Белая чума

57

Вдоль залива с юга ехали три всадника – их черные тени были видны в мутном освещении. Джон наблюдал их на расстоянии, слыша в то же время гудение нескольких тяжело груженных машин на склонах выше лаборатории. Лошади были взмыленны, но все еще слушались седоков. Джон смотрел на них со своего места на лужайке над заливом, где пребывал в одиночестве после беспокойного дня. Джон чувствовал, что здесь он не один: за ним наблюдали чьи-то обеспокоенные глаза со стороны входа. У Джона не оставалось сил для того, чтобы даже просто возмутиться этим. Он чувствовал себя истощенным, неспособным даже нормально передвигаться.

Вопросы… вопросы… вопросы…

В этот день практически не было ни минуты, чтобы кто-то не окликал Джона. Ответы изливались из его рта совершенно бессознательно – другой голос, другая личность, действующая изнутри, вырастая из странного тревожного источника самостоятельности.

О'Нейл-Внутри ли это?

Он даже не точно в этом уверен.

Всадники были еще на некотором расстоянии, но не снижали темпа. Джон заметил, что они не оглядываются назад. Это он расценил как тот факт, что их никто не преследует, и быстрота движений этих фигур почему-то испугала Джона. Что-то в этих всадниках не так… Он ощутил холодок надвигающегося несчастья.

Звук приближающихся машин становился все ближе и ближе, но Джон слышал теперь только стук копыт. Его сердце сжалось. Затем он разглядел двух всадников – о, Боже! Это были Кевин О'Доннел и Джозеф Херити с незнакомцем посредине. Лошади погружались в тень от каменистых склонов по мере того, как солнце опускалось за западные горы.

Почему сюда едут Кевин О'Доннел и Джозеф Херити… и на лошадях? Он наблюдал, как три всадника проехали мимо, вверх по лужайке. Херити послал Джону дьявольскую усмешку, но остальные даже не обернулись. Все въехали во внутренний дворик, опустили поводья и спрыгнули вниз рядом с надзирателем Джона, не сказав при этом ни единого слова.

«Поездка на лошадях: почему это таит в себе угрозу?» – спрашивал себя Джон. Когда солнце окончательно спряталось за горы, оставив мир в полумраке, похолодало. Джон задрожал. Он находился здесь уже девять недель, наблюдая переход от механических исследований к живому творчеству. Здесь было самое лучшее оборудование в мире, доставленное на судах через Финн Садал, и лишь теперь оно использовалось по назначению. Джон целый день испытывал сильное волнение, и это было одной из причин его усталости.

Его держали в южном крыле большую часть дня, где он знакомил лабораторных служащих с усовершенствованными компьютерными технологиями, показывал им, как применять автоматику в лабораторных исследованиях. Еще одна неделя, максимум две, и у них в руках окажется патогенный микроорганизм чумы.

А после этого… что?

Однажды на протяжении этого дня Джону почудилось, что он мельком видел Доэни. В старой крепости сегодня кипела деятельность, и «множество людей суетилось в здании комплекса. Большой грузовик с плоским днищем въехал с торца в недавно проделанную дыру в кирпичной стене. Затем он появился опять через некоторое время с большим черным предметом, похожим на трубу, уложенным в кузов. Джону эта труба показалась большим стальным резервуаром. Грузовик присоединился к бронированным машинам и остальному конвою, свернувшему на северо-восточную дорогу. Джону говорили, что в том направлении находится Келлс, а на Ирландском море – Дандэлк. Эти места он, наверное, никогда не увидит.

Старый Мун вошел и попросил Джона пройти с ним в лабораторию, чтобы проверить правильность настройки автоматического комплекса.

Джон понял, что Мун является постоянной принадлежностью лаборатории. Старик все время ходил, шаркая своими дряхлыми ногами, словно преследуя какую-то цель, но стремительности ему явно не хватало. Многие исследователи здесь также обнаруживали явную нехватку независимости в рассуждениях, но открытия Джона их вдохновили. Пожалуй, Мун не знал, что происходит в облицованных кафелем комнатах и эзотерических лабораториях, мимо которых он так часто проходил. Этот человек не проявлял никакого благоговения перед учеными. Если что-то и проскальзывало на его лице, то только презрение ко всему окружающему.

«Это образец отношения старого служаки», – подумал Джон. Ученые это заслужили. Он вспомнил нескольких корифеев, которых встречал, и понял теперь, какими они кажутся странными по сравнению с остальными смертными. «Мозг ученого отличается, от мозга простого человека», – считал Джон. Научная элита находится на более высокой ступени эволюции. Он задумчиво взглянул на пейзаж. Народ ждет от таких людей поведения кавалера, романтического героя.

Джон посмотрел на лужайку, где все приобрело седой оттенок. «Я был ученым», – подумал он.

Это была странная мысль, незнакомая, заставившая его еще раз пересмотреть все свои чувства, какие он испытывал. «Отличия могли гораздо больше рассказать, чем старинные романсы» – так считал Джон. Ему приходилось работать, имея при этом плохое зрение, вот в чем дело. Даже ближайшее в науке им отрицалось. Это был взгляд, скользящий по лицам и не меняющий фокуса.

Полная и абсолютная преданность проекту.

Не разрешалась даже простая надежда, только немедленный результат.

Джон начинал видеть новый смысл в том, что Доэни сказал тогда, в Килмайнхам. Больше не нужно мифов? Люди здесь были погружены в свои собственные печали до прибытия Джона. Они не имели привычки к новым открытиям. Обучение дало им установленные образцы, которым можно было следовать и которые не отличались от известных задач.

