Велигой Волчий Дух сидел на широкой лавке у теплой стены избушки Барсука, глядя, как солнце прячется в вершинах деревьев.
Вечер был погожий, теплый, тихий. В лесу жизнь дневная уступала место жизни ночной. Ухнул в чаще филин, прошуршал в траве ежик, по всей поляне зацивиркали цикады…
Из дома вышел Барсук, отыскал глазами Велигоя, присел рядом. Репейка еще час назад забрался на чердак — как кот, честное слово, что ж его все на верхотуру-то тянет? — и заснул сном человека с чистой совестью. Мол, раненько сегодня встал, друга дожидался, надыть теперь упущенный сон наверстать…
Некоторое время волхв и воин сидели молча. Становилось все темнее, приближалась ночь…
— Да-а-а… — сказал неожиданно Барсук. — В нехорошую историю ты угодил, витязь.
— Да я и сам знаю, — пробормотал Велигой. — Так ведь слово — не воробей, вылетит — таких поймаешь…
— Думал я над твоим делом, — рассеянно глядя в пространство сказал волхв. — И скажу без утайки: по-моему, маловато у тебя надежи. Можно сказать, что и нет совсем. Проще иголку в стоге сена найти, чем Радивоя.
— Ну не может он вообще никаких следов не оставлять! — Велигой шарахнул кулаком по колену. — Не бывает такого, чтобы вовсе не за что было зацепиться!
— Зацепиться всегда есть за что, только вот эту самую зацепку подчас найти не легче, чем того, к кому она должна, по идее, привести. — усмехнулся отшельник. — Радивой может у тебя за спиной стоять, ты можешь с ним нос к носу столкнуться, и так и не узнаешь, что это он. Ты хоть представляешь себе, КОГО ты ищешь? По каким приметам узнаешь Радивоя?
Велигой молчал. Барсук терпеливо ждал.
— Вот видишь… — сказал волхв, выждав минуты три. — А ты говоришь — зацепка.
— Он должен быть не такой, как все, — тихо промолвил Велигой. — Он должен выделяться.
— Или наоборот, — пожал плечами Барсук. — Не должен выделяться вообще. Иначе вряд ли бы сумел морочить людям головы столько лет.
Велигой опять надолго замолчал, погрузившись в размышления.
— А ты? — спросил он. — Репейка говорил, что тебе многое ведомо. Что ты знаешь о Радивое?
— Как ни странно, но не многим больше, чем другие. — ответил Барсук. — Ты прав в одном: Радивой не такой, как все. И дело тут даже не в его невероятном возрасте и потрясающей неуловимости. Как раз тут, я бы сказал, вовсе ничего необычного нет. Подобных примеров, на самом деле, пруд пруди. Вспомни, хотя бы, того же Свенельда. Между прочим, бытует мнение, что Свенельд — и есть Радивой.
«А ведь и правда! — мелькнуло в голове витязя. — Легендарный Свенельд, один из тех, кто, как говорят, пришел еще с Рюриком. И уже в то время был ох как немолод. А затем состоял на службе у всех Рюриковичей вплоть до Ярополка… И как-то незаметно исчез — будто в воду канул. И где он сейчас — неведомо, только что-то никто не слыхал о его смерти…»
— Вот, пожалуйста! — воскликнул Велигой. — Чем не зацепка?
— Ты сказал, а я подтвердил, — отозвался волхв. — Радивой — не такой, как все. Его небо не зрит и земля не слышит, о нем огонь не ведает…
— …И вода не погасит жара его сердца. — закончил за Барсука Велигой. — Это я и без тебя знаю, все уши прожужжали, а последний раз слыхал так вообще от Репейки.
— Ха, так ведь именно в этой фразе все и заключено! — Барсук откинулся к стене, глубоко вздохнул. — Я тебе могу хоть сейчас сказать, где находится Свенельд. Что делает, что ест, и что на нем надето. А вот про Радивоя… Его будто бы и нет вовсе.
— Что значит, нет?
— То и значит. Нет его. И в то же время есть.
— Я что-то не понимаю…
— А я, можно подумать, понимаю! Не могу его отследить ни одним из известных мне способов. И, надо сказать, не только я. Думаешь, ты первый такой охотник за три сотни лет? Думаешь, больше никого эта легенда не интересовала? Те же звезды ясно говорят о рождении Радивоя… но не больше. Не прослеживается его жизненный путь. Ни прошлого, ни настоящего, ни, уж тем более, будущего. Ничего. Будто он вообще не касается ткани бытия. Скажу более: похоже, его и Боги не зрят!
