Цена чести

Глава 16

И вновь была Ночь. И вновь был День. И вновь была дорога. Она уносилась назад из-под копыт Серка, оставляя на своем теле отпечатки подков. Города, веси, поля, реки, леса… Необъятная Русь бросалась под копыта боевого коня, исчезала позади, но все той же несокрушимой громадой воздвигалась на виднокрае.

А потом дороги не стало, ибо цель лежала ближе к полуночи, в глубине древних лесов, протянувшихся от Мурома и почти до самого Новгорода. Вперед! Только вперед. Туда, где берет начало Волга-река, в бывшие земли некогда великого, а теперь сгинувшего в веках племени ратичей.

Нет дороги в минувшее. Только чисто поле звенит под копытами, да откликаются гулким эхом дальние и ближние перелески.

Ветер устало шевелил высокую траву на вершине одинокого холма над Волгой-рекой. Солнце багровым диском повисло над виднокраем, еще чуть-чуть — и рухнет, расплескавшись по небу багровым пламенем заката. Багровые блики растеклись, растворились в свинцово-серых речных волнах, будто Волга все еще хранила память о кровавых потоках, бежавших некогда с этого холма и уносимых течением воды и времени.

Велигой Волчий Дух смотрел с высоты на бегущие волны цвета стали с кровью, и перед глазами одна за другой вспыхивали картины того, что когда-то давным-давно происходило здесь, на этом самом месте. Триста лет назад на вершине этого самого холма приняла свой последний бой Сотня Отверженных. Возможно, на том самом месте, где сейчас стоял витязь, уже оставшийся в одиночестве Радивой из последних сил крушил наседавших на него воителей. Это место до сих пор хранило память о тех кровавых трех днях и ночах, когда кровь бурными ручьями струилась с вершины холма, окрашивая пурпуром речные волны. По сию пору в воздухе чувствовался слабый, перемешанный с ароматом трав и близкого леса запах крови, различимый только для привычного к нему обоняния воина. Земля, вода, камни помнили крики умирающих, звон стали, навеки впитали в себя кровь павших. Это было место великой славы… и величайшей скорби.

Велигой повернулся к лесу. Там, в глубине, жило Нечто. Он чувствовал его присутствие, величайшую незримую мощь, будто там, за непроходимыми завалами и болотами, в глухой чаще медленно билось огромное Сердце. Невероятно древнее, усталое, помнящее еще те времена, когда мир был юн, и облик его был совсем иным, нежели сейчас. Мощь волнами накатывала на витязя, наполняя неведомой силой, тяжким грузом давила на плечи. И он понимал, что теперь эта тяжесть будет увеличиваться с каждым сделанным шагом. Ибо путь его лежал туда. К Сердцу.

Велигой спустился с холма. Серко, задумчиво пощипывавший сочную траву у подножия, приветствовал хозяина тихим ржанием.

— Ну вот, — сказал витязь, ласково поглаживая крутую лоснящуюся шею коня. — Ну вот, и добрались. Что будет теперь — неведомо. Неоткуда ждать помощи. Даже светлые Боги бессильны в этом месте, ибо, как говорят волхвы, оно древнее многих из них…

Велигой отвязал седельную суму, расстелил на земле плащ, достал краюху хлеба, кусок вяленного мяса. Разжег небольшой костерок, наломав сухих веток в ближнем перелеске, хотя что это за перелесок — полторы березы и калинов куст… В задумчивости сидел у огня, вяло работая челюстями и наблюдая за бесконечным бегом речных волн. Вот, он здесь. И что теперь? У него есть только один путь, и он заведомо ведет в никуда. В этих местах все было… не так. Небо, земля, вода — все было другое… и в то же время более… настоящее? Более родное. Сила была разлита всюду, она замерла в прибрежных камнях, плескалась в волнах, жила, дышала в земле… и громадой вздымалась там, в близком лесу.

— Даже светлые Боги бессильны в этом месте, ибо оно древнее многих из них…

— Исполать, добрый молодец, — раздался за спиной тихий старческий голос.

Велигой подскочил, как ужаленный, рука метнулась к рукояти меча, но потом медленно опустилась.

Перед ним стоял, кутаясь в длинный бурый плащ невысокий, седой старец. Белоснежная копна волос, длинные, загнутые вниз усы, длинная узкая бородка. Серые глаза смотрели внимательно, испытующе.

— И тебе по здорову, дедушка, — молвил витязь, кланяясь в пояс.

