Эпицентр

6 ДЕНЬ ВАМПИРОВ: Эпицентр - Главы 23/24/25

23. Гусь

При полёте на малой высоте Гуся, как обычно, изрядно трясёт, словно он и не самолёт вовсе, а внедорожник, на всю железку несущийся по разбитой дороге. Но Анхель не обращает на тряску никакого внимания: это всего-навсего фон его работы, естественные условия полёта в режиме огибания рельефа местности, когда надо нырять в каждую лощину и прятаться за каждым холмом, скрываясь от всевидящих радаров и дальномерных постов. Здесь ты всем телом ощутишь каждый прихотливый изгиб матушки-земли, прочувствуешь каждый порыв ветра или восходящий поток, только так поймёшь, что значит летать по-настоящему.

Конечно, на семьсот сорок седьмом всё совершенно по-другому, и тяжелый Боинг не трясёт на каждой кочке, но попробовал бы этот тяжеловес так вот проскочить незамеченным, сесть, а затем с полной загрузкой взлететь оттуда, откуда множество раз взлетал Гусь. Анхель посмотрел бы на такое шоу. Пускай трясет, Гусь не развалится, Гусь выдержит очередную тяжёлую дорогу.

Анхель ценит Гуся, как умный пастух ценит верную овчарку, зная, что четвероногий друг не подведёт в любой ситуации. На Гуся можно положиться, он такой же верный друг, хотя уже совсем немолодой, построенный ещё тогда, когда отец Анхеля ходил на первые свидания. В далёкой России его делали с огромным запасом прочности, так, чтобы Гусь мог выполнять свою нелёгкую работу там, где любой другой самолёт останется догорать на земле керосиновым костром. Так с тех пор этот огромный биплан и тарахтел мотором, нарезая небо над разными странами и континентами.

Чего и кого Гусь только не возил, откуда только не взлетал и где только не садился, в каких только передрягах не участвовал до тех пор, пока не был куплен Анхелем в изрядно потрёпанном состоянии. Новый владелец Ан-2 произвёл серьёзный ремонт, заменив изношенный двигатель, установил новое навигационное оборудование для полётов в любое время суток и при любых погодных условиях, а затем нарисовал на руле поворота жирного гуся из какого-то старого мультфильма — так биплан получил имя собственное.

Анхель считает, что имя собственное и рисунок-талисман сделают самолёт удачливым, так как для той работы, для которой он приобретал и тщательно ремонтировал Гуся, потребуется вся возможная удача.

Они поднимаются в воздух с первыми лучами солнца, следуя привычными маршрутами самолётов сельхозавиации. Анхель летает и работает в этих краях последние три месяца, регулярно опыляя кукурузные и фасолевые поля, изучая местность и давая возможность пограничникам гринго привыкнуть к своему постоянному присутствию. Они столько раз видели Гуся со своих беспилотников, вертолётов и наземных наблюдательных постов, что перестали обращать на старый самолёт всякое внимание — очередной кукурузник полетел опылять поля химической гадостью, ничего интересного. Для поддержания данного состояния полного безразличия они взлетают с подвешенными под крыло съёмными химическими баками, только вот сегодня в баках не химикаты, а дополнительное топливо, но пограничникам незачем об этом знать.

Вот и границы коридора, времени до сигнала остаётся всё меньше. Никаких отметок в полётной карте, никаких данных в навигационном планшете, всё только на глаз, по памяти. Этот конкретный участок приграничных земель на вид ничем не отличается от других, но Анхель хорошо знает ему цену — здесь барьер наиболее слабый.

Он не знает, как именно боссы получили доступ к секретным данным, но их осведомлённость внушала уважение. Они узнали и учли, кажется, абсолютно всё: углы обзора наземных РЛС на той стороне и их частоты, схему дежурств беспилотников, графики прохода спутников-шпионов и многое-многое другое.

Все эти ценнейшие сведения были переданы Анхелю для того, чтобы он определил наиболее слабое место для перелёта границы, основываясь на своём богатом опыте. И он выбрал именно этот участок, который сам для себя назвал коридором. Делая свой выбор, Анхель отлично понимал цену возможной ошибки: ранее он уже неоднократно пересекал американскую границу по воздуху, перевозя на лёгких самолётиках наркоту в одну сторону и оружие в другую, снова и снова играя в русскую рулетку с самолётами и вертолётами американских пограничников. Тогда у него таких волшебных подсказок не было, но всё же он уцелел там, где накрылись многие другие.