— Ерунда! — воскликнул витязь. — Да быть того не может!
— Или, по крайней мере, не хотят говорить о нем. — пожал плечами волхв. — Гадания, предсказания, ясновидение так или иначе основаны на общении с Богами. А толку — чуть. Нету Радивоя. И в то же время — есть, поскольку если человек родился, и через положенный срок не скопытился — значит, живой. Вот тебе и пожалуйте, как хочешь, так и понимай.
Велигой тупо уставился перед собой в пространство. И в самом деле, мог и сам догадаться, что если б все было так просто, то давно уж нашли бы на Радивоя какую-нибудь управу, еще тогда, в самом начале его невероятной истории.
— Что же мне делать? — спросил он в пустоту, ни к кому конкретно не обращаясь.
— А вот это уже другой разговор, — откликнулся Барсук. — Давай посмотрим, какие у тебя есть возможности.
— Никаких. — резко ответил витязь. — Нет у меня выбора. Ляпнул — так теперь хоть на уши становись. Иначе сам себя уважать перестану, не говоря уж о том, что люди подумают.
— Ну, предположим, за людей ты не больно-то беспокойся. — усмехнулся волхв. — Ведь если подумать — мало ли что человек по пьяни брякнет? Да тот же твой князь… как его там, Владимир, что ли? Ну и времена пошли, князей меняют, как лапти… Короче, этот твой князь, скорее всего и не вспомнил наутро, что ты там чего-то наплел, сам, небось, был не трезвее. А остальные… да вряд ли кто вообще внимание обратил на твои речи, а из княжьих уяснили, самое большее, что изволил на кого-то там разгневаться. А если бы ты пообещал Луну достать? Что, побежал бы наутро лестницу на небеса ладить?
«Нет, шалишь! — зло подумал Велигой. — Знаем мы эту песенку. Голос Разума, называется. Впрочем, есть название и покороче — Трусость. А иногда еще Ленью кличут.»
— Ты мне зубы-то не заговаривай, отшельник. — произнес витязь вслух. — Они у меня и так пока что неплохо держаться. Не знаешь, что за народ на княжьи пиры собирается. И что за человек Владимир, тоже не знаешь. Трепачи да пустобрехи у него долго не задерживаются. Нет, конечно, много их вокруг князя околачивается, да только каждый день новые… А на счет Луны… да, пожалуй, пошел бы лестницу мастерить. Потому как не было в моем роду болтунов, и у меня ну вовсе нет желания становится первым. Знаешь, есть в жизни такая хитрая штука — «Честь» называется. Кому как, а по мне, так эта ерундовинка о-о-о-чень много значит.
Теперь настала очередь Барсука надолго погрузиться в молчание. Вокруг стремительно темнело, цикады закончили настройку и теперь драли глотки, как пива перепивши.
— Ведомо мне, что такое Честь, — задумчиво молвил волхв. — Ведомо. Что ж, это иногда даже хорошо, когда она поперек Разума становится… Да только голова человеку дана не только шлем носить. Ею еще иногда и думают. Некоторые. Так что, Разум совсем уж гнать со двора тоже не стоит.
— Поздно о разуме думать, — буркнул Велигой. — Слова-то уже все сказаны.
— А по-моему, как раз самое время. На одной чести Радивоя не сыскать. Тут надо башку приложить.
— Знать бы, к чему. — с досадой махнул рукой витязь.
— А ты приложи, вон, к лавке, да посильнее. Авось что в нее и взбредет. В смысле, в голову.
— Опять ты от ответа уходишь? — озлился Велигой. — Говори прямо, можешь ты помочь мне найти Радивоя?
— Не могу. — ответил волхв и отвернулся.
— Вот так бы и сразу. — Велигой встал. — А то столько слов, что аж говорить теперь тошно.
— Ты куда, дурень?
— Отсюда. Прощевай, Барсук.
— Стой, дубина! Эй, ты что, очумел? Ночь на дворе!
Велигой, не обращая на волхва внимания, направился к сараю, где разместились Серко и репейкина кляча. Досада и разочарование поднялись в душе тяжелой, мутной волной, наполняя черной злобою, затмевая рассудок.
— Да стой же! — Барсук тоже вскочил.
— А что мне здесь делать? — не оборачиваясь, бросил витязь.
