Я перечитал написано уже в который раз.
Это что, шутка?!
Но это была не шутка. Задание было четко и лаконично. Хотя, и не являлось заданием — приговором.
Убить государя Императора Российской Империи… Наверное, с тем же успехом можно было дать и задание — убить Господа Бога.
Браслет вновь моргнул красным. На экране появилось:
Дополнительные инструкции получишь позже
Мне вдруг стало смешно. А они ведь на полном серьезе это сейчас! Они что, действительно считают, что я могу не то, что убить, хотя бы приблизиться к Императору на расстояние выстрела? Это же бред!
Взгляд упал на надпись. Инструкции… у них уже прописаны инструкции касательно убийства государя…
Нет, кажется они это сейчас действительно серьезно говорят.
Мне стало не по себе, словно поднялась температура — стало зябко и душно.
Я встал, начал ходить из угла в угол, глядя то на Ольгу, то на Анфису. Они беззаботно спали.
Что же делать? Бежать? Нет, они догонят. Достанут в любой части света. Тогда что?
Нужно как-то избавиться от поводка, которым нас приковали. Но если с моим браслетом хоть что-то понятно — ведь как его надели так и можно снять, нужно лишь найти отличного специалиста. На крайний случай можно отсечь и… Я нервно сглотнул. Неужели я сделаю это? Ответа я не знал.
Вот с Ольгой все гораздо сложнее. У нее не браслет. В ее крови плавают нанороботы, от которых просто так не избавишься. Хоть всю кровь не замени.
Я задумался. А если действительно, не заменить, но очистить кровь? На несколько раз. Убрать из нее все инородные элементы?
Надо срочно звонить Стахановой.
Я глянул на часы. Без четверти семь. Надеюсь она уже не спит.
Стаханова трубку взяла с третьего гудка. Голос — не сонный, но и не слишком радостный.
— Максим, слушаю тебя? — сказала она.
— Я… — фраза оборвалась на полуслове.
А где гарантия того, что «Казематы» меня сейчас не подслушивают? Если они узнают о моих планах насчет Ольги, то все пропало. Мы даже из квартиры выйти не успеем.
— Мне бы встретиться с вами, — произнес я. — Насчет ранения Ольги.
— Что-то случилось? Защита упала? Магическая печать съехала? КРовотечение открылось?
— Нет, все в порядке. Просто… — я не знал что сказать. Начал выдумывать на ходу. — Просто я волнуюсь и хотел бы еще раз показать Ольгу вам. Это пулевое отверстие не дает мне покоя. Я бы хотел проконсультироваться с вами насчет пластической операции. Все-таки шрам на женском теле — это сами понимаете, не самое прекрасное.
Черт, куда же меня несет?
— Пластическая операция? — смутилась Стаханова. — Еще рано об этом говорить, но… — она, кажется, начала о чем-то догадываться. — Обследование провести заранее не помешает. Выберем курс по заживлению, а когда затянется, поправим шрамик. Конечно, давайте встретимся. Когда вам будет удобно?
— Сегодня. В обед, скажем. Вас устроит такое время?
— Да, конечно. Мне нужно будет к вам…
— Мы сами к вам приедем, в клинику.
— Хорошо.
Этой квартире, где сейчас жила Анфиса, я бы не доверял. Да и с кабинетом Стахановой, впрочем, тоже. Главное, это придумать как сообщить ей о том, что необходимо сделать в обход браслета. Ведь меня могут прослушивать. Андрей осматривал устройство и сказал, что микрофонов и подслушивающие устройств в нем нет, но… лучше перестраховаться.
Меня начала разбирать настоящая паранойя.
От браслета хотелось немедленно избавиться, он казался мне черной жирной пиявкой, окольцевавшей запястье.
— Ты что так рано вста? — спросила Анфиса, разлепив глаза.
— Не спиться, — ответил я.
— Приготовить кофе?
