Эпицентр

9 ДЕНЬ ВАМПИРОВ: Эпицентр - Главы 32/33/34

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ: СРЕДСТВА ОБОРОНЫ И СРЕДСТВА НАПАДЕНИЯ.

32. Алкаш

— Да выключи ты эту хрень, чёрт тебя драл!

Хрень, естественно, никто выключать не станет, отвратная музыка продолжает бить по ушам, легко преодолевая тонкую стенку и толстое похмелье. Именно из-за неё он проснулся, навязчивый ритм сумел преодолеть вязкое сопротивление алкоголя. Начинается очередное говённое утро, или день, или что там на часах.

Алкаш открывает глаза, пробормотав очередное проклятие и неуверенно проведя рукой по штанам — сухо. Повезло, не обоссался, как вчера, а то чистых портков давно не осталось. Так, с этим разобрались, теперь что насчёт дозаправки? На некогда дорогом, а ныне расколотом и обожжённом деревянном столике среди раскрытых упаковок дешёвой жратвы высятся пустые бутылки. Он пробует каждую: может, найдётся что на донышке, но там нет ни глотка. Шарит рукой под креслом на загаженном синтетическом ковре, ругнувшись, нащупывает бутылку, трясёт — в ней что-то булькает. Он почти подносит бутыль к губам, но трясущиеся пальцы подводят его, и Алкаш роняет добычу.

— Твою мать!

Бутылка шлёпается на ковёр и опрокидывается, бухло радостно устремляется наружу, не оставляя никакой надежды на опохмел. Да, утро получилось на редкость говённым.

— Холодильник, — говорит Алкаш сам себе.

Затем повторяет несколько раз:

— Холодильник, холодильник. Мой холодильник. Водка.

Да, у него действительно есть холодильник, а в холодильнике, на нижней полке, среди полусгнивших овощей, должна лежать бутылка водки, наверное, даже непочатая. Точно, там есть бутылка водки, он уложил её туда на всякий случай, и теперь Алкаш возносит хвалу самому себе за предусмотрительность: неприкосновенный запас спасёт.

Путь на кухню далёк и труден, так что он решает не пытаться проделать его на своих двоих, а взять костыли, стоящие рядом с креслом. Костыли тоже не решают всех проблем, дорога будет тяжкой, дополнительно осложнённой чудовищным похмельем и стреляющей болью в спине. С большим трудом Алкаш управляется с костылями, ставшими необычайно тяжёлыми и неповоротливыми. Да и многочисленный мусор на полу, в основном пустые бутылки и банки, не добавляет мобильности. Но всё же он вырывается в коридор, чтобы там встретиться лицом к лицу с какой-то отвратительной рожей, на которую Алкаш некоторое время пялится полными ненависти глазами. Рожа отвечает тем же.

Зеркало. Старое грязное зеркало, которое хозяин давно уже намеревался выбросить, да всё не выбрасывал. В правом углу зеркала приклеена ещё более старая фотография, с которой на Алкаша с улыбкой смотрит молодой мужчина, по левую руку которого заливисто хохочет черноволосая молодая женщина. Хохочет явно над ним, другого мнения быть не может, так что Алкаш испытывает к фотографии ещё большую ненависть, чем к грязному зеркалу. Точно, надо их выбросить, и зеркало, и фотокарточку, раз и навсегда избавиться от насмешек. Опохмелиться и сразу выбросить, первым делом. А сейчас на кухню, но с короткой промежуточной остановкой в сортире.

Непочатая бутылка водки ждёт его именно там, где ей и полагалось быть: на нижней полке, среди испорченных овощей. Над бутылкой обнаруживается целая банка сардин, которые тут же идут на закуску. Сардины плохие, почему-то совершенно без соли, а ведь ему так хочется сейчас солёного. Но ничего другого не имеется, так Алкаш и завтракает, заедая водку пресной рыбёшкой и запивая тёплой водой из-под крана.

