Битва за Карелию

Глава 8

Радиолокатор, установленный на голове великана, вовремя засек приближающиеся самолеты противника, и каменные исполины рассредоточились на берегу Сямозера, готовясь к отражению воздушной атаки. В их сторону на этот раз летели сразу три эскадрильи, двадцать семь «Юнкерсов Ю-87». О типе машин уже с достаточно большого расстояния свидетельствовали их неубираемые шасси со специальными обтекателями, придающие издалека этим самолетам вид хищных птиц, готовящихся схватить добычу сильными лапами. Потому и прозвали красноармейцы эти немецкие пикировщики «лаптежниками». А сами немцы называли их «штуками», сокращая полное название, поскольку Sturzkampfflugzeug по-немецки — это пикирующий боевой самолет.

Боевые великаны вышли на открытое место недалеко от озерного берега, навели свои зенитки по азимутам целей и открыли заградительный огонь. Трассеры прочерчивали небо, разрывы создавали в вышине вспышки и дымные облачка. Но, на этот раз заградительный обстрел вражеских машин имел нулевую эффективность. Николай Сомов, командовавший группой великанов, сразу понял, что немецкие пилоты избрали новую тактику. Если раньше вражеские пикировщики неосторожно подлетали к каменным исполинам на небольшой высоте, то теперь они все летели значительно выше двух тысяч метров. Видимо, поняв примерную дальность стрельбы великанских зенитных пушек, пилоты люфтваффе на этот раз приближались осторожно. Они старались оставаться там, куда не добивали «зушки», до самого момента пикирования на цель. Хитрые немцы быстро учились, они явно сделали правильные выводы из прошлого столкновения своих самолетов с каменными великанами. И это совсем не радовало подполковника.

Когда «Юнкерсы» начали пикировать на великанов, то сразу же продемонстрировали новую тактику атаки. Если раньше пикировщики налетали на каменных исполинов по одному, то теперь они пикировали сразу втроем. И каждый летчик имел целью одного из великанов. Получалось, что каждого из великанов пыталась бомбить отдельная эскадрилья, заходя на пикирование с высоты, превышающей зону поражения зенитным огнем. Потому время нахождения «Юнкерсов» в зоне поражения зениток было в этот раз минимальным.

Сбить вражеский самолет в этом случае можно было либо в момент пикирования, либо тогда, когда пилот выводил машину из пике. Да и бомбы на этот раз «Юнкерсы» сбрасывали более тяжелые, весом в полтонны каждая. И подполковник Сомов прекрасно понимал, что если попадать бомбами в относительно небольшие цели, вроде обычных танков, летчикам пикировщиков довольно трудно, но, они, тем не менее, справляются с боевой задачей и попадают, то в великанов попадать — это, конечно, для немецких пилотов гораздо легче. А опытные летчики, попадающие в танки с пикирования, в великанов попадут тем более.

«Штуки» с высоты в несколько километров выполняли друг за другом заходы на цели, а великаны били в этот момент из всех стволов своих «зушек», когда начались первые попадания. Бомба в полтонны весом разорвалась возле правой ноги великана, управляемого майором Синельниковым. Взрыв раздробил опорную часть ниже колена, отчего великан с грохотом завалился на бок. Но, даже лежа, он все еще продолжал вести огонь по вражеским самолетам. Вот только огневая мощь его сразу уменьшилась, потому что во время падения великана стволы правой зенитки погнулись. И следующая бомба раздробила лежащему гранитному исполину левое бедро.

Великаны Сомова и Матвеева, оставшиеся на ногах, пытались отбиваться, расходясь в разные стороны. Но, противостоять «Юнкерсам» получалось, на этот раз, неважно. Пикировщиков оказалось слишком много, атака вражеских самолетов получилась массированной, да и действовали они гораздо осторожнее, чем раньше. Как ни старался Сомов, а сбить смог всего лишь два самолета, в то время, как вражеские бомбы взрывались довольно близко от него, обдавая гранитную броню осколками и раскачивая многотонное каменное тело взрывной волной. И тут на связь с подполковником вышел Михаил Синельников, сказав по мысленному коммуникационному каналу:

— Коля, мы в трудном положении. Мой великан уже не сумеет подняться. Его добивают. Да и вы с Матвеевым не сможете продержаться долго. Слишком много самолетов у врагов в этот раз. Надо срочно эвакуировать наших пулеметчиков, иначе ребята погибнут.

