Когда Раштак взглянул на трех Ахимса Оверонов, он шумно заскрежетал сам с собой. Сложная система связи свела воедино рассыпанные по всей галактике станции Ахимса, и на одном из огромных голографических мониторов Пашти возникли изображения Оверонов.
Раштак всегда нервничал, когда ему приходилось иметь дело с Ахимса. Не потому, что Ахимса представляли опасность, просто, по мысли Пашти, их окутывал некий таинственный покров, такой же, каким люди окружали своих щедрых богов. С самого начала взаимоотношений этих двух видов Пашти чувствовали себя не совсем полноценными. Сменилось много поколений Пашти, Ахимса никогда не напоминали им об их корнях, но тем не менее чувство благоговения только укреплялось. И сейчас Раштак мучился от сознания собственной неполноценности, которое так долго тяготело над его народом. Он храбро напряг свои вибраторы и попытался усмирить дрожащие нервы — а это было так трудно: ведь приближались циклы.
— Приветствую вас, Овероны. Извините, что оторвал, но недавно нас посетил Шист, великий Чиилла, он принес тревожные новости… — И он слово в слово передал сообщение Чииллы и поведал о заботах Пашти. Когда он закончил говорить, его клешни стиснулись и поднялись к самым челюстям.
— Мы ничего не можем тебе сказать, — кратко ответил Болячка, сплющиваясь, глядя на Раштака красно-коричневыми полушариями длинных глаз-стеблей. Его основание было покрыто рубцами — следами старого ранения, полученного в результате несчастного случая в те времена, когда Пашти еще не было во вселенной. Этим шрамам он был обязан своим именем.
Созерцатель добавил:
— На вашей планете, Скатааке, тоже никто ничего не слышал о Толстяке. Мы знаем, что когда-то он отправился изучать примитивные организмы, уже тогда он был одержим какими-то странными идеями.
Раштак услышал дребезжание своих вибраторов:
— Странными идеями?
— Да, какой-то бредовой идеей о том, что Ахимса должны вновь завоевать господство над окружающим миром, — подтвердил Коротышка. — В отличие от большинства Ахимса, Толстяк никогда не замечал чуда существования. Он всегда слыл догматиком, его слишком интересовал материальный мир. Например, он хотел попробовать пожить в чуждой атмосфере. Представь, подвергать себя риску, живя среди незнакомых и агрессивных существ! От одной мысли об этом делается жутко.
Раштак почувствовал, что начинает дрожать, и постарался взять себя в руки; чтобы собраться с мыслями, ему пришлось даже беззвучно прикрикнуть на самого себя. Как бы он ни был встревожен, неумолимые циклы наступили, обменные процессы начали нарушаться, и его ломало и выворачивало. Редкую минуту он мог расслабиться. Жестокие щупальца циклов уже распространились по всем его органам, и ему стоило огромных усилий сосредоточить свой разум на Ахимса и проблеме гомосапиенсов.
— Толстяк занимался изучением запрещенных видов, известных под именем «гомосапиенсы»? Иногда их называют людьми. — Наконец-то он назвал их прямо и теперь уставился своими центральными глазами на Ахимса, ожидая реакции.
— Занимался, — ответил Болячка, и его шкура по бокам с усилием втянулась внутрь. — Но я не придавал этому значения. Пожалуйста, подожди минуточку, Первый Советник.
Болячка быстро образовал манипулятор и дотронулся до едва видневшегося рычага на голограмме. Прошли секунды, и, увидев реакцию Ахимса, Раштак убедился, что Толстяк действовал обособленно, не ставя других Оверонов в известность о своей деятельности.
— Ох, — со свистом вырвался воздух из дыхательных отверстий Болячки, — какое-то время Толстяк действительно наблюдал за людьми. Да, здесь есть отчеты. Он начал свои наблюдения сравнительно недавно, десять тысяч галактических лет назад, когда планета оправилась после длительного ледникового периода. У нас есть сведения, касающиеся того времени, что формы жизни на Земле обладают определенным интеллектуальным потенциалом. Это двуногие существа, довольно ловкие, они собирались в мелкие сообщества и в поисках корма иногда охотились на мелких животных. Попытки создания примитивных общественных структур. Возникновение семьи. Подожди. Вот здесь. Я сменил индекс. Это были предки гомосапиенсов.
— Но это старые отчеты. — Раштак судорожно клацнул челюстями. Странная идея? Они использовали именно эти слова. Он вздрогнул и нервно забарабанил по звуковому полу.