— Нет, спасибо. Ты поспи еще чуток.
Анфиса перевернулась на другой бок и засопела.
Чтобы не шуметь, я пошел в кухню.
Дзынькнул сотовый телефон и я от неожиданности вздрогнул. Звонил Воцлав.
— Слушаю, — ответил я. напрягаясь еще сильнее.
— Максим Петрович, доброе утро. Извиняюсь что в столь ранний час, но новости хорошие, чтобы ждать обеда.
— Какие новости?
— Ваши проблемы решены, Максим Петрович. У меня сейчас на руках находится решение суда об отмене решения первой инстанции. Ваша недееспособность отменена. Судья Керн, что выдавала на вас решение и доктора, что проводили обследование и выписывали заключение, уже отстранены от выполнения работ. Все юридические формальности тоже утрясли.
— Так быстро?! — удивился я. — Вы же сказали, что это займет некоторое время.
— Да, понадобилось применить все имеющиеся ресурсы и даже больше… но в конечном итоге вопрос закрыт. Было велено решить его как можно скорее — я это сделал.
— Велено кем?
— Не надо ерничать — вы сами прекрасно знаете кто. Приедьте сегодня ко мне в офис — я выдам вам оригинал заключения. На основании его вы можете продолжать работу в качестве главы рода Вяземских.
— Хорошо, я заеду, — ответил я и положил трубку.
Что ж, новость и в самом деле приятная. Представляю сейчас лицо Александра.
Надо будет сразу же как проснется Ольга сообщить ей об этом. И сидеть в этой тесной квартирке больше не придется. Мы возвращаемся домой!
Настроение мое приподнялось и сегодняшнее утрешнее сообщение на время ушло на второй планю
Я реши сварить кофе, но успел лишь налить в турку воды, как телефон вновь зазвонил. Номер не знакомый.
Я некоторое время колебался — отвечать или нет?
Все же ответил.
— Алло? — раздался на том конце смутно знакомый мужской голос.
— Слушаю, — насторожено ответил я.
— Максим! Это что, действительно ты?! Обалдеть!
— Кто это?
— Ты что, не узнал что ли меня? Это Щедрин!
— Добрый день, — немного успокоившись, ответил я.
— Я звоню Ольге на домашний, а мне китаец ваш отвечает шепотом что нет ее. Сказал, что ты вернулся. Ну я сразу тебе и надрал.
— Чем обязан?
— Максим, я хотел про новости сообщить. Ты еще телевизор не смотрел?
Я оглядел полупустую комнату.
— Нет, не смотрел.
— Там про твою семью показывают.
— И что показывают?
— Ох, не хотел тебе говорить неприятные вести, но все уж лучше, чем тетка из экрана. Лично тебе Герцены объявили войну.
— Чего? — не поверил собственным ушам я
— Да, именно так. Я еще удивился, думаю чего это они так, ведь ты же за Барьером… ну в общем, все считали тебя без вести пропавшим уже. А тут Герцены вдруг о тебе вспомнили. Да, был конфликт, но теперь то что с него? Александр во главе рода стоит, он вроде как с Герцеными на хорошем ладу. Чего это они о тебе вспомнили? Странно все как-то. А тут вон оно что. Ты живехонький! Теперь все понятно мне стало.
— Подождите, вы сейчас про войну не шутите?
— Да какие тут могут быть шутки? Боже упаси! Так и сказал. У Нижней палаты сегодня заседание было по какому-то вопросу, вот после него журналисты и поймали старшего Герцена, а он прямо в камеру и объявил. Все как положено, с наложением печатей трех уровней на свои слова. Это война, Максим.
Я не знал что сказать.
— Ведь не побоялся государя, засранец! Император давно зуб на всех нас точит, сколько раз предупреждения давал насчет подобных разборок. А Герцен опять затеял воду мутить. Чует сердце мое — разозлиться Император, погонит и Верхнюю и Нижнюю палаты половыми тряпками прочь.
