Двуявь

Глава 2. Заказ

Дождь сеялся мельчайшими каплями, словно кто-то на небесах перетряхивал его через сито. Туманная взвесь, пропитанная октябрьским холодом, заполнила колодец двора – она то и дело вздрагивала, поймав несвежее дыхание ветра, скручивалась в болезненных спазмах и шарахалась в стороны, чтобы разбиться о бетонные стены; расплёскивалась по крышам, обвисала рваными клочьями на зубьях антенн, оседала на бугристом асфальте и на сгнивших лавочках у подъезда, а потом вдруг, вскинувшись, цеплялась за ослепший фонарный столб и неуклюже вертелась вокруг него, как усталая стриптизёрша.

Марк стоял у окна и думал, что в следующем месяце платить за аренду нечем. Впрочем, даже если бы деньги откуда-то появились, продолжать затею с клетушкой, гордо именуемой офисным помещением, было совершенно бессмысленно. Он никогда не отличался деловой хваткой, да и вообще какими-либо талантами, достойными упоминания вслух, а коллега Сурен, прежде тянувший на себе, так сказать, административную часть проекта, в офисе теперь не нуждался, довольствуясь ямой в земле и крестом в изножье. Марк хотел проведать его, когда исполнилось девять дней, но так и не собрался – помешал дождь, хлеставший тогда с особым остервенением.

Выдвинув нижний ящик стола, он извлёк початую пластиковую бутыль с колосящимся полем на этикетке. Бутыль была двухлитровая, увесистая как булава. Отвинтив крышку, он принялся осторожно наливать пиво в чайную чашку, у которой был выщерблен ободок, а на дне виднелся бурый налёт. Чаем баловался Сурен до того, как переселиться на кладбище. В качестве наследства Марку, помимо чашки, достались два пакетика заварки и кипятильник, а также настенный календарь, с которого, красиво отклячив зад, скалилась блондинка в купальнике. На календаре был всё ещё август – страницу не стали переворачивать, поскольку осенние девицы проигрывали блондинке по всем параметрам.

Потягивая светлое безвкусное пиво, он размышлял о том, не пора ли уже домой. Клиенты на горизонте отсутствовали, телефон упорно молчал. Имелись, правда, смутные подозрения, что поиск заказов должен осуществляться как-то иначе, не сводясь к сидению за столом и распитию слабоалкогольных напитков. Сурен, к примеру, куда-то постоянно названивал, ездил по неведомым адресам и делал загадочные пометки в блокноте. Обязанности же Марка в те дни сводились к тому, чтобы валяться дома на продавленном диване и ждать, пока позовут.

В дверь постучали.

Он поперхнулся от неожиданности. Сунул предательски булькнувшую бутылку обратно в ящик, сделал осмысленное лицо и сказал:

– Войдите.

Посетительница, возникшая на пороге, была затянута в кожу. Облегающая куртка на молнии и не менее облегающие штаны, до блеска вылизанные дождём, не скрывали ни единой округлости. Мелькнула мысль, что у Мисс Август с календаря наконец-то нашлась достойная конкурентка. Вот только причёска у новоприбывшей была другая, совсем короткая – белый намокший «ёжик». Да и взгляд разительно отличался – хищный зеленоватый блеск вместо кукольной пустоты.

Незнакомка полюбовалась на выцветшие обои, треснувший подоконник и облупленный стол, где приткнулся телефон с диском, а рядом валялся вчерашний номер «Медноярских ведомостей», открытый на странице с интригующим заголовком: «Племянник разделал дядю на пилораме». Хмыкнула, встретившись взглядом с настенной дивой, и уточнила:

– Это ООО «Трейсер»?

Марк не стал извиняться за неумеренную фантазию компаньона, придумавшего название. Просто кивнул:

– Присаживайтесь.

Стул – выкидыш древнего советского гарнитура – протестующе заскрипел, но, к счастью, не развалился. Барышня закинула ногу за ногу и осведомилась:

– У вас тут случайно нельзя курить?

– Случайно можно. Я иногда проветриваю.

У гостьи не было сумочки (видимо, этот аксессуар нарушал бы образ), поэтому сигаретную пачку она достала из бокового кармана куртки. Марк, разглядев этикетку, только вздохнул. «Капитолийский холм» с золотой каёмкой – объект престижа и понта, реликт, почти исчезнувший после Обнуления. Лишь изредка контрабандисты, отмороженные настолько, что решались соваться в Чёрное море, привозили партию из Европы. Товар, понятное дело, был не из тех, что продаётся в любом киоске за пару долларов. Помнится, лет пять или шесть назад некие шустрики попытались гнать контрафакт прямо в Медноярске, но отцы города сочли инициативу неуместной и даже вредной. Шустрики прогорели, причём в буквальном смысле этого слова – тела в сожжённом цеху едва опознали.

Мысленно совершив этот исторический экскурс, Марк упустил момент, чтобы предложить даме огоньку. Она, впрочем, и не ждала подобных изысков – чиркнула зажигалкой, затянулась и, выпустив струйку пряного дыма, уведомила:

– Надо кое-что отыскать.

– Вы обратились по адресу, – он пододвинул ей блюдце в качестве пепельницы. – У нас колоссальный опыт.

– Да, – подтвердила гостья, – это заметно. Бросилось в глаза буквально с порога. Серьёзная, динамично развивающаяся компания.

«Какая ты остроумная», – флегматично подумал Марк, а вслух произнёс:

– Не стоит судить по первому впечатлению.

– Я и не собираюсь, – сказала она спокойно. – Прежде чем приехать сюда, я навела подробные справки. Судя по отзывам, вы демонстрируете определённую эффективность. Которая, до известных пределов, нивелирует одиозность применяемых методов.

– Если вы запишете этот тезис, я повешу его на стенке – в качестве кредо нашего предприятия. Так что мы будем искать?