Болячка продолжил:
— Я смотрю тот же индекс, тему не меняю, сейчас мы двинемся дальше. Да, вот еще один отчет. Толстяк интересовался развитием гомосапиенсов. В процессе изучения он отбирал образцы этого вида. Он заметил, что ледниковый период сильно снизил их умственные способности. Да, а вот и взрыв эволюции — просто поразительный. — Болячка сплющился, его глаза-стебли вытянулись и выпрямились, что у Ахимса являлось признаком неподдельного интереса. — Поразительно. Какой энергичный и жестокий вид! Но они не все так ужасны. Они кочуют целыми отрядами, заботятся друг о друге, даже о калеках, о тех, кто пострадал от несчастного случая, о тех, кого ослабили внутренние паразиты. Ну что ж, мне кажется, тебе не о чем беспокоиться, Советник. Они довольно грязные звери, одеты в лохмотья, у них есть только огонь и палки с каменными наконечниками.
— Но мне известно, что в более поздних отчетах указывается, что у них появилась примитивная металлургия, кроме того, они приручили для своих нужд других животных.
Болячка сплющился.
— Так тебя пугает это? Извини, Первый Советник, вот если бы ты сказал, что они могут изменять материальный мир или овладели гравитационными потоками, тогда бы я понял твою тревогу. Раштак поднял вверх клешни.
— Согласен. Сначала я тоже подумал, что гомосапиенсы не представляют никакой угрозы. Но меня насторожил тот факт, что в моей Совещательной Палате оказался Шист Чиилла, и он был очень взволнован. Кроме того, на нас надвигаются циклы.
Раштак ждал, начиная волноваться из-за того, что его явно игнорируют, что его считают дураком, а Болячка продолжал внимательно читать отчеты, посвященные гомосапиенсам. Раштак издавал нетерпеливое дребезжание и грохот.
Бока Болячки слегка вздулись, и он сказал:
— Странно, после того как Толстяк отправился к их планете для последнего наблюдения, его отчеты перестали поступать. Кажется, гомосапиенсы уже выращивают для себя растения и корм для других животных, они уже создали целый ряд воинственных многонациональных тиранических государств и наносят друг другу поразительные увечья. Отвратительные существа эти люди!
— Будьте добры, не могли бы вы…
— Поразительно! — не давая договорить, пропищал Болячка. — Что ими движет? Они уничтожают себе подобных! Так и есть, они собираются в большие группы и убивают друг друга во имя идеалов, политики, разных представлений о боге, из-за ресурсов, почти по любой причине. Ведь они развивались благодаря взаимопониманию и сотрудничеству. Странное поведение, не так ли?
Раштак посмотрел на других Ахимса, чьи изображения застыли на разных мониторах. Созерцатель начал сплющиваться, заметив:
— Неудивительно, что они запрещены. Представляете, что бы они натворили, вырвавшись на свободу!
— Ты думаешь, у них хватит ума покинуть пределы своей планеты? С твоей стороны это довольно оптимистичное допущение. — Болячка сплющился, цинично присвистнув.
Коротышка настроил себя на ту же волну, следуя примеру Болячки.
— Ну-ну. Да, я помню этих животных. Когда-то мы распорядились наложить на них запрет. Вот этот документ. Советник Раштак. Включаю.
Экран Раштака вспыхнул. Он поместил ногу на сенсорный участок и, раздираемый противоречивыми соображениями, стал следить за возникающими на экране картинками. Сцены чуждого мира сменяли одна другую. Огромная ледяная глыба медленно таяла, отступая к полюсам. Показались на зеленых лужайках странного вида крупноголовые гомосапиенсы. Вооруженные палками с каменными наконечниками, гомосапиенсы убивали огромных волосатых чудовищ, селились на открытых площадках, воспитывали потомство.
Одновременно другие, с маленькими головами, более энергичные, владеющие более разнообразными инструментами, медленно продвигались к северу, наступая на пятки крупноголовым. Эти южные были очень похожи на северных — только их одежда была более примитивной. Когда борьба за ресурсы обострилась, южные убили северных, захватили их самок и пищу и откатились назад.
— Омерзительно! — пробормотал Раштак. Он задвигал мышцами и привел в порядок внезапно переполнившиеся эмоциями органы. — Мы всегда стыдились того, во что превращали нас циклы. И все-таки циклы являются биологическим фактом, мы не можем управлять ими. Но такая неразумная ярость, как у этих? Не могу понять, что Толстяк…
— Мы тоже не можем, — раздраженно пискнул Коротышка. раздувая дыхательные отверстия. — И все-таки. Советник Раштак, подумай: Толстяк может быть эксцентричным, но он старше нас всех на много звездных жизней. Он многое повидал, изучил массу феноменов. Часто его действия на первый взгляд кажутся несправедливыми, но тем не менее он никогда не совершал безумных поступков. Если он что-то делал, то только ради общей пользы и никогда никому не причинял вреда.
Созерцатель тут же поддержал его:
— Что бы Толстяк ни делал с людьми, он никогда бы не стал нарушать запрета. В противном случае это означало бы только одно — он сошел с ума. А Ахимса никогда не страдали подобными заболеваниями… Посмотрим. Болячка, эта галактика уже образовалась, когда Рыжик попытался доказать, что гравитация является всего лишь плодом воображения? Сколько времени он делал попытки просочиться сквозь поверхность той нейтронной звезды?