От упоминания Императора мне стало не по себе.
Я глянул на браслет, но тот вновь стал черным.
— Мягкосердечность батюшки и быстрая отходчивость только и спасают. Но вот как на этот раз — честное слово не знаю что будет. Максим, у тебя как с бойцами? Есть армия? — поинтересовался Щедрин.
— Какая еще армия?
— Известно какая — которая поддерживать тебя будет. Я советую тебе наёмников взять. Они люди отчаянные, биться умеют. Но и деньги берут большие. В общем, есть у меня знакомый человек — он все как надо организует, ты только скажи, я тебе его контакты скину. Если какие-то еще вопросы появятся, звони мне на этот номер телефона. Ну все, бывай, мне пора — заседание уже начинается, — Щедрин вздохнул. — Тут проблемы с народом пошли.
— Какие проблемы?
— Да словно по команде забастовки по всей стране начались. Не иначе как сговор. Челябинский машиностроительный встал, Алтайский экстрактный встал, шахты стоят. Народ вышел на пикеты и митинги. Пара стычек с местной властью даже зафиксированы. Вот, сейчас разбираемся. Ну все, пока. Рад тебя слышать!
В трубке раздались быстрые гудки.
Я стоял по среди кухне и не знал что делать. Война? С Герцеными? Кажется, они уже знаю про отмену решения суда и решили пойти на такие координальным меры.
Война… Открытое выступление против меня. Они таким образом оспаривают отмену решения, демонстративно показывают всем — я враг. Самое гадкое, что Герценых, скорее всего, многие поддержат. А вот меня…
Кто пойдет со мной? Кто меня поддержит? Щедрин? У него нет людей, он сам по себе и особой помощи от него можно не ждать. Кто еще? Бартынов? Я задумался. Он нем в последнее время все больше какие-то странные новости идут — загулял, запил, отошел от дел. Может быть самое время навестить его? Заодно и узнать из первых уст всю эту ситуацию с Герценым-младшим — почему он вдруг вновь вынырнул из небытия и творит такое?
Пикнул будильник — девчонки начали нехотя подниматься.
Я подошел к Ольге, убедился, что вид у нее сегодня намного лучше.
— Рука? — спросил я.
Сестра кивнула:
— Нормально, сегодня не так сильно болит.
Я с трудом заставил себя не начать горький разговор. Не сейчас. Но он обязательно состоится. Когда затянется рана, когда будут силы у сестры. Я выясню кто… Хотя, особой сообразительности тут не надо. И так все понятно.
Я заставил себя на время отложить эти мысли — от них становилось черно.
Анфиса засуетилась на кухне — пошла варить кофе, а заодно и прибираться на столе — в прошлую ночь мы там устроили беспорядок.
На улице шумели. Я не сразу услышал — голова была занята другими мыслями. Но едва отвлекся, как обратил внимание.
Я вышел в комнату и увидел, что Ольга с Анфисой, отвлекшись от своих дел, прильнув к окну, вовсю смотрели наружу.
— Что случилось? — спросил я, подходя ближе.
— Там люди вышли, — ошарашено произнесла Ольга. — Много людей.
Я выглянул.
На улице стояла огромная толпа — все местные жители. Даже те орки, которых я побил, виднелись в общей массе и слушали выступающего.
Худенький человек в сером пальто стоял на стальном помосте — элементе для катания на скейтборде, — и кидал фразы в толпу, которая внимательно ловила каждое его слово.
— До каких пор это будет продолжаться? Сколько нам терпеть? Сколько поить их своей кровью? В Омске на заводе женщина, мать двоих детей, чтобы прокормить семью, простояла у станка две смены. Хотела сделать дочке подарок кна день рождения. Ей оторвало руки станком, потому что она от бессилия и усталости потеряла сознание. Это женщине не выплатили ни единого коина. Просто вышвырнули за ограду.