— Дозволь обогреться у твоего огня, — молвил старец. — Зябко нынче, а старая кровь уж тело не греет…

— Садись, дедушка, — Велигой достал из сумы запасной плащ, расстелил перед стариком. — Угощайся, чем Боги послали…

Старец с кряхтением сел, склонился к огню, простер руки над трепещущими алыми язычкам. Ладони были большие, совсем не старческие, и Велигой подумал, что в молодости дед, должно быть, такими руками дубы ворочал. Присмотревшись, приметил на ладонях старые стершиеся мозоли. Такие не наработаешь лопатой, топором, молотом. Только рукоять меча навеки оставляет на руках человека такие следы, а опытный вони по ним без труда может определить даже длину, вес оружия, форму клинка, перекрестья, навершия…

Старик плотно укутался в плащ, только руки, протянутые над огнем виднелись из тяжелых складок. Витязь меж тем тонкими ломтиками нарезал мясо, хлеб, разложил перед гостем. Подумал, достал из сумы запасенную еще у Драгомысла баклагу с превосходным стоялым медом.

Старец улыбнувшись, ухватил угощение, вцепился в мясо не по возрасту крепкими зубами, с явным наслаждением отхлебнул из баклажки. Велигой тоже взял кусочек, жевал медленно, вновь погружаясь в невеселые думы.

Гость некоторое время насыщался молча, часто прикладывался к баклажке, протянул витязю, но тот покачал головой, задумчиво глядя в костер. Наконец старик распрямился, огладил бороду, и Велигой почувствовал на себе прямой взгляд серых глаз.

— Ну, добрый молодец, — устариваясь поудобнее молвил старец, — уважил ты деда. Добрая горилка, доброе угощение. Поведай теперь, как звать, какого рода-племени, откуда и куда путь держишь? Дело ль пытаешь, аль от дела лытаешь?

Велигой поднял глаза на старика, словно только сейчас вспомнил о его присутствии. С трудом собравшись с мыслями выдавил из себя ответ:

— Велигоем отец с матерью назвали. Из рода Яробоева, тиверского племени. А путь держу, уж не обессудь, из Откудова в Кудыкино. Куда да зачем еду — про то сам ведаю…

Взгляд серых глаз не отпускал витязя. Старец глядел пристально, будто пытаясь проникнуть в мысли воина. Такой же взгляд был и у Белояна, и у Барсука и у многих других волхвов, что Велигой встречал на своем веку. Вот, значит, кто перед ним… Многие воины, устав от бесконечных сражений и тягот службы уходили вот так в горы и леса, поднимая взгляд от залитой кровью земли к бесконечности неба. Неужели и он сам, когда-нибудь то же найдет себе уединенную пещерку, отвратится от сует мира ради постижения некой очередной высокой Истины?..

— Не хочешь говорить — дело твое, я тебя не неволю, — пожал плечами старик. — Да только половина того, о чем думу думаешь, у тебя на лбу крупными чертами выведена, а о другой половине и без того догадаться можно…

Велигой настороженно всмотрелся в старца, перевел взгляд на совсем еще не старческие руки. Нет, ночной гость вовсе не так уж немощен, как хочет казаться. Для чего притворяется? Зачем выпытывает?

— К Сердцу идешь? — неожиданно спросил старик, и усмехнулся, видя, как вздрогнул витязь. — Ну вот, я ж говорю, что думы твои на лбу прочесть можно. Одного не пойму: зачем тебе Сердце? Ведаешь ли, что за силу потревожить вознамерился? Э-э-эх, сколько вас таких было, молодых да ранних, что стремились к Источнику древней мощи, в надежде получить ответ, обрести могуту великую… а то и подчинить, покорить… Да только где они все теперь?

— Где? — эхом откликнулся Велигой, сам не понимая, что тянет его за язык. — Где?

— О том разве что Боги ведают, — молвил старик все с той же слабой усмешкой. — Мало кто возвращался… мало. Вот уж истинно, идущий за шерстью вернется стриженым… а кое-кто уже и никогда не вернется.

— А те, кто возвращались? — спросил витязь, стараясь удержать на языке слова, но они вылетали сами, более не подчиняясь ему. — Что с ними?

— Зачем идешь к Сердцу? — задал встречный вопрос старик, голос его стал тверже. — Какая тебе в том надоба?

И Велигой рассказал. Все. Разум отчаянно вопил, приказывая заткнуться, запереть язык за зубами… но душа, которая как известно, всегда с умом ходит врозь, не могла более нести груза тяжких размышлений. И витязь умолк, только поведав старцу всю свою историю, начиная с того вечера, когда по пьяной лавочке ляпнул на княжьем пиру роковые слова, и до сегодняшнего дня.