— Ночевать! — волхв быстрым шагом двинулся следом.
— Чем больше я потеряю времени на бессмысленную болтовню, тем дольше буду искать Радивоя.
— Да ты без Слова из лесу не выйдешь! Так сильно по упырям соскучился?
— А ты мне Слово скажи, и выйду. Быстрее от меня избавишься. Будешь дальше мудрость свою дремучую постигать…
— Может, хватит выкабениваться, а? — жестко спросил Барсук, нагоняя витязя у самой двери сарая. — Здоровый мужик, а ведешь себя, как пацан голоштанный.
Велигой повернулся к волхву быстро, аж воздух свистнул, и изо всей силы метнул кулак к этой спокойной полосатой харе, что стоит и издевается, глумится над его безвыходным положением… Всю свою досаду, горечь, весь накопившийся за последние дни стыд вложил он в этот удар…
В тот же момент его словно что-то дернуло вперед и вниз, голова взорвалась болью, в глазах будто перунова молния полыхнула. А когда вновь обрел возможность хоть немного соображать, ощутил, что лежит уткнувшись мордой в землю, а из носа во всю хлещет что-то теплое и липкое.
— Ну, успокоился? — раздался над головой голос Барсука. Каждое слово отдавалось в голове так, будто прямо над ухом от души били тараном в чугунные ворота.
Велигой попытался послать волхва на три березы, но получился только сдавленный стон. Зато Барсу вдруг ни с того ни с сего послал себя туда сам, с неожиданной силой подхватил витязя, потащил к лавке. От резкого движения в голове снова вспыхнула дикая боль, Велигой почувствовал, что вот-вот потеряет сознание.
— Дубина, вот дубина… — трудно было понять, к кому относилось сие лестное определение. Барсук взгромоздил обмякшего витязя на лавку, рукавом ктер ему кровь, ручьем хлеставшую из носа. — Ты меня слышишь? Эй, Велигой?!
Волчий Дух попытался ответить, но было страшно даже шевельнуть языком. Затуманенным сознанием вдруг ощутил, как Барсук, опустившись на колени, неожиданно мягко обхватил его обеими ладонями за голову, средними пальцами слегка нажав на виски. Губы волхва чуть шевельнулись, в глазах будто-бы что-то блеснуло…
Боль вдруг исчезла. Без следа. Туман, начавший было застилать зрение, потихоньку развеялся, и первым, на что натолкнулся взор, был озабоченный взгляд голубых глаз Барсука.
— Слава Богам, успел… — бормотал волхв, не убирая рук. — Ящер мне в подпол, хорош же я, ничего не скажешь! Видишь меня? Прекрасно… а ну, смотри в глаза! Смотри, сказал! Так… зрачок узкий, отлично… обошлось вроде… думать надо, прежде чем на кого попало с кулаками кидаться…
Велигой приходил в себя. Боль ушла слишком быстро, все еще боялся сделать лишнее движение, опасаясь, что она вновь вернется. Предупреждал же Белоян, говорил, наказывал башку беречь! Но кто ж мог ожидать! Его, опытнейшего рукопашника, поймал на какой-то до безобразия простой, и потому на диво действенный прием лесной отшельник, который вот уже Боги знают сколько лет только и делает, что на звезды смотрит! Впрочем, сам виноват, сорвался, как бобик с привязи, поднял руку на мирного волхва… позорище, ПОЗОРИЩЕ! А отшельниками не рождаются… ох, как не рождаются! Мог бы и догадаться, ведь тот же Белоян в молодости о-го-го как мечом махал…
Барсук наконец убрал руки, облегченно вздохнув.
— Уф-ф… — он поднялся на ноги, сделал пару шагов взад-вперед перед лавкой. — Ну, чего молчишь, язык, что ли, откусил?
— Тресни меня еще раз. — осторожно сказал Велигой, удивляясь тому, с какой легкостью это ему удалось.
— Чего-чего? — брови Барсука полезли на лоб. Судя по выражению лица, у волхва возникли серьезные опасения за рассудок витязя.
— Тресни, говорю, еще раз, — повторил Волчий Дух. — А то вдруг не всю дурь вышиб…
— Тьфу на тебя… — с чувством сказал Барсук. — Да тебя, похоже, если еще раз по башке шарахнуть, так вместе с дурью и все остальное вылетит. Я таким ударом ребенка бы не разбудил, а ты как бревно грохнулся. Признавайся сразу, что у тебя с головой?