Сомов возразил:

— Но, как же это сделать, Миша? Вокруг нас повсюду враги. Финны ведут по нам огонь одновременно с немецким налетом, стреляют из всего, из чего могут. Какая эвакуация? Куда?

Синельников объяснил:

— Ты не понял, Коля. Я сделаю для пулеметчиков эвакуационные проходы отсюда в промежуточный мир. Я поговорил об этом только что с Живым Камнем. Он не против. На создание эвакуационных каналов энергии у великанов еще хватит, но после этого придется их уничтожить. Другого выхода нет. Иначе все наши пулеметчики погибнут.

В этот момент очередная тяжелая бомба, точно сброшенная немецким пилотом с пикирования, свалила с ног великана Григориуса, управляемого Димой Матвеевым. И на ногах остался один лишь великан Сомова. Оценив ситуацию, подполковник принял решение, сразу доведя его до майора Синельникова:

— Ладно, Миша. Ты прав. Выхода нет. Проводи эвакуацию. Только постарайся сделать так, чтобы и оружие наше врагам не досталось.

Майор тут же сообщил:

— Понял. Начинаю создавать эвакуационные люки.

Владимир Рокотов уже попадал под вражескую бомбежку неоднократно с начала войны. Но, на этот раз он наблюдал самый серьезный налет вражеской авиации на свою голову. Ревели самолетные сирены, гудели моторы в небе и остервенело стреляли из зенитных пушек сверхтяжелые шагающие танки, закованные в броню из гранита, пытаясь отбиваться от немецких стервятников. Одновременно финны били по каменным исполинам из полевых орудий со стороны поселка Эссойла.

А у пулеметного взвода Рокотова, засевшего в гранитных воротниках исполинов, почти закончились боеприпасы. Впрочем, все финские пехотинцы не то попрятались от великанов, не то закончились. Вокруг, насколько хватало глаз, младший лейтенант видел лишь трупы в серой форме. И целей для пулеметчиков поблизости просто не осталось. Наверное, это обстоятельство было и к лучшему. Во всяком случае, пялиться в пулеметные амбразуры острой необходимости не имелось, что давало возможность пригибаться поближе к каменному полу пулеметной ячейки, прячась от осколков, летящих со всех сторон после разрывов бомб.

Несмотря на плотный зенитный огонь, вражеские самолеты с черными крестами на крыльях упорно продолжали пикировать. Тяжелые немецкие бомбы падали все ближе. И вот уже взрывом разворотило каменную ногу одному из шагающих танков, отчего он повалился на бок, ломая низкие деревья фруктового сада, разбитого возле Эссойлы. Но, упав на правую сторону, танк продолжал стрелять левой рукой, задрав ее к небу вместе с двуствольной пушкой.

Когда еще одна бомба свалила с ног второй каменный танк-великан, Владимир Рокотов понял, что удача сопутствует вражеским летчикам. Только тот шагающий танк, где находился сам младший лейтенант, еще оставался на ногах, продолжая отстреливаться. Но и он стал жертвой очередной бомбы, лишившись правой руки. Каменные стенки пулеметных гнезд защитили от осколков, но взрывной волной младшего лейтенанта и его бойцов-пулеметчиков контузило. Рокотов сразу потерял слух. Он около минуты ничего не слышал, лишь в голове стучали кузнечные молоты, а из его носа пошла кровь.

