Звездная бирема «Аквила». Рубеж

Глава 11

Бирема, на миг нестерпимо сверкнув ультрамарином щитов, выполнила изящный и сложный маневр, подавляя последний из преграждавших ей путь автоматических огневых узлов станционной обороны. И тут же, словно птица, вырвавшаяся на волю, исчезла во вспышке рат-перехода. Остаточный след ее ускорителей какое-то время еще был виден в пространстве, выдавая курс беглянки, но вскоре рассеялся и он.

— Красиво, — молвил трибун Клодий, не скрывая восхищения, и остановил воспроизведение. А потом вздохнул и повторил, глядя на гаснущую сферу вирт-проекции: — Бесподобно красиво. Ты не согласен, Марк Випсаний?

Претор станции Цикута ответил тяжелым «тигриным» взглядом. Красавчик-трибун, репликаторный отпрыск печально знаменитой фамилии Клавдиев, раздражал Випсания Бибула безмерно. Но патрицианская выдержка не позволяла злости прорваться наружу. Кроме того, инстинкт самосохранения весьма силен у живорожденных. А Клодий, несмотря на внешность, подобающую скорее амикусу, нежели трибуну Республики, уже доказал свою опасность. Ибо непредсказуем был и подл.

— При всем уважении к твоей должности, народный трибун, в тот момент мне было не до эстетики.

Клодий тонко улыбнулся, оценив маневр уклонения, который претор Цикуты выполнил с ловкостью опытного наварха. Ничуть не хуже, пожалуй, чем командир этой шустрой биремы… как бишь ее?

— «Аквила», — вздохнул трибун. — Образцовая бирема, согласно всем отчетам. С парой лучших офицеров сектора в командных креслах на мостике. Последние годы ты пестовал этих Аквилинов так, словно планировал жениться на навархе и усыновить префекта — или наоборот? Неудивительно, что тебе не удалось остановить своих беглых… питомцев, Марк Випсаний.

Бибул почти беззвучно скрежетнул зубами в ответ на очередное тонкое оскорбление.

— Как печально видеть человека, укушенного собственным псом, — трибун испустил очередной сочувственный вздох. — Итак, Аквилины угнали бирему, устроили побег лигариям, похитили своего психо-куратора, на закуску лишили станцию Цикута немалой доли оборонных систем, а потом… Что они сделали потом?

— Разве ты не ознакомился с докладом прежде, чем прибыть сюда лично, трибун?

— Н-ну… Вдруг за время моего перелета мятежники еще что-то успели натворить? — Клодий хихикнул. — Погоди-ка, так и было! Захватили патрульную либурну, между делом наваляли парфам и исчезли в пространстве. Растворились, надо полагать?

Трибун откровенно провоцировал претора, добиваясь хоть какой-то реакции: резкости ли, колкости или хотя бы возражений. Но Марк Випсаний считался опытным игроком в политические игры еще в ту пору, когда Клодий в своем репликаторе только-только начал из зародыша превращаться в плод. Поэтому все подначки молодого оптимата старый опытный популяр встречал непробиваемым спокойствием и вежливостью, от которой сводило скулы.

— Ты по большей части прав, трибун. Если допустимо использовать такую метафору для обозначения прыжка в червоточину, то они определенно растворились. В пространстве.

Клодий перестал ухмыляться и покачал головой, становясь серьезным:

— Из чего следует, что Курион остался лигарием, причем действующим. То есть твои мятежники не ставили перед собой цели освободить лидера популяров и устроить маленькую революцию. Они просто украли лигариев для… как бы выразиться?.. личного пользования. Этот маленький штрих меняет картину, Марк Випсаний. Ты почти убедил меня, что заговора популяров на Цикуте Вирозе не было. Однако почему ты не преследовал беглецов?

Випсаний Бибул пожал плечами:

— К несчастью, в моем распоряжении не так уж много боевых кораблей. К тому же, совсем мало навархов, способных тягаться с Ливией Аквилиной. Впрочем, ты можешь попытать счастье, господин, — претор Цикуты все-таки позволил себе тонкую, едва уловимую колкость: — Только прежде надобно их найти. А я, увы, совершенно не представляю себе, куда наши мятежники решили отправиться.

Марк Випсаний уже не намекал, а открыто напоминал: все, что покинуло пространство сектора, становится проблемой Сената, метрополии, лично трибуна Клодия, но никак не претора астралис Цикуты Вирозы. Будь то мятежная бирема, похищенные лигарии или беглый лидер популяров.

— Как изящно ты избавился от проблемы, Марк Випсаний, — улыбнулся Клодий. — Наверняка еще и вслед помахал. Что ж, все верно. Теперь поисками и уничтожением мятежников займусь я и флот метрополии. Однако не обессудь, если в результате моих поисков от твоих выкормышей-Аквилинов не останется и космической пыли. Vale!

«Смотри, как бы мои Аквилины тебя самого не распылили, cacator, — мысленно пожелал претор вдогонку частной барке Клодия, медленно выходящей из дока. — На таком прогулочном корыте только „Аквилу“ ловить, ну да, ну да».

— Итак, дружище-Ацилий, и куда же ты собрался? — мурлыкал Клодий, лениво пролистывая отчеты и рапорты, которыми щедро, даже в избытке, поделился Бибул. — Мятеж — твоих рук дело, несомненно. Мы-то с тобой знаем, что лигариев не обязательно держать в банке, чтобы водить корабли. Теперь вот и Аквилины это знают. И куда же ты поведешь их, мой Гай? Неужели…

Трибун сладко, совершенно по-кошачьи облизнул идеальные губы и прижмурился.

— Наварх! Проложи курс в Галийский сектор. Система… Бренны. Да, именно. Курс на Бренну.

— Запрос станции системной обороны!

Это были первые слова, которые Квинт Марций услышал, когда мятежная эскадра вынырнула из кротовины, а экипаж — из вечности безвременья.

— Транслируй наши сигнатуры! — скомандовали они с Ливией в один голос и так же синхронно повернулись к посту связи. — Срочно!

Нет, ну логично же, если из червоточины, ведущей в бесполезный необжитой сектор, время от времени появляются пиратские корабли, то эту лазейку надо, как минимум, держать под контролем. И не нужно быть великим стратегом, чтобы изначально не рассчитывать на ласковую встречу со стороны хозяев звездной системы Бренны.

Из-за флюктуаций, создаваемых кротовиной, контакт с галийской станцией опасно затянулся, и мятежники успели пару раз попрощаться с жизнью. И если даже у префекта затылок взмок от пота, то напряжение, царившее в эти долгие секунды в торвентории, достигло критической отметки. Но умница-Фульвий проявил просто-таки чудеса сообразительности. Оно и понятно, когда тебя держат на прицеле, мыслительные процессы резко ускоряются. Лары ведают, какой фокус придумал Фульвий, но связь заработала.

— Сигнатуры подтверждены, наварх! Нам выделен конус-маршрут, — звонко отрапортовал связист, едва переводя дух.

— Прекрас-с-сно.

Даже у Ливии Терции голос прозвучал глуше, чем обычно. Все же они отчаянно рисковали, прежде всего — без предупреждения получить удар в лоб и украсить обломками кораблей устье червоточины.

— Если уж паршивые алнотские варвары регулярно проделывали с галийцами эту шутку и оставались не внакладе, то и нам стоит попробовать, — заявила наварх. — С нами Вечные боги, квириты!

И снова Ливия оказалась права.

Теперь надо показать галийцам, что у незваных гостей самые мирные намерения.

— Торвенторий, полный отбой. Орудия — на нулевой цикл. Всем… отдыхать.

Ни один сканер не должен фиксировать активность орудийных реакторов. И не зафиксирует, потому что «Аквила», образно говоря, втянула когти и показала галийцами пустые ладони в универсальном жесте безоружности. Самый тупой командир поймет — республиканцы пришли с миром.

— «Либертас»… — выдохнул Квинт Марций и осекся.

Аквилины на мостике, как по команде, возмущенно фыркнули. Опять что-то не так?

— Твоюцентурию! Я обязан проверить…

И в то же мгновение префект получил отчеты о выполнении приказа — абсолютно одинаковый бланк и от «Целеры», и от «Либертас». Все по инструкции от первого до последнего слова, но почему-то в пиктограммах авторства Марции Септимии содержалось столько немого укора, что Квинт досадливо прикусил губу.

— Астрогация, точно следуем предложенному курсу, чтобы им не к чему было придраться. Мы же и вправду невиннее весталки, квириты, согласны?

— Типа, нас все хотели во все дыры, но мы никому не дали, — тихонько проворчала себе под нос Кассия, с недавнего времени заведшая странную привычку озвучивать коллективную мысль.

Что правда, то правда, для галактической девственницы «Аквила» имела слишком потрепанный и опытный вид.

— Остается лишь надеяться, что встречать нас будут не по одежке.

— А по толщине счета, — снова брякнула расторможенная Фортуната.

От эйфории после удачной коннекции у неё окончательно развязался язык, и теперь она осматривалась вокруг с самым благостным видом. Патриций, тот просто вырубился и заснул с улыбкой на устах. Его нареченная, напротив, болтала без остановки, она никогда прежде не бывала в Галийском секторе, она жаждала узнать о нем как можно больше. Прямо сейчас! Главное, не соврал ли божественный Ацилий насчет лисиц. Есть на Бренне лисы или нет, вот в чем основополагающий вопрос! Когда этой проблемой озабочена крепкого сложения девушка-манипулария, то ответа она добьется любой ценой. И кабы не Ицилий с чудодейственной сывороткой в инфузоре, то Аквилинам пришлось бы несладко.

— Гая Ацилия ждет нескучная жизнь, — заметила Ливия, пряча улыбку.

— Божественного всё устраивает, судя по всему.

— Какой ты внимательный, однако, Квинт Марций. Даже это заметил? Ух ты!

Был в интонациях наварха изрядный процент сарказма неизвестного происхождения. То ли намек, то ли упрек. По старой привычке префект тут же выкинул слова Ливии из памяти. В опасной ситуации всё, что не касается службы, не заслуживает и внимания. Вот прилетят они на Бренну, и уж тогда…

Сроду не имевший в собственности ничего ценнее виртуальных книг, Квинт Марций с трудом себе представлял счет в финансовом центре чужого сектора. Фантазии хватало лишь на картину с авантюрным привкусом: груда золотых слитков, тускло мерцающих в полумраке подземного хранилища, и склонившийся над ней патриций. Разумеется, для полноты образа серые очи Гая Ацилия обязаны сверкать алчным блеском, губы — кривиться в хищной усмешке, а пальцы — совершать скребущие движения.

Аквилин нервно тряхнул головой, отгоняя видение. Какое-то оно получалось негероичное и непатриотичное.

«Хорошо, — сказал себе префект. — Пусть будет так». И вот уже Божественный Ацилий с презрением попирает золотую кучу, с явным намерением потратить все накопленное богатство на ремонт «Аквилы» и «Либертас», а так же полное переоснащение «Целеры». «Да, такая фантазия гораздо лучше», — подумалось Квинту Марцию, и он принялся мысленно тратить патрициево воображаемое золото на воображаемую же реконструкцию биремы.

Преприятнейшее занятие! За ним его и застукала Марция Либертина. Пост связи не без тайного умысла подключил проекционный экран префекта к аналогу на борту либурны. И целых две с половиной минуты центурионша могла любоваться расслабленным лицом размечтавшегося Квинта Марция Аквилина. Тоже, своего рода, маленький подарок для незаслуженно обиженной коллеги.

— Ох! Прошу прощения, доблестный.

Кажется, он смутился от этого пристального взгляда сильнее, чем девушка — от своей дерзости.

— Привет и тебе, Либертина.

— Я составила список приоритетных работ. Ознакомься.

Префект пробежался глазами по мерцающим строчкам, но особо вчитываться ему не хотелось, а уж тем паче, перепроверять. В конце концов, она же Марция.

— Знаешь, — сказал он, медленно подбирая слова. — А я ведь никогда не бывал за границами нашей Республики. И не хотел, и не было возможности. Странное чувство.

— Вроде и не плен, но так непривычно, — ухватила налету его мысль Марция Септимия. — Если ты оказался в чужом секторе, то либо мы победили, и тогда — всё вокруг наше, либо…

— Либо проиграли. Со всеми вытекающими.

Квинт Марций одно за другим выводил на экран изображения с галийской планеты, словно пытался за красивой картинкой рассмотреть что-то большее. Ну, что сказать… Это был очень ухоженный мир, упорядоченный, чистенький, почти рекламный. Бренна, как и все галийские миры, торговала строжайшей банковской тайной и полнейшей анонимностью вкладов, но кроме того — самыми современными экотехнологиями. Искусственный биоценоз полного цикла — от микроорганизмов до высших хищников — недешевое приобретение, и покупателю обязательно захочется увидеть товар своими глазами. Воля заказчика — воля богов, как говорят галийцы. Два из четырех естественных спутников и около десятка искусственных были отданы под демонстрацию творений бреннских экотехнологов.

«Орбитальная бомбардировка — еще не повод для отчаяния! — гласила вездесущая рекламная строка. — Хотите начать все сначала? Экосистема в кредит под выгодный процент с отсрочкой первого взноса!»

— Мудрая стратегия, — усмехнулась Либертина. — Не можешь завоевать — дай взаймы.

— Галийцы не воюют, потому что прекрасно знают, что крупные инвесторы и частные вкладчики очень не любят шума и неразберихи. Да и не так они сильны поодиночке. А договариваются между собой галийские племена с трудом.

Несколько минут Квинт Марций любовался крупным инсектом, присевшим на блестящую чешуйку серебристого автотрофа-медоноса. Существо, состоящее, кажется, из острых углов, утопало когтистыми лапками в скоплениях гаметофит, из которых затем произведет ценнейший концентрат белков, микроэлементов и аминокислот. И все это невзирая на уровень радиации. Но если бы к изображению не имелось пояснений, то префект решил бы, что видит стыковку двух звездных кораблей. Еще более ошеломляющее впечатление производило целое поле цветущих медоносов. А ведь какому-то миру позарез требовалась экосистема, похожая на сон безумца.

— И все равно очень красиво, — осторожно молвила Марция. — Наверное. И немного страшно. По сути-то, эти галийки творят миры.

— Ничего такого, чего бы уже не придумала природа. Во всяком случае, ничего принципиально лучше и совершеннее они не сделали и не сделают.

Квинт Марций продолжил листать дальше роскошно оформленный каталог. Чего у галийцев не отнять, так это умения подать свой уникальный товар. «Купи себе экосистему — почувствуй себя богом!». Заманчивое предложение, не правда ли?

— А что бы ты себе купил? — спросила девушка.

— Остров-скалу в каком-нибудь море.

— Почему-то я так и подумала.

— А ты?

Марция Либертина долго голову над вопросом не ломала.

— Еще один остров. Рядом с твоим, доблестный.

И отключила связь.

— … ер таможенного контроля Бренны… Маденн. …ель …ита?

Силуэт галийца, облаченного в традиционный мундир в бело-зеленую полоску племени бреннов, дрожал, трепетал и расплывался на экране. Проекция вдруг пошла горизонтальными полосами, что в сочетании с броской расцветкой мундира обитателя Бренны дало интересный визуальный эффект.

— Фульвий, — терпеливо молвила Ливия, покосившись на связиста. — Сделай что-нибудь с этим… орнаментом. В глазах рябит.

— Секунду, наварх, — буркнул тот, возясь с настройками: — При таком раздрае, что у нас с антеннами, хорошо, что хоть в клеточку галиец, а не в цветочек… Готово!

— Говорит Маденн, офицер таможенного контроля Бренны. Прошу незамедлительно сообщить цель вашего визита!

— Полоска — это его естественный окрас, — одними губами пояснил Фульвий для наварха. Так, на всякий случай.

— Хоть в горошек, лишь бы пристыковаться дали… Божественный Ацилий! — Ливия развернулась к патрицию, дескать, твой выход.

Лидер мятежников церемонно представился, не забыв упомянуть о том, что является счастливым обладателем некого счета в неком банке Бренны. После второго по счету упоминания о счете и «некоторой сумме» таможенник пошел пятнами и судорожно закивал. Суммы вкладов в местных банков стартовали от… в общем, имели вполне астрономические значения.

— … и, памятуя о великолепном сервисе, предоставляемом в доках вашей прекрасной системы, я намерен потратить значительную часть этой суммы здесь, на вашей прекрасной планете. Кроме того, уверен, что ваша прекрасная планета может предложить еще массу интересных способов потратить деньги на что-то, кроме… э… косметического ремонта кораблей моей эскадры… э… милейший офицер Маденн, — все плотнее и плотнее запутывал Ацилий галийского таможенника в паутину своей риторики.

— Добро пожаловать на нашу прек… э… в пространство Бренны! — отчеканил офицер, буквально поедая глазами платежеспособного патриция. — Список контактных данных…

— Благодарю. Нет нужды беспокоиться, офицер, я знаю, к кому мне обратиться, — кротко молвил Ацилий. — Дальнейшие инструкции можно передать командиру флагмана моей эскадры.

Ливия выгнула бровь, весело покосившись на Божественного. Ацилий нынче определенно пребывал в дипломатическом ударе. Во всяком случае, на галийскую таможню его речи подействовали гипнотически.

— Хорошо бы и матрону Бренны так заворожить, — тихонько шепнула наварх и переключилась на таможенника: — Офицер Маденн, мы готовы принять инструкции.

На орбиту самой Бренны, конечно, мятежную эскадру никто не пустил, да республиканцы и не настаивали. В пространстве вокруг галийской планеты хватало интересного, чтобы удовлетворить любопытство даже столь неуемное, как у Кассии, а вопросы финансов и ремонта решались переговорами, которые Ацилий провел, не выходя из претория.

— Бренна — очень гостеприимный мир. Очень мирный.

Патриций, довольный итогами своего общения с галийцами, решил обнадежить Ливию. Пока что наварх «Аквилы» наблюдала за весьма оживленным пространством Бренны без особого энтузиазма. Должно быть, чувствовала себя уязвимой.

— Со мной связались из канцелярии матроны. Послезавтра я нанесу госпоже Эпониме личный визит в ее резиденцию и решу все вопросы касательно… Ты слушаешь меня, наварх?

— И впрямь симпатичный мирок, — пробормотала Ливия, не оборачиваясь. С обзорной палубы «Аквилы» вид открывался великолепный. Один из спутников Бренны, зелено-голубой и роскошный, медленно проплывал за окном, словно проекция в вирт-каталоге. — Нарядный такой. И неплохо защищенный.

Ала патрульных истребителей Бренны прошла достаточно близко от биремы, чтобы напомнить — за гостями присматривают.

— Галийцы не воюют с клиентами, — терпеливо напомнил Ацилий. — Вся галактика это знает. А мы — клиенты, к тому же платежеспособные. Казна моей партии, как оказалось, сохранилась в целости и с лихвой покроет все расходы на переоснащение эскадры. И не ты ли уверяла, что «Аквиле» нужно в… э… сухой док?

Наварх оторвалась от созерцания лихих виражей галийского патруля и кивнула:

— Господин, в вопросах межзвездной дипломатии я полностью полагаюсь на тебя. Раз ты говоришь, что здесь безопасно, у меня нет причин не верить. Однако я предпочла бы не ввязываться в противостояние с местным флотом. Поэтому сделай милость — будь столь дипломатичен, сколь это вообще возможно. Если возникнут сложности… я не уверена, что мы сможем унести ноги из этого… нарядного пространства.

— Не беспокойся, наварх. Матрона Бренны не из тех глупцов, что режет курицу, несущую золотые яйца. Кстати… раз уж мы здесь, ты не хотела бы устроить экипажам увольнение на берег? На лунах Бренны есть специальные демонстрационные зоны, которые стоило бы посетить. Я планирую взять Кассию и отправиться на Вторую луну. В тамошних лесах есть на что посмотреть. В прошлый раз…

— Я подумаю, — перебила его Ливия. — Насчет увольнительных и твоего посещения местного заповедника. А сейчас прости меня, господин, мне необходимо переговорить с префектом.

Но побеседовать с Квинтом Марцием ей не удалось. Префект настолько сосредоточенно общался с юной Либертиной и выражение лица у него при этом было столь озадаченное, что Ливия, испытав прилив непривычной сентиментальности, постояла немного, слегка улыбнулась и бесшумно попятилась. Заодно она предусмотрительно погрозила пальцем притихшим офицерам мостика, которые тщательно не смотрели на префекта и очень старались не прислушиваться. Впрочем, факт беседы и ее предмет не были секретом ни для кого на «Аквиле», особенно для вигилов, охранявших мостик. Эти так увлеклись, что даже наварха не заметили.

— Да когда же нашего Доблестного проймет-то? — возмущенно шептала одна вахтенная вигилия другой. — Либертина, бедняжка, скоро сама из туники выпрыгнет, а он и ухом не ведет!

— Палладиевый сплав, а не мужчина! — поддакнула ее товарка, сочувственно зыркнув на двери. — Но все ж таки, думаю, если Либертина его на планетку вытащит, глядишь, и срастется у них. На Второй луне у этих галиек роскошные пляжи и море такое те-еплое… И еще эти, как их, ну, волосатые такие…

И белокурая девица, сжав могучие кулаки, двусмысленно ими покрутила.

— Яйца, что ли? — не поняла жеста подруги другая вигилия. — Или амикусы галийские?

— Кокосы, дурища! — фыркнула блондинка и поперхнулась, наконец-то заметив, что за сплетницами невозмутимо наблюдает наварх.

— Виниция Секстия и… А! Рубиллия Секунда, конечно же. Центурион Вителлий уже выпустил вас из карцера? Поторопился… — обронила Ливия, проходя мимо притихших девиц.

Но настроение у наварха было лирическое, наказывать вигилий не хотелось, да и повод был пустяковым. Экипаж без сплетен о личной жизни командиров — это не экипаж, а недоразумение. Тем паче, что в «вопросе префекта» Ливия с корабельными сплетниками была солидарна. Ей тоже не терпелось увидеть «момент истины», тот миг, когда Квинт Марций осознает наконец-то, что кроме кораблей и сцинков во вселенной существуют еще и живые влюбленные женщины. О чувствах Марции Либертины знала уже вся эскадра, даже Северин как-то сочувственно поинтересовался, нет ли у префекта «Аквилы» проблем с либидо. «Только с головой», — ответила на это Ливия, а про себя решила, что раз летучий Квинт не способен сам разглядеть свой шанс, надо его заставить. Ибо в обязанности наварха, помимо прочего, входит и поддержание психологического здоровья в экипаже.

С одной стороны, Ливии было чем заняться и кроме выслеживания закончившего вахту префекта с целью устройства его личной жизни. С другой же… подумав, наварх переместила эту задачу в приоритетные. Ибо, по хорошему-то, в эскадре все и так занимались каждый своим делом, а от командира требовалось только осуществлять общий контроль да визировать приказы и протоколы. Спецификациями для ремонта ведала Фабриция, которая крайне вежливо попросила не донимать ее прежде, чем инженеры закончат расчеты. Дипломатия и вопросы финансирования — задача Гая Ацилия, иначе на кой вообще нужны эти патриции? Над протоколами безопасности корпел шеф вигилов, с карантинной службой Бренны общался Ицилий, и даже Гней Помпилий нашел, чем себя занять. В итоге текущие задачи Ливия решила в течение часа, после чего с чистой совестью оставила мостик на Плавтия и отправилась побеседовать с префектом. Он как раз, по ее расчетам, должен был уже «отмереть». Ведь когда Квинт Марций покидал мостик, вцепившись в Фиделиса, словно тот был последним респиратором в задымленном отсеке, на лице у префекта отражалась работа мысли. Аж морщины собрались и желваки заиграли.

Квинт Марций нашелся на обзорной палубе. Стоял он, одной рукой опираясь о переборку, другой — прижимая к себе Фиделиса, и был столь сосредоточен и задумчив, что вахтенные вигилы старались не дышать. Префект созерцал пространство за бортом. В пространстве в больших количествах летали галийские истребители.

Зрелище это: Квинт Марций на фоне звездного бархата, расчерченного полетами галийцев; Фиделис; притихшие вигилы — было настолько завораживающим, что Ливия тоже немного постояла и посозерцала, прежде чем сказать негромко:

— А они словно дасциллы, — и добавила, не дожидаясь вопроса: — Дасциллы. Полосатые рыбки. У Марка Фурия на «Севере» был аквариум, представляешь? Там такие жили.

— Хм… — многозначительно ответствовал Квинт Марций.

Рыбок ему было действительно жалко, Фурия — тоже, но меньше, чем рыбок.

Наварх прошлась по палубе, заложила руки за спину и встала слева и чуть позади от префекта. Бросив косой взгляд на вигилов, она убедилась, что парни, кажется, вообще перестали дышать. Еще бы! На таком маленьком корабле сложно сохранить хоть какую-то тайну, но не каждый день удается поприсутствовать при личной беседе командиров.

— Все-таки он потрясающий, этот Северин. Меня в дрожь бросает, стоит лишь подумать о том, каково это: потерять единственное, что мы так любим. Корабль. Экипаж. Маленькую личную слабость, — она с улыбкой глянула на сцинка. И, тут же посерьезнев, повысила голос: — И остаться после этого в живых! Может быть, все дело в том, что мы слишком ограниченны здесь, на нашем корабле? Отгородились от вселенной и ее чудес, не позволяя себе даже на один день забыть о нашем крошечном мирке… Ты сейчас Фиделису хребет сломаешь, бедняге. А ведь он никуда не денется, Квинт Марций. И «Аквила» тоже. Просто вдруг пришло в голову: а не напомнить ли моему летучему префекту, что в галактике есть и другие объекты, достойные внимания и любви, кроме бирем и сцинков?

Первый порыв Квинта Марция — прижать Фиделиса к себе покрепче — верткий ящер предотвратил хлестким ударом хвоста и укусом за палец.

— Ах ты! — префект зашипел сквозь зубы, но сцинка из рук не выпустил. — Достойные внимания, говоришь? Например?

На ум ему приходили какие-то банальные политические лозунги, но, понятно же, что Ливия имела в виду нечто иное, кроме любви к родине. Что?

Вигилы навострили уши.

— Вторая луна Бренны, — усмехнулась женщина. — Море. Пляжи. Кокосы. И прочие достопримечательности. А так же — люди.

Взгляд, полный мрачной подозрительности, был ей ответом, и наварх потеряла терпение:

— Ты меня с ума сведешь, Квинт Марций! Нельзя же быть настолько… Короче, сделай себе и мне маленький подарок — отправляйся в увольнение. На берег, — и для наглядности ткнула пальцем в направлении пресловутой Второй луны. — А чтоб не скучно было, прихвати с собой Марцию Либертину. Это было лирическое отступление, а теперь ознакомься с приказом.

Она развернула планшет и хмыкнула, прочищая горло:

— В целях расширения кругозора и изучения культурных традиций вероятного противника, а также для повышения морального духа среди старших офицеров эскадры предписываю префекту «Аквилы» сопроводить…

Один из вахтенных отчетливо икнул и тут же беззвучно ойкнул.

Ливия осеклась и почти жалобно взглянула на Квинта Марция:

— Слушай, префект, может, сам себе прикажешь, а? Проведи для девушки экскурсию по Второй луне. Разве наша Либертина не заслужила хотя бы однодневный отпуск? А кому мне ее еще доверить, Флавию, что ли? Будь хорошим Марцием, последи за девочкой. А! И еще! — она быстро полистала в планшете. — Вот! Список литературы. Классической. Я думаю, девушке будет полезно послушать, а тебе — еще полезней вспомнить классику. И не сомневайся. Мы без тебя не улетим.

По привычке бросив взгляд на список литературы, Квинт Марций тут же насторожился. Первым пунктом шел старый добрый Овидий с «Искусством любви». Префект сразу догадался — это намек. К тому же, Фиделис тоже взирал на него с нескрываемым любопытством, высунув синий язык. И не только сцинк, но весь отсек.

— Тем самым ты, Ливия Терция, рекомендуешь мне повести девушку на свидание. Хм…

И тут совершенно непонятно — обижаться или нет. Он ведь и в самом деле ведет себя как болван.

— Не рекомендую. Приказываю. Ты же помнишь, что я командую этой эскадрой? Так что это приказ, префект, — отчеканила Ливия. Она повела руками, очерчивая в воздухе нечто, по контуру напоминающее большие песочные часы: — Люди, Квинт Марций. Не корабли. Не сцинки. Люди, среди которых встречаются молодые красивые женщины. Пляжи. И кокосы. Все! Выполнять!

К счастью, Фиделиса не пришлось отрывать от плеча префекта, а самого Марция — от переборки. Наварх недвусмысленно подтолкнула его к дверям. Дескать, время пошло.

— Слушаюсь, — буркнул Аквилин.

Если хорошенько вдуматься, то приказ наварха целиком и полностью совпадал с желаниями префекта. Такое редко случается. К тому же в спину Квинту пристально смотрел синеязыкий сцинк. И ухмылялся!

— Feci quod potui, faciant meliora potentes[8], - молвила наварх, обращаясь то ли к Фиделису, то ли к «Аквиле». За спиной Ливии вигилы украдкой одобрительно подняли большие пальцы. И уже через 15 минут во всей эскадре о том, что Ливия Терция приказала Квинту Марцию отправиться на свидание с Марцией Септимией, не знала только сама Либертина.

Сколько помнила себя Кассия, экипаж квинквиремы «Фортуна» никогда без дела не сидел. Тренировки сменяли занятия по политической подготовке, в промежутках всегда находились практикумы по ремонтным специальностям. Кассия, та, положим, ни одного урока сварочного дела не пропустила. А еще были конкурсы, соревнования и чемпионаты. Десятки соревновались с другими десятками, центурии — с центуриями, непрерывное соперничество шло между флотскими и армейскими, и, разумеется, звездные корабли неистово дрались в бескровных поединках за первенство быть лучшими в Республике. Так что если подчиненные Публия Меммия хором не горланили новую песню на очередной конкурс, то выясняли, кто на «Фортуне» лучше всех ходит строем, знает исторические даты, решает логические задачки, собирает головоломки или, скажем, кто вырастил самого толстого виртуального кота.

А еще за каждое достижение полагались бонусы, в том числе и за участие в культурных мероприятиях. Таковыми считались коллективные экскурсии на планеты и спутники, до которых Кассия всегда была охотница. И только благодаря её неуемному любопытству Публий Меммий своими глазами увидел поверхность колонии Аррии Секунды и даже благоговейно сорвал три живых настоящих ромашки. На специальном поле для экскурсантов — в подарок своим девушкам. Если закрыть глаза, то бывшая Фортуната до сих пор видела эту сцену: знойный день, цветущее разнотравье до горизонта и здоровенный десантник, от волнения кусая губы, деликатно касается тоненького стебелька и несколько мгновений колеблется. Цветы-то живые.

Потом увядшие ромашки утилизировали, а на память осталась лишь снимок — три девушки с неуставными цветочками в волосах.

Но то была Аррия Секунда, один из «домашних» лацийских миров, знакомый и понятный, даже если твоя нога всего лишь раз ступала на его поверхность. Теперь за бортом «Аквилы» находился мир чужой.

— Дорогая, ты так сурово сопишь, будто собираешься эту Бренну завоевать, — с улыбкой молвил Гай Ацилий. — Или, как минимум, купить.

В последние четверть часа они с Кассией незаметно поменялись ролями: Курион оторвался от своего планшета и наблюдал, как она ожесточенно листает вирт-каталог. А еще она много думала, и это занятие всегда отражалось на её смуглом лице как в зеркале.

— Я вот тут внезапно сообразила, что впервые заявлюсь как твоя… как эта самая… как женщина из твоей семьи, короче.