Народ недовольно забурлил.
— В Краснощучинске мужчина, отец троих детей, спустился в шахту, чтобы заработать на хлеб. Отработал три смены, выполнил тройную норму. Ему оплатили половину обычной ставки. Он начал просить полагающееся — его уволили. И всю его бригаду уволили.
Толпа забурлила сильнее.
Все это походило на откровенную ложь, но стоящим было безразлично — эффект был достигнут, толпа разогрета. Оставалось только подкидывать в топку горючее.
Человек в сером пальто, понимая это, продолжал:
— В Еренге целый город остался без работы — тысячи семей голодуют, и все потому, что кто-то там, на верху, посчитал, что завод им не выгодно держать. Завод закрыли, людей разогнали. Недовольных — побили палками и закрыли в тюрьмы.
Начали разносится одиночные выкрики: «Долой! кровопийцы!»
— И таких примеров по всей стране полным полно. Второй круг прорван. А нам продолжат вешать лапшу на уши, что все хорошо. Наших детей отправляют за Барьер — и они уже оттуда не возвращаются. А те единицы, кто приходит — инвалиды и калеки. Такой судьбы мы хотим для своих детей? Чтобы они воевали, защищая эти буржуев, пока они обжираются и пируют?
— НЕТ! — в едином порыве закричала толпа.
— Вот именно! Мы будем бороться за свое, за то, что по праву принадлежит нам. Хватит кормить этих кровопийц! Посмотрите на их дома. Посмотрите на их довольные лоснящиеся лица. Посмотрите на их машины, яхты, земли. А потом посмотрите на своих халупы. Гляньте в зеркала и увидьте там серые изможденные тени. Нравится вам это?
— НЕТ!! — вновь в едином порыве проревела толпа.
— Поэтому мы сейчас и здесь!
— Что происходит? — спросила Анфиса, глядя на толпу.
— Митинг, — ответила Ольга. — Сейчас поорут и разойдутся.
— Не уверен, — ответил я. — По всей стране начались волнения. Что-то замышляется.
И это что-то явно связано с моим заданием. Готовится переворот. И я во всем этом буду играть главную партию.
Вот ведь черт! Вот ведь угораздило!
— Ольга, Анфиса, побудьте пока здесь, мне нужно съездить к Бартынову, — сказал я. — Никуда не выходите!
— Больно то и хотелось! — фыркнула Ольга, поглядывая за окно — толпа уже вовсю разгорячилась и ловко управляемая человеком в сером пальто, двинул а в сторону городского управления — крушить его и жечь.
Ехать к Бартынову было рискованно — все-таки прошло достаточно много времени и что творилось сейчас у главы рода было непонятно.
Но кроме него сильных союзников у меня не было.
Дом Бартынова выглядел удручающе. Живая изгородь, некогда идеально подстрижена, ныне превратилась в неровные заросли. Черные ворота загадили птицы, а на фонарном столбе сороки свили гнездо.
Само жилище тоже было под стать обстановке.
Меня встретил охранник долго рассматривал меня, потом куда-то так ж е долго звонил, по нескольку раз называя мою фамилию и причину прибытия.
— Да, к Бартынову хочет… ага, Вяземский… жду… Да, к Бартынову, по личному вопросу… да, говорит, Вяземский… да, жду… — и так по нескольку раз.
Наконец бросил мне.
— Проходи.
Я прошел по дороге к дому, где меня встретил молчаливый прислуга.
— Он на верху, — сказал он, дергая уголком рта, словно сгоняя муху. — Ждет вас.
— Как он себя чувствует? — осторожно поинтересовался я.
— Сегодня — молчалив, — со вздохом ответил прислуга. И добавил: — Еще в сознании.
Я понял, что надо поспешить.
Поднявшись на второй этаж, где когда мне уже приходилось быть, я подошел к дверям, ведущим в кабинет Бартынова и постучал.
Не ответили.
