Мне казалось, что я видела тоненькую ниточку ирейского принца — светло-золотистую, как его волосы, привязанную к Дереву изящным, но прочным и надежным узлом. Она не трепалась по ветру, как ее товарки, а сдержанно развевалась, будто флаг на параде, и создавала вокруг себя свой собственный ореол сияния.
А еще она была оборванной и не тянулась за Грань, будто ее хозяин мертв и о нем давным-давно забыли; но о том, что он живее всех живых, свидетельствовала ровная пульсация света у самой ветви — в такт биению сердца. О, такие, как мы, живут очень, очень долго — достаточно, чтобы осознать все тонкости и нюансы своего проклятья. Если, конечно, не вмешается какой-нибудь недобитый знаток благовоний, чтоб его все Темные драли!
Руки сами собой потянулись к узлу. Что, если мне и впрямь удастся отвязать его ниточку? И у моего ребенка будет бессмертный отец?.. Но узел оказался крепким и ужасно запутанным: стоило мне разобраться, где кончик ниточки, как он тотчас же исчезал, чтобы появиться спустя мгновение в другом месте. Я прикусила губу, сосредоточенно ловя ускользающую нить, но поверх моих ладоней легли другие руки — холеные пальцы, ни разу не обожженные магией, коротко коснулись, не столько лаская и успокаивая, сколько мешая. Я с досадой обернулась — чтобы наткнуться взглядом на Ту, Что Сильнее Меня; она отрицательно покачала головой и потянула меня за собой, закружив в вихре пушистого снега, беспечная и смеющаяся. Ей было плевать на нерожденного ребенка, на его смертного отца и долг Эданны перед своей планетой, — ее волновала лишь мелодичная песня метели, под которую так весело танцевать, да ветер, развевающий ее — наши — волосы. Ее непосредственная, по-детски наивная радость окружила меня сияющим облаком из взметнувшихся нитей, невольно увлекая за ней, за этим недоступным, но таким желанным светом, за свободой, которой у меня нет. Я позволила себе сделать один круг безумного танца со своей богиней — и остановилась, опустив замерзшие руки.
Мы грустно улыбнулись друг другу — зеркально повторяя движения, с точностью до каждой невольной дрожи. Я думала, что она, как всегда, права: нечего размышлять о бессмертном отце, когда еще неизвестно, будет у меня этот демонов ребенок или нет. Если я сейчас грохнусь с водопада, с проблемой продолжения династии будет разбираться мой папа.
А Та, Что Сильнее, должно быть, грустила о том, что ее на самом деле все еще нет…
Однако к тому моменту, когда я все-таки очнулась, активных действий уже и не требовалось. Собственно, все, что мне было нужно — это придвинуться поближе к костру и поплотнее завернуться в… зеленый лист мутантных размеров?
— …А теперь пункт три договора: «Проводник обязуется вернуть Заказчика целым и невредимым во Дворец Владык в Зельтийере в установленные сроки…» — Фирс зачитывал отрывок договора с интонацией заправского юриста.
— Ну вот, видишь! Не сказано же, что Заказчик при этом должен быть живым! — весело отозвался Тамаз.
— А что, понятие «невредимый» не подразумевает под собой «живой»? — хмыкнул художник.
— Нет, конечно, — невозмутимо отозвался фей. — «Невредимый» означает, что Заказчику не причиняли вреда. Этот пункт сам по себе невыполним, поскольку вред твоей принцессе причинили, да еще какой… а главное, это сделал не я! — и такая жуткая тоска в голосе, как будто он моему отравителю завидовал черной завистью.
— Хорошо, тогда поставим вопрос так. Если бы я не вырастил из птичьих костей это подобие парашюта, ты не смог бы вернуть Адриану целой, поскольку она бы попросту расшиблась. Это прямое нарушение договора, а значит…
— Да чтоб тебя… — погрустнел Тамаз. — О, Адриана! Заткни его, пожалуйста, он мне уже весь мозг вые… — он запнулся, покосившись на художника, — вылюбил!
Разворачиваться, чтобы посмотреть в глаза этому гаденышу, не было сил, так что пришлось прибегнуть к крайнему средству.
— Фирс, врежь ему, пожалуйста, — слезно попросила я, кутаясь в лист. Не знаю уж, к счастью или нет, но мокрое платье с меня никто снимать не посмел — дело обошлось размокшими туфельками, и, судя по тому, как аккуратно их поставили возле костра, занимался этим мой придворный зануда. И, кажется, спаситель…
Смачный удар прозвучал одновременно с философским «как прикажешь». И только тогда я осознала, как же я устала и перепугалась — художнику еще и успокаивать меня пришлось, уютно баюкая в теплых объятиях и поминутно напоминая, что все уже закончилось. Я плакала и радовалась — тому, что хелльцы не умеют на уровне рефлекса сгорать со стыда на месте, как вымершая раса нихонцев, не оставляя после себя даже скелета. Благо иногда вообще непонятно, что может от такого сдерживать…
Один плюс в произошедшем все-таки обнаружился: чуть поодаль от берега оглушительно ревущей речушки Тамаз нашел заросли диких ягод. Вернулся с полными карманами, но донельзя обиженной рожей — Фирс все-таки осуществил мою мечту засветить фею в глаз. А рука у придворного художника тяжелая…
Пока мы расправлялись с полезным, но, к сожалению, не слишком питательным завтраком, я раскинула поисковую сеть. Заклинание простенькое, частенько сбоит, но, по крайней мере, с направлением определились: я промазала порталом буквально на пару шагов. Недалеко от того места, где мы выпали, через речушку был переброшен мост. Через него как раз и шла дорога в Канвер — но мое неописуемое везение распорядилось иначе, решив расцветить мою и без того не слишком скучную жизнь полетом с водопада.
Машинально покосившись на природные красоты, я нервно передернула плечами. А водопад-то высокий… внизу хоть все камни и сточены, но падение с такой верхотуры в бурлящую воду гарантировало долгое общение с Той, Что Сильнее, а то и вовсе полное слияние.
Спрыгнувший следом за мной художник, на мое счастье, забыл выложить из кармана конфискованные у Роллины кости — вырастил из них прямо в полете здоровенный лист и приземлился, использовав его вместо парашюта. Ветром нас снесло ближе к берегу, и эпопея закончилась относительно благополучно — к вящему неудовольствию фея, которого еще долго, до моего пробуждения, кхм, «любили» в мозг по поводу разночтений в контракте. Деваться Тамазу было некуда, и он, быстро усвоив, что спорить с Фирсом себе дороже, притих. И даже ягод припер, правда, жутко кислых.
— До Канвера идем пешком, — не терпящим возражений тоном заявил художник. — Никаких порталов.
Я рассеянно кивнула. Спорить бесполезно, все равно прав окажется. Да и за предыдущий портал стыдно до ужаса…
А вот иллюзии, изменяющие облик, наложить придется. Если в Канвере станет известно, что принцесса Хеллы вполне может выглядеть как всклокоченная грымза в драном, мятом платье и с отломанным каблуком на туфельке, папа меня убьет. А наставник потом будет читать нотации на могиле — предварительно сплясав на ней что-нибудь зажигательное.