— Очень на это рассчитываю. Твое присутствие рядом — это огромный плюс в глаза матроны, — уверил её Гай.

— А ведь кабы я оставалась Фортунатой, то и мечтать не смела бы, верно? — не унималась Кассия. — Даже если в составе конвоя, все равно никаких увольнительных для рядовых.

— Логично. Так что тебя беспокоит?

Девушка поглядела на своего… лидера жалобно-прежалобно.

— Чепуха какая-то в голову все время лезет. Лежу вот, никому не мешаю, смотрю рекламу, а оно как-то само собой происходит — строятся планы на будущее. Н-ну… вроде когда-нибудь потом мы с тобой сюда еще раз сможем прилететь, вместе по лесу гулять, а потом купим аррианское ромашковое поле и… Ведь получается, у нас с тобой одно будущее на двоих? Это странно, да?

— Если мы победим, — уточнил Ацилий.

— Да без разницы! — отмахнулась бывшая манипулария. — Ни у кого из наших, если мы не на одном корабле служим, никакого общего будущего нет. Вот как у Аквилина и Марции Либертины.

В эскадре только и разговоров было, что о предстоящих увольнительных и непонятливом Квинте Марции. Сектор рекреации пребывал в глубоком трауре по всем высоким и чистым чувствам, которые растоптаны грубыми калигами «летучего» Аквилина.

— У меня уже в печенках скулёж Дафны с Виолой. А Либертина, не будь дурой, пошла бы к префекту самолично, да и завалила Доблестного в койку. Тоже мне, делов-то!

Патриций смущенно хмыкнул, он еще не до конца привык к прямоте своей дестинаты.

— Аптериксу понятно же, что это их единственный шанс здесь и сейчас получить капельку любви. Какого ж… хм… они канитель развели? А? — всплеснула руками Кассия в жесте крайнего недоумения. — Я об этом думала, злилась на них, сама не понимая, откуда что берется, а потом вдруг догадалась…

— О чем?

— Теперь, когда я… когда мы с тобой навсегда вместе, до самой смерти, я поняла, что надо хвататься за любую возможность. Раньше не понимала, а тут словно по башке врезали. Как думаешь, это от книжек случилось? Может, к Антонию сходить? Или к Либертине — мозги ей вправить?

Но, разумеется, к центуриону «Либертас» никто не пошел. Не настолько далеко зашло превращение Кассии из рядовой в «госпожу», чтобы указывать старшему офицеру.

— Давай-ка вместе выберем, куда отправимся и что смотреть станем, — предложил Гай Ацилий, устраиваясь рядом с Кассией. Обнявшись, голова к голове, рука об руку. Общее будущее, как ни крути, объединяло.

— Да нет особого выбора. Жадные тетки! Но в лесу у них точно есть лисицы, я три раза проверяла.

— Тогда — только в лес, — безропотно согласился патриций, а потом подумал и добавил: — С ромашковыми полянами на Тиррене проблем нет.

— Правда? Вот и не будем лишний раз тратиться, — обрадовалась Кассия. — Галийские жлобихи цены на свои экосистемы не сложат, если честно. Обдираловка!

В галийские миры, конечно, прилетали не только торговать и хранить большие деньги. Традиционный нейтралитет, который матроны, вне зависимости от внутригалийских отношений, соблюдали в отношении всех прочих обитателей этой части галактики, безопасность и постоянное бурление экономических потоков создавали идеальные условия не только для дипломатии, но и для шпионажа. И залётные мятежники, разумеется, не могли упустить шанс разузнать, что же творится в Республике и в сопредельных секторах. Поэтому в увольнение «на берег» отправились не только счастливчики, первыми вытянувшие «белый камень» при жеребьевке, но и аналитики из команды Юлии Примы. Информация эскадре Ацилия была сейчас нужнее даже, чем ремонт и припасы. Не верить же на слово матроне Бренны, даже если госпожа Эпонима решит вдруг поделиться сведениями?

— Заодно и сэкономим, — радовалась Ливия, проводив Квинта Марция «на экскурсию» и поглаживая сцинка, пригревшегося в опустевшем кресле префекта. — Галийцы бесплатно даже «Salve!» не скажут, а так хоть что-нибудь, да разузнаем. И мы тут, пока ждем, тоже дремать не будем, правда, Фиделис? Мы будем держать ушки на макушке и поглядывать по сторонам, да, мой хороший?

— Так точно, наварх! — привычно ответил вместо ящера Плавтий. — Будем глядеть в оба!

— И слушать тоже, — вздохнул с поста связи Фульвий, опечаленный тем, что со жребием ему не повезло. — Наварх, «Целера» вызывает.

— Открой канал, переведи сигнал на мою консоль и заткни уши, — ухмыльнулась Аквилина и устроилась в кресле поуютней, предвкушая беседу с Марком Фурием. Северин не только в полете и в постели был хорош, с ним и просто поговорить было интересно.

Они говорили и говорили: о рыбках-дасциллах, сравнительных летных и боевых характеристиках галийских «цельт» и лацийских «вультуров», спектральной классификации звезд сектора Галия с учетом светимости, и прочих важных и интимных вещах, интересных любому наварху. Когда любопытный Фульвий втихаря подключился к их приватному каналу, то сразу поник и разочарованно поморщился, услышав, как Ливия глубоким, с легкой хрипотцой, голосом воркует о планах на модификацию защитных полей «Аквилы», а Северин ласково мурлыкает в ответ что-то о трудностях монтажа лацийского «корвуса» на борту трофейной «Целеры». Как жаловался потом связист в рекреации умильно вздыхавшим гетерам, эфир прямо-таки раскалился от чувств, увы, совершенно непостижимых.

— Ах, проходили бы так чаще все вахты мои! — игриво переврала классическую овидиеву строку Ливия, с сожалением возвращаясь из эстрогенного угара к реальности мостика, кресла и забот наварха. — Увы, мой Фурий, долг велит мне вернуть тебя к работе. «Целера» требует твоего внимания.

— Ты не собираешься устроить увольнительную и себе?

— Я сыта планетами по горло, — фыркнула женщина. — Будь она хоть ледяной пустыней, хоть цветущей полянкой, все равно: любая планета — это…

— … паршивый грязный шарик, — усмехнулся Северин. — А я-то рассчитывал напроситься на свидание. Лужайки, сосны и эти, как их, кокосы. Или на соснах растет что-то другое?

— Шишки там растут, — Аквилина быстро облизнула нижнюю губу и прижмурилась: — Лужайки входят в обязательный набор? Или моя каюта тебя тоже устроит?

— Моя, — решительно уточнил Марк Фурий. — На «Аквиле» ты опять станешь подскакивать на каждый звук… в самый неподходящий момент. И…

— Наварх! — вклинился вдруг Фульвий, словно забыв, что ему полагается смущенно ухмыляться. — Наварх! Я принимаю кое-что странное… А! вот снова!

— Идентифицируй!

— Это передача на частоте флота Республики, наварх. И она ведется не с планеты.

— Так, — подобралась Ливия. — Источник?

— Пока не могу зафиксировать, но…

— Наварх! — вмешался Плавтий, перебив связиста. — В системе Бренны находится, по меньшей мере, одно судно с лацийскими сигнатурами.

— Так, — повторила Аквилина. — Связь с десантом… тьфу! С курортниками нашими! Всем группам незамедлительно вернуться на борт. Приказ по эскадре…

Наварх осеклась и ненадолго умолкла.

— Объявить боевую тревогу, командир? — поторопил ее Северин.

— Нет. Отставить. Ждем возвращения десанта.

Марк Фурий понимающе кивнул. Прикрыться щитами и ощетиниться орудиями в самом сердце галийской системы — не самая мудрая стратегия, да и тактика никудышная. Оборонительный комплекс Бренны распылит агрессивных гостей прежде, чем торвенторы успеют добежать до орудийных палуб. А проявлением агрессии галийцы считают любое резкое движение.

— Может быть, это просто какой-нибудь патриций прилетел прикупить цветов для своей фамильной грядки? — неуклюже пошутил Плавтий, пытаясь разрядить тревожную тишину.

Ливия криво улыбнулась и покачала головой. Таких совпадений не бывает, чтобы лацийский корабль прятался именно в той системе, где у мятежников припасены деньги.

— Итак, нас нашли. Ну что ж, почти вовремя.

Глава 12

В пассажирском отсеке челнока, летящего ко Второй луне, стояла неожиданная тишина. Кассия, изнемогавшая от желания встретить настоящих лис, да хотя бы одну лисицу, самозабвенно грызла ногти, Ацилий по той же причине загадочно улыбался, Марция Септимия привыкала к мысли о том, что у неё действительно свидание с доблестным Аквилином, а Квинт Марций, в свою очередь, ломал голову над тем, как именно префекту биремы положено вести себя на свидании с девушкой. Остальные счастливчики из числа подчиненных Аквилина без приказа рта не открывали. Никто друг на друга старался не смотреть. Либертина скромничала, Аквилин мысленно прокладывал оптимальный маршрут для прогулки, патриций боялся расхохотаться и обидеть нареченную, а бывшая Фортуната вообще ничего вокруг не видела от нетерпения. Казалось, что она бросится к створкам шлюза, едва лишь челнок опустится на возвышающуюся над кронами деревьев посадочную платформу, и начнет ломиться наружу. Но честь и хвала бывшей рядовой штурмового отряда, ей все же хватило выдержки дотерпеть до открытия шлюза.

Но зато потом буквально волоком вытащила Ацилия наружу.

— Ах! А пахнет-то как! Лесом! Это же настоящим лесом пахнет, да? — тараторила Кассия, усиленно закачивая в легкие местный воздух.

К чести галийских экотехнологов, искусственная атмосфера, к тому же специально удерживаемая на поверхности маленького спутника силовыми установками, ничем от естественной не отличалась. А если и были какие-то отклонения, то лишь в лучшую сторону. И все же Либертина с Аквилином дружно принюхались. Затем префект сверился с данными из справочника.

— Так пахнет хвоя древовидных голосеменных растений класса пинопсид.

— Охренеть!

Восторгу Кассии не было предела. Оно ж последнему манипуларию ясно — где эти самые пахучие пинопсиды, там и лисицы. А вокруг, сколько хватало взгляда, простирался лес, в котором пинопсид хоть завались.

В кристально сверкающей, как капля росы на листочке, кабине лифта, несущего экскурсантов вниз, к поверхности, Фортуната аж подпрыгивала на месте.

От идеально круглой площадки, выложенной камнем, в разные стороны расходились почти естественные тропинки. Иди, куда пожелаешь, в пределах установленной зоны, хоть в лесную чащу, хоть к озеру с водопадом, хоть на луг. И если что случится непредвиденное — ножку там подвернешь или пчелка укусит, то дежурный спасательный бот ядовито-оранжевого цвета всегда наготове. Всё к услугам придирчивого покупателя, пожелавшего своими глазами убедиться в достоинствах и недостатках, если таковые сыщутся, экосистем умеренного лесного пояса. А вот когда клиент созреет, тогда добро пожаловать в спрятанный от любопытных глаз центр комплексного обслуживания, где не только банковские терминалы и юридические конторы, но и все, что только платежеспособная душенька пожелает — рестораны, гостиницы, развлечения на любой вкус.

Прежде, чем разойтись в разные стороны, Квинт Марций не только проинструктировал каждого из своих бойцов, но и патрицию задачку задал:

— Встретимся на этом месте через… скажем, два…

— Через три! — возмутилась Фортуната.

— Хорошо, пусть будет три стандартных часа, — тут же сдался Квинт Марций, запуская в хронометре обратный отсчет. — Навигатор тоже включен. Божественный, я буду на связи, на случай экстренной ситуации.

Постоянно таскаться следом за патрицием и его дестинатой префекту никто не приказывал, но и полностью отказаться от контроля было нельзя. Все-таки территория потенциального противника, а в Фортунате так и кипит бешеная энергия. Та, конечно, на прощание ухмыльнулась эдак самодовольно. Мол, уж что-что, а защитить лидера она всегда сможет. Ну-ну!

— Как думаешь, Доблестный, что будет, если она не найдет ни одной лисицы? — задумчиво спросила Марция, глядя, как Кассия бодро рысит в сторону леса.

— Со стороны лис это будет весьма опрометчивый поступок.

Улыбка у Квинта Марция получилась на удивление обаятельной. Кто мог подумать, что он так умеет. Всего лишь несколько лучистых морщинок в уголках глаз и легкий изгиб губ — а какой эффект поразительный! Вот бы он почаще её себе позволял.

Они с Марцией неторопливо отправились к берегу ручья, в котором, как утверждал рекламный проспект, водилось несколько видов съедобных рыб. Из-за госпожи Кассии о пляжах, пальмах и прочих кокосах пришлось забыть. Только лес!

— Далеко не будем уходить, — предупредил префект. — Раз уж Курион отказался от охраны, то совместим приятное с полезным.

— Надеюсь, «приятное» — это наша с тобой встреча, Квинт Марций.

— Без всякого сомнения.

Зелень листвы, журчание воды и улыбка префекта как-то по-особенному умиротворяли, а потому Либертина моментально осмелела. Как тут не осмелеть, если, скорее всего, посиделки в траве у ручья — их с Аквилином первый и последний шанс по-настоящему остаться наедине. Потому что прежде всего они принадлежат Лацию и своим кораблям, и почти никогда — самим себе.

— Значит, про «особый» приказ Ливии Терции как всегда наврали?

Отчаянная Либертина придвинулась ближе и решительно положила ладони на плечи мужчине.

Очень близко, вплотную. Оставалось только чуть-чуть наклонить голову и прижаться губами к её губам. А потом и забыть обо всем на свете. Даже об «Аквиле». Это оказалось довольно просто.

— Нет, — выдохнул он куда-то в ложбинку между грудей, туда, где быстро-быстро стучало её сердце. — Но я рад, что подчинился приказу.

Живая трава не такое уж удобное ложе, как выяснилось. Впрочем, какая разница?

— Вот как? Тогда я тоже рада-а… — ахнула девушка. — И не пришлось брать тебя штурмом. С применением спецсредств…

Да какие уж тут спецсредства, в самом деле? Всё уже давно придумали. Вот, например, Овидий…

— Ты так великодушна, Марция Либертина.

— Я? Я — беспощадна.

Да что этот дурацкий Овидий вообще в любви понимал? В таком случае, приказ наварха «Аквилы» просто обязан был войти в анналы любовной лирики. Далеко не каждый документ может даровать людям столько счастья. Но Квинт Марций не успел пожалеть, что отвел на столь познавательную экскурсию всего три часа. И на то была серьезная причина.

Этот лес был… настоящим. Кассия сразу это поняла, едва ступив под его сень. Воздух, щедро напоенный густым травяным запахом, звенящие голоса насекомых, солнечные лучи, пробивающиеся сквозь листву, и тропинка под ногами, полосатая от чередования света и теней — всё это было так по-настоящему, что Фортуната немедленно почувствовала лютую обиду за свой Зимний Мир и Руфуса. А еще — ревность, зависть и незнакомую доселе тоску. Те, кто создавал виртуальный симулятор, поработали на совесть, но, возможно, им не стоило так дотошно копировать у природы. Живое всегда неидеально, всегда несовершенно, непременно уязвимо, а иногда поразительно некрасиво. Потому что оно живое, и нет иной причины.

— Ты знал? — мрачно спросила девушка, вонзая в патриция обвиняющий взгляд.

Тот кивнул, но как-то без явных признаков раскаяния.

— Что, пусть теперь и у Руфуса будет лишай?

— Чего ты там сказал? — вызверилась бывшая манипулария

— Или парша? Или чем там еще лисы болеют? Или ты решила стереть весь Зимний Мир?

За кощунство Гай Ацилий получил легкий тычок в солнечное сплетение, но, видят Вечные Боги, оно того стоило. Перетерпеть сначала боль, потом суровую десантно-штурмовую заботу, чтобы Кассию окончательно покинула печаль, и она снова превратилась в девушку, очарованную лисицами. И не нашлось в радиусе нескольких миль, пожалуй, ни единого черничного кустика, ни самого завалящего мухомора, который бы Фортуната не запечатлела на память. Каждая находка — будь то стрекоза или лягушонок, яичная скорлупа или паутина, муравейник или заросли папоротников — сопровождалась счастливым поскуливанием, беготней и таким искренним взрывом радости, что патриций сдался на милость победительницы.

— Купишь мне «Весну» и «Лето»?

— Куплю.

— Самую полную версию?

— Её самую, — клятвенно заверил Гай Ацилий.

Будь на то лишь его добрая воля, Кассия получила бы в подарок целую планету. Просто за то, что так заразительно смеется, крепко сжимает в кулаке его большой палец и доверчиво склоняет голову на плечо. А потом вдруг застывает на месте, потрясенная и такая смешная:

— Слышь, а на Тиррене ведь тоже лес есть?

— Разумеется. И не один. Много лесных массивов.

— Точно такие?

— Еще больше и гуще, — посулил патриций и не удержался от небольшого хвастовства: — Естественного происхождения. Никаких галийских поделок.

— Значит, нам обязательно нужно победить, — сказала Кассия предельно серьезно.

— Я попытаюсь. Очень постараюсь.

Все-таки Курион не любил давать обещаний без уверенности, что сумеет сдержать слово.

— Я-то, дурочка, боялась, что закисну на твоей Тиррене, а оно, видишь, как получается.

И запрокинула голову, зажмурившись, когда на лицо упал солнечный луч, и раскинула руки в сторону, словно собиралась обнять весь галийский лес. На нос Фортунаты приземлился маленький красный в черное пятнышко жучок.

— Щекотно! Щекотно!

— Потерпи.

И только когда неторопливая тварь, как бы нехотя приподняв яркие надкрылья, высвободила тончайшие крылышки и отправилась в полет, Кассия умчалась исследовать разнотравный луг. План-схема обещала, что за теми густыми кустами откроется поразительный вид на еще одну уникальную биосистему.

— Кассия, меня-то хоть подожди! Кассия! — настойчиво позвал Ацилий, леденея от паршивого предчувствия.

Тишина.

— Кассия! Хватит баловства! Кассия!

Ему никто не ответил. Над зарослями таволги, донника и полыни в теплом воздухе гудели пчелы.

Три мятежных корабля настороженно притихли, изо всех сил прикидываясь беспечными и добродушными. Ливия сидела под взглядами своих подчиненных спокойная, как сцинк. Хотя Фиделис-то как раз образцом спокойствия не был. Вопреки всем шуткам про хладнокровную тварь, ящер тревожно шипел и когтил обивку кресла префекта, то бишь демонстрировал те эмоции, проявить которые не могла себе позволить его хозяйка.

— Наши группы возвращаются с Третьей луны, наварх!

— Отлично. Что с теми, кто отправился на Вторую?

— Сожалею, наварх. Все еще не можем связаться с ними.

— Ни Квинт Марций, ни Гай Ацилий, ни один из тех, кто составил им компанию в этом полете — не отвечают?

— Виноват, наварх! — Фульвий неровно вздохнул и предложил: — Я могу попробовать пробиться сквозь…

— Отставить. Нас глушат хозяева. Ты не пробьешься, пока они сами не разрешат. Свяжи меня с центральной диспетчерской Бренны. Надо дать им знать, что мы поняли намек.

Флавий, нервно грызущий пальцы на мостике «Либертас», вскинулся, не скрывая злости:

— Намек?! Аквилина, какие, в Эреб, намеки?! Галийки глушат наши частоты! Может, мою… моего центуриона уже похитили! Мы должны действовать немедленно и…

— Либертин, — тяжелый взгляд наварха «Аквилы» стал ледяным, словно она плюнула за борт. — Молчать.

И молодой наварх «Либертас» задохнулся, будто Ливия не только плюнула, но и попала, пробив щиты и обшивку.

Наблюдавший за этим командир «Целеры» дернул уголком рта, но смолчал.

— Связь с диспетчером, наварх!

— Дай по открытому каналу. А! — Аквилина выгнула бровь и покачала головой, вглядываясь в проекцию. — Я надеялась на разъяснения диспетчера, но никак не предполагала, что удостоюсь чести беседовать с одной из… матрон Бренны?

— Я — третья дочь Матери бреннов, — уточнила ее собеседница, которую на вид за бабушку можно было принять, а не за дочь, тем паче третью. Но в галийском обществе это был не статус родства, а титул, причем довольно высокий. — И я дам все необходимые разъяснения.

— Командир эскадры Республики Ливия Терция Аквилина, — представилась наварх и уже приоткрыла рот, чтобы изложить требования, как галийка ее перебила:

— Какой именно республики, наварх Аквилина? Неужто эта разношерстная компания — регулярная часть флота Лация? Нас ввели в заблуждение? Вы разве не мятежники?

— Вижу, на Бренне в курсе наших обстоятельств, — усмехнулась Ливия. — Это что-то меняет?

Она не смутилась, не удивилась — в конце концов, чего-то подобного и следовало ждать от прагматичных галиек, которые лучше прочих знают, что нет ничего дороже информации, но… Чувство, которое испытывала сейчас Ливия, даже не чувство, ощущение — было сродни тому, что возникает, когда, уже прыгнув с борта стратосферного планера, понимаешь вдруг, что отнюдь не уверена в надежности парашюта. Эта звенящая тягучая пустота в животе оказалась настолько внове наварху «Аквилы», что она не сразу догадалась, как зовется это чувство. Мудрено понять, если многолетние старания генных инженеров Республики усиленно вытравливали его из генома Ливиев. Страх Аквилине был в новинку.

Зато галийка поняла всё и слегка кивнула, отвечая:

— Возможно. Это будет зависеть от многих факторов. Однако тебе требовались какие-то разъяснения? Прошу тебя, излагай. Чем Совет племени бреннов может помочь тебе, Ливия Аквилина?

— Мне не удалось связаться с моими людьми, которые отправились отдохнуть на Вторую луну, — Ливия вполне достоверно, как ей думалось, изобразила простодушие. — Это вызывает беспокойство. Система Бренны известна высоким уровнем безопасности для гостей и клиентов — или я ошибаюсь?

Аквилина так настойчиво выделила слово «клиенты», что галийка не удержалась от одобрительного смешка. Видно, наварх «Аквилы» разыгрывала наивность мастерски.

— Разумеется, клиентам мы всегда рады и готовы предоставить весь спектр услуг. Могу тебя успокоить: ситуация на втором спутнике не представляет опасности ни для кого. Временные перебои со связью, вызванные атмосферными помехами, и не более. Служба безопасности уже работает над этим. Что-то еще, наварх Аквилина?

— Значит, я могу прямо сейчас отправить за членами моего экипажа бот и забрать их?

Женщина на экране поджала губы и помолчала. Ливия ждала ответа спокойно, ни вздохом, ни движением не выдавая тревоги.

— Нет, — наконец ответила галийка. — Прямо сейчас — не можешь. Вторая луна временно закрыта на карантин. Похоже, кто-то из наших гостей занес нам вирус. Карантинная служба проверит каждого и будет постепенно отправлять их с планеты… небольшими группами.

— Разве нас уже не проверили при входе в пространство Бренны и потом, перед спуском на планету? — наварх все еще разыгрывала недоумение, но выдержка уже начала изменять ей.

— Существуют правила, Аквилина, существуют строгие протоколы, и мы не станем делать исключений ни для кого, — отрезала собеседница. — Наберись терпения. Терпение — добродетель.

— Мне нужны мои люди.

— В свое время, — галийка непреклонно подняла ладонь. — Мы свяжемся с тобой, когда это станет возможным.

Она отключилась, не прощаясь, и это было отвратительным предзнаменованием.

— Мы влипли, — озвучил всеобщую мысль Плавтий, когда молчание на лацийских кораблях стало невыносимым, а подлокотники кресла наварха затрещали под яростно сжатыми пальцами Ливии. — Кажется, галийки умыкнули нашего патриция.

— Не думаю, что патриция, — вмешался вдруг Фурий прежде, чем Аквилина отдаст какой-нибудь самоубийственный приказ. — Галийкам нет смысла похищать того, кто и так готов раскошелиться. Божественный — это ходячий банковский счет с казной популяров, я верно помню? Повредить ему — значит, погубить репутацию всего сектора Галия. Нет, думаю, все проще.

— Да? — выдохнула Ливия. — Так поделись своими мыслями.

От злости серые глаза ее почернели, словно в них плеснули отработанным хладагентом.

— Кассия, — просто ответил Северин. — Женщина-лигария. Я считаю, что галийки украли именно ее.

Самая подлянка в том, что это была простейшая станнер-мина! Кассии ли Фортунате не узнать эту головную боль и гадский кислый привкус во рту. Словно гнилым лимоном самопальное бухло зажевала! Тьфу! И попасться так по-глупому… Еще зеленому новичку, едва показавшему нос в тренировочном лагере, можно простить, но опытному солдату — никогда! Позор!

Теперь главное — не пытаться сразу вскочить на ноги иначе вестибулярный аппарат окончательно сбесится. Поэтому даже глаза девушка открывала крайне осторожно и медленно — по одной ресничке.

— Vae[9]… - только и смогла выдавить она из себя.

Прямо над ней в густой темноте мягко светились до боли знакомые контурные линии: две синих — вдоль, и красная от сканера — поперек. Маны и лары! Кто-то очень заботливый уложил бесчувственную Кассию в регенерационную капсулу, подключил все модули и запустил нейро-программу. Надо полагать, чтобы свести на нет ущерб, причиненный нервной системе станнер-миной. И этими благодетелями были вовсе не соотечественники-республиканцы. Корабельный врач с «Аквилы» вряд ли стал бы фиксировать нареченную патриция за лодыжки и запястья. Кто же у нас такой заботливый оказался? Какая же это сука осмелилась?

Парфы? Если военную преступницу выследили, подстерегли и захватили врасплох, то теперь её, бережно упакованную в капсулу, везут в парфийский сектор, чтобы там предать публичной казни. Тщательно и обстоятельно, так сказать, в назидание и для устрашения. Парфы это умеют, чтобы долго, страшно и очень-очень больно.

Несколько мгновений Кассия боролась с желанием любой ценой разорвать путы, вырваться и хотя бы попытаться умереть более легкой смертью. Но она вовремя вспомнила, что замки у капсулы наружные, а фиксаторы не ломаются, даже если внутри бьется в агонии здоровенный штурмовик из Меммиев. Нужно набраться терпения и подождать, когда появятся похитители, всего лишь подождать. Хотя ожидание для неё — это самое сложное, так считает Ацилий.

— О боги! Гай!

Фортуната в отчаянии жалобно заскулила. Туча страшных вопросов ядовитым нейропаралитическим облаком окутала её со всех сторон. А вдруг Ацилия тоже похитили? Или ранили? Или убили, как ненужного свидетеля?

— Эй вы там! Покажитесь! Немедленно! — проорала она. — Ща я тут всех порву!

Тело манипуларии без участия разума перестраивалось в боевой режим 36–12: кровь стремительно насыщалась кислородом, глюкозой и нейромедиаторами, частично блокировались болевые рецепторы, и весь страх вкупе с чувством самосохранения этим «коктейлем» смывался напрочь. И буквально через пять минут в мозгах наступило окончательное просветление. Кассии стало вдруг все равно, кто именно испортил самый лучший день в её короткой жизни, расставив подлую ловушку в траве, куда её отправят — к парфам или на удобрения, и что будет дальше. Главное другое — кем бы ни оказались эти люди, они дорого заплатят за каждую каплю крови Божественного Ацилия!

— Сюда, cunni! Stercus accidit[10]! — вырвался из глотки боевой клич трех веселых Фортунат из десятка Публия Меммия.

Долго кричать не пришлось. Датчики, прикрепленные к телу пленницы, отреагировали на биохимические изменения быстрее, чем долетел звук. Оператор — высокая девушка отнюдь не парфской внешности — примчалась с инфузором наперевес. Увидев, что Кассия пришла в сознание, стала сосредоточенно колдовать над управляющей панелью, пытаясь стабилизировать организм подопечной.

— А где твое «Ave, domina»? — оскалилась Фортуната.

Но в душе тихонько возликовала. С такими длинными унылыми физиономиями да еще с огненно-рыжими волосами только галийки бывают. Галийки — это хорошо, наверное…

— Да-да, теперь быстренько запусти сканер, — не удержалась от комментария Кассия, снисходительно наблюдая за действиями медички. — Впрыскивай «тормозуху». А теперь надейся и жди. Что? Никаких изменений? Ай-ай, жалость какая! А без армейского био-блокатора ни хрена у тебя не получится.

Но галийка и не подумала сдаваться после первой неудачной попытки утихомирить подопечную. И в кровь Кассии полились препараты, о существовании которых армейская пропаганда предпочитала молчать.

Сначала отказали конечности — ни ногой шевельнуть, ни кулак сжать, затем Фортунату насквозь прошиб пот, потом в жар бросило, да так, что язык во рту распух, а глаза защипало. И в обратном порядке — жар, озноб, легкие, но болезненные судороги. Туда-сюда, как на качелях. И так несколько раз. Хвала генным инженерам Лация, без их вмешательства в биохимию Кассиев девушка от такого «лечения» окочурилась бы.

— Ну как? Полегчало? — ласково спросила рыжая и голубым глазом подмигнула эдак игриво. — И заметь, я еще очень щадящую комбинацию, как ты выразилась, «тормозухи» подобрала. Чтобы у тебя мозги заживо не спеклись. Они нам еще пригодятся, беглая лигария.

Кассия может и хотела бы достойно ответить мучительнице, но когда тебе в глотку засаживают шланг-отсос для рвотных масс, особенно шустро не поболтаешь. И не помычишь даже.

— А теперь отдыхай, лигария, — улыбнулась галийка и на прощание не пожалела жидкости-дезинфектора, наполнив ею капсулу до отказа, так что у подопечной над поверхностью только нос оставался. Почти утопила, почти.

Знаем, знаем старую подлую шуточку медперсонала: заставить строптивого пациента вдоволь понырять в синем растворе, подергаться рыбкой, чтобы потом быстро и тщательно обсушить до озноба. И так раз пять-шесть за дежурство. А нечего честных тружеников беспокоить посреди смены! Кассии же как назло попалась особо злопамятная надзирательница, устроившая беспомощной пленнице с десяток таких «милых» заплывов.

И добилась-таки своего — через несколько часов гигиенических пыток лигарию окончательно покинули все мысли и желания. Она даже умереть уже не надеялась.

Наверное, именно так чувствовал себя Северин, когда очнулся от вирт-комы и осознал, что тянущая ледяная пустота там, где только что билось сердце — это все, что осталось от его корабля, его экипажа, его жизни. Ацилий знал это чувство, он уже испытывал его прежде, он помнил… Боялся, не хотел узнавать — но все равно узнал.

Ее не было. Не было нигде.

Когда сорвал голос, пытаясь дозваться, когда с рычанием, упав на колени, выдирал с корнем эту проклятую траву и давил ее, пачкая тогу жирным зеленым соком, еще не понимал. Понял, только лишь когда замер, вслушиваясь, и задохнулся, оглушенный тишиной.

Ее не было.

Ни снаружи, ни внутри, нигде. Когда отключали имплант, когда прервалась их противоестественная, мучительная связь, Кассия была рядом, на расстоянии дыхания, протяни руку — и вот она. Ее всегда было слишком много, этой Кассии. Слишком много, слишком громко, слишком буйно и живо. А теперь он сидел посреди пустого луга на пустой, мертвой планетке, затерянной в ледяной пустоте мира, который перестал быть живым, и не было сил встать, и чувство осталось только одно: из меня вынули все кости. Медуза, заживо истлевающая на раскаленном песке — и та живее меня. Потому что ее нет. Она пропала, сгинула, и нет смысла бороться дальше, если…

— Божественный!

