Сказать о деле, которым мне предстояло заняться, что оно расходится со всеми сталкерскими обычаями, — значило ничего не сказать. В принципе оно абсолютно противоположно им. Рюкзак, под завязку набитый дорогущими артефактами, следовало не барыге доставить побыстрей, чтобы поскорее огрести куш. Наоборот, его надо было опустошить в серии ходок, подкидывая хабар в нужное время и нужное место. При этом никакая зараза не должна меня перехватить с подобной ношей. И хотя в ранний период жизни Зоны большая часть обитателей, военные и бандиты, только тем и занималась, что щемила редких первых ходоков-искателей, думаю, с «перехватчиками» у меня трудностей не возникнет. Хотя чем Зона не шутит? Кто-кто, а уж я это не понаслышке знаю. Самый крутой сталкер может оступиться на ровном месте и с ходу влететь в аномалию.
Наиболее проблемная задача миссии — необходимость объяснять всем этим зачаточным, малоопытным сталкерам, которым несказанно «повезёт» найти артефакт, «что оно такое» вообще и какая от него польза. И сделать это надо бы, абсолютно не вызывая подозрений, что скорее всего невозможно.
Итак, я покидаю дом, укрытый от всяких напастей в Закрытой Зоне, что возникнет в будущем, и обрушиваюсь как снег на голову в прошлое. В самое начало существования Зоны Сталкеров. Изначальная, блин, пора… Чтобы особо не выделяться, перед этим рейдом к истоку я замаскировался на славу. Облачился в самое что ни на есть простенькое обмундирование и прихватил с собой чуть ли не музейный экземпляр «калаша». Сейчас движения только начинаются, мало кто в мире вообще знает про артефакты и их свойства. Пока ещё сюда не бегут толпами искатели приключений, зато военных пруд пруди. Бдят, понимаешь! А бандюки в чернобыльской зоне отчуждения ещё до возникновения собственно Зоны прятались.
Предстоит «отловить» нескольких одиночек, на свой страх и риск пробравшихся в новорождённую Черноту, и не только подкинуть им ништяки, но и растолковать подробности, что к чему с этими штукенциями, обладающими странными свойствами. Затем ещё и проследить, чтобы эти первые прото-сталкеры живыми миновали блокпост в обратном направлении. В силу малочисленности кандидатов миссия по длительности прохождения может стать затяжной. Это в дальнейшем процесс влияния аномальной реальности покатится с горки нарастающим снежным комом, сверзится прямо на макушку человечеству. В будущем, когда сюда набежит больше народу, гораздо легче работается. Появляется широкий выбор возможностей для всяческих манипуляций…
Наконец-то подыскиваю объект. Сажусь на хвост, крадучись следую за аматором сталкеризма. Если бы не охотничье ружьецо у него за плечами, сошёл бы чел за эдакого хиппаря. Наружность соответственная, даже хайратником длинные волосы перехвачены, и на шее болтается медальон, знаменитая «лапка» в кружочке. Секс, мир, травка! Что оно здесь-то забыло, это чудо в перьях?
Но хорошо идёт, аккуратно, особей из первого поколения зонных мутантов издали высматривает и обходит, зарывается в листву, когда военные оказываются неподалёку. Очень долго разглядывает встреченные аномалии. Кидает в них камни, наблюдает последствия, зарисовывает в своём блокноте. Складывается впечатление, что он ими любуется, как далёкими звёздами, и балдеет. Заражаюсь его настроением и сам неожиданно для себя вижу в зачаточной Черноте не колыбель нарождающегося средоточия смерти, а уникальную сказочную страну, пространство сродни Зазеркалью. Хотя уж кто-кто, а я знаю, что в безмозглой ещё Зоне романтики было на грош, а грязи и крови — на толстое портмоне.
Но этот сталкер-любитель сюда пришёл, если не повинуясь романтическому зову, то уж точно не из корыстных целей. Подобный типаж мне симпатичен, но для дела не особо трафит. Однако выбирать не приходится, в этом периоде сталкеры в Зоне скорее исключение, чем неотъемлемый элемент. Так и хочется почесать затылок и протянуть: «Куда ж я попа-ал, блин?!»