И теперь, получив доступ к секретным сведениям, он был уверен в успехе. Недаром Анхель много раз проверял данные боссов наблюдательными полётами, запоминая намётанным глазом все необходимые ориентиры. Он знал не только мексиканскую сторону, ему было хорошо известно и продолжение коридора за барьером, пусть для этого и пришлось рискнуть жизнью и свободой, съездив в Штаты по поддельному паспорту. Как и всё у боссов, подделка была высочайшего качества, гринго ничего не заподозрили, и он пересёк границу легально, под предлогом визита к родным. Выдуманные родные его так и не дождались, вместо этого Анхель колесил по окрестностям на джипе, делая фотографии и запоминая множество понятных только ему фактов. Поездок на автомашине было недостаточно, и он совершил несколько полётов на дельтаплане, оценивая предстоящий путь и подтвердив предварительные расчёты.

Определённо, его боссы правы в своих предположениях: самое слабое место границы именно здесь. И сейчас настаёт лучшее время для его пересечения. Короткое сообщение на открытой частоте, прогноз погоды в каком-то заброшенном шахтёрском посёлке, где-то на другом конце страны. Данные верны.

— Поехали!

Анхель отключает радиостанцию и навигатор, кричит пассажирам, чтоб не смели включать рации и мобильные телефоны, затем перекладывает штурвал, и Гусь резво меняет курс, одновременно теряя высоту. Ещё несколько секунд, и они на другой стороне.

24. Мистер Джонсон

Они нападают все вместе секунды через три после того, как он открыл ворота гаража. Минут восемь или десять тому назад Джонсон видел, как его соседа, Клея-старшего, вели в дом сын и жена. Левая нога Клея была вся в крови, это он успел заметить до того, как за соседями захлопнулась стальная дверь. Затем были крики, но Джонсон не обращал на них внимания, продолжая спешно собирать поклажу в машину: за последнее время криков и стрельбы было более чем достаточно.

Эти чёртовы беспорядки, чем бы они ни были, стремительно распространяются повсюду, и непохоже, чтобы властям удалось что-то сделать по их поводу. Полицейские, пожарные и врачи больше не приезжают на вызовы, телефоны городских служб отрубились, а национальных гвардейцев или морских пехотинцев, могущих навести порядок, всё не видно. Телефоны издохли, интернет тоже, но радио и городское ТВ всё ещё работают, и Джонсон какое-то время слушает их, пытаясь понять, что делать дальше. Но всё, что рекомендуют власти в своих коротких сообщениях, периодически прерывающих наполненный паникой и помехами эфир городских радиостанций, — это не выходить из своих домов, ждать помощи и вооружиться огнестрельным оружием, если такое имеется. Если бы это был мятеж, как в девяносто втором, он бы послушал, но в девяносто втором люди не рвали друг другу глотки зубами. Ясно одно: спасаться им предстоит самостоятельно, помощи не будет.

Сборы отнимают больше времени, чем он предполагал, намного больше. В одиночку Джонсон давно бы уехал, но только вчера вечером к нему приехала погостить дочь вместе с его первой внучкой, а такие обстоятельства не располагают к молниеносным сборам. Столько всего надо взять, что просто с ума сойти: документы, деньги, одежду на первое время, всё, что есть съестного, и ещё кучу других важных вещей. Собраться как можно скорее и выехать за город, на север, в маленький охотничий домик. Домик ещё не достроен, света и газа нет, но есть печь, дрова и горное озеро, так что, взяв с собой провиант, они сумеют продержаться какое-то время, возможно, и до подхода армии. Всё, можно ехать…

Соседи ждут сразу за воротами гаража полным составом. Старик Клей, его жена, сын и маленький внук. Люди, которых он хорошо знает больше десяти лет. Эти люди пришли за его кровью и кровью его родных.

Клей-младший бросается на него ещё до того, как полностью распахнулись ворота, прямо на короткий ствол Смит-энд-Вессона. Готовясь к выезду, Джонсон держит старый револьвер наготове и очень боится, что просто не сможет выстрелить в человека, если придётся. Страх оказался ложным: он стреляет без колебаний, как только видит, какими глазами на него смотрит сосед. Клей-младший получает экспансивную пулю в живот с метровой дистанции и складывается, словно лист бумаги. Миссис Клей, идущей вслед за сыном, достаются две следующие пули.

