Утро второго дня

— Доброе утро, Софья Ильинична! — громко сказал я консьержке, зная, что она глуховата.

— Доброе, Мишенка, доброе, — прошамкала Софья Ильинична, сверля мою N насквозь суровыми бесцветными глазами. — Мишенька, ты не знаешь, где находится Трипять?

— Как вы сказали, Софья Ильинична? — удивился я.

— Трипять, — повторила она, продолжая сверлить глазами N. — Трипять, Миша.

— Что это?

— Вот я и думала, может, ты знаешь? Сон мне сегодня был, Мишенька, будто бесы за моей душой пришли, и голос божий мне раздался, — Софья Ильинична перекрестилась медленно и с достоинством, одновременно делая размеренный поклон. — И сказано было мне, чтоб звонила я в Трипять. А там уж мне объяснят, как жить дальше, и как грехи замолить…

Мы с N молча переглянулись.

— Это вам, Софья Ильинична, чужой сон приснился, — произнес я аккуратно. — Вы совсем не целевая аудитория.

— А? — гаркнула Софья Ильинична, прижав ладонь к уху. — Не слышу я, Мишенька, что говоришь?

— Не знаю, говорю, Софья Ильинична, где Трипять! — заорал я.

— Так я к чему… — Софья Ильинична вытянула вперед костлявый палец и пошевелила им, — ты, Мишенька, может, в своем интернете-то посмотришь? В интернете-то должно быть написано?

— Хорошо, Софья Ильинична, — пообещал я. — Непременно посмотрю. А вы пока позвоните в справочную, а лучше в домоуправление, может, там знают?

— И то верно, — кивнула Софья Ильинична.

* * *

Гарик был задумчив и выглядел усталым.

— Ну что? — сказал он. — Видал? Гонка на мотоциклах, перестрелка, фехтование… Блин, на кого это рассчитано? Ты сон до самого конца досмотрел? Я проснулся, когда начался бульвар — скучный такой, тихий…

— Не. — Я покачал головой. — Я как раз с бульвара смотреть и начал.

— Ого! — удивился Гарик. — Это ты, старик, самое интересное пропустил!

— Ну и ладно, — кивнул я.

Гарик вдруг посмотрел на меня с интересом.

— Выходит, ты спать лег только под утро? — Он прищурился и поинтересовался с дивной непосредственностью: — С N?

Я нехотя кивнул.

— Вау! Она у тебя впервые на ночь осталась? — допытывался Гарик. — Небось, заинтересовалась снами?

— Мы вообще теперь думаем жить вместе… — отмахнулся я.

— Поздравляю! И года не прошло! — одобрил Гарик. — А что она матери скажет?

Надо было срочно переводить разговор на другую тему.

— Ну а ты где сегодня спал? — спросил я.

— Дома, где ж еще мне спать…

— Ты знаешь, мне эти сны не нравятся, — произнес я как можно более равнодушно. — Бездарные сюжеты. Явно дилетант работает! Жаль, тебя они не приняли. Взяли какого-то бездаря, школьника сопливого, такую чушь показывает… Так неумело, наивно… — Я внимательно наблюдал за его лицом.

— Ты прав, сегодня был полный отстой, — тут же согласился Гарик.

— И вчера был отстой полный.

Гарик вдруг моргнул и опустил взгляд.

— А вчерашний сон тебе совсем-совсем не понравился? — произнес он. — По-моему, классный, яркий такой, разноцветный! Или тебе просто не нравится фэнтези?

— Гарик? — тихо позвал я.

— Что? — Он поднял голову.

— Рассказывай, — попросил я.

— Что рассказывать-то?

— Что ты нам завтра будешь показывать?

Гарик долго смотрел на меня, а потом отвел глаза.

— Как ты догадался, что это я? — спросил он вяло.

— Не важно. Что завтра будешь показывать?

— Ничего я не буду показывать, — огрызнулся Гарик. — Я ж тебе сказал русским языком, что таким делом не стану заниматься, у меня свой кодекс чести. Да, попробовал один раз. Я же не знал, что это такое, когда туда шел! Я же не знал, что это спам всем людям с головной болью! А когда узнал — отказался. У меня тоже бывают принципы…

Настала моя очередь удивиться.

— Так сегодня был не твой сон?

— Нет, конечно!

— А чей?

— Откуда я знаю?! — дернулся Гарик. — Я там не работаю! Я был там три раза — на собеседовании, на тестовом дневном прогоне и вчера ночью. И сказал им, что больше не буду, все, хватит!

— Денег хоть дали?

— Обещали в конце месяца рассчитаться, — неуверенно кивнул Гарик.

Я взял его за рукав.

— Рассказывай, что там и как это делается.

— Ну… — замялся Гарик, — что именно тебя интересует? Это НИИН, под землей где-то у них комната, в самом центре этого, как его…

— Реактор?