Старик слушал, лицо его не протяжении рассказа оставалось непроницаемой маской. И когда Велигой замолчал, он долго еще сидел сгорбившись, устремив глаза в огонь.

— Радивой… — молвил старик наконец, и это имя эхом разнеслось по округе, где каждый камушек еще помнил того, кто некогда носил его. — Радивой. Старая, печальная история. Горячее сердце, ум, жаждущий знания… и дух, так и не пресытившийся смертью. Боги сыграли злую шутку… Он родился не там и не в то время… хотя кому ведомы помыслы Богов? Может быть, все так и должно было случиться?

Велигой слушал молча. Старик словно разговаривал сам с собой, забыв о собеседнике.

— Когда-то Радивой тоже устремился к Сердцу. И достиг его. Кто знает, почему Сердце оставило ему жизнь? Почему отпустило? Возможно, он даже получил то, к чему стремился… да только ноша оказалась слишком тяжела. Кара, наложенная Сердцем, может быть пострашнее смерти…

Он умолк. Велигой боялся вздохнуть, спугнуть невероятную удачу. Старик, похоже, знал о Радивое очень много. Впрочем, может быть, в этом и нет ничего удивительного? Сколько лет он прожил здесь, рядом с этим самым Сердцем? Сколько узнал за это время? Если даже он, Велигой, ни ухом, ни рылом не смыслящий в волшбе, только-только приехал, а уже почувствовал невероятную мощь, исходящую от этого места, как наяву увидел в волнах реки картины минувшего, слышал имя Радивоя в шепоте травы и камней…

— Что за кара? — спросил он хрипло. — Почему страшнее смерти?

Старик сидел опустив голову, погруженный в раздумья. Велигой терпеливо ждал ответа, всем телом подавшись вперед, напряженный, как натянутый лук. Наконец, старец медленно поднял взгляд на витязя.

— О том не ведают даже Боги… — ответил он, словно каждое слово давалось ему с великим трудом.

Велигой чуть не взвыл от разочарования. Вот так вот всегда, всегда! Похоже, любое знание в этом несчастном мире напоминает удар по затылку: известно, что шарахнули, а чем — уже не увидел…

— Чтож, — выговорил он сквозь зубы. — Придется, как всегда, постигать все на собственной шкуре.

— Все же пойдешь к Сердцу? — спросил старик, и в голосе его Велигой услыхал удивленные нотки.

— А что мне остается? — пожал плечами витязь. — Любое дело нужно начинать сначала, иначе в лучшем случае не получишь ни шиша, а в худшем такого наворотишь…

— За иные дела и браться не стоит, — молвил старик.

— А если уже взялся? — вспылил витязь. — Плевать, что по дури на свою голову накликал, плевать, что ляпнул спьяну, не подумавши! Я взялся. Понимаешь, дедушка, взялся! И теперь судьба моя — мотаться по белу свету. Землю перерою, дно морское обшарю, но буду искать Радивоя, пока не сыщу… или не сдохну где-нибудь!

— Ну, уж так вот сразу и подыхать собрался! — улыбнулся старец. — Одно могу тебе сказать: не находит только тот, кто не ищет. Впрочем, тот кто ищет, тоже находит не всегда, но все же в этом случае возможность успеха несколько поболе будет, а? Верно баю?

— Ну да, диду, ты еще скажи, что Радивой такой неуловимый, потому что он, по большому счету, никому на хрен не нужен… — невесело усмехнулся витязь.

— И поэтому тоже, — серьезно ответил старик. — Я, честно говоря, немало удивлен, что эту старую историю до сих пор еще помнят. Ведь если посмотреть здраво, — что есть Радивой, что нет Радивоя, никому от этого, на самом деле, ни жарко, ни холодно. А гляди ж ты, сколько лет прошло, а все еще какому-нибудь впечатлительному дружиннику нет-нет, да и привидится посреди сражения Проклятый Воин! Давно бы уж пора ему превратиться в страшную и немного печальную сказку, ан нет, что-то в этой истории все еще цепляет душу, заставляет верить.

— Не поверишь, как же, особенно здесь! — Велигой обвел рукой окрестности. — Каждая травинка о нем шепчет!

— Да и не только о нем, — пожал плечами старик. — Обо всем на свете. Просто каждый слышит то, на что у него душа в этот миг повернута. Да надо еще и уметь слушать.

— А ты умеешь? — спросил витязь.

— Давно здесь живу… — задумчиво промолвил старец.

Над миром вновь воцарилась ночь. В бездонной черной глубине неба блистали холодные звезды, луна упорно карабкалась все выше и выше, мертвым светом отражаясь в водах Волги.

