Солдат громко распевающих на марше «Интернационал» прерывает команда старшины:

– Стой! К залпу! Товьсь!

Солдаты тренируются с полной выкладкой, у каждого по два десятка патронов в суме, не слишком сочетающейся с гимнастёрками образца тридцать шестого года двадцатого столетия, но что поделаешь, реалии времени, так сказать. Вот они вынимают их, скусывают по команде старшины хвостик патрона, при этом один совсем молодой солдат сгибается в три погибели, держась за живот. Его немилосердно рвёт от привкуса пороха, такое бывает с непривычки к неприятному солоноватому вкусу. Однако никто не обращает внимания, гремит залп, хорошо хоть слитный, потому что едва ли треть мишеней поражена.

– Ниже держи! – кричит старшина. – Ниже, кому говорят, рачьи дети, щучьи кости! Фершела, забрать красноармейца Рябчикова.

Солдата, которого всё ещё крутят спазмы, подхватывают два военфельдшера, третий подбирает его мушкет, и относят в сторону. Кладут на деревянную скамейку у костра – большего тому не положено, ведь не ранен, отлежится и снова в строй.

– Чего встали, рачьи дети, щучьи кости?! – надрывает горло старшина. – Ещё круг шагом марш! И песню мне, песню!

Это есть наш последний,

И решительный бой!

Загрузка...