу плетей. Видит всех высший Хаос, отольются ему мои слезы.


Семплегиды


А обидчика уже не сыщешь днем с огнем. Не тот пропал, кто в беду попал, а тот пропал, кто духом упал, твердил сам себе Апекс. Чудом избежав цепких коготков бед и несчастий, пристроив корзину грудных демонят в надежные руки, он не взирая на голод и безденежье, пешком отправился к себе домой. С большим трудом преодолев длинный и опасный путь, во время которого ему приходилось пробираться нехоженными тропами, пить воду из луж, лакомиться исключительно саранчей и кузнечиками, грибами и ягодами, дрожа от холода ночью, днем изнемогал от жары, он наконец-то добрался до самой крайней точки Родоса, маленького селения, прозывающегося Брест Родосский. Там он за ночлег и миску похлебки нанялся работать в лавку, где торговал рыбой, вялеными медузами и морской капустой, а когда скопил немного денег, сумел устроиться матросом на галеру. Оплатой за его труды был только хлеб и вода, жалование не очень щедрое, но Аппендикс не очень то и беспокоился о деньгах, главное, что он сможет добраться домой. Надобно отметить, что он усердно выполнял самую чёрную работу, весь день он драил палубу, что-то скреб, чистил и скоблил, иногда садился на весла и греб вместе с рабами, а как только наступала ночь, ложился спать в загоне для скота. Со всем смирился Апекс, лишь бы только побыстрее добраться домой. Встречная галера, под завязку груженная зерном, благополучно миновала шлюзы Семплегиды, подошло столь близко, что поднявшиеся на корму капитаны пожелали друг другу попутного ветра и удачного плаванья. Поо мимо всего прочего, капитан встречной галеры сообщил.

- Шлюзы Семплегиды на ремонте, их открывают всего два раза в день, да и то со скрипом. Бог весть знает, что творится на белом свете, - ругался капитан, - такую пошлину берут, будто три шкуры сдирают, а мы простояли целые сутки, ожидая открытия шлюза, а у них там сплошная чехарда и бирюльки, то Сцылла не хочет открываться, то Харибда не закрывается. Мне даже пришлось принести богатые дары в храме Сирен, и только к вечеру заработала машинка, завращались зубья и шестерни, шлюзы открылись, и мы благополучно переправились на эту сторону. Советую и вам принести богатые дары в храме Сирен-плакальщиц за безвинно погибшими моряками, и у все будет хорошо.

- Все и так будет хорошо, - прокричал в ответ капитан, и его галера растаяла в дымке тумана.

Попутный ветер надувал паруса, и галера спокойно плыла по морю.

- Скажите капитан, - обратился к нему один респектабельного вида пассажир, по виду и наружности чистой воды африканский демонос Кикуйриканец или же Покотыты, а может быть Кисихуахили или Узунга, а быть может Банти или Реге, разве их там в Африке разберешь, кто есть кто, все на одно лицо. - такие маленькие суда, как наша галера, часто тонут?

- Да нет, не часто, всего один раз, - отвечал капитан, а затем обьявил. - Друзья мои, уже недалек островок Сирен-плакальщиц, которые своим пением завлекают к себе плывущих мимо моряков, а затем обдирают их до нитки, поэтому я запрещаю всем слушать их сладкоголосые песни, если кого-то потянет к Сиренам, то я лично залеплю ему уши мягким воском.

И правда, вскоре показался небольшой островок дев-плакальщиц, его очертания можно было угадать по яростному клокотанию волн бившихся о гранитные скалы, казалось, что сами камни пели гимн мольбы и скорби, оплакивая погибших моряков во чреве ненасытных Семплегид. Небольшой алтарь, именуемый Перфенопей, гордо возвышался над островом, там правила службу жрица Парфенопа, дочь Ахелоя и музы Мельпомены, вместе со своими сестрами она молилась за спасение душ всех мореплавателей, отпевая утопших, чьими костями и высохшей кожей были усеяны эти острые скалы. Завидя корабль над островом, звонко ударил колокол, и Сирены, полу птицы, полу рыбы, унаследовавшие от отца Ахелоя дикую стихийность и буйный нрав, а от матери Мельпомены свой дивный слух, вышли на берег, манили к себе мореходов голосом похожим на крик Козодоя, поющего на крыше дома в глухую полночь.

- Плывите к нам великие мореходы, - пели девы Сирены, - познайте свое будущее, которое мы прочтем по ладони руки, по глазам и по расположению звезд. О просоленный морем мужчина плыви к нам, мы все знаем, все умеем, - так пели Сирены, протягивая к проплывающим свои остро отточенные коготки.

Но не каждый из демоносов мог решиться на такой шаг, уж очень они были курносы, толстогубы, с глазами на выкате, с ослиными хвостами и копытами покрытыми рыбьей чешуей, которые сразу же отталкивали от себя. И все же на галере нашелся один ценитель сладкоголосого пения, демонос Кикуйриканец или Покотыты, или может быть Кисихуахили, разве их там в Африке разберешь, кто есть кто, он не выдержал и сказал.