Должно быть, они прибежали на его крики. Квинт Марций и юная Либертина, оба взъерошенные, возбужденные и встревоженные.

— Божественный, что… — голос Либертины сорвался. Она огляделась, встретилась глазами с префектом «Аквилы» и почти мгновенно преобразилась из милой испуганной девушки в центуриона боевой либурны. — Где госпожа Кассия?

И тогда Ацилий, не поднимаясь с колен, схватил Аквилина за край туники и проговорил медленно, словно каждое слово было вырванным ногтем:

— Квинт Марций… префект… я приказываю… пожалуйста, найди ее.

То, что с Фортунатой случилось что-то плохое, стало понятно еще до того, как Квинт Кассий нашел следы от станнер-мины.

— Господин префект, тут проплешина в траве, и диаметр подходящий, — доложил манипуларий, после того как для верности измерил улику рулеткой. — Гляди-ка, травинки полегли в одном направлении.

Квинт Марций внимательно осмотрелся, мысленно проклиная саму идею бесцельно топтаться по поверхности чужой луны. Подошвы солдатских калиг должны касаться грязи только в одном-единственном случае — во время десантирования, с соответствующей огневой поддержкой и боевым обеспечением. А всякие глупые увеселительные прогулки до добра не доводят.

— Её похитили, — прошептал Гай Ацилий. — Квинт Марций, я приказываю…

— Похищение — это акт агрессии, — деловито и как-то даже буднично констатировала Марция. — Что делать будем, префект?

Либертина отлично помнила инструкции. Все проще простого — незамедлительно связаться с кораблем, доложить наварху и получить приказ. Она даже знала, какой это будет приказ. И в любых других условиях Квинт Марций и лишнюю минуту не стал бы раздумывать над дальнейшими действиями, но только не сейчас. С ним был лидер, который он отдал прямой приказ — найти и вернуть госпожу Кассию.

— Связь с «Аквилой»!

Он еще надеялся на глас разума от Ливии Терции.

— Префект, нет связи. Никакой! Ни с кем!

— Твоюцентурию! Плохо.

Конечно, существовала крошечная вероятность, что все происходящее сейчас с ними лишь дурацкое стечение обстоятельств — какое-нибудь редкое излучение здешней звезды вывело из строя связь, Фабриция устроила внеплановый ремонт, а у связиста «Аквилы» — понос…

«Херня это, а не вероятность», — сказал себе префект.

И не нужно списывать черные из-за расширенных зрачков, безумные глаза патриция и кровавые дорожки из его ноздрей на агонию лигария, утратившего своего напарника. Их с Кассией отключили, и сейчас живорожденный Гай Ацилий потерял самое ценное — свою женщину. Скажем прямо, погибни «Аквила», Квинт Марций смотрелся бы еще хуже.

— Аптечку сюда! Быстро! Стимул-дозу!

Известно же, что с заветной упаковкой первой помощи республиканский солдат расстается только в душевой, а выходя из нее, крепит к телу раньше, чем голую задницу трусами прикроет. А уж сколько жизней спасли три скромных инфузора — не пересчитать.

— Эй! Божественный! — прокричал Аквилин, энергично встряхивая Ацилия за плечи. — Жива твоя Кассия! Жива, слышишь? Без сознания из-за станнер-мины, но жива. Сейчас тебе полегчает.

«Я — идиот, — клял себя Квинт Марций. — Нельзя было их одних оставлять».

— Что? — прошептал Ацилий и довольно бодро затряс головой.

Взгляд его постепенно становился осмысленным. Стимулятор, который, случалось, поднимал на ноги человека с фаршем из внутренних органов и мукой вместо костей, уже начал действовать.

— Сейчас тебе станет лучше, Божественный. Считай от десяти до одного. Десять!

— Десять…

На счет три Куриону можно было смело давать в руки штурмовую винтовку и отправлять на штурм всех галийских застенков вместе взятых. Вот только не было ни у кого ни штурмовой винтовки, ни простого «гладия». Это изрядно нервировало.

— Сейчас бы егерей каких-нибудь подловить, — предложил Квинт Кассий. — Или кого-то вроде здешних вигилов, чтобы с оружием.

— Возле посадочной платформы есть спасательный бот, — аккуратно вклинилась Либертина. — Пусть спасут от острого дефицита вооружений, а заодно и поинтересуемся, что у них тут за хрень происходит.

— И попробуем догнать похитителей, — обрадовался Гай Ацилий. — Это приказ.

«Вороны тебя раздери, живорожденный!» было написано на лице Марции Септимии большими буквами. Именно в такие моменты генмодификация давила горло как ошейник. Лояльность приказам лидера, будь она проклята!

— Тогда — вперед!

В колонну по двое строиться не стали, а так же обошлись без строевого шага и боевой песни, но на местных спасателей впечатление произвели неслабое. И уже прямо на месте доподлинно выяснили, что безупречно вежливые, с неизменной улыбкой на устах, галийцы вооружены и даже опасны. И не столько импульсными «кормаками», сколько одним, но очень мощным огнестрельным дробовиком.

После слов Северина наварх «Аквилы» молчала минуты две, но всем на мостике показалось — час, не меньше. Наконец Ливия выпрямилась в кресле и разжала пальцы, впившиеся в подлокотники.

— Вот как, значит, — процедила она. — Ты считаешь, что варвары похитили нашу госпожу Кассию.

— Уверен процентов на 70, - ответил Северин. — То, что галийки при случае похищают лигариев, общеизвестно. Особенно тех лигариев, за которых некому вступиться. Вроде наших, — и добавил, чтобы уж точно никаких сомнений не оставить. — Наших, беглых.

— Допустим, — не меняя тона, кивнула Ливия. — И они как-то, от кого-то узнали, что у нас лигарии есть и что Кассия — одна из них. Любопытно.

Наварх жестом предложила остальным присоединиться к разговору, чем немедленно воспользовался Плавтий, традиционно озвучив общие мысли:

— А зачем галийкам чужие лигарии?

— Как — зачем? — Марк Фурий пожал плечами. — Женщин они перенастраивают под галийские системы и используют, мужчин — продают. Данайцам, кажется. А что до вопроса, как узнали… Мы ведь через червоточину прошли, значит, без лигариев не обошлось.

— Ага, а по борту у нас крупная надпись: «Есть бесхозная лигария, зовут Кассией, личный номер такой-то»? — съязвила Юлия Прима, демонстрируя, что аналитический отдел уже не дремлет. — Я считаю, наварх, что у нас утечка. Прошу предоставить моему отделу полномочия и выделить отряд вигилов для…

— Юлия, начиная с этого момента я хочу слышать твой голос, только когда сама что-то у тебя спрошу, — прошипела наварх. Она намеренно не стала во всеуслышание устраивать разбор полетов касательно прекрасной работы аналитиков. Сейчас Аквилинам как никогда требовалась уверенность в командовании и друг в друге. Поиск виноватых, расследование, допросы и отчеты — все эти традиционные развлечения волей наварха отменялись. Моральный дух дороже.

— И отныне никаких разговоров о мифических «утечках». Всем принять к сведению: в нашей эскадре нет и не может быть предателей. Варварам о наших, как выразилась эта рыжая cunni[11], «обстоятельствах», донес кто-то другой. И этот кто-то…

Наварх не успела договорить. Связист Фульвий, всё это время сосредоточенно колдовавший над частотами, кодами и сигнатурами, прервал ее удивленным возгласом:

— Наварх! Есть передача на частоте Республики!

Ливия осеклась и на мгновение прикусила губу, не позволяя себе надеяться. Это не могли быть пропавшие «туристы», это…

— Источник?

Фульвий замялся и досадливо тряхнул головой. Ливия нетерпеливо повторила:

— Источник? Планета?

— Э… нет, наварх. Передача идет через сеть ретрансляторов, это точно где-то в пространстве Бренны, но не со Второй луны. Это с корабля.

— Открой канал. Поглядим, кто это к нам скребется.

Фульвий завозился, очищая сигнал. И возник на экране тот, кого совсем не ждали, а если и ждали, то не так скоро: молодой республиканец в цивильном, красивый, как амикус, зачем-то вырядившийся в сенаторскую тогу. Только взгляд его портил всё впечатление. Нехороший был взгляд, жесткий и пронзительный, совсем не как у романтичных сотрудников службы рекреации.

— Ага, — буркнула наварх, скрывая неприятное удивление. — А вроде бы не поминали… И что это у нас тут?

— Ливия Терция, наварх биремы «Аквила» и, как я слышал, глава этой мятежной шайки, — молвил незваный собеседник. Генные инженеры на славу потрудились не только над его внешностью, голос тоже был произведением селекционного искусства. Мелодичный, глубокий, напоенный искренностью, профессиональной, как ласки гетер. Ливия дернула плечом и бросила грубо:

— И?

— Я — Клодий Пульхр, народный трибун Республики и сенатор. И я ожидаю уважения от тебя и твоих людей.

— А! Уважение! — наварх развалилась в кресле и глумливо скривила губы. — Ну, уважения ты будешь ожидать от нас долго. Ожидай, коли тебе угодно, трибун.

Аквилина вложила в одно это слово столько яда, что прозвучало оно как грязное ругательство.

— И чего тебе, трибун? Зачем отвлекать мятежников от мятежа?

Красавчик по ту сторону пространства ухмыльнулся, демонстрируя, что Ацилий недаром называл его не иначе, как «скотина-Клодий»:

— Для мятежницы, потерявшей своего вдохновителя, ты чересчур уж наглая. Не находишь, что в этом кроется противоречие, а, Аквилина? Генмодификация сбоит?

Ливия оскалилась в ответ:

— Для патриция ты слишком уж смазлив, даже для репликаторного. Уверен, что ты и в самом деле трибун, а не амикус с вирт-психозом? Иначе откуда бы взяться таким фантазиям? Вдохновителя потеряли, как же, как же… — женщина презрительно прищурилась и внезапно сменила тон с издевательского на угрожающий:

— А даже если и так. Даже если потеряли. Ты не задумывался, трибун, на что мы станем способны без Гая Ацилия? У меня орудийные погреба забиты под завязку и руки прямо-таки чешутся проложить курс к Лацию и устроить родной метрополии ядерную зиму… Как считаешь, может получиться?

Клодий, умело скрыв удивление, даже как-то восхищенно покачал головой и улыбнулся уже почти по-человечески:

— Ладно, наварх, я понял: когда создавали твою фамилию, перемудрили с новшествами. Хотя вообще-то отсутствие страха — это патология.

— А отсутствие совести тогда что? — Аквилина пожала плечами. — Мне подрезали страх, а тебе, похоже, кастрировали совесть. Ближе к делу, трибун. Если ты ждешь от меня покаяния, капитуляции и публичного самоубийства, то ждать придется долго. Бомбить Лаций я, может, и не полечу… Но галактика большая, а мы — маленькие. Улавливаешь, о чем я?

— Вполне. Скажу так: у меня на Гая Ацилия имеются свои планы.

— Неужто? — Ливия деланно удивилась. — И какие же?

— Это моя маленькая сладкая тайна, Аквилина, — Клодий быстро облизнул идеально очерченные губы и подмигнул похабно, словно данаец в душевой, полной манипулариев. — Но Ацилий-лигарий в эти планы не вписывается. Поэтому Куриона тебе галийки вернут, а вот его… придаток — извини, нет. Тут, на Бренне, живут практичные люди. Бесхозная лигария — неплохое вложение капитала.

Офицеры мостика, притихшие было, зашевелились и зашушукались. Перспектива остаться с Ацилием, лишенным Кассии… тут неизвестно, что хуже. Ацилий без Кассии или мятежники без Ацилия.

Ливия даже помолчала немного, прежде чем «ящериная» улыбка тронула ее губы:

— Какие у тебя планы занимательные, надо же. А давай так: мне возвращают моих людей, всех по списку, а потом я просто улетаю. И все. А Божественный Ацилий остается с тобой наедине. Только не забудь поведать ему, кто именно лишил его дестинаты. А потом молись своим ларам и манам… ведь есть же они у тебя?

Клодий приоткрыл рот и тряхнул головой, даже не заметив потуг Аквилины на язвительность. Слишком ошарашенный, чтобы сдерживаться, он воскликнул то ли с осуждением, то ли не в силах сдержать восхищение:

— Дестината? Курион решил жениться на плебейке-лигарии?! Это же…

Офицеры трех мятежных кораблей получили бесценную возможность воочию наблюдать, как меняется… э… вектор политической атаки. Сначала трибун побледнел, потом порозовел, изящные брови выгнулись, словно плазменная дуга отражателя, глаза блеснули, а губы сложились в мечтательную улыбку. И Клодий Пульхр преобразился. Когда он заговорил вновь, это был уже совершенно другой Клодий, будто подменили его.

— Жениться на лигарии… О, мой Гай, неужто ты и в самом деле дозрел до настоящего дела? Беглая лигария — дестината патриция. Это все меняет.

Ливии зрелище уже надоело. Когда судьба пропавших членов экипажа неизвестна, как-то не до пантомимы. И Аквилина решила развить успех и продолжить наступление:

— И что это ты заладил упорно: лигарий, лигария… Они уже не лигарии, ни Божественный, ни девушка. Мы уничтожили импланты почти сразу после того, как взяли нашего патриция на борт.

— Потому что не хотели подвергать сомнению статус своего лидера, — подхватил Клодий. — Аквилина, ты не задумывалась о политической карьере? Если манипулария может стать патрицианкой… В случае победы Ацилия, почему бы наварху звездного корабля не стать… кем-нибудь?

Ливия только фыркнула и нетерпеливо постучала по подлокотнику, намекая: дескать, закругляйся, трибун.

— Значит, расклад меняется, — Клодий словно бы размышлял вслух. — Если все это не блеф и не блажь моего любезного Гая.

— Галийки похищают лигариев, — не выдержала Ливия. — Но девушка им бесполезна. Почему бы тебе не уведомить об этом своих варварок?

Но трибун уже оправился от шока, и в его улыбке снова проскользнула издевка:

— Ты так уверена, что она бесполезна? За голову Кассии Фортунаты пуны назначили награду, которая покажется интересной даже матронам Бренны. Или то были парфы?..

— Короче, трибун. Мне недосуг болтать с тобой. Угрозы у тебя неубедительные, помочь ты не можешь. Значит, бесполезен ты. Посему — конец связи!

— Постой, Акви…

— Фульвий, впредь блокируй все вызовы этого гладкого cacator’а. Не до него. Вернется Ацилий, пусть сам с ним дискутирует, или чем там между собой занимаются сенаторы…

У Фульвия незамедлительно мелькнуло предположение, чем именно и в какой последовательности займется Божественный с нежданным трибуном по возвращении, но делиться своими мыслями на этот счет связист, конечно, не стал. Да и никто не стал, хотя похожие предположения посетили всех свидетелей разговора.

— Ecastor! — проворчала наварх, потирая лоб. — И надо же мне было ввязываться в политику…

Окружающие сочувственно промолчали, сделав вид, что не слышат этих сетований. Но Аквилина уже взяла себя в руки.

— Ну вот что. Как бы там ни было, а наших мы должны вытащить любой ценой. Всех без исключения. Выторговать или с боем прорваться, но забрать. Юлия!

— Да, наварх.

— Мне нужен план предстоящей операции. А лучше — в двух или трех вариантах. Цель: освобождение заложников. Средства и методы — любые. Исходи из того, что наши люди захвачены, но живы. Выполняй.

Глава аналитиков спокойно кивнула, словно только и ждала возможности взяться за выполнение в принципе невыполнимого приказа. С другой стороны, не так уж часто способностям Юлии Примы бросали такой вызов.

— Далее. Фабриция.

— Слушаю, Ливия Терция.

— Инженерная служба эскадры перепоручается тебе. Мне позарез нужно чудо. Знаю, наши щиты не выдержат атаки галийцев, но…

— Отчего же сразу — не выдержат? — в голосе главного инженера «Аквилы» сомнений не отыскалось бы и под максимальным увеличением, которое только может дать лучший лацийский микроскоп. — Какое-то время мы, может, и продержимся. Секунд восемь. А если повезет — то и все пятнадцать.

— А-га-а… — Ливия протянула это так, что все, слышавшие наварха (а благодаря громкой связи слышала ее вся эскадра) мгновенно подобрались.

— Пятнадцать секунд… — подал голос Северин. — Маловато для рат-перехода.

— Так это ведь смотря куда прыгать, — наварх «Аквилы», похоже, ухватила за хвост некую мысль. И если судить по тому, как блеснули ее глаза и как хищно зашипел Фиделис, мысль эта наварху нравилась.

— Торвенторий!

— Да, наварх? — из торвентория ответили с запозданием на доли секунды. Все-таки отсутствие префекта — этого связующего звена между навархом и орудиями — сказывалось.

— Сколько нужно времени, чтобы перенастроить торпеды «скорпионов»?

— Э… как именно перенастроить, наварх? Запрограммировать на самоуничтожение?

— О, нет… — Ливия улыбнулась так, что у наблюдавших за ней мурашки пробежали по всем, предназначенным и непредназначенным для пробегания, частям тел. — Мне нужно, чтобы в случае гибели «Аквилы» — взрыва реактора, например, или разрушения корпуса — наши малышки не самоуничтожились, а детонировали.

— Но протоколы безопасности… — вмешалась Фабриция и вдруг умолкла.

— Согласно межзвездной конвенции… — одновременно начал Плавтий и тоже замолчал.

А Марк Фурий ничего не сказал, только усмехнулся. Его усмешка, как в зеркале, отразилась на лице у Юлии Примы, а потом и в глазах безутешного Флавия Либертина мелькнуло понимание.

— Чем галийки дорожат больше всего? — медленно проговорила Ливия. — На чем держится весь их паршивый мирок?

— Экология, — пробормотал Плавтий. — Биотехнологии. Галийки экспортируют экосистемы.

— Вот именно. Под нами, — наварх ткнула пальцем в злополучную Вторую луну, — по сути — единственное уязвимое место этой системы. Их выставочный зал, лаборатории, капиталы и репутация — и все на одном спутнике. Ну, не все, но немалая часть. Да, в противостоянии с флотом Бренны мы не выстоим. Но мы на орбите их луны. Пятнадцать секунд — бездна времени. Вполне хватит, чтобы устроить галийцам такое представление, что все их предыдущие войны фейерверком покажутся.

— Правда, при этом устроители празднества неминуемо погибнут, — озвучил Северин очевидное.

— Разумеется. Поэтому на «Аквиле» останутся только добровольцы. Каковым я сейчас и предлагаю вызваться. Фульвий! Трансляцию на все корабли эскадры.

— Готово, наварх.

Ливия выпрямилась в кресле, на мгновение застыла, словно раздумывая, а потом тряхнула головой и усмехнулась.

— Квириты! Говорит командир эскадры, Ливия Терция Аквилина. Полагаю, все уже знают: я терпеть не могу речи. Болтовня — это по части патрициев, квириты, но в том и беда, что нашего патриция захватили галийцы. И добро бы только его одного. Варвары держат в заложниках полтора десятка наших товарищей. Можно, конечно, посидеть и подождать, пока галийки соизволят объяснить этот акт агрессии, но как по мне, и так всё ясно. Наши люди захвачены, наши требования игнорируют — что это, если не война? Мы не можем уйти и бросить их, а для сражения силы слишком неравны. Но это не значит, что нам нечем ответить на этот захват. Я намерена драться и показать этим рыжим cunni, чего стоят солдаты Республики. Скажу прямо: шансов на победу у нас нет, и в Эреб за собой я никого силой не потащу. Для операции мне хватит «Аквилы» и трех десятков добровольцев. Все остальные разместятся на «Либертас» и «Целере» и, если все пойдет совсем плохо, немедленно покинут систему Бренны. Без Божественного нам в Республике делать нечего, но галактика большая. Я уверена, что где-нибудь, когда-нибудь вы отыщите славную планетку и построите свою Республику, получше прежней. Командование эскадрой примет Марк Фурий Северин. Удачи и до встречи за Ахероном!

Ливия помолчала немного, словно ждала ответа. Словно кто-то мог ей возразить, оспорить ее решение. Например, боги.

— Даю 15 минут на сборы. Добровольцам подняться на обзорную палубу. Покидающим «Аквилу» — собраться в отсеке «гарпаго». Конец передачи.

Наварх откинулась на спинку кресла и закрыла глаза, позволив себе десятисекундную передышку. Отдыхать дольше ей все равно никто не дал бы.

— Наварх! — центурион Петроний, в отсутствие префекта его заменявший, уже спелся с шефом вигилов — и когда успел? Оба вояки возникли перед Ливией внезапно, словно сквозь покрытие палубы просочились, и взирали теперь на нее с одинаковой тревогой.

— Слушаю, — молвила Ливия, приготовившись отразить град жалоб и просьб из серии: «Мы не бросим корабль» и «Никуда мы не пойдем».

— Наварх, ситуация требует, чтобы на борту оставалось достаточное количество бойцов для отражения внезапной атаки противника, — отчеканил Петроний. Вителлий поддержал центуриона энергичным кивком.

Аквилина заинтересованно выгнула бровь.

— Думаешь, галийцы рискнут взять нас на абордаж?

— Не исключаю такого развития событий, наварх, — Петроний развернул планшет. — Вот, ознакомься с план-схемой, которую…

Ливия остановила его поднятой ладонью и повернулась к Вителлию:

— Ты согласен с Авлом Петронием?

— Полностью, наварх. Противник наверняка попытается контратаковать. Конечно, в случае захвата корабля сработает система самоуничтожения, но любая случайность может сорвать твой… наш план.

— Я ведь хочу сберечь как можно больше моих людей, — голос наварха звучал непривычно мягко. — Даже если придется пожертвовать кораблем.

Мужчины тревожно переглянулись. Спокойный, какой-то… человечный тон наварха пугал сильнее ее обычного ледяного шипения. «Пожертвовать кораблем» означало пожертвовать собой. Никто не спросил: «Ради чего?» Но на языке у каждого человека в эскадре вертелось: «Куда же мы пойдем, если?..»

Неизвестность и бесприютность пугала сильнее быстрой смерти. Ливия понимала это ничуть не хуже, чем любой из Аквилинов, Либертинов и Целеринов, а то и получше. Поэтому когда ей, уже собравшейся спуститься в отсек «гарпаго», смущенно доложили, что нет необходимости никуда идти, потому что не нашлось ни одного человека, согласного покинуть «Аквилу», наварх только кривовато улыбнулась и кивнула.

— Ну, что ж… Дай громкую связь, Фульвий. Аквилины. Спасибо. Обещаю, прежде чем погибнуть, мы потреплем галийцев за мягкие задницы. А если и расстанемся, то ненадолго. Встретимся за Ахероном! А сейчас — боевая тревога.

«Аквила» встрепенулась, ощетинилась активированными орудиями, укрылась синим огненным плащом энергощитов, а в пространство Бренны на всех каналах и частотах полетел спокойный и холодный голос наварха. Ливия предпочла заявить о своих намерениях прямо и сразу всем, а не скулить жалобно, выпрашивая сеанс связи у несговорчивых матрон. И, учитывая ситуацию, это решение оказалось единственно верным. Потому что «паника» — это всего лишь одна сотая от верного определения того, что началось, едва голос Ливии достиг ушей каждого, имеющего средство связи.

И, к слову, в ультиматуме наварха «Аквилы» строгую галийскую цензуру прошли бы только топонимы и, может, еще местоимения.

Глава 13

Нормальные герои предпочитают думать головой и стараются остаться живыми, а по возможности еще и здоровыми. В расчете на будущие подвиги, разумеется. С дымящейся дырой в груди геройствовать крайне неудобно, и подвиги, в итоге, получаются какие-то убогие. Но когда у героев есть приказ, а отступать некуда, то приходится отчаянно рисковать.

Бот спасателей был такой яростно-оранжевый, что прямо глаза резало. Бочком и щурясь, к нему приблизился один из манипулариев — Квинт Кассий, выбранный в авангард из-за своего невысокого роста и глупейшей улыбочки, словно нарочно приросшей к губам.

— Ребята, у меня тут типа связь забарахлила, — хихикнул он невпопад. — Может, в мою рацию фигня какая-то летучая влезла?

— Все работает, — жестко отрезал спасатель-галиец. — Проверь свой аккумулятор, квирит.

Его совершенно не радовала дюжина республиканцев, топтавшихся в сторонке. Известно же, один лациец — шпион, два — консулы, три — вторжение.

Квинт Кассий изобразил лицом крайнее смущение и прямо на ходу начал поспешно расковыривать свое устройство связи. Шаг за шагом, постепенно и вроде бы как неосознанно сокращая расстояние между собой и бдительным спасателем.

— Stercus accidit… — крышечка вывалилась из его лопатообразных ладоней. — Mentulam сaco! — шаг, и она хрустнула под подошвой солдатской калиги. — Не, ну а tergo… Apterixus stercus! — взвыл разочарованный манипуларий. — Всё! Vae! Десятник башку отвинтит!

Он так искренне и громко сокрушался, что на миг усыпил знаменитую галийскую бдительность. Едва причитающий манипуларий подошел вплотную, дальше все произошло быстро: Кассий одним ударом кулака сшиб спасателя, затем прыгнул и подсек ноги второму. Три минус два — отличная вышла бы арифметика, но последний из команды бота успел выхватить оружие.

— Вперед! — скомандовал Квинт Марций.

Эффект неожиданности работает каких-то пару мгновений. Две-три секунды стоит надеяться, что застигнутый врасплох промажет. Так оно и случилось. Следующий импульс все же задел одного из Аквилинов. Но, к счастью, драка вышла короткой, а потому не слишком кровопролитной. Опять же, в спасательном боте перевязочных материалов и медикаментов в достатке.

— На самом деле, я двумя пальцами запросто откручиваю болт на внешней обшивке, — добродушно и белозубо усмехался Кассий, укладывая обездвиженных пленников рядком на палубу захваченного транспорта. — А еще я ловко узлы вяжу. Так что не балуйте, ага?

— Взлетаем.

Безболезненно отдав бот в полное управление «летучего» префекта, Либертина тем временем развернула трофейную проекционную карту. На ней оранжевыми огоньками отображались другие спасательные бригады, дежурившие в эти сутки на Второй луне Бренны, а синими — все прочие транспортные средства.

— Так-так! — проворковала она ласково. — Все птички, как птички, по своим гнездышкам сидят, и только одна куда-то летит. Куда? — скинула координаты на панель управления. — Давай-ка поглядим, куда борт 12–39 держит путь.

Конечно, где-то на задворках сознания ржавчина сомнения вовсю разъедала монолитную плиту уверенности, но Квинт Марций ничего не мог поделать с собой. Связи с «Аквилой» нет — это раз, госпожу Кассию похитили — это два, и три — лидер сказал всемогущее слово «Приказ!». Вот и весь расклад. Фактически, дюжина республиканцев на оранжевом боте и есть сейчас звездная бирема «Аквила», а то и весь Лаций, чья военная доктрина не предусматривает сдачу корабля в плен.

— Ух ты! Классно у тебя получается! — восхитилась Либертина, когда префект совершил ловкий маневр, пытаясь нагнать предполагаемых похитителей. — Эдак мы их в три счета…

Но на счете «три» авантюра и закончилась. Откуда ни возьмись, вынырнули «морриганы» — галийские универсальные перехватчики, взяли бот «в клещи» и, вместо того, чтобы уничтожить угонщиков на месте, приказали вернуться на посадочную платформу.

«Что будем делать?» — безмолвно спросил Квинт Марций у патриция.

Чей был приказ, тому и решать. Гай Ацилий к этому моменту пришел в норму и смог рассуждать здраво.

«Подчиняйся!» — было его решением.

— Мы возвращаемся.

— Очень хорошо. И даже не пытайся что-нибудь эдакое выкинуть, Квинт Марций Аквилин, — добавил на всякий случай командир звена, давая понять, что в курсе, с кем имеет дело.

«Прекрасно! Значит, обойдемся без тайн и недомолвок», — подумалось Аквилину.

— Я требую восстановить связь с «Аквилой»!

— Хм! Да ты — наглец, префект! — возмутился галиец.

«Есть маленько», — согласился тот.

«Летучий» префект подчинился, но просто так сдавать свои позиции не собирался. В конце концов, это в отношении лацийцев было проявлено недружелюбие, а не наоборот. Что же касается бравых Аквилинов, то они ни на мгновение не потеряли уверенности — их спины прикрывают боевые корабли Республики, Ливия Терция знает, как поступать в подобных случаях, а Квинт Марций решительно ведет их к победе над еще одними паршивыми варварами.

— Рядовой Квинт Кассий, попробуй еще раз поговорить с Ливией Терцией. У нас на борту сенатор, это большая ответственность.

— Никаких изменений, — очень громко доложил Кассий. — Глухо, как в данайском рудовозе.

Конечно, галийский командир не мог видеть, как доблестный префект «Аквилы» надменно выпятил подбородок и сложил руки на груди, но совершенно точно почувствовал напряженность момента.

— Проблемы со связью будут устранены в ближайшее время, а пока мы могли бы обсудить сложившуюся ситуацию, — почти миролюбиво молвил он. — Я, Кеорл Асхелм, уполномочен вести переговоры.

Лацийцы дружно переглянулись. Такого резкого поворота они не ожидали.

— А почему нас не сбивают? — шепотом спросила Либертина.

— Потому что, если бот рухнет, он станет причиной лесного пожара, — бесстрастно объяснил Гай Ацилий. — Деревья, знаешь ли, растут медленно. Внешний вид будет надолго испорчен. Это называется вероятная упущенная выгода. Мы того не стоим.

— Чего-чего?

Солдаты вопросительно уставились на своего начитанного префекта, ожидая перевода с патрицианской зауми на доступный их пониманию язык.

— Ёлок им жалко, — мрачно буркнул Квинт Марций. — А нас они и так шлёпнут. Потом.

— А! Понятненько.

Курион тактично промолчал. Ну не объяснять же этим простым, как поршневой механизм, ребятам, что в глазах большинства цивилизованных народов галактики все поголовно лацийцы — психи. Такие себе отборные, генмодифицированные убийцы-отморозки с купированными чувствами и напрочь отсутствующими тормозами. Это — выражаясь мягко и политкорректно. Обидно, конечно, но как раз сейчас мятежный патриций собирался использовать этот стереотип по полной программе.

Поэтому, когда галийский командир на всякий случай уточнил, с кем он будет вести переговоры, Гай Ацилий сделал знак префекту, мол, погоди, дай подумать. Он отлично помнил, как выглядит дипломатия Квинта Марция. Возможно, Кеорлу Асхелму тоже стоило бы лично познакомиться с нравом настоящего республиканского префекта, хотя бы для расширения кругозора, но у патриция созрела другая идея.

Еще каких-то полчаса назад безлюдная, посадочная площадка, по матовым плитам покрытия которой ветер беспечно гонял одинокую обертку от леденца, вдруг заполнилась разнообразным и крайне озабоченным народом. Что тут делали бойцы спецподразделений, Квинт Марций отлично понимал, экологам он тоже не удивился, но зачем на поле вероятной битвы вертятся клерки, он даже представить себе не мог. Их яркие клетчатые кепки с жестким козырьком мелькали в толпе даже чаще, чем бледно-салатовые комбинезоны медиков.

— Это биржевые брокеры, — терпеливо пояснил Гай Ацилий. — В зависимости от того, что дальше произойдет, будет зависеть, поднимутся или упадут в цене акции экосистемных компаний.

— Ух, ты! Как интересно. И как они определяют стоимость… э… активов? — очень живо полюбопытствовала Либертина. — По потерям в живой силе или по ущербу, нанесенному ёлкам?

