Анатолий, потрясенный финалом истории, молчал. Юля смерила его взглядом и продолжила.
— Те слезы, что лились у меня от собственного бессилия, высохли быстро. Я переехала в другой район, и больше никогда не вспоминала ни о Вике, ни о Викторе. Но урок, что они мне преподали, выучила раз и навсегда.
Целый год Юля не выходила из дома без пистолета, тюбика Живой крови и ножа. Целый год она училась, вначале методикам контроля собственного тела и энергии, потом — пыталась дотянуться до энергии других людей. И если со своей она более-менее разобралась, то чужой приходилось туго.
Не повезло и с домработницей, Светланой, в отличие от Вики, эта была и трудновнушаемой, и маловосприимчивой к контролю энергии. С одной стороны, Юле это нравилось, а с другой — вынуждало больше бывать в людных местах.
У каждого человека свой уровень восприимчивости. Кто-то готов расстаться с половиной энергии чуть ли не мгновенно, а кто-то даже толику не даст без борьбы. Бывали и такие, что для того, чтобы у них что-то забрать, приходилось тратить чуть ли не больше. Юля училась у них принципам защиты собственной энергии, хотя зачем ей это, не особо понимала, навиты на ее энергию не покушались.
Юля внимательно следила за окружающими ее мужчинами, ожидая очередного подвоха, но за год к ней даже никто ни разу не подкатил. Была ли этому виной упрямая ямка на подбородке, проявившаяся за последние пару лет, строгий прямой и тяжелый взгляд или вечно надменное выражение лица, она не знала. Скорее всего — все вместе. Юля решительно шла к намеченной цели — независимости, и тщательно выбирала следующую жертву.
Роман был бизнесменом средней руки, с доходом под миллион рублей в год, пожилым и, как ей казалось, податливым. Почти три месяца она обдумывала, как бы переписать его бизнес на себя, и, наконец, решилась.
Знакомство удалось организовать случайно, а дальше все было делом техники.
Через два года она стала богатой вдовой. Даже помощь навитов не понадобилась.
Вообще, до тех пор, пока не заболел Дима, она к ним больше не обращалась, справляясь сама. Но когда в четыре года ему поставили прогрессирующий аутизм, Юля опять сорвалась. Она уже не берегла руки, и так изуродованные шрамами, выдавала кровь с запасом.
Это была та же темная фигура, что и прошлый раз.
— Долго же ты не звала нас.
— Живую кровь в обмен на лечение мальчика, — сказала девушка вместо ответа. — Он болен аутизмом.
Навит посмотрел на ребенка долгим тяжелым взглядом.
— Вылечить его не получится, — ответил он. — Но мы можем ему помочь. Мой… слуга… войдет в его тело и… он сможет управлять им.
— Нет, мне не нужен твой слуга в теле ребенка. Я хочу, чтобы вы вылечили мальчика.
— Это невозможно, — навит попытался скрыть раздражение. — Я предлагаю единственную альтернативу.
— Мне не нужен вместо ребенка твой слуга!
— Можем договориться! Днем это будет твой ребенок… А ночью — мой слуга.
Юля задумалась лишь на секунду, потом мотнула головой:
— Нет. Исчезни!
Темная фигура долго стояла в пентаграмме, глядя вначале на миску Живой крови, потом на Юлю, словно стараясь запомнить. Девушка в ответ смотрела на нее зло и надменно. Лишь когда он исчез, стерла пентаграмму и обняла сына.
Конечно, она не сдалась. Постоянно совершенствуя свои знания по колдовству и ритуальной магии, Юле удалось найти средства, которые здорово облегчали течение болезни. Увы, лишь на время, и при этом они тянули из нее столько силы, что приходилось чуть ли не ежемесячно менять любовников, чтобы не прослыть «черной вдовой».
Иногда ей встречались действительно хорошие люди, и тогда Юля торопилась с ними расстаться. Она и сама не могла понять причин этой спешки. Боялась ли колдунья заразиться от них вирусом добра? Не хотела навредить? Стремилась доказать себе, что не нуждается в помощи, которую могли ей дать добровольно?
Однажды она нашла человека, который, к ее удивлению, довольно легко переносил потерю лошадиной доли сил, которые Юля тащила из него, и они довольно долго жили вместе.
Слом вроде бы установившегося мира произошел внезапно.
Все было как обычно. В обед они отпраздновали ее тридцать третий день рождения. Кирилл, который быстро устал (еще бы, ведь утром она у него отобрала львиную долю энергии, чтобы влить сыну, а потом еще и установила прочную энергетическую связь транзитом через себя), немного выпил, начал клевать носом и «ушел смотреть телевизор» в спальню. Дима забрался посидеть у мамы на коленках, и Юля сидела, обняв сына, наслаждаясь недолгими в последнее время часами общения с ним.