Вот Пацифик — таким именем я нарекаю пионера сталкеризма, — отвлёкся от созерцания очередного «трамплина» и уверенно потопал в сторону практически целых домов заброшенного поселения. В эти года почти все постройки в Зоне ещё невредимы. Следы заброшенности, конечно, везде присутствуют, но всё же, если сравнивать с той Чернотой, в которую впервые пришёл я спустя несколько десятилетий, то, как говаривал один знакомый сталкер-одессит: «Это ж две большущие разницы!»
Обогнать хиппаря мне труда не составляет. Я сразу определился, какой артефакт ему подкину. Этому юному ходоку до лампочки, конечно, все полезные свойства любого артефакта, тут нужно сыграть на визуальном восприятии. «Лунный свет» — самое то, что надо.
Услышав потрескивание «электры» между домами, нахожу её, достаю из контейнера и пристраиваю рядом с аномалией ярко-голубой шар. Отхожу в сторонку, вприщур оглядываю. Возвращаюсь, подвигаю артефакт, чтобы он был виден издалека. Удовлетворённый получившейся картиной, утекаю и залегаю на чердаке соседнего дома.
И, конечно же, Пацифик находит приманку. Чтобы рассмотреть поближе, становится перед артефактом на колени. Солнышко припекает, и меня тянет в дрёму, пока наблюдаю за ним. Ещё минут пять, и нужно будет неожиданно появиться, строго предупредить аматора, что это красивенькое образование — радиоактивное. Но объект влияния вдруг сам достаёт из рюкзака допотопный счётчик Гейгера, врубает… заслышав сильный треск, испуганно подскакивает и шустро лезет в свой рюкзак. То, что он вынимает из брезентовых недр антикварного мешочка, умиляет меня не на шутку. Это большой, корявый и неудобный свинцовый бокс. Ни дать ни взять первый прототип сталкерских контейнеров! Открутив тяжёлую крышку, Пацифик опускает «лунный свет» в свою самопальную кастрюлю.
Да он сталкер! Вполне подходящий кадр, несмотря на внешность свою несерьёзную. Впрочем, так и вздрогну, как себя вспомню, притащившегося на прицепе во внутренний круг Черноты. Герой-зоноходец с тяжеленным винтарём на плече. Покоритель локаций и разоритель полей артефактов.
Кадр тем временем постоял, постоял, бросая в «электру» щебёнку, налюбовался, да и… уселся на поваленный электрический столб, достал консервную банку. Пообедать, что ли, решил на открытой местности?! Неудивительно, что сталкерское движение медленно развивалось вначале. Мало кто выживал, чтобы инфой поделиться. Рановато я его похвалил. Сглазил…
Да, нормально пожрать ему не удалось.
— Мордой на землю, руки за голову! — разлетается над посёлком крик.
Со стороны шоссейки к горе-сталкеру бегут пятеро в военной форме. Чёрт, влип по самое не хочу патлатый красавчик, и я ему со своим «калашом» не помощник. Так, прохожий… Лежу на чердаке и наблюдаю, как вояки потрошат рюкзак заваленного наземь аматора и лениво попинывают его под рёбра носками сапог.
Но солдатики недолго радовались добыче. В посёлок влетает кабанье стадо и с разгона сметает троих военных. Разрывают их мутные зверюги в клочья без пауз и колебаний. Двое оставшихся, видимо, кореша, успевают отреагировать и уже спиной к спине отстреливаются. Длинноволосый пионер вскакивает на ноги, подхватывает своё ружьё и в упор высаживает мозги бегущему на него кабану. Жаканом заряжено, ничего себе пацифист! Но от второго монстра, который атакует его сзади, хиппарь не смог бы отмахаться. Поэтому вмешиваюсь я. Две короткие очереди не проходят мимо клыкастой туши, и она, пробороздив землю по инерции, упирается рылом в пятки моему Пацифику.
Тот подпрыгивает от неожиданности, крутит башкой, опоясанной пёстрой лентой хайратника, и определяет, откуда ему помощь оказана. Солдаты меня вычисляют ещё быстрее. Их я тоже поддерживаю огнём, человеколюб хренов. По логике, мне нужно помочь им сгинуть, но что-то колыхнулось внутри. И без того на мне смертей множество. Тяжёл груз, всё трудней нести. Наверное, старею, не телом, но душой точно. Во имя чего бы ни отнималась жизнь, а убийство остаётся убийством.
