Звездное убежище

Глава десятая

Викор смотрел на ученых, ожидая урагана негодующих контраргументов от обоих археологов. Они действительно уставились друг на друга, и на лицах их отразилась готовность перейти к подобным действиям.

Но ничего не произошло. Они медленно расслабились, и Лигмер заговорил, почти извиняясь.

— Собственно говоря, — произнес он, — это, действительно, очевидный ответ, не правда ли? Однако есть и возражения. Подобную теорию выдвигали несколько раз на протяжении последних веков, еще со времен открытия Станции, и каждый раз она встречалась с непреодолимыми. препятствиями. — Он бросил на Узри быстрый взгляд. — Не думаю, что ее когда-либо всерьез рассматривали на Пагре.

— Вот как? — сухо сказала Узри. — Я надеюсь, что здесь нет подслушивающих устройств, поскольку то, что я собираюсь сказать, в высшей степени противозаконно. Слова могут ухудшить мое положение и лишить меня права посещать Станцию. Но дело в том, что половину того времени, что занимаюсь наукой, я провела, обсуждая «за» и «против» теории, которая носит у нас название теории Брингера. Основное возражение — если оставить в стороне имперскую гордость — заключается в том, что никто не обнаружил свидетельств полетов в космос в доисторические времена нигде, кроме как на Пагре. Если бы такие были, никто бы не стал их скрывать, верно? А еще тот факт, что люди разных планет Рукава настолько отличаются друг от друга физически. Их цивилизации тоже различны, и даже способы мышления разнятся. Еще против теории Брингера говорит факт, что общество, построенное по принципу господства мужчин, на всех остальных планетах Рукава совпадает с традиционной политикой, господствовавшей на Пагре до установления нынешнего порядка.

Ланг кивнул.

— Так какова же ныне принятая теория происхождения человека здесь, в Рукаве?

Литер и Узри снова переглянулись.

— Смотря на какой планете, — ворчливо произнес Лигмер. — На Кэтродине не существует общепринятого мнения. Некоторые придерживаются теории Брингера, как ее называет Узри, но таких немного. Поскольку люди весьма широко распространены в галактике, существует мнение, что на кислородных планетах с океанами и соответствующим климатом человек — статистически наиболее вероятно возникающее разумное существо.

Ланг покачал головой и ничего не сказал. Лигмер, однако, воспринял жест как ехидный комментарий, и горячо продолжил:

— А вот на Пагре считают, что человек сначала возник здесь, и отсюда распространился по всей галактике!

— А на Лубаррии продолжают говорить то, что говорили всего сто лет назад на Кэтродине, — отрезала Узри. — Что человек был создан мистическим двойственным принципом: его породили мужчины-звезды и женщины-планеты, или наоборот — что отражено в его сущности. Должна сказать, что жрецы этого культа ведут себя так, как будто ими руководит единственный принцип — сексуальный…

— Нет ни одного кэтродина, кроме умственно неполноценных, которые сегодня поверят в подобный бред! — перебил ее Лигмер.

Они уже почти кричали друг на друга. Ланг кашлянул, и спорщики пристыжено умолкли.

— Ну, с моей точки зрения, из двух якобы непреодолимых возражений теории Брингера одно не так уж трудно преодолеть, — рассудительно произнес Ланг. — Факт, что свидетельства древних космических полетов найдены только на Пагре. Пагр находится ближе всего к концу Рукава, верно? Не предполагает ли это, что Пагр мог оказаться последней планетой, на которой Станция побывала? А она по этой теории вовсе не станция, а межзвездный корабль. Естественно, на последней планете, где высадили колонистов, сохранились реликты — именно там остались корабли, которые больше не были нужны. Скорее всего, их выпотрошили и оставили разрушаться.

— Можно посмотреть на это и так, — неохотно согласилась Узри.

Лигмер подтвердил свое согласие кивком.

— Кстати, что говорят о происхождении человека на Майкосе? — Ланг обернулся к Викору, который сидел, уставившись в свой бокал.

— Нам не дозволено строить такие предположения, — пробормотал Викор. — Нам запрещено иметь университеты, обсерватории, лаборатории, даже школы выше механических колледжей, в которых обучают простым действиям, не требующим интеллекта, — да, в сущности, любые центры, где люди могли бы заняться подобными проблемами.

Он выдержал взгляд Лигмера, упрямо не опуская глаз, и снова погрузился в молчание.