Раштак нервно задребезжал, стараясь привлечь внимание Ахимса.
— Но факт остается фактом: в нашей Совещательной Палате сидит Шист и размышляет о людях. Мы не привыкли к визитам Шисти. Приближаются циклы, в Палате расположился Шист, и нам очень трудно оставаться спокойными!
Бока Болячки стали опадать и выпячиваться.
— Ты утверждаешь, что Чиилла уверен в том, что Толстяк собирается вмешаться в циклы? А может быть, Толстяк хочет сделать что-то, чтобы изменить циклы? Видишь ли, можно по-разному интерпретировать события, тем более сейчас ты так чувствительно…
— Я понимаю, что существуют трудности перевода. Даже Ахимса, говоря с Шисти, не могут гарантировать точность.
— Да, да, такое возможно. — Желудок Раштака вывернулся наизнанку.
Могло случиться такое? Неверный перевод? Толстяк старается помочь всем Пашти? Он поежился. Если дело обстоит именно так, а я дергаюсь, значит, я выгляжу крайне глупо. Они, конечно, думают, что это влияние циклов, но слишком вежливы, делают вид, что не замечают. Дважды фиолетовые проклятия циклам!
Болячка терялся в догадках:
— А ты не допускаешь, что он обнаружил какое-то биохимическое средство для вас? Может, у него есть…
— Почему тогда просто не включить передатчик и не выслать нам образец? — спросил Раштак. Его вибраторы задребезжали с сарказмом, он сам заставлял себя сохранять спокойствие и разумно обсудить это дело со всех сторон. Это плохо получалось. — Неужели подобное событие способно вынудить Шиста покинуть глубины космоса и явиться сюда для пустой болтовни?
Созерцатель слегка сплющился, из дыхательных отверстий раздалось низкое сипение:
— Советник, ваши особи часто рассматривают нас, Ахимса, как существ особого склада. С другой стороны, Шисти постоянно погружены в мыслительные процессы, о содержании которых мы можем только догадываться. Если бы у нас была возможность постичь идеи, которые…
— Я могу только передать вам, что Шист сказал мне! Меня проинформировали о том, что Толстяк нарушил запрет и, возможно, привезет с собой в космос людей, чтобы повлиять на что-то, связанное с циклами! Пашти достаточно страдают от самих циклов! Вы это знаете! Мы очень встревожены! Что Толстяк…
— Первый Советник, — сочувственно заговорил Болячка. — Ты постоянно ссылаешься на циклы. Мы видим, как меняется твое тело. Ты так нервничаешь. Может быть, это уже начинается реакция на циклы?
Раштак примерз к полу. Они все-таки решили так. Они допускают такую возможность. Что делать дальше? Любые его слова будут восприниматься как проявление паранойи Пашти. Циклы. Трижды проклятые циклы. Он наполнил воздухом свои продолговатые легкие и с шумом выпустил его так, что вибраторы на конечностях пришли в движение.
Все трое Ахимса Овероны стали опадать — они вдумывались в это новое предположение. Раштак хотел гневно возразить, но вовремя остановился: ему нельзя быть раздражительным, нельзя дать Оверонам еще одно доказательство, что проклятые циклы уже мешают ему владеть собой. А к какому иному логическому заключению могли они прийти, если на их глазах в течение тысячелетий Пашти столько раз уже сходили с ума?
Нижняя часть тела Раштака встревоженно задребезжала:
— Чувствую, что нет смысла разговаривать. Все, что я скажу, вы спишете на циклы. Но, пожалуйста, будьте настороже. Если Шист прав, то, что бы ни предпринял Толстяк, это произойдет очень скоро. Кроме того, еще несколько дней отделяют от нас циклы. Если уже сейчас мы начали сходить с ума, это очень странное проявление циклов, и нам хотелось бы собрать все сведения об этом, когда все будет кончено. Вы не могли бы проследить за приближающимися событиями и снабдить нас записью? Таким образом мы все потом узнаем.
Болячка сделался совсем плоским, выражая согласие.
— Мы сделаем это. Первый Советник. А тем временем мы попытаемся связаться с Толстяком. Во время нашей беседы Созерцатель послал несколько запросов по всем каналам нашей связи. Толстяк не отвечает. Когда он ответит, мы попросим у него разъяснений. Если он что-то затеял, мы немедленно дадим вам знать.
— Спасибо, — ответил Раштак. — Ты очень любезен, Оверон. Извини, если что не так. — Он в точности воспроизвел все стадии прощального ритуала. Не хватало еще, чтобы они обвинили его в невежливости.
Экраны потухли, Раштак гневно стукнул по полу, прогоняя нескольких путавшихся под ногами самок.