– Прежде всего, давайте примем меры предосторожности.

– Да, разумеется. Стандарт? Пчелиное жало?

– Переводнушка.

– Как пожелаете.

Он поддёрнул рукав рубашки и положил предплечье на стол, словно собрался сдавать кровь на анализ. Гостья раздавила окурок в блюдце и опять полезла в карман – выудила плоскую пластмассовую коробочку, по виду напоминавшую пудреницу. Но вместо пудры внутри оказался круглый лоскут из прозрачной плёнки, на котором штрихами была изображена змеиная пасть. Заказчица приложила плёнку к запястью Марка и прижала сверху ладонью.

– Настоящим подтверждаются гарантии конфиденциальности и лояльности, – сказал Марк раздельно и внятно. – Информация, полученная от клиента, не может быть полностью или частично разглашена, передана в распоряжение третьих лиц или умышленно использована клиенту во вред. Обязательство вступает в силу с момента произнесения.

Он ощутил болезненно-резкий укол в запястье. Клиентка убрала руку. Плёнка потемнела и съёжилась, рисунок с неё исчез, зато на коже теперь имелись две свежие глубокие ранки, словно след от ядовитых зубов. Ранки эти, впрочем, тут же начали зарастать – обязательство принято, шрам через час-другой окончательно рассосётся. Марк попытался вспомнить, сколько таких «гадюк» уже его покусали. С полдюжины, пожалуй, не меньше – это не считая двух десятков «пчелиных жал». Мечта мазохиста. А какой будет букет ощущений, если нарушить клятву…

– Итак, – он выбросил плёнку в урну. – Я слушаю.

– Пропала ценная вещь, семейная реликвия. Вот, взгляните, – она протянула ему лист бумаги с карандашным наброском.

– Амулет?

– Да, назовём его так для краткости.

– Может, есть фотография?

– Его никогда не фотографировали и не выносили из дома – такие вещи не предназначены для посторонних глаз. Вы меня понимаете?

– Безусловно. Какого он размера?

– Точно такого, как на рисунке. Я сохранила масштаб и постаралась отобразить все детали – по памяти, разумеется. Но, по-моему, получилось похоже.

– Вы хорошо рисуете.

– Ходила в художественную школу. Ещё до Обнуления.

Амулет представлял собой круглый щит со скрещёнными мечами. В диаметре он был сантиметров десять. На щите имелся орнамент, похожий на концентрический лабиринт, а вдоль нижнего края шла изогнутая надпись латиницей: «Vae victis».

– Как это переводится? – спросил Марк.

– Горе побеждённым.

– Да, актуально. Фамильный девиз?

– В некотором роде.

– Когда обнаружили пропажу? При каких обстоятельствах?

Гостья скривилась, будто воспоминание было на вкус как редька, но всё-таки пояснила:

– Отец хранил его в сейфе. Но однажды утром, открыв дверцу, увидел, что сейф выгорел изнутри, а амулет исчез. Чуть больше месяца назад, конкретно – двадцать третьего сентября.

– В милицию вы, надо думать, не обращались.

Клиентка даже не потрудилась ответить. Марк продолжил расспросы:

– Вы уверены, что амулет украден? Может, самораспад?

– Нет. Тогда и отец, и я ощутили бы последствия напрямую.

– А не мог ли ваш батюшка его… ну, скажем так, перепрятать? Не уведомив остальных? Не спешите с ответом, подумайте хорошенько. Семейные отношения – вопрос сложный, бывают разные ситуации…

– Отец не стал бы ломать такую комедию, но дело даже не в этом. Амулет находится вне семьи, это не подлежит сомнению. Есть соответствующие признаки.

– Амулет, насколько я понимаю, из тех, которые…

– Да. Без него нам придётся туго. Вы берётесь за дело?

– Лишь кое-что уточню. Раз вы наводили справки, то отдаёте себе отчёт, что наша фирма – не сыскное агентство в классическом понимании. Поэтому я не прошу показать мне сейф, не уточняю, кому из ваших врагов эта кража выгодна, и даже не спрашиваю вашу фамилию. Знание этих деталей мне только помешает. Кроме того, я не сомневаюсь, что все возможные версии вы уже отработали. Результаты, очевидно, неудовлетворительны, раз вы обратились к нам.

– Результаты равны нулю. Хотя отец продолжает искать по своим каналам – напрягает своих людей, трясёт информаторов. Пытается, так сказать, разрулить ситуацию по понятиям. Мне же понятия до… – она уточнила, докуда именно. – Мне нужен результат. Чудо из вашего арсенала, пусть даже от него смердит за три километра. Поэтому я, не спросив отца, приехала к вам. С деньгами. Ещё вопросы?

– Пожалуй, нет. Напомню наши расценки. Ваш случай – сложный, гонорар – десять тысяч, выплачивается по факту. Из этой суммы аванс – пятьсот, пойдёт на технические расходы, не возвращается даже в случае неудачи. Вероятность успеха – примерно восемьдесят процентов. Это в среднем, исходя из прошлого опыта. Конкретно по вашему делу – пока предсказывать не берусь. Устраивают вас такие условия?

Клиентка выложила на стол пять стодолларовых бумажек. Спросила:

– Когда можно ждать результата?

– Зависит от ситуации, но я постараюсь управиться как можно скорее. Это в моих интересах, поверьте на слово. Как мне с вами связаться?

– Телефон запишите.

Марк подумал, что стоило бы, по примеру Сурена, обзавестись блокнотом. Пока же, за неимением оного, записал шестизначный номер на клочке от газеты. Последнее обстоятельство вряд ли подняло престиж ООО «Трейсер» в глазах заказчицы, но это был уже второстепенный вопрос.

– Звоните сразу, как только что-то узнаете. Меня зовут Римма.

– Очень приятно.