- А может и правда причалим к острову, отдохнем, развеемся, так просят, так просят, что не откажешь.

-Залепите ему уши горячим воском, - вскричал капитан, глупца сразу же схватили и так крепко привязали к мачте корабля, что он не мог двинуть ни одним своим суставом. Но бедняга все равно рвался в номера, кричал и извивался, даже кипящий воск, которым ему залепили ушиЮ, не смог успокоить смутьяна. Только вразумительный удар весла сумел вернуть ему рассудок, и бедняга на долго успокоился, забывшись в иступлении, а его безжизненное тело повисло на мачте, вот как сильны были его страдания.

-Держитесь глупцы подальше от Сирен, - приказал капитан. - Я поклялся всех высшим Хаосом к ним больше не ногой, от этих Сирен не возможно отвязаться, уж больно горячи девченки-вакханки, если они обпиваются нектаром, такое начинают вытворять, это просто ужас, настоящие демоницы, задираются, лезут драться, могут запрыгнуть на тебя верхом и ездят словно ты Онегр. Так что кормчий держи крепче штурвал и полный вперед.

Надо заметить, что его распоряжения были не лишены рассудка, ибо боковой ветер, который дул с моря с такой силой, что галера то и дело зарывалась в них всем корпусом. И все же это была не настоящая морская зыбь, а какие-то короткие, быстрые и гневные всплески волн, бросавшие судно во все стороны, и по ветру, и против него. Это роза ветров распустила свой воздушный бутоном у шлюзов, именуемых Семплегиды. Резвятся братья ветры: северный Борей, восточный Эвр, южный Нот и ласковый ветер Зефир; разгулявшись на просторе двух морей, неистово волны бичуют, кружатся в стремительном танце, грозя гибелью самонадеянным кормчим. Стоя на палубе, Апекс видел широкую гладь моря, такого зловеще-черного цвета, от которого ему стало страшно. На право и на лево, все что только смог охватить его глаз, тянулась гряда отвесных скал покрытых туманом, они казались живым чудищем, протягивающими к небу свои щупальца. Их зловещая чернота казалась еще чернее, из-за буранов, которые высоко вздыбливая свои пенные гребни, бились о камни с неумолимым ревом и воем. Слава всех высшему Хаосу, они благополучно причалили близ Халкидона, что означает новый город, это примерно пять стадий и четыре локтя от шлюз Семплегид. В Халкидоне была устроена уютная гавань, где можно было укрыться от непогодыы, и дождаться лоцмана. Не успел капитан прокричать последние приказы, как все услыхали ужасный шум, увидели черный дым дым,и тутже раздался громкий всенарастающий гул, похожий на рев стада буйволов. Это ревела Сцылла, отворяя медные врата, своими размерами больше похожая на столкучие горы. Железные зубья медных врат, устроенных в три ряда, разверзлись, и тутже из чрева Сцыллы вырвался стремительный черный поток волн. Вскорости течение преобрело чудовищную силу, и с каждой минутой стремительность его потока возростала. В какие- нибудь пять минут все море заклокотало в неукратимом бешенстве, но сильнее всего оно бушевало между зубастыми вратами шлюз Сцыллы, уподобясь низвергающемуся водопаду, ниспрадающему вниз с огромной высоты. Если бы галера с Апексом во время не укрылась в спасительной бухте, их бы точно выбросило на скалы. Но даже здесь, в бухте, водная ширь, изрезанная тысячью встречных потоков, билась в неистовых судоргах, шипела, бурлила, свистела, закручиваясь спиралями в бесчисленных гигантских воронках. А через пять минут вся картина снова изменилась до неузнаваемости, поверхность моря стала более гладкой, воронки одна за другой исчезли. Но появились громадные полосы пены, которых раньше совсем не было, эти полосы разрастаясь охватили огромные пространства и, сливаясь один с другим, образовали стремительный водоворот, который в скорости изчез также неожиданно, как и появился. Когда уровень воды совершенно понизился, из развершегося чрева Сцыллы выплыли торговые корабли. Счастливчики благополучно минов узкий пролив, устремились в великое море Заката. Между черным Понт морем и великим море Заката издревле лежал гористый суходол, в котором текла небольшая речушка, связывающая эти два моря.