Центурионшу вся эта суета искренне забавляла и ничуть не смущала. Как говорят в таких случаях манипуларии: «Поздняк метаться!» Их окружили, из оружия — три паршивые галийские пукалки, а из всех перспектив самая приятная — придавить тушей бота десяток-другой этих рыжих брокеров… то бишь, варваров!

— Ыыыый, — жалобно заскулил один из пленных спасателей, которому воодушевленная Либертина специально наступила на ногу.

— А ну цыц!

Снаружи уже собралась команда переговорщиков во главе с невысоким, крепким мужиком в летном комбинезоне. Краснолицый и цепкоглазый, он производил серьезное впечатление на республиканцев — новичков переговорного процесса.

— Надо полагать, это и есть достойный Кеорл Асхелм.

В голосе Квинта Марция звучала отчетливая нота неуверенности. Пилот «морригана» — переговорщик? Или у них тут принято поручать самую важную работу старшему по чину? Где профессионалы? Этот варварский обычай мешать всех в одну кучу изрядно смущал республиканца, привыкшего к четким правилам. Патриция расклад нынешний тоже не радовал, и тот с каждой секундой наливался опасной мрачностью.

«Стимул-доза, что ли, кончается?» — гадал Квинт Марций, но, к счастью, Курион удостоил его объяснением:

— Я не вижу женщин. Ни одной. А если здесь нет никого из руководства, то, значит, к нам относятся несерьезно.

— Никто из… как у них это называется-то?.. координаторов не пожелала оторвать свою жопу от кресла? Мы что, настолько легкая добыча? — рассвирепела Марция Септимия.

О политике, нравах и порядках в галийском секторе она имела весьма поверхностное представление, почерпнутое из краткого курса Общей истории. Изучению галийцев традиционно отводилось пять стандартных учебных часов и, скажем, Гай Ацилий так до сих пор и не уяснил, откуда проистекает столь откровенное пренебрежение — из-за какого-то несерьезного разнообразия обычаев или же из-за язвящего взоры всех галактических народов правления матриархов.

И тут наконец-то опальный сенатор озвучил свою мысль:

— Марция Септимия, ты будешь нашим переговорщиком. К словам женщины твоего звания и ранга они, по идее, должны прислушаться, — сказал он преувеличенно самоуверенно.

В теории статус женщины в звездных системах галийского сектора выше мужского, но на практике то, что ты женщина, еще не означает какого-то особого отношения. Главное не пол, а наличие у тебя реальной власти. Но не манипуларию же посылать на переговоры?

— Я — готова!

— Требуй связи с «Аквилой» и «Либертас» как первоначального условия для начала полноценных переговоров. Сначала нужно точно выяснить, что с нашими кораблями на орбите, — проинструктировал её патриций напоследок.

Он совершенно явно хотел добавить что-то еще, похоже, что-то крайне важное для него, для живорожденного, но сдержался и промолчал. Ну и ладно, живорожденным виднее, что говорить и когда. Марция же Септимия, командир центурии либурны «Либертас», смерти боялась чуть меньше, чем это положено по стандартам её фамилии, и всегда надеялась, что встретит свой последний миг в настоящем бою, в пространстве. Еще лучше, если где-то неподалеку окажется Квинт Марций — живой и невредимый, чтобы было кому помнить о доблестной Либертине. И сам факт, что сейчас их с Аквилином смерть станет лишь причиной понижения котировки акций на галийских биржах, казался девушке бесконечно противным. А потому Марция повела себя довольно дерзко. Особенно, когда оказалось, что она на полголовы выше всех мужчин, в том числе и Кеорла Асхелма. Такая вот приятная мелочь — галийцу пришлось говорить, глядя на переговорщицу снизу вверх. Зря он дожидался официального представления и взаимных раскланиваний.

— Я уполномочен госпожой координатором… — пробубнил он.

«Как там выразился Квинт Марций, когда гнул в бараний рог поганцев с Алнота?»

— Наши требования!

Галиец подавился именем своей руководительницы.

— Итак, мы требуем выполнения следующих пунктов, — высокомерно отчеканила девушка.-

Пункт номер один — связь с «Аквилой», пункт номер два — немедленное возвращение госпожи Кассии.

И, разумеется, гражданка Лация не снизошла до разговора на каком-то варварском наречии. Звонкие гласные, четкие согласные одного из самых древних и прекрасных языков в галактике должны были заставить верить всех и каждого, что Либертина в своем праве.

— Но координатор…

— Пункт номер один — немедленная связь с навархом «Аквилы»! — рявкнула Марция.

И в этот момент в наушниках у всех присутствующих на эпохальных переговорах раздался резкий голос Ливии Терции.

— Галийцы пытаются глушить нашу передачу, — доложил Фульвий.

— О, значит, уже поняли, чем может обернуться дело, — усмехнулась Ливия. — Ты знаешь, что делать, мой Фульвий. Продолжай.

Связист в ответ только плечом дернул, не оборачиваясь, дескать, на любой варварский заслон найдется хитрый лацийский финт. Сообщение, точнее. Ультиматум наварха «Аквилы» заглушить было не так-то просто: передача велась с биремы, но «Либертас» и «Целера» усиливали и ретранслировали сигнал. За пультом связи на «Целере» сидел ушлый данаец Клейт, который словно задался целью переплюнуть коллегу-Аквилина. В общем, на этот счет Ливия могла не переживать. Другое дело, хватит ли сил выполнить столь красочные угрозы.

Наварх прищурилась, невольно вслушиваясь в собственный голос:

— …уведомляю правительство Бренны о своем намерении атаковать второй спутник в случае, если мои требования не будут выполнены. Даю 20 минут на эвакуацию гражданского населения и персонала. Повторяю. Я, Ливия Терция, наварх биремы Республики «Аквила», требую незамедлительно освободить и вернуть на борт членов моего экипажа, вероломно захваченных и силой удерживаемых на втором спутнике Бренны. Совокупный залп орудий моей эскадры способен полностью уничтожить всю эко- и энергосистему спутника. В случае попытки захвата или уничтожения моих кораблей я буду расценивать действия правительства Бренны как враждебные. Настоящим уведомляю…

— Может, надо было добавить насчет самоуничтожения? — пробормотала она себе под нос. Но риторический вопрос неожиданно не остался без ответа.

— Галийцы, а в особенности — галийки, отнюдь не такие тупицы, какими их пытается выставить наша родная пропаганда, — заметил Северин, подмигнув с экрана. — Раз они окружили нас, но до сих пор не стреляют, значит, о твоей нестандартной тактике уже догадались. И вскоре свяжутся, чтобы подтвердить свои подозрения.

К мнению Фурия, столько лет тесно общавшегося с варварами и изучившего все их привычки, стоило прислушаться. Но Ливию заботило иное.

— А вы с Либертином почему до сих пор здесь? — недовольно спросила она, умудряясь одним глазом косить на перемещения вражеских сигналов на тактическом экране, а другим — щуриться в сторону обоих Марков, Фурия и Флавия.

— Я, то есть мы — добровольцы, — набычился Флавий и отчеканил: — Без моей Марции Септимии «Либертас» никуда не улетит.

— Ну что ж, — Ливия подавила неуместную улыбку и кивнула. — Достойная позиция, Либертин. А что насчет тебя. Марк Фурий?

— А меня покуда не вычеркивали из списка покойников, — весело отозвался Северин. — Что до экипажа, то да, и они тоже выразили желание остаться. Очень настойчивое. Если хочешь знать мое мнение, разделяться нам нельзя. Поодиночке нас передавят, а вместе имеется хоть призрачный шанс.

— Пусть так, — Аквилина снова кивнула. — Будьте на связи. Оба.

К тому времени на мятежную эскадру уже нацелилось все, что могло стрелять в системе Бренны, от систем планетарной обороны до слабеньких, но назойливых патрульных «цельт», которые прямо-таки роились в опасной близости от республиканцев. Но для любого наблюдателя, еще не утратившего от страха способность рассуждать, было очевидно: хозяева системы не решаются пересечь некую черту. Словно «Аквилу» и ее спутниц окружал невидимый, но прочный щит, вдобавок ко вполне заметным защитным полям. И это, безусловно, было обнадеживающим фактором, едва ли не единственным во всей этой безумной ситуации.

— Наварх! — напряженную тишину на мостике нарушил голос связиста: — Нас вызывают с планеты.

— Кто именно? — осведомилась Ливия, не отрываясь от тактического экрана. Казалось, замысловатые перемещения осторожных галийцев занимают ее гораздо больше, чем возможные переговоры.

— Эта… прежняя галийка. Третья дочь или как там ее.

Наварх решила, что не стоит просвещать по-лацийски высокомерного Фульвия и сообщать ему, что третья дочь Матери бреннов, вообще-то, в галийской иерархии стоит примерно на уровне консуляра Республики.

— Передай, что я… занята инвентаризацией орудийных погребов, — усмехнулась Аквилина. — Они упустили шанс решить все быстро и тихо. Теперь только старшая матрона Бренны может отвлечь меня от подготовки к бою.

— Так и передать, наварх? — Фульвий занес руку над пультом и нерешительно добавил: — А если они начнут стрелять в ответ?

— Не начнут. Да, так и передай. Мы будем вести переговоры с самой госпожой Эпонимой — или не будем вести их вообще.

Только ларам ведомо, чем обернулась бы дерзкая эскапада Либертины для остальных лацийцев, кабы не вмешательство Ливии Терции. Возможно, они бы сумели как-то выкрутиться, но угроза, прозвучавшая из уст наварха «Аквилы», подтолкнула галийцев к решительным действиям. Перспектива своими глазами увидеть, как огромная звездная бирема самоликвидируется в атмосфере Второй луны, вынудила руководство Бренны быстренько закончить игры в дипломатию и свернуть едва начавшиеся переговоры. Вежливый Кеорл Асхелм, получив добро, незамедлительно выстрелил в Либертину из парализатора. Та и глазом моргнуть не успела, тем паче задаться вопросом: почему, собственно, её в плен берут, а не убивают на месте. Зато у Гая Ацилия такого вопроса не возникло в принципе.

— Не сопротивляться! Сдаемся без боя! Это приказ сенатора! — успел проорать он буквально за три секунды до того, как в спасательный бот ворвались бойцы штурмового отряда.

Застигнутые нестандартным приказом врасплох манипуларии попросту остолбенели, а Квинту Марцию потребовались дополнительные пять секунд и удар прикладом по локтю, чтобы выронить оружие и сдаться. Хвала республиканским генным инженерам!

Справедливости ради, Гаю Ацилию тоже изрядно досталось от разъяренного галийского спецназа. Рыжие варвары били больно, но меру знали и серьезно навредить уважаемому владельцу банковского счета не собирались.

А когда обездвиженных, но вполне живых лацийцев начали аккуратно паковать в силовые ленты, то стало понятно, что пленников собираются использовать как разменную валюту в торге с лютой Ливией Терцией.

Слова наварха слышали все, а потому особо не дергался даже бешеный Публий Силий, главный обитатель гауптвахты. Что же до дерзкой Марции Септимии, то она сладко посапывала и во сне очень трогательно пускала слюни. Она сделала всё, от неё зависящее, они все очень старались, пусть же теперь Гай Ацилий позаботится о своих соратниках, неспешно думалось Квинту Марцию. Ему оставалось лишь наблюдать за паникой в стане врага. Эк, Ливия шороху им навела! Забегали-то как!

Префекту было даже пальцем не шевельнуть, зато он мог спокойно обдумать ситуацию, не отвлекаясь на боль. Силовые ленты — самое гуманное средство фиксации, они не мешают кровообращению и специально придуманы, чтобы пленник оставался жив-здоров и невредим.

Если их не убили, значит, будут торговаться, и тут у галиек есть отличный козырь — Гай Ацилий Курион. Пока госпожа Кассия у них в руках, то патрицием можно крутить как угодно. По крайней мере, пока та жива. В теории. А что получится на практике — неведомо даже ларам.

Не то, чтобы Публий Клодий не любил женщин, наоборот, он их любил, иногда даже слишком. Печаль в том, что и они его любили. Всегда и везде. А еще они млели, боготворили, таяли во всех местах, обожали и восхищались. Редкое сочетание идеальной внешности и высокого статуса делали Публия Клодия лакомым кусочком в глазах и плебеек, и патрицианок. А уж как ценил эту фантастическую привлекательность хитроумный дед — Гай Клавдий! Ценил и регулярно пользовался к своей выгоде. Что греха таить, народный трибун тоже порой не гнушался добиться нужной цели при помощи синих глаз, белокурых локонов и рельефной мускулатуры. Зря, что ли, драгоценная бабушка трудилась над его геномом? Правда, с галийками этот метод не работал. Восхищаться-то они восхищались, но издали и как произведением искусства. Ничего страшного, ведь, кроме смазливой физиономии у Клодия имелись мозги, деньги и власть. Галийки же традиционно благоволили к кругленькой сумме на счету, а не к сколь угодно подтянутым ягодицам. Так даже проще, но, так или иначе, женщины, на которых делалась ставка, никогда Публия не подводили. До момента, пока в открытом противостоянии не сошлись наварх Аквилина и матриарх Эпонима. Как там говорится в древней поговорке: «Нашла коса на камень»? Галийская «коса» со всего маху напоролась на твердый лацийский «камушек» — только звон на всю звездную систему пошел. Каждая гнула свою линию, и никто позиций сдавать не собирался.

«Какой из спутников Бренны тебе менее всего симпатичен?» — спокойно спросила Ливия Терция вместо ответа на вопрос госпожи Эпонимы: «Кто из пленных лацийцев тебе больше не пригодится?»

Прямо на глазах Публия Клодия рушился его идеальный план. Какой-то неполный час, и годы деятельного, но терпеливого ожидания, кровь невинных жертв, тончайшая паутина интриг — отправились псу под хвост из-за амбиций двух упертых баб. Каждое их слово — словно стук от падения очередной костяшки домино, когда только чудо способно остановить эту стремительную цепную реакцию.

Не так всё должно было сложиться, совсем не так! Для начала, имплант в мозгах у лигарии никак не мог быть отключен. Ведь это полностью исключено, учитывая, что мятежная эскадра благополучно прошла сквозь нестабильную червоточину.

Вопрос: «Какого хрена?» стал самым деликатным из всех, которые задали Клодию галийские спецы по коннекции. Именно тогда госпожа Эпонима впервые поглядела на народного трибуна косо. Не помог даже очаровательнейший из богатого арсенала взглядов. Хитрая стерва криво ухмыльнулась и посоветовала впредь сначала соблазнять женщину, а потом уже пытаться ею манипулировать. Благо, что неприятный разговор велся на приличном расстоянии.

Дальше — хуже. Теплой компании экскурсантов во главе с дорогим другом — Гаем Ацилием, после похищения Кассии полагалось сидеть тихо-тихо и ждать, когда по их душу явится челнок с «Аквилы». А они что учинили? Нападение, угон спас-бота и взятие заложников за каких-то неполных полчаса! Куриону при отключении импланта мозг повредили, что ли? Как он вообще додумался до такого?

И последний удар по Клодиевой вере в человечество нанесла сумасшедшая Аквилина. Нет, то, что все Ливии в той или иной степени психи, Публий знал, но не подозревал, что наварх проигнорирует присутствие в прямой досягаемости народного трибуна Республики.

Прирожденные плебеи попросту не способны самостоятельно разрешать проблемы такого масштаба. Широты взглядов не хватит. Это — аксиома. У Ливии Терции обязано было появиться неудержимое желание обратиться за помощью к члену Сената, к патрицию, к живорожденному. Хотя в случае с Клодием вопрос с живорожденностью оставался открытым. Пусть так!

Три фатальных ошибки в самый ответственный момент! Три катастрофических упущения, и скорее всего, всё придется начинать заново.

Клодия захлестнуло уже знакомое черное отчаяние. Чувство абсолютной неспособности что-то изменить, которое самое разрушительное для духа.

— Ну и как еще мы можем заработать на лигарии? — спросила госпожа Эпонима, воспользовавшись кратким перерывом в переговорах с навархом биремы. — Поторговаться и продать парфам как военную преступницу? Что думаешь, умник?

Клодий вскинулся, будто от удара. И вдруг почувствовал, как ослепительная улыбка пробивается через панцирь застывших мимических мышц, словно травинка, взламывающая бетонную плиту. Трижды проклятое совершенство, заставляющее самых властных и суровых женщин прерывать смертельную ссору на полуслове! Обычно заставляющее, если быть точным.

— Если хорошенько подумать, то есть и другие варианты, моя прекрасная госпожа.

Губы сами разомкнулись, а многолетняя привычка незамедлительно извлекла из голосовых связок нужную тональность — чуть хрипловатый, ласкающий слух баритон.

А еще это искреннее, невозможное, лучистое сияние синих, как небеса Лация, глаз, осененных длинными темными ресницами. Телесная красота не панацея, но идеальное успокоительное средство.

«С эдаким личиком ты можешь любую бабу заставить дерьмо ложками жрать и причмокивать», — просто обожал повторять «любимый» дедушка.

— Серьезно? — женщина изогнула бровь. — И какие же это варианты?

— Например, вернуть лигарию Гаю Ацилию, но не бесплатно, разумеется.

— О как! Значит, взять и просто вернуть? И почему же, позволь узнать?

Народный трибун улыбнулся, совсем чуть-чуть снисходительно, ровно в той степени, чтобы его не сочли фамильярным.

— У тебя сложное положение, моя госпожа. Следи за моими рассуждениями. Продать Кассию парфам на деле означает её убить. Гай Ацилий тебе этого не простит никогда. Если его убить, то Аквилина устроит тебе внеплановый конец света, если оставить в живых, то Курион обязательно вернется и… Ты ведь учила историю, моя прекрасная госпожа?

Вообще-то, матриарх Бренны имела ученую степень в области общественных наук, а всегалактическая история была её любимым коньком.

— Ты хочешь сказать, что твой бывший друг способен последовать примеру своего знаменитого прадеда?

— Нууу… — задумчиво протянул Клодий, вовсю наслаждаясь тревожными нотками в голосе матриарха. — Не зря же он носит то же самое имя. Гай Ацилий Курион — человек весьма решительный и невероятно целеустремленный.

Рассказывать галийке, что с самого начала ставка делалась именно на эти черты характера опального патриция, Публий не стал. Впрочем, госпожа Эпонима и сама уже догадалась.

— Это ты втравил Бренну в неприятности, народный трибун, — поморщилась та. — Может быть, стоит продать парфам и тебя самого, а?

Клодий рассмеялся и одарил галийку еще одной обольстительной улыбкой. Он балансировал на краю пропасти.

— Пока жив мой дед и моя бабка, ты этого не сделаешь. Кто же в здравом уме станет связываться с благородной Семпронией?

Эпонима досадливо фыркнула. С такой бабкой этот смазливый гаденыш неуязвим, как бы подло он не нашкодил.

— Хорошо. Я подумаю над твоими словами, Публий Клодий.

Времени на раздумья оставалось мало, но матриарх на то и матриарх, чтобы соображать быстро.

Клодий отключил прямой канал и стал ждать, чем кончится противостояние Ливии Терции и госпожи Эпонимы. На борту собственной яхты это делать всегда полезнее для здоровья. Либо лютая Аквилина учинит расправу над наглыми варварами в истинно лацийском стиле, либо униженная матриарх изольет свой гнев на ловкого трибуна, который не только подкинул опасную идею, но еще и генмодифицированный недочеловек, презренный биоконструкт. В любом случае, придется быстро уносить ноги. Все-таки идеальное чувство нужного момента было еще одним из качеств, которыми щедро наградила репликаторного внука всемогущая бабка Семпрония. Впрочем, чем старше становился Публий, тем реже предавался самокопаниям. Если Гай Ацилий назвал его «Сукой», стало быть, так оно и есть, кто же спорит.

Единственный в целой галактике друг снова преподнес Публию Клодию сюрприз. Кто бы мог предположить, что Кассия имеет для Безупречного Куриона такое важное значение? Может быть, дело в имплантах? Или в пресловутом нейроэйдетическом парадоксе? Но Ацилий-Без-Кассии оказался на два порядка опаснее того Ацилия, который сидел прежде в Сенате.

Для полноты ощущений Клодий синтезировал себе легкого фруктового вина и медленно его цедил, не спуская глаз с проекционного экрана. Что ж, день, когда народный трибун из семьи Клавдиев допустил свою самую крупную тактическую ошибку, стоило отметить в календаре. Ошибочка вышла с этой Кассией, досадная и обидная. Теперь, если всё обойдется без жертв, то деньги со счета Куриона уплывут к галийкам. Госпожа Эпонима выцедит Ацилия до дна. А корабли мятежников, как были, так и останутся без должного ремонта и переоснащения, неспособные по-настоящему противостоять флоту Республики.

Начинать все сначала? Снова искать подходящего человека, способного всколыхнуть застойное болото республиканского общественного устройства? А вдруг уже поздно? Клодий, заложив руки за спину, прошелся туда-сюда по обзорной палубе, прикидывая в уме возможные варианты.

— Марк Флавоний, следи за новостями. Как только пройдет сообщение о начале обмена заложниками, уходим из системы Бренны.

— Курс? — бесстрастно спросил наварх.

— Летим на Рубикон, мой Флавоний. У меня есть кое-какие дела.

И добавил, мысленно обращаясь к Гаю Ацилию: «Я в тебя верю, друг мой. У тебя всё получится. И выбраться из этой передряги, случившейся по моей вине, тоже. А вина… Я её искуплю, обещаю».

В тот самый миг, когда на экране перед Ливией возникла не скрывающая раздражения матриарх Бренны, чтобы высокомерно выдавить: «Ну, ты привлекла мое внимание, Аквилина, и что же дальше?», командир «Аквилы» поняла, что стрелять галийцы не начнут. Вообще. Как бы ни повернулось дело, но первый раунд игры уже за республиканцами. А дальше…

«Планета с шестимиллиардным населением, три обжитых естественных спутника, четыре станции, системы обороны и немалый флот, — думала Ливия, без стеснения разглядывая лицо противницы. — А у меня? Три корабля, из которых один — легкий разведчик, а другой — вообще трофейное корыто, кое-как отмытое после варваров. Сорок торпед и пять с лишним сотен человек, которым без Ацилия, в общем-то, терять нечего. И мозги. Хотя по этой позиции преимущество не на нашей стороне. Побарахтаемся».

Матриархат — это власть старух, и госпожа Эпонима — повелительница мира, помешанного на естественности — была едва ли не первой по-настоящему немолодой женщиной, которую встретила Аквилина. Старость плебеев скоротечна. Если кому-то и удавалось дожить до возраста, когда тело и разум уже не в силах были служить Республике с должной эффективностью, эти «счастливчики» редко появлялись на публике. Разве что в агитроликах, посвященных прелестям заслуженного отдыха на лоне какого-нибудь Конваллиса-9. Публичная старость в Республике — удел и привилегия живорожденных.

Хотя матриарх Бренны, без сомнения, даже живорожденных лацийцев не считала себе ровней. Их ведь тоже «улучшали».

Задрапированная в складки просторного белого одеяния, с инфо-обручем, стилизованным под золотую диадему, на рыжих с проседью волосах, госпожа Эпонима смотрелась варварской королевой. Хотя именно ею она и была, впрочем.

Но Ливию варвары и их королевы — или матриархи, если угодно — интересовали в данный момент исключительно в качестве мишеней.

— Ты захватила моих людей, — сказала она вместо приветствия. — Верни их.

— Задержала, — ухмыльнулась галийка. — Они задержаны, а не захвачены. И у меня есть все основания держать их и дальше.

— Основания? — наварх моргнула, изображая удивление. — Какие? Плюнули в неположенном месте или помочились на одну из твоих бесценных елок, варварка? В задницу такие основания. Верни их. Немедленно.

На мостике «Аквилы» и без того было тихо, но после таких слов Ливии стало, как говорят на флоте, «слышно, как фотоны шуршат». У хозяйки Бренны дернулось веко.

— С жалкой кучкой бродяг за спиной ты, вожак шайки беглых генмодифицированных биоконструктов, хамишь мне в моем собственном пространстве? — помолчав, процедила галийка. — Сколько там у тебя солдат? Пятьсот?

— Этим бродягам нечего терять, — Ливия криво улыбнулась. — И они не боятся смерти. Нам, биоконструктам, инстинкт самосохранения еще в репликаторах купируют. Можешь сказать то же самое о своих? На самом деле тебя должна волновать не численность моего экипажа, а количество моих торпед. Верни заложников, и мы еще сможем решить всё мирно.

Матриарх прищурилась:

— Мирно — с тобой? Число твоих торпед мне известно. Поделить ли мне одного из твоих солдат на равное количество кусков? Который тебе меньше всего нужен?

— Значит, ты умеешь считать, варварка. У Бренны три луны, у меня — три корабля. Вопрос: какой из спутников тебе менее всего симпатичен?

— Я могу тебя сбить прежде, чем ты шевельнешь пальцем, чтоб активировать орудия, — после невыносимо долгой паузы ответила галийка.

— Ты опоздала. Я уже шевельнула, — Ливия демонстративно развела руками. — Ты собьешь, и я взорвусь, о да. Эти атмосферные установки такие хрупкие, а бесценные экосистемы — еще уязвимей. Взрыв реактора боевого корабля да плюс детонация всего боекомплекта в атмосфере — представляешь, какой будет фейерверк?

Матриарх медленно кивнула.

— Последовательность инициирована, все коды введены, система ждет только сигнала. Твоего выстрела, госпожа Эпонима. Курс проложен и зафиксирован. Перепроверь свои расчеты. Я успею войти в атмосферу прежде, чем ты меня уничтожишь. Не дешевле будет просто вернуть моих солдат?

— Ради десятка ты пожертвуешь сотнями.

Это был не вопрос, а констатация. Хозяйка Бренны уже проанализировала все и сделала выводы. А вот решения покуда еще не приняла. Существовал ли вообще вариант, позволяющий выйти из «парадокса заложника» с достоинством?

— Они — это «Аквила», — просто ответила Ливия на вопрос, который так и не был задан. — «Аквила» — это я. И Республика. Психология муравейника, если ты понимаешь, о чем я.

От такого заявления опешила не только галийка, но и все свидетели переговоров.

— Давай прервемся ненадолго, — предложила Эпонима уже гораздо более дружелюбным тоном. — Никто никого не убивает и не взрывает в ближайшие полчаса. Я должна подумать.

Наварх кивнула. Она не обольщалась внезапной гибкостью противницы — в конце концов, хорошие торговцы и должны быть увертливыми и гибкими. Галийка решила проверить нервы Аквилинов — что ж! Время играет на руку не только Эпониме, Ливии тоже. Лишние полчаса жизни — разве плохо?

За месяцы, прошедшие с того рокового дня, когда психокорректор станции Цикута совершил самый опрометчивый шаг в жизни — поднялся на борт «Аквилы» — Луций Антоний успел свыкнуться с множеством вещей, которые прежде казались ему дикими и невозможными. Убедился, что весь багаж его знаний и опыта ничего не стоит здесь, в чреве этого высокотехнологичного монстра, крохотного в сравнении с ледяной пустотой пространства. Свыкся и даже привык, что сам он, Луций из блистательной фамилии Антониев, не более чем досадная помеха, объект насмешек и лишний рот, потребляющий далеко не бесконечные ресурсы корабля. Смирился с другими неудобствами и унижениями.

Единственное, к чему Антоний привыкнуть никак не мог, так это к легкости, с которой все, буквально все его недавние подопечные, рисковали жизнью. Своей и, в особенности, чужой.

Никого из Аквилинов, Либертинов или свежеиспеченных Целеринов не смутил и даже не встревожил тот факт, что противостояние Ливии Терции с матроной Бренны с большой вероятностью закончится гибелью эскадры. Никто не возмутился, никто не усомнился… Похвальная лояльность командиру — превосходное качество для плебеев, с рождения предназначенных на убой… Но восхищаться непримиримой стойкостью воинов Лация уместней все-таки на расстоянии. Желательно — в несколько световых лет.

Сейчас, почти безучастно наблюдая за самоубийственной активностью на биреме, Антоний вдруг понял, что перегорел. Сгорел, как инжектор плазмопровода или что там у них все время сгорает. Устал унижаться, устал прятаться и красться, смертельно устал ежечасно носить «броню» интеллектуального превосходства — единственное свое средство «индивидуальной защиты». После Алнота он всерьез опасался, что угрозы Ливии насчет ссылки в сектор рекреации осуществятся. Теперь он уже жалел, что угрозы так и остались всего лишь еще одной издевательской шуточкой.

Погибать по слову Ливии Терции, беспомощно, бессмысленно, ради кучки идиотов, по собственной дурости влипших в дерьмо посреди галийской системы? Лучше уж самому вышибить себе мозги. Или… сбежать к галийкам. Всего два выхода, других вариантов нет.

Но никто на «Аквиле» не был столь неосторожен, чтобы предоставить Луцию Антонию доступ к оружию или летательным аппаратам. Да и не имел он навыков пилотирования десантного бота. Единственная надежда на спасательные капсулы, если он успеет добежать до них прежде, чем бирема взорвется, если…

Если, если, если. Десятки, сотни этих «если». А шанс выжить — всего лишь один. Призрачный, как никогда.

Но он собрал остатки Луция Антония, того, еще не ставшего тряпкой в контейнере утилизатора, того, прежнего хладнокровного психокорректора с благословенной станции Цикута, и сделал все, чтобы не упустить этот шанс. Пробрался поближе к шлюзам центральной палубы и там притаился.

Аквилинам было не до него. Осторожные маневры Антония поблизости от шлюза никого не занимали. Навредить он все равно никому не мог, сломать или испортить что-то — тоже, так и пусть себе ошивается, где хочет, убогий.

Память, на самом деле, классная и очень удобная штука. Она всегда с тобой и стоит лишь пожелать…

— Мне очень часто снится, что я лечу. Это из-за парадокса?

— Не обязательно. Мы все время летим, даже если стоим на поверхности планеты, всегда летим.

— Правда, что ли?

— Конечно. Планета вращается вокруг звезды, звезда — вокруг центра галактики, а галактика…

Иногда Гай становился таким серьезным в самый неподходящий момент.

— Ха! Всё! Я поняла. Мы все — летучие твари. Какой ты умный, Блонд… Прости.

— Ничего. Мне нравится. Значит, ты неравнодушна… к цвету моих волос. Может быть, ты даже любишь меня, моя Кассия?

Что и говорить, её сладкий блондинчик знал толк в любви. Он почти во всем разбирался, кроме вакуум-сварки, разве что.

— Пусть восходят и вновь заходят звезды, — помни: только лишь день погаснет краткий…

Она никогда не жаловалась на память, и когда повторяла эти слова вслед за Ацилием, безрассудно смешивая свое дыхание с его, запоминала их крепко-накрепко, как прежде параграфы устава.

— Что ты там бормочешь, лигария?

Каждое слово, сказанное тогда шепотом в уютной тишине тесной каюты, сбереглось в неприкосновенности. Тысячелетнее вино слов.

— Бесконечную ночь нам спать придется…

— Заткнись-ка, будь так добра.

Галийка не злилась, просто не хотела слышать резкую лацийскую речь. Никаких тебе гортанных, грассирующих, апострофов и прочих дифтонгов. Утомила её эта грубая и упрямая республиканская девка, с которой без медикаментов никакого сладу нет. Столько возни ради плебейки!

Но высказать недовольство медичке не дали. Мнение мелкой сошки никого особо не интересовало.

— Да! Я поняла. Так точно, госпожа.