Непродолжительный бой общими усилиями завершается победой сборной команды человеков. Когда последняя мутантная тварь падает возле сапог военных, и смолкает гулкое эхо контрольного выстрела, в образовавшейся тишине возникает долгая нерешительная пауза. Я лежу, они все стоят и пытаются осмыслить, почему я не пристрелил никого из них. Кто бы я ни был, обязательно должен был замочить либо сталкера, либо солдафонов, либо всех.
— Эй, там, на чердаке! Спускайся давай, разговор есть! — наконец решается крикнуть один из военных. По ходу, голос молодой совсем.
— Ага, щаз, разогнался! Вы и меня как липку обдерёте, — огрызаюсь в ответ. Поиграю с ними в простого бродягу.
— Даю слово, что не тронем! Слово офицера даю! — не унимается военный.
И хотя у моего поколения это самое слово весомым аргументом уже не считалось, я ему даже поверил. Насколько я понимаю, у здешних военных какое-то понятие о чести ещё имеется.
Держа «калаш» на плече, спускаюсь вниз и выхожу из заброшенной хатки. Военный жестом приглашает присесть на столб, на котором так и осталась лежать банка со шпротами, откупоренная патлатым аматором.
Присаживаемся, общаемся. Каждый благодарит за помощь в бою. Армейских зовут лейтенанты Кенчук и Тараненко, молодые ребята, недавно из училища, а сталкер называется Вохой. В тон ему представляюсь Андрюхой. На вопрос, что делаю в запретной местности, отвечаю: «Деньгу зарабатываю». Трое собеседников, сочтя меня обычным мародёром, не особо удивляются, но всё же, признав во мне мужика бывалого, интересуются у старшего боевого «соратника», как же тут можно заработать хоть мало-мальски приличную копеечку.
Удача сама в руки приплыла! Ничего выдумывать не надо, просто отвечать на вопросы…
Один за другим я выкладываю перед ними артефакты, прямо на выщербленный асфальт. Исчерпывающе информирую, что это такое, а что вот это такое, расписываю, чем полезны разные «фиговины» и сколько примерно стоят на мировом чёрном рынке. Ознакомительная лекция оставляет неизгладимые следы на их неискушённых физиономиях. По сути, перед ними сейчас лежит огромное состояние.
Чтобы не провоцировать народ на «плохие мысли», я оперативно предлагаю военным заняться бартером. Дескать, мне патроны, жратва и прочее в немалом количестве надобно. Раскочегариваю их воображение, говоря, что у меня нычка есть в Зоне, и чтобы не рисковать, часто пересекая кордоны, я скупаюсь редко, но оптом. И жмотиться не намерен… А для пионера сталкеризма важное поручение изобретаю: доставить и передать некоему Сидоровичу, моему контакту за пределами Зоны, партию артефактов. За щедрое вознаграждение, само собой. Кто таков этот самый Сидорович, я понятия не имею, потому что прямо на ходу сам его придумал. Развивая легенду, сообщаю, что он серьёзный барыга из моего родного города, северной столицы сопредельного государства…
Мои новые «друзья» с энтузиазмом воспринимают радужные перспективы. О погибших сослуживцах военные покамест и не вспоминают, возможно, даже рады, что делиться не придётся. Сталкерёнка я нагружаю артефактами сразу, а с военными договариваюсь прогуляться вечерком, до их склада на блокпосте, и там рассчитаться. Для подкрепления благих намерений прошу офицериков посодействовать успешному исходу Пацифика из Зоны, на что те нехотя соглашаются. А пока ждём сумерек, укрывшись в одном из домов, разводим костёр и продолжаем общаться.
Офицеры дружат с детства, хорошо знакомая мне ситуация… Окончили одно и то же училище, служат вместе и даже в девушку одну влюбились. Вот тут-то и пробежала между ними чёрная кошка. Судя по эмоциональным комментариям, мелькающим в их разговоре, один её обрюхатил и бросил, а другой хоть и не простил другу-сопернику, что девица предпочла именно его, но всё же честно пытался ей помочь, посему не оставлял попыток внушить более удачливому соискателю чувство ответственности за будущего ребёнка.
— Да, парень, чувство долга тебе знакомо не понаслышке, — вклиниваюсь я в их грызню. Просто надоело сидеть и слушать, как эти двое мальчишек сидят и перегавкиваются.