— Мам, какие у тебя красивые волосы! — вдруг сказал Дима. — Здесь черные, а тут белые!
Колдунья вздрогнула и уставилась на прядь, которую мальчик теребил. Нет, редкая седина пробивалась у нее уже с год, но что такое два волоска раз в месяц, вовремя выдернутые и заговоренные? А тут… Сын перебирал в пальцах целый пучок белых волос.
— Ага, — не подавая вида, Юля сглотнула неприятный ком в горле и пересадила его. — Садись на диванчик, я пока схожу в ванну.
Здесь, крутясь перед зеркалом, она определила: чуть ли не половина ее прекрасных, блестящих, еще утром полных жизни, угольно-черных, волос, внезапно пожухли и поседели!!! Юлю чуть инфаркт не хватил: такое никакой краской не закрасишь! Потом пришла мысль: она умирает! Утром ведь ничего такого не было!?
Она глянула в зеркало еще раз и обратила внимание, что морщины в уголках губ и на лбу стали глубже. Юля старела буквально на глазах! Вместо того, чтобы запаниковать, она нахмурилась и попыталась определить, что пошло не так с этого утра? Первым делом, естественно, проверила энергетические связи… И тут ее бросило в холодный пот: Дима не просто выкачивал энергию, он потреблял ее раза в четыре больше, чем обычно… А от Кирилла ничего не поступало! Юля тут же оборвала пуповину, по которой сын получал помощь, и он потянулся за нитками, плетением которых занимался сутками напролет.
Уже зная, что найдет в спальне, Юля отправилась туда и присела рядом с мужем. Он как будто уснул, но безмятежное выражение лица ее не обмануло. Кирилл не дышал и не моргал.
Она набрала номер скорой помощи, а потом устало пошла в ванну. Подкраситься придется так и так.
Со смертью муж сломалось все.
Во-первых, найти второго такого мощного донора было непросто.
Во-вторых, с Димой получалось пообщаться все реже и реже, слишком много энергии он стал требовать.
В-третьих, возвращение собственной молодости было делом непростым, и сын за те пятнадцать минут выпил у нее чуть ли не половину жизни.
Иногда, глядя на себя в зеркало, в первые месяцы после смерти Кирилла, ей хотелось даже не плакать, а рыдать, но постепенно это прошло. Тут помогли и походы в салоны красоты, и интенсивная энерготерапия, к которой она стала регулярно прибегать, посещая людные места.
Одновременно с собственным лечением, Юля стала возить по докторам и Диму, но без особого успеха. Наоборот, все они обращали внимание, что состояние мальчика ухудшалось, чуть ли не на глазах. Она видела это и сама.
Монастырь был ее последней ее надеждой. Ради него она нашла нового мужчину, хотя после Кирилла не приводила домой никого. Ради того, чтобы не выделяться из толпы, села в автобус, хотя уже много лет ездила только на собственном автомобиле. Ради сына она была готова даже войти в храм, но, слава Богу, хотя бы это можно было поручить новому любовнику.
Но… эти скорбные синие глаза священника, приставшего как банный лист, вывели ее из себя. Его взгляд буквально прожигал ее насквозь, говоря: «А-а-а, горемыка, как черти бросили, сразу в храм побежала!» — и Юля мгновенно возненавидела себя за вновь проявленную слабость.
Колдунья она, темная колдунья, и не след ей искать помощи в светлом храме. И то, что икона не помогла, лишний раз доказывало, что никаких шансов на излечение сына нет. Он так и будет звать ее только после того, как сходит под себя в третий раз, Юля больше не рисковала создавать устойчивые взаимосвязи, вроде той, что убила Кирилла, а даже самого мощного вливания энергии сыну хватало не больше, чем на час нормальной жизни.
Она долго думала, сидя в душном автобусе, глядя в окно на пролетающие деревья и роняя слезы.
То, что она надумала, было плохо. Но необходимо. Она так больше не могла.
— Па-а-аш! — позвала Юля, стоило им вернуться в Самару и закатить Диму домой.
— Да, любимая! — мужчина вышел из комнаты, куда завез коляску сына.
— Собирай вещи и уходи. Мы расстаемся.
— Хорошо, любимая, — мужчина кивнул, развернулся и пошел в спальню.
Оттуда он вернулся только через некоторое время, и уже с баулом шмоток. Вид у него был недоуменный.