— Но если бы вас попросили высказать ваше собственное мнение? — мягко настаивал Ланг.

Лигмер нахмурился. С его точки зрения, уделять чересчур много внимания подчиненным расам опасно. Однако Ланг чужак; это не так страшно. Вот если бы он сам поступал подобным образом.

— Хорошо, я отвечу, — сказал Викор. — Я бы сказал, что человек где-то возник однажды. Я не верю, что он появился на разных планетах — не только в Рукаве, но и во всей галактике — благодаря чистому совпадению. Возьмем, например, способность давать потомство.

В глубине души Викор удивлялся сам себе, что затронул такую скользкую тему. Тем не менее он продолжал.

— Нам известно, что люди разных рас способны иметь вполне жизнеспособных детей. На Лубаррии, где многие жрецы — это кэтродины, фальшивая религия кэтродинов заставляет женщин всегда уступать жрецам, лишь только они того пожелают, очень много детей смешанной крови. Прямо здесь, на Станции, есть кэтродино-лубаррийцы в лубаррийском секторе. Кэтродины их не принимают, лубаррийцам не нравится их завышенное самомнение, поэтому они стараются остаться здесь, на Станции.

То же самое между элчмидами и пагами. Я слышал, что когда у вас на планете, госпожа археолог Узри, — он глянул паге прямо в лицо, — не могут утихомирить какого-нибудь мужчину, то его выпускают в толпу элчмидских женщин. В результате частенько появляются смешанные дети. Только их убивают сразу после рождения.

— Примерно так, — беспристрастно признала Узри. — Ты довольно умен, парень.

— Слишком умен, я бы сказал, — рявкнул Лиг-мер. — У майко есть очевидные причины рассуждать о подобных вещах. Потому что в результате можно заключить, что все расы имеют одно происхождение, и Майкос и Лубаррия неоправданно подвергаются угнетению.

В воздухе повисло внезапное напряжение. Узри его почувствовала, Ланг тоже, даже маленький зверек по имени Санни вопросительно поднял голову и зашевелил носом, принюхиваясь. Викор тоже это почувствовал. Но слишком поздно. Потому что к этому моменту уже прозвучали роковые слова, которые теперь эхом отдавались в его голове. Он сказал, на самом деле сказал в лицо кэтродину в присутствии паги:

— Но так и есть! Чудовищному угнетению, которому нет ни малейшего оправдания!

Наступила долгая тишина. Или, вернее, молчание, страшное потому, что никто из них не произносил ни слова. Отовсюду доносились звуки музыка с танцплощадки, обрывки разговора из-за кустов, даже слабые отголоски грозы, бушевавшей в Горах.

ИЗГНАННИК! ИЗГНАННИК! Слово это будто ударами молота отдавалось в мозгу Викора. Он посмотрел на застывшее лицо Узри, на побагровевшее от негодования лицо Лигмера, на насмешливую полуулыбку Ланга. Внезапно он ощутил необъяснимую злость на Ланга. Викор никогда не ожидал от себя такого дикого поступка. Поставить крест на своей жизни, на свободе перемещаться между Станцией и домом, на своей работе курьера в революционном движении Майкоса — и все из-за минутной потери контроля над собой! Каким-то образом в этом был повинен Ланг. Он чувствовал это всем существом, он это ЗНАЛ — и в то же время понимал, что ничто сказанное или сделанное Лангом не может толком объяснить его собственный идиотский промах.

Викор неуверенно встал с места с нелепым достоинством, поставил на столик свой недопитый бокал вина, бросил на Ланга взгляд, в котором читались и боль, и обида, и уязвленная гордость, и медленно зашагал прочь.

— Н-да, — сказала Узри. — А вот я бы его не отпустила. Если бы элчмид заявил что-либо подобное, я бы выбила ему все зубы и отправила на корм мужчинам.

— Ничего, это ему даром не пройдет, — сказал Лиг-мер сквозь стиснутые зубы. — Здесь, на Станции, с ним практически ничего нельзя поделать, он укроется среди майко, и глейсы не позволят до него добраться. Но он больше никогда не сможет покинуть Станцию. Разве что ему захочется совершить самоубийство. Я отдам необходимые распоряжения казначею корабля на случай, если он решит явиться на корабль, сделав вид, что ничего не случилось.

Он повернулся к Лангу.