В этот момент напротив Владимира прямо в камне замигала красным надпись: «Приготовиться к эвакуации. Забрать оружие. Открываю эвакуационный люк!» И эта же фраза зазвучала прямо в голове у младшего лейтенанта. Командир танка приказывал уходить внутрь машины. Не слыша самого себя после контузии, Рокотов закричал, дублируя голосом команду. Через несколько секунд прямо в граните появилось круглое отверстие, наполненное каким-то густым туманом, через который ничего не просматривалось. Но, туман не испугал красноармейцев. И все бойцы быстро полезли туда вместе с пулеметами. А последним, следом за ними, нырнул в люк и сам лейтенант.

К удивлению Рокотова, они оказались не в тесном пространстве внутри капсулы управления боевой машиной, а в просторном зале с большими цветными экранами, размерами каждый с классную доску, вделанными прямо в гранитные стены. И на этих экранах демонстрировался не вид на поле боя возле Сямозера, а совсем другие пейзажи. На одном виднелась батарея 152-мм орудий, похожих на гаубицы МЛ-20, образца 1937-го года, которые стреляли куда-то за горизонт. Другой экран показывал автоматчиков в форме РККА, но вооруженных немецкими автоматами, которые охраняли арку в скале. На третьем виднелась пустая дорога, проходящая где-то в карельских скалах.

Никаких рычагов управления и привычных танковых приборов Рокотов тоже не заметил. Мягкое электрическое освещение лилось с гранитного потолка, по которому рассыпались, словно звезды, маленькие точечные светильники, излучающие теплый желтоватый свет. А на каменных столах стояли какие-то приборы с буквенными клавиатурами, похожие на печатные машинки, но только плоские и с такими же плоскими небольшими экранчиками, показывающими какие-то разноцветные графики. И к этим приборам тянулись прямо из стен разноцветные провода.

В центре помещения находился большой черный параллелепипед, вросший нижней частью в гранитный пол и частично — в стену. На этом непонятном предмете метра полтора в длину, по краю четких граней, на фоне черного полированного камня серебрились непонятные знаки, похожие на иероглифы. Они, словно бы, были инкрустированы в камень. Но, то была не инкрустация, потому что знаки меняли форму, находясь на своих местах внутри, под самой поверхностью камня, а также изменяли интенсивность своего свечения серебряного оттенка. Необыкновенный предмет притягивал взгляд, завораживая своим необычным видом.

На тесный отсек управления боевой машиной все увиденное походило мало. К Рокотову постепенно возвращался слух после легкой контузии. И младший лейтенант уже слышал голоса своих товарищей. Вот только внутри каменного танка стояла тишина. Ни движения шагающего механизма, ни шума боя, происходящего снаружи, никак не чувствовалось. Да и размеры помещения управления казались слишком объемными, наверное, занимая всю грудь каменного великана изнутри. Да и танкистов в этой просторной рубке оказалось трое. Все они полулежали в креслах без движения, вытянув руки вдоль тел, словно окаменев. Двое были в военной форме, а один — в синем комбинезоне. Судя по петлицам, командовал боевой машиной майор Государственной Безопасности, а помогал ему армейский капитан. Оба уже немолодые. Третий член экипажа, значительно моложе командиров, одетый в комбинезон, был, наверное, техником.

Все бойцы-пулеметчики, эвакуировавшиеся вместе с Рокотовым, стоя спиной к проему эвакуационного люка, озирались по сторонам, не зная, что делать. Один из них, рядовой Пантелеймонов, получил не только контузию, но и осколок в голову, залетевший сквозь пулеметную амбразуру. Он смог эвакуироваться только с помощью товарищей и стоял, поддерживаемый ими с двух сторон. Внезапно люк за их спиной просто исчез, словно его и никогда не было в этом месте гранитной стены. Зато открылись еще два похожих люка, справа и слева. И оттуда начали выходить пулеметчики второго и третьего танков.

Вернее, они не выходили, а выползали, потому что все пострадали при падении их боевых машин. Поддерживая друг друга, раненые бойцы, тем не менее, волокли за собой и свои пулеметы. Едва все оказались внутри, как люки за ними, наполненные туманом, пропали, словно бы мгновенно заросли гранитом. В этот момент по креслу, в котором находился майор Госбезопасности, сверху вниз прошло ослепительное свечение. И командир встал из кресла.