— Прощай, — сказала Юля.
— Ага, — пару раз моргнув, Павел вышел и захлопнул дверь.
Он так и не научился мало-мальски сопротивляться Юлиным приказам. Она вздохнула. Кирилл был не таким, сильным, упорным, твердолобым. Даже использование ритуала подчинения не всегда могло переубедить его, если муж что-то решал сделать по-своему. У Юли иногда было впечатление, что у него был какой-то собственный ритуал: столкнувшись с конфликтом интересов и закусив удила, он уходил покурить, согласившись с ее доводами… а потом, молча, делал по-своему.
Юля вздохнула: ничего не поделаешь, тянуло ее к строптивым мужикам. Что Артем, что Василий, что Кирилл… Интересно, Василий тоже плохо кончил? Хотя он с ней связываться не стал, с чего бы?
Воспоминания всколыхнули задремавшую было злость. Она встала, схватила нож, стакан и, не щадя себя, полоснула по запястью. Потом долго смотрела, как кровь стекает в сосуд, заполняя его до краев. Поставила на пол, начертила вокруг пентаграмму. Прочитала заученную уже мантру.
Большая, темная фигура появилась мгновенно. Навит посмотрел на стакан Живой крови и спросил:
— Что опять?
— Помнишь, я вызывала тебя вылечить мальчика?
— Конечно. Ты надумала?
Юля кивнула:
— Да. Днем он мой, ночью твой.
— Хорошо. Днем он будет, используя силу моего навита, в сознании, ночью — навит будет пользоваться его телом по своему усмотрению. Договор?
— Какова цена?
Фигура на миг задумалась:
— Вот этой Живой крови будет достаточно. Договор?
Юля поняла: ее жестоко обманывают.
— Нет. Еще я хочу здоровье и молодость.
— На сколько лет? Я могу гарантировать, максимум двадцать пять. При соблюдении условий.
— Цена?
— По кружке Живой крови за месяц. Договор?
— Договор!
Темная фигура подняла Живую кровь и сделала жест, как бы чокаясь с Юлей:
— Твое здоровье, — и жутко улыбнулась.
Тишина, повисшая на кухне, долго не прерывалась.
Наконец, Юля продолжила:
— Остальное вы знаете. Ритуал вселения в тело Димы навита мы хотели провести в Ширяевских штольнях, но Андрей помешал это сделать. Могута из-за этого насильно вселил Мурку в него, но вы ее убили. Пока у него нет новых навитов, которые бы согласились на проживание в теле моего сына, я жду. Но… если вы сможете защитить сына и вылечить меня… Я готова разорвать Договор.
— Ты говорила о исповеди. Я не услышал в твоем рассказе раскаяния.
— И тем не менее, я раскаиваюсь. Вы можете отпустить мне грехи?
— Прощаю грехи не я, а Бог. Повторяй за мной.
Юля кивнула.
— Исповедаю аз многогрешную Юлию Господу Богу и Спасу нашему Иисусу Христу и тебе, честный отче, вся согрешения моя и вся злая моя дела, яже содеяла.
Согрешила: жила в гневе, лжи и блуде, в святых таинствах не участвовала, любви к ближнему не сохранила. Прости мя, честный отче.
Юля сглотнула. И произнесла:
— Прости мя, честный отче.
— Согрешила: неверием, суеверием, сомнением, отчаянием, унынием, кощунством, божбою ложною, плясанием, курением, игрой в карты, гаданием, колдовством, чародейством, сплетнями, поминала живых за упокой, ела кровь животных. Прости мя, честный отче.
Юля закрыла глаза и повторила.
— Согрешила: несла страдания людям, общалась с диаволом и его порождениями, убивала. Прости мя, честный отче.
Из-под Юлиных век вырвалась слеза, быстро пробежавшая по щеке, но она тихо повторила и это.
— Противу тяжких грехов налагаю на тебя сей обет: всякая душа, требующая помощи, попав в твое ведение, должна получить ее от тебя, без надежды на ответ и благодарность. Понимаешь ты сию епитимью?
— Понимаю, честный отче.
Тяжело вздохнув, Анатолий закончил:
— Господь и Бог наш, Иисус Христос, благодатию и щедротами Своего человеколюбия да простит ти чадо Юлию, и аз недостойный иерей Его властию мне данною прощаю и разрешаю тя от всех грехов твоих, во Имя Отца и Сына, и Святаго Духа. Аминь.
Юля вытерла слезы, а Анатолий спрятал крест обратно под рубашку:
— Надеюсь, теперь мы точно договоримся?
— Конечно. Тут все просто. Может, еще чаю?