Левая нога переламывается в колене, по ушам бьёт оглушительный грохот: Клей-старший передёргивает затвор своего семисотого ремингтона. Прислонившись спиной к двери машины, Джонсон упреждает его буквально на секунду, всадив в соседа одну за другой все три оставшиеся в барабане пули. И только потом медленно сползает на бетонный пол, сдаваясь напору невыносимой боли.

— Папа!

— Не выходи!

Он видит его, видит внука Клея, подходящего к нему, видит красные глаза и падающие изо рта капли слюны, видит его разорванное горло. Джонсон откидывает барабан, дрожащими пальцами достаёт патрон и пытается вставить в гнездо, когда мальчишка бросается на него, увернувшись от неуклюжего замаха левой, и вцепляется зубами в плечо.

Новый удар болевого шока едва не разрывает сердце. Джонсон бьёт терзающего его мальчишку и что-то кричит, но враг не собирается останавливаться, вцепившись в добычу с небывалой для девятилетнего ребёнка силой. Джонсон слабеет, Джонсон умирает. От ударов никакого проку, всё равно, что бить кулаком кирпичную стенку. Патрон, патрон, у него ещё есть патрон. Вот так, продолжай пить кровь и не обращай внимания на ствол. Выстрел. Внуку Клея сносит полчерепа, он нелепо взмахивает руками, словно в поисках опоры, делает пару шагов и падает на мёртвого отца.

Кажется, он ненадолго потерял сознание, буквально на несколько секунд. Но теперь ему лучше, намного лучше, и Джонсон спешно перезаряжает револьвер. Это необходимо, на улице слышна стрельба, а ворота гаража по-прежнему открыты.

Что-то изменилось. Полностью ушла боль из страшных ран на ноге и плече, но вместо боли явилось нечто другое. Явилась потребность, возникла необходимость. Джонсону срочно нужно что-то, чего у него никогда не было раньше, что-то, без чего он не сможет больше жить. Что это, что ему нужно?

— Папа!

Джонсон видит, как дочь входит в гараж, и сразу понимает, что именно ему нужно. Вот оно, вот оно, прямо перед ним!

— Ты ранен, тебе надо в больницу!

Он ранен. Так же, как был ранен его сосед Клей, которого отвели в дом за стальной дверью, из которого потом уже никто так и не вышел человеком.

— Давай я подниму тебя!

С невероятным трудом преодолев Голод, Джонсон отбрасывает дочь от себя.

— Что с тобой?!

— Нет времени объяснять. Садитесь в машину и уезжайте как можно скорее в мой дом в горах! Возьми потом револьвер, убей любого, кто попытается напасть на тебя!

— Что ты делаешь?!

— Береги дочь.

За секунду до того, как Голод сломит его волю, Джонсон вставляет ствол себе в рот и спускает курок.

25. Две сестры

— Повторяю: пневматическая винтовка неизвестного типа, не знаю, зачем этот псих её использовал вместо пулемёта. Да, винтовка у меня, вместе с патронами. Что? Не слышу, говорите громче! А, твою мать!!!

Пытаясь докричаться до офицера дежурной части, патрульная Хименес упускает момент, когда неуправляемый мусоровоз вылетает поперёк дороги, боднув её угнанную машину в бок с такой силой, что вышвыривает на тротуар, едва не сбив перепуганных пешеходов.

— Dios mio…

С большим трудом освободившись от ремня безопасности и утерев кровь с лица, она выбирается из разбитой машины. Завидев синюю форму, гражданские тут же лезут с расспросами, но Хименес словно не замечает их. Она нетвёрдым шагом идет к вставшему поперёк улицы мусоровозу, идёт к людям, что пытаются открыть покорёженную дверь и достать водителя, который ещё жив. Тяжело ранен, весь в крови из разорванного горла, но жив.

— Стоять! Стоять! Не открывайте дверь, не подходите к нему! Всем назад! Назад!

Характерный безумный взгляд водителя ни с чем не спутаешь: она видит, как тот пытается справиться с дверью, чтобы выбраться наружу, выбраться к людям, что окружили разбитую машину.

— Офицер, нам нужна помощь, водитель ранен, он весь в крови, надо достать его…

— Отойдите от грузовика, не подходите к водителю! Он опасен!

Так и не справившись с дверью, мусорщик начинает лупить в ветровое стекло кулаком. Один удар, другой, третий, и стекло начинает трескаться. Кулаки разбиты в кровь, но его это не останавливает. Толпа попятилась.

— Назад, отошли назад!

Табельный глок остаётся в кобуре, Хименес вскидывает трофейный пистолет-пулемёт. Ветровое стекло рассыпается градом белых кубиков. Одолев последнюю преграду, водитель выползает на капот и скатывается к людям на улице.