С человеком такого высокого звания Рокотову еще никогда не приходилось сталкиваться так близко. А тут, понятное дело, боевая машина из гранита СШТ-1 очень секретная, потому такие высокопоставленные люди и командуют. И Рокотов оробел поначалу, не зная даже, как следует вести себя с майором ГБ. Впрочем, отрапортовал по уставу:

— Товарищ командир, младший лейтенант Рокотов прибыл. Эвакуация пулеметного взвода завершена успешно. Потерь личного состава убитыми нет.

— Вольно. Хорошо, что никого не убили, но, раненых, вижу, много у вас. Выводите их в коридор. Сейчас прибудут санитары с носилками.

Майор ГБ взял со стола какую-то небольшую штуковину с черным стеклом, которое сразу засветилось изнутри синим в руке майора. Потыкав в светящееся стекло пальцем, майор проговорил, приложив этот же непонятный предмет к своему уху, наподобие телефонной трубки:

— Срочно пришлите пять носилок с санитарами к центральному посту.

Одновременно со словами майора, в стене напротив возник дверной проем, ведущий в коридор с каменными стенами, тоже освещенный точечными светильниками. И младший лейтенант засуетился, помогая своим бойцам вытаскивать туда раненых бойцов и их пулеметы. Едва он вывел своих людей из того помещения, которое майор ГБ назвал центральным постом, как дверной проем исчез так же внезапно и беззвучно, как и возник. А с другого конца коридора послышался топот ног и почему-то немецкая речь. Вскоре выяснилось, что санитарами были пленные немцы, а руководила ими полная женщина, знающая их язык, но русская.

— Наталья Ивановна, медсестра, — представилась она. А затем сразу дала команду своим санитарам уносить раненых.

Выйдя из тоннеля следом за носилками, Владимир Рокотов окончательно понял, что эвакуировали их даже не внутрь танка, а сразу в какой-то центральный пост. Вот только, как такое возможно, младший лейтенант понятия не имел.

Майор люфтваффе Ульрих фон Гегенбах на этот раз торжествовал. Массированная атака и выход в пикирование с безопасной высоты, непростреливаемой скорострельными пушками русских великанов, как и грамотное распределение целей между эскадрильями, сыграли решающую роль. Да и выбор пятисоткилограммовых бомб оказался правильным решением. Хоть каждый из пикировщиков и взял всего по одной такой бомбе, но, в целом, бомбардировка, за счет количества самолетов, оказалась весьма эффективной. Пусть даже половина пилотов и промахивалась во время бомбометания. Но избранная тактика вела к победе.

Находясь на безопасной высоте в своем командирском самолете, фон Гегенбах уверенно руководил действиями пилотов. И он отлично видел, что против большого количества самолетов каменные чудовища бессильны. Они, конечно, сбивали некоторые самолеты, попадая в них или во время пикирования, или в момент набора высоты, но на этот раз немецкие пилоты действовали гораздо аккуратнее. Потому и потеряли в этом бою над берегом Сямозера всего три машины. А вот вражеским великанам досталось как следует. Тяжелые бомбы дробили их каменные конечности, вначале заставив упасть, а потом и добив их, обездвиженных и почти уже беспомощных.

Ульрих, не скрывая злорадства, с удовольствием наблюдал сверху, с безопасного расстояния, как под разрывами бомб каменные монстры внизу превращаются в самые обыкновенные куски гранита, которые больше не ходят и не стреляют, а просто лежат бесформенными каменными грудами на озерном берегу. Едва приземлившись на своем аэродроме, фон Гегенбах связался с командованием, отрапортовав о полной победе над тремя русскими каменными великанами. А потом тут же позвонил в расположение эсэсовцев, чтобы обрадовать Карла Шнитке и Вильгельма Шнайдера, что с чудовищами из гранита покончено.