Кино у сволочей за стенкой играет с прежней громкостью, очевидно, крутят какой-то боевик: он слышит стрельбу и крики. Алкаш пробует пару раз стучать по стене костылём, но без толку, и тогда решает заглушить чужой шум своим шумом, включив старый маленький телевизор. Телик не помог, сигнала нет. Первая, вторая, третья кнопка — впустую. Алкаш раздражённо нажимает кнопки залитого чем-то жирным пульта, пока не добирается до кабельного канала, платного, единственного, что он регулярно оплачивает, потому что там круглосуточно крутят порнушку.

В отличие от всего остального, платная порнушка не подводит, и дальше Алкаш пьёт водку и ест сардины, внимательно наблюдая за тем, как здоровенный чёрный парень трахает в попку миниатюрную азиатку. Оттраханная азиатка сменяется стриптиз-шоу, дальше пошли лесбиянки, окончание выступления которых Алкаш так и не увидит — старый маленький телевизор взрывается ему в лицо.

Неизвестно, сколько времени он пролежал на полу, но потом Алкаш всё же приходит в себя и взгромождается обратно в кресло, попутно с трёхэтажным матом вытаскивая из левой щеки какой-то осколок: то ли кусок экрана взлетевшего на воздух телевизора, то ли остатки бутылки, то ли ещё чего-то. За время его отсутствия квартира умудрилась стать ещё хуже, но в этот раз не беспробудное пьянство хозяина стало тому причиной. Причиной стали многочисленные дыры в тонкой стене, проделанные одиночными пулями, а также целые проломы, оставленные крупной картечью. Из той дыры, что ближе всех к полу, в квартиру Алкаша сочится тёмная густеющая кровь. Похоже, у соседей за стенкой кино было очень интересным и необычайно реалистичным.

33. Иванов

— Нет, мам, я не знаю, сколько всё займет времени, никто не знает, честно! Конечно, буду осторожен, это же я! Нет, нам не говорили ещё, не знаю! Да, собери всё необходимое, будьте готовы уехать сразу же, как дадут предупреждение! Да, мисс Гарсию можешь взять с собой, если за ней некому заехать, только багажа много не бери! Да, это очень серьёзно, внимательно слушай радио, чрезвычайный канал! Всё, мы выдвигаемся, люблю, целую, твой Антошка!

Младший капрал Иванов прячет маленький мобильник в потайной карман форменной куртки и выскакивает из палатки к подошедшему танковому тягачу. Настала их очередь, другие машины взвода уже взобрались на платформы.

— Так, Пит, давай, покажи класс! На меня, на меня…

Медленно пятясь задом, танк Абрамс с собственным именем Музыкальный Ящик взбирается на платформу, техники найтовят машину стальными тросами и поднимают аппарель, экипаж бронированного гиганта занимает свои места в кабине тягача, и младший капрал докладывает взводному о готовности Ящика к путешествию.

— Взвод Браво, начать движение!

Один за другим выходят на дорогу камуфлированные тягачи с танками, самоходными орудиями и боевыми машинами пехоты на платформах. Позади остаются широко распахнутые ворота военной базы, к тягачам пристраиваются колёсные бронетранспортёры, лёгкие зенитные установки, штабные автобусы, хаммеры военной полиции, грузовики тыловиков, бензовозы, походные мастерские, транспортёры боеприпасов и все остальные, кто может пригодиться в дальней дороге. В голове колонны, сверкая мигалками и воя сиренами, идут патрульные машины полиции штата, в безоблачном утреннем небе жужжат вертолёты и беспилотники, прямо впереди — пустое шоссе на Лос-Анджелес.