— Ты об этом что знаешь?! — вспылил военный. — Вам, сталкерам, как я погляжу, только бы наживаться на этой ненормальности. Но ничего, ничего! Скоро будет наступление на эпицентр, и там уж я выслужусь. Недолго этой мутной реальности существовать! Мы исправим ошибку природы, очистим эту землю…
— А на кой исправлять?! — тут же вскидывается и другой офицер, я не успел даже рта раскрыть. — Нашёлся… очищенец! Это же самая-самая загадка в истории! Это достояние не только нашего правительства, но и всего человечества! Да разгадай мы её хоть немного, может, открыли бы какие-то законы мироздания! Зона должна быть независима!
— Ты хотел сказать, должна быть свободна? — вворачиваю я.
— Независима, как Украина! — чуть ли не плюнул мне в лицо этот второй; но сделал паузу, перевёл дыхание и добавил: — Хотя ты прав, «свободная» тоже хорошее слово.
— Какая, на хрен, свобода, наш долг — очистить мир! — рявкнул первый. — Земля должна быть чиста от…
— Ну и дурак ты, — не замедлил отреагировать второй, и парочка друзей-врагов опять начала грызться. Слова «долг» и «свобода», «независимость» и «очищение» попеременно сотрясали воздух.
Я мысленно машу на них рукой и пробую разговорить аматора, но этот кадр оказывается фанатиком покруче военных. В детстве чел, мягко говоря, пересмотрел лишнего из фантастики и теперь свято верит, что Зона — детище инопланетных сил, а в эпицентре находится загадочный кристалл и, ясный пень, сугубо внеземного происхождения.
— Монолит, что ли? — спрашиваю я, припомнив зонную байку о некоем таинственном эпицентральном клане, одно время популярную, но затем превратившуюся чуть ли не в анекдот. Уж мне ли не знать, что этот мифический клан — просто зонный прикол, не более.
— Да, точно! — подхватывает воинственный Пацифик. — Как в «Космической одиссее две тыщи один»! Я вот отнесу твоему Сидоровичу посылку, свои артефакты продам, и мы с друзьями обязательно отправимся на поиски этого Монолита! А что? Ты знаешь, ведь я не один в это верю, нас…
Дальнейшие речи я тупо пропускаю мимо мозга. И зачем я его спас? Лучше б его тот кабан прибил, чем выслушивать эту чушь про инопланетян.
Да уж, их поколение выросло ещё на кинофильмах, вот и нащупывают идейки в киношных сюжетах, осевших в памяти. А нас уже воспитывали компьютерные игрушки и планетарная сеть. О чём, кроме реалий Зоны, мне говорить с ровесниками моего деда?
Из последних сил, чуть ли не валясь с ног от усталости, он добрёл в одно из своих тайных убежищ. Влез внутрь погреба, закупорился и рухнул на рваный матрас, раскатанный у земляной стены…
Пробуждение было нелёгким. Организм худо-бедно отдохнул, но разум во сне дополнительно нагрузился. Тем не менее наступил новый день, и ничего не попишешь — требовалось идти дальше. Остановиться — смерти подобно. А ему необходимо выжить во что бы то ни стало. В особенности теперь.
Перекусив, чем Зона послала, Штрих занялся своей экипировкой. Произвёл ревизию боезапаса, проверил исправность ключевых элементов оружия. Вчерашняя ходка выдалась горячей, кроме всего прочего, окрестные монстры так и норовили сбежаться по его душу. Отбился… Живой. Ещё одни сутки пройдены-прожиты.
Надо в очередной раз зафиксировать пройденное.
Сталкер достал из-за пазухи записывающее устройство, которое хранил пуще зеницы ока, потому и прятал возле самого сердца. Этот рекордер он нашёл случайно, в памятной пещерке, где у него когда-то состоялся один из самых важных в жизни разговоров. «Самсон» российского производства, вероятно, был последним исправным из тех рекордеров, что принёс с собой в Зону репортёр Николай Котомин.
Штрих небезосновательно полагал, что несостоявшийся обладатель «Золотого Глобуса» за лучший репортаж года не случайно спрятал рекордер именно там, в памятном месте. Не для того, чтобы похоронить навсегда, а чтобы устройство было найдено.