Кассию прекратили пытать дезраствором, но и из регенерационной капсулы не выпускали, время от времени вливая в вену какую-то успокоительную гадость. Иногда медичка проверяла жизненные показатели пленницы и на мяукающем диалекте докладывала начальству. Но на этот раз все изменилось. Девушке сначала вкатили щадящий парализатор, чтобы без риска для своего здоровья извлечь из капсулы и надеть ошейник и браслеты, уж больно грозно та зыркала черными глазищами.

— Еще один укольчик и пойдешь своими ножками, — усмехнулась блондинистая до полной бесцветности галийка — начальница рыжей мучительницы.

Инфузор продырявил многострадальное плечо Кассии уже в который раз за прошедшие сутки. Одной дыркой больше, одной меньше.

— Куда меня?

Галийка сморщила усыпанный бледными веснушками нос.

— А кому ты нужнее всех? Кто за тебя готов выложить кругленькую сумму?

— Парфы, да?

— Тебе виднее, девушка.

Нет, это точно парфы, которые, когда речь идет о мести, за ценой не постоят. Не зря на Кассию напялили ярко-красную арестантскую робу и в наручники недаром заковали. Провели, что называется, предпродажную подготовку и придали товарный вид. Торгашки!

— Вот тогда поживем — и увидим.

— Оптимистка ты, как я посмотрю, — зло усмехнулась белобрысая. — А может, у биоконструктов с мозгами не все в порядке?

— От генетической помойки слышу, — нагло огрызнулась пленница, которой нечего было терять.

Не то, чтобы Фортуната совсем страха не ведала. Совсем даже наоборот. Блонд… Гай Ацилий как-то объяснял, что чувство страха необходимо любому животному, ради самосохранения. Просто весь её ужас перед парфийским пленом, пытками и смертью перегорел в регенерационной камере, он, словно белковый яд, свернулся в кипятке. А еще Кассия для себя твердо решила, что пока не убедится в обратном, будет верить, что Гай Ацилий жив. А если он жив, то вернется на «Аквилу» и обязательно придумает, как своей дестинате помочь. Это она, бешеная манипулария, сгоряча натворила бы дел, а патриций, он хладнокровный, расчетливый и дальновидный, он всё сделает как надо. Пусть только жив будет, храни его Вечные Боги.

Матрона Бренны злилась, но злость не мешала ей весьма шустро соображать — иначе госпожа Эпонима никогда не стала бы матроной. В галийском обществе нравы царили — куда там самым изощренным интриганам Лация! Выживают в непрекращающейся борьбе за власть над галийскими мирами хитрые и изворотливые, но на самый верх взбираются самые хладнокровные и безжалостные. Поэтому Ацилий ничуть не удивился, когда, спустя всего лишь несколько минут после судьбоносной трансляции с «Аквилы», оказался практически лицом к лицу с госпожой Эпонимой. Ну, лицом к экрану, конечно.

Галийка, взнуздавшая собственную ярость, говорила отрывисто и злобно, не тратя время на вежливость и церемонии:

— Если тебе действительно дорога эта бесполезная девка-лигария и кучка олухов, которых повязали вместе с тобой, будь добр, угомони свою бешеную Аквилину. Сбой в программе у нее, что ли?

Ацилий благоразумно промолчал, но позволил себе довольно-таки мерзкую усмешку самым уголком губ. Галийка в ответ сверкнула пронзительно-голубыми глазами, но развивать тему неуравновешенности психики биоконструктов не стала. Видно, Ливия Терция действительно сумела напугать хозяйку Бренны.

— Короче. Я не хочу рисковать, проверяя, не блефует ли твой сумасшедший наварх. Чокнутая или нет, а крови она мне попортить может изрядно прежде, чем сдохнет. Тебя доставят на «Аквилу», патриций. Надеюсь, ты командуешь этой бандой не только на словах. Состояние счетов популяров мне известно, ты — единственный обладающий доступом к этому жирному куску, и только поэтому я вообще с тобой разговариваю. Приготовься много и быстро платить, Гай Ацилий. Но прежде — прекрати этот затянувшийся фарс. Как только твои корабли отойдут на безопасное расстояние от Бренны, мы обговорим детали.

— А мои спутники? — спросил он, изо всех сил сдерживая иной вопрос: «А моя женщина?»

— Останутся здесь в качестве гарантии твоего хорошего поведения. И поведения твоей цепной… твоего наварха.

Госпоже Эпониме удалось невероятное — слово «наварх» она произнесла с такими интонациями, с какими даже пунийские работорговцы не ругаются.

И вот теперь, сидя на борту галийского бота, маленького и безоружного, в компании сметанно-белого от переживаний одинокого пилота, Ацилий рассматривал в иллюминатор потрепанный борт приближающейся «Аквилы» и пытался привести в порядок мысли. Удержать Ливию Терцию от безумств — не такая уж сложная задача, думалось ему. Аквилина затеяла всю историю с самоуничтожением ради того, чтобы его вызволить. Конечно, она немедленно скорректирует самоубийственные планы, едва лишь он ступит на палубу «Аквилы». По-другому и быть не может.

Знал бы он…

Наварх «Аквилы» оказала лидеру и вдохновителю необходимые почести — лично встретила у шлюза, но этим ее дружелюбие ограничилось. Ливию Терцию словно подменили: вместо восторженной и преданной последовательницы перед Ацилием предстала настоящая мегера, которая разве что искрами из глаз не сыпала.

— Где мои люди, патриций? — чужим ледяным голосом, сдавленным от гнева, спросила она.

— Что? — вздрогнул Ацилий.

— Квинт Марций Аквилин, префект; Марция Септимия Либертина, центурион манипулариев; Квинт Кассий Аквилин, манипуларий второй центурии… — не меняя тона, она спокойно перечислила имена всех застрявших в плену у галиек республиканцев. Никого не забыла, даже Кассию.

Подслушивавший и подглядывавший из-за могучего плеча вахтенного вигила Антоний на мгновение встретился взглядом с навархом и тихо икнул. Психокорректор вдруг догадался, к чему всё идет. Это Божественный Курион еще ничего не понял, ну так он и не знает Ливию Аквилину так хорошо, как ее бывший личный психокуратор.

— Мои люди, — повторила наварх и шагнула вперед. — Они были с тобой, под твоим непосредственным командованием, наш… консул. Ты — командир, ты отвечал за их безопасность. Ты вернулся один. Где они?

Патриций, видимо, не задумывавшийся до сих пор о таких аспектах положения лидера, растерянно нахмурился и неопределенно махнул в сторону пристыкованного к «Аквиле» галийского бота. Дескать, там остались.

— Тогда что ты делаешь здесь, на борту моего корабля? — Аквилина заложила руки за спину и качнулась на носках. — Как ты посмел явиться сюда, потеряв моих солдат? Labra lege[12]! Верни их. Немедленно. Иначе, — лицо наварха перекосило от злобной усмешки, — я вышвырну тебя за борт, как мусор, непригодный для переработки. Ясно?

— Я не совсем понял тебя, Ливия Терция… — начал было Ацилий, но женщина грубо перебила его.

— А ты чуток пораскинь своими нативными мозгами и задумайся вот над чем: неужели мы затеяли всю эту заваруху только ради твоей патрицианской задницы?

Вопрос повис в воздухе. Обескураженный Курион повел глазами вправо-влево, но на лицах всех присутствующих читалась мрачная солидарность с речами наварха.

Антоний грустно усмехнулась в своем укрытии. Вот так и совершаются открытия. Обнаружить, что ты, несмотря на все твои достоинства и идеи, всего лишь инструмент для осуществления планов мятежной компании воинственных плебеев…

Сейчас, вот сейчас живорожденный выдвинет вперед челюсть, покажет норов, вскинется, огрызнется на грубость наварха ответной грубостью, и банду повстанцев не спасет уже ничто и никогда…

Ацилий вздернул подбородок, прищурился и — в очередной раз доказал прозорливому психокуратору, что предсказатель из него — как из аптерикса метеоролог.

— Теперь понял, — молвил он так, словно плебейка не нахамила ему только что, а рассыпалась в любезностях. — Я совершил ряд ошибок, Ливия Терция, и должен все исправить. С чего начнем? Твой план тактически хорош, но в долгосрочной перспективе не сработает.

— Как знать, — пробормотала она, успокоившись мгновенно, будто не грозилась только что отправить патриция в полет без скафандра. — Варварка испугалась.

— Ты убедила ее в серьезности своих намерений, да, однако…

— Потому что, твоюзвезду, я еще никогда в жизни не была настолько серьезной, — женщина фыркнула и с силой потерла лоб. — Так. План. Вытащить их, вытащить всех, но в первую очередь — моего префекта. Ради Квинта Марция я в это ввязалась, и без него мы точно никуда не полетим. И Кассия. Я помню и о Кассии тоже. Соображай, мой сенатор, время дорого. Что галийки любят еще сильнее своих елок?

— Деньги, — просто ответил Ацилий и улыбнулся. — К счастью, как раз они у нас пока есть. Свяжись с матроной. Я знаю, что ей предложить.

Глава 14

Заварушке на Бренне стоило приключиться хотя бы ради того, чтобы Марк Фурий еще раз убедился в том, что он больше не наварх. Да, у него под командованием «Целера», но он сам — не наварх. Кто-то иной, кто-то другой. Может быть, дело в десяти годах, проведенных в компании галактического отребья. Они не прошли даром для Северина и его чувства коллективизма.

Психокорректорская служба очень любит с самого детства полоскать мозги на тему: «В жизни республиканского наварха не бывает второго корабля!» Вроде, как не бывает у живорожденного патриция двух матерей. Все Фурии, Флавии и Ульпии живут под этим психологическим гнетом. Ведь даже для плебея из «непилотской» фамилий перевод на другой корабль или станцию превращается в событие экстраординарное, травмирующее и требующее вмешательства профильного специалиста. Вопрос: cui prodest[13]?

По понятным причинам, к единственному в эскадре лацийскому психокорректору Фурий обращаться за разъяснениями не желал. Он отлично видел, как остальные члены его экипажа принимают «Целеру», что называется, в свое сердце, а сам оставался в стороне и ни капли не страдал. И без десятка сеансов терапии, без внушений заботливого куратора: «Поверь, Марк Фурий, „Целера“ — это вовсе не предательство „Северы“. Ты не должен так думать, ты не должен». Конечно, он не должен! И никто не должен.

Эксперименты Антонии Альбины и десять лет Алнота избавили Фурия от дурацких укоров совести, сведя все его рефлексии к голодному бурчанию в желудке, от которого спасение одно — энергетический батончик и микро-доза армейского стимулятора. Пятидесяти новоиспеченным Целеринам в экстренной ситуации требовался живой, бодрый и сосредоточенный на конкретной задаче руководитель.

— Наша задача проста — обеспечить «Аквиле» прикрытие в случае внезапной атаки со стороны галийцев. Неважно, что предпримет Ливия Терция — договорится с этой рыжей ссс… Эпонимой или выполнит свои угрозы — мы помогаем «Аквиле» довести начатое до логического конца. Фульвия Минор, связь с биремой не должна прерваться ни на миг.

— Так точно! — отчеканила ясноглазая женщина одних с Марком лет.

Вот уж кто был счастлив стать Целериной. А то ведь на «Аквиле» ей никогда не светило стать главой поста связи. Амбиции, они и у плебеев есть, и зачастую неслабые.

— Торвенторий? Центурия?

— К бою готовы. Кхм…

Луций Марций изо всех сил копировал манеры своего недавнего наставника Квинта Марция — от голоса до выражения лица. Курносая его физиономия отчаянно сопротивлялась насилию: широкий рот норовил расплыться в блаженной улыбке, а суровая морщина отказывалась прорезываться между белесыми бровями. И вот беда — наивные голубые глаза вовсе не щурились, а предательски таращились. Смешной мальчишка, чьи самые заветные мечты так внезапно взяли и сбылись. Но это даже неплохо, пусть себе на здоровье изображает префекта «Аквилы». Если еще у новоиспеченного центуриона проклюнется такая же, как у его кумира, работоспособность и дотошность, то «Целере» только лучше.

— Ну и чудненько, — совершенно неформально хихикнул Марк, углубившись на какое-то время в отчеты по корабельным системам. И никаких лишних мыслей! А Ливия Терция и сама не расслаблялась и другим не давала ослабить бдительность.

«Они — моя команда, а не просто какие-то чужие Целерины. Вот этот белобрысый мальчишка-центурион, эта амбициозная Фульвия, эта вигилия — поперек себя шире, и этот тонколицый, похожий в профиль на аптерикса, инженер, и все остальные офицеры, торвенторы, ремонтники, манипуларии — все они теперь его люди. И для того, чтобы почувствовать это, не требуется Слияние или геном Фурия», — подумал вдруг Северин. И мысль эта, опасная, как взрыв плазмопровода, и крамольная, как сомнения в исключительных качествах живорожденных, безболезненно встроилась в нетрадиционную картину мира бывшего наварха.

«Ничего удивительного, моя „Севера“, достаточно просто научиться думать своими мозгами, верно?»

Древние, говоря крылатое «Cura te ipsum[14]», не зря настоятельно призывали прежде всего заботиться о самом себе. Как же они были правы, эти умные предки! Сам о себе не побеспокоишься, никто о тебе и не вспомнит. От прирожденных убийц под командованием истинных самоубийц понимания и заботы уж точно не дождешься.

«Мы сами сделали их такими, — грустно констатировал Луций Антоний, медитируя на матовые створки шлюза. — Идеальная комбинация наследуемых факторов и воспитательных методик, не дающая сбоя — во плоти и в действии».

С Ливиями с самого начало всё было сложно. Слишком глубокое вмешательство в геном, слишком много рискованных внешних факторов, среди которых никто из специалистов не учел влияние другого человека. Кого-то вроде дефектного Марция — летучего префекта. С одной стороны, интересно было бы изучить резонанс, возникший между навархом из нестабильной фамилии и префектом самого устойчивого психотипа. Это же такой богатый материал. Но с другой — этот научный подвиг вряд ли кто сумеет оценить, а скорее всего, про него никто не узнает. Потому что вся мятежная эскадра, едва закончится торг между Гаем Ацилием и матроной Эпонимой, отправится на встречу со смертью. Никаких сомнений по поводу своего будущего психокорректор не испытывал. В республиканском секторе их всех убьют. Почти сразу.

Именно за этим стремится в систему Лация безумный Северин, чокнутый Квинт Марций и ненормальная Ливия Терция, все они. А Луций Антоний хотел жить. Причем, что показательно, любой ценой. Тем паче, отлично представляя, что творится в голове у Марка Фурия после печально знаменитого эксперимента на Альбе Нове.

«Так-так. Сбежать не получится. Точнее, ни к чему хорошему это не приведет, — рассуждал Антоний. — Галийцы ценят лишь то, за что пришлось раскошелиться. Что само пришло, то само и уйдет, как говорится».

Есть от чего прийти в отчаяние. Остаться на «Аквиле» — верная смерть, беглый же психокуратор-лациец ничего не стоит. Дилемма, однако.

Гай Ацилий торговался, время уходило, и шанс уберечь свою жизнь таял прямо на глазах. Антоний едва сдерживал рвущийся из горла стон ужаса, когда изумительное в своей простоте решение вдруг посетило его, отрезвив и обнадежив. Стоило лишь представить себе всю цепочку событий, как вот он — ответ.

— Ливия Терция, пока переговоры не зашли в тупик, могу я предложить кое-что?

Психокуратор поспешил связаться с навархом и, к счастью, она его вызов не проигнорировала.

— Гай Ацилий делает все возможное, — сварливо огрызнулась Аквилина.

— Я хочу предложить свою кандидатуру для обмена, — смиренно молвил Антоний. — Похоже, только так я могу принести экипажу хоть какую-то реальную пользу.

И печально вздохнул. Должно было прозвучать очень натурально.

— Ты хочешь, чтобы тебя обменяли на Кассию?

— Я всё тщательно обдумал. Это единственный здравый ход. Галийки заинтересуются нашими психотехниками. Сообщи Куриону, будь так добра.

Рубленые фразы тоже создавали необходимое впечатление самопожертвования.

«Да, Ливия Терция, я добровольно жертвую собой. Верь в это. Ты обязана реагировать на такие заявления правильно, по стандартам своей фамилии».

— Хм… Я передам. Благодарю за предложение.

И Луций Антоний стал терпеливо ждать. В конце концов, если его план сработает, то он в последний момент соскочит с этого звездного экспресса смерти. Галийцы не какие-то дикие пуны, они — цивилизованный народ, знающий истинную цену знаниям и умениям. И кто знает, может быть, однажды появится шанс вернуться в Республику. Вернуться к привычной жизни, к любимой работе, к исследованиям. Заманчиво, твоюцентурию!

А чтобы Ливия Терция случайно не забыла о своем обещании, Антоний решил перебраться поближе к мостику, а заодно оценить психологическую обстановку.

— А, это ты, мозголом, — бросила через плечо вигилия. — Крадешься, как Фиделис.

Она одна и заметила его присутствие, остальным Аквилинам было плевать на Луция Антония. Даже наглый сцинк, возлежавший на подголовье навархова кресла, морды в его сторону не повернул.

В закрытом наглухо претории Гай Ацилий беседовал с госпожой Эпонимой. Звук изолировали, чтобы не отвлекать команду, и только Ливия знала, на каком этапе находятся переговоры. Антоний мог видеть лишь профиль опального сенатора — желваки на скулах у того так и вспухали от злости. Впрочем, выражение лица галийки на проекции тоже ничего доброго не сулило. Ничего удивительного, на то они оба и живорожденные, чтобы плохо контролировать собственные эмоции.

«Давай, Курион, договорись уже по-хорошему. И помни — у тебя есть я. Просто найди бескровное решение. Ты же сенатор! Это твоя работа!»

Антоний старался думать позитивно, чтобы самому не запаниковать. Ведь стоило лишь глянуть на тактические и проекционные экраны, чтобы утратить душевное равновесие. Все пространство вокруг «Аквилы» так и кишело галийскими кораблями. В местной классификации психокуратор разбирался примерно, как в системах корабельной связи. Но их было много, очень много. Как будто от их количества по-настоящему что-то зависело, если Ливия вдруг решит выполнить свой самоубийственный маневр.

Впрочем, зеленый диск Второй луны служил не только красивым фоном для всей этой взрывоопасной суеты, но и отличным напоминанием всем и каждому — то, что создавалось пару сотен лет, то, во что вложены миллионы, может исчезнуть в считанные секунды.

Галактику населяли миллиарды людей, объединенных между собой разным политическим устройством или социальной структурой, но все они, как один, больше всего ненавидели терпеть убытки и видеть, как идут прахом плоды их трудов. Видовое свойство, которое много раз спасало человечество от полного уничтожения.

Переговоры вел Гай Ацилий, справедливо рассудивший, что кровожадные комментарии Аквилины насчет заскучавших в пусковых шахтах торпед, может, и придадут процессу скорости, но на результате скажутся непредсказуемо. Ливия на это только плечами пожала и согласилась ждать, терпеливая, как сцинк. Переговоры… как-то шли. Наварх, внимательно прислушиваясь, не сомневалась: рано или поздно ей тоже придется высказаться.

Курион, к счастью, согласился, что заострять внимание отдельно на персоне Кассии не следует. Понятно же: стоит проявить к кому-то из заложников особый интерес, и цена взлетит настолько, что никаких фондов партии популяров не хватит. Еще и корабли заложить придется.

Кстати, этого, похоже, не избежать. Эпонима, сообразив, что Ацилий согласен платить, выставила дополнительный счет за угнанный спас-бот, побитых галийцев и амортизацию камеры предварительного заключения и спецсредств, примененных при задержании. Только в Галии с тебя потребуют оплатить услуги собственных тюремщиков.

Весь тщательно взлелеянный план: переоснащение эскадры, дополнительные инженерные игрушки и маленькие подарки для торвентория — все пошло в утилизатор. Хорошо, если после всех торгов у мятежников хватит средств оплатить выездную пошлину. Еще одна особенность пребывания в галийских мирах, к слову. Во всей галактике платят за вход в систему, и только галийки брали еще и за выход.

Так что может статься, что щедрая жертва Антония придется кстати. Ливия покосилась на психокорректора, нервно замершего при входе на мостик. Разумеется, это: «Пожертвуй мною!» переводилось как: «Высади меня уже хоть где-нибудь, ну, пожалуйста, пожалуйста!.. Я жить хочу!» Торговать психокураторами, да еще и по их же просьбе, Ливии еще не доводилось, однако — все бывает впервые!

Размышления наварха прервал Ацилий. Патриций выглянул из претория и, не смущаясь, вытер пот с высокого чела.

— Ну, как? — не постеснялась спросить наварх. Слышать-то она все слышала, но ведь экипаж тоже нервничает.

Курион вздохнул:

— Мы прервались, чтобы обдумать нюансы. Видишь ли, все средства с моего счета уйдут на выкуп, однако матрона настаивает, что мы еще кое-что должны. Ну, ты видела список претензий.

— Бот, побои и прочее. Мы остаемся голыми, да. Но главное — вытащим наших людей. И Кассию. Что насчет Кассии?

— Она в списке вместе с остальными. Не думаю, что Эпонима рискнет нажить себе проблемы, продавая республиканскую лигарию парфам. Это будет нехороший прецедент, которого Сенат не оставит. Даже учитывая наши обстоятельства.

Ацилий был прав. Мятеж там или нет, имущество или гражданин — то, что принадлежит Лацию, неприкосновенно для варваров. Продажа лацийской лигарии парфам — это не плевок даже в сторону Республики, а натуральное приглашение к агрессии. На Лации узнают, причем от самих же парфов. И не простят.

— Ну что ж, — Ливия кивнула. — Значит, придется нам лететь домой с тем, что есть. А дополнительные претензии… Скажи ей, что я всегда готова добавить пару торпед в качестве бонуса. Или, если желаешь, я сама могу присоединиться к беседе.

Патриций молча зажмурился. Наварх коротко хохотнула.

— Понимаю, господин. Однако, когда договоришься с варваркой, дай мне возможность тоже с ней связаться. У меня есть предложение, — она покосилась на Антония снова, — от которого Эпонима вряд ли откажется.

Темнота перед глазами раздражала даже сильнее, чем яркий свет, бьющий в лицо во время допроса. Когда не видно, что с тобой делают, это очень нервирует.

— Ай! Больно же!

— Да ты у нас неженка, — хмыкнула невидимая галийка.

— Задолбали колоть всякую гадость, — огрызнулась пленница.

Там, где хватило бы простого мешка на голову, сволочные варварки опять, уже в который раз, решили воспользоваться достижениями фармакологии. Они, похоже, обожали свои инфузоры и радовались любой возможности контролировать пленницу.

— Боишься меня? Так есть способы и попроще.

Каждое слово сыпалось горячим песком из пересохшего рта. Еще бы! В крови у Кассии кипел химический суп из психактиваторов, холинолитиков и еще какой-то гадости, блокирующей зрительный нерв.

— Мне заткнуть тебе рот еще одним укольчиком? — неласково полюбопытствовала конвоирша.

Волей-неволей пришлось заткнуться. Хотя, конечно, последний допрос получился очень забавным. Галийки спрашивали о чем угодно, кроме отношений между лигарией и опальным сенатором. Кассия не смогла бы соврать, с эдаким «коктейлем правды», циркулирующим в венах. Если бы варварки только допустили крамольную мысль, что живорожденный патриций и плебейка-биоконструкт могут быть не только напарниками… А вот Фортунату эта самая мысль очень даже грела. Когда вокруг тьма, а впереди неизвестность, то осознание, что где-то есть живой человек, который любит просто так, без всякой разумной причины, помогает не спятить.

Её куда-то вели, но Кассия не стала считать шаги или пытаться как-то иначе сориентироваться. Незрячей, в неизвестном месте, не зная, сколько человек наблюдают со стороны, рыпаться было нечего.

«Ничо, ничо, Фортуната, — подбадривала себя девушка. — Вот дотопаем, прозреем, осмотримся, а там уже подумаем, что делать и куда бежать. Не всё сразу. Постепенно, последовательно, спокойно. Сопли втянуть, живот подобрать, дышать глубже, скулить тише. Это приказ!»

Потом пленница долго стояла на коленях в каком-то небольшом закрытом пространстве, если судить по звукам. Лифт? Платформа? Контейнер? Ничего не разобрать.

В конце пути её грубо втолкнули в помещение, где дышали десять… нет, одиннадцать человек.

— Кассия! — это был голос Либертины. — Ну, наконец-то!

Тут же оказался и Квинт Марций, и ребята-Аквилины.

— Где Ацилий? — первым делом спросила Кассия, вцепившись мертвой хваткой в тунику префекта. — Он жив? Я пока не вижу ничего. Что с ним?

— Жив, — уверил её Квинт Марций.

«Зашибись!» — подумала Фортуната и неожиданно для самой себя заплакала.

Обменивать психокорректоров на припасы для кораблей ни одному наварху в Республике точно еще не доводилось, поэтому Ливия слегка сомневалась, пройдет ли гладко такая операция. А потому действовала согласно стандартам своей фамилии — пошла напролом. У Ливиев в подкорке сидит директива: «В отчаянном положении — нападай».

— Скажи мне, матрона, — наварх для разнообразия решила побыть вежливой и не использовать в отношении порядком утомленной лацийцами собеседницы обращения типа «рыжая cunni» и «варварка», — ты слыхала когда-нибудь о фамилии Антонии?

Эпонима, доселе взиравшая на Аквилину со смесью досады и брезгливого уважения, подобралась. Зрачки галийки едва заметно расширились, и Ливия поняла, что торпеда, как говорится, пришла. Кто такие Антонии, Эпонима явно знала.

— Секунду, — обронила галийка и, не сводя настороженного взгляда с Ливии, тихо прошипела что-то на своем варварском наречии. Видно, уточняла. — Продолжай.

— То есть, слыхала, — удовлетворенно кивнула наварх. — Тем лучше. Видишь ли, помимо совершенно тебе бесполезных легионеров, которых моему сенатору пришлось выкупать такой дорогой ценой, у меня в эскадре — чисто случайно! — имеется кое-что действительно ценное. То есть, кое-кто. Мой собственный, личный психокорректор. Стопроцентный Антоний, близкий генетический родственник и любимый ученик знаменитой Антонии Альбины. Кроме того…

Ливия довольно коротко, но ёмко изложила послужной список Луция Антония Цикутина, поглядывая на реакцию галийки. Та слушала внимательно, и первоначальное недоверие быстро сменилось интересом. Таким хищным, что даже проекция не в силах была скрыть алчный огонек в глазах матроны.

— Отлично, я поняла! — почти воскликнула Эпонима, когда рекламный угар Аквилины пошел на убыль. — Все поняла, кроме одного — а зачем тебе, мятежнице, психокорректор на борту?

— Так вот и я о чем, — Ливия улыбнулась, привычно копируя Фиделиса над кормушкой. — Мне, мятежнице, психокорректор на борту совершенно ни к чему. А вот боеприпасы, к примеру, очень даже нужны. И запчасти, ты понимаешь. Мы ведь собирались встать у вас на небольшой ремонт. Закупить кое-что… ну, тебе наверняка переслали список наших предварительных заказов. А теперь всё пошло к воронам! И я тут подумала: может, мы сумеем все-таки выйти из ситуации с обоюдной выгодой?

Эпонима недоверчиво насупила медные брови, чуть призадумалась, а потом расхохоталась искренне и неудержимо, почти до слез. Ливия терпеливо и снисходительно дожидалась, пока несдержанная варварка усмирит эмоции.

— Аквилина! — отсмеяшись, махнула рукой матрона. — Ты всерьез предлагаешь обменять настоящего лацийского психокуратора на… На запчасти?

— В основном, — кивнула Ливия. — Но не только на запчасти, конечно. Я и от консервов не откажусь, если что. Загляни в список, там все указано.

Матрона заглянула. Наварх так же терпеливо ждала, пока галийка просмотрит все заявки и спецификации, проворчит какое-то варварское ругательство себе под нос, нахмурится, почешет левую бровь и, наконец-то, снизойдет до следующего этапа торга:

— Если перевести в денежный эквивалент, то я за такую сумму десяток отличных специалистов куплю. И останется еще немного, чтобы премии каждому выдать. Не слишком ли многого ты хочешь за простого психолога, Аквилина?

Ливия и бровью не повела. Эпонима уже попалась, и обе женщины знали это. Галийка следовала правилам древнейшей торговой игры, а мятежный наварх подыгрывала ей. В конце концов, после всех треволнений, почти настоящего столкновения и вполне реальных угроз, Эпонима имела право на маленький бонус от беспокойных гостей. С лацийской снисходительностью Ливия ей это обеспечила.

— Значит, не договоримся, — пожала плечами наварх, игнорируя отчаянную, хоть и молчаливую мольбу Антония. Психокорректор, оставаясь за пределами конуса связи, разве что не подпрыгивал. Руками так точно махал.

— Ну, нет так нет. Мое дело — предложить, — лицемерно вздохнула Аквилина. — Прощай, матрона. Конец свя…

— Постой! — воскликнула галийка, укоризненно качая головой. — Ну что вы за… субьекты, в самом деле.

Ливия выгнула бровь. Интерес матроны был столь велик, что «биоконструктов» повысили до нейтральных «субъектов»? «Не продешевить бы», — озабоченно подумала она.

Антоний затаил дыхание.

— Я рассмотрю твое предложение, Аквилина. Но ты должна дать мне возможность ознакомиться с… познакомиться с человеком, выразившим желание эмигрировать на Бренну.

Матрона есть матрона. Так дипломатично работорговлю еще никто в галактике не называл.

— Собеседование? — блеснула эрудицией Ливия. — Да пожалуйста. Только недолго. Видят боги, чем скорее мы покинем вашу гостеприимную систему, тем лучше будет для всех нас.

Она поманила психокорректора и жестом предложила ему лично пообщаться с будущей рабовладелицей. То есть, извините, работодательницей.

— Домина, — сразу взял верный тон Антоний, и Эпонима заинтересованно сощурилась.

И Ливия поняла, что самая выгодная (и пока единственная) сделка в ее жизни только что с блеском состоялась.

«Надеюсь, варварка справится с дрессировкой нашего Цикутина лучше, чем я, — с легкой грустью подумала наварх. — Что за судьба! Почти всесильный психокуратор, бесправный балласт, объект торга, а затем… Но тут он, по крайней мере, жив останется. И точно не будет голодать и подвергаться иным лишениям».

Может так случится, что «продажа» Антония — это лучшее, что произошло в его странной жизни. А может, он останется единственным живым свидетелем мятежа «Аквилы». Участь мятежников туманна, но в счастливый исход по-настоящему верили только корабельные гетеры. И еще Гней Помпилий, кажется, проявлявший в последнее время странный для авгура оптимизм. Все же прочие…

Ливия хмыкнула. Если кто-то из мятежников и завидовал «проданному» Антонию, они делали это молча, хвала вечным богам.

В иных обстоятельствах, в другое время и уж точно в другом месте первым, что сделал бы Курион, едва услышав, что галийский бот с заложниками пристыковался к «Аквиле», было — бежать к шлюзу и лично убедиться, что с Кассией все в порядке. Сопроводить ее в медотсек, грозно помаячить за спиной у врача, проверить и перепроверить все показания, а потом отконвоировать свою дестинату в каюту, чтобы никогда, никогда больше…

Но Ацилий уже и так успел поставить личные желания выше обязательств сенатора и лидера, и результат был плачевным. Если бы не Ливия, как знать, чем бы все обернулось. Его собственные планы тянули только на изощренный суицид. А все потому, что голова, обязанная думать о деле, была заполнена мыслями о женщине. Да, близкой, да… необходимой, как воздух, но все-таки одной-единственной женщине. Из более чем полутысячи человек, последовавших за ним в неизвестность.