— В сторону!

Коротко взревев, МП-5 встречает водителя тремя пулями в живот, раненый безумец падает. Хименес переводит на одиночный огонь, осторожно подходит к водителю и стреляет в голову.

— Зачем вы это сделали, офицер?! Он же был ранен! А вы его убили, как же так можно!

— Уходите все отсюда. Берите вещи и уходите! Будьте особенно осторожны с такими вот ранеными, у них у всех бешенство. Уходите!

Подхватив с опрокинутой тележки уличного торговца бутылку воды, Хименес делает несколько быстрых глотков, затем умывает залитое кровью лицо. Её всё ещё мутит после страшного удара в борт. Чудо, что жива осталась и не покалечилась. Машине конец, значит, надо идти пешком. Судя по номерам домов, осталось совсем немного. Только трофей сначала забрать.

— Открывайте! Открывайте, это я, Виктория!

Тяжёлая стальная дверь богатой квартиры заперта, над дверью горит красный огонёк камеры. Хименес поднимает лицо к объективу, затем показывает значок.

— Рэйчел, открой, это я! Твоя сестра, Виктория!

Секунда, вторая, и красный огонёк сменяется зелёным, дверь открывает Луис, зять патрульной. В руках у него дорогущий ремингтон с серебряными накладками на прикладе.

— Рэйч, всё в порядке, это правда твоя сестра! Виктория, откуда ты здесь? Я думал, ты в аэропорту, мы слышали, что там произошло, пытались звонить и…

— Нет времени объяснять, закрой за мной дверь и начинайте немедленно собираться. Рэйчел, ваши машины в гараже?

— Да, обе внизу. Там стоит сигнализация, мы ещё вызвали охрану, но никто не приехал. А что происходит?

— Неважно, давай ключи! Собирайтесь быстрее, вы уезжаете немедленно!

— Как уезжаем, куда?

Хименес рассказывает сестре и её мужу о произошедшем в аэропорту и на городских улицах.

— Я пыталась дозвониться до вас, но ничего не вышло, телефон накрылся, интернет тоже, пришлось самой ехать. Немедленно садитесь в машину и уезжайте из города, езжайте на север. Луис, ты говорил, у тебя родня в Сиэтле?

— Да, брат, только мы с ним не ладим, редко видимся…

— Неважно, вы едете к нему. Оставайтесь у твоего брата, пока не отменят чрезвычайное положение, а ещё лучше, найдите дом за городом. Из Лос-Анджелеса надо бежать…

— Что значит бежать, Вика? Зачем? По радио отдали приказ запереть двери, вооружиться и ждать помощи. Твой собственный главный комиссар сказал, что помощь придёт уже совсем скоро, солдаты придут. Зачем тогда…

— Затем, что вас здесь всех прикончат! Рэйчел, ты что, не слышала, что я сказала?! Там люди убивают людей, глотки друг другу рвут, и если вы останетесь…

— Не ори на меня, Виктория! Ты мне не указ! Я сама знаю, как мне жить и что делать! Ты всю жизнь старшая сестра, всю жизнь на меня орёшь, командуешь постоянно! А я и без тебя прожить могу, я зарабатываю в десять раз больше, чем ты! Я Йель окончила с отличием, а ты даже в колледже еле тянула, и теперь всего-навсего патрульный коп, больше ничего не умеешь! Ну вот иди и делай свою работу, а мы остаёмся здесь, как твой комиссар приказал. У нас стальная дверь, есть оружие и много еды, надёжная охрана, мы…

Рэйчел пытается ещё что-то сказать, но никто не слышит, что именно: многоэтажный жилой дом содрогается от близкого взрыва. С грохотом вылетают стёкла, гаснет свет.

— Что это?!

— Осторожно, осторожно, на полу осколки, не наступи на них! Все живы, никого не задело?!

— Твою мать, глядите!

Луис указывает в разбитое окно на другую сторону улицы, где стоит такой же дорогой многоэтажный дом, как тот, в котором живут они. Вернее, дом стоял секунд десять тому назад, а теперь рушится на улицу в гигантском облаке цементной пыли.

— Охрана, говоришь, хорошая? Собирайтесь и немедленно уезжайте, я приказываю! Вы погибнете, если останетесь здесь! Они скоро придут, тут всё сгорит!

— Да что же это, Вика, как же…

— Так, Рэйчел, давай собираться и уезжать отсюда, твоя сестра дело говорит! Неси чемоданы!