Я вновь постучал, настойчивее.
— Да кого там? — раздался знакомый голос.
Я приоткрыл дверь, заглянул. В нос пахнуло спертой вонью перегара и давно не мытого тела.
— Разрешите? — спросил я, пытаясь найти взглядом в полутьме комнаты Бартынова.
— Вяземский? — удивился хозяин комнаты.
Он сидел не за своим рабочим местом, а на полу, возле окна.
— Это что, действительно ты?
— Я.
— Зачем пришел?
Мне понадобилось некоторое время, чтобы сформировать мысль. Один только вид Бартынова заставил меня впасть в ступор и растеряться. Идеально уложенные волосы, седая борода, подстриженная так искусно, что хоть картины с нее пиши, приталенный черный пиджак, идеально завязанный галстук, белая до слепящей белизны рубашка, повадки тигра, взгляд волка. Таким я первый раз видел Бартынова.
Теперь же это был неопрятно одетый старик, седой, с ворох нечёсаных волос, в давно не стираном исподнем, с потухшим взглядом. Словно вместо Бартынова сюда, в его комнату, поместили похожего на него старика, найденного где-то в приюте для пожилых.
— Что с вами… — я прикусил язык — все-таки не стоило забывать с кем я сейчас разговариваю.
Пусть вид меня не обманывает — передо мной по прежнему представитель Верхней палаты, со всеми вытекающими отсюда. Пусть в несколько неопрятном виде и в состоянии… слегка не представительном, но все же.
— Я по делу к вам, — коротко ответил я. — Разрешите войти?
— Входи, если хочешь, — меланхолично ответил тот.
Я вошел. едва не запнулся о груду пустых бутылок, лежащих прямо под ногами.
Бартынов попытался встать, но не смог — то ли не было сил, то ли еще качало со вчерашнего выпитого.
И тогда он пополз на четвереньках.
Мне стало стыдно за него.
В кого же он превратился?
— Давайте я вам помогу, — я подошел к нему.
Но тот лишь отмахнулся.
— Сам.
И проследовал до стола, где стоял ворох пустых бутылок.
Схватившись за краешек стола, поднялся. Спина при этому него сухо и громко хрустнула.
— Черти дери! — скривился Бартынов, хватаясь за поясницу.
Потом начал осматривать бутылки на наличие в них выпивки. Однако они все были пусты.
— Трошка — крикнул он и я вздрогнул — голос его был по прежнему грозен. — Трошка! Вина!
Бартынов замер, словно задумавшись, Потом резко повернулся ко мне. Глянул на меня и брови его поползли вверх.
— Вяземский? — он словно увидел меня в первый раз. — Это ты?
— Да, это я, — вновь ответил я.
— А я думал, что ты умер.
— Нет, не умер, — коротко ответил я.
— А зачем пришел?
— Хотел поговорить с вами.
— Говори.
Бартынов поднял со стола пачку сигарет, вытащил одну, засунул в уголок рта и закурил.
— Говори, но только коротко — голова раскалывается, надо выпить.
Побыстрее вряд ли получилось бы — слишком много вопросов у меня накопилось.
Но начал я с самого главного, который мучил меня.
— Почему вы отпустили Григория Герцена?
Бартынов сморщился, словно голову прошил приступ боли. Он задохнулся от сигаретного дыма, начал надсадно кашлять.
— Зачем вы его отпустили? — повторил я вопрос, когда тот немного утих.
— Пошел прочь! — махнул Бартынов, словно отгоняя надоедливую муху.
— Нет. — Внезапно жестко ответил я. — Пока не ответите — не уйду.
Я подошел к двери и закрыл ее на замок.
Это удивило хозяина комнаты. Он посмотрел на меня красными глазами, достал вторую сигарету.
— Зачем вы отпустили Григория Герцена? — повторил я вопрос.