Она не стала врать про взаимность – молча встала и вышла, оставив после себя аромат контрабандного табака и дождевую влагу на спинке стула. Хозяин «офиса», прокручивая в памяти разговор, продолжал сидеть за столом, пока со двора не донёсся клёкот заводимого мотоцикла. Звук был почти забытый, из другой жизни. Марк поначалу даже решил, что ослышался, но двигатель снова взвыл.

Выбравшись из-за стола, он увидел в окно, как «Ява» с красным крылом, разбрызгивая лужи, промчалась вдоль соседней пятиэтажки и свернула на улицу. Металлические детали сверкали, будто мотоцикл прыгнул сюда прямиком из восьмидесятых, с конвейера в братской Чехословакии. Из тех времён, когда Союз ещё пыжился, щетинясь ракетами, и даже СЭВ ещё не издох.

«Явой» управляла мокрая Римма. Она, правда, надела шлем, но Марк узнал её по изгибам фигуры. Да, вот такая нарисовалась клиентка – курит элитные сигареты и ездит на элитном же личном транспорте. Значит, приехав на разговор, она просто бросила двухколёсное сокровище у подъезда? Не побоялась, что украдут? Хотя, конечно, с угонами сейчас не такая лафа, как было до Обнуления. Кто в здравом уме притронется к чужому рулю? С другой стороны, нельзя недооценивать степень людского идиотизма. Или, положим, руками трогать всё же остерегутся, но кирпичом швырнут с безопасного расстояния. Чтобы не выпендривалась, коза, перед простым народом…

Марк достал из стола бутылку, взвесил в руке. Оставлять жалко – завтра он сюда не вернётся. Пакета нет, придётся тащить в руках. Что ещё взять с собой? Не газету же, прочитанную от корки до корки, включая объявления об интимных услугах и анекдоты про тёщу.

Шагнув за порог, он запер дверь на хлипкий замок. Обиталище «Трейсера» располагалось в цокольном этаже многоквартирного дома, соседствуя с парой таких же «офисов». Коридор был тесный и вонючий, будто кишка. Линолеум того цвета, что в народе называют поносным, радовал глаз прихотливыми разводами грязи; тлела одинокая лампочка. За дверью напротив с табличкой «Свежесть» (тоже, естественно, ООО) слышались глухие чавкающие удары и сдавленное мычание. Марк пожал плечами и, помахивая бутылкой, отправился по своим делам.

Выйдя на воздух, поднял воротник куртки, взглянул на небо. Мутная пелена над крышами начинала темнеть; наверное, это должно было означать, что солнце садится. Проверить гипотезу не представлялось возможным – тучи не раздвигались с начала осени.

Под козырьком у подъезда звенели мелодичные матерки – болтали две старшеклассницы. У бордюра приткнулась чья-то «девятка» цвета подгоревшей перловки; дождь путался в чахлых кустах сирени. К счастью, пейзажами предстояло любоваться недолго – Марк жил буквально в паре кварталов.

Вспомнив, что он теперь при деньгах, направился к амбразуре обменника. Прочтя на вывеске, что покупка – 347, а продажа – 353, бросил в лоток две бумажки с Франклином. Выгреб рубли и переместился к ларьку.

– Две бутылки «Змеегорской» по ноль семь и пакет. Да, и сигареты ещё.

– Какие?

Марк хотел ради прикола потребовать «Капитолийский холм», но поленился.

– «Жирафа» давайте. Тёмный, две пачки.

Капли размазывались по витрине. Дожидаясь, пока его праздничный заказ соберут, Марк вспомнил рисунок Риммы – щит и клинки. Задумавшись, начертил на мокром стекле похожий символ – окружность, перечёркнутую крест-накрест.

***

Квартира на седьмом этаже встретила неуютной прохладой. Чугунные батареи символически теплились, обеспечивая алиби коммунальщикам, чтобы тех не вздумали упрекнуть в срыве отопительного сезона. Марк хотел включить масляный радиатор, купленный прошлой зимой на рынке, но передумал – решил потерпеть до первых морозов. Радиатор жрал электричество как какая-нибудь РЛС «Дарьял» – при запуске каждый раз возникало чувство, что эта хтоническая конструкция, взбрыкнув, легко оставит без света весь дом, а то и микрорайон.

Открыв холодильник, Марк положил водочные бутылки плашмя на верхнюю полку. До них дело дойдёт через пару дней, когда начнётся «отскок», но приготовить лучше заранее. Ещё в холодильнике обнаружился кусок дешёвого зельца – полтора доллара за кило. Не хотелось даже гадать, из чего он сделан. В ячейках на дверце устроились два яйца и засохшая половинка лимона.

Заедая зельц чёрствым хлебом и запивая пивом, Марк размышлял о том, когда начинать сеанс. Пожалуй, торопиться не стоит – заказ серьёзный, потребуются ресурсы. Если рискнуть и ринуться сразу, можно сбиться на полдороге. Были уже примеры, лучше не повторять…

Он сполоснул руки и, открыв шкафчик, достал коробку из-под краснодарского чая, в которой хранил свой запас семян. Впрочем, «запас» – слишком громко сказано. Семян осталось ровно две штуки – круглые, чуть выпуклые, иссиня-чёрные и блестящие. Они напоминали пуговицы, только без дырок. Строго говоря, такие вещи не полагалось держать в квартире, да и вообще где-либо. Тем, кто нарушал это правило, грозил червонец в «пустышках», а то и четвертак при наличии отягчающих обстоятельств, но Марк относился к вопросу философски-индифферентно. Если бы его хотели прижать, то прижали бы давно и надёжно. Можно подумать, менты (а уж тем более – отцы города) не знают, чем занято пресловутое ООО…

Нет, двух семян не хватит, тут даже думать нечего. Однако с помощью этих двух можно добыть ещё.