«Самсон» — наследство, которое Луч оставил Гробокопу…
Кому-то ведь нужно подхватывать эстафетную палочку и продолжать ходку. Только так можно найти ответы, если они вообще могут быть найдены. Одной жизни просто слишком мало, чтобы успеть. Это для одной любви жизнь слишком длинна, как сказал писатель Ремарк, а вот для отыскания и добычи подлинных карт мироздания жизни одного человека явно маловато. Потому люди так упорно и пытаются продолжиться, в детях или учениках… Единственный реальный способ достичь хотя бы подобия бессмертия.
Штрих задумчиво посмотрел на продолговатую «палочку» рекордера, лежащего на его раскрытой ладони, совсем не весело улыбнулся и включил режим аудиозаписи.
— Теперь я окончательно убеждён, что Другой наверняка служит непосредственно Зоне. Иначе откуда бы ему первому из всех становилось известно, что к чему с этими новообразованиями, которые потом назовут артефактами?.. И мне кажется, что этот выродок не только полезные артефакты людям подарил в кавычках, но и нанёс всякой гадости. Кто же он, этот курьер и слуга Зоны? Её порождение или бывший человек, которого она превратила в своего наймита?..
Штрих замолчал, обвёл взглядом сырые стены землянки, освещённые синеватым тусклым светом фонарика, тяжело вздохнул, покачал головой и продолжил:
— Право на попытку никто не отберёт — ни у неё, ни у меня. Она хочет выжить во враждебном окружении, я хочу обратного. Узнать, каким образом она возникла, чтобы понять, как её убить… И убить. Каждый разум ставит себе жизненную задачу и добирается к цели как может. Доберётся или нет, это уже кому как повезёт… Моё первое зонное имя было Вася-Гробокоп, именно так меня назвал сам Луч. В жизни до Зоны, когда я был чёрным археологом и соприкоснулся с загадочными проявлениями влияния Зоны за пределами её территории, то почти сразу почуял, что в этом моя судьба, моё предназначение. Только ещё не знал, где искать ответы… Это было неизбежно, что я пришёл сюда. Кому, как не мне, докапываться до сути! И закопать, похоронить аномальность, если получится. Я продолжаю путь, который не успел пройти Луч. Знаю, он бы не отступился, не сдался, но… дойти до цели просто не успел. Мне неизвестно доподлинно, как он погиб и является ли отображением реальности тот мой сон про вертолёт, президента и огненную смерть… Но чувствую, что, кроме меня, больше некому. Ник когда-то пришёл сюда, чтобы узнать правду и рассказать её людям, и я пришёл сюда за этим. Потом я остался здесь один. То ли призрак в стране живых, то ли единственный живой в стране призраков… А теперь я уже не один, появился Другой. Заклятый враг, я окончательно в этом убедился, противник, но зато по-настоящему живой! Я это чую, и это меня неожиданно обрадовало, хотя я сам не рад этой радости… э-э… если можно так выразиться…
Штрих снова замолчал. Выдержал паузу, собираясь с мыслями, открыл было рот, чтобы продолжить, но вдруг взял и выключил «Самсон».
Глядя на выключенный рекордер, совсем тихо, почти шёпотом, заговорил:
— Не для протокола. Прошлой ночью я опять видел сон, происхождение которого меня пугает. Я видел Шутку. Мне никогда не доводилось с ней пересекаться в Зоне, но я уверен, что это была именно она. Шутка так и не встретилась с Лучом. Ждала-ждала этой встречи с любимым, а потом исчезла вместе с реальностью. Исчезла, да не совсем. Я не знаю, как описать словами это ощущение, только я одновременно чувствовал, что она есть и что её нет. Как будто сталкерша зависла в режиме ожидания между жизнью и смертью. Застряла между небом и землёй, вклинилась между нормальной и аномальной реальностями… Откуда ко мне приходят эти сны? Почему я их вижу? И главное, почему я испытываю уверенность, что это не просто дурацкие видения, а что-то большее, имеющее прямое отношение к происходящему и происходившему. Именно это меня пугает больше всего. Вдруг и я, сам того не зная, тоже превратился в наймита Зоны?!.
Человеку очень трудно надолго оставаться в полном одиночестве. Она изнемогала, пока любимого не было рядом, и ей приходилось ждать его возвращения из рейдов в тыл врага. Из прошлого, в котором он воевал ради их возможного совместного будущего.