— Должен поблагодарить вас, досточтимый сэр, — сказал он и привстал в полупоклоне. — Я не мог понять, к чему вы клоните, когда настаивали, чтобы он высказал свое мнение. Теперь вижу, что вы хитроумно спровоцировали его высказать подрывные идеи. Это ценная услуга, за которую мы, кэтродины, вам весьма благодарны.

— Вам не за что меня благодарить, — сказал Ланг, и взгляд его был тверд и бесстрастен. — Я нейтрален. В настоящий момент я гражданин Станции, и ваши национальные проблемы меня не касаются.

Он поднял бокал и осушил его. Когда стекло вернулось на стол, его манеры совершенно переменились.

— Я бродил по тому, что вы называете туристским центром, — сказал он. — Весьма впечатляет.

— И в нем чертовски трудно разобраться, — резко сказала Узри. — Центр постоянно меняется. Вчера я спустилась через Радиевый люк и попала в Город. Сегодня мне пришлось пройти сквозь Пещеры и часть Океана, чтобы добраться сюда. Океан ладно, сверхъестественная жидкость, которая в нем вместо воды, выветривается, как только выходишь на сушу. Но путь через пещеры был довольно неприятен.

— Почему? — спросил Ланг, подняв бровь. — Я их еще не осматривал.

— Осмотрите, если вы нормальный человек, — Узри засмеялась. Звук был чем-то средним между смехом и ворчанием. — А если даже и ненормальный. По непагским стандартам, я имею в виду. Другие расы считают нас исключением, потому что мы не уступаем мужчине, пока он не докажет, что достоин женщины, победив ее в схватке один на один. Но это только вопрос подхода. Поэтому нам незачем посещать Пещеры для развлечения, как это делают другие.

— Так это… скажем так: место экзотических развлечений?

— В основном, да. Одним из доказательств, которые приводят наши историко-генетики в пользу того, что расы других планет представляют собой деградировавших потомков древней пагской расы, служит то, что мы предпочитаем партнеров собственной расы. Паг и пага. В здешних же Пещерах большинство посетителей ищет контакта с представителями иных рас. Кэтродины желают глейсов, элчмиды крутятся вокруг лубаррийцев… тьфу! — Она состроила гримасу отвращения. — Полная деградация!

— Ваши мужчины берут элчмидских женщин, как вы сами недавно признали, — резко заметил Ланг. — Значит, ваши мужчины принадлежат к деградировавшей расе, а женщины нет?

Прежде чем Узри смогла найти ответ, он склонился над столом, чтобы приглядеться к снимку корабля, растворившегося в окаменевшей лаве на Пагре.

— Сколько останков кораблей нашли на Пагре? — спросил он.

Узри вдруг заколебалась, как будто собиралась говорить о чем-то совсем другом, и нахмурила лоб. Но у Ланга был убедительный вид человека, который начисто забыл, о чем говорилось прежде. Пага отказалась от своих намерений и ответила на последний вопрос.

— Мы нашли пятнадцать. Все располагаются в слоях примерно одного времени. На том участке, откуда, по независимым оценкам наших археологов, пагская раса распространилась по планете.

— Пятнадцать. — Ланг полез в карман и вынул подготовленную глейсами карту Станции, которой его снабдили по прибытии. — На Станции всего шестнадцать стыковочных узлов для кораблей, — сказал он. — Не считая четырех маленьких, в треть мощности основных. Достаточно близкое совпадение, госпожа археолог Узри. Все данные в вашем распоряжении, можете сделать умозаключения.

Он вновь посадил своего любимца-зверька на плечо, встал и кивком попрощался с ними, прежде чем скрыться за кустами.

— Кто он такой? — изумленно спросила Узри, когда он ушел.

Лигмер покачал головой.

— Исключительно богатый турист — по официальной версии, — сказал он. — Путешествует по галактике. Услышал про Станцию, прибыл посмотреть, насколько правдивы слухи, после чего отправится восвояси.

— Туманно, — вынесла заключение Узри. — Это опасный человек, Лигмер. У меня такое впечатление, что, он хотя и не бывал на Станции, но знает о ней больше, чем мы узнали за столько лет изучения.

Она вдруг задрожала, что почти невероятно для паги, и дрожь прокатилась по ее сильному телу под черной блузой.

— Он мне не нравится! — свирепо сказала она. — Он мне оч-чень сильно не нравится!