Вот с этого и начнём.

Он бросил одну «пуговку» обратно в коробку, а вторую взял с собой в комнату. Сумерки за окном уже сгустились, словно чернила. Марк включил свет и завёл будильник, чтобы тот зазвонил через полчаса – больше нельзя, иначе просто не вынырнешь. Будильник был старый, механический, с молоточком; звук от него получался отвратительно громкий, заполошный – самое то для экстренных пробуждений.

Расстегнув на груди рубаху, Марк лёг на диван, привычно оглядел обстановку – книжный шкаф, этажерка, раскладной стол и монументальный «Рубин-714», стоящий наискосок в углу. Требовалось яркое пятно, визуальный якорь, чтобы зацепиться за него взглядом. И, как всегда, для этой цели подошла книга на второй полке сверху – «Анна Каренина», но не из того болотно-зелёного собрания сочинений, что издали к 150-летию со дня рождения графа, а малиново-красный том из серии «Библиотека классики».

Красный корешок – как клавиша «стоп» на пульте, очень удобно.

Зафиксировав в памяти эту картинку, Марк положил чёрный кругляшок себе на солнечное сплетение, укрылся пледом и смежил веки. Выровнял дыхание, прислушался к шороху дождя за окном.

Дрёма. Покой.

Торопиться некуда.

Осень.

Кожа на груди болезненно засвербела. Чем-то это напоминало недавний укус от «переводнушки», только на этот раз боль была не резкая и мгновенная, а словно бы растянутая, заторможенная. Казалось, тончайший бур, проворачиваясь, внедряется в тело миллиметр за миллиметром.

Марк понимал, что это иллюзия. На самом деле семя лишь прилепилось к коже, чтобы впитался сок, влияющий на сознание, но тактильные ощущения – пусть даже иллюзорные – впечатляли.

Семя начало прорастать.

Очень хотелось смахнуть его, как осу, поскрести прокушенную кожу ногтями, но он сдержался. Лежал и терпел, чувствуя, как тонкий корешок удлиняется, прокладывает себе дорогу сквозь плоть, ветвится и укрепляется в теле, пронизывает насквозь, но не останавливается на этом, а вгрызается в пыльную обивку дивана, в его пружинно-поролоновое нутро, потом – в рассохшийся паркет на полу и в межэтажное перекрытие. Отростки ввинчивались всё глубже, сшивали человеческий организм воедино с железобетонным каркасом дома и ускоряли рост, ощущая близость земли, которая звала и манила пахучей сыростью. И когда корень, миновав подвал и фундамент, соприкоснулся с почвой, сознание Марка провалилось в неё, ухнуло в эту глинисто-влажную глубину и растворилось почти бесследно.

Исчез сотрудник ООО «Трейсер», получивший заказ от богатой мотоциклистки, осталась только подгнивающая равнина со вздутым волдырём Змей-горы и асфальтово-кирпичной коростой города. Коросту эту земля пыталась стряхнуть, взломать изнутри, но мешали мелкие двуногие твари, снующие по поверхности. С маниакально-тупым упрямством они латали прорехи в камне, но земля не сдавалась – копила силы, глотая дождь и переваривая отбросы, которыми её заваливали двуногие. Там, в её отравленных недрах зрело что-то тёмное и угрюмое – тянулось, проталкивалось к поверхности, чтобы дать всходы, пустить побеги. Один такой «побег» притаился сейчас под асфальтом к северу от горы, готовый в любой момент прорваться наружу. Он мягко подрагивал, наполненный чёрной кровью равнины, и не было силы, способной его сдержать…

Дребезжащий звон взорвал тишину. Марк, конвульсивно дёрнувшись, вспомнил себя и перестал быть с равниной единым целым. И в тот же миг земля, ощутив присутствие чужака, вцепилась в него липкими пальцами, пахнущими гнилью и влагой. Тело его, хрипя, извивалось на диване в квартире, разум же застрял на полдороги из подземелья. Взгляд бессмысленно метался по комнате, пока случайно не зацепился за ярко-красный прямоугольник, напоминающий клавишу «стоп» на пульте, и Марк мысленно ударил по ней, вложив весь остаток сил. Почудилось, что твердь под фундаментом содрогнулась от вопля, исполненного обиды. Нити-корни лопнули с омерзительным треском, выпуская добычу.

Он ещё минут пять лежал, восстанавливая дыхание. Пот, несмотря на холод, катился градом, мышцы побаливали, но это была ерунда, не стоящая внимания. Главное, что Марк теперь точно знал, где добыть материал для работы.

Брезгливо морщась, он отодрал от себя использованное семя, ставшее бледным, почти прозрачным. Выбросив его, надел куртку. Снял с крючка в прихожей чёрную спортивную сумку с логотипом никому не известной фирмы, а из тумбочки, подумав, достал кастет и сунул в карман. Вспомнилось – умелец, смастеривший эту железку, предлагал и другую модификацию, с сантиметровыми коническими шипами, но Марк тогда отказался, сочтя себя недостаточно продвинутым пользователем.

Лифт ухал и лязгал в шахте, ждать его было лень. Спускаясь по лестнице, гений сыска машинально разглядывал настенные росписи. Аршинные буквы гвоздём по извёстке: «Гр.Об.». Чей-то крик души, прорвавшийся сквозь заслон орфографии: «Юль, прасти!» Кривое изображение славянского коловрата. Глубокомысленная считалочка: «Хлеб, соль, склеп, ноль». Строгая сентенция чёрным маркером: «Меченый – гнида»…

На этом приобщение к духовным богатствам нации пришлось прекратить. На участке пути с пятого этажа по второй стояла затхлая темень – лампочки либо перегорели, либо вообще отсутствовали, прихватизированные кем-то из экономных соседей.