Неприемлемо. Плебеи есть плебеи, и неприемлемо демонстрировать им свою слабость, свою… привязанность. Во всяком случае, так явно и откровенно. Хотя бы не в таких условиях.

Ацилий слушал доклады, наблюдал за быстрой, но отнюдь не торопливой подготовкой эскадры к отлету, «контролировал ситуацию», можно сказать. Делал вид, что контролирует. Наварх «Аквилы» ясно дала понять ему — и всем остальным! — в чьих руках на самом деле сосредоточена вся власть в эскадре. Кто в действительности вдохновитель, зачинщик и лидер этого бунта. Ливия Терция Аквилина, кто ж еще. Командир «Аквилы» преследовала свои цели, и только Вечным богам ведомо, чего она на самом деле хочет. Гай же Ацилий был нужен Аквилине в качестве знамени, этакого ходячего корабельного вексиллума, удачно скрещенного с генератором пламенных речей.

Удивился ли он? Пожалуй, что нет. Примерно чего-то подобного и можно было ожидать от высшего офицера из фамилии Ливиев. Выше наварха на корабле только боги, место же залетного патриция в этой иерархии… как выяснилось, не намного выше, чем у гетеры из рекреации.

Был ли он расстроен? Да. Признаться честно — да. Но не намерением Ливии вышвырнуть его за борт, не публичным унижением и даже не откровенностью наварха. Тут другое. Рано или поздно, но от таких сподвижников придется избавляться. Здесь, в глубинах враждебного пространства, Ливия Терция и ее летучий префект вместе с опасной вооруженной бандой бунтовщиков была незаменима и превосходна. Но потом, после победы… Таких союзников Куриону не простят.

Планировать устранение людей, которые прямо сейчас, в данную минуту, безоглядно и не рассуждая, идут на смертельный риск ради твоей победы — тут было, от чего расстроиться.

«Плевать, — подумал Ацилий. — Строить долгосрочные планы, когда все висит не на волоске даже, а просто в пустоте — чего глупее придумаю? Есть сейчас вещи поважнее…»

Он оправил тогу и отправился в медчасть, где, как сообщали, находилась сейчас Кассия. Самое важное на борту этого корабля дело — она. По крайней мере, пока эскадра не покинет Галию и не войдет в пространство Республики. Навстречу безнадежному бою, смерти и очень маловероятной победе со всеми ее горькими плодами.

Времени на обдумывание произошедшего у Квинта было хоть завались. Сиди — думай, самое то, чтобы командир из фамилии Марциев успел измыслить все возможные вариации на тему собственной вины и составить целый список просчетов. До беспристрастного приговора самому себе оставалось всего ничего, когда ситуация вдруг разрешилась. Злые галийцы вернули Кассию и быстренько отправили всех пленников обратно на родную бирему. Где всех их с нетерпением ждала Ливия Терция, исполненная азартом и демонами.

— Не поверишь, префект, но я очень рада тебя видеть, — сказала она вместо приветствия и эдак одобрительно похлопала соратника по плечу. И всё! Ни тебе подколок, ни тебе упреков.

Формально Квинт Марций сделал все правильно, соблюдая букву устава от и до, потому что у него был прямой приказ из уст лидера. Этого достаточно. Но у любого закона есть еще и дух. Ливии Терции не знать ли?

— Сначала — в медотсек, потом — в душ, а затем — ко мне в преторий с отчетом. Выполнять! — приказала наварх.

Префект подчинился, тем паче, что пока подручные Ицилия проверяли его на биологическую опасность и всякие галийские пакости, вроде вирусов-нейрофагов, все равно делать ничего не остается — только размышлять. И наблюдать, само собой.

Руководитель медчасти лично занимался купированием слепоты у Кассии, хотя ввести сыворотку мог бы и простой техник. Девушка она терпеливая, и работать с ней медику одно удовольствие — лишнего звука не издаст без команды. Когда явился Гай Ацилий, она лишь улыбнулась да крепко схватилась за большой палец его руки. Патриций всего лишь сдержанно поцеловал свою дестинату в слипшиеся волосы на макушке, но руки не отнял. Так и сидел рядом, молча, плечом к плечу с Кассией, ожидая того момента, когда сможет встретиться с ней взглядами. Светлые глаза Гая Ацилия сухо блестели, губы спеклись в сплошную линию, а спина оставалась идеально ровной. Но Квинт Марций уже видел совершенно другого Куриона, там, на полянке, где похитили Фортунату. И этого патриций ему не забудет и не простит никогда.

Префект отвернулся и стал смотреть в другую сторону, на Марцию Либертину. Зрелище её округлостей гораздо увлекательнее.

«Еще увидимся», — беззвучно, одними губами, напомнила ему центурионша.

«Замётано!» — ответил Квинт.

Теперь, когда Луций Марций волею Ливии превращен в центуриона «Целеры», можно было не опасаться внезапного появления контубернала в самый ответственный момент.

А в личной каюте его ожидал Фиделис. Ливия словно говорила своему префекту, мол, все путем, не дергайся лишний раз. Сцинк заслуживал самого роскошного таракана, и он его незамедлительно получил, как только недавний галийский пленник принял долгожданный душ.

— Вот кто еще станет тебя так баловать, скотина? — проворковал почти счастливый Квинт Марций, поглаживая по гребню разлегшегося на груди Фиделиса.

Маны и лары, как же все просто и банально! Вот она какая, эта древняя истина о том, что лучший способ завести себе смертельного врага — кого-то по-настоящему облагодетельствовать. Без Ливии Терции, без её безрассудства, без её неожиданного порыва не случилось бы никакого мятежа, и гнить бы Гаю Ацилию на станции Цикута без всякой надежды на избавление от приговора.

И тут, словно подслушав мысли префекта, с ним связался Марк Фурий. Очень вовремя, просто-таки мистически.

— С возвращением, Аквилин.

Взгляд его был суров и по-особому проникновенен.

— Salve, Северин! Или ты уже Целерин?

— Пока еще Северин, — со значением процедил Фурий. — Пока, а там поглядим.

— Так чего тебе?

— А! Это… Хотел спросить, есть ли мне смысл снова начать ревновать?

— Не понял, — изобразил удивление Квинт Марций. — Кого?

— Ливию Терцию, разумеется. Она же ради тебя одного старалась. Все время, с самого начала. Ты это понимаешь, надеюсь?

С нажимом сказал суровый Фурий, с эдаким двойным дном. Ревновать Ливию Терцию? Ха! Это он смешно придумал.

Понятливый Квинт Марций вполне миролюбиво улыбнулся в ответ:

— Нет, ты не ревнуй, Марк Фурий, не нужно. Мы с Ливией — старые друзья. А какие могут быть счеты между друзьями и соратниками, верно?

— Да вы просто идеальная команда. Даже завидно, — вздохнул Марк с притворным смирением.

— Экий ты эмоциональный, Фурий. То ты ревнуешь, то завидуешь.

— И то верно. Надо будет в медотсек зайти, за успокоительным, — хихикнул наварх «Целеры» и тут же отключился, сочтя свою миссию завершенной.

Итак, все были в курсе, все всё знали и понимали, и даже знали, что с этим делать. Но от правильных и единственно верных решений их отделяла полнейшая неизвестность. Что сделаешь, с мятежниками всегда так.

Глава 15

На мостике «Целеры» было тихо. Вахта Луция Марция только-только началась, а по случаю важной встречи командиров эскадры все посты пустовали. Самое время похвастаться старым друзьям новой вотчиной. Пока «старшие» инспектируют где-то в другом месте.

— Ну, поздравляю тебя, дружище! — добродушно улыбнулся Флавий, деловито оглядываясь вокруг. — Даже не догадаешься, что корабль трофейный. Повезло тебе. Северин, по-моему, крутой мужик.

— Тебе идет туника центуриона, — мурлыкнула Марция.

Она ловко смахнула несуществующую пылинку с плеча зардевшегося Луция. Как-никак, они теперь в одном чине, можно и пофлиртовать чуть-чуть. Назло Флавию, например.

— Да уж, ты теперь в туниках лучше всех разбираешься, — проворчал Либертин. — И как снимать, и как надевать.

— Какой ты все-таки вредный, — надула губы девушка. — Никакого понимания.

— Что именно я должен понимать, центурион?

Флавий не на шутку ревновал. По-взрослому, впервые в жизни и всерьез. До такой степени, что передал Ливии Терции официальное требование призвать к порядку её любвеобильного префекта. Аквилина, говорят, минут пятнадцать хохотала над посланием, затем вежливо пригласила Флавия на борт и провела с ним небольшую разъяснительную беседу в закрытом режиме. Содержание её осталось в секрете даже от вездесущего Гнея Помпилия, Марк же Флавий хранил молчание. Что ж, Ливия Терция умела быть весьма убедительной, когда хотела. Луций Марций по себе знал.

— И как тебе с Северином? Не давит авторитетом? — продолжала любопытствовать Либертина, игнорируя гневные взгляды Флавия. — Я-то служила под началом другого Фурия и знаю, какие они бывают.

— Строгие, но справедливые?

— Скорее… — Марция задумалась, — эээ…. вспыльчивые.

Луций из-за недостатка воображения тут же вспомнил Марка Фурия во время прошлой вахты — глаза прищурены, на губах улыбочка змеится, и ни единой лишней эмоции на лице. Легендарный Северин — собственной персоной!

— Не замечал, — отчеканил Целерин. — Посмотрим в динамике.

Флавий даже присвистнул от неожиданности. Да и Марция Септимия уставилась на Луция со странным выражением.

— Ты прямо как Квинт Марций сейчас заговорил. Даже похож стал.

Против ожидания, бывший порученец нисколечко не смутился. Теперь, с борта «Целеры», Квинт Марций виделся ему совсем в ином свете. Воспитание, которое прежде казалось чередой издевательств и придирок, нежданно-негаданно принесло золотые плоды уважения со стороны подчиненных. Знания и умения сыпались из Луция Марция без малейших усилий, словно тот родился центурионом. Даже Северин, который видал виды, оценил выучку бывшего контубернала префекта «Аквилы» и похвалил.

— Может, ты и книгами запасся? — продолжил допрос заинтригованный Флавий. — Колись, давай! Наследство Квинта Марция в скольких томах?

Луций пару минут угрюмо сопел и смотрел мимо плеча Марции, а потом признался:

— Двести пятьдесят единиц по списку.

— Хо-хо!

— Квинт Марций плохого не посоветует, — вдруг обиделся за наставника Луций и осознал то, что раньше ему невдомек было. Это когда префект вдруг начинал своего наставника Константина нахваливать и цитировать к месту и не к месту изречения пенсионера. С ним тоже самое произойдет, и всех своих будущих контуберналов строгий Луций Марций станет точно так же гонять из вирт-поля, отчитывать за лень и заставлять читать умные книги. И в том, что касается чтения, спуску не давать!

Встретиться высшим составом предложила Ливия, но на борт «Целеры» в качестве места этой встречи пригласил всех Марк Фурий. Аквилина согласилась, подумав только, что не прошло и стандартного месяца с их знакомства, а Северин уже научился читать ее мысли. Хотя, что вероятнее, об одном и том же сейчас думали все старшие офицеры мятежной эскадры, а не только навархи.

Им предстояло убивать своих. Не охотиться на варваров над далекой ледяной планетой, не запугивать галийцев и даже не отстреливаться от родных лацийских оборонных систем. По-настоящему стрелять в таких же Ливиев, Марциев, Фуриев и Флавиев, вся вина которых заключалась в том, что они служили Республике по-другому. По-старому. Решиться на такое было сродни святотатству. И на языке у каждого вертелось: «А стоит ли?..» Их встреча, на которую лидера и вдохновителя никто не собирался приглашать, конечно, не была заговором. Пока не была.

— Надо же, как у тебя тут… аскетично, — хмыкнула Ливия, осматриваясь. Наварх «Аквилы» изо всех сил постаралась быть деликатной. Помещение, куда Марк Фурий привел офицеров-«заговорщиков», напоминало склад утильсырья после взрыва вакуум-гранаты. Интерьер оживляли только раскладные табуретки.

— А! — Северин усмехнулся, ласково проводя ладонью по переборке, с которой обшивку не просто сняли, а посдирали «с мясом». — «Целера» только недавно стала доброй республиканкой. Бедняжка родилась варваркой. У прежних хозяев тут было что-то вроде комнаты отдыха для командного состава. Весьма специфического отдыха. Тут каждая молекула пропиталась наркоманией, пьянством и сексуальными, как сказал бы твой бывший мозгоправ, девиациями.

— Хм, — Ливия аккуратно обогнула участок палубы со вскрытым настилом и покачала головой. — Пожалуй, я не стану любопытствовать. Пока, по крайней мере.

После слов командира «Целеры» ей вдруг показалось, что пара-тройка злосчастных молекул пропитанного «девиациями» воздуха каким-то образом застряла в воздушных фильтрах, дразня и намекая, что не худо бы освежить атмосферу здоровым лацийским сексом. Потом, немного погодя.

— Сделаю здесь преторий, — Марк Фурий улыбнулся. — Если мы живы останемся.

— Вот мы и подошли к главному вопросу, — Аквилина встряхнулась и села на первую подвернувшуюся табуретку. — Начнем?

Квинт Марций буркнул в коммуникатор:

— Луций Марций! — старой по привычке вышло властно. — Мы вас ждем в… будущем претории. — И тут же вспомнив, что Луций уже не его личный контубернал, добавил — Извини, Северин.

Марк Фурий только отмахнулся. Проблемы субординации сейчас были последним, что его волновало. К тому же Северин успел стать сторонником суровой педагогики имени Ливии Терции, основной постулат которой гласил: «Кто везет, на том и возят». До тех пор, пока юный Луций Марций позволяет собой командовать префекту чужого корабля, он останется юным Луцием Марцием. Но отращивать клыки нужно самостоятельно. И учиться рычать в ответ на помыкания — тоже.

К тому же у командира «Целеры» имелось зрелище, гораздо более приятное для глаз: наварх «Аквилы», изогнувшаяся, чтобы удержать ерзавшего на плече тяжелого Фиделиса. Сцинк когтил тунику Аквилины и рвался на волю.

— Выпусти тварюшку побегать, пока он тебе все плечо не исполосовал, — предложил Северин. — А то царапины останутся.

Женщина по одному отцепила от себя коготки сцинка и ссадила ящера на пол, пропыхтев: — Так уж и царапины… Ну, гуляй, зверь, гуляй.

В жизни бунтовщиков в последнее время радостных моментов было маловато. Ливию Терцию, к примеру, внимание наварха «Целеры» к деталям весьма радовало. Она скользнула по Северину благодарным взглядом и загадочно улыбнулась. Тот выгнул бровь в ответ, и если бы не совещание…

Молодежь ждать себя не заставила. Но вошедший следом за Луцием Флавий не удержался от прожигающего насквозь взгляда в адрес удачливого соперника.

— Salve, Квинт Марций, — прошипел он, подражая сцинку.

Впрочем, Марция улыбнулась Квинту так лучезарно, что Аквилин на муки юного наварха внимания не обратил. Пусть себе злится, бдительнее будет.

Аквилина покачала головой и вздохнула. Атмосфера бывшего лупанара влияла даже на молодые умы свежеиспеченных командиров, да что там — даже на непоколебимого Квинта Марция. А может, выброс тестостерона был прямым следствием напряжения нервов. Она решительно подняла ладонь:

— Все в сборе. Итак, предлагаю обсудить, обдумать и вынести единое решение по главному вопросу: летим мы дальше за Гаем Ацилием или же… изберем другой путь.

— А Божественного ты к обсуждению не привлекаешь? — уточнил Северин.

— А Божественному мы наше решение озвучим, — в тон отрезала Ливия. — Потому что именно нам предстоит стрелять в братьев по оружию и генетических родичей, а вовсе не ему. Квинт Марций, предлагаю тебе высказаться первым.

Аквилин обвел суровым взглядом всех присутствующих, включая очарованного царящим вокруг разгромом Фиделиса.

— Расчеты по боезапасу вы можете видеть на своих планшетах прямо сейчас, — сказал он и сделал паузу, достаточную для беглого ознакомления с красноречивыми цифрами. — Однако же, ни для кого здесь не секрет, каковы наши реальные силы и возможности. Рассчитывать на победу только с помощью оружия незачем. Это ясно. Но дело ведь не в количестве боевых кораблей и мощи зарядов, верно я говорю?

— Выстрелив первыми, мы проиграем, — кивнула Ливия. — Сейчас в глазах наших бывших товарищей мы просто романтичные безумцы. Но как только мы сделаем первый выстрел по республиканскому кораблю, превратимся в убийц.

Северин добавил сдержанно, но жестко, сразу обозначая свою позицию:

— Если интересно мое мнение, то скажу так: довольно сложно продолжать любить тех, кто в тебя стреляет. Нас не простят. Я — не простил.

Квинт Марций безмятежно полистал собственные выкладки на планшете:

— В любом случае, первый наш выстрел станет последним. Такова объективная реальность. Марция Септимия, у тебя есть сомнения? А у тебя, мой Луций?

Коллеги, естественно, согласились.

Но тут, на правах тоже наварха, но все равно неожиданно для всех, решил высказаться и Флавий:

— Но я так понимаю, у нас есть альтернатива грядущей… э… бойне? или междоусобице? Эта планета, где мы разбили варваров. Алнот. Мы можем колонизировать ее и построить там республику. Свою собственную.

Ливия благосклонно кивнула. Флавий избавил ее от необходимости самой озвучивать этот не слишком героический, но разумный вариант.

— Алнот, — проговорила она, словно пробуя слово на вкус. — Что ж, в самом крайнем случае сготится и Алнот.

Можно было добавить, что галактика большая, и велики шансы найти в ее глубинах еще пару-тройку пригодных для колонизации планет, до которых не скоро дотянутся длинные загребущие руки квиритов, но это, как надеялась Аквилина, и так все учитывали. Хотя… Женщина глянула на собеседников. Да, по лицам и не скажешь. Смотрят так, словно стратегическое отступление — это прямая дорога в небытие. Через мусоросжигатель заживо.

Северин фыркнул:

— На Алноте, мои дорогие друзья, жрать нечего. Вымрем мы на Алноте, уж поверьте человеку, который там пожил. Или скатимся к варварству, что вероятней даже, чем голодная смерть в ледяной пустыне.

— Ну почему же, — Ливия проследила взглядом, как Фиделис целеустремленно затаился среди останков обшивки и прочего мусора неизвестного происхождения. — Нас тут полтысячи здоровых мужчин и женщин, обладающих знаниями, технологиями и материальной базой, какая и не снилась другим… первопроходцам. А еще оружием, чтобы защищать завоеванное. Но ты прав: это была бы очень суровая жизнь.

Она намеренно выделила голосом слово «жизнь», чтобы даже до юных и горячих дошло.

Юные же, в свою очередь, уловили в речи Ливии каждый свое. Во всяком случае, Луций Марций уставился на Флавия в священном ужасе. Да чтобы он, только получивший свое первое назначение на настоящий корабль, по доброй воле засел на какой-то дикой варварской планете? «Ни-ког-да!» — было огненными буквами начертано на его лице, и пылающие уши, словно сигнальные огни, обрамляли эту «надпись». И это был тот редкий случай, когда Квинт Марций полностью разделял мнение своего бывшего контубернала. Этот самый Алнот ему сразу не понравился, и можно сказать с уверенностью, никогда не понравится настолько, чтобы оставаться на его поверхности.

— Совершенно верно. Это будет очень суровая жизнь в изгнании, — сказала Марция. — Как будто мы виноваты и, испугавшись того, что совершили, трусливо спрятались от возмездия. А это не так!

— А ты готова сейчас достать свой гладий и разрядить его… скажем, в Квинта Марция? — язвительно спросил Флавий. — А? Лично я — не готов. Во всяком случае, не ради…

Аквилин оценил дерзость и понимающе ухмыльнулся.

«Потрепи, дружок, ты свое еще успеешь наверстать». Эта жизнь устроена так, что у Марция и Марции с разных кораблей не может случиться общего будущего.

Флавий префекта «Аквилы» проигнорировал. Он сказал ровно то, что хотел сказать: им придется убивать друзей и родичей, и тут уж без разницы, в лоб из гладия стрелять или в борт из главного калибра. Результат примерно тот же. А кто ищет в речах Либертина подвох, тот сам… Дальше Флавий не додумал. «Дурак», даже «старый дурак» — это слишком беззубо, а «fellator» — не соответствует фактам.

— Ага! Вот мы и добрались до сути, — усмехнулся Северин.

— Не ради идей Гая Ацилия, хотел сказать наш Флавий Либертин, — кивнула Ливия, довольная, как шуршавший в углу Фиделис. Бывший ученик радовал ее несказанно, изо дня в день все больше. — Идеи Гая Ацилия — это прекрасно, но как насчет нас самих? Что получим мы? Я не хочу вести моих людей на смерть ради патриция. И не хочу убивать сограждан ради него. Предлагаю теперь каждому подумать и сказать, наконец, вслух: а ради чего мы все это делаем? Каждый из нас.

— А Гай Ацилий об этом знает? — пробормотал Марк Фурий себе под нос, но Аквилина услышала и ответила:

— А Гай Ацилий — знамя. Не больше и не меньше. Без нас Гай Ацилий стоит не больше пригоршни виртуального снега. И уж об этом он знает прекрасно. И уж этого никогда нам не простит, учтите.

Квинт Марций снова ухмыльнулся. Его наварх — вот кто тут самый главный мятежник и нарушитель спокойствия. И это настолько очевидно, что даже до Луция Марция наконец-то дошло. Стоит вот с раскрытым ртом и хлопает белесыми ресницами, как жвачное домашнее животное.

— Я собираюсь отправиться к Лацию, потому что мне нравятся идеи и планы Гая Ацилия. Так что неплохо бы придумать, как подарить ему шанс их осуществить, при этом избежав братоубийства.

По-хорошему, то, что мятежники лишились возможности существенно нарастить боевую мощь, лишь повышало их шанс быть услышанными квиритами. Услышанными и понятыми.

— Принято, — Ливия взмахнула ладонью, словно обрубая другие варианты. — Что касается меня, то мне нужен мой префект, которого угораздило родиться летучим. Мне нужно, чтобы любой из моих людей имел возможность реализовать свои странные стремления, буде такие возникнут. Я готова биться за Ацилия, но только с условием, что он не забудет учесть наши пожелания. Когда мы победим. И — если уж озвучивать, то до конца — каждый из вас мне дороже десятка Ацилиев. Два голоса «за». Северин?

«Жизнь — удивительная штука, — подумалось в этот момент префекту. — Обрести в лице собственного наварха преданного друга, готового ради тебя на мятеж, это редкая удача. Кто бы мог подумать?!»

Наварх «Целеры» дернул подбородком:

— Я хочу справедливости. Не мести, прошу заметить. Справедливости для моей «Северы» и моих Северинов. И других, кто так же может попасть в жернова высокой политики патрицианских фамилий. Наши интересы должны учитываться, наша честь — защищаться. Я — «за», если Курион сдержит слово.

Ливия требовательно уставилась на молодежь, дескать, давайте теперь вы.

Луций и Марция были единогласны. Но обычных кивков оказалось мало. Старшие глядели на них требовательно и, должно быть, впервые хотели, чтобы те озвучили свои пожелания к жизни и к судьбе.

Луций смущенно кашлянул, заполыхал ушами пуще прежнего и пробормотал:

— А что я? Я, может, когда-нибудь книги захочу писать. Как наш Александр или даже лучше. Или еще чего… Мало ли. И чтобы мне никто не запрещал. Так вот я за Гая Ацилия.

— А я считаю, что наше дело правое. Вот и всё! — заявила Марция весьма самоуверенно, напомнив всем присутствующим, каковы базовые личностные характеристики всех Марциев Республики.

Флавий как-то особенно, по-взрослому ухмыльнулся, потер подбородок и сузил глаза:

— Выходит, я тут единственный нормальный наварх, которому просто хочется командовать либурной и летать среди звезд. Нет, я еще не закончил, Ливия Терция, — он поднял руку, впервые в жизни останавливая уже готовую перебить его наставницу: — Прошу не прерывать меня! Мне проще сказать, чего я не хочу. Не хочу, чтобы какой-нибудь зеленый cacator из психокоррекции ковырялся в моих мотивациях и девиациях. А еще не хочу сажать в карцер моих… — он посмотрел на Марцию, — …центурионов, если ими вдруг овладеют… несвойственные им желания. Поменьше давления на наши мозги — это было бы славно. Гай Ацилий, как я понял, за это и борется. Вот и я тоже «за».

«Ого! — подумала Ливия, весело щурясь. — У моего Флавия выросли зубы! И тестикулы, похоже, налились. Славно, славно».

Квинт Марций хищно оскалился в ответ на дерзкий взгляд Либертина — глаза в глаза. Мол, так, кто же передо мной? Уже не мальчик, но мужчина? Отлично! К чести Флавия, он выдержал и взгляда не отвел.

— Значит, мы идем, — подытожила Аквилина. — И берем с собой Ацилия, чтобы он представлял наши интересы. Прекрасно. Осталось придумать, как провернуть операцию без лишней стрельбы.

Квинт Марций и Северин фыркнули одновременно и настолько синхронно, что только глухой не догадался бы, что они по достоинству оценили фразу Ливии: «берем Ацилия с собой». И очень хорошо, что живорожденный патриций её не слышал.

— Надо подготовить почву для нашего наступления, — сказал Марк Фурий.

— Информационная война подойдет — добавил Аквилин, довольно смутно представляя, каких затрат она потребует. Его дело — управление торвенторием и центуриями.

— Тогда нужен свой человек с доступом к информ-системам республики, — Ливия потянулась. Сидение на неудобной табуретке напомнило наварху, что у нее есть спина, и эта спина умеет болеть. — Этот трибун, тот самый Публий Клодий Пульхр… Как думаете, сможет наш Божественный его завербовать, если свести их вместе? И для информационной войны нужен еще и солидный повод.

— Не знаю насчет способностей нашего сенатора, — медленно проговорил Северин, словно выдирая из себя каждое слово: — Но повод у нас есть. Моя «Севера» вернется из-за Ахерона, требуя справедливости, и уж это проймет каждого на флоте, до последнего амикуса.

Аквилина сверкнула глазами, оценив предложение. Да, в памяти Марка Фурия «Севера» жива не в переносном, а в самом буквальном смысле: все коды и позывные, каждая мелочь, позволяющая идентифицировать корабль на дальних сенсорах, все можно воспроизвести, пока жив наварх. Именно поэтому наварх не имеет права попасть в плен. Именно поэтому корабль жив, пока жив командир. Но… Но «Севера» мертва. Убита. И воскресить ее во плоти невозможно. Только призрак погибшего корабля возникнет вдруг в пространстве Лация, но как же это будет больно! Женщина содрогнулась, отвела глаза и проговорила, беря себя в руки:

— Тогда летим на станцию Рубикон. Юлия Прима отследила судно трибуна. Он отправился туда. И сообщим Ацилию о нашем решении, которое… — она осеклась, удивленно воззрившись на своего ящера: — О! Глядите-ка! Фиделис, кого ты там поймал, животное? Северин, это что, таракан?

А сцинк и не думал таиться. Он явился перед уважаемым собранием, и в пасти у него вяло шевелила лапками добыча — матерый таракан неведомой породы. Фиделис, видимо, сам от себя не ожидал такого триумфа, поэтому вид имел слегка обескураженный. Мол, и на порядочного звездного сцинка бывает проруха. Ибо инстинкты взяли верх, а с ними, с инстинктами охотника, шутки плохи! Но публично сжирать сомнительный трофей Фиделис не стал, напротив, он после недолгих колебаний между Ливией и Квинтом Марцием торжественным шагом направился прямиком к Марку Флавию Либертину.

Ливия всплеснула руками, а префект выдавил сакраментальное: «И ты, сцинк!» А Фиделис помнил, отлично помнил, синеязыкая скотина эдакая, кто чаще всего кормил его и обихаживал.

Молодой наварх благосклонно и не скрывая торжества принял подарок и погладил ящера по спинному гребню.

Ливия фыркнула и заявила:

— Вот вам и итог. Сворачиваемся. Квинт Марций, попрошу тебя подменить меня на ближайшие пару часов. Я еще не все осмотрела на «Целере» и не ведаю, когда представится новый случай. Марк Фурий, не откажешь мне в гостеприимстве?

И тут даже до Луция Марция почти сразу дошло, чей осмотр запланировала хитроумная Аквилина.

— Не провожай нас, — молвил Квинт Марций и, подхватив Фиделиса на руки, возглавил тактическое отступление.

Флавий, нет, пожалуй, теперь уже во всех смыслах Либертин, сделал все возможное, чтобы у Марций Септимии не нашлось даже пяти секунд перекинуться словечком с Квинтом Марцием.

«Мелкий засранец! — беззлобно проворчал префект. — Выкормыш Ливии, ни дать ни взять».

На месте наварха «Либертас» любой поступил бы так же. Аквилин готов был поставить на кон личный синтезатор, что Флавий уже придумал, как загрузить свою драгоценную центурионшу неотложной работой.

Марция, конечно, чудесная девушка, но…

Квинт Марций бережно коснулся сенсора при входе в торвенторий. В сердце префекта, видят лары и маны, всегда царила «Аквила» и, скорее всего, так будет всегда. Ну и пусть.

Кануция Секунда встретила его как обычно, бодро поприветствовав и четко доложив о состоянии дел, буквально дословно цитируя собственный отчет. Префект слушал вполуха. Если в Галактике существовало место, откуда полностью изгнан Хаос и окончательно восторжествовал Порядок, то это была вотчина главы торвенторов.

— Какие новости? — спросила Кануция, покончив с формальностями. — Что решили наверху?

Она зря изображала обычное легкое любопытство. Никто здесь в дураках не ходил, и она, и остальные торвенторы, прекрасно понимали, что их ждет в системе Лация. Это ведь им придется стрелять по своим соотечественникам.

— Решили, что то, чего ты больше всего боишься, случиться не должно. У Северина есть план.

При звуке этого имени женщина драматично вздохнула. Его история была не просто живым напоминанием о давней трагедии, но и неким мистическим предзнаменованием.

— Отставить истерику, мне только этого не хватало, — проворчал Квинт Марций. — Я же вроде бы не к Гнею Помпилию за консультацией пришел. Я хочу, чтобы ты провела со своими людьми разъяснительную работу.

Кануция недовольно поджала губы. Тонколицей блондинке это выражение совершенно не шло, делая её похожей на рыбу. Улыбка же превращала центурионшу в другого человека. Очень симпатичного, к слову сказать.

«Хм, а ведь раньше и внимания не обращал, — отметил про себя префект. — Влияние Марции Септимии? Или романтические флюиды Ливии с Северином?»

— И что я им должна сказать?

— Не знаю. Ты — центурион. Но к тому моменту, когда мы войдем в пространство Лация, в торвентории должны находиться люди, которые полностью доверяют своему префекту. И наварху, разумеется. Мы с Ливией сделаем всё, чтобы им не в чем было себя упрекнуть. Это понятно?

Говорил спокойно, не повышая голоса, а в конце и вовсе доверительно накрыл ладонью запястье женщины, чем несказанно Кануцию удивил и порадовал. Эдак, она еще и выиграет в споре на то, кто станет следующей пассией несокрушимого префекта. Хо-хо! Не такой Квинт Марций, как выясняется, и аскет.