Потом она нашла себе собеседницу. Подругу, можно сказать.
Задушевной подружкой для неё стала река. Она приходила на речной берег и здесь, глядя на волны, делилась своими тревогами, сомнениями, высказывала идеи и предположения, вслух проговаривала мысли. В особенности те, которые не решалась озвучить даже ему, любимому человеку. Чтобы это «собеседование» становилось возможным, она как бы отделяла речную локацию от себя, выводила из своего состава. Делала вид, что Припять в эти мгновения действительно собеседница, нечто отдельное, а не частица её собственной сверхсущности. К тому же берег был единственной областью внутри неё, где сохранилась хотя бы иллюзия течения времени. Вода текла, как бы стремилась из прошлого в будущее, хотя это было не так. В закрывшейся Зоне не было ни того, ни другого. Только постоянное настоящее, застывшее «сейчас». Однако вот здесь, на берегу, при желании об этом можно было не вспоминать…
Река не отвечала, конечно. Это уже выглядело бы настоящей шизофренией — выслушивать ответы от себя самой. Но зато река прекрасно слушала. А что ещё человеку, изнемогающему от страха одиночества, надо? Чтобы его было кому выслушать.
— У меня всегда были и есть свои любимчики среди сталкеров, ты знаешь… Некоторым из людей я разными способами помогала выживать, ещё когда была дикой и малоразумной. Наверное, просто игралась с ними. Позже, по мере образумления, я уже сознательно берегла избранных, преследуя различные цели. Сталкеры прозвали это зонной удачей и завидовали тем, кого Зона отметила, как они считали. И были недалеки от истины… Сейчас, когда я образумилась и отгородилась от мира, который люди называют нормальным, и в основном занимаюсь борьбой с планетой, отторгающей меня, как инородную опухоль, мне приходится быть последовательной в своём желании оберегать некоторых из людей. Тех, что превратились в мои неотъемлемые частицы. Конечно, с рациональной точки зрения всех, кто остался, вовремя не покинул меня, следовало бы отторгнуть. Насильно выгнать или уничтожить, чтобы не тратиться на содержание, но… разве для того я выбирала этот путь, чтобы поступать подобным образом?
Она выдержала паузу, словно ждала ответа на этот риторический вопрос; не дождалась, конечно, и вновь заговорила с бегущими волнами реки:
— Да, подруга, тяжело сохранять человечность. Особенно когда этого от тебя не ждут. Я вот шла сюда, к тебе, и по дороге смотрела, во что превратилась… Настоящий парк культуры и отдыха. Там, где до момента закрытия другим людям шагу было не ступить, чтобы не подвергнуться смертельной опасности, теперь можно свободно разгуливать. Но им совсем не это было надо! Как выяснилось… Погружённые в спящий режим, все те, кто не успел или не захотел меня покинуть, здесь и сейчас свято уверены, что по-прежнему находятся в реальности дикой Зоны. В восприятии тех, кто не присоединился к общему исходу и остался внутри, ничего не изменилось. Они настолько прикипели, настолько срослись с той Зоной, что просто не захотели убраться прочь, в нормальную реальность… Они почувствовали, что просто не смогут жить вне меня. Эти сталкеры всё так же добывают артефакты, продают их перекупщикам, всё так же воюют с монстрами и с конкурентами, всё так же спасаются от аномалий и выбросов… Для них, в их представлении, по-прежнему существуют Чернота, Предзонье, Периметр, интербригадовцы и так далее. Чёрный Край во всей своей злой красе…
Она замолчала. Улыбка появилась на губах, которые только что говорили с волнами. Стройное и высокое женское тело, стоящее на берегу, облегалось лёгким платьицем из простой хлопчатобумажной ткани, и веявший от реки ветерок шевелил тканевые складки, перебирал их. Словно подруга-река отвечала собеседнице не словами, но прикосновениями…