Вечер на улице перерождался в ночь, дождь сыпался всё так же неотвратимо. Марк, прикинув маршрут до цели, удовлетворённо кивнул. Если идти дворами, можно пешком добраться за четверть часа – повезло, ничего не скажешь. Медноярск, конечно, не мегаполис (население – едва за полмиллиона), но раскинулся широко, обнимая гору с севера и с востока. В прошлый раз, помнится, пришлось ловить тачку и долго петлять по незнакомым улицам на окраине…

Он обогнул пункт приёма стеклотары с грудой заплесневелых ящиков во дворе, пересёк заросшую травой спортплощадку (в детстве она казалась огромной, а потом болезненно съёжилась; турник на краю перекосился и заржавел). Прошёл мимо трансформаторной будки, исцарапанной так, словно об неё точила когти стая драконов. Миновал овощную лавку в торце хрущёвской пятиэтажки, потом шеренгу помятых металлических гаражей. Долго брёл вдоль малосемейного общежития, протянувшегося, казалось, на километр. В голове была пустота, как обычно перед работой, а в груди притаился страх, перемешанный с нетерпением.

С каждой минутой он всё яснее чувствовал – цель близка.

Остановился и огляделся. Да, вот он – крошечный замусоренный пустырь между оградой школы и глухой боковой стеной девятиэтажки, из-за которой выглядывает чудом уцелевший фонарь, похожий на белое светящееся ведёрко. Фонарь – это хорошо, не хотелось бы шариться тут наощупь…

– Чё встал? Греби отсюда, мужик.

Марк, услышав этот совет, вздохнул. Стандартная ситуация: местные торчки его, как обычно, опередили – у них чутьё обострено до предела. Сбежались, можно не сомневаться, со всей округи. Спасибо хоть, патология редкая, экзотическая – торчков набралось всего-то полдюжины. Четверо парней и две девки.

– Приветствую, – сказал Марк. – Конкурирующая организация?

Цитату не опознали. Его окружили полукольцом, уставились с тихой ненавистью. Самый младший – совсем ещё сопляк, явный школьник. Старшая – лет двадцати пяти, долгожительница по их меркам. Все тощие, как дистрофики, глаза глубоко запали, кожа землисто-серая – это заметно даже в скудном электрическом свете. Зябко сутулятся, засунув руки в карманы.

– Спокойно, ребята. Я вам мешать не буду.

– Ты чё, не понял, утырок?

Один из парней сделал шаг вперёд, и Марк, не колеблясь, влепил ему кастетом в плечо – от души, с размаху. Торчка отбросило, будто мешок с соломой. Его приятель сунулся слева, но, получив под дых, заскулил и скрючился.

Марку было стыдно и мерзко – избиение доходяг, у которых давно атрофировались мозги, а заодно и мышцы, никак не тянуло на славный подвиг. Перехватив руку старшей девицы, пытавшейся расцарапать ему лицо, он рявкнул:

– Хватит! Некогда! Сейчас начнётся уже.

Будто в подтверждение его слов, земля под ногами дрогнула. Казалось, там, в глубине, шевельнулся гигантский крот. Торчки, позабыв о своём обидчике, застыли в нелепых позах, глаза у них закатились, а физиономии, и без того не осквернённые интеллектом, теперь и вовсе превратились в блёклые маски.

Центр пустыря вспучился как нарыв, лопнул с негромким треском, и из земли попёр жилистый коричнево-бурый стебель – он утолщался с каждой секундой и поднимался выше, превращаясь в древесный ствол. Надсадно хрустя, ствол этот раскидывал в стороны корявые руки-ветки, на которых не было листьев, но завязывались и моментально разбухали плоды – антрацитово-чёрные, маслянистые, каждый размером с персик.

Доходяги, подвывая от нетерпения, заковыляли к дереву. Срывая плоды, они вгрызались в чёрную мякоть, и сок стекал по их подбородкам. В мертвенно-белом свете это было похоже на пиршество вурдалаков, глодающих свежий труп.

Отвернувшись, Марк занялся своим делом. Жрать эту гадость он, конечно, не собирался – ему нужна была не мякоть, а спрятанные в ней семена, но выковыривать их предстояло дома. Пока же он складывал плоды в пластиковый пакет. Действовал осторожно, чтобы «персики» не полопались. Запах от них шёл не то чтобы отвратительный – скорее, неестественный, жутковатый, как от мокрой земли, пропитанной бензином и нафаршированной старым, ржавым железом.

Собирая добычу, он чутко прислушивался. Не зря – вдалеке завыла сирена. Марк тут же сунул пакет в наплечную сумку, застегнул молнию и быстро зашагал прочь, бросив на ходу «вурдалакам»:

– Сматывайтесь, придурки!

Те не обратили внимания, продолжая самозабвенно чавкать; впрочем, ему было наплевать. Выбравшись с пустыря, он глянул по сторонам и перешёл на другую сторону улицы. Зайдя за ближайший дом, почувствовал себя в безопасности и выглянул осторожно из-за угла.

Представление продолжалось.

Под фонарём остановились милицейские «жигули», за ними – автозак и пожарники. Один из торчков очнулся, услышав, как визжат тормоза, и юркнул в кусты на другом краю пустыря. Это был тот самый школьник-подросток – видно, ещё сохранил остатки мозгов и способность воспринимать окружающее. Менты его не заметили, а может, просто поленились преследовать.

Ценителей «персиков» оттаскивали от дерева и пинками гнали к машине. Они упирались, дёргались и крыли окружающих матом. Перемазанные морды лоснились, отражая блики мигалок. «Пятеро», – сказал в рацию один из ментов и долго вслушивался в ответное кваканье. Собирались зеваки.

Пожарные между тем, вооружившись канистрами, плескали что-то на ствол. Старший скомандовал: «Закончили, отошли».