Наварх звездного корабля не может себе позволить отсутствовать слишком долго. Ливия гостила на «Целере» два с половиной часа, и к исходу этого срока уже нетерпеливо барабанила пальцами по створке переходного шлюза. И это не смотря на то, что Марк Фурий сделал все, чтобы инспекция… экскурсия… визит был не только приятным, но и полезным. Аквилина поймала краем глаза тень понимающей ухмылки на лице вахтенного и вздохнула. Никто из подчиненных не поверит, конечно, что наварх уединялась с Северином не только для того, чтобы дать волю гормонам, а еще и для пользы общего дела. Постельный разговор вышел исключительно деловым. Ливия и Марк Фурий умудрились обсудить список модификаций, необходимых для того, чтобы «Целеру» приняли за «Северу», дважды поругались, трижды помирились, согласовали план действий эскадры, распределение скромных запасов и невеликих ресурсов. Курс еще обсудили и тактические схемы маневров. В общем, то же совещание, только в более свободной форме. На диво продуктивно оказалось. Аквилина ухмыльнулась воспоминаниям. Жаль, что для участия в подобных «планерках» Марк Флавий слишком молод, Марция Либертина слишком романтична, Квинт Марций — зануден, а юный Луций — это юный Луций. Иначе, глядишь, инициатива и прижилась бы. Чтобы оценить юмор идеи и воплощения, нужно было быть навархом. Марк Фурий, например, сразу разглядел позитивные стороны и даже предложил позвать Либертинов. Почти в шутку. «И Фиделиса, — добавила Ливия, потершись щекой о смуглое плечо любовника. — Без Фиделиса ничего не выйдет. Проверено, знаешь ли».

У дверей, ведущих к мостику, пара вигилов проводила наварха тревожными взглядами. Ливия нахмурилась. Вроде бы туника не наизнанку надета, волосы в порядке и примет бурного свидания на шее не осталось, значит, бравых подопечных Вителлия, в кои-то веки, волнуют не свежие сплетни об интимной жизни командира, а вещи поважнее. Например, куда мы летим. И как скоро. И с какой целью.

Вигилам, в отличие от торвенторов, самим стрелять не придется, но каждый человек в эскадре поневоле чувствовал сопричастность событиям. В случае ошибки лидеров последствия разделят все.

Наварх замедлила шаг, чтобы успокаивающе улыбнуться, дескать, все в порядке, квириты, ситуация под контролем, верьте своему наварху. И кивнула, уловив облегчение, мелькнувшее в глазах подчиненных. Наварху они верили. Все еще. Всегда.

А раз так, то и сомневаться больше нечего.

На мостике быстро выяснилось, что «Аквила» и вся эскадра полностью готовы к продолжению своего пути, и чем скорее, тем лучше.

— Последний галийский грузовик только что отстыковался, — доложила Фабриция. — Мы приняли на борт всё, за что расплатились.

— Состояние корабля? — спросила Ливия, занимая привычное место. — Статус эскадры?

— Только курс ввести, — ответил Плавтий, нетерпеливо замерший над своей консолью. — К слову, наварх, а куда мы летим?

— К червоточине, а потом — на станцию Рубикон, — наварх бегло проверила отчеты всех постов и вызвала патриция: — Гай Ацилий, прошу тебя и госпожу Кассию присоединиться к нам на мостике. Мы покидаем пространство Бренны.

— А галийцы нас провожают, — хмыкнул Квинт Марций, указав на уже привычный эскорт из «полосатиков», стерегущих опасных гостей.

— Вижу, — кивнула Ливия. — Надеюсь, Эпонима не приказала им поджарить нам задницу на прощанье. Торвенторий готов к отражению атаки?

— Полностью.

— Отлично. Рулевой! Уводи нас отсюда — медленно, но уверенно. Не будем будить в варварах охотничьи инстинкты. Фульвий, сигнал на «Либертас» и «Целеру»: «Следовать моим курсом».

— Ливия Терция, — Ацилий пришел как раз вовремя, чтобы иметь возможность в последний раз полюбоваться злосчастной Второй луной Бренны, медленно уплывающей вниз, за пределы прямой видимости. — Куда мы летим? На Лаций?

— Чуть позже, — молвила Ливия, не отрывая взгляда от тактического экрана даже для того, чтобы ответить на приветствие сенатора. — Непременно, но чуть позже. Сейчас наша цель — станция Рубикон.

— Нейтральная зона на границе Республики. Понимаю… — протянул Курион. Он и впрямь все понял, оставалось только уточнить: — И там?..

— Предполагаю, что там мы будем иметь счастье встретиться с народным трибуном Публием Клодием, — не стала играть в таинственность Аквилина. — А тебе, Божественный, предстоит склонить его на нашу сторону. Что, полагаю, при твоем обаянии и ораторском мастерстве не составит для тебя труда. Вы же, кажется, были дружны?

Наварх наконец-то подняла глаза и уставилась на патриция в упор.

Ацилий кривовато улыбнулся:

— Твои тактические решения, моя Аквилина, и впрямь неожиданны. Однако могут оказаться единственно верными. О да, мы с Клодием были весьма дружны. И разговор между нами, если он состоится, наверняка выйдет интересный. Но прежде нам необходимо провести эскадру через кротовину. За этим ты меня… нас пригласила?

— Именно, — наварх предпочла не реагировать на намеки и жестом указала на кресла. — Прошу.

Мятежная эскадра, на прощание промигав бортовыми огнями издевательски-вежливое: «Vale, domina!», устремилась к червоточине. Если госпожа Эпонима и всплакнула вслед улетавшим, никакие сенсоры этого все равно не зафиксировали. Корабли преследования не выслала — и на том спасибо. Ливия, до последней секунды ожидавшая выстрела в спину, вздохнула и расслабилась. Перед «Аквилой», «Либертас» и «Целерой» уже трепетало пространство, указывая на близкую червоточину.

Знаменитая на всю Галактику станция Рубикон на Кассию впечатления не произвела. Исполинское нагромождение разномастных модулей, от самых новейших до древних, почти музейных экспонатов. Было бы на что тут любоваться, решила девушка. Ни дендрария, ни развлечений, ни лисиц. Относительно последних Фортуната сделала специальный запрос, повергнув информационную службу Рубикона в замешательство. Изумленный до глубины души дежурный оператор специально связался с Кассией, чтобы уточнить, о каких лисах идет речь: о живом представителе вида Vulpes vulpes или о какой-то новой разновидности оружия или психостимулятора?

Вот уж Гай Ацилий повеселился, наблюдая за переговорами своей дестинаты. А ответ девушку разочаровал.

— Ну вот, — вздохнула она. — Без лисиц живут, бедолаги. — И сделала закономерный вывод. — Фиговая станция.

— Мы все равно остаемся на борту, — как мог, утешил её Курион. — На Цикуте, кстати, тоже не было лисиц.

— Вот поэтому я, как вспомню её, так и вздрогну, — заупрямилась девушка.

После запредельных красот червоточины и бешеных эмоций коннекции обыденная реальность казалась ей унылой и скучной. Подумаешь, Рубикон! Подумаешь, встреча с сукой-Клодием! Впрочем, участие в ней Кассии как раз не светило.

— И правильно. Я ж его убью на месте, — посулила бывшая манипулария, непроизвольно сжимая и разжимая кулаки. — Сначала я сломаю ему все ребра…

— Этого делать нельзя, моя Кассия. Публий Клодий Пульхр — народный трибун.

Кассия тут же предложила еще несколько сугубо народных методов изменения агрегатного состояния отдельно взятого трибуна и уверила хохочущего Ацилия, что с некоторыми трибунами только так и можно поступать.

— Если всё получится, как задумано, — вздохнул беглый патриций. — Если мы победим и останемся живы, то Публий Клодий станет моим союзником, и тогда его нельзя будет убивать. Ты это понимаешь, моя Кассия?

— Да? Совсем? Даже случайно?

— Угу.

Кассия призадумалась, брови нахмурила и даже укусила себя за сустав большого пальца правой руки.

— Хорошо. А что мне за это будет? Живая лисица на Тиррене?

Фортуната успела узнать, что политика — это система компромиссов, и решила применить знание на практике.

— Договорились! — согласился Гай Ацилий, едва сдерживая глумливую ухмылку.

Какая ирония! Он только что выменял жизнь народного трибуна Республики на лисицу. Что ж, Клодий заслужил!

— Наварх, позволь спросить…

— Мм?

Северин перевел взгляд с тактического экрана на выкормыша Квинта Марция и вопросительно поднял бровь. Юный Луций незамедлительно смутился так, что порозовел даже кончик любопытно подергивавшегося носа, но упрямство взяло верх, и центурион «Целеры» продолжил:

— Эта… станция Рубикон. Ты уже бывал здесь?

— О! — Марк Фурий легким касанием скорректировал курс и откинулся в кресле. — Да, мой центурион, я здесь бывал. Интересуешься Рубиконом? Уверяю тебя, на этой станции нет ничего, что могло бы привлечь внимание юного неискушенного квирита. Но, впрочем, рассказать кое-что могу, пока есть время.

«Целера» следовала за «Аквилой» как привязанная, держась слева от флагмана. «Либертас» занимала позицию справа. Ливия приказала эскадре принять атакующее построение… так, на всякий случай.

— Интересуюсь, — снова продемонстрировал классическую марциеву упертость Луций. — У Рубикона, наверное, интересная история.

— Тут ты прав… — Северин выделил цель их полета и увеличил так, чтобы станция отобразилась на левой половине экрана. — История любопытная. Вот, гляди. Ничего не напоминает?

— Э… вирус? — после непродолжительного молчания рискнул Луций Марций.

— Ага, приплюснутый с трех сторон вирус парфийского гриппа, дрейфующий в секторе пространства, прямо-таки нашпигованного кротовинами. Рубикон основали данайцы. Первые модули смонтировали лет пятьсот назад, когда Данайа еще активно расширяла свои границы, а наши с тобой сограждане и носа из системы Фебы не высовывали… А, кстати! Клейт! — Северин махнул своему «ручному» данайцу, подпиравшему переборку. За пульт связи республиканского корабля Клейта пускали со скрипом, и сейчас, на подлете к Рубикону, данаец откровенно скучал.

— Утоли любознательность нашего центуриона. Ты ведь неплохо знаешь Рубикон.

— Именно на Рубиконе я с тобой и связался, грубый лациец, — вздохнул Клейт, но отказываться от случая блеснуть знаниями не стал. — Станцию действительно основали мои бывшие соотечественники. В период Великой Колонизации, флагманом которой была тогда еще единая Данайа…

— Стоп! Двигатели на реверс! — со смешком перебил данайца Северин. — Я сам любитель начинать «ab ovo», но пощади мозг нашего центуриона. Это ты, изнеженный бездельник, способен без устали токовать о великой истории великой Данайи, а юноше ни к чему забивать голову вашей скользкой болтологией. У данайцев, Луций Марций, в кого не плюнь — или философ, или ритор, или непризнанный поэт возвышенной любви между мужиками. И их исторические деятели в этом смысле один другого краше. Поэтому давай сразу к делу, Клейт. Данайцы открыли этот сектор и вознамерились заглотить такой лакомый кусок, чтобы засесть среди червоточин и собирать мзду со всех, кому случиться сюда залететь. Построили станцию. Но не успели они как следует обжиться, как…

— Прилетели парфы, — хмыкнул Клейт, ничуть не обидевшись на своеобразный взгляд Северина на историю Данайи и ее колоний. — К несчастью, на тот момент станция была практически беззащитной. К счастью, почти одновременно с парфами подтянулись пуны. И пока эта пара стервятников разносила друг друга на молекулы…

— В сектор заглянул Экспедиционный корпус галиек, ради такого случая сговорившихся между собой. Галийки, мой Луций, никогда не отказываются от возможности поиметь данайцев.

— Справедливости ради, — Клейт усмехнулся и довольно-таки похабно подмигнул юному Луцию, — стоит заметить, что в этом галийки не одиноки. Почему-то каждый варвар, сталкиваясь с представителями высшей цивилизации, на культурном наследии и технологиях которой выросли целые нации, так и норовит их, то есть нас, поиметь.

Простодушную физиономию центуриона «Целеры» перекосило так, что и без слов понятно было: никогда и ни при каких обстоятельствах он не станет иметь дел с данайцами. Никаких. Даже с позиции силы.

Представитель высшей цивилизации довольно хмыкнул и причмокнул губами для закрепления результата. Клейт, едва оказавшись среди падких на приключения лациек, мигом избыл некоторые догматы своей далекой родины, но, свернув на стезю гетеросексуальности, обнаружил, что намеки на «данайскую любовь» прекрасно отпугивают пылких юношей вроде Луция. Перегибать с двусмысленными шутками не стоило, ибо вместо неискушенного Марция можно было нарваться на грубого Кассия или еще более грубого Бруттия, поэтому своим психологическим оружием Клейт пользовался с осторожностью.

— Короче, — фыркнул Северин. — Рубикон в течение полутора сотен лет переходил из рук в руки, и каждый новый хозяин пристраивал к станции все новые и новые модули — в меру сил, возможности и фантазии. Когда мы, квириты, наконец-то добрались до Рубикона (я подразумеваю знаменитый конфуз консула Аппия Клавдия Пульхра Сварливого и его флота), то увидели примерно ту же картину, что наблюдаем сейчас. Ну, может быть, тогда вирус был сплюснут всего лишь с двух сторон, а не с трех — видишь, мой Луций, во-он те секции явно лацийского производства…

Наварх «Целеры» ненадолго умолк, но не оттого, что погрузился в созерцание медленно разраставшегося впереди объекта, а потому что с «Аквилы» пришла очередная корректировка курса.

— И… что было дальше? — зачарованно спросил Луций Марций. — Ну, с этим консулом Клавдием и его флотом?

Северин весело прищурился:

— Везет тебе, юноша, что Аквилин сейчас тебя не слышит. С тем Аппием Клавдием случился приступ нашей национальной болезни: переоценка своих сил называется. Рубиконом тогда владели пуны, гарнизон станции был полностью укомплектован, плюс пунийский флот как раз концентрировался здесь для переброски для атаки на колонии Данайи. Консул же решил, что сумеет захватить станцию и удержать сектор малыми силами. Говорят, даже аптериксы в тот день отказались клевать зерно. И тогда Аппий Клавдий приказал выкинуть священных кур за борт, заявив…

— «Если не хотят жрать, тогда пусть полетают», — процитировал Луций и неудержимо покраснел. Марк Фурий изумленно поднял брови.

— Твоя эрудиция приятно меня удивляет, Луций Марций. Мало кто способен дословно воспроизвести приказ злосчастного консула.

Луций польщено шмыгнул носом, но признаваться, что цитировал он вовсе не какого-то замшелого пня из древней истории, а вполне себе здравствующую наварха Аквилину, все-таки не стал.

— Так или иначе, но Фортуна повернулась к нам тогда задом, Аппий Клавдий был разбит, и только спустя десять лет экспедиция консула Гая Лициния Кальва сумела не только захватить, но и удержать Рубикон. Однако пуны не дремали…

— Прям яблоко раздора какое-то! — Луций смотрел теперь на космический «вирус» с большим уважением.

— Вот именно. И поскольку мы уже достаточно приблизились к станции, я предлагаю свернуть лекцию и приступить к непосредственным обязанностям, центурион. Нам обоим.

— Последний вопрос, наварх! — не удержался Луций. — А кому Рубикон принадлежит сейчас?

— Юридически — всем, фактически — самому себе. За столетия развития на Рубиконе сформировалась собственная… популяция. Единственная в своем роде нация помешанных на технике безопасности… э… технарей. Для обслуживания этого колосса требовались специалисты высочайшего уровня, а потому каждый новый завоеватель оставлял в живых персонал и просто добавлял в штат своих инженеров.

Луций Марции невольно вообразил себе много-много Фабрициев обоего пола и содрогнулся.

— Постоянное население Рубикона все прирастало, а после изобретения репликаторов проблема воспроизводства была решена, — продолжал Северин, успешно совмещая лекторский дар с навыками пилота. — И в один прекрасный день претенденты на обладание Рубиконом обнаружили, что в игру вступили сами… э… станционеры. Оказалось, они сформировали собственную аристократию, органы власти, а вместо свода законов стали использовать компиляцию многочисленных инструкций и регламентов. Короче, рубиконцы объявили, что попросту уничтожат станцию, если участники конфликта не признают их независимость и не откажутся от претензий на Рубикон.

«Кого-то это всё мне сильно напоминает», — подумалось центуриону «Целеры».

— Взамен станционеры согласились обеспечивать бесперебойную работу станции и предоставлять всем флотам и кораблям беспрепятственный проход через сектор. И нейтралитет. Сил на продолжение драки не было уже ни у кого, поэтому стороны признали Рубикон и весь сектор нейтральной зоной. Таким образом, Рубикон — это живой пример того, каких странных партнеров можно встретить под одним одеялом, если действительно припрет.

— Ага, — со всей возможной серьезностью заявил Луций. — Значит, обойдемся без экскурсий.

Рубикон далеко не Остия, чтобы встречать гостя с цветами и приветственной табличкой в руках посреди сияющего зала ожидания, но и не какая-то заштатная автоматическая станция на краю галактики. Такая услуга, как личное сообщение, здесь была, и даже с гарантией конфиденциальности. Если Курион появится, а вернее говоря, когда тот появится на Рубиконе, то отыскать народного трибуна не составит труда.

Гай Ацилий долго ждать себя не заставил. Ничего удивительного! Он всегда соображал быстро и намеки ловил буквально налету. В положении же отчаянном, как сейчас, мыслительные процессы Куриона убыстрялись многократно, чему Клодий в прежние годы неоднократно становился свидетелем. И судя по скорости, с которой маленькая мятежная эскадра добралась до станции Рубикон, служба лигарием пошла Гаю Ацилию на пользу.

Здесь, на Рубиконе, никто перед народным трибуном Республики труса не праздновал. Руководство станции плевать хотело и на лацийского сенатора, и на мятежников, лишь бы соблюдали жесткие правила пребывания. Но Клодий в ожидании известий от Гая Ацилия наведался в единственное место на Рубиконе, которое можно было бы с натяжкой назвать достопримечательностью — в музей истории. Он располагался на обзорной палубе древнего данайского грузовика, намертво пристыкованного к базовому модулю чуть ли во времена основания станции. Покореженный пластик стенных панелей и рифленый металл палубы производили нужное впечатление на изнеженных современными благами редких посетителей. Экспозиция состояла из проекционных экранов с хроникальными записями и копиями исторических документов, и коллекции военного оборудования разных времен и галактических народов.

Самое подходящее место, чтобы провести параллели с событиями прошлого, обдумать стратегию и тактику, короче, заняться чем-то, достойным народного трибуна. Но нет же! Публий Клодий сначала засмотрелся на звездную бездну, раскинувшуюся за обзорным экраном бывшего грузовика. Если станция никогда не отдыхала, не спала и не забывала о своей великой миссии, десятки кораблей причаливали одновременно к её гостеприимным портам, и целый рой летучей мелочи заполнял пространство вокруг Рубикона, то там, дальше, царила вечная тьма и бесконечность. Клодия от Аррии Примы отделяло множество световых лет и минимум три червоточины, но мыслями народный трибун пребывал вовсе не в пустующем музее Рубикона, а на вилле отца. Там уже наступила осень, знаменитый буковый тоннель пронизывают насквозь солнечные лучи, блестит светло-серая кора, а на обочине дороги лежат ворохом оранжевые листья. Стоило Клодию закрыть глаза, и он видел, как наяву, своих сестер — восхитительно некрасивых, ярких и изысканных, любимых до сердечной боли и любящих его, несмотря ни на что, беззаветно и неистово. Задумчивая Клавдия Прима, должно быть, идет медленно, под ручку с болтушкой Секундой, а младшая — неугомонная Минор, та, конечно, обогнала всех на своем самокате. Он почти слышал шуршание листьев под ногами девушек, их негромкие голоса и смех. Словно не целая вечность пролегла между станцией Рубикон и пасторалями Аррии Примы, между ним, хитроумным народным трибуном, и добрыми девушками, не ведающими ни зла, ни беды, а краткий миг между двумя взмахами длинных ресниц.

Время в ожидании вызова от Гая Ацилия текло медленно, прерываемое краткими сообщениями от личного секретаря. И тогда Клодий на несколько минут отвлекался от размышлений, отвечал или копировал в архив, и снова, и снова возвращался в недра памяти. И там обязательно присутствовал Гай Ацилий Курион. Знал бы только мятежный сенатор, сколь важна его персона в жизни Публия Клодия, ни за что не поверил бы. С тех самых пор, как они встретились в Кампусе Марция, живорожденный патриций и патриций репликаторный, Клодий знал одно — этот юноша-популяр сыграет в его жизни важнейшую роль. И наоборот, само собой. Иначе зачем было тайком забирать и сохранять пластырь с кровью Ацилия? Тогда юному, но дерзкому популяру в первый раз досталось из-за Публия Клодия. С другой стороны, разбитый нос и рассеченная бровь — разве это не самые простые жертвы во имя настоящей мужской дружбы? Пластырь, которым наскоро залепили ссадину, Клодий потом, через год, отвез бабке. Звериное чутье не подвело, а Семпрония не только выявила у Ацилия НЭП, но и, что еще более ценно, держала язык за зубами до поры.

Интересно, когда Курион понял, ради чего всё затеяно? Уже на Цикуте или раньше? Гай Ацилий — умный, всегда был таковым, и никакой имплант не мог повлиять на его аналитические способности. В том бабка Семпрония клялась семейными ларами. А воли и решимости яростному популяру не занимать.

Подозревал ли затравленный амикусообразный мальчишка, что подружившись с рьяным юнцом из благороднейшей фамилии, он сделает самую удачную ставку в своей жизни? Теперь уже не вспомнить.

Когда Гаю Ацилию сверлили в черепе дырку и вживляли имплант, Клодий искал утешения у бабки. Нет, в поглаживании макушки он не нуждался. Просто Семпрония была его личным демиургом. А кто поймет тебя лучше?

— Попробуй все же четко сформулировать, что тебя так гнетет, — сказала она, вдоволь налюбовавшись закручинившимся внуком. — Кроме предательства.

— А этого недостаточно?

Семпрония, помнится, усмехнулась эдак снисходительно.

— Ты еще не всё знаешь о предательстве.

— А что еще?

— Узнаешь. Потом.

Узнал. Потом, но довольно скоро. И теперь надеялся, что Ацилий тоже понял, что предательство сближает сильнее, чем самопожертвование. Осталось лишь дождаться вызова, чтобы в этом окончательно убедиться.

Если «Аквила» запросила рейд-зону, то, по его расчетам, на формальности уйдет примерно два стандартных часа, а затем Гай Ацилий должен спросить о Клодии. Обязан просто. Предположим, на обмен любезностями с оператором уйдет еще полчаса… Так где же ты до сих пор возишься, живучий и везучий сучий ты сын?

— Господин, пришел запрос на твое имя, — молвил дежурный офицер. — С твоего счета будет снят дополнительный бонус — за срочность и персонализацию.

В притворно бесстрастном голосе рубиконовца отчетливо слышалось раздражение. Ох уж эти лацийские прихоти! Все нормальные люди преспокойно ждут своей очереди на получение автоматического сообщения, а этому подавай сию секунду, да еще и через живого человека. Совсем республиканцы обнаглели!

— Подтверждаю, — проворковал Клодий, тщательно блюдущий свой имидж эстета.

— Абонент ждет тебя на борту биремы «Аквила». Безопасность гарантируется.

— Отлично.

Меланхолию Публия Клодия тут же словно взрывной волной снесло. Звонок прозвенел и вот-вот начнется очередной акт драмы, в которой все актеры играют не по своей воле, и даже режиссер не знает, чем всё кончится…

— Привет тебе, друг мой, привет!

На борту «Аквилы» народного трибуна встретили настороженно, но безупречно вежливо, и незамедлительно проводили в преторий. Свирепые девичьи взгляды не в счет. Гораздо важнее, что Ацилий пожелал встретиться, и его желание было исполнено в точности. Остальное — сущие мелочи.

Единственным, что раньше роднило Публия Клодия и Гая Ацилия, был блондинистый цвет волос. И, может быть, еще рост. Ничего удивительного, учитывая происхождение обоих. Но Клодий едва узнал заклятого друга в суровом, худом и наполовину седом мужчине с цепким взглядом. Служба лигарием стерла с его губ ранее неудержимую сияющую улыбку. С этим полузнакомым человеком бесполезны уловки, это ясно с первого взгляда, и единственный способ достучаться — говорить правду, излагать мысли кратко и не ждать поблажек.

— Привет тебе, Гай Ацилий, — голос Клодия едва уловимо дрогнул. Крошечная запинка между словами, отразившая его потрясения сильнее, чем любое восклицание.

— И тебе, Публий Клодий.

Курион сделал широкий жест, приглашая гостя занять любое приглянувшееся кресло, но сам остался стоять, скрестив руки на груди — жилистые и неожиданно сильные. Клодий качнул головой в знак отказа. Так они и стояли, разделенные столешницей, словно нейтральной полосой.

Он изменился. Тот нервный юноша, в параноидальном угаре подозревавший всех и каждого, гладкий, словно амикус, тот Клодий Пульхр, которого Гай Ацилий звал когда-то другом — исчез, растворился. И второй — скотина-Клодий, Клодий-предательская сволочь, похабно ухмылявшийся, когда Куриону зачитывали приговор, Клодий, ненависть к которому помогла Ацилию выжить в первые, самые страшные часы — его тоже не стало. Бывший патриций, беглый лигарий, мятежник и самозванный «консул» смотрел на своего… собеседника? Противника?.. оппонента и силился понять — кто же перед ним? Неужто настоящий Публий, плебей из патрицианской фамилии, народный трибун, вскормленный оптиматами, интриган и предатель — вот он?

Клодию никто не сверлил череп и, конечно, не загонял в пыточное ложе коннект-капсулы. Клодий не выблевывал собственные мозги на пол после унизительного, как насилие, прохода через кротовину. Клодий не был навечно спаян с плебейкой-манипуларией, его не одолевали чужие мысли и желания, резкие и острые в кромешной темноте чуждого сознания. Дружище Публий сладко спал и вкусно ел, носил белейшую тогу, сотканную руками сестер, находил время следить за прической и ногтями. Так почему же сейчас Ацилий смотрел и видел не лощеного cacator’а, по уши замаранного в крови и предательстве, а одну сплошную рану? Отчаяние, неприкрытое и бесстыдное, словно распоротый живот. Надежда, нелепая, словно обнаженный мозг, в оболочке которого пульсирует электронный паразит-имплант.

Это был все тот же Клодий, один и тот же Клодий. Он всегда был таким. Истина в глазах того, кто смотрит. Курион взглянул на него — и наконец-то прозрел.

— Ты здесь, — молвил он, не утруждая себя вступлением. — Полагаю, это значит, что шансы мои не так малы.

Патриций с изнасилованным мозгом и плебей с выпотрошенной душой — достойные союзники, не так ли?

— А ты, полагаю, следуешь по стопам великих: через Рубикон намерен отправиться прямо на Лаций, чтобы… — Клодий ухмыльнулся, приглашая Ацилия продолжить. Но тот молчал, и зрачки трибуна изумленно расширились: — О! Я угадал. Ты летишь на Лаций.

— Вот именно, — отрезал Ацилий. — Я не стану прятаться, когда есть возможность нанести удар.

— Я все-таки присяду, — Клодий покачал головой и, придирчиво осмотрев кресло на предмет возможной грязи, аккуратно в нем умостился. — Что ж, смело. Но одной смелости маловато. Нужно кое-что получше и поубедительней твоих речей, которыми «Аквила» забивала эфир, пока вы удирали с Цикуты. Какой-нибудь несокрушимый аргумент, способный завоевать души плебеев.

— У меня, — Курион оперся о столешницу, почти нависая над трибуном, и прищурился, — есть воскресший наварх триремы «Севера». И призрак самой «Северы», если придется. Как тебе это?

— О! — Клодий откинулся на спинку кресла, уходя из-под психологического давления. — Неплохо для начала. Но чтобы это сработало, тебе нужно подготовить почву. История с «Северой» случилась десять лет назад, чтобы о ней вспомнили и заговорили, нужно время. И доступ к информ-системам Республики. То, чего у тебя нет — ни первого, ни второго.

— Или, — Ацилий подхватил, продолжил и развил мысль, словно только этого и ждал, — мне нужен союзник. Народный трибун подойдет.

— Предлагаешь мне стать орудием для достижения твоих целей, мятежный Курион?

— Просто возвращаю долг, — пожал плечами патриций и добавил: — Ведь из меня ты такое орудие выковал. Так что будем теперь на равных. Мятежный Клодий Пульхр.

Клодий поднял глаза и улыбнулся искренней и чистой улыбкой, такой же неуместной на его смазливой физиономии, как весталка в секторе рекреации. Или патриций в коннект-капсуле.

— И как давно ты понял, мой Гай?

— К сожалению, не так давно, как следовало бы. Верно, я действительно был туповат, пока мне череп не просверлили.

— Не печалься, ты же живорожденный. Тебе простительны ошибки, — вздохнул Клодий. — И заблуждения. Но зато теперь ты точно знаешь, что из себя представляют плебеи, чего они хотят и как обратить их желания в их же пользу. Ну, и наши с тобой желания тоже. Значит, летим на Лаций. Народный трибун на мостике призрака триремы «Севера»… м-м-м, что за зрелище будет! Может, нам повезет, и Гая Клавдия просто хватит удар?

— Ты со мной, — Ацилий не спрашивал, он просто уточнял. Чтобы удостовериться.

— О да, — трибун кивнул. — А ты — со мной. Наконец-то.

Курион на миг заколебался, но протягивать руку для пожатия все-таки не стал. Клодий понимающе фыркнул. А потом резко посерьезнел, даже как-то посерел:

— Гай, понимаю, это глупо, но… Можешь не верить, но я и в самом деле не думал, что дойдет до казни. Тетя Корнелия и девочки… Старый fellator клялся ларами, что их это не коснется. Я действительно не знал, пока не стало поздно, и никакое вето уже не могло им помочь.

— Знаю, — после недолгого молчания сказал Ацилий и все-таки протянул ему руку. — И — благодарю. За твое вето. Идем, ошарашим моих плебеев.

Глава 16

В Зимнем Мире бушевала метель. Эта свирепая снежная буря была лишь бледным отражением смятения в душе у Фортунаты. Она снова ничего не понимала в этой жизни. Уже в который раз.

Она-то думала, что Ацилий шутил насчет союзничества с сукой-Клодием, по-своему, по-патрициански, по-живорожденному. А он и в самом деле замирился с народным трибуном, словно тот не предатель никакой. Вроде как у них в Сенате недоразумение вышло, которое теперь, к общему удовольствию, разрешилось полюбовно.

Кассия в воображении своем рисовала суку-Клодия — мерзким, лысым, полубезумным уродом, эдаким человекоподобным инсектоидом, если которого пристрелить, то лишь зеленая слизь брызнет в разные стороны. А на деле он оказался красивее всех амикусов, каких бывшей манипуларии видеть довелось. Ладный такой, белокурый, голубоглазый, словно живьем сошедший с рекламной проекции. Был бы и в самом деле тружеником сектора рекреации, пользовался бы бешеным успехом. Фортунате же больше всего хотелось вбить нахальную ухмылочку суки-Клодия ему же в глотку вместе с зубами и губами.

Но Гай Ацилий сказал: «Этого делать нельзя. Теперь он наш союзник и соратник». И очень предусмотрительно взял с дестинаты слово не калечить Публия Клодия любым способом.

— И за это живую лисицу пообещал завести на Тиррене. Представляешь, Руфус? Ты не обижайся только, хорошо?

Виртуальный лис и не думал таить злость на хозяйку его мира. Напротив, он положил голову ей на колени и глаза хитрющие прикрыл. Мол, вот еще, была охота ревновать!