— Да не, синхрофазотрон. Коллайдер, по-русски.

— Так это и есть реактор, — объяснил я.

Гарик покосился на меня с презрением:

— А еще теплофизик… Даже я знаю, чем отличается реактор от установки, где по кругу нейтрино разгоняют. Короче, не важно. Тебе интересно?

— Да!

— Там комната абсолютно темная. А на голове у тебя шлем вроде сушилки для волос в женских парикмахерских. И озоном вокруг пахнет. И ты один — все уходят и двери запирают.

— Ну, и? — нетерпеливо спросил я. — И как ты делаешь это? Ты спишь? Или текст по бумажке читаешь?

Гарик шмыгнул носом.

— Когда установка включается, тут не объяснить. Это почувствовать надо. Слов не подберешь.

— Но ты же копирайтер? Подбери слова!

Гарик задумался.

— Больше всего это похоже на сон. Только все то, о чем ты думаешь, происходит вокруг. Но ты при этом в полном сознании, и даже больше.

— Как это — больше?

Гарик замялся.

— Вот этот момент совсем трудно объяснить…

— Попробуй, я понятливый.

— Ну… Будто ты вышел на сцену, а перед тобой зрительный зал, и все они затаили дыхание. Ты их не видишь, но чувствуешь каждого. Знаешь, что на тебя миллионы глаз сейчас смотрят, и ждут. Их миллионы, но они ничего не могут сделать, потому что все они спят… — Гарик осекся. — Бывает шумок в зале, но в основном спят. Спят — и ждут. И ты начинаешь им представлять… В смысле — воображать… Как будто самому себе воображаешь, но — от их имени. Понимаешь?

— Нет.

— Это не объяснишь, — Гарик поморщился. — В общем, ты начинаешь выдумывать сон, а они его чувствуют. И ты чувствуешь, что они все чувствуют! И ты их как бы мысленно держишь, чтобы не расползались… Начинаешь придумывать сюжет, декорации… Придумал, что ты на дороге. И они — на дороге, каждый. Позади тебя остались красные фонари Таверны — и они видят красные фонари… На дорогу ползет фиолетовый туман с болот… Над тобой два солнца закатываются — синее и желтое.

— Не было там фиолетового тумана, все было серым, — поправил я.

— Врешь! — обиделся Гарик. — Там такие цвета яркие, какие только во сне и бывают!

— Во сне не бывает цветов, — фыркнул я, — сны всегда серые.

Гарик вскинул голову и удивленно посмотрел на меня.

— Мишка, а тебе всегда снятся черно-белые сны?

Я кивнул.

— Ущербный ты, извини, — сообщил Гарик. — Нормальным людям цветные снятся.

Я обиделся.

— Хорошо, считай, что я ущербный. Что я инвалид по сновидениям. Мне никогда ничего цветного не снилось.

— Не заводись, — миролюбиво ответил Гарик.

Но я продолжал:

— Вот живешь, живешь, и вдруг оказывается, что ты ущербный! Что всем людям цветные снятся, а тебе только серые…

— Оно совсем серое? — участливо спросил Гарик.

Я вздохнул:

— Много раз проверял, какого цвета каждый предмет во сне. Всегда только серое…

— А ведь дизайнер. — Гарик недоуменно вскинул бровь. — Казалось бы, должен цвета различать… — Он вдруг осекся и кинул на меня быстрый взгляд: — Постой, что ты сейчас сказал?

— Серое…

— Нет! — Гарик вдруг схватил меня за рукав. — Ты сейчас сказал: много раз проверял!

— Проверял…

— Что это значит? — Гарик испуганно заглянул мне в глаза. — Это как это — проверял?

Я пожал плечами:

— Ну, проверял… Когда ты догадываешься, что это сон, то начинаешь все рассматривать — берешь в руки травинку, смотришь на листья, на солнце, на здания — все серое.

— Как это? Сам начинаешь рассматривать? — изумился Гарик.

— Ну да. Потом решаешь сделать проверку какую-нибудь. Например, я однажды вообразил, что держу в руках пачку разноцветных фломастеров. Гляжу на них — тоже серые!

Гарик смотрел на меня напряженно.

— Фломастеры во сне? — спросил он тихо. — Откуда?

— Да не во фломастерах дело! — отмахнулся я. — Можешь светофор представить, он тоже цветной.

— И он появится? — изумился Гарик.

— Куда он денется? — я снова пожал плечами. — Это ж мой сон.

Гарик смотрел на меня с неподдельным изумлением, но во взгляде его читался страх:

— То есть… — Он перешел на шепот. — Ты можешь сбить свой сон и начать управлять им? Как это тебе удается?!

— Не знаю, всегда умел. А у тебя не так?

— Не так, — Гарик печально качнул головой. — Это ты уникум какой-то. А в постель ты не мочишься во сне?