— Палицу поймал, — буркнул Велигой.
Барсук смотрел на витязя со все возрастающим интересом, в глазах забегали огоньки.
— Давно? — спросил он, разглядывая Велигоя с тем же видом, с каким коваль разглядывает сырую заготовку, прикидывая, что б такое из нее сварганить.
— Лет пять уже… — пожал плечами витязь.
— Обмороки?…
— Были по первому году, потом прекратились.
— Припадки?…
— Никогда не было.
— Головные боли?…
— Забодали уже. Каждый раз, как погода меняется — хоть «караул!» кричи.
— Та-а-ак… И чем спасаешься?
— Вот. — Велигой протянул Барсуку баклажку с Белояновым настоем. Волхв схватил ее, как ворона серебряную монетку, выдернул пробку. Долго нюхал, вылил пару капель на ладонь, пробовал на язык, при этом непрестанно бубнил под нос:
— Та-а-а-ак… Чабрец… бравник… ну, мята само собой… а это что?… А, богульник, ну допустим, хотя непонятно… череда? А это еще зачем, припадков же вроде как нет… О-го! — последняя фраза вырвалась у Барсука после солидного глотка.
— Кто настойку составлял? — спросил он, не торопясь возвращать витязю баклажку.
— Белоян. — ответил Велигой. — Слыхал про такого?
— Еще как слыхал! — Барсук говорил возбужденно, он вновь принялся широкими шагами маячить вдоль лавки. — Ну дает, медвежья морда! Где ж он спер?!
— Что спер? — не понял витязь.
— Одолень-трава! — воскликнул волхв. — Ее ж в наше время днем с огнем не сыщешь! А у него в настойке великолепнейшая вытяжка, хоть и в очень небольшой доле. Теперь понятно, за каким Ящером тут богульник — как противовес… Нужную долю подобрать трудно, она для каждого своя, и Белоян, похоже, боялся переборщить… На, держи обратно, хорошая штука, хотя я бы кое-что все же изменил.
— Никак с Белояном потягаться хочешь? — улыбнулся Велигой.
— Смотря в чем. — Барсук пожал плечами. — В конечном счете, он хоть и Верховный Волхв, и я бы даже сказал, вполне заслуженно, но… Вот ты у нас каким оружием владеешь лучше всего?
— Хм… — Велигой серьезно задумался. — На самом деле, мне как-то без разницы, но если уж говорить о владении в совершенстве… наверное, все-таки лук, меня как-никак все-таки больше именно на стрелка учили…
— Вот и нашего общего друга Белояна все больше на «стрелка». — усмехнулся Барсук. — А меня все-таки на целителя! Так что, по этой части я, может быть, и его мог бы чему-нибудь подучить.
Велигой поболтал настойкой во фляжке, прислушался.
— Маловато осталось… — пожаловался он.
— Это все ерунда, — махнул рукой Барсук. — Ничего сложного, еще сделаем. Хотя, честно говоря, я бы все-таки немного изменил состав, но это надо посмотреть точно, что у тебя там с головой… И вообще, весьма интересно было бы заняться таким застарелым недугом…
Велигой только сидел и глазами хлопал. Как будто он и не пытался только что приложить Барсука в челюсть, и будто бы и не получал в ответ доброй затрещины, которой Барсук и «ребенка не разбудит»… интересно, чьего ребенка? Разве что велета какого-нибудь…
— Ну так ты как, не против? — продолжал меж тем волхв. — Пока Репейка под ногами не путается? Решено, посиди здесь, а я пойду все подготовлю. Поглядим, что у тебя там под черепушкой твориться, и, чем Боги не шутят, может даже удастся и без настойки обойтись…
Барсук решительно направился к дому. У Велигоя к горлу вдруг подкатил противный комок, горячая волна жгучего стыда обожгла сердце.
— Барсук… — окликнул он волхва, и тот обернулся на пороге.
— Ну, что еще не так? — спросил отшельник насупившись, словно боясь, что Велигой сейчас пошлет его куда подальше в месте с «дремучей мудростью».
— Слушай… Я, это… В общем, прости, что я с кулаками полез. Ты ведь только добра желал…
— Довольно. — прервал его волхв. — Никаких обид. И забудь про это, а то с твоей чувствительной совестью еще полжизни будешь себя изводить.
С этими словами Барсук скрылся в доме, а Велигой остался дышать свежим воздухом ночного леса и дожидаться приглашения.