Их танковый батальон подняли по тревоге спустя двадцать минут после первых сообщений о теракте в международном аэропорту. А ещё через тридцать минут пришёл приказ срочно выдвигаться к городу, где, судя по обрывочным сообщениям радио и телевизора, творится нечто необычайно страшное. То ли масштабное террористическое нападение, то ли биологическая атака, то ли восстание живых мертвецов. Городская полиция сметена неизвестным противником, первые подошедшие части национальной гвардии уже докладывают об уличных боях и тяжёлых потерях, срочно запрашивая подкрепление, в эфире стоит форменный хаос. Срочно нужна армия, в первую очередь артиллерия и бронетехника, значит, надо спешно выводить машины из боксов, заливать горючее под крышку, грузить полный боекомплект, прогревать моторы и ждать своей очереди для погрузки на тягач.

Джексон, заряжающий, прилипает к маленькому транзистору и лихорадочно скачет по волнам городских радиостанций — у него в Лос-Анджелесе большая семья, в самом сердце Южного Квартала, где сейчас идут бои и бушуют пожары. Связи с ними нет. Луис и Пит, наводчик и механик-водитель, оживлённо обсуждают происходящее с экипажем тягача. Младший капрал Иванов молчит, думая о своём.

Антон не собирался идти в армию и тем более не собирался становиться командиром танка. Если уж служить, то офицером в штабе, так он думал, когда пришёл на призывной пункт после того, как его отчислили из университета за неуплату. Впрочем, его мать, много лет назад перебравшаяся с маленьким сыном из Мурманска в Нью-Йорк, тоже не собиралась становиться поваром в дешёвой забегаловке, просто так получилось. Кому американская мечта, а кому тяжёлая неквалифицированная и низкооплачиваемая работа от рассвета до заката с многолетней экономией каждого цента на обучение сына. А потом на третьем курсе плату за обучение резко повышают вместе с ценой на койку в общаге, и прощай, университет, здравствуй, армия, танковые войска и персональный Абрамс.

Самое забавное, что сбежавший в армию от гражданской безысходности Иванов неплохо освоился на новом месте. Более того, танкист из него действительно получился весьма и весьма толковый, подтверждением чему служит недавно взятый переходящий кубок танковых экипажей: Антон становится самым молодым его обладателем. Кубок достался ему не за красивые глаза, он действительно знает свою работу и работу троих парней ещё моложе себя, которыми ему довелось командовать. Младший капрал понимает саму суть своего тяжёлого ремесла, чётко осознавая возможности, преимущества и недостатки, свои и своего экипажа, объединённых в чреве гигантского стального слона. И, вооружившись этим осознанием, молодой унтер превращает тяжёлую грубую машину в отлично настроенный инструмент для тонкой работы, способный на гораздо большее, чем просто прикрывать своей тушей пехоту, периодически постреливая из пушки.

По-своему гордясь неожиданным успехом сына, мама часто интересуется, почему Антоша всё ещё младший капрал, обычный командир танка и не стал хотя бы взводным. И он не знает, что ответить. В принципе, его знаний и умений, подтверждённых на многочисленных учениях, с избытком хватит на то, чтобы получить под своё командование танковый взвод после короткой дополнительной учебки. А там уже можно подумать даже и о батальоне под своим началом. Но одно дело — знания и умения, и совсем другое — прочные связи среди старших офицеров, которых у Иванова ноль целых, ноль десятых. И взводным в итоге становится другой, менее талантливый и умелый, но обладающий нужными знакомствами в штабе батальона. А Антон — по-прежнему простой командир танка на скромной зарплате и обладатель крошечного служебного жилья.

Несмотря на неудачу с повышением, Иванов не собирается уходить из армии, он в курсе относительно свирепствующей безработицы на гражданке, и перспектива пополнить ряды нищих и бездомных ветеранов Ирака и Афгана ему совсем не улыбается. Значит, надо продолжать служить, набирать стаж, обрастать связями и терпеливо ждать возможности совершить головокружительный карьерный рывок, например, попасть на хорошую войну и там проявить себя во всей красе. Кажется, сегодня он дождался своей возможности, только совсем не там и не так, как рассчитывал.

— Командир, подъезжаем!