Бартынов посмотрел на меня — и в первые в этом взгляде проскользнуло что-то от того прошлого Бартынова, мне аж стало не по себе. Ледяной взгляд, пронзающий насквозь словно шампур кусок мяса.
— А какой мне с него толк?
— Он убил вашего сына.
Бартынов вновь сморщился.
— Вы хотели уничтожить наш род — едва только узнали эту новость и когда все улики были против меня. Но как только я вам указал истинного убийцу, вы его милосердно отпустили. Где логика?
— Трошка! — вновь рявкнул Бартынов.
Но слуга не отвечал.
Тогда хозяин комнаты двинул к бару и принялся копошиться там, звеня стеклотарой.
— Да прекратите вы! — рявкнул я.
И Бартынов внезапно остановился.
— Да, я отпустил его, — севшим голосом произнес он. — Так получилось. Не по своей воле. Но отпустил.
— Что? Как это — не по своей? Он же был у вас в руках!
— Да, был. Но за него замолвили слово высокие люди. Очень высокие люди.
— Надворный советник? — спросил я.
Бартынов аж вздрогнул. Плечи его опустились вниз — теперь это был вновь старик.
— И вы… — подтолкнул для дальнейшего разговора я.
— Да, я отдал им его, — кивнул тот.
И вдруг тихо заплакал.
— Я дал слабину. Не надо было отдавать. Надо было убить. Но что бы это решило? Ничего! Никита по прежнему мертв. Еще одна смерть не воскресит его. А эти… Они поставили условие. Такое, что я… у меня фактически не было выбора. Да к черту все! К черту! Трошка! Где тебя носит?!
— Герцен-младший изнасиловал мою сестру, — ответил я. — А теперь открыто выступил против меня. Объявил войну.
Бартынов удивленно глянул на меня. Прошептал:
— Совсем никого не боятся. Их же Император за это…
— Они уже и в самом деле никого не боятся. Что-то зреет. Что-то очень не хорошее. И мы все — пешки в этой большой игре. Пора определяться, за кого мы будем играть.
— Я тебя не понимаю.
— Вы новости видели?
— Нет.
— По всей стране начинаются массовые волнения. Некие люди поднимают народные массы — умело, отточено, словно по учебникам. Я думаю, готовится государственный переворот.
— Ты несешь чушь! — рассмеялся Бартынов. — какой еще переворот?
— У меня есть основание так полагать.
— Чего тебе надо от меня? — устало спросил Бартынов.
В одной из бутылок он нашел немного водки. выпив ее прямо с горла, он сморщился, крякнул.
— Герцены объявили мне войну. Я хочу чтобы вы меня подержали в этом конфликте.
— Нет. — Отрезал хозяин комнаты.
— Но почему?
— Потому что мне это не интересно. Мне уже ничего не интересно. Моя жизнь окончилась.
— Нет, это не так!
— Так! Именно так!
Бартынов швырнул пустую бутылку в стену — та со звоном разбилась.
— Жизнь моя закончилась, когда умер Никита. Вот и весь разговор. Ты зря сюда приехал.
— Но ведь вы же держались. Помогали мне, помните? Когда мы ловили Кондора, когда искали истинного убийцу. Вы вытащили меня из тюрьмы, помогли с расследованием. Что же с вами стало сейчас?
— Да, держался, — кивнул тот. — Это просто яд еще не успел глубоко в душу проникнуть. А когда проник — тогда и все пропало. Нет меня — вышел весь.
Бартынов подошел ко мне в плотную, положил руки на плечи. Глаза хищно блеснули.
— Я — срубленная фигура. Ты на этой доске один. Вот и играй, раз тебе так хочется. Хотя, думаю, тебе уже не долго осталось. Они тебя окружили. Со всех сторон окружили. Сначала шах, а потом — мат. На меня не надейся. Я — все.
Бартынов вновь сел на пол. В белом исподнем он и в самом деле походил на шахматную фигуру, которую бросили на пол.