Дерево, несмотря на дождь, вспыхнуло тотчас, будто в кино, где поработали постановщики спецэффектов. Зрители ахнули – не то испуганно, не то восхищённо. Огонь метнулся по веткам, жадно пожирая плоды, и те лопались с мерзким звуком. Морось вокруг пропиталась оранжевым светом пламени, отблески ложились на стену.

Марк решил, что увидел на сегодня достаточно.

Домой добрался без приключений. Войдя в квартиру, запер за собой дверь и облегчённо вздохнул. Отнёс пакет в ванную, встал над раковиной и принялся вырезать семена – в каждом «персике» было по одной штуке. Плод, оставшись без семян, съёживался, высыхал на глазах и рассыпался чёрной трухой.

Всего их оказалось семнадцать. Если бы менты задержались ещё на пару минут, набрал бы полную сумку. Впрочем, и так грех жаловаться – хорошо, что росток пробился сегодня вечером, иначе пришлось бы сидеть и ждать…

Нет, день определённо удачный. Тьфу-тьфу-тьфу, конечно, лишь бы не сглазить.

Но вообще, активности в подземном царстве прибавилось, если сравнить с предыдущими погружениями. Побеги созревают быстрее, да и сама равнина как будто наливается силой – сегодня, когда Марк соприкоснулся с ней через корень, это ощущалось очень отчётливо. В следующий раз, того и гляди, прорастёт не дерево, а что-нибудь пострашнее…

Так, стоп. Параноидальные мысли – это у него профессиональная деформация, надо их вовремя пресекать, и тогда всё будет нормально.

Он поднял взгляд и посмотрел в зеркало. Двойник в отражении выглядел подозрительно – круги под глазами, двухдневная щетина, стрижка почти под ноль. Ладно, такая рожа сейчас почти у каждого встречного. Смутные времена, что поделать. Да и когда в России было иначе? То революция, то перестройка, то путч – и Обнуление для полного счастья.

Хотя передышки, справедливости ради, тоже случались. К примеру, пресловутый застой. Марк, правда, был тогда ещё слишком мал, чтобы по-настоящему оценить, – в школу пошёл в восемьдесят втором, за пару месяцев до того, как похоронили Брежнева. А из дошкольных времён запомнилось только ощущение безмятежности, когда казалось, что мир вокруг – незыблем и неизменен, а солнце будет светить всегда. Кто ж знал…

Он тщательно промыл семена и оставил их на полке под зеркалом, чтобы подсохли. Потом взял тряпку, выскоблил раковину. Сходил на кухню, принёс коробку из-под чая, ссыпал в неё семена – оставил только две штуки, которые выложил на стол. Встал возле окна, приоткрыл форточку, закурил, собираясь с духом.

Итак, ресурсы пополнены.

Пора за работу.

***

На этот раз он не стал заводить будильник. Процедура, которая сейчас предстояла, имела свои особенности. Нельзя погружаться в сон, надо оставаться в сознании, пока не проявятся первые результаты.

Он снова лёг на диван и положил семена на кожу, первое – в межключичную впадину, второе – на солнечное сплетенье. Некоторые продвинутые коллеги лепили эту дрянь ещё и на лоб (в межбровную чакру, как они выражались), но Марк до таких изысков не доходил. И, как показывал опыт, был совершенно прав. Где они теперь, те коллеги? Один скопытился ещё в конце нулевых, в разгар очередного сеанса, другой недавно схлопотал пулю – прямо в эту самую чакру. Так что Марк остался один на весь Медноярск. Эксклюзив от ООО «Трейсер».

Семена присосались и начали прорастать – иллюзия, как и в прошлый раз, была полной. Дождавшись, когда отростки, судя по ощущениям, разветвились, он встал с дивана и прошёлся по комнате. Сейчас ему не нужно было, чтобы корни ушли сквозь него под землю. Пусть остаются в теле.

Жар, зародившись где-то в груди, распространялся волнами, дыхание участилось, сердце застучало сильнее. Корни, блуждая, вгрызались в плоть. Марк твердил себе, что в реальности их просто не существует, но помогало плохо.

В такие минуты он ненавидел эту свою особенность, позволявшую выжить после продолжительного контакта с подземным ядом. Любой порядочный homo sapiens, получивший такую дозу, уже бился бы в мучительных судорогах, выхаркивая чёрную кровь. Антидота не существует. Лишь один человек из полутора сотен тысяч получает необъяснимый иммунитет – жаль только, почёта это не прибавляет.

Не любит народ иммунных. Наверное, так же раньше смотрели на каких-нибудь чернокнижников, варивших зелье из дерьма летучих мышей пополам с толчёными мухоморами…

Жар становился невыносимым, наступала самая поганая фаза. Пот заливал глаза, пульс колотил как скорострельная пушка. Сидеть было невозможно, оставалось только рыскать по комнате и терпеть, напоминая себе, что скоро это закончится. Главное – не зацикливаться на своих ощущениях, а думать о чём-нибудь постороннем…

В мякоти подземного «персика» концентрация яда – ниже, чем в семенах. Намного ниже, практически на порядок, поэтому находятся идиоты, решающие попробовать. Они же слышали, что сок – галлюциноген покруче всякого ЛСД. Некоторые после этого выживают. Проблема в том, что сок в этом случае вызывает моментальное привыкание. А кретин-дегустатор начинает стремительно усыхать – и в умственном, и в физическом плане. Давешние торчки – наглядная иллюстрация. Даже представить страшно, как их в перерывах ломает…

Тьфу, ёлки! Отвлёкся, называется. Других тем, что ли, нету?

Взгляд опять упал на «Анну Каренину» в ярко-красной обложке. Марк выдернул её с полки, раскрыл наугад, прочёл: «Он провинился, кажется… Персики у вас лежали в угольной; так, кажется, они потихонечку один скушали».