«Понимают ли они, что я им дал?» – спрашивал себя Джон. Это была отчаянная мысль, пришедшая откуда-то из затерянного места внутри него. Джон мог воспроизвести чуму? Но лекарство?..

Он повернул обратно по направлению к зданиям и, пробуждая от спячки своих надзирателей, направился в комнату. Ужин тяжелым камнем лежал в его желудке, и Джон знал, что уснуть ему будет трудно, но был рад услышать шуршание за дверью – все-таки он здесь в безопасности. Выключив свет, Джон наблюдал, как лужайка погрузилась в темноту.

Вдруг раздались какие-то удары – бум! бум! Очнувшись от своих мыслей, Джон понял, что это звук тяжелых шагов в холле. Его дверь была почему-то распахнута, и в комнату влетел Доэни, щурясь в сумерках после яркого освещения холла. Он включил свет, закрыл дверь и уставился на Джона.

– Ты должен выслушать очень внимательно все, что я тебе скажу, – заявил Доэни. – Времени у нас мало.

Раздались какие-то крики снаружи здания и опять гудение тяжелых машин. Джон непонимающе посмотрел на Финтана.

– Это проклятие Ирландии, – сказал тот. – Мы обречены повторять собственные ошибки бесконечно.

– Что случилось?

– Кевин О'Доннел захватил власть и теперь контролирует весь этот регион, – пояснил Доэни. – Меня предупредили об этом еще два дня назад. Алекс говорил мне… – Он покачал головой. – Кевин и Джозеф заключили между собой какое-то дьявольское соглашение и теперь хотят воплотить его в жизнь.

– Но почему они приехали таким странным образом? Что они собираются сделать со мной?

– Они хотят допросить мальчика и священника, – сказал Доэни.

Джон почувствовал стеснение в груди.

– Если они будут угрожать мальчику, – продолжал Доэни, – отец Майкл вынужден будет нарушить тайну исповеди. Я его хорошо знаю. Что он сможет ему рассказать, Джон?

Джон открыл рот, но не мог вымолвить ни слова. Голос отказывал слушаться его.

– Кевин и Джозеф очень похожи между собой, – произнес Доэни. – Экстремисты и фанатики! Все в них одинаково, и они могут далеко зайти на собственном адреналине. Их можно назвать наркоманами, и они сделают все, чтобы зафиксировать это состояние. Они будут держать священника, пока не опустошат его и не наполнят себя.

Джон закрыл рот, все еще не в состоянии что-либо ответить.

– Кто ты на самом деле, Джон Гарреч О'Доннел? – спросил Доэни.

– Я уже говорил вам, – задыхаясь, ответил Джон. Слова давались ему с трудом.

– Но ты говорил это и священнику, не так ли?

Джон опустил плечи, слегка наклонившись вперед. Боль в груди и горле усилилась.

– Они нашли его отпечатки пальцев и зубные карты в Штатах, – сказал Доэни.

– Чьи… – только и смог вымолвить Джон.

– Конечно же, О'Нейла. Они, ублюдки, пытаются свалять дурака, но мы со временем прижмем их к ногтю, будь уверен. Интересно, что покажут те отпечатки пальцев и зубные карты, а, Джон?

Джон молча помотал головой. Он не ощущал внутри себя О'Нейла. Сейчас в нем осталось только огромное чувство опустошенности.

– Ты подозрительная личность, и я думаю, что мы не ошибаемся, – заявил Доэни. – Может, ты имеешь по этому поводу другое мнение?

Джон посмотрел на него, застигнутый врасплох этим вопросом.

– Мы приблизились к победе, – продолжал Финтан. – Да, мы уже близки. – Он изобразил букву V указательным и средним пальцами правой руки. – И вот теперь…

– Что… случилось? – слабо прошептал Джон.

– Явление, всегда разрушающее нас, – ответил Доэни. – Победа. Мы не можем ее принять. Она восстанавливает нас друг против друга, эта победа. Как стаю собак вокруг сладкой косточки. Вот во что превращается каждая ирландская победа – в кость, до блеска отполированную нашими зубами! На ней совсем не остается мяса. В итоге мы отбрасываем ее в сторону как нечто уже использованное, а значит, бесполезное.

Губы Джона шевелились, и с трудом можно было расслышать все тот же вопрос: «Что случилось?» Голос напоминал дуновение ветра.

Доэни приложил ухо к двери. На некотором расстоянии он различил звук хлопнувшей двери и сказал:

– Правда в том, что мы, ирландцы, придаем эпический характер всем несчастьям и бедствиям и не допускаем, чтобы победа выполняла такую же функцию. Иными словами, мы предпочитаем несчастья, и все наши поступки только подтверждают эти слова.

Джон отшатнулся от Доэни, отступив в сторону кровати. Колени его дрожали.

– Ты предстанешь перед судом, Джон, – пояснил Доэни. – Впоследствии они и меня посадят на скамью подсудимых. – Он кисло улыбнулся. – За то, что я отказался отдать Кевину его приказ, который он так долго искал, – маленькую Кети Броудер!

Из холла донесся топот бегущих ног.

– Слушай меня, Джон! – умолял Доэни. – Ты должен потребовать от отца Майкла, чтобы созвали совет защиты.

Джон мог говорить только хриплым шепотом.

– От чего меня нужно защищать?

– Обещай мне, идиот несчастный!

Джон безвольно кивнул в знак согласия.

Дверь позади Доэни распахнулась с такой силой, что стукнулась о стену.

Джон уставился на толпу вооруженных людей, выросшую в дверном проеме. Джозеф Херити стоял в первых рядах и гаденько усмехался ему.