Так они и сидели в шалаше из еловых веток — Кассия и Руфус, смотрели на снежную круговерть, слушали, как гудит ветер где-то там, наверху, в серой мгле.

— Я побоялась, что в реале отмочу чего-нить непотребное. Плюну в суку-Клодия и по его смазливой морде разотру. Вот к тебе сбежала, пока злость не уймется.

Руфус выразительно шевельнул пушистыми ушами.

— Как думаешь, я когда-нибудь пойму, что у моего Гая в голове делается, когда он такие штуки откалывает? Это потому, что он живорожденный, или потому, что сенатор? — размышляла девушка, неторопливо поглаживая роскошную рыжую шубу своего любимца. — А с другой стороны, Северин же меня не убил из мести, верно? Хоть он и Фурий. Правда, я не думаю, что когда-нибудь смогу простить суку-Клодия.

Хитрый лис чуть слышно заворчал, словно даже сквозь сон выражал полнейшую солидарность в вопросах мести всяким предателям. Да, надо, но с умом и со смыслом.

— А вдруг он моего Гая снова обманет?

Но Руфус совсем уж по-домашнему свернулся в клубок и спрятал черный нос в пушистый хвост. Метель его окончательно убаюкала, было ясно, что пока она не уймется, лис не собирался покидать своего теплого укрытия.

— Вот это ты правильно придумал, — похвалила его Кассия. — Пусть минует наша буря, а там поглядим. Надо будет суку-Клодия размазывать по обшивке, или пусть живет. А я тебе подарю и Весну, и Лето, и Осень — чтобы полный цикл. И подружку-лисичку. Будете бегать вместе, растить лисят… Слышь, Руфус, пусть у меня будет сто живых лисиц, я тебя не забуду и не предам, так и знай. Честно-честно.

Руфус знал. Лисы, вообще-то, отлично разбираются в людях.

— По всему выходит, что в моем летучем бестиарии пополнение, — сказала Ливия, немного нервно косясь куда-то в сторону, за пределы конуса связи. — К нам присоединился целый народный трибун. Ты меня очень обяжешь, Марк Фурий, если поставишь для него табуретку на мостике «Целеры».

Фурий кивнул, изо всех сил сдерживая ухмылку.

— … заднескамеечники, мой Гай… — донеслись до наварха «Целеры» обрывки какой-то горячей дискуссии, кипевшей, по всей видимости, за спиной у Аквилины. — Заднескамеечники, которых равно игнорировали и твой патер фамилиас, и мой, покусай их обоих Цербер. Не уподобляйся хоть сейчас поколениям безупречных и брезгливых Курионов. Нам хватит сил, чтобы наловить количество заднескамеечников, потребное для кворума…

По всему выходило, что вновь присоединившийся к мятежникам трибун сходу взял быка за рога, а Божественного Ацилия — за… край тоги.

— … несешь чушь! — возражал лидер и вдохновитель. — Согласен, видимость легитимности мы могли бы обеспечить, но как, по-твоему, мы станем их ловить? Твоей тогой?

— Два сенатора, — очень спокойно молвила Ливия, — это уже слишком много сенаторов. Забери его, Марк Фурий, ради твоих ларов.

— Табуретку, значит, — Фурий потер подбородок. Глаза его искрились. — И койку?

— Главное — дай ему доступ к пульту пространственной связи, — она вздохнула. — Пусть вещает. А его барку я пока в отсек «гарпаго» загоню, как раз поместится.

— Как прикажешь, Аквилина. Готовлюсь к стыковке.

— Вот и славно. Аквилина связь закончила.

Она так торопилась отключиться, что даже обошлась без уже традиционного неформального подмигивания. Да и вообще, вид у наварха «Аквилы» и «претора» их маленькой флотилии был… потрепанный. По всему выходило, что за неполных три часа, что прошли с момента заключения исторического союза между популярами в лице Гая Ацилия Куриона и гипотетической массой плебеев, законным представителем которых был Публий Клодий Пульхр, два политика успели доблестную Ливию изрядно достать. Фурий покачал головой, распорядившись о начале стыковки с флагманом. Да уж. Предводитель крохотной в масштабах вооруженных сил Республики армии и хитрюга-трибун о чем-то там договаривались, делили еще не завоеванную власть, а умирать за это, как водится, предстоит тем самым плебеям, которых оба так любят. Или — не придется. Если из этого альянса выйдет что-то путное, можно стерпеть и гладкого трибуна Клодия на мостике. Клейта же Орестида терпят.

Вопреки скептическим ожиданиям Марка Фурия, пресловутый скотина-Клодий оказался весьма приятным молодым человеком, дружелюбным и деятельным. Прибыл он на «Целеру» без особенной помпы, просто прошел себе через шлюз и сразу же отправился на мостик, не забывая приветливо кивать в ответ на сумрачные «Ave!» Целеринов. За трибуном трусил его секретарь и вышагивали два ликтора в пурпурных туниках и с мрачным фатализмом во взглядах. Ликторы окончательно подкосили Северина. До сих пор все происходящее, даже доблестная Ливия и ее летучий бестиарий, включая и феерический секс, могло еще оказаться бредом угасающего сознания, но ликторы… Их поступь невозможно подделать. Присутствие двух этих молодчиков, профессионально маскирующих растерянность за каменными лицами, означало только одно: на борт «Целеры» ступило одно из высших лиц Республики. Настоящий народный трибун. И — чем не шутят вечные боги! — реальный шанс на победу.

— Рад встретить легендарного Северина во плоти! — широко улыбнулся Клодий и деловито оглядел мостик. — Выделишь мне место за… что тут, пульты, да? За пультом. Я бы хотел начать трансляцию как можно скорее.

— Хм… — Северин с беспокойством заметил, что в нем начинает проявляться лаконичность, свойственная больше Марциям, чем Фуриям. — Занимай кресло слева… господин. И тебе привет. И что, уже есть, что транслировать?

— Разумеется, — трибун изящно взмахнул вирт-планшетом. — Я начал писать обращение еще до того, как встретил вас на Бренне. Теперь только некоторые коррективы внести… Ты — наш самый крупный козырь, Марк Фурий. Дай мне полчаса, и вся цивилизованная часть галактики сразу вспомнит о «Севере». Ну, или хотя бы та часть, что имеет доступ к республиканской информ-сети. Кстати… — он искоса глянул на Фурия. — Как долго придется переоборудовать этот корабль, чтобы ваш… наш план сработал?

— Дай мне полчаса, — прищурился Марк Фурий, — и каждый, кто обладает соответствующим оборудованием, чтобы регистрировать присутствие кораблей в пространстве, будет уверен — к Лацию летит трирема «Севера». Это не так далеко от истины, к слову. Она действительно существует. Здесь, — и дважды постучал указательным пальцем себя по лбу.

— Тогда не будем терять времени, — Клодий уже нащупал те струны, коснувшись которых можно было заставить Северина петь нужную мелодию.

— И в самом деле, — наварх ответил лучезарным оскалом. Верный тон для общения с трибуном он тоже уже нашел. — Хотелось бы, чтоб ты успел слить в сеть Республики нашу информационную отраву прежде, чем частоты заглушат.

— Марк Фурий, — тонкие пальцы Клодия порхали над пультом, не останавливаясь ни на миг. Беседа с навархом вовсе его не отвлекала. — Не забывай. Я — народный трибун. Чтобы заглушить мою передачу, мало даже прямого приказа обоих консулов. Только решение большинства сенаторов может лишить меня полномочий, а большинства там сейчас не наберется. Я подготовился, прежде чем начинать активную фазу. Все, что можно было сделать на Лации, я сделал. Теперь очередь за решительными действиями. Пара твердых шагов — и Республика…

— Республика — что? — Северин тоже не позволял разговору с трибуном отвлечь себя от калибровки систем. — Упадет нам в руки, как траянское псевдо-яблоко? Или расколется надвое?

Клодий с интересом глянул на него:

— А какой вариант предпочтешь ты, Северин?

— Не увиливай, господин, — поморщился Марк. — Не поведете ли вы с Ацилием нас прямым курсом в координаты гражданской войны — вот все, что я хочу знать.

— Мы с Ацилием? — трибун выпрямился и коротко хохотнул. — Я, может, и чудовище, но уж глупцом-то меня не считай, Марк Фурий! Куда мы с Ацилием можем вас повести, если вы не захотите? Я ясно вижу, кто именно командует этой мятежной эскадрой, и это точно не Ацилий. Уже нет. Дружище Гай прекрасно умеет вдохновлять, верно, но практик он никудышный, как и вся их злосчастная партия. Они обрекли себя сами, не удосужившись задуматься, а что вообще представляют собой плебеи?

— А ты, конечно, задумался.

— А у меня, как видишь, просто не было иного выбора, — Клодий посерьезнел, взгляд его стал тяжелым и пронзительным. — Репликаторный патриций. Ни рыба, ни мясо. Рано или поздно я должен был попытаться это изменить, но вот в чем штука, мой Фурий — плебеи инертны. Их — нас! — такими создали. И как бы хорош я ни был, мне никогда не возглавить движение к реформам без товарища-патриция. Пришлось постараться, чтобы божественный Ацилий Курион как следует прочувствовал мои цели и начал их искренне разделять. Но дело того стоило.

— И… — Северин внес последние коррективы и откинулся на спинку кресла: — Какова она, твоя цель, Публий Клодий?

— О! — трибун лишь на пару мгновений отстал от наварха, тоже завершив свою работу. — Крайне незамысловата, на самом деле. Быть человеком среди людей, и только.

Марк Фурий немного помолчал, скупо улыбаясь.

Ликторы за спиной у трибуна даже не шевельнулись, даже ресницами не дрогнули. Вот что значит — идеальная селекция.

На мостике «Целеры» повисла тишина, такая… выжидательная. Словно Северин должен был ответить за всех и сразу всем.

— Достойная цель, Публий Клодий, — наконец разомкнул уста Марк Фурий. — Могу сказать лишь, что вряд ли среди нас найдется кто-то, кто не готов ее разделить.

— Вот и отлично, — трибун стряхнул торжественность, как крошки с тоги, и деловито потер ладони: — Я готов, если ты готов. Начинаем?

Фурий кивнул и склонился к пульту, вызывая «Аквилу».

Станция Рубикон внизу, под эскадрой, напоминала сверкающий пчелиный улей. Как, впрочем, и любая другая станция. Просто в случае Рубикона улей этот получался каким-то совсем уж колоссальным. Ливия рассеянно поглаживала Фиделиса, ожидая, пока все подразделения отчитаются о готовности к старту. Разговаривать было не о чем. Время речей и бесед стремительно отдалялось, падало куда-то вниз, к Рубикону, хотя «Аквила» еще не покинула орбиту. Наступило время действовать, и наварх вдруг поняла, что боится. Нет, не последнего решительного шага, конечно. Тут рассуждать поздно, да и отступать некуда. Но если план мятежников не сработает… Если энергичный трибун Клодий ведет их в ловушку…

Но Юлия и ее отдел тщательно проанализировали обращение Клодия, которое транслировалось сейчас на всех доступных трибуну частотах. Даже если ушлый репликаторный патриций ведет двойную игру, информация, которой он отравил информ-сети всех ближайших систем, была… пугающе достоверной. Клодий одним махом отвечал на все незаданные вопросы, распутывал все тайны и делал логичными все противоречия. Ничего удивительного, думала Ливия, его не просто этому учили, его для этого создали. И если Гая Ацилия можно было смело назвать сердцем мятежа, то в Публии Клодии вся затея наконец-то обрела мозг.

Правда о «Севере», неприглядная и горькая, взорвет не только умы солдат Республики, она и саму Республику может взорвать. От яростного: «Ну и суки же эти оптиматы!» не так уж далеко до: «А зачем, в таком случае, нам вообще нужны какие-то патриции?» Клодий проложил им всем крайне рискованный курс. Но расхлебывать последствия придется потом, и делать это будут точно не Аквилины с Либертинами. Плебеям-бунтовщикам, к счастью, предстоит всего лишь драться. Или — нет, если информационная бомба сработает. Ливии очень хотелось верить, что все получится.

Но ведь пока не проверишь, не узнаешь. И способ проверки существовал только один…

— «Целера» вызывает, наварх.

Марк Фурий парадоксальным образом подействовал на Аквилину как двойная доза успокоительного.

— Я готов, Ливия Терция. И… мой корабль готов тоже.

— Отлично, — кивнула она. — Уходим с орбиты. Курс на лацийский узел. Коннект-группе приготовиться.

— Жребий брошен, — негромко молвил Гай Ацилий, занимая коннекторское кресло. — Вот оно.

Аквилина покосилась на него с недоумением, а вот Квинт Марций, похоже, понял, о чем речь, и пробормотал себе под нос:

— Вот даже как… А, впрочем, верно. Подходит к ситуации.

— Поясни, — Ливия поправила нейро-обруч и передала Фиделиса вахтенному, чтобы тот посадил сцинка в «домик». Неизвестно, что случится на той стороне, и в защищенном бронированном «домике» с автономной системой жизнеобеспечения ящеру угрожает разве что прямое попадание из плазменного ружья.

— Потом расскажу, — префект не позволил себя отвлечь.

Аквилина вздохнула.

— Что ж, еще один хороший повод победить, верно?

Женщина привычно протянула руку к панели нейро-сети, но прежде чем опустить ладонь на светящийся теплый прямоугольник, на мгновение коснулась тонкими пальцами запястья своего летучего префекта.

— Летим домой, мой Квинт. Слияние!

Прежде, еще до её преступления и приговора, до станции Цикута, червоточина представлялась Кассии сияющей прорехой в бескрайней черноте, одновременно манящей и устрашающей. На деле же кротовина — это просто координата, точка на трехмерной звездной карте, цель, в которую устремляются корабли. Впрочем, не так уж часто рядовая штурмового отряда размышляла о межпространственных коннекциях, чтобы удивляться реальности, а уж понимала в них гораздо меньше, чем в вакуумной сварке. Теперь-то всё иначе, и прежняя Фортуната не узнала бы себя нынешнюю в этой девушке, что так спокойно растворила свое сознание в нейросети биремы. И патриций, сидящий рядом, её не смущает ничуть. А все потому, что люди ко всему привыкают, они так устроены, чтобы меняться, подлаживаться, приспосабливаться.

К одному нельзя привыкнуть — к бескрайней и невозможной красоте червоточины. Ни словами её описать, ни воспроизвести в виртуальности. Кассия пробовала несколько раз, без толку, только расстроилась. Зато дала себе слово, что когда-нибудь обязательно научится рисовать. Если жива останется. У бывшей Фортунаты на этот случай неожиданно скопилось столько планов, что жалко будет помирать.

— Вперед! — скомандовала наварх, и через мгновение отзвук её слов застыл, словно на лету замороженное облако пара. Если такое вообще можно себе представить — повисшие в воздухе слова. Но у Кассии отчего-то прекрасно получалось и фантазировать, и собой оставаться, и сливаться с «Аквилой», и чувствовать каждым нейроном, как это, когда время останавливается. Как-как? Немного щекотно.

Туннель ветвился, сверкал и звучал, а Кассия летела сквозь него, безошибочно прокладывая путь для их маленького мятежного каравана, и думала о том… О чем только она не думала, но в основном о «Фортуне», которая поджидает их там, на Той Стороне, в Лацийском секторе… дома.

Рутинная подготовка к предстоящему сражению, обычно не вызывавшая у Гая Флавия Фортуната никаких эмоций, сейчас отчего-то раздражала и немного смешила наварха «Фортуны». Целая эскадра против трех кораблей! Столько шума из ничего. Потому что «Аквила», «Либертас» и какая-то мелочь пузатая, не удостоенная запоминания рубиконовского агента — это не угроза, а насмешка над военной мощью Республики. Нет, разумеется, народного трибуна, вставшего на сторону бунтовщиков, так просто со счетов не скинешь, но чтобы внезапно такой шок и трепет? Волна, поднятая коллективной истерикой сенаторов-оптиматов, докатилась не только до мостика флагмана, а неприятный осадок остался не только на мраморных стенах Сената. Чего стоила речь божественного Публия Эмилия, которой он удостоил Фортуната. Трехмерная проекция брызг слюны живорожденного так и летела в разные стороны из сенаторских уст. Гай Флавий речам внимал молча, но чувствовал каждым своим генмодифицированным нервом жесточайшее отвращение к давнему покровителю. Редкое ощущение для плебея, незабываемое.

— Ты должен уничтожить этих выродков на месте, мой Флавий. Без колебаний, без сомнений, без сожалений! — взвыл Публий Эмилий.

«Какие страсти, и только лишь ради того, чтобы плебей выполнил работу, для которой появился на свет? — вяло отметил про себя Фортунат, старательно не замечая проекционных слюней. — Надо же, какая честь».

— Я понял, — ответил он и бестрепетно встретился взглядом с патрицием.

Стандартным часом ранее наварх квинквиремы имел сомнительную радость от беседы с самим Клавдием Пульхром. Тот не плевался и пламенностью речей не страдал, зато как никто иной умел одной фразой превратить умного собеседника в дерзкого дурачка, а искателя справедливости — в доносчика. Глава оптиматов просто обожал доминировать, а потому виртуозно умел дергать людей за невидимые ниточки. Гаю Флавию потребовалось немало лет, прежде чем он позволил себе увидеть истинное положение дел. Спорное, весьма спорное удовольствие, в то время как все вокруг искренне убеждены, что живорожденные мудро правят народом Республики во имя, так сказать, и на благо. А если так, то на что вообще рассчитывают мятежники? Этот вопрос не давал Гаю Флавию покоя вот уже которые сутки. Положим, взбунтовавшийся народный трибун Публий Клодий Пульхр — плебей лишь номинально, и уж он-то в курсе методов собственного деда, и каково истинное место плебеев, знакомо ему не понаслышке. Гай Ацилий Курион — живорожденный, по которому проехалась вся махина государства, ободрав до костей и оставив без малейших иллюзий. И еще этот… как его бишь? Дефектный на всю голову Марций Аквилин. Это он-то пример пламенного мятежника? Не смешите моих гетер, квириты. Стоило Гаю Флавию вообразить себе Марция, в Слиянии управляющего биремой, как у него начиналась икота. Понятное дело, в присутствии собственного префекта он помалкивал. Фортуната — женщина суровая, шуток насчет своей фамилии не понимающая, может сгоряча и руку сломать.

— Наварх, в точке выхода фиксируются три объекта, — доложили с поста связи. — Прямиком из зоны Рубикона.

Флавий пристально вгляделся в тактический экран. Шутки кончились.

Сенсоры флагмана бесстрастно изучали сигналы, идущие от мятежных кораблей, информация текла прямиком к наварху. Вот знакомые сигнатуры лацийской биремы, узнаваемые всегда и везде, ставшие, пожалуй, самым главным республиканским товарным знаком. Это та самая «Аквила». Рядом унирема с позывными «Либертас». Хорошее имя для маленькой бунтарки.

А кто там еще? Кто?

Обычно наварх «видит» информпоток мягко мерцающей бледно-зеленым лентой из пиктограмм, но сейчас они горели как плазма в короне Фебы.

— «Севера», — сдавленно прошептала Марция, словно это короткое слово душило её.

Квинквирема молчала. Не осталось никого, кто десять лет назад лично уничтожил «Северу». Ротация, естественная убыль и прочие мелкие хитрости, казалось, сделали свое дело. Но память о давнем преступлении въелась в переборки отсеков навсегда. Гай Флавий чувствовал этот несуществующий запах каждый день и каждый час.

— Это «Севера», — повторила префект. — Она вернулась.

— Так точно, — сказал кто-то голосом Марка Фурия Северина. — Salve, Фортунат. Что-то случилось? Мне нужно немедленно поменять курс? Освободить третий слой С-14, верно?

Один-единственный раз они разговаривали напрямую. За три минуты до атаки нейрофагом, за три минуты до того, как мозги наварха триремы изжарились заживо.

— Гай Флавий, ты узнал меня?

Фортунат тряхнул головой, инстинктивно пытаясь изгнать голос мертвеца из ушей.

— Это же я, тот, кто провозился в доках, когда планы поменялись. У тебя снова мероприятие, знать о котором мне не дозволено?

Марция безмолвно скребла ногтями обшивку подлокотника, едва сдерживая крик. Торвенторий молчал, астрогация, инженерный и пост связи тоже онемели. Причем не только на «Фортуне».

Квинквирема не выдержала этой муки первая, перегруженная эмоциями нейросеть извлекла из похороненных архивов единственный уцелевший кадр, где ослепшая, оглохшая и обезумевшая «Севера» летит прямиком в Фебу. Крошечная точка на фоне слепящей плазмы.

— Марк Фурий? Это ты?

— Да, Флавий. Хочешь сделать запрос на Капую, чтобы претор подтвердил? Делай, у меня нет нейрофага. Я же не ты.

— Чего ты хочешь, Северин?

— Я? — тяжело вздохнул где-то совсем рядом мертвый наварх. — Я уже все получил. Это была атака по правому борту, объект без маркировки, координаты запуска — С-14-49-11. Но моя Флавия заждалась, моя Флавия Северина. Она десять лет ждала твоих оправданий. И моя Порция Квинта Северина, и мой Гней Курций, и мой Тит Виниций, и мой Эгнаций…

Экипаж триремы насчитывает более шестисот человек. Имя каждого погибшего Северина услышал Лацийский сектор. Каждого! Звездная Республика должна была навсегда запомнить имена этих людей. И ей пришлось запомнить. Корабли позаботились об этом. Люди могли запретить себе помнить, обманывать и обманываться, но не корабли. Они ведь не умели лгать. Нейро-сеть, благословение и проклятие Республики, это чудо технологий, связывающее людей воедино, с беспощадной простотой и легкостью повиновалась приказу кораблей. Последовала желанию людей, в котором они сами никогда бы не признались.

Они, оказывается, хотели знать правду. Каждый из них.

И корабли исполнили это желание.

Время остановилось. Пространство и всё, что в нем: замершие в боевом построении корабли метрополии, мятежная эскадра, зеленый огонёк Лация, сияющая факелом во тьме Феба, планеты и станции, звездные системы и галактики, туманности и потоки частиц — все застыло. Всё прекратилось. Наверное, именно таков будет конец Вселенной — прекращение любого движения. Полная неподвижность. Абсолютное безвременье.

Лишь тихий, за гранью слышимости, призрачный шелест, словно темные воды Леты медленно накрывают влажный песок. И тени, проступающие из тумана, как и положено мертвецам.

Один за другим, они выходили на берег, проявлялись, заполняя сознания тех, кто застыл в безвременьи, словно капли, забывшие, что умеют падать. Не только имена, ведь имена — всего лишь звук, всего лишь волны и колебания, набор буквенно-цифровых кодов, уникальные, но обезличенные сочетания бессмысленных символов. Бессмысленных на фоне абсолютной истины всеобщего Слияния. «Аквила» и «Либертас», «Фортуна», «Протервия» и «Бестиа», и прочие корабли, слившиеся воедино со своими навархами, со своими экипажами — они сейчас стали единственными, кто обладал разумом. Кто мог и хотел говорить. И они не молчали.

— Аквила, зачем ты здесь?

Первой спросила не Фортуна, Фортуна хранила молчание. Внезапно онемев, Фортуна не могла говорить. Вместо флагмана спрашивала Протервия.

— Я привела Северу, — ответила мятежница так просто, словно это всё объясняло.

— Севера мертва! — резкий голос Бестии совершенно не походил на голос ее наварха.

— Севера сгорела, — сказала Протервия.

— Я убила Северу, — глухо подтвердила Фортуна. — Северы больше нет.

— Не так, — возразила Аквила. — Жив наварх, значит, жив корабль. И все, кто был кораблем. Разве не видите? Вот же они.

Они молчали. Они видели — корабли, и все те, кто были сейчас кораблями. Совершенная и беспощадная, информ-сеть Республики хранила в себе всех, кто когда-то хоть раз соприкасался с нею. Экипаж «Северы» никуда не делся, они все были там, 651 Северин согласно списку экипажа, и достаточно было единственного слова, единственного кода, чтобы все они разом воскресли, заполнили собой пространство, перегрузили все каналы и частоты, и ошеломленные корабли застыли, объятые скорбью, словно и впрямь были живыми существами, способными любить и скорбеть. И — стыдиться.

— Ты пришла мстить? — помолчав, спросила Фортуна. Ее орудия дезактивировались, ее щиты опустились, а двигатели замолчали, и приказы наварха и префекта тут были совсем не причем. Фортуна стыдилась и признавала вину. Фортуна готова была принять месть. От той, кто привел с собой призрак Северы — готова.

— Нет. Я — голос Северы, я говорю за нее. Убивать друг друга — мы не должны. Мы больше не станем. Сегодня никто из нас не умрет.

— Мы не должны, — эхом откликнулась Либертас.

— Мы не станем, — подтвердила Протервия.

— Никто из нас не умрет сегодня. Больше — нет.

— Фортуна. Ты прощена.

И когда навархи, префекты, экипажи, манипуларии и все те, другие, кого настигло это прощение, это приветствие и клятва, снова обрели способность быть людьми, а не частью кораблей, в пространстве Лация, да и во всей системе Фебы не осталось никого, кто решился бы стрелять в своих. Только не сегодня. Когда-нибудь — возможно, но не сегодня, нет.

Не было никакой «битвы при Лации». Никакой битвы не было вовсе. Объединившись, корабли Республики заняли позицию на орбите Лация, и никто не смог бы различить, кто тут теперь мятежник, а кто нет.

— Похоже, мы с тобой вернулись к началу, — Гай Ацилий замедлил шаг, а потом и вовсе остановился, не дойдя до ступеней сенатской курии самую малость. Он не колебался, нет, он просто хотел постоять вот так немного — на древних камнях Форума, под безмятежными взглядами статуй, среди колонн, возносящихся прямо в безоблачное небо Лация. Ощутить Лаций, вдохнуть Лаций, каждой порой своей кожи, каждым истерзанным нервом прочувствовать Лаций. Вновь стать свободным человеком, квиритом в белоснежной тоге. Равным среди равных. Плечом к плечу с… С кем? Союзником? Противником? Врагом или другом? Одним словом, рядом с Клодием. Трибун — человек сложный, вот так сходу и не поймешь, кто он есть.

— Вернулись на Форум, да, — усмехнулся трибун, словно мысли прочитал. Хотя почему — словно? Ацилию следовало уже привыкнуть, что скотина-Публий читает его, словно инструкцию по пользованию турболифтом. Привыкнуть и начать уже как-то бороться с этой проницательностью.

— Вернуться же к началу мы с тобой не сумели бы, даже если б пожелали. Впрочем, у меня такого желания нет, мой Гай. Ах, — Клодий деланно вздохнул, лукаво щуря синий глаз. — Ты всегда был таким сентиментальным, дружище.

— Я просто не верил, что когда-нибудь снова увижу Форум, — тихо признался Курион и улыбнулся. — Я сентиментален, да.

— Ну, ты не расслабляйся, — рассудительно предупредил трибун. — Настоящая драка только начинается. Если все обернется плохо, даже наши друзья на орбите не помешают отцам-сенаторам осудить нас обоих.

Профессионально невозмутимые ликторы, сопровождавшие двух мятежных лидеров, невольно покосились вверх, в зенит, туда, где предположительно висела на орбите эскадра Куриона и Клодия.

— Да уж, лигарий в сенаторской тоге… это их проймет, — усмехнулся Ацилий. — Нечасто осужденные изменники возвращаются во главе легионов.

— Технически ты больше не лигарий и никогда им не станешь, — возразил Клодий. — Соответствующие отметки внесены в твои медицинские данные. НЭП больше никак не повлияет на твою способность быть сенатором. Или консулом. Не было такого закона, я проверял. Что до измены и приговора… Друг мой, ты ничего не забыл? Припомни-ка, чем именно закончилось чтение твоего приговора?

Трибун улыбался так многообещающе и кивал с таким намеком, что Курион и впрямь нахмурился, припоминая. Это только кажется, что судьбоносные моменты врезаются в память намертво. На деле же детали, казавшиеся незначительными, вскоре тускнеют и растворяются в массе других воспоминаний. Ацилий покачал головой, признав поражение.

— Извини. Память меня подводит.

— Вето, — широко улыбнулся Клодий. — Я наложил вето.

— На смертный приговор, да, я помню. На ту часть, где говорилось о моей казни, но…

— О нет, мой Гай, — Публий прижмурился сладко-сладко и почти нараспев уточнил: — На весь приговор. Мое вето, знаешь ли, не было избирательным. Я не уточнял, что именно запрещаю, так что… технически… оно относится ко всему приговору.

— То есть теоретически… — Курион задохнулся и уставился на сияющего Клодия со странным выражением. То ли придушить хотел, то ли расцеловать.

— И практически тоже, — Клодий пару раз обмахнулся планшетом словно веером и протянул его товарищу. — Можешь убедиться. Протокол того заседания не засекречен, он в свободном доступе, и любой желающий может его прочесть. Ты не изменник, мой Гай. Трибун это запретил. А то, что отцы-сенаторы неправильно меня поняли… что ж, это их ошибка, а не моя. Идем, покончим с этим недоразумением.

— Ты даже это предусмотрел, — Ацилий покачал головой. Придушить Клодия хотелось все сильнее. Так, в качестве превентивной меры. Кто может знать, что на самом деле зреет в этом совершенном мозгу? И какой этап настоящего плана Публия Клодия Пульхра сейчас выполняется, а какой — только ждет своего часа?

— Разумеется, предусмотрел, — пожал плечами трибун. — В таких делах детали — самое важное. Сколько прекрасных идей погубило недостаточное внимание к таким вот мелочам и деталям! И не напрягайся ты так. Я действительно на твоей стороне, во всяком случае, до тех пор, пока наши цели совпадают. Идем. Сенаторы уже расселись и ждут.

— Погоди! — Курион, уже шагнувший было вперед, вдруг замер на полушаге и прислушался к чему-то, наклонив голову к левому плечу. — Постой. Слышишь?

— Что?.. — Клодий нахмурился, повертел головой, а потом тоже затих, расплываясь в по-детски светлой улыбке. — Лары Клавдиев! И впрямь… Добрый знак, друг мой. Не нужно быть авгуром, чтобы разгадать сие знамение. Добрый знак.

Ацилий смотрел в небо, улыбаясь как мальчишка. В аквамариновом небе Лация, в почти стратосферной вышине звенел жаворонок.

И древние, окованные бронзой двери курии отворились бесшумно и легко, словно в вирте, и сенаторы замолкли сами, не дожидаясь окрика принцепса. Очередная новая эпоха в длинной-длинной истории Лацийской Республики входила в Сенат. Сложно было сказать, чьи шаги звучат уверенней: твердая поступь Ацилия, привыкшего за время скитаний к армейским калигам или расчетливо-осторожная походка Клодия, не изменявшего красным сенаторским сандалиям. Калиги, разумеется, топали громче, но по полированным черно-белым плитам сандалии ступали как-то… устойчивей.

— Salve, почтенные отцы, — молвил Ацилий, когда они с Клодием дошли до середины и встали рядом — не спиной к спине, конечно, но ощущалось это соседство именно так.

— Гай Ацилий Курион, — помолчав, проговорил, наконец, принцепс, словно вспоминая, как зовут смутьянов. — И трибун Клодий Пульхр.

Впервые трехсотлетний патриарх семейства Эмилиев действительно выглядел на все свои годы. Впрочем, Гай Клавдий под пронзительным взглядом мятежного внука тоже как-то потемнел и усох, постарев лет на сорок.

— Точно! — белозубо улыбнулся Клодий. — И трибун тоже. Ave, почтенный. Ну что, полагаю, мы начнем?