— Никогда. А ты?

— Я тоже раньше никогда… Ну а если ты спишь, а тебе хочется в туалет? А ты не знаешь, что это сон. Если ты умеешь управлять сном, то тебе наверно захочется представить во сне туалет и в него зайти?

Я усмехнулся:

— Именно так. Но просыпаюсь я все равно сухим. Видно, какой-то рефлекс все-таки…

Но Гарик думал о своем:

— И тогда ты сбиваешь сценарий сна, спускаешься с коня, расстегиваешь латы, подходишь к дереву…

— Именно так вчера и было…

— Так вот кто это был! — воскликнул Гарик с неподдельной болью.

Я смутился и залопотал:

— Гарик, неужели я это… при всех? В смысле, при всех смотревших сон? И все они это видели?!

Он поморщился и помотал головой.

— Не в этом дело. Там так устроено, что видел это только я один.

— Ты меня видел? Как?

Гарик поморщился.

— Как же тебе объяснить… Ну, будто идет концерт, весь зал меня слушает, а один человек вскочил с места, ходит по залу и срывает мне спектакль. Но при этом вижу его только я — потому что я на сцене. А остальные его не видят, потому что смотрят только на меня. И мешает этот зритель мне! Но, боже, как он мне мешает… Он может делать со мной все, что хочет! Это страшно, Миша! Зачем ты это сделал, зачем?

— Пиво пил с вечера, — признался я, — видимо, во сне в туалет захотелось… Но никто же этого не видел, верно? Нигде в интернете про это ни слова! Это был мой личный вариант сна…

— Это был и мой вариант! — воскликнул Гарик с болью с голосе. — Я же рисую его! Это мой сон!

— Предупреждать надо было, — огрызнулся я.

— И что? — допытывался Гарик гневно. — Доигрался? Проснулся в луже?

Я покачал головой и улыбнулся.

— Говорю же тебе — я просыпаюсь всегда сухим. Просто во сне не чувствуется облегчения. А просыпаюсь сухим.

— Вот же сука! — в сердцах воскликнул Гарик. — Сухим он просыпается! А у них там даже душа нет! Мне еле-еле чьи-то треники дырявые нашли, пришлось тащиться в них домой за другим костюмом! Я-то планировал сразу оттуда в офис ехать…

— Извини, я же не думал, что… — И вдруг до меня дошло: — Послушай, значит, мы тоже способны управлять сном?

— Не мы, а ты, дубина! И только сном ведущего!

— Интересно, кто же сегодня был ведущим?

Издалека вдруг послышался голос Оли:

— Эй, болтуны! А вы знаете такого Имелькиса?

— Понятия не имеем! — отмахнулся я.

— Имелькис? Дмитрий Имелькис? — вскинулся вдруг Гарик. — Это журналист известный и писатель — пишет фантастические детективы. А что он опять написал?

— Да вот в новостях пишут… — Оля постучала по клавишам и зачитала: — Известный писатель и журналист Дмитрий Имелькис госпитализирован в подмосковную больницу с обширной кровопотерей. По свидетельствам работников института НИИН РАН подмосковного города Новоплощадниково, вызвавших неотложку, Имелькис пытался покончить жизнь самоубийством, перекусив вены на руках. Однако следствие не исключает версию покушения. Врачи уверяют, что жизнь пациента вне опасности. — Оля хмыкнула. — Совсем нас за идиотов держат — писатель забрался в НИИН и там перекусил сам себе вены, ага…

Мы с Гариком переглянулись.

— Знаешь, — сказал я задумчиво, — похоже, есть способ бороться с нашим новым спамом…

— Это тоже была твоя работа? — с ужасом прошептал Гарик.

Я смутился.

— Я ж не знал, теперь буду аккуратнее. Ты главное скажи, я один такой феномен в этом твоем… в зрительном зале? Или там еще были?

— Там еще человека три шевелилось, — вспомнил Гарик. — Но они мне мешать не стали.

— Станут! — пообещал я. — Честное слово, станут!

Повернулся и пошел к своему компьютеру.

— Ты что задумал? — прошептал Гарик, семеня за моей спиной. — Ты представляешь, какое это бабло? Да они тебя вычислят и убьют!

— Не бойся, — усмехнулся я. — Сам говоришь, не один я умею управлять снами. Просто те трое пока не знают, что тоже могут управлять ведущим. А я напишу в интернете, и они узнают. И как только реклама начнется… Ох, не завидую я тем креативщикам, которые будут вещать!

Гарик вздохнул:

— Руководителям бы вломить. А вы накажете какого-нибудь сценариста наемного.

— А не жалко мне его, — сурово ответил я. — Правильно Николай Корешов говорил, настоящий мастер слова никогда не продастся за деньги. А остальных не жалко.

Загрузка...