Несколько тысяч лет назад случилось очень сильное землетрясение, в результате которого образовались глубокие трещины и пропасти, в одной из них образовалась протока, Босфор. Через эту протоку пресные воды чёрного Понт моря ринулись в море Заката, затопили многие плодородные земли Родоса, Атлантиды, Купруса и прочих стран. Чтобы предотвратить катастрофу затопления, а за одно и урегулировать уровень воды меж морями, были устроены Семплегидские шлюзы. Шлюз состоит из камеры, находящейся на границе разных уровней воды, имеющие медные врата с обеих сторон, Сцыллу и Харибду. После того, как судно заходит в шлюз, ворота закрываются. Чтобы поднять корабль, шлюз наполняют водой. Если корабль нужно опустить, уровень воды понижают, обьяснял охочим до диковинок ротозеям, прибывший на галеру лоцман. Несведущие демоносы распространяют о Семплегидских шлюзах множество сплетен, легенд и мифов, называют их зубастым чудовищем, пожирающим корабли. Все это бабушкины сказки, обьяснял лоцман, который знал о шлюзах все, а также прекрасно разбирался в картографии, геодезии, знал каждую мель, каждую подводную скалу. Водовороты возникают в связи с открытием шлюзов и ничего опасного в этом нет. Когда врата Сцыллы закрыты, значит открыты врата Харибды, и шлюзы наполняются водой. Когда он до краев наполнится, врата Харибды закроются, откроются врата Сцыллы, и вода бурлящим потоком устремляется сюда. Вот так просто устроены Семплегидские шлюзы, а все благодаря машинам отворяющим и затворяющим врата. И вообще, это очень надежные машины, которые создали великие мастера Тельхины, знай только, проскочи между ними, и не попадись на зубок. Шутил лоцман, заливаясь звонким смехом от вида выпученных глаз новичков, впервые плывущих через шлюзы.

-А как работает машина, приводящая в движение эти горушки столкучие, - не унимались любознательные слушатели.

-Очень просто, - отвечал лоцман, - они сделаны по принципу разводных мостов, многие из вас наверное видели такие мосты на Родосе и в других странах ойКумены. Такие же точно машины и приводят в движение врата Сцыллы и Харибды. Сами же машины приводятся в движение силой водяного напора, который создается за счет работы четырех паровых котлов, которые силою горячего пара приводят в движение разводной механизм. Вам понятно, - вопрошал лоцман, а те только махали головой.

–Нет, не понятно, - обьясни популярней.

-Тогда слушайте, эти хитро-мудрые машины подобны кипящему огнем кратеру вулкана, из горловины которого под большим давлением вырывается пар. Так и тут в машинном зале находятся кипящие котлы, которые и вырабатывают горячий пар. С огромным давлением этот пар вырывается наружу, движет маховик, раскручивает двенадцать пар ног, а те в свою очередь вращают сорок зубчатых маховиков, а те в свою очередь вращают различные механизмы, приводящие в движение ось главного анкерного колеса, который и раздвигает медные врата. А рев тысяч буйволов, это всего лишь предупреждающий сигнал: «Врата орткрыты! Путь свободен!.»

Столь простое и доходчивое обьяснение успокоило даже самых недоверчивых новичков, и укрепившись духом, они стали ожидать сигнала.

- А давно ли ты занимаешься этим ремеслом? - вопрошали они у лоцмана.

-Не очень, - отвечал он, - годков так сорок-пятьдесят не больше и причем все время удачно, только несколько раз суда получали небольшие повреждения да и то легко устранимые, так что не бойтесь, я везучий.

- А что сейчас случилось с Семплегидами, почему не пропускают корабли, может сломались.

-Да так, небольшой профилактический ремонт, что-то там не ладится, шлюзы как любой механизм иногда выходят из строя, и мастерам приходится их неоднократно чинить, но заметьте, это случается довольно редко. Вот помню годков, так примерно двадцать назад, был один случай, оторвало от двери шлюза три собачьи головы, из-за поломки не открывалась одна из половинок врат, нам пришлось целую неделю стоять в ожидании. Тогда Семплегиды сломались очень серьезно, а в море как раз разразился сильнейший шторм, настоящая буря, наши якоря запутались, и мы буквально болтались посреди моря, к тому же у нас закончились все припасы, воду и ту приходилось пить морскую. Вы бы видели, как мы отощали, уже друг на друга начали искоса поглядывать, присматриваясь, кто пожирнее, чуть было друг друга не пожрали, благо всех высший Хаос и небесные Сварожичи уберегли от соблазнов.

В этот самый миг, вспышка яркого света прорезала небосвод, это зажглись сигнальные огни маяка, предупреждая о скором открытии врат Сцыллы. Смотрящий в даль прокричал:

- вижу сигнал маяка!.

Галера снявшись с якоря, вышла из бухты, и некоторое время двигалась вперед не думая ни о какой опасности, потому что к беспокойству не было никаких причин. День выдался солнечный, погода стояла хорошая, с моря дул мягкий ветер, в небе не было ни тучки. Дружно ударив веслами, галера встала на рейде, зажгли сигнальный огонь, давая понять, что готовы пройти шлюзы. В скоре к ним подтянулись и другие корабли, груженные лесом, медной рудой, овощами, фруктами и вяленой рыбой. Подобно стае уток выстроившейся гуськом, стояли они руг за другом перед громадой Сцыллы, пред этим каменным утесом, удерживающим тонны воды.

-Друзья мои, - крикнул капитан, обращаясь ко всем, кто его слышал, - много бед мы испытали, много избежали опасностей, теперь нам предстоит последняя опасность, и эта опасность не страшнее всех остальных, так что не теряйте мужества, дружнее налегайте на весла, - ободрял он команду.

Загрузка...