От плачущей сестры толку никакого, и патрульной приходится всё делать самой, хорошо ещё, что Луис не мешает, а даже немного помогает. Хименес всегда терпеть не могла зятя, на её взгляд, обычного дешёвого актёришку, не имевшего ничего, кроме мускулистого загорелого тела и пары ролей в провалившихся сериалах. Такому в порнушке сниматься надо, а он взял да и женился на Рэйчел, сколько бы она ни отговаривала младшую сестренку, убеждая, что он быстро промотает все её заработанные на бирже деньги. Но у таких скользких типов всегда хорошо развито чувство опасности, и сейчас это чувство Луиса не подводит: после взрыва соседнего дома он моментально убеждается в правоте Виктории, перестаёт спорить и теперь помогает успокоить находящуюся на грани истерики Рэйчел и заставить её паковать чемоданы. Хоть какой-то толк.

— Деньги берите все, и драгоценности тоже. Луис, документы, документы не забудь!

— Мне надо спуститься вниз, к банкомату, обналичить…

— Нельзя, в одиночку не ходить! Сколько у тебя патронов к дробовику?

— Две полные коробки, сорок восемь штук.

— Этого мало, постарайся найти ещё, купи или обменяй на еду, самая крупная картечь! Рэйчел, зачем ты это берёшь?!

Выбросив из чемоданов всё ненужное, Виктория заставляет сестру заполнить освободившееся место продуктами из громадного холодильника, нагрузив Луиса пластиковыми бутылками с водой.

— А квартира? Что же с ней будет? Столько дорогих вещей, страховка ведь не покроет пожар и взрыв. Вика, может, всё-таки остаться, вдруг…

— Рэйчел, милая, заткнись к чёртовой матери и делай, что сестра велит!

— Спасибо.

Снова оживает рация, молчавшая с самого момента столкновения. Хименес хватает микрофон, но на этот раз ей отвечает не офицер дежурной части, а кто-то другой, незнакомый.

— Что, винтовка? Вам нужна эта пневматическая винтовка? Да, она со мной, куда привезти? Знаю, я начинала службу в том участке, отвезу туда, предупредите капитана. Поняла!

Подтолкнув плачущую сестру к двери, Хименес поворачивается к зятю.

— Луис, слушай очень внимательно. Мы сейчас выходим и спускаемся в гараж, спускаемся по пожарной лестнице, лифтом пользоваться опасно. Я иду впереди, за мной Рэйчел, ты прикрываешь. Дробовик держать наготове, но не стрелять, пока я не прикажу или пока на нас не нападут! Будь внимательнее с теми людьми, кто сильно ранен и весь в крови, они особо опасны!

— Я не знаю, смогу ли выстрелить, я…

— Сможешь. Если они на тебя нападут, сразу сможешь. Но целься внимательнее, нас не задень! Выходим!

Преодолев шесть лестничных пролётов, они спускаются в гараж без всяких происшествий. Там уже ждут фордовский седан и ярко-красный спортивный автомобиль, подарок Рэйчел мужу на день рождения, за который Хименес столько ругала сестру. Луис направляется к спорткару, но патрульная останавливает его.

— Вы поедете на форде, а эту тачку возьму я, мне тоже надо ехать. Давай ключи, Луис. Давай-давай, её всё равно угонят!

— Вика, как, ты разве не едешь с нами?! Как же мы без тебя?!

— Я на службе, Рэйч, и у меня задание, мне надо в центр. Вам придётся ехать самим, садись!

Усадив сестру и забросив пакеты с продовольствием на заднее сиденье, Хименес поворачивается к зятю.

— Луис, слушай меня внимательно. Сейчас садишься за руль и увозишь её отсюда. Если на вас нападут, если попытаются отобрать машину, сразу стреляй, сейчас за самооборону ничего не будет. И ни в коем случае не подпускай к ней и к себе никого раненого. Радио всё время держи включённым, следи за расходом топлива, веди аккуратно. Если не сможете выбраться из города, то идите к полицейским или военным, солдаты скоро будут. Предупреди своих родных, чтобы были осторожны и обязательно дозвонись до моей мамы в Нью-Йорке, скажи, что мы обе живы. Помни: ты теперь за главного, ты отвечаешь за мою сестру и свою жену. Бросишь её — найду и убью, понял?!

— Да, да, я понял… И спасибо, Виктория, спасибо, что предупредила.

— Не за что. Езжайте и не останавливайтесь…