Водитель тягача указывает на экран тактического навигатора — батальон входит в маленький богатый городок на побережье, один из северных районов агломерации Лос-Анджелес.

34. Номер Девять

— Твою мать, ты кто вообще такой? И с чего ты взял, что мы будем слушать твои приказы?!

Переговоры провалятся, уверен на все сто, собеседники явно не настроены на диалог. Оно и неудивительно: я один, а их семеро, все при оружии и личном транспорте, и это только те, кто вышел мне навстречу. Уверен, что их больше, скорее всего, передо мной региональный филиал держащей эту часть города мегабанды в полном составе. Зачем им договариваться с незнакомцем, что я могу им дать? Но всё же пробовать надо, дипломатия иногда тоже срабатывает.

— Кто я? Я один из вас, такой же, как вы, ваш друг и старший брат. Я один из тех, кто изменил ваши жизни сегодня утром, тот, кто великодушно дал вам наш великий Дар, и именно потому я говорю вам: присоединяйтесь к нам, вступайте в нашу армию, под наши знамёна.

В ответ издевательский смех, я их рассмешил.

— Значит, ты из тех, кто принёс сюда эту штуку, не знаю, как называется? Ну спасибо, нам всем очень понравилось, а теперь проваливай отсюда на хер, пока не пристрелили со всеми твоими предложениями. Ты нам не указ, нам никто не указ, над нами нет закона. Нам не нужна твоя армия и твои приказы, мы будем брать столько крови, сколько захотим! Мы теперь хозяева, Лос-Анджелес наш!

Бандиты смеются надо мной. Им весело, они в отличном настроении. Все семеро залиты кровью с головы до ног. Даже не берусь сказать, какого цвета была их одежда, когда утром эти парни и девчонки привычно вышли в город торговать наркотой и промышлять грабежом, ещё не зная, что и наркота, и деньги, которые они с неё получали, скоро потеряют всякое значение.

Всё изменилось очень быстро: скорее всего, на одного или двух из них напали заражённые первой волны, а может, кто-то из наших ребят воспользовался пневматической винтовкой. Несложно понять, что было дальше: раненые, ещё не осознавшие толком, что с ними произошло, естественно, удрали к своим домам и дворам, ожидая там найти помощь. Несколько минут — и вот уже на месте одного заражённого было пять, а то и десять новых, как мы и рассчитывали. Точно так же всё происходило и в сотнях других мест. Только здесь новые заражённые в недавнем прошлом были не обычными добропорядочными гражданами, а уличными бандитами, следовательно, имели при себе оружие, машины и какую-никакую, но организацию, некое подобие воинской дисциплины, которая работала и в новых условиях.

Уличные бандиты и всякая прочая сволочь и раньше не особо боялись закона и порядка, а почувствовав Голод и впервые вкусив крови, они потеряли всяческий страх и вышли на охоту, используя свои тачки, стволы и многократное численное превосходство над любым противником. Останавливать их было практически некому: полиция либо была уже нашей, либо вела бои со своими недавними коллегами, так что парни и девчонки с улиц оторвались на полную катушку в своих и чужих кварталах. Деньги и наркота остались позади, теперь они жаждали крови в буквальном смысле слова. Добычи кругом было много, и они брали её без всякой меры, распространяя заражение подобно лесному пожару. Поначалу, пока полиция ещё держала удар, нам было на руку такое положение дел, но теперь хаосу надо срочно положить конец, мы сами рискуем сгореть в этом пожаре. Но почему пожар должен тушить я? Потому, что эти ублюдки нужны для моей работы. Прикрыв глаза ладонью от яркого солнца, я делаю последнюю попытку:

— Вам не выжить самим без нашего руководства, в одиночку вы не протянете даже до вечера. Полиция бежала, но не думайте, что вы уже победили. Скоро вместо копов в город придёт армия, и тогда вы все сдохнете под гусеницами танков и ударами с воздуха. Военные таких, как вы, в плен брать не будут, сразу в расход. Только под нашей защитой и нашим командованием вы сможете выжить. Подчинитесь нам. Немедленно!