Марка разобрал нервный смех. Персики! Да, если уж Лев Николаевич подключился, значит, тема действительно неизбывная…

Он ржал, согнувшись пополам и держась за шкаф, и никак не мог успокоиться. Лишь когда заболели мышцы на животе, кое-как распрямился, вытер пот со лба – и вдруг понял, что ростки внутри больше не ощущаются, а пульс постепенно приходит в норму.

Тело справилось с ядом, растворило его в себе.

«Классика – она завсегда поможет», – подумал Марк, возвращая книгу на полку.

Что ж, можно себя поздравить. Дело Риммы-мотоциклистки официально сдвинулось с мёртвой точки. Чем кончится – пока неизвестно, но пусть только кто-нибудь попробует заявить, что «Трейсер» не отработал аванс!

Ради такого случая он взял красивый пивной бокал, подаренный когда-то друзьями, налил из безразмерной бутылки, сделал большой глоток. Странное дело – в такой изысканной таре даже дрянное пойло с местного пивзавода приобретало терпимый вкус.

Да и вообще, приятно просто так сидеть за столом на кухне, чувствуя, что ничего не болит, и никакая пакость не грызёт твои внутренности. Правильно говорят – здоровье начинаешь ценить только на контрасте. И, если вдуматься, не такая уж у него отвратительная профессия – когда сеанс начинается, надо несколько минут потерпеть, зато потом сидишь и балдеешь. Правда, будет ещё «отскок», но это ближе к концу недели, а сейчас нет смысла об этом думать.

Он взглянул на часы и включил кассетную магнитолу, стоящую на столе. Поднял антенну, чтобы послушать радио, покрутил колёсико для настройки. Сквозь атмосферные хрипы прорвались позывные станции «Змей FM», и ведущий оповестил:

– Восемь вечера в Медноярске. Как обычно, в начале часа – местные новости. Три человека погибли сегодня в результате крупного ДТП на востоке города. Подробности – у нашего корреспондента Аглаи Рыжиковой.

Означенная Аглая защебетала радостным голосом:

– На улице Борцов Революции в районе хладокомбината столкнулись «Kia Avella» и мусоровоз «КамАЗ». Иномарка двигалась в сторону центра, её водитель, по предварительным данным, превысил скорость и не справился с управлением. Наши источники в ГИБДД сообщили, что он занимался частным извозом и к моменту аварии страдал от чёрного истощения…

«Кто б сомневался», – подумал Марк. Вот уж у кого жизнь – не сахар, так это у шоферни, особенно у таких вот частников. Руль тянет соки, а бросить жалко – деньги не лишние. Кстати, откуда у него корейская тачка, которая до сих пор на ходу? Хотя да, было вроде лицензионное производство, за пару лет до Обнуления запустили – в Калининграде, если память не изменяет. Пусть даже из импортных комплектующих – главное, что собрали в России, поэтому ездить может. А с запчастями как? Впрочем, пофиг – у каждого свои хитрости. Обнуление – дело мутное, как юридический договор на двадцати страницах с примечаниями убористым шрифтом.

– Срочная новость, – сказал ведущий. – На улице Фрунзе пресечена спонтанная вегетация. По информации ГУВД, дежурный патруль отреагировал чётко, гной-дерево сожжено. Задержаны пятеро молодых людей с тяжёлой формой зависимости, их отправят на принудительное лечение. Как сообщает с места событий наш репортёр, бригада биозащиты заканчивает работу. Сгоревший ствол распилен на части, корни выкорчеваны, проводится обеззараживание. Буквально через минуту мы планируем прямое включение…

Марк не стал слушать дальше – самое интересное он и так видел собственными глазами. Даже, по мере сил, поучаствовал.

Перебравшись в комнату вместе с пивом, он щёлкнул тумблером на корпусе телевизора. Тот никак не отреагировал. «Рубин» – ровесник московской Олимпиады – торопливости не любил, ему требовалась пара минут, чтобы подумать и разогреться. Хозяин успел выцедить полбокала, прежде чем на экране проступила картинка – темноватая и туманная, хотя регуляторы яркости и контрастности были выставлены на максимум. Казалось, вечерняя морось с улицы впиталась и в кинескоп.

В городе имелось аж два телевизионных канала. Первый – кабельный, крутивший попеременно то клипы, то голливудские фильмы из восьмидесятых и девяностых. Второй – эфирный, где нудила местная студия, а в промежутках показывали советскую киноклассику.

Сейчас по кабелю шла первая серия «Смертельного оружия». Марк её не любил (в отличие от второй и третьей), поэтому повернул рукоятку-переключатель. Канал сменился. Дикторша, накрашенная как чучело Масленицы, торжественно сообщила:

– Этот репортаж нам прислали коллеги из Волгоградской области. Их съёмочная группа присутствовала при очередной попытке перемещения за Предел.

На экране появился линялый степной ландшафт, петляла просёлочная дорога – пыльная и сухая. Очевидно, репортаж снимался давно, когда ещё не зарядили дожди. А может, у волгоградцев до сих пор такая погода – всё-таки несколько сот километров разницы. Ведь Ареал не такой уж крошечный – размером, пожалуй, с Францию, даже на глобусе будет хорошо виден. Если, конечно, где-нибудь ещё производят глобусы.

– К точке перехода мы прибыли во второй половине дня, – произнёс мужественный голос за кадром. – Как известно, западную границу лучше пересекать на закате, в противном случае возможны энергетические и атмосферные аномалии, затрудняющие работу аппаратуры…

На обочине торчал армейский «Урал», за ним – краснобокий «пазик». Хмурые люди вытаскивали из кузова какую-то решетчатую хреновину – громоздкую и очень тяжёлую, судя по артикуляции тех, кто был при этом задействован. Другие тянули кабель, который разматывался с катушки; шофёр грузовика угрюмо курил. На заднем плане виднелась куцая лесополоса, по цвету напоминавшая глину, – так подслеповатый «Рубин» передавал осеннюю позолоту.