Стало холодать. Костер почти прогорел, еле теплился слабо вспыхивающими язычками над багровыми углями. Велигой клевал носом — весь день без продыху в седле, усталость берет свое. Старик безмолвной сгорбленной тенью замер по ту сторону умирающего костра — то ли спал, то ли размышлял о чем-то.

Ночь полнилась звуками — шорохом травы, совиным уханьем, стрекотом каких-то букашек, шелестом невидимых крыльев. Вдали, за рекой послышался волчий вой…

Старик неожиданно поднялся. Витязь встрепенулся, вскочил, еще в полусне, схватился за меч.

— Все спокойно, не дергайся, — молвил старец. — Просто мне пора. Ну, спасибо, как говориться, за хлеб, за соль, за мед тоже спасибо, давно такого не пивал…

— Куда ж ты среди ночи? — удивился Велигой. — Еще в беду попадешь…

Старец рассмеялся неожиданно звонко и сильно.

— Ну, уж если я в беду попаду… — промолвил он сквозь смех, — то тогда, значит, точно конец мира близок! Не волнуйся, я в этих местах каждую травинку знаю, с закрытыми глазами куда угодно дойду. На самом деле, вряд ли сыщется на Руси более безопасное место, чем это. Разумеется, для того, кто пришел с миром, а ты, вроде бы, лиходейство чинить не собираешься… Ну так что, решил?

— Надо идти, — тихо сказал Велигой. — Завтра с утра и пойду.

— Н-да-а-а… — протянул старик. — Упорство, конечно, дело доброе, да только про голову забывать тоже не след. Ладно, авось обойдется. На вот, возьми, так легче будет…

Он порылся в складках плаща, и вытащил небольшой серый шар. Присмотревшись, Велигой понял, что это клубок толстой шерстяной нити.

— Зачем это? — удивленно спросил витязь, принимая подарок и недоуменно вертя его в руках.

— Ты смотри, не запутай! — предостерег старец. — От деда достался мне этот клубок. Не простая вещь, ох, не простая! Когда-то, говорят, такую вот нить чуть ли не каждая баба прясть умела, а волхвы потом из нее клубки мотали… А теперь все позабыли, все…

— И что мне с ним делать? — спросил Велигой.

— Что, что… — ворчливо буркнул старец, — Я ж говорю, все позабыли. В общем, как войдешь в лес, отыщи какую-нибудь тропинку, брось клубочек и скажи, куда отвести. А там уж смотри только, не отставай!

Теперь Велигой вспомнил. Про такие клубки ему еще в раннем детстве бабка сказки сказывала, а он слушал, развесив уши… И в самом деле, позабыл, закрутила его обыденность — кровь, война, — а ведь в любой сказке есть доля правды, недаром их еще бывальщинами зовут… Уже по новому взглянул на клубок. Нить толстая, серая, грубая на ощупь. Что-то странное, и в то же время знакомое почудилось в этой серой жесткой шерсти… И вдруг понял.

— Волчья шерсть! — прошептал он.

— А какая еще? — удивился старец. — Спряди нить из овечьей, так клубок и будет тебя водить кругами по ближайшей поляне. А волк — он всюду рыщет, в самые тайные места заглядывает.

— Благодарень, дедушка! — поклонился Велигой. — Да только как же ты сам без клубочка-то? Чай дорогая вещь, может быть, последний такой на свете остался!

Старец махнул рукой.

— Мне уж без надобности, — небрежно ответил он. — В мои-то годы только за клубочками и бегать! Да и куда он меня водить будет? До отхожего места и обратно на печку? А ты без него полжизни будешь по лесу плутать, все деревья посшибаешь… Ну, прощевай, Велигой Волчий Дух из рода Яробоева! Кто знает, быть может еще и свидимся?

Он поплотнее запахнулся в плащ и бесшумно растворился в ночи.

— Прощевай, дедушка… — сказал в темноту Велигой.

Клубок на ладони, казалось, был наделен собственной тайной жизнью. Теплый, упругий, он чем-то напоминал махонького зверька — то ли ежика, то ли еще что-то в этом роде.

И тут Велигой вдруг понял, что не спросил, как зовут старика. И где он живет. И кто вообще такой…

— Совсем я плохой стал, — сказал он Серку, сонно объедающему небольшой травяной холмик. — Никакого соображения с эти проклятым Радивоем не осталось. Ну ладно, пора на боковую, что ли… Если что — бей копытом по башке, иначе не проснусь. Эх, хорошо вам, коням, вы стоя дрыхните, а я вот уже разучился со времен службы на заставе…