— А не то что?

— Не то…

Я не стал договаривать, потому что они уже мертвы. Последняя моя фраза послужила приказом для наших снайперов, и они делают всё точно, одним залпом. Семеро готовы, надо двигаться дальше. Поправка, шестеро, одна из девок оказывается живой, она поднимается с колен, одновременно оттирая с лица мозги своей подружки. Может быть, переговорный процесс ещё не исчерпан? В конце концов, за нами наверняка наблюдают.

Вынимаю пистолет из-за пояса, подхожу к ней, ударом в левое колено снова отправляю мордой на асфальт и стреляю. Первая пуля вонзается в горячий асфальт в дюйме от её левого уха, вторая — в дюйме от правого. Она обоссалась.

— Третья пойдет по центру, согласна? Если нет, медленно встань, не оборачивайся.

Девка делает то, что я говорю, голову от страха потеряла не полностью. Может быть, в этом действительно будет смысл.

— Слушай меня внимательно: отныне ты принадлежишь нам! Ты будешь жить столько, сколько мы скажем, и отдашь свою жизнь тогда, когда мы скажем.

Она плачет.

— Если мы скажем убить — убьёшь, если мы скажем пощадить — пощадишь, если мы скажем умереть — умрёшь. Сделаешь всё правильно — будешь жить вечно. Понятно?

— Да-а.

— Посмотри на меня.

Она медленно оборачивается, стараясь не встречаться со мной взглядом.

— Ты одна из нас. Сделано.

Я подбираю с мостовой калашников с обмотанным изолентой магазином, указываю ей направление и сам иду следом. За углом уже ждёт целая группа новичков, вооружены кто чем, у ног стоят красные пластиковые ящики, полные бутылок с коктейлем Молотова. Здесь я отдаю девчонке автомат и достаю карту.

— Смотрите внимательно! Вот здесь — важный перекрёсток блокирован военными, у них две бронемашины и пулемёты, а нам надо взять перекрёсток и идти дальше на север! Гоните на солдат всех: и тех, кто заражён, и тех, кто ещё нет, — идите следом, прикрываясь людьми как щитом, возьмите перекрёсток любой ценой или все умрите там. У вас пять минут! Вперед!

Оставшись один, я выжидаю около минуты, до тех пор, пока на перекрёстке у блокпоста не начинают с новой силой стучать пулемёты. Наблюдаю за двойкой Апачей, барражирующих над районом — всё, вертушки резко меняют курс и уходят к блокпосту. Можно вызывать машину. Без колёс мне нельзя, а с колёсами страшно: роящиеся над южными окраинами армейские вертолёты недавно получили приказ расстреливать каждую машину на улице, и приказ они выполняют исправно. Расстреливают из пушек всё, что движется, и не встречают сопротивления, у противника абсолютное господство в воздухе. Значит, внимание вертолётчиков надо постоянно чем-то отвлекать, и новички, отправившиеся штурмовать блокпост, вполне годятся в качестве живца. Несколько минут свободного от ракет и снарядов неба они дать могут.

Вот и машина, старая побитая малолитражка из дешёвой пиццерии, самое то для меня. За рулем — женщина-полицейский со свежим бинтом на правой руке, это я попал в неё из воздушки полтора часа тому назад.

— Апачи улетели к блокпосту, в воздухе чисто!

— Хорошо. Прижимайся к стенам, кружи по переулкам и дворам, не высовываясь на главные улицы, скорость двадцать, ни в коем случае не останавливайся!

Даю отмашку снайперской группе, отслеживающей вертолёты и беспилотники со своих чердаков, затем прыгаю на пассажирское сиденье, и пиццевоз трогается с места.

— Девятый, Вирджиния ждёт.

— Вас понял, начинаю. Ждите сигнала.

Достаю из маленького рюкзака тяжёлый армейский ноутбук, пришло время настоящей работы.