– Мы постараемся зафиксировать переход в различных диапазонах, – сказал пожилой мужик в брезентовой куртке, которому сунули под нос микрофон. – Слово «переход» я в данном случае употребляю в буквальном смысле. Мы приехали на машинах, но их, как вы понимаете, придётся оставить здесь, а дальше идти пешком. Имеются свои сложности…

Марк усмехнулся, оценив эвфемизм. Да, сложности – можно это и так назвать. В первые дни после Обнуления на шоссе, ведущих из Ареала, скопилась целая куча бесхозных автомобилей – водители исчезли, едва успев пересечь невидимую границу. И пассажиры тоже.

– Но ведь, – уточнил корреспондент из-за кадра, – ни одна из групп, пересёкших границу в пешем порядке, тоже не возвратилась?

«Спасибо, что напомнил, умник», – примерно такая мысль прочиталась на лице у эксперта, но он не стал высказывать её вслух. Подтвердил ровным голосом:

– Да, до сих пор «возвращенцев» не было, как и визитёров с той стороны. Но мы, как видите, не опускаем руки, пытаемся переломить ситуацию. Есть мнение, что шансы на успех повышаются, если не тащить через границу технику. Вообще никакую, я имею в виду. Поэтому добровольцы не возьмут с собой даже рации, в их распоряжении будут средства другого рода.

– Какие именно?

– Пока без подробностей.

– Что конкретно входит в задачу группы? Перешагнуть черту – и сразу назад?

– Обогнуть холм, дойти до посёлка, найти людей, поговорить, вернуться.

Камера показала тот самый холм и поле, заросшее бурьяном. Снова зазвучал закадровый голос, обращавшийся к телезрителям:

– Дойти и вернуться – задача, на первый взгляд, проще некуда. Но я напомню, что мы – в Волгоградской области, а посёлок – уже в Воронежской, за пределами Ареала. Граница, бывшая некогда лишь пунктиром на карте, семнадцать лет назад превратилась в непроходимый барьер, в овеществлённый символ человеческого невежества…

Пережидая приступ репортёрского словоблудия, Марк слил остатки пива в бокал. Вот, даже запасы ячменной жидкости оказались не безграничны – что уж там говорить о способности человека повелевать природой?

В кадре тем временем трое ходоков-добровольцев готовились отправляться. Им пожимали руки, хлопали по плечам. Кто-то из провожающих постучал по циферблату своих наручных часов – мол, не задерживайтесь там, возвращайтесь в срок. Народ засмеялся, но как-то не очень весело.

Добровольцы двинулись через поле, все остальные смолкли, глядя им вслед. На фоне огромного закатного солнца темнел пограничный знак – два бревна, установленные крест-накрест. Икс в малиновом круге.

Марк затаил дыхание.

Есть контакт!

Сеанс дал первые результаты – в потоке случайной, неотфильтрованной информации мелькнул символ, весьма похожий на тот, что нарисовала Римма. Это не значило, разумеется, что в репортаже содержится ключ к разгадке. Увиденная картинка – лишь первое звено в цепочке полунамёков, неясных образов, смутных ассоциаций. Цепочку эту надо вытягивать постепенно, не торопясь, но и не отвлекаясь, и тогда из омута появится приз – искомый амулет, за который отвалят десять штук баксов.

Размышляя на эту тему, он краем глаза продолжал смотреть на экран. Там ходоки добрели наконец до скрещённых брёвен, приостановились, переглянулись и продолжили путь. Ещё несколько секунд ничего не происходило, а потом в глаза ударила вспышка, будто солнце на миг взъярилось, как в летний полдень. Изображение дрогнуло, подёрнулось рябью.

Когда картинка восстановилась, добровольцы уже исчезли, ветер ерошил выцветшую траву. Солнце, перечёркнутое крест-накрест, сползало за горизонт. Корреспондент сказал:

– Они не вернулись ни вечером, ни ночью, ни утром. Но мы продолжаем ждать и надеяться, что однажды…

Марк, встав с дивана, выключил телевизор. Отнёс пустую бутылку в мусор, закурил очередную «жирафину» и попытался вспомнить, где ещё он мог видеть этот символ – чуть искривлённый икс и окружность. Что-то крутилось в памяти, но никак не желало ясно оформиться.

Иероглиф, что ли? Вполне возможно. Только из какого языка? Из китайского? Там вроде значки посложнее будут.

Или не иероглиф, а просто буква? Греческая, к примеру? Надо проверить.

Он отыскал на полке затрёпанную книжицу Дирингера с незамысловатым названием «Алфавит», нашёл нужную главу. Так, что у них тут? Альфа, бета, гамма, дельта… Эпсилон, дзета, эта, тета… Нет, всё не то…

А вот это уже занятно. Греческая «тета» (она же «фита», если по-современному) имеет финикийский прообраз «тет», который как раз и представляет собой окружность с косым крестом. А ещё, как выясняется, есть древнееврейская буква с тем же названием.

Древнееврейская. Гм.

К Аркаше, что ли, зайти? Вернуть ему двадцать баксов, которые весной занимал, и заодно побеседовать на высокодуховные темы. Пусть расскажет про этот «тет» поподробнее. Аркадий Давидович – человек эрудированный, хотя и несколько с прибабахом.

Но это завтра. Сегодня – спать.

Впрочем, пока в организме бродит подземный яд, сон – это не столько отдых, сколько продолжение поисков. Работа на другом уровне.

Марк взял ручку и, словно двоечник перед экзаменом, начертил на ладони ту самую букву-крест – простенький и немного дурацкий трюк, зато неоднократно проверенный.

Теперь у него имеется ориентир. Дальше дорогу подскажут тени.