— Я должна бы радоваться, что у меня остались такие верные поклонники. Мне пришлось создать для них иллюзию привычной Зоны. Потому что им и даром не нужна такая реальность — мой райский сад, в котором их организмы находятся в действительности. Они понятия не хотят иметь о том, что у каждого из них теперь собственный Древосил, в прямом смысле дарящий бессмертие. Артефакт, о котором в прошлом почти все сталкеры только мечтать могли… и никто не обижен, и все должны быть счастливы. Но не тут-то было… Потому что они в Зону не за этим пришли. В их представлении они продолжают вести тот образ жизни, который желали. Ходки, монстры, аномалии, артефакты, костры на привалах, убийственные выбросы, группировки, барыги, существование впроголодь и постоянная жуткая усталость, пот и кровь, смрад и грязь. И вечно манящие разгадки зонного бытия и сознания, спрятанные где-то там, в эпицентре… Вот он, настоящий сталкерский рай! Ну и ладно, что хотели, то и имеют, я ж не зверь какой-то, чтобы лишать человеков любимой игры. Не нужна им другая Зона, не приняли и не примут они меня, повзрослевшую, поумневшую, очеловеченную… Да-а, как оказалось, быть человеком — это куда сложнее, чем просто быть. А теперь пока, мне пора возвращаться к работе. Продолжай нести свои волны в будущее, подруга. Хотя бы ты…
Женское тело, в которое она уже привычно воплотилась в ожидании встречи, неспешно возвращалось в эпицентр. Туда, где ею был сооружён домик для свиданий с любимым человеком. Точнее, с любимым Мужчиной. Единственным. Просто любимых у неё далеко не один и не одна.
По сути, все, кто остался. Да, оставшиеся — пленники, добровольные или случайно замешкавшиеся, не успевшие уйти. Но они уже не дают ей силы для поддержания спящего режима. Она больше не питается энергией человеческих разумов. Это ей самой теперь доводится кормить людей, а они между тем пребывают в неизбывной иллюзии. Как бы спят, осыпаемые лепестками персональных источников жизни.
Не только из реальности, но и из фантазий можно черпать МИР.
Она больше не желала убивать — поэтому сократилась, съёжилась и застыла в режиме оцепенения, в режиме тотальной экономии энергии. Чтобы выжить, чтобы дождаться мгновения, когда будущее наконец-то наступит и для неё. И для него, единственного мужчины. Если хотя бы в одном из вариантов будущего им суждено быть вместе, она отыщет и реализует этот вариант.
А пока… Пока она зафиксировала миг счастья и впала в спящий режим, чтобы сохранить этот миг. Тот самый, когда она вдруг осознала: я люблю, а значит — я живу! И поняла, что это и есть быть человеком. Что именно этого от неё ждали воспитатели, отчаянно и почти безнадёжно, раз за разом, совершавшие попытки достучаться, докричаться, прорваться. Не просто в эпицентр Зоны, а в средоточие её разума.
Сейчас она возвращалась от реки обратно, в эпицентр себя. Проходила между деревьями, кустами и цветами, как обычными с виду, так и далёкими от сортов и разновидностей, привычных людям. Апофеозом аномальности, конечно, были Древосилы, растущие каждый для своего подопечного или подопечной. Оставшиеся после исхода сталкеры если не лежали под сенью своих опекунов, то совершали прогулочные ходки — чтобы тела не атрофировались без движения. Люди неторопливо, заторможенно передвигались по райскому саду. Как лунатики. Впрочем, почему как? Они и были сомнамбулами. Их разумы пребывали в совершенно иной реальности, резко отличной от той, где сохранялись от гибели телесные оболочки.
Иногда тела расхаживающих по саду сталкеров натыкались друг на друга или соприкасались. Некоторые валились с ног, бывало. Разминувшись, вставали и отправлялись дальше, не замечая физических контактов… Разумы этих людей даже не догадывались о столкновениях. Там, где они в воображении находились по собственному желанию, почти каждая стычка могла привести к смерти или увечью.
Так оно и было раньше. Но не здесь и не сейчас, в Зоне, закрывшейся от тлетворного влияния человечества.
А почву теперь повсюду скрывала зелёная, зелёная трава. Так это выглядело с человеческой точки зрения, а на самом деле сплошной «ковёр» был защитой от врага, атакующего снизу. Так они с любимым мужчиной обозначили Землю, чтобы в разговорах между собой отличать от верхнего фронта противостояния, борьбы с человеческой цивилизацией.
Пока трава выглядит сочной и свежей — силы сопротивляться нормальной реальности ещё есть.
Но вдруг она